Текст книги "Запах магнолий(СИ)"

Автор книги: Анна Орлянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Теперь, когда разум стал возвращаться, стали появляться и размышления, и вопросы. Если он больно делает своей семье, значит, может сделать и мне больно?

Стала ли я испытывать стыд и муки совести, что я поступаю неправильно по отношению к его семье? Только изредка, когда фантазируя, я представляла его своим мужем. И таким образом, становилась на их место. Но я себя убеждала в том, что он все равно бы изменял жене. Не было бы меня, была бы другая девушка. Ведь началось все не с меня, и закончится не мной...

Еще я никак не могла найти компромисс между велением разума и желанием сердца. Я верила в судьбу, в знаки, посылаемые судьбой. Меня подкупала наша первая встреча, наш первый разговор – когда, казалось, он угадывает мои мысли, случайная встреча ровно через год, его рассказ об идеальной женщине, которую он нарисовал, и ее сходстве со мной.

Я никогда не встречала столь тонко чувствующих мужчин. Я никогда не встречала мужчин, стремившихся в первую очередь ублажить женщину.

Любая женщина любит ушами – а то, что они слушали от него, я не смогла бы даже повторить. Бесконечные, бесконечные ласковые слова. Оды и серенады. Женщины любят "самцов" – не идеальных красавцев, а очень мужественных, уверенных, с пронзительным похотливым взглядом. И он был таким. Женщины любят "мачо" – с сигаретой в руке и на байке. Он был и таким.

Теперь я уже и не знаю – было ли родство душ, в котором он меня убедил, и в котором, я убедилась? Или же он просто был идеальным мужчиной? А может быть, не стоило мне так глубоко заходить в своих размышлениях, может, было бы достаточно принять его таким, какой он есть, и радоваться тому, что получаю от него. Но что поделаешь, если внутри меня что-то подтачивает и гложет?

Он научил не только слушать, но и слышать. И я стала слышать. Я научилась его понимать. Но я также стала понимать и то, что он не понимает меня! Я стала слышать и другие голоса. Голоса родителей, голоса подруг, голос разума! И все они твердили одно и то же – расстанься с ним!".

Ева страдала. Любила и страдала. Когда они встречались – она любила, когда расставались – размышляла и страдала.

Он часто удивлялся, что после восхитительного свидания, на следующий день, когда у него все еще оставалось упоительное блаженство, вспоминая какие-то моменты их близости, по телу пробегали мурашки, а плоть своим трепетом начинала откликаться, она могла прислать сообщение с каким-нибудь упреком в его адрес; или странным нелогичным вопросом: "Любит ли он ее?"; или вообще с предложением расстаться. Вот и пойми этих женщин!

А Ева хотела быть непременно понятой. При этом объяснить ему, да и самой себе, что именно нужно понять, она не могла.

Кем был он? Она не знала его историю. Кем были его родители? Как он рос? Как встретил жену? Любил ли до нее также сильно кого-то или это тоже впервые? Она знала только немногие обрывки его жизни. Кем был он до нее – было интересным, но не было важным. Сейчас важным было одно – он был любимым!

А кем была она? Она рассказала ему всю свою жизнь, без утайки, все сокровенное и постыдное, значимое и несущественное. Она подарила себя. Она подарила свою жизнь. Она принадлежала ему целиком и полностью, хоть он и не догадывался об этом.

С момента осознания своей любви она жила им. Она жила от встречи до встречи, мысленно отмечая календарные дни. Она ждала его сообщения в телефоне или звонка каждый день, и не получив его до обеденного времени, начинала тосковать и грустить. Воспоминания о нем, о прошедших с ним встречах заполняли все ее мысли. Он стал мечтой. Все остальное было бессмысленным и ненужным. Все остальное проходило где-то мимо нее, лишь ненадолго выдергивая из воспоминаний и мечтаний о нем. Она не читала, вдумавшись, она не совершенствовала свои знания и опыт. Она грезила им, она дышала им, она жила только им.

Кем была она для него? Пустым красивым сосудом. Сосудом, требующим ухода, чтобы можно было и дальше им любоваться. Сосудом, требующим интересного содержимого, чтобы можно было не только любоваться. Осталось найти то, чем его заполнить...

Он любовался ее броской красотой. Из-за густых смоляных волос, он называл ее своей цыганкой. Он подмечал тонкость и чудесную необычность ее носика, который она считала слишком большим и безобразным из-за небольшой горбинки. И он не сразу поверил, что аккуратной формы брови действительно от природы черные, а не крашенные. Он любил целовать ее в меру пухлые алые губы, в которых она раньше не замечала ничего особенного. Ему же все казалось в ней совершенным. Словно молодая лань, она была не только прелестна и статна, еще и вынослива, ненасытна и любвеобильна. Близость с ней была изумительной и упоительной. В такие чувственные моменты он забывал обо всем, полностью погружаясь в свои приятные эмоции.

Однако восхищение ее внешностью и близостью с ней не могли перекрыть нехватку общения и отсутствие у нее юмора. Вначале он думал, что она недостаточно начитана и не образована, порой слишком серьезна и трудна в общении лишь в силу своего юного возраста. Но, встречая такого же возраста других девушек, да даже ее некоторых подруг, он подмечал наличие недостающих ей качеств у них.

Когда они начинали общаться, он задавал ей вопросы, связанные с ее жизнью и получал только короткий пересказ событий. Никакого собственного аргументированного мнения. Даже редкие шутки больше получались похожими на издевательство или откровенную неприятную насмешку. Рядом со своими подругами или когда их "дуэт" разбавлял кто-то третий, она оживлялась. Появлялся и смех, и легкие шутки, и непринужденная беседа. Поэтому "кто-то третий" стал частым сопровождающим их во время посещения кафе и других общественных заведений.

Что еще его подкупало в ней? Тайна. Какая-то тайна, читающаяся в ее бездонных глазах. Словно там, внутри себя она воздвигла удивительную страну или даже целый огромный мир, в котором единолично блестяще царствовала, не желая открывать даже на миг его ворота и показывать, что за ними спрятано. Ему все казалось, что вот-вот она скажет какое-то глубокомысленное изречение или вот-вот он сам все поймет... Но это вот-вот тянулось уже не один год.

Она все улавливала на эмоциональном уровне. Она понимала с полуслова или даже без слов. Он ощущал, что она думает то же, что и он. Но она молчала. И от ее молчания становилось уже скучно.

Его притягивала ее противоречивость. Она была женственной, доброй и мягкой, и в то же время порочной и сексуальной.

И беспринципность. У нее не было запретов и табуированных границ. То, на что не готовы пойти другие девушки даже под дулом пистолета, она шла с легкостью и открытостью. И думая, что эта ее гибкость когда-нибудь исчезнет, он подпитывал ее одобряющими и восхваляющими словами.

Она же, беззаветно любя, была готова ради него на все. Или почти на все?

На что она готова ради него? Где ее границы? Это он хотел узнать. Что победит разум или порок? Побеждала любовь. Ее любовь.

"Любовь", – думала она.

"Порок", – думал он.

Все, что она рассказывала ему, все свои неурядицы и проблемы, заслуги и успехи, вызывали у него только лишь усмешку.

"Как можно печалиться и гордиться такими пустяками?!", – недоумевал он.

А для нее было важным его мнение. Не просто мнение – его похвала, его одобрение. Он стал иконой, которой она мысленно покланялась.

Она была идеальной в его красивых речах. Он же был ее настоящим идеалом.

Он стал Богом, от веления которого зависела ее судьба. Он управлял ее жизнью невидимыми нитями. Она же была только частью его жизни – средой или субботой, днем, в который он был свободен.

В своей любви они были различны, хотя и считали, что у каждого из них чувств не меньше, чем у другого. Сами у себя они ощущали небывалую ранее глубокую привязанность. А в своей страсти они были схожи и неукротимы. Чтобы почувствовать вожделение, Константину иной раз было достаточно лишь услышать голос любимой. А стоило ему прикоснуться к Еве, она мгновенно забывала обо всем на свете – о грустных размышлениях, о невысказанных обидах, о незаданных, но интересующих ее вопросах, о стыде, совести и разуме, отдаваясь всецело накрывающей ее страсти.

Он считал, что взаимная дикая страсть главенствовала. Она же считала ее лишь частью проявления своей любви. Они не пытались ее обуздать или подавить. Наоборот, стремясь испытать что-то еще более сильное и острое, они разжигали свой огонь, подбрасывая в него дровишки в виде постельных ролевых игр, пошлых откровений и ... интригующих ситуаций.

Они встречаются и едут в ночной открытый клуб на набережной. Пробравшись сквозь неистово танцующую публику, они находят свободный столик и присаживаются за него. Не дождавшись официантки, Константин подходит к барной стойке и делает свой заказ. Он возвращается с бутылкой красного вина, одним пустым стаканчиком и стаканчиком с соком.

Она понимает, что сегодня они приехали на его машине, а не на такси, поэтому выпивать он не будет. Но образовавшаяся давящая пауза за их столиком с момента его прихода, несмотря на оглушительную ритмичную музыку и всеобщее громкое ликование, вынуждает ее что-то произнести.

– Почему только один стаканчик? – спрашивает она.

– А ты разве не заметила, что я сегодня за рулем? – вопросом на вопрос отвечает Константин. – Кто нас обратно повезет? Или ты предлагаешь мне машину здесь бросить?

– Но я не хочу одна выпивать! Непьющий пьющего не понимает!

– Я всегда все прекрасно понимаю. Ты же знаешь, я могу веселиться и поддерживать беседу в любой компании. И для веселья мне не обязательно выпивать!

Она проследила за его откровенным взглядом, устремленным на девушек. Для такого веселья ей было просто необходимо выпить!

– Видишь вон ту девушку? – спрашивает он, подливая ей вина.

Девушка, на которую он показал, словно вылепленная искусным скульптором, знатоком женской красоты, была не просто стройной. Она находилась на грани своего совершенства, когда оценивая, замечаешь, что ничего нельзя ни убавить, ни прибавить. Выточенные длинные ноги венчались прекраснейшим выпуклым изгибом бедер, а обтягивающие джинсы позволяли разглядеть ее совершенные линии. Крепкие круглые груди разрывали кофточку на ней, свободно струящейся на невероятно узкой талии и подчеркивающей ее фигуру формы песочных часов. Она сделала взмах руками и заставила обратить внимание на их мягкие, плавные линии, словно они предназначались только для того, чтобы дарить нежнейшие удовольствия. Распущенные волосы натурального пепельно-русого цвета, словно созревшие полевые колосья, развивались на ветру и упругими блестящими локонами падали сзади на изящную, плавно сужающуюся к тонкой талии спинку, а спереди пытались прикрыть соблазнительную грудь. Она обернулась в танце, улыбаясь своей подруге, отчего на ее пухлых бледных щечках появились умилительные ямочки. Лицо, без какого либо намека на макияж, выдавало ее очень юный возраст...

– Как на счет того, чтобы пригласить их за наш столик? Я давно наблюдаю за ними. Им некуда присесть.

– Думаешь, им будет интересно влиться в нашу влюбленную пару?

– А зачем им сообщать, что мы влюбленная пара?! Мы можем сказать, что мы просто знакомые или даже брат и сестра.

– Брат и сестра?! – переспрашивает недоуменно Ева, словно не расслышав слов. – Да она же еще совсем девочка! Ей не больше шестнадцати, семнадцати лет!

– И что из того? Когда мы с тобой познакомились, тебе ведь столько же было!

Она понимает, что это всего лишь интригующая игра, веселое общение, такое общение, которое уже не раз у них было. Но удушающее чувство стыдливого, порочного греха, ревности и досады подступает к ее горлу.

– Посмотри на ее фигурку, – продолжает Константин, – Смотри какие у нее крепкие большие груди, такие, какие нравятся тебе! А я для себя рассмотрел другие прелести!

Ева молчит, не зная, что ответить. Она снова видит его заинтересованный, жадный взгляд. Взгляд, уже полностью раздевший другую девушку и, кажется, не только раздевший... Взгляд, которым когда-то он смотрел на нее. Но смотрит ли он так на нее хоть изредка? Если бы она и хотела сейчас находиться внутри такой ситуации, то желала быть не на своем месте, а на месте этой юной нимфы.

– Ну что предложишь им составить нам компанию? – нетерпеливо спрашивает он, все это время не сводящий с девушки взгляд.

– Я не буду этого делать! – противится Ева. – Она слишком юная.

– Я просто больше не вижу никого, кого можно было бы пригласить за наш столик. Она симпатичная и видно, что достаточно скромная.

Ей хотелось закричать: "Зачем вообще кого-то приглашать за их столик? Неужели ему так скучно с ней наедине?". От ее уверенности не остается и следа.

– Если тебе так хочется их пригласить, сам и приглашай!

– Если подойду я, они, скорее всего, откажутся. А ты могла бы им сказать, что я хочу познакомиться, но не решаюсь этого сделать...

Он предлагал варианты развития событий, но ей хотелось одного – провалиться под землю, испариться...

Она должна сделать то, что он просит. Должна. Только так он поймет, что она особенная, единственная и неповторимая. Она берет стаканчик с вином, делает большие, быстрые глотки и встает из-за столика. Ловя его ликующий, радостный взгляд, подбадривающий и вселяющей уверенность, она расправляет плечи, подходит к девушке и осторожно касается ее руки.

– Мы заметили, что вам некуда присесть, – начинает она разговор. – Мы приглашаем вас за наш столик!

Девушка удивленно на нее смотрит.

– Нет, нет! Я не хочу вас теснить.

– Вы нас не потесните, – уверяет Ева. – Вам же неудобно танцевать с сумками. Вы можете их положить на свободный стульчик у нашего стола. А если и сами составите нам компанию, мы будем только рады!

– А разве вы не муж и жена? – удивленно спрашивает девушка.

– Нет, – улыбаясь, отвечает Ева. – Мы брат и сестра.

– Да?! – словно не веря в ее слова, недоумевает девушка. – А со стороны кажется, что вы муж и жена. Я заметила вашу пару уже давно и залюбовалась, насколько идеально вы подходите друг другу.

Ее слова резали по живому...

– Мы всего лишь брат и сестра, – продолжала заверять Ева. – И мой брат хотел бы с вами познакомиться, но не решается!

– Нет, все-таки я откажу в этой просьбе.

"Зачем же я сказала последнее?! Если бы я предложила просто присесть, может, она бы и согласилась. А знакомство с взрослым мужчиной ее напугало", – ругала саму себя Ева, уже возвращаясь к их столику.

Но только коснулась она своего стула, и большая рука Константина, как две ее, накрыла ее руку, внутри растеклось благостное тепло. Она незаметно, облегченно вздохнула, что наконец-то напряженная ситуация закончилась.

– Ты умничка! – похвалил он, – Я даже не ожидал, что ты решишься к ней подойти.

В приглушенном свете он и не заметил, как ее щеки зарделись. В следующий раз, в следующий раз он еще больше удостоверится, какая она смелая и неординарная!

– А знаешь, – произносит она, – Если бы ты спросил меня, кто из присутствующих здесь девушек привлек твое внимание, я бы указала именно на эту девушку.

– Да? И почему же?

– Во-первых, потому что она юная.

– В чем это ты меня собралась обвинить – в нимфоманстве, в растлении малолетних?

– Не совсем. Тебе не нравится детская, несформировавшаяся фигура. Тебе нравится фигура на грани своего совершенства, когда женственные формы налились, точно спелое яблочко, и еще не успели иссохнуть или раздаться. Фигура, которой обладает не каждая юная прелестница и которую сложно сохранить с возрастом. Тебе нравятся статные, высокие, осанистые девушки. Ты тонко подмечаешь совершенство в расположении и формах округлостей и линий. И не только совершенные внешние данные тебя привлекают, по которым, впрочем, ты читаешь и характер девушки. Ты ищешь совершенство и в характере, все ту же грань – между кротостью, скромностью, любопытством и порочностью. А юность – это не только гладкая, упругая и светящаяся кожа, но и не подвластность общественному мнению и опыту.

– Как тонко все подмечено! – восхитился он. – И почему ты так хорошо меня изучила?

Ей хотелось сказать, что, не поэтому ли он и выбрал когда-то ее, но сказала она другое:

– Потому что, если бы я была мужчиной, именно то же самое и искала!

Вечер проходит, как ни странно это звучит, учитывая их нахождение в увеселительном заведении, любовно трогательно. Уморенные танцами, уже не притворяясь братом и сестрой, они нежно касаются друг друга, обнимаются и целуются...

А после возращения, они заходят в подъезд ее дома. И здесь на лестничной площадке, возле большого окна они выплескивают свою дерзновенную страсть. Там, за окном – темно, пусто и холодно. Здесь же, рядом с любимым – все воспринимается ярко, а его объятия и прикосновения обжигают. И тут же накатывает мучительная тоска от осознания скорого расставания. Еще минутка, еще одна минутка... и он уйдет...

Ева тянется к нему, чтобы обнять. Константин отстраняется. Ему и так очень жарко. А ей уже становится холодно, потому что в ее сердце – тоска и горечь. Он сейчас уйдет к своей семье, а она постарается быстрее уснуть, чтобы не дать этой горечи повелевать над ней. Но утром она проснется все с той же горечью и будет себя отвлекать обычными дневными делами.

– Побудь еще со мной! – просит она.

– Мне завтра нужно рано вставать.

– Тогда почему ты решил сегодня пойти в клуб? Могли бы провести время только вдвоем, снять квартиру, понежиться, пообщаться.

– Что хотел, то и предложил! Если у тебя были идеи, почему ты молчала? И вообще я всегда что-то предлагаю, устраиваю для нас веселье. А ты только принимаешь, а потом еще жалуешься! Когда уже начнешь ты что-нибудь придумывать?

"Что придумывать? Кафе, клуб, баня, бассейн, боулинг, бильярд... не так-то много развлечений в этом городе", – размышляла Ева.

Театр, кино и другие общественные места, где он остерегался неожиданной встречи со знакомыми своей семьи, они не посещали.

Боулинг и бильярд она не любила. Не потому что эти развлечения ей были не по душе, а потому что каждый раз, когда они приезжали в такие заведения, Константин вместо того, чтобы ее научить, укорял в ненадлежащем качестве игры и даже открыто насмехался над ее постоянными промахами. Ему хотелось, чтобы компаньон или соперник по игре были достаточно сильными. А с таким несерьезным игроком, как она, он только лишался драгоценного времени, отведенного на игру. В итоге, если они и приезжали, чтобы поиграть, он просил ее не мешать ему и спокойно посидеть. А какая ей была радость от этого?

Бассейн, баня – это не развлечение, а оздоровление. Она любила бассейн и баню. Но в последнее время он предпочитал туда ходить без нее.

И что остается? Клуб, кафе. Там они сегодня и были...

– Я не хочу ничего придумывать, я хочу чаще и больше тебя видеть!

– Ты эгоистка! У меня только один, в редких случаях два дня в неделю, когда я могу развлекаться. А у тебя больше возможностей, что ты и делаешь с подругами, без меня.

– Я тоже работаю! – напомнила Ева.

– А выходные всегда твои свободны! – напомнил он.

– Я так больше не могу! Такое ощущение, что мы говорим на разных языках! Я тебе об одном, ты мне о другом! – восклицала Ева.

Ком негодования уже сжимал ее горло, и оттого голос казался глухим и неуверенным.

– Не можешь что? Ну же договаривай!

– Мне кажется, ты меня не любишь!

– Да? Тебе правда так кажется? Когда кажется, креститься нужно! То есть я сегодня показал, что не люблю тебя? Все мои слова, ласки не доказывают ничего? Я вырвался от своих дел только на вечер, и провел его с тобой! И это все не доказывает моих чувств? – он был так взбешен, что еще одно ее слово, и он не смог бы уже совладать со своей яростью.

– Спокойной ночи, любимый! – Ева сказала это с саркастической интонацией, подчеркивая последнее слово.

– Да уж! Спокойная обещает быть ночка!

Он уже подъезжал к своему дому, не помня ни свой уход от нее, ни дорогу, с такой скоростью он выбежал и давил на педаль газа до упора. Он не мог совладать со своей дрожью. Он понимал, что разговор не окончен. И разговаривая сам с собой, он не расставит все точки.

"Да как она может так играть на моих чувствах? Люблю ли я? Какие еще должны быть доказательства любви, если я бегу именно к ней, как только могу?".

И вот он уже звонит ей: – Выходи, поговорим!

– Я не буду с тобой разговаривать, пока ты в таком состоянии. Я боюсь тебя!

– Что?! Боишься? Вот это приехали! Ты что не доверяешь мне? А как же твои заверения в любви? Любишь и не доверяешь? Чего-то я не понимаю в этой жизни! Никто тебя пальцем не тронет. Я тебе это обещаю! Я не исполнял, что обещал?

"Это, кажется, я что-то не понимаю в этой жизни! Ты обещал любить. Ты обещал меня сделать счастливой. Так почему я чувствую себя несчастной? И разве однажды ты мне не сделал больно? Сделал. И можешь сделать еще!" – размышляла Ева, а вслух ответила: – Хорошо, я спущусь!

Он гнал куда-то, кажется, в неизвестном самому направлении. Ева была напугана. Она первый раз видела его таким рассерженным.

– Ты решил нас угробить?

– Нет, конечно! Я еще хочу жить! И со мной тебе нечего бояться! – ответил Константин.

Он резко затормозил, развернув руль в сторону так, что машина сделала петлю и остановилась.

– Ты что совсем не понимаешь ничего? – выкрикнул он.

– Это ты ничего не понимаешь! – робко ответила Ева, отстранившаяся от него ближе к окну, и скрестив руки.

– Какие еще тебе нужны доказательства? Тебе было мало одного раза в подъезде? Давай, загибайся!

"О чем он? Почему он все сводит к сексу?" – думала она.

– Может, давай расстанемся? – дрогнувшим голосом предложила она, смотря в окно, а когда повернулась к нему, тут же ощутила его увесистый удар ладонью по щеке.

– Отвези меня домой! Нам больше не о чем говорить! – сквозь хлынувшие слезы потребовала Ева.

– Отвезу, когда мы закончим этот разговор, а он еще не закончен, – Константин немного помолчал, стараясь успокоиться, – Как ты можешь так легко прерывать отношения? Происходит что-то незначительное, и ты готова сразу расстаться! Это и есть доказательства твоей любви? А говоришь, что я не люблю тебя! Мне кажется, все наоборот!

"Незначительное...". В ней уже было столько всего накопившегося, может и не значительного, но все это внутри лежало тяжеленным грузом, мешающим спокойно жить и любить.

"Легко? Если бы он знал, что это совсем нелегко! Но уже нелегко и быть с ним!".

– Я хочу когда-нибудь стать женой, матерью. Пока мы вместе, я буду лишена этого. Я люблю тебя! И до какого-то времени довольствовалась только этим. Но сейчас мне стало этого мало.

– Это не твои размышления! Как только ты встречаешься со своими подругами-завистницами и разлучницами, на следующий день ты выливаешь на меня, как из бушлата, потоки грязи! Вчера, я знаю, ты была у Зои. Сегодняшние твои предъявы – это вчерашние разговоры!

– Ты ошибаешься! Даже когда подруги что-то и говорят на счет наших отношений, то это нисколько на них не влияет. Подруги достаточно сдержанны в своих высказываниях. И у меня есть своя голова на плечах, если ты не заметил!

– В голове моей опилки, не беда! Дребезжалки и дразнилки, да-да-да! – не удержавшись, насмехался Константин.

"Как он может так говорить? Это не смешно! Вот какое у него мнение обо мне – что я глупая, что у меня нет своего мнения".

– Ты просто впечатлительная и простодушная, – заметил он, словно читая ее мысли, – А таких разговоров у вас нет, что, вот мол, какой он козел, забрал мои лучшие годы? – заметив ее удивленный взгляд, он пояснил: – Женщина проводит с мужчиной много лет, а потом, расставшись с ним, говорит: "Какой он козел, забрал лучшие мои годы!". Я не понимаю, как мужчина может забрать лучшие годы? Они же были вместе. Значит, и она забрала его лучшие годы. Надеюсь, ты потом не будешь сетовать, что я забрал твои лучшие годы жизни?

– Я тоже не понимаю, когда так говорят, – согласилась с ним Ева. – Я никогда так не скажу!

И у нее защемило сердце. "Почему он это говорит? Значит, расставание все-таки неизбежно? Он заранее меня готовит к расставанию – возводит мосты и строит защитные баррикады?".

От всех своих предпринимаемых шагов, в том числе от предложения о расставании, она видела некую пользу. Она ждала, что в очередной раз, когда она предложит расстаться, он будет ее добиваться, будет уверять в любви, возможно, все-таки решится уйти от жены к ней.

"Лучшие годы...". С ним были ее лучшие годы. Она никогда его не попрекнет, как бы не было ей больно и обидно. Забрал? Нет, не забрал. Она сама ему дарила свои годы. И она это полностью осознавала. Дарила, потому что любила, посвящая эти годы только ему.

Да, ему не нужны были такие жертвы с ее стороны. И если бы он стал догадываться, что творится в ее душе, то тут же постарался ей объяснить быть здравомыслящей. Он и так периодически напоминал о ее собственном совершенствовании, как личности, которые она считала "придирками" с его стороны. Но что значит, быть здравомыслящей, когда так самозабвенно любишь? Разве это возможно?

Он говорил об их любви, как о даре, посланном свыше. Он призывал отдаться этому чувству, впустить в себя. И она впустила. Впустила так, что это чувство ее захватило. Уже не было Евы – как личности, уже была только ее любовь, а она – лишь как носитель этого чувства.

В тот вечер, хотя и придя к взаимовыгодному соглашению относительно перемирия, и заверив друг друга в любви, каждый остался со своими мыслями и вопросами. В ее голове так и остался вопрос – "Почему он любит, но заставляет меня страдать? Почему мы не вместе? Почему тогда вечера, которые могли бы провести наедине, проводим в общественных местах?". В его голове – "Почему только я придумываю нам развлечения, а она их принимает или не принимает? Почему считает себя настолько необычной, что рассуждает – вот она я, веселите меня, любите меня, а я еще подумаю, отблагодарить ли вас или нет?".

Однажды, когда Ева уже спешила на работу, возвращаясь с занятий в институте, к ней подошел солидный мужчина. Он спросил, работает ли она моделью, и, узнав, что нет, очень удивился.

– С твоим ростом и комплекцией – это удивляет! – объяснил он.

Узнав ее возраст, он предложил ей попробовать себя в этой сфере. Ева работала в преуспевающей фирме, в которой она видела для себя возможности карьерного роста. И поэтому менять сейчас что-то в профессиональном плане она не хотела.

– Я могу тебе помочь. От тебя требуются только фотографии и один раз прийти на кастинг, который я устраиваю через месяц в вашем городе. Если ты заинтересуешь работодателей, с тобой заключат выгодный контракт, ты получишь сумму, явно во много раз той, что ты сейчас получаешь, – уговаривал он.

Ева смотрела на мужчину. Он внушал доверие. Она вспомнила о своем детском желании быть моделью и своей болезненной неуверенности. Сейчас она уже научилась бороться со своими комплексами. Временами ей даже казалось, что она одержала верх над ними. Только что, пока она шла по улице и ловила на себе заинтересованные взгляды, да и похвалы со стороны этого мужчины, его ошибочное мнение, что она работает моделью, всем этим она внутренне упивалась. Да, она хотела быть моделью! Но сомнения еще были...

– Все еще будет зависеть, как ты получаешься на фотографии, – продолжал он. – Ты знаешь, некоторые девушки, очень яркие в жизни, через объективы камер получаются совершенно другими. У нас так и принято говорить, что камера их не любит!

– Но даже если фотографии окажутся не столь удачными, как ожидается, в любом случае они останутся тебе на память, – привел еще один аргумент он. – Фотограф, которого я тебе советую, делает очень профессиональные фотографии. Он специализируется на съемке "Ню". Слышала про такое?

– Это когда фотографируются обнаженными?

– Да. Но он так умело выбирает нужные позы для моделей, что фотографии не кажется не приличными, то есть понятно, что девушка обнажена, при этом никаких интимных мест не видно.

Ева неделю готовилась к предстоящей профессиональной фотосессии, первый раз в жизни специально изнуряя себя диетой. Фотографом оказался молодой мужчина, не столь располагающим к себе, как она того ожидала. Он не подсказывал ей, какую принять позу. А только говорил: "Да, так хорошо!" или "Давай по-другому, так плохо!". Впрочем, ей понравились некоторые фотографии. Особенно та, где она сидела, смотря в сторону, словно в глубокой задумчивости, в непринужденной позе на стуле, спрятавшись за его резной спинкой. И та, на которой было заснято только ее лицо с зазывно приоткрытым ртом и томными глазами, словно в момент интимной близости.

Остальные фотографии были не столь удачными. На одном снимке, как он просил, она изображала рассерженную тигрицу, что ей совершенно не удалось. Как не пыталась она изобразить ярость и страсть, глаза оставались по-прежнему добрыми и ласковыми. На другом снимке она замерла в позе непорочной девы, склонив набок голову и обнажив одну грудь. Но от чудесных творений художников, изображающих обнаженную красоту, этот снимок отличался тем, что красота неуклюже распласталась прямо на голом полу, прикрываясь вместо длинного легкого пеньюара, маленьким клочком какой-то материи. Были еще пару снимков, на которых она была запечатлена в полный рост в раздельном купальнике, как того требовал тот мужчина, занимавшийся модельным бизнесом.

– Это удивительно, – изрек он, рассматривая ее фотографии, когда они вновь встретились. – Камера полюбила твое лицо, но не полюбила тело! На фотографии твое лицо преображается и становится еще лучше. А вот фигура, наоборот, кажется полнее, чем в действительности. Я думаю, может, ты просто не умеешь красиво позировать. Нужно в камеру преподносить свое тело в более выгодных ракурсах, выставляя напоказ лучшие его изгибы. А ты, словно, зажалась вся, и это сразу видно.

– Так значит, я не подхожу? – спросила Ева.

Уже по дороге на эту встречу, она была готова к тому, что услышала. Она сама успела оценить свои снимки, и была разочарована, разглядывая свои складочки и пухлости, появившиеся у нее из-за неудачных поз, хотя она даже похудела на несколько килограмм перед фотосессией. Некоторые фотографии имели свое очарование, но такое мнение о красоте можно было отнести лишь к любительскому.

– Я видел девушек с более пышными формами, чем у тебя, которые на фотографиях получались почему-то стройнее. Я имею в виду комплекцию фигуры для модельного бизнеса, – пояснил он. – На мой взгляд, ты даже слишком худая. В любом случае, как я тебе и говорил, фотографии замечательные! Не так ли? А вот, чтобы реализовать себя в качестве модели, тебе придется научиться показывать свое тело. Предлагаю тебе пройти какую-нибудь школу моделей.