Текст книги "Запах магнолий(СИ)"

Автор книги: Анна Орлянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

"Это то, что я всегда искала!", – подумала я.

"Как называется твой парфюм?", – спросил Константин.

"Пур Пуазон от Диор", – ответила она.

Мы долго обсуждали этот аромат. Обсуждали его и после ее ухода. Я была уверена, что этот аромат ему понравился также сильно, как и мне.

Забегая немного вперед, хочу рассказать об этом аромате. Услышав его звучание на девушке, я запомнила уже навсегда. Невинность и страсть – одновременно нес он в себе. Я ассоциировала его с собой. В нем все нотки были притягательными для меня. Этот аромат мне даже напоминал отдельными нотками магнолии. Запах магнолий тоже содержит свежие, сладковатые цитрусовые нотки. Хотя, как потом я прочитала из описания составляющих его частей, магнолий там не присутствовало. Это был необычный аромат, который раскрывался полностью уже после нанесения.

Его еще не было в розничной продаже. Той девушке, как она сама нам сообщила, его кто-то привез из Франции.

Какое-то время спустя он все-таки появился. Не то, чтобы я отслеживала его выход в свет, все произошло случайно. Я включила телевизор и засмотрелась на рекламу, в которой молодая, яркая девушка, оказывается сильнее пантеры. "Опасная красота открывает источник соблазнительной силы" – это был рекламный ролик аромата.

А еще через какое-то время я уже читала о нем в женском журнале. "Он был создан для Богини, живущей в каждой женщине", – сообщалось в его описании. Богиня?! Божественный аромат!

Все произошло случайно. Или не случайно? В моей жизни ничего не было случайного. Все было закономерным и знаковым.

И вот я купила свой аромат. В один из дней, когда предстояла наша встреча с Константином, я нанесла его себе на запястья и на шею за ушками. Я старалась "не переборщить", чтобы был лишь легкий шлейф от меня. Мы встретились.

"Какой ужас! Ты что в духах искупалась?", – такова была первая реакция Константина.

"Сейчас приедем на квартиру, и ты смоешь с себя эту гадость", – сказал он.

"Что за бабушкины духи?!", – продолжал он негодовать.

О, Боже! Только ты один знаешь, что испытала я тогда. Я, так уверенная в его вкусе, думающая, что этот аромат ему тоже понравился, была опечалена его реакцией.

"Может, на мне он как-то по-другому раскрылся, или не успел раскрыться, так как я нанесла его сразу перед выходом из дома?", – размышляла я.

Уже намного позже мне стала понятна его реакция. Понятна, потому что у него не раз была такая реакция на мой парфюм. Единственное, что он допускал – это легкие сладковатые крема. Особенно он предпочитал с запахом кокоса и миндаля. Он объяснял это своей слишком развитой чувствительностью. Даже день назад накрашенные ногти, ему "били в нос" своим резким запахом.

Он боялся, что аромат женских духов останется на его теле и одежде. Боялся, потому что был не свободен. И потому всегда после наших встреч, он совершал омовения своего тела. Он смывал мой запах, как какую-то грязь с себя. И только его руки, ласкающие меня, оставляли на себе мои ароматы. А он даже это подчеркивал, поднося их к своему носу. "М-м-м! Какой запах! Запах моей девочки! Запах моей любимой!", – говорил он. И я все ему прощала.

"Я ухожу в ночи, оставляя после себя только напоминание легким звучанием своего аромата. Ночь, темная ночь, ты всегда разделяла наши тела. Он уходил в свою семью. Я возвращалась в свое одиночество. И ты же соединяла наши души. Ночью мы встречались во снах и других неземных мирах".

Мечты. Мечты. Мечты.

Он не узнал этот аромат. Он не полюбил его. Но даже и не в этом дело. Духи – это индивидуальный выбор каждого. Дело в том, что я принимала все его запахи. Я не выбирала их. Этот человек вошел в мою жизнь со своими запахами, которые менялись на протяжении времени наших отношений. И каждый новый запах я принимала, как часть него. Он же отверг часть меня. Он сам выбирал мне роль, сам подбирал мой наряд, сам назначал день моего выступления и даже лишил собственного выбора запахов. "Но он же женат!", – напоминала я себе, оправдывая его. Но другая моя часть протестовала: "Брак – это не оправдание, это его статус. Но это его заботы, а не твои! Стоит ли брать на себя его заботы, если он не берет на себя твои?"...

Теперь возвращаюсь в день встречи с девушкой по вызову. Через пару часов она ушла, забрав причитающиеся ей деньги и робко улыбнувшись нам на прощание.

"Всегда бы были такие клиенты, как вы!", – осмелилась сказать она перед уходом.

Я всегда представляла себе девушек по вызову совершенно в другом облике. Мне она представлялась потрепанной жизнью и мужчинами, пропитанной запахом сигарет, алкоголя и похоти, с пустыми глазами и глупыми мыслями. Мы же провожали в тот вечер совершенно обычную девушку, которую можно встретить каждый день на улице, толкающей впереди коляску с ребенком или в магазине за прилавком, приветливо улыбающуюся покупателям.

После того раза, он еще один раз "покупал" девушку. Привезли двоих. Опять они были, похожими друг на друга. Невысокими и пухленькими. Он негодовал, что опять вместо стройных, привезли бесформенных. Оказалось, что "стройняшки" стоят дороже. В этот раз он платил не за разговоры, а за ублажение наших тел.

Девушка вначале отказалась ласкать меня, но была не против того, чтобы я ее потрогала. Чуть позже, и она, возможно, из солидарности, поласкала мою грудь. Он занимался с ней сексом, мне же отвадилась роль помощницы, поддерживающей, поправляющей. Я не испытывала ревность. Но также не было и азарта, и возбуждения. Это был не секс. Вернее, не секс в его обычном понимании, как способа получить наслаждение и некую "разрядку" от физической близости. Скорее, это напоминало множество постановочных сцен из порнофильма. Поставил так, поставил по-другому. Пощупал тут, снова перевернул.

Он добивался естественности. Но ее не получалось. И я, и она играли в его игру без желания. Она ушла, получив оговоренную сумму. Я осталась, получив заверения в любви, множество комплиментов, слов благодарности, что позволила ему.

Почему то ему не давал покоя факт того, что я не получаю оргазм. И хотя он, наоборот, заверял меня, что для него это неважно и что он не понимает людей, рассуждающих о важности получения оргазма, когда как важнее получать удовольствие от самого процесса. Однако он постоянно ссылался на это, убеждая меня попробовать очередную пошлую забаву. И однажды он сказал: – Пойми, я тебя сильно люблю! Очень сильно! Настолько, что готов даже видеть тебя с другим мужчиной, если тебе будет хорошо.

А в другой раз, после целого дня, проведенного с ним, когда он восхвалял меня и убеждал в моей необычности и непохожести на других людей, смотрящих на мир только в черно-белых красках, он сказал: – Я все продумал. У меня есть один знакомый. Ты его знаешь. Давай пригласим его сегодня к нам под предлогом познакомить с твоей подругой, которая в итоге не придет?

Возможно, Константин сделал этот выбор, зная, что этим человеком я не заинтересуюсь. Этот мужчина был спортсменом, "фанатичным качком". Все его тело представляло собой одни сплошные мышцы, горы мышц. В общественных местах он всегда привлекал к себе внимание, особенно женского пола. Мне же никогда не нравились "сверхперекаченные" мужчины, с неестественно твердыми мышцами, чересчур надутыми, словно силиконовыми.

К нему не было отвращения или неприязни, но и не было острого влечения. Он был легок в общении, доброжелателен, не заносчив, но общаться с ним на какие-то глубокие темы не получалось из-за его "специфического" выражения мыслей – ему очень тяжело было их высказывать, он долго думал, прежде, чем ответить на простой вопрос. При этом он никогда не обижался, если его мысль продолжали за него, и если даже передразнивали или смеялись. Может, он доверял нам, верил, что наши шутки без какого-либо подтекста.

В тот день мы с Константином договорились, что все должно произойти, как будто случайно. Хотя все с самого начала было продумано и спланировано. Мы пили вино, отпивая небольшими глотками, а ему подливали чаще. Не имело значения количество выпитого, но это еще больше раскрепощало и являлось удобной причиной объяснения дальше происходящего для всех. Когда бутылка опустела, была предложена старая забава – игра в бутылочку на желания. Вначале пожелания сводились к изображению кого-нибудь или чего-нибудь, и мы смеялись сами над собой и над ним, пытающегося изобразить зайчика или мышку. И так плавно мы перешли к раздеванию. Когда наш спортсмен был полностью обнажен, Константин, с долей зависти, а может мне так показалось, но с явным сарказмом, обратил мое внимание на его мощное рельефное тело.

"Я привел к тебе Аполлона!", – сказал он.

Все мышцы играли при каждом его движении. Я не без смущения опустила глаза на его мужское достоинство, которое на мое удивление, оказалось очень впечатляющим.

"Ого!", – вырвалось у меня.

Заметив мою реакцию, и тоже посмотрев туда же, Константин не удержался, и спросил: "Ты и его накачал? А где ты находишь резинки на него? Таких размеров, наверное, не существует". Мы все смеялись.

Я боялась брать инициативу на себя, не хотела показаться в их глазах легкодоступной и непристойно опытной. Хотя, это странно звучит – куда же более непристойно может вести себя женщина?! Я также боялась реакции Константина, боялась его ранить, боялась его ревности, боялась его потерять. И все еще не могла поверить в происходящее. Игра ли это моего воображения, или это его проверка? Друг наш тоже не проявлял активности, видимо, остерегаясь обладать чужой женщиной на глазах ее мужчины, несмотря на свое возбуждение, которое уже не возможно было скрыть, вернее – прикрыть.

Увидев наше замешательство, Константин взял инициативу "в свои руки", словно этого и ждал. Он должен был играть какую-то роль, если не был участником самого процесса. Эта роль была постановщика и наблюдателя. И он стал говорить, как кому встать, до чего дотронуться. Этот мужчина не знал моего тела, как его знал Константин. А я не знала его тела и не осмеливалась изучить при наблюдающем Константине. И Константин чувствовал, а может и видел, что мне не настолько приятно, насколько может быть приятно с ним наедине. Тогда он попытался подключиться к нам, начав ласкать меня. И толи от количества выпитого вина, толи от пропавшей уверенности в себе из-за совершенных, возможно на его взгляд, физических данных нашего знакомого, но он так и не смог полноценно к нам присоединиться.

Возможно, сидя в кресле, и руководя нами, как марионетками, как актерами на постельной сцене, он думал, что все происходящее мне нравится. И как же он ошибался, если и в правду так думал! Потому что именно актрисой я себя и ощущала. Актрисой, которая стала таковой под воздействием первого своего импульса, вызванного взаимными эротичными разговорами во время прелюдий...

Потом был мусульманин, тоже его друг. Мы прозвали его – «Мулат». Очень приятной внешности – и лицом и телом. Подтянутый. Смуглый.

Мы пригласили в этот вечер его погулять с нами. Во время прогулки Константин меня трогал за различные интимные места, но делал это ненавязчиво и не открыто. Хотя это было специально, чтобы разжечь в "мулате" страсть. И только его человеческая природа не позволяла пускать слюни, как если бы он был животным! Мы оба – я и Константин, знали, что он желает женщину. Он желал меня.

Позже приехали на съемную квартиру. Стали пить вино. Он отказывался. Объясняя это тем, что им не положено есть свинину и пить вино.

– И ты что никогда не пил? – любопытствовали мы.

– Пил. Но это грех. Мне придется потом очищающий пост соблюдать в Мухаррам, – отвечал мулат.

– Что это? Мухахрам?– специально коверкали слово мы, чтобы посмеяться.

– Не мухахрам! А Мухаррам! Это священный месяц. В день Ашура, в предшествующие дни и последующие, соблюдается строгий пост, во время которого мы очищаем свои грехи.

– Вот выпей. А потом будешь очищаться, – уговаривали мы его.

– Нет. Не могу. Не люблю пост соблюдать. Люблю поесть, – улыбаясь, отвечал он.

Он не сразу согласился. Вернее, вначале он поддался своему страстному порыву и ласкал меня. Но в момент самой близости, отпрянул, сказав, что у них так не принято.

– Если мы берем чужую женщину, то должны отдать за нее что-то – овец, коров или верблюдов. Что я сейчас отдам? – спрашивал он.

– Ну, так отдай что-нибудь, например, шоколадку, – предложил Константин.

– Мне потом придется молиться.

– Помолишься.

В итоге за шоколадку я была отдана другому. Мулат перевозбудился, и потому ничего не вышло. Мы предложили повторить, но он отказывался, видимо, расстроенный первым "промахом".

Было еще пару-тройку раз, с другими мужчинами уже не столь привлекательными, и даже парами. Теперь Константин не только наблюдал, но и сам активно участвовал в этих играх. Мы встречались на квартире или в бане, и всегда старались превратить этот разврат в случайность или какую-то игру, в которой я была то обманутой наивной девушкой, то опытной совратительницей, то девушкой по вызову. Только суть от этого не менялась.

Запомнилась еще одна такая встреча. Мы с Константином приехали на набережную и направлялись к одному из открытых кафешек. Я уже было хотела отказаться, хотела признаться во всем ему, что все это не приносит никакой радости, наоборот, заставляет чувствовать унижение и опустошение. Я посмотрела в его глаза, в которых чертики выплясывали свой ликующий искрометный танец. Я услышала его бархатный голос, до моего уха донеслись слова: "Ты же это сделаешь? Подыграешь мне?".

И если честно признаться, в тот момент какой-то интерес действительно возник. Мы сидели за столиком в кафе, в ожидании молодого человека, с которым Константин недавно познакомился. Я обвела всех присутствующих взглядом. Остальные посетители этого кафе пришли сюда, чтобы выпить и потанцевать. Мы же пришли в это кафе с заговорщицкой целью, словно некие подосланные агенты. Да, куда уж там агенты?! Актеры!

– Сегодня ты будешь невинной девушкой, которую соблазнят, – услышала я голос режиссера.

Я снова обвела все взглядом – и мне все показалось каким-то нереальным. Не то, чтобы я сейчас пытаюсь как-то оправдать свои поступки. Это лишь воспоминания. В тот момент я даже усмехнулась, мысленно осудив всех окружающих людей за их пустое времяпрепровождение. Мы то собрались здесь ради определенной цели, задумки, интриги... Сейчас бы я выразилась поточнее – ради разврата, еще большего греха, чем распитие алкоголя и пустословие.

Мы тоже выпили немного вина из пластиковых стаканчиков. К нам подошел невысокий молодой человек, с простым деревенским лицом и с наметившимся животом. Ничто в нем меня не притягивало. Я посмотрела в его глаза, и прочитала в них жгучее любопытство и интерес... Именно за этот взгляд я и зацепилось...

Когда все произошло прямо на пляже, он стал убеждать меня, что он не такой плохой, каким мог показаться, и что вообще очень сожалеет о том, что произошло.

– Мне кажется, мы сейчас тебя очень сильно обидели! – сказал он, обращаясь ко мне.

Нам надоело выслушивать его причитания, и потому пришлось признаться, что все это было с моего согласия, и что вообще вся ситуация спланирована. Это сказал Константин. Мне же хотелось сказать совершенно иное...

Он рассуждал про грань между желанием и ревностью, между стыдом и порочностью. Он говорил про серые массы окружающих нас людей и убеждал меня в моей особенности. Соглашаясь первые несколько раз на такие пошлые игры, я саму себя убеждала, что мне нравятся щекотливые ситуации. Но эти пошлые игры стали не просто утомлять меня, они что-то надламывали внутри меня, заставляли чувствовать унижение. Я не только «играла» падшую женщину, я стала падшей. Когда он попробовал разок, то уже не мог остановиться. И хотел снова и снова чего-нибудь необычного. Уже при каждой встрече он предлагал мне свои новые идеи или обсуждал произошедшие. Я постоянно отказывалась. Он же стал упрекать меня, что только он что-то предлагает и осуществляет, а я только соглашаюсь или не соглашаюсь.

И вот снова спланированная встреча. Я, он и еще двое молодых парней. Мужчины были со мной то поочередно, то одновременно...

Я не смотрела на мужчин, и потому сейчас сложно представить их лица. Я не смотрела на него, непонятно зачем это делающего. Но стоя уже под душем, я заглянула внутрь себя и спросила: "Зачем я это делаю?". И сама себе ответила, что больше не выдержу.

Один из парней неожиданно подошел ко мне и сказал: "Я вижу, что ты не такая, какой хочешь показаться".

"О чем ты?", – спросила я, прекрасно понимая, о чем он говорит.

"Зачем ты все это делаешь? Ты же ради него это делаешь, не так ли? Этот мужчина тебя использует. Разве ты этого не замечаешь? Я уведу тебя отсюда. Одевайся и пошли. Он не тронет тебя больше", – предлагал он.

Что я могла ему ответить? Что все знаю! Что сама виновата! Что сознательно или несознательно, но без заставления, пошла на это. И что люблю его! И вот опять – меня пытаются спасти. От кого? От меня самой?

"Я это делаю по своей воле", – сказала я.

"Значит ты потаскуха!", – подвел итог он, – "И значит, обращаться с тобой нужно соответствующе!".

Он хотел дать мне пощечину, но я успела перехватить его руку. Он больше ничего не успел сказать. Я зарыдала, и просила его "вышвырнуть". Константин выполнил мою просьбу...

Я плакала не от обидных слов, услышанных от него, а от понимания того, что так и есть на самом деле. Тогда я наконец-то ему призналась, что внутри меня что-то ломается, что больше не вынесу разврата. И он заверил меня, что больше мужчин не будет...

Константин решил, что мои страдания касалось пошлых забав с мужчинами. Он так и не понял, что меня убивал разврат во всех его проявлениях.

Он воспевал мне серенады о том, что другие девушки однобокие и неинтересные. Я же – особенная! Я хотела ему нравиться, хотела быть особенной и идеальной для него. Он требовал и требовал от меня инициативы, и я решила как-то его удивить. Так я предложила сходить в стриптиз-клуб за мой счет.

В первый раз, когда мы пошли в мужской клуб, я представляла себя героиней из фильма про стриптизершу. Такая, уверенная в себе, дамочка, с сигаретой в руке, "выгуливающая" своего мужичка, разрешившая ему немного "побаловаться". Примерно так оно и было. В первый раз он был очень осторожен и не решителен. Девушка, одетая в чулках и длинном полупрозрачном пеньюаре, на высоченных шпильках, эротично танцевала возле пилона.

А мы, утопающие в мягких тканях кожаного диванчика, с нескрываемым интересом ее рассматривали и обсуждали все ее достоинства и недостатки – потрясающую гибкость, невысокий рост, полноватые ножки, идеально выпуклые, подтянутые ягодицы, слегка наметившийся, впрочем, вполне сносный животик, примерно третьего размера полную грудь, крепкие, рельефные руки и слишком простоватое лицо.

Когда она осталась в одном микро-белье и чулках, она подошла к нашему диванчику и продолжила свои эротичные движения уже рядом с нами, специально, подставляя свои бедра, чтобы мы вложили за резинки ее чулков деньги. Он попытался до нее дотронуться, но она тут же одернула его руку, задержавшуюся на ее гладких бедрах. Его глаза горели похотью, но он, как будто боялся моей реакции, все время озирался на меня, и после пары-тройки выступлений, мы ушли. Я думала, что это будет редкостью в наших отношениях. Однако это было только начало бурной жизни.

Встречаясь в очередной раз со мной, он как будто даже не стремился к уединению, а скорее спешил в увеселительное заведение. Все последующие разы, когда мы приходили в этот клуб или другой аналогичный, он уже вел себя раскрепощенно. Он был хозяином положения. Он платил, и девушки танцевали для него и возле него, иногда разрешая к себе прикоснуться. Я же курила в сторонке, стараясь сделать заинтересованное довольное лицо. Иногда, чтобы подыграть ему, и чтобы не чувствовать себя нелепо в таком месте, я просила его дать мне денег, и тогда девушки танцевали возле меня, а я осторожно, нежно их ласкала, думая, что со стороны все это красиво и сексуально смотрится. Это было крайне редко, так как он говорил, что денег у него не много, и он хочет сам получить удовольствие. А я могу и так подсесть ближе и потрогать девушку, они не возражали, когда я их трогала.

Не могу сказать, что смотреть на обнаженных, стройных, эротично танцующих девушек было неприятно. Наоборот, я всегда считала, что отношусь к тем немногим девушкам, которые без зависти, даже с восхищением, любованием могут наблюдать за другими девушками и спокойно обсуждать чужие "прелести". Но он своей ненасытностью и нескрываемой похотью к другим девушкам, своей невнимательностью ко мне, убил во мне какое-либо приятное желание.

Еще меня обижал тот факт, что имея возможность видеться только раз в неделю, он посвящал этот день не мне, а себе самому. Я была лишь частью его праздника, исполнителем одной из ролей. Я хотела быть с ним наедине, чтобы он был целиком мой, а он "бежал", пусть даже со мной, на какое-то шоу.

Мужские клубы были на самом деле "цветочками" среди всех наших непристойностей. "Ягодок" мы приглашали к себе, часто знакомясь в танцевальных клубах, кафе или на улице.

Он называл это охотой. А дичью были особи женского пола...

"Я хочу интрижки. Ну что поохотимся сегодня?", – стал он говорить от встречи к встрече, как будто уже без этого наши отношения стали не возможны.

Как-то он сказал: «Давай сегодня позовем твою подружку, с которой однажды гуляли?».

И он напомнил мне, кого имеет в виду. Ту девочку, к которой я его приревновала, и при которой он приревновал меня к мужчине. Только одного воспоминания о ней было достаточно, чтобы вспыхнула внутри меня ревность. Он настаивал, рассказывая, как все будет красиво, заверял меня в том, что будет чутким и внимательным. Я все еще хотела быть для него идеальной. И это желание – угодить любимому взяло верх над гордостью, ревностью и стыдом.

Мы снова гуляли втроем. И он старался обеим нам уделить одинаковую порцию своего внимания. Он заранее снял квартиру. Когда он предложил поехать туда, под предлогом "выпить шампанское в спокойной обстановке", она согласилась.

Мы общались, пили шампанское, а он клал нам в ротики, словно птенчикам, кусочки фруктов. Он все еще стремился к какой-то романтичной игре, но мне казалось, что это выглядит пошлее, чем, если бы мы сразу молча, повалились на кровать.

Когда он и сам понял, что все слишком затянулось, то, улыбаясь, сказал ей: "А теперь мы будем рассматривать твои прелести. Прошу пройдемте сюда".

Он взял ее за руку и потянул в сторону кровати. Она оглянулась на меня, ожидая моего согласия на все это. Я улыбнулась в ответ. Ей оказалось этого не достаточно. Какая сентиментальная!

И она сказала: "Это не правильно. Ева обидится".

А он ответил: "Ева не обидится. Ей самой этого хочется. Она у нас такая. Ей нравятся девушки!".

Как будто меня не было рядом! Все еще не веря в его слова, она повернулась в мою сторону. Я загадочно улыбалась.

Он стал ее раздевать, а она немного, для приличия, сопротивлялась.

"Ну, может не стоит?", – говорила она, поднимая руки, чтобы было удобно снять ее кофточку.

"Стоит, стоит", – убеждал, передразнивая он.

"Ну, это не правильно", – сказала она, когда уже осталась в одних трусиках.

"Правильно! Правильно!", – ответил он, и потянул за них.

"Встань и уйди!", – что-то кричало у меня внутри. Но я продолжила игру. Я не хотела, чтобы она увидела мою ревность, как будто это было постыднее, чем то, что я делала. Я не хотела расстраивать его. Он был инициатором. Все разрушить я не могла. Нужно дойти до конца.

Я прильнула губами к ее соскам, и стала ласкать их языком, вспоминая, как нравится мне самой, когда это делает он.

– Одну тебе, одну мне! – сказал он, имея в виду ее грудь. – Давай попробуем эти пирожные? Как ты считаешь, какая вкусней – левая или правая?

– Моя вкусней мне кажется, но я не пробовала твою, – ответила я.

– Смотри, какой у нее упругий, плоский животик! – заметил он, проведя пальцами вниз по животу.

– Смотри, как все идеально расположено! – продолжал он, ощупывая рукой ее между ног.

– Что идеально расположено? – попыталась вклиниться в наш односторонний разговор она.

– А вас, девушка, никто не спрашивает, – бархатным голосом произнес он. – Лежите и молчите.

– Давай теперь рассмотрим ее с другой стороны? – сказал он, хотя мы не только рассматривали...

Видимо, от перевозбуждения, он быстро дошел до оргазма, и потому мне в этот раз он не достался. Он решил, что я и так получила свое удовольствие.

В другой раз он сказал, что меня ждет сюрприз. И я, наивная, все еще мечтающая о романтике, застала его с красивой, высокой девушкой на съемной квартире. Он сказал, что познакомился с ней в клубе, и что успел с ней встретиться и заняться сексом, поскольку она поставила такое условие – в первый раз без меня.

Он считал нас какими-то партнерами, оставляя за собой большие права. Я же помимо жуткой ревности, испытывала досаду и унижение.

У девушки, видимо, тоже была цель понравиться ему, и потому она старалась сделать вид, что все происходящее ей интересно. Это было абсолютно не так, поскольку ко мне она не проявляла своего интереса, а лишь позволяла нам ласкать себя.

Я не могла совладать со своими чувствами, которые раньше сдерживала. Наверное, это была последняя капля, и из меня вырвался неудержимый поток обид.

Он воспринял это, как проявление моей ревности. Да я это не отрицаю. Я ревновала. Но в этот момент не сама ревность стояла между нами, как невидимая, но ощутимая преграда. Между нами стояло нечто другое – какое-то озарение, которое я еще не хотела впускать в себя, но остро ощущала, что оно рядом. Все эти мои предчувствия и предзнаменования, которые почему то я не сразу истолковываю...

Я смотрела на любимые руки, ласкающие другую девушку, ласкающие так, как ласкают меня. Я слышала голос, мягкий, обволакивающий, и этот голос обращался не ко мне, хотя я была рядом. Я слышала дыхание, прерывистое, несдержанное. Мне кажется, я даже слышала стук его сердца, и оно билось в унисон, но не со мной... Я думала, что только со мной он такой, я думала, что он принадлежит мне, мысленно отталкивая от себя знания о наличии жены. Но значит, он со всеми такой?! А что же тогда наше с ним? Или это и есть ревность? Ревность, которая копилась и в итоге вырвалась, несмотря на все мои старания ее обуздать.

Чтобы не разрыдаться на глазах этой девушки, я поспешила домой. Он же хотел еще продолжения, может, не понимая меня, может, понимая, и игнорируя.

В тот вечер, вернее ночь, я одна шла домой по пустой темной улице, а он провожал ее до такси, почему-то долго прощаясь и извиняясь за мое поведение. Тогда и он на меня обиделся. Называл эгоисткой. Может, я что-то не понимаю? Однако одно я поняла точно. Чувства той девушки его волновали больше, чем мои чувства.

Можно ли поверить в то, что такая скромная, из приличной семьи девушка, как я, все это терпела ради любимого? Нет, такая девушка не может быть столь распущенной и опустившейся. Пусть это все будет моими фантазиями. Хотя действительность куда намного хуже.

Действительность заключается в том, что, увидав однажды свою подругу обнаженной, я почувствовала возбуждение. Она непринужденно перемещалась с одной комнаты в другую, нисколько не стесняясь своей наготы. Во рту у нее была сигарета, в руках небрежно смято белье. Она что-то искала. И мне было все равно, что она ищет. Главное, чтобы продолжала искать в таком же виде. Ее упругая грудь идеального размера и формы, с такими выпятившимися сосками, что делали ее заостренной, зазывно колыхалась при ее движениях. В какой-то момент она встала на колени, прогнула спину так искусно, что я одновременно почувствовала и зависть к ее гибкости, и еще одну волну возбуждения.

Она нашла, что искала. Это была зажигалка. Я делала вид, что для меня это в порядке вещей, когда передо мной бегает обнаженная красотка, что я сама такая. Однако в то же время пыталась уловить ее взгляд. Мне все казалось, что сейчас она подойдет ко мне, и также свободно и уверенно начнет раздевать меня, и мы сольемся воедино в своих сладострастиях.

Она даже предложила и мне раздеться. Но это было сказано в такой форме, между прочим потоком слов, что кроме странности и загадочности всего этого, ничего другого я не ощутила.

Мне все было непонятно, почему так долго она не одевается и почему все ее движения, хотя достаточно легкие, в то же время, как будто специально рассчитанные? Зачем ей так искусно и красиво прогибаться, ведь когда что-то ищешь, все делаешь более небрежно. Затем она вышла на балкон все в таком же виде, плюхнулась в кресло, закинув ногу на ногу так медленно и плавно, что я успела рассмотреть все наши с ней женские отличия и сходства.

Я ее спросила, как часто она в таком виде выходит на балкон? А она, рассмеявшись, ответила, что иногда, когда замечает наблюдающих за ней соседей. Ее квартира находилась в таком расположении углового дома, что была видна многим из окон и балконов соседних квартир. Она стала рассказывать, что замечает, как некоторые соседи открыто на нее смотрят, что ее это забавляет, и она специально иногда не закрывает шторами окна, ходит обнаженная, и как будто во сне раскрывается, когда лежит на диване...

Ночью я ласкала себя, представляя ее рядом. Только в моих фантазиях я снова стала глупенькой маленькой девочкой, которую опытная девица, несмотря на то, что она даже младше меня, в игровой форме соблазняет.

Это была та подруга, с которой мы в далеком детстве играли в доктора и пациента. Уже тогда она была сексуально-озабоченной. Но, кажется, не более чем я.

Я связывала свою бисексуальность с теми первыми детскими эмоциями. Однако позже я поняла – то, что представляешь в своих фантазиях, совершенно может не понравиться в действительности.

Что еще я представляла?

Я представляла, как вместе с ней или уже и не с ней, мы удовлетворяем мужчину, а он обладает нами двумя одновременно и поочередно. Три тела перемешиваются в агонии страсти, члены, руки, языки проникают в плоти, раздирая их. Потоки белой лавы стекают по нашим лицам. Нам не нужен отдых, и мы, как одичавшие изголодавшиеся животные, заточенные в одиночных клетках и наконец-то выпущенные на свободу, даем волю своим страстям.

Я представляла, как мной овладевают трое мужчин одновременно. В своих представлениях – я снова обманутая доверчивая девушка или похищенная жертва.

Я представляла себе двух гомосексуальных мужчин, занимающихся сексом друг с другом и со мной одновременно самым извращенным способом.

В своем воображении я всех развращала и уродовала. Всех, кроме себя. Я всегда была наивной девочкой.