Текст книги "Запах магнолий(СИ)"

Автор книги: Анна Орлянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– А кому не хочется заниматься интересным? – вопросом на вопрос ответила Полина.

– Да, ты права, все любят заниматься интересным. И мы с Евой не исключение, – он многозначительно посмотрел на Еву, ожидая одобрения своим словам. Она утвердительно кивнула. – Но у всех разные интересы. Мы, например, изучаем чувственность.

– Чувственность? – сдавленным голосом произнесла Полина.

– Ты вот знала, что Ева очень чувствительная девушка? – продолжал он.

– А так и не скажешь! – специально подыграла она.

– Ну, смотри! – сказал он и, притянув к себе Еву, стал страстно ее целовать.

Его проворный, уверенный язык неистово ласкал ее трепыхающийся язычок. А рукой он обхватил ее обе груди, сводя их вместе, и нажимая на соски, прощупываемые под кофточкой. Ева прикрыла веки и постаралась раствориться в сладостных ощущениях. Дождавшись от нее томного стона, он со смаком оторвался от ее губ.

Ева посмотрела на него, и заметила произошедшие в нем перемены. Его лицо излучало спокойствие и умиротворение, как будто этот поцелуй оказался спасительным для него и заставил вернуться на свою уверенную стезю.

– Вот видишь, – произнес он, обращаясь к подруге, – какая она чувствительная! Заводится от одного поцелуя.

Полина смущенно улыбнулась, в то же время с интересом ожидая развития событий.

– А ты знаешь свою меру чувствительности?

– Нет, я не измеряла ее.

– Мы можем помочь тебе в этом, – вдруг произнес он, и тут же, повернувшись к Еве, уточнил: – Ведь так, Ева?

– Не смущай Полину! – улыбаясь, произнесла она. – Не забывай, что она несовершеннолетняя.

– А разве я смутил ее? Я смутил тебя, Полина?

Та отрицательно покачала головой, так весьма быстро, что ее иссиня-черные локоны прилипли к густо накрашенным полупрозрачным блеском губам.

– А хочешь посмотреть, насколько чувствительна у нас Ева? Давай вместе со мной будешь измерять ее чувствительность? Ты согласна?

Она что-то неразборчиво произнесла. А он, наигранно серьезным тоном спросив, почему она говорит неразборчиво, стал опускать тонкие бретельки кофточки Евы, оголяя ее грудь. От прикосновения спадающего материала кофточки и навеянной движениями легкой прохладцы, мягкие выпирающие соски ее грудей тут же сжались. Он опустил свои пальцы в фужер с трескучим, холодным шампанским, достал из него подтаявшую льдинку и прикоснулся ей к соскам Евы, отчего те еще больше сжались и вытянулись, словно по струнке, вперед навстречу удовольствиям.

– Ну, вот, видишь, как они меняют форму? Как вытягивают свои носики, будто говорят: "Еще, мы хотим еще!". Какие жадные и ненасытные! Не правда ли?

– Угу, – выдавила из себя Полина.

– Что значит, угу? – передразнил он. – Ты язык проглотила? Что-то я не пойму, чью чувствительность мы измеряем? Ты же должна была быть моим помощником! Так, все, барышня, не отвлекайтесь! У нас предстоит очень серьезная работа, сосредоточьтесь.

Ева попыталась пошутить, будто бы защищая свою подругу, но Константин оборвал ее речь: – А вы, подопытный образец, будьте добры, сидите спокойно и молчите.

После этих слов он приник губами к соску, проделывая языком с ним все то, что проделывал у нее во рту. Не удержавшись, Ева издала чувственный легкий стон, уже получая наслаждение и от того, что вторую грудь он ласкал пальцами. Потом он отстранился, специально звучно облизываясь, и не отпуская руки со второй груди, стал медленно, осторожно вытягивать и закручивать ей сосок. Ева почувствовала, как похотливая, бесстыдная нуга изливается из нее, смазывая и подготавливая ее изнутри. Но к ее, и кажется, не только к ее, разочарованию игра на этом заканчивалась. Вытянув максимально сильно ее сосок, и заметив вслух для ее подруги, какое наслаждение испытывает Ева, когда должна была бы испытывать боль, эротичная игра постепенно свелась к откровенным разговорам.

– Когда же ты научишься контролировать свои эмоции? – произнес он, обращаясь к Еве.

– А нужно?

– Вот сейчас не нужно было. Но вообще нужно, потому что даже одно твое лицо всегда тебя выдает. Подумаешь о чем-то, а на лице у тебя уже все написано. Ты, Полина, не замечала эту особенность подруги?

– Да, как-то не обращала внимания.

– Мне вот что не понятно, – продолжал Константин, – почему же такая чувственная девушка не получает оргазма. А ты получаешь оргазм?

– Я, я... – залепетала Полина, продолжая загадочно улыбаться, – Я тоже не получаю оргазма.

– Я уже не могу предвзято проводить этот эксперимент, – признался он, намекая на свое возбуждение, что впрочем, итак не требовалось объяснять из-за раздувавшихся изнутри на его паху штанов.

– И потом не честно будет с нашей стороны, если только мы будем получать удовольствие, а Полина нет, – сладко-приторным голосом произнес он, словно разговор велся о конфетках-бараночках, – Полина, почему ты приезжаешь в гости одна? Разве ты не знаешь, что к нам с Евой нужно приезжать вместе с другом?

– Буду знать в следующий раз, – сказала почти также притворно беспечно Полина.

– У тебя ведь уже есть мальчик? – любопытствовал он.

И Полина заверила, что есть, хотя это было не правдой.

После того как подруга уехала на такси домой, влюбленные набросились друг на друга с дикой, неудержимой страстью...

– Ты особенная! Моя жена даже чулки надеть не может, – сказал Константин, и тут же пожалел, что рассказал про жену.

Он никогда Еве не рассказывал про свою семью, предупредив ее сразу, чтобы и она не расспрашивала.

– И как часто вы с ней занимаетесь сексом?

– Раньше, когда занимались сексом, я много раз просил ее надеть что-нибудь сексуальное. Но она считала, что это все унизительно.

– Что даже чулки не могла надеть? – удивилась Ева.

– Да.

– Я не верю.

– Да, правда, правда! Поверь, на самом деле, большинство девушек, женщин – так думают. Все либо черное, либо белое. Я же говорю, что ты приятное исключение!

– Я не верю, что ты сейчас с ней не занимаешься сексом, – сказала Ева. – Поклянись своими детьми!

– Я никогда не клянусь детьми, – ответил он.

– Чем хочешь, поклянись, – предложила Ева.

– Я сейчас тебе признаюсь, а ты не так меня поймешь, обидишься, – немного помолчав, сказал он, – Ты же знаешь, что я люблю только тебя!

– Давай, признавайся. Я не буду обижаться. Я понимаю, что ты женатый человек. И должен периодически свой супружеский долг выполнять. Я хочу, чтобы ты был откровенен и честен со мной, – убеждала его Ева.

– Ну, хорошо! – сдался он. – Признаюсь! Иногда бывает. Но, поверь, это очень, очень редко. Бывают месяца проходят. Я никогда первый не пристаю к ней. Она вообще не любительница секса и всяких ролевых игр. Даже, когда были моложе, и я приставал к ней с сексом, она все время что-то придумывала – то голова болит, то устала, то спать хочет. И когда я с ней, думаю о тебе. Иначе у меня и не получится даже возбудиться.

Еве было приятно слышать о том, как сильно он любит ее. И было неприятно осознавать, что этот мужчина не принадлежит ей целиком. Ева стала представлять, как его руки скользят по телу жены, как его твердая плоть неистово в нее проникает. И ее охватила дикая ревность.

– Ты особенная! – продолжал повторять Константин. – Ты исключительная! То, что ты позволяешь в постели, многим женщинам даже не представляется. Все такие однобокие. Я так долго искал родного человека. Ты идеал! Обещай, что никогда не станешь однобокой? Обещай, что всегда будешь моим идеалом?

Ева хотела быть его идеалом. А о том, что страдает, она не говорила, боясь омрачать редкие встречи с ним.

– Я всегда буду твоим идеалом. Я люблю тебя!

– Я люблю тебя сильнее! Я безумно тебя люблю! – отвечал он, уже начиная ее целовать. – Я хочу тебя! Ты – плохая! Докажи, что ты плохая. Надень свои чулочки.

И Ева, надев ажурное красное белье, чулки, а также поясок к ним, представляя себя, девушкой по вызову, ублажала его...

В следующий раз, когда они встретились и уже успели поприветствовать друг друга поцелуем, отстранившись от нее, он стал небрежно вытирать свои губы.

– У меня такое ощущение, что я целуюсь с твоей пудреницей! – возмутился Константин.

Затем, смочив свой палец в слюне, он провел им по ее обведенному черным карандашом веку, размазав стрелки, с большим трудом ровно нарисованные.

– Сейчас приедем на квартиру, и ты смоешь с себя всю эту раскраску! А то под этой маской я тебя даже не узнаю!

Она залилась румянцем от своего негодования, но, совладала с эмоциями и натянуто улыбнулась.

Когда они зашли в съемную квартиру, раздался звонок на его телефон, и он вышел на лоджию, прикрыв за собой дверь. Ева услышала его грубый, на повышенных тонах разговор, а затем до ее слуха донесся и поток выкрикиваемых им бранных слов.

– Ты такой жесткий и грубый, оказывается, – не выдержав, произнесла она, когда он вернулся в комнату.

– А ты думала, что я со всеми мурлыкаю, как кот? Тогда бы меня никто слушаться не стал.

– Со мной ты всегда, как кот!

– Ты просто меня не злила. Вот, жена меня знает, и потому старается не злить. Так что не хочешь грубости – не зли. Я такой страшный, когда злюсь. Бр-р-р! – подразнил он.

– И что ты сделал, когда жена тебя разозлила? – любопытствовала Ева.

– Мы же договаривались, что не будем обсуждать мою жену.

– Ну, скажи. Только это, – упрашивала Ева. – Ну, пожалуйста! Прошу!

– Всегда, когда я прихожу домой, она накрывает на стол, накладывает в тарелку еды, кладет приборы рядом, полотенце для рук. Ну, в общем, все, что положено. А один раз, не стала это делать, решила свой характер показать. Я тогда решил ей свой показать. Взял ее за руку, и потащил на кухню. Она стала вырываться, ударила меня и еще что-то грубое сказала. А я такое в своем доме не позволяю. Да, еще у меня всегда ответная реакция срабатывает. Если меня кто-то ударяет, то я в ответ. Ну, вот, я ее так толкнул, что она в другой конец комнаты улетела. У меня это еще с армии, осталось, – добавил он. – Там приходилось себя защищать. Напасть могли исподтишка. Это не специально происходит, не контролируемо.

Ева же поняла, что до сих пор его на самом деле не знала. Скрывая от нее свою жизнь, он зарождал в ней неправильное представление о себе. А когда разрешил заглянуть в этот мир, и увидеть лишь крохотную часть, ее это испугало. Если такая маленькая часть его жизни – так ужасна, что тогда представляет вся его жизнь?! А не поступит ли он также с ней, как поступил с женой, если она сделает что-то не так?

Не то, чтобы это как-то шокировало Еву. Во многих семьях происходят скандалы и ссоры. И ее родители не исключение. Но его образ был всегда окутан дымкой романтики. А теперь этот романтизм сменился на неприятную правду жизни. Она вспомнила, как однажды его решила пощекотать, а он резко схватил ее за руку, так, что потом синяки остались на этом месте.

И не только это было досадой. Слушая о том, как его обслуживает дома жена, она поняла, что, возможно, никогда такой не сможет стать. Может, и была в ней кротость, но куда больше в ней было своенравия и природной лености. Еще она поняла, что руки любимого, такие нежные и чуткие, могут быть жестокими и грубыми.

"Насколько он может быть жестоким?", – задавалась вопросом Ева.

И ответ не пришлось долго ждать...

– Я хочу интрижки сегодня. Ты можешь пригласить какую-нибудь свободную подругу погулять с нами? – спросил Константин.

– Нужно подумать, кто смог бы с нами пойти, – ответила Ева, уже зная, что многие подруги, которым выпадала честь с ними гулять и испытавшие не раз на себе их эротичные забавы, несомненно, откажутся вновь составить им компанию, тем более что практически все подруги уже с кем-то встречались.

– Неужели у тебя нет подруги, которая еще с нами не гуляла? – расспрашивал Константин.

– Есть у меня одна знакомая девочка. Можно ее позвать, – вдруг вспомнив про одну свободную подругу, предложила Ева.

– Тогда спроси ее, сможет ли она составить нам сегодня компанию? Скажи, что хотим ее с кем-нибудь познакомить.

Вечером они втроем отправились гулять по центральной набережной. Константин был рад, что рядом с ним идут две красивые девушки. Он оценивающе смотрел на подругу Евы. Она была такого же роста, как и Ева. Только с более выточенной фигуркой. Ко всему прочему девушка производила приятное впечатление своей скромностью и деликатностью.

"Интересно, насколько она любопытна? Насколько далеко готова зайти. Что победит – скромность и разум или любопытство и порок?", – размышлял он.

Он приобнял девушку, и она не убрала руку...

Из дневника:

"Мы стали иногда для общения приглашать кого-нибудь из моих подруг составить нам компанию в кафе или баню. И ради интригующей забавы Константин при всех открыто приставал ко мне, повергая подруг в смятение. Но, кажется, куда интереснее ему стало приставать к моим подругам, чтобы раззадоривать и дразнить друг друга.

Один раз мы пошли с ним в открытый клуб. С нами была моя знакомая. Уже подходя к заведению, он ее приобнял. На входе он заплатил и, не оборачиваясь на меня, они стали пролезать сквозь толпу народа. Охранник придержал меня рукой. Оказывается, он заплатил только за себя и нее. Тогда он повернулся и сказав: "Ой, мы про тебя то и забыли!", отдал деньги охраннику. Я была возмущена до глубины души этой его гнусной выходкой. Но сдержав свой гнев, я лишь натянуто улыбнулась и огрызнулась: "Очень остроумно!".

Мы сели за столик. Он сел возле нее, напротив меня. Он обнимал ее и общался только с ней. Потом даже начал отпускать всякие колкости в мою сторону, типа того: "А ты знаешь эту девушку? А что она делает за нашим столиком?".

До сих пор не пойму, почему в тот момент я не встала и не ушла?! Наверное, я настолько безгранично ему доверяла и надеялась, что вот-вот все прекратится, он пересядет ко мне или позовет меня пересесть к ним на скамейку. Я продолжала сидеть напротив них и молчать. Но всем своим видом я показывала свое негодование. Только ни надутые губки, ни сердитый взгляд, ни сложенные накрест руки – не действовали на него. Я понимала, что это игра, что он просто дразнит меня. Только не могла ничего поделать со своим внутренним комом негодования. Я же Богиня! Как он может так со мной обращаться?

Мне сложно объяснить, что происходило у меня в душе. Если ребенку купить давно желаемую им игрушку, положить перед ним и не давать даже прикоснуться. Можно представить, что будет происходить с ребенком. Наверное, что-то подобное испытывала и я тогда. Я безумно соскучилась по нему. И единственным желанием было оказаться в его объятиях. А он хотел веселья и интриги. Наши с ним желания в этот вечер не совпали.

В какой-то момент я заметила своего знакомого по работе. И улыбнулась ему. Он увидел, что я сижу одна, напротив обнимающейся парочки, поэтому и подошел. Он пригласил меня потанцевать. Я пошла лишь из-за того, чтобы отомстить Константину, чтобы он понял, как неприятно, когда твой любимый человек обнимает другого, и чтобы хоть на некоторое время освободиться от этой угнетающей ситуации, не чувствовать себя лишней. Я тоже улыбалась, танцуя с другим. Он что-то мне говорил, но я даже не пыталась его слушать.

На следующий день мы встретились с Константином. И уже на пути в съемную квартиру, проезжая мимо аптеки, он остановился. Я думала, что ему нужны какие-то лекарства. Он натянуто улыбался. Я ощутила какое-то волнение глубоко в своем сердце. Но отбросила всякие плохие мысли в сторону. Со мной мой любимый!

Мы приехали на съемную квартиру. Он нес пакет. Я не смотрела, что в нем. Потом мы начали заниматься любовью. Он был напряжен. Я это остро ощущала. Но подумала, что, скорее всего, у него какая-то новая затея, и от предвкушения ее осуществления, он и трепещет.

Он спросил: "Доверяешь мне?".

И я ответила: "Конечно, доверяю!".

Тогда он сказал, что хочет меня связать. Я согласилась. Он попросил лечь на живот, а руки сцепить за спиной. После чего он их завязал. Я ожидала получить секс с элементами грубости. А получила только последнее. Он встал и зашуршал пакетом. Следующее, что я почувствовала – это саднящую боль. Он хлестнул меня веревкой. Потом еще раз. Мне было больно. Очень больно.

Бывало, что он проявлял грубость во время секса. Мог шлепнуть меня, или схватить за волосы, или даже слегка сдавить горло. Но это было другое. Я была готова к такой грубости и была возбуждена. И он никогда не переходил грань – между удовольствием и болью!

Сейчас же это была только боль! Боль, стыд и унижение! Я повернула голову, и увидела, что это не просто веревка, это был трос от машины. Я посмотрела на то место, куда он ударил, и увидела красные рубцы.

Я плакала и умоляла прекратить. И он сжалился. Ударов было не много. И конечно, я осознавала, что та сила, с которой он их наносил, не была его максимальной. Однако мне хватило и этого.

Я испугалась его. Я испугалась своего любимого мужчины. И тогда, возможно, еще не осознавая, но думаю, именно с того момента тень недоверия мертвой хваткой вцепилась на мое отношение к нему, продолжая все больше и больше надвигаться. Я перестала быть Богиней. А стала недоверчивой, вечно ожидающей какого-то подвоха, я стала просто любовницей, нет, не простой, а особенной любовницей.

В аптеку он, оказывается, заезжал, чтобы купить там ранозаживляющий крем. Видимо, планировал сильнее меня избить.

В тот день я хотела убежать от него. Но он не отпустил. Он просил меня о прощении. Стоял на коленях. Целовал мои ноги. Потом целовал ссадины, которые сам же и поставил.

Он объяснил этот поступок своей чудовищной ревностью. Мы помирились. И я сказала, что прощаю его. Но это ли главное?

Он спрашивал, на что же я тогда обиделась, удивляясь такой моей реакции. Ведь раньше я позволяла даже большее в отношении своих близких подруг. Но мне самой было сложно объяснить, с чем была связана моя дикая ревность. Может, потому что в тот вечер он совершенно не согласовывал свои действия со мной? Если раньше он был очень чуток и ко мне и к моим подругам, тонко подмечая малейшие изменения в настроении и ведя наши забавы таким образом, что никто из участников не чувствовал себя лишним. То в этот раз, казалось, его совершенно не волновали мои чувства. Хуже того, казалось, он специально делает так, чтобы я ощущала себя лишней рядом с ними, рядом со своим любимой и этой девушкой. Такой каламбур или абсурд?!

Обсудив этот момент, он пообещал мне, что в следующий раз будет более внимателен ко всем. Я же не хотела никакого следующего раза. Почему так стало, что на каждой нашей встрече мы устраиваем эти забавы или их обсуждаем? Неужели я настолько ему неинтересна, что даже посвятить целиком мне один вечер он не хочет? От этих размышлений стало горько на душе.

Я должна ему нравиться, должна!

– Кстати, из-за обоюдной обиды мы так и не обсудили мою подругу, – сказала я тогда. – Как она тебе, понравилась?

– Да, я даже не ожидал, что наши с тобой вкусы настолько схожи! – признался он. – Я думал, ты приведешь какую-нибудь косую-кривую подружку, ты же привела очень привлекательную внешне и достаточно скромную девушку.

Мы обсуждали достоинства ее внешности и характера, раскладывая по полочкам каждый кусочек ее тела и образно разделяя – он забирал себе ее ягодицы, а я грудь...

А после... он многократно повторял, какая я необыкновенная и особенная. Я хотела быть такой!".

Константин был нежен, беспредельно нежен и ласков. Он был страстен и ненасытен. Он доводил Еву до состояния, когда она истекала своими соками от возбуждения, когда ее тело не просто трепетало, а было настолько возбужденным, что дотронься до любой точки, и она загоралась, словно спичка, возбужденно стонала, сексуально прогибалась, подставляясь под его плоть.

Доведенная до такого возбужденного состояния, когда она не могла уже контролировать себя, а он продолжал проникать в нее пальцами руки, и уже не в одно влажное местечко, а в два одновременно, он почувствовал, как по его руке пробежала легкая теплая струйка. Ева непроизвольно обмочилась. У него не было никогда такого самозабвенного состояния, в котором была тогда Ева. Это было больше, чем оргазм. Но оргазма так и не было. Он попросил рассказать подробности ее изнасилования, и она рассказала.

– А до этого момента ты с кем-нибудь встречалась? – спросил Константин, молча дослушавший ее историю.

– Я встречалась со своим ровесником.

– Ты его сильно любила?

– Мне казалось, что это любовь навсегда. А сейчас понимаю, что это была только первая влюбленность. Дальше поцелуев дело не зашло. Я хотела большего, я много раз предлагала ему перейти на следующую ступень наших отношений. Но он не соглашался.

– Почему? Странный какой-то, – не понимал Константин.

– Было даже так, что целуясь со мной, он возбуждался. И в момент, когда уже не мог себя сдерживать, он убегал, или начинал объяснять, что сейчас негде, и нет презерватива, или занимался нравоучениями о том, что мне еще рано. А мне не терпелось расстаться с моей невинностью, как будто иметь ее было стыдно или неудобно. Получается, как говорится, за что боролась, на то и напоролась! Только мне хотелось, чтобы это случилось с любимым. А получилось, что с первым встречным. И только потеряв, я осознала, как это было ценно! – грустно закончила Ева.

– Ну, ты ведь лишилась тогда девственности только в одном своем местечке. У тебя осталось еще и другие нетронутые укромные места, – лукаво произнес он.

Ева улыбнулась в ответ его словам.

– После изнасилования у меня долго не было мужчин. А когда произошла моя вторая близость, оказалось, что я еще оставалась девственницей. Не знаю, как так получилось, но у меня была кровь.

– Может это ваши женские денечки? – предположил он.

– В том то и дело, что женские денечки в том месяце уже успели закончиться.

– Знаешь, такое бывает, – немного подумав, сказал Константин, – Редко, но бывает. Видимо, твоя девственная плева не до конца порвалась. Да и потом, после этого у тебя ведь долго не было близости с мужчинами.

– Возможно. Я тоже так подумала.

– А что тот парень? Решил, наверное, что он у тебя первый? Хотя, в каком-то смысле получается так.

– Точно. Какой ты догадливый!

– Да я такой, – согласился Константин.

– Я потом долго не могла от него отвязаться. Мы с ним встречались после этого, но, кажется, это нас обоих тяготило. Хотя, мы повстречались всего месяц, он уже начал рассуждать об общих детях. И это меня подтолкнуло быстрее с ним расстаться.

– Я ему завидую. Хотел бы оказаться на его месте. Быть первым у тебя.

– Ты и так был первым во много другом! – напомнила Ева его же слова.

Константин стал зацеловывать Еву, словно, пытаясь ее утешить и в своем лице извиниться за насильников.

– Видимо, именно поэтому тебе нравится грубость в интимные моменты? – предположил через какое-то время Константин, прокручивая мысленно слова Евы.

– Мне нравится и грубость, и нежность! Ты показал мне, какой может быть нежность. И теперь я не могу без этого. Но и грубость мне нравится относительно, только в моменты близости, когда я возбуждена, и готова к этому. И у этой грубости есть четкие критерии, нарушив которые, мне было бы уже неприятно.

– Я все это знаю. Если я груб, я и осторожен.

Ева напомнила про его осторожность.

– Так разве ты сомневаешься, что я был осторожен? О-хо-хо!

И он стал объяснять, что было бы, ударь он тогда хоть раз со всей своей силой.

– А ты, оказывается, злопамятная! – упрекнул Константин.

– А ты, оказывается, не всегда нежный, романтичный и осторожный!

Константин любил понежиться после постельных игр и выплеснутой страсти, и поэтому, если она пыталась вырваться из его объятий, чтобы принять душ, он удерживал ее, укоряя в отсутствии романтичности.

А когда он уходил, Ева утыкалась в подушки, хранившие его запах. Подушки с застиранными, потускневшими наволочками, подстилаемые для многих других встречающихся пар. Она вдыхала запах дешевого стирального порошка, запах их пота, выделяющегося в момент интимной близости. И это был лучший запах тогда, лучше, чем какие-либо духи.

Ева обводила комнату взглядом полным любви, наблюдала за игрой лучика солнца на стене, проникающим через зазоры между шторами и стеной, и все ей казалось здесь родным и милым. Даже эти дешевенькие, старые шторы, и потрепанный, промятый диван напротив скрипучей кровати, и затертый столик, и узорчатый ковер бабушкиной молодости на полу. Это "старое добро" не было его собственностью, но это было уже частью их жизни. В этой комнате, в этой квартире они уже не один год проводят вечера, ночи и даже иногда дни. Дни были самыми счастливыми, потому что они были редкостью в их общей жизни.

Когда-то в их первую встречу, или как он считает, в третью, и в еще несколько встреч, она находила все это или похожую обстановку в другой съемной квартире убогой, безрадостной и отталкивающей. Сейчас уже это полюбилось и давно стало родным, уютным их общим гнездышком.

Они лежали, утомленные, изнеженные и общались. Они вспоминали, связывающее их обоих прошлое, какие-то смешные моменты, и снова, обсуждая их, воображали вслух, как еще можно было бы изменить ситуацию, что сделать, что сказать, и смеялись.

Этот день они вскоре забудут, как и многие другие похожие дни, проведенные вместе. А если и будут вспоминать, то будут думать, что это было летом. Потому что лето было в их душах, даже когда, за окном кружились белые снежинки или капли от тающих сосулек стучали по жестяным отливам.

Как-то раз, в ожидании свидания с любимым, Ева крутилась перед зеркалом. Она хотела понравиться Константину и потому надела короткое платье. Она понимала, что это платье больше подходит для вечера.

"Он же так любит, когда я сексуально выгляжу! Днем мы, скорее всего, никуда не пойдем. А вечером как раз – самое то", – подумала она.

Мама зашла в комнату и увидела любующуюся собой, слишком откровенно одетую Еву. "Как она так может себя отдавать?! Из приличной девушки она превращается в легкомысленную и легкодоступную. Бесстыдно украшает себя для женатого мужчины". Она решила предпринять очередную попытку отговорить ее от встречи с ним.

Ева уже подумала о том, чтобы одеться приличнее, но испугавшись, что мама может забрать ключи и не выпустить ее или начать очередную "промывку мозгов", быстро поспешила уйти из дома.

– Ты что так собралась идти? Какой ужас! – воскликнул Константин, не приветствуя ее.

– Тебе же нравится это платье?

– Да. Но не днем. Ты что вообще не понимаешь, как нужно одеваться? Это вечернее платье. Ты куда в нем собралась идти – на панель? – негодовал он, не поскупившись на унизительные оскорбления, – Я никуда не поеду с тобой, пока ты не переоденешься!

Ева не хотела объяснять ему, что ей пришлось так выбежать из дома, чтобы сильнее не разругаться с мамой. И сказала, что оделась так для вечера, а день можно провести на квартире, понежиться вдвоем.

– На день у меня другие планы, – протестовал Константин. – Я не собираюсь сидеть в четырех стенах в такой теплый солнечный день.

– Иди и надень, что я тебе сказал, – произнес он, предложив свой вариант одежды. – И не забудь вытереть размалеванные глаза и всю муку, в которую ты окунулась! А то ты и меня всего перемажешь в своей папуасской раскраске!

Ева была раздосадована и возмущена. Почему он за нее все решает? Почему он ничего не спрашивает, что хочется ей? И потом, если она всего лишь любовница, всего лишь та, кто исполняет его похотливые прихоти, тогда какая разница, что на ней надето. Наоборот, этим платьем она подчеркнула всю свою суть, вернее, ту суть, которую он сам навевает. К чему весь этот цирк с естественностью и приличиями?!

Но вся злость, обида и грустные мысли прошли, как только он к ней прикоснулся...

Уже после близости они обсуждали ее работу, неожиданное повышение на руководящую должность, подруг и семью. Еве было важно поделиться с ним даже чем-то незначительным, потому что он не только умел выслушать, но и всегда находил, что сказать в ответ. Ей было интересно слушать, когда он о чем-то рассуждал, умело раскладывая все по полочкам, тонко, глубоко анализируя.

Из дневника:

"Я все ему рассказывала. Все, что происходит в моей жизни, про работу, про учебу, про родителей, про подруг.

Мне было даже важно не то, что он скажет, а то, как он это скажет. Вот видишь ты обычный камень, что можно про него сказать? Можно установить примерный вес, размер, найти подходящий оттенок для описания цвета, определить его породу. Он же мог провести такой анализ, что камень превращался в драгоценный алмаз. Или же, наоборот, вообще терял какую-либо свою значимость...

Потом я пожалела, что рассказывала ему так много. Подруги – стали врагами и завистницами, мама – тираном, папа – бесхребетным существом. Работа стала – детским садом, моя руководящая должность – нелепой случайностью.

Мама – лидер, папа – ей уступает, и даже давно передал все борозды управления. Однако тиранство и бесхребетность – слишком преувеличено. На мой взгляд – родители идеально друг друга дополняют. На счет подруг – чему им завидовать? Тому, что люблю того, кто никогда не будет моим? Я не любовница на обеспечении богатого мужичка. Я – не возлюбленная в ожидании предложения выйти замуж и не строящая общих совместных планов. Я просто любимая и любящая. И всегда это было самым главным для меня! Но сейчас, этого стало мало.

В основном он всегда является инициатором и организатором нашего с ним досуга, и сетует на то, что хочет видеть и от меня инициативность.

А я не хочу быть инициативной, потому что стала уставать от этой насыщенности, я бы даже сказала – пресыщенности в наших встречах. Мне хочется побыть с ним вдвоем, только вдвоем, никуда не идти, ни с кем не встречаться. Иногда не хочется даже разговаривать, просто вместе полежать в обнимку. Но он каждую нашу встречу стал превращать в яркий, шумный праздник. Он стремится окружить себя новыми людьми и событиями, словно проживает последний день своей жизни, беря от нее по максимуму. Даже как-то случилось, что я осталась на съемной квартире, а он пошел один в ночной клуб.

Возможно, мужчине, уставшему за неделю от рабочих дел и проблем, и заскучавшему в однообразной семейной жизни, хочется праздника. И этот праздник он себе устраивает раз в неделю. Этот праздник он связывает и со мной. В этот праздничный день он хочет получить максимально много впечатлений. Я же – ведущая беззаботный образ жизни, и без него посещающая довольно часто увеселительные заведения вместе с подругой, в дни наших с ним встреч хочу совершенно другого – умиротворения.

Думала ли я о его семье – жене, детях? Изначально, когда отношения только начинались, я не думала. Потому что считала, что эти отношения не продолжатся долго. А когда поняла, что влюбилась, стало тем более не важно. Потому что была поглощена этой любовью, растворилась в ней, ничего и никого больше не существовало.