355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Орлянская » Запах магнолий(СИ) » Текст книги (страница 17)
Запах магнолий(СИ)
  • Текст добавлен: 29 апреля 2017, 18:30

Текст книги "Запах магнолий(СИ)"


Автор книги: Анна Орлянская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Сидя в парилке, она вспоминала их прошлые развратные игры, и размышляла:

"Раньше ведь не было во мне такой ревности и досады, как сейчас. Не было таких угрызений совести, и ощущения греховности. Когда это стало так явственно ощущаться?

Я помню, что первые наши с ним подобные эксперименты даже нравились мне. Это было тогда, когда все еще было на уровне откровенных разговоров и прелюдий в обществе моих подруг. Но когда все переросло в спланированный разврат, появился неприятный ком, удушающий меня изнутри, который если и позволял мне согласиться на какую-то непристойность, то уже после ее совершения, безжалостно мучил меня угрызениями совести, чувством унижения и ревностью.

К тому же это слишком часто стало. Я сильно скучаю по нему. И когда вижу его спустя неделю, а то и две, мне хочется, чтобы этот один, свой свободный для меня день он посвятил только мне. А он не понимает. Или не разделяет моих чувств. Неужели он не успевает так сильно по мне соскучиться? Может, он посчитал, что достаточно для меня внимания на сегодня? Как он измеряет эту достаточность? Разве он не должен хотя бы спросить меня?

Но как бы там ни было, я вообще больше ничего не хочу. Сейчас даже его похотливый взгляд, устремленный на других девушек, вызывает бурю неприятных эмоций. Не хочу больше участвовать во всем этом, не хочу, не хочу...".

Ее размышления прервала одна из подруг, решившая составить компанию и поговорить о том, что наблюдала уже целый час.

– Ты вообще видела, что вытворяет твой благоверный? – спросила подруга.

– Да, – коротко ответила Ева.

– И ты такое ему позволяешь?

– А что он делает? – спросила Ева, про себя подумав: "Я и не такое ему позволяю!".

– Сейчас только что массаж делал мне, и пытался облапать, рукой полез между ног, я его оттолкнула.

– Молодец! – похвалила ее Ева.

– Это что нормально в ваших отношениях? Ты разве не ревнуешь?

– Ревную, – честно ответила Ева. – Но у нас свободные отношения. Он женат. В верности мне не клялся, ничего не обещал. Хочет развлекаться, пусть развлекается!

– И тебе не обидно? – удивилась подруга.

– Я не настолько ревную, насколько ты думаешь, – ответила Ева, стараясь сделать свой голос, как можно более спокойным, правда, получался он больше отрешенным.

– Ясно. Я просто не знаю, как нужно себя вести в таких ситуациях. Ведь ты моя подруга. Я не хочу тебя как-то обидеть.

– Ты меня не обижаешь. Правда, правда! – заверила ее Ева.

– А как далеко он готов зайти, если бы я позволила ему больше? – допытывалась подруга.

– Думаю, настолько, насколько ты готова позволить.

– А если я ничего не хочу, он не будет меня принуждать ни к чему?

– Не переживай, никто ничего не сделает против твоей воли, – заверила ее Ева.

– Я и не переживаю. Мне то что? Я человек свободный. Я просто думала, что у вас все серьезно. Вот вы развратники! Буду знать теперь! В следующий раз подумаю, пойти ли с вами за компанию.

"А следующего раза больше и не будет!", – подумала Ева, и улыбнулась подруге, хотя в этот момент ей безумно хотелось рыдать.

Запись в дневнике в тот вечер:

"Видимо, чтобы удержать меня, он давал мне надежды на то, что наше с ним будущее возможно. Но каждый раз, когда речь заходила о совместном проживании, у него появлялась новая причина, по которой это становилось невозможным.

Он считает, что быт разрушает любовь. И я согласна с его мнением, с одним лишь дополнением – быт разрушает идеализированную любовь, такую любовь, как у нас с ним. В этом случае ему придется узнать меня настоящую. Изменение статуса наших отношений, неизбежно приведет к изменению самих отношений. Я не позволю ему то, что позволяю сейчас, что, впрочем, я больше не собираюсь позволять. Я не позволю ему то, что позволяет жена. Уйдя от жены, он лишится многого. Такой шаг приведет к изменению самой жизни и к изменению себя. И ради чего? Того неопределенного, что называется любовью ко мне? Зачем ему вообще что-либо менять в своей жизни? Такой поступок был бы полнейшим безумием с его стороны.

Я понимаю его, но не понимаю себя. Разве я не безумна?

Из-за всех непристойностей в моей жизни, я ощущаю себя постоянно грязной, и не могу смыть эту грязь. Даже, когда тело после душа и различных кремов, приятно благоухает, меня по-прежнему не покидают неприятные ощущения. Оскверняя свое тело, я оскверняю и свою душу.

Раньше я любила благоговейно и самозабвенно. Раньше любовь переполняла меня так, что все остальное казалось незначительным. А сейчас меня переполняют страдания из-за этой любви. Временами мне кажется, что Константин мне даже ненавистен за свою похотливость и ненасытность, особенно, когда он не рядом. Он ненавистен и все еще любим. Не знаю, как эти противоречивые чувства могут уживаться во мне? Но если бы существовало лекарство от этих чувств, я бы предпочла выпить лекарство от любви, чтобы, наконец-то, освободиться! Прошу тебя, Господи, пусть умрет моя любовь, пусть я стану бесчувственной и холодной, или забери мою душу, главное освободи меня из этого мучительного плена!".

«Я люблю тебя! Ты моя Богиня! Я уже скучаю по тебе!», – читала она его смс на следующий день.

"О, если бы это было правдой", – и вот что думала.

"Я хочу, чтобы сегодня у тебя денек начался с радости. Я всю ночь смаковал нашу вчерашнюю встречу. Ты самая лучшая! Не забывай это. Удачного денечка!", – его смс.

"Что ответить?", – размышляла Ева, переходя дорогу. Она спешила на работу. Он никогда так рано не присылал ей сообщения. Обычно это было ближе к обеду.

"Еще недавно я бы зарядилась позитивом на весь день от его слов любви, сказанных с раннего утра. Но сейчас они мне противны. Что он смаковал? Разврат? Смаковал то, что убивает меня? Лучше бы не писал мне сегодня ничего. И тогда день прошел бы, как обычно. А сейчас хочется плакать от его слов".

Был мигающий зеленый на светофоре, она на середине дороги. Красная Lada резко начала движение, а Ева уверенно сделала шаг вперед...

Она услышала скрежет тормозов и бранные крики водителя.

Еще недавно Ева думала о том, что уже не видит никакого смысла в своей жизни. Она уже не пыталась искать этот смысл, так же, как и не имела намерения умереть. Однако жизнь ей казалась настолько бессмысленной, безрадостной, опустелой, что потеряла какую-либо свою ценность. Ей казалось, что смерти она не боится, и даже готова к ней, если она неожиданно, но случайно произойдет. И вот она столкнулась с ситуацией, когда ее жизнь была прямо на волоске от смерти. Между ней и красным грудом железа, успевшим вовремя затормозить, оставались какие-то жалкие сантиметры. Нет не жалкие, а спасительные! Она подумала о том, что мысли действительно материальны. И благодарила Бога и ангела хранителя, что они ее спасли.

Они снова встречаются и едут на съемную квартиру. Константин что-то шутит. Он так рад видеть наконец-то свою любимую...

А Ева грустит. Вот она уже сидит в комнате на диванчике... Привычные стены, привычная мебель. Все такое до боли привычное. Но чужое. И он чужой. Уже нет радости от нахождения здесь. Ева изучающе смотрит, словно оказалась в этой квартире в первый раз. Старая, изношенная, затертая мебель... Одно дело оказаться здесь впервые и отдаться мужчине под натиском страсти. И совсем другое наблюдать это из раза в раз, от встречи к встрече. Все обезличено, все опустелое. И это не пробуждает страсть, не склоняет к романтике. Это угнетает...

Он подходит, обнимает, говорит нежные слова. И все. Все исчезает из поля зрения, и из мыслей. Только он. Ее любовь!

Они занимались любовью снова и снова. Каждая встреча открывала ей что-то новое в самой же себе, дарила новые ощущения. Но в этот вечер их близость была какой-то особенной, очень чуткой. Такой, какой она была, наверное, только на первых встречах.

Он красиво ухаживал, его ласки были волшебны, а слова любви и комплименты лились из него нескончаемым потоком. Не было той прыткости и несдержанности, которую часто ждут все женщины. Но то, что он дарил ей в этот раз, было, может, важнее. Чуткость и нежность окутывали ее, ублажая и успокаивая, погружая ее в некое релаксирующее состояние, как в сон. Когда она снова просыпалась, то продолжала ощущать его ласки, а нежные слова она слышала и сквозь сон...

"Как же я обожаю эти руки. И как же я их ненавижу, что не мне одной они доставляют такое блаженство", – думала Ева. – "Во мне говорит ревность? Нет. Ревность это только толчок. Во мне говорит уже что-то большее ревности, это уже недоверие. Раньше, зарядившись счастьем от него, мне хватало это на неделю, ровно до следующей встречи. Сейчас уже не хватает и на минуту".

И снова эти руки ласкают ее. И снова все забывается и прощается. И только на ту минуту, на которую они отпускают ее, в голову снова лезут всякие нехорошие мысли.

Им принадлежал вечер и вся ночь. Только первые лучи восходящего солнца, напомнили им о приближении времени расставания. Выходя из съемной квартиры, Ева собиралась накрасить губы помадой, но Константин не позволил это сделать.

– Я еще не нацеловался с тобой! – сказал он, привлек ее к себе и поцеловал долгим, нежным поцелуем.

В этот поцелуй он вложил все свои чувства, связанные с ней, всю свою любовь и нежелание отпускать ее.

Ева же в этот момент думала о том, что так всегда и будет. Он всегда будет уходить. А она будет довольствоваться только одним днем в неделю, тем днем, что выберет он сам.

И глубоко в сердце ощутила боль, грусть, горечь и злость. Чем дольше длился их поцелуй, тем сильнее эти чувства нарастали в ней, пока не поглотили целиком все ее естество.

– Ты любишь меня? – сдерживая слезы, спросила она, хотя и знала, что он ответит.

Ей хотелось, чтобы он пожалел ее, чтобы крепче обнял и заверил в своей безграничной любви.

Только как он мог догадаться, что у нее на душе? Наоборот, ее вопрос, вернее, с какой интонацией он был задан, Константина удивил. Как она может сомневаться в его чувствах? Разве за прошедшую восхитительную ночь и утро, когда он практически не смыкая глаз, всячески ублажал ее, разве этим душевным поцелуем, он не доказал свою любовь?!

– А разве ты это не чувствуешь? – спросил раздосадовано он.

Но как она могла объяснить так сразу все, что у нее на душе, все, что копилось не один год?!

– Чувствую! Я просто хотела еще услышать на прощание, что любишь, – ответила Ева. Что еще ей оставалось сказать?

– Я люблю тебя! Очень сильно люблю! Безумно люблю! Любил еще до того, как встретил. И всегда буду любить. Даже, несмотря на то, что ты такая глупышка.

– И я тебя люблю! – ответила Ева.

Ей хотелось сказать, что он ее воздух, что без него она задохнется. Что ей на самом деле трудно дышать, когда они расстаются. Ей много что хотелось ему сказать...

"Что это даст? Он никогда не будет моим! Я страдаю. Но зачем рассказывать об этом? Чтобы и он страдал? От этого легче не будет. От этого будет только тяжелее".

Разбушевавшаяся вьюга, сорвав последние снежные одеяния с деревьев, клонила к земле, трепала и обламывала их оголившиеся ветви. Снежные хлопья кружились в воздухе, а сильные порывы ветра, поднося их к окнам, неистово стучали в них и завывали.

Они вышли на улицу. Яркое зимнее солнце и отблески его лучей на снегу сразу ее ослепили. Ева на несколько секунд зажмурила глаза и опустила голову. Пока они шли до машины, ветер безжалостно дул в лицо и трепал волосы. Она не любила носить шапки, даже зимой и одевала их только тогда, когда нужно было идти куда-то далеко. Сейчас она жалела, что была без теплой шапки.

"Ну и пусть. Пусть ветер и мороз остудят меня. Пусть я заболею и умру!" – мысленно не щадила она себя.

Уже дома, Ева сделала себе кофе со сливками, накинула теплый халат, и вышла на балкон. Она отхлебнула кофе, и почувствовала, как жидкость обжигает ее изнутри, устремляясь все ниже, и исчезая из зоны ощущений.

Она размышляла о них. И слезы текли, расплываясь по щекам и разнося остатки туши. Она не вытирала их. Ева протянула руку к пачке сигарет, достала одну, и с удовольствием закурила, словно это могло ее успокоить.

"Оставаться с ним – страдание, уйти – тоже страдание. Он стремится к разнообразию, привнося в наши отношения развратные развлечения. Но для меня все это стало чудовищной пыткой, принуждением. Уже даже обычные откровенные разговоры вызывают неприязнь. Конечно, я сама виновата, что позволила и согласилась на выбранную им распутную роль для меня. Но разве он не виноват? Нарочно ли он говорит о моей особенности, убеждая меня дальше заниматься развратом? Или он просто ослеп, оглох и стал одержимым? Однако убеждая себя, что здесь и его вина, это все равно не уменьшает моих чувств к нему. Я люблю его. Я уже не люблю себя, а его продолжаю любить".

Ева вернулась из своих размышлений, достала дневник и записала:

"Я не хочу больше разврата. Я никогда уже не очищу свою душу, но тело больше не хочу осквернять.

Мой дневник, только тебе могу я признаться еще в одном, о чем не могу сообщить другим. Меня стали посещать мысли о смерти. Саму себя лишить жизни я не осмелюсь, но я часто стала желать, чтобы это как-то случайно произошло, например, когда я перехожу дорогу.

И вот это чуть не случилось со мной. Все-таки есть во мне какая-то глазливость. Стоит подумать о чем-то плохом, и оно случается.

Когда смерть была близка, несмотря на то, что это были доли минуты, этого времени хватило ощутить страх перед тем, что ожидает меня, ощутить страх перед никчемностью и нелепостью возможного происшествия, и я обрадовалась, что моя жизнь продолжается.

Я молила Бога, чтобы он забрал мою душу, так мне все опостылело в этой жизни. А после того, как чуть не лишилась жизни, я его благодарила.

Не могу сказать, что жизнь опять заиграла красками, и открылся ее смысл, но и смерть – нелепая, убогая, уже не манит. Что меня ждет после смерти, если жизнь прошла так бессмысленно?

Этот короткий миг до возможной потери жизни, заставил меня многое понять! Бог не заберет мою жизнь! Я умру, если сама себя лишу этой жизни, но тогда отдав душу дьяволу, а не Богу. Бог заберет к себе только чистую душу! Да она уже запятнана грехами всей прошлой жизни, но, возможно, благие дела в будущем помогут пусть и не очистить ее, но быть достаточными для того, чтобы не отправиться в ад.

Значит, нужно что-то менять. И в первую очередь избавляться от грехов. Хотя бы от тех, которые не дают покоя моей душе".

Капелька слезы упала точно в конце последней записанной фразы. "Это моя печать", – подумала она.

Ева взяла телефон, и отправила ему сообщение: "Я люблю тебя. Всегда буду любить. Но больше так не могу. Давай расстанемся?".

"Если тебе кажется, что другие будут так любить, как я, то давай" – ответил он в своем сообщении.

Для Константина такое сообщение от Евы после недавней восхитительной встречи, было неожиданным. Хотя он знал, что она хочет. Семью, детей. От него. От него не получится. Она и сама еще не готова к браку и детям. Как это возможно ей мягко объяснить? Выложить сразу перед ней все доводы и причины? Не поймет и обидится. Приходится вливать маленькими порциями. Но даже их она воспринимает как "отмазки". Она сама должна разобраться в себе. Хочет уйти – пусть идет. Будет возможность подумать, во всем разобраться.

"Тогда прощай. Не пиши мне. Прошу" – ее смс.

"Прощай" – его смс.

Насколько ее хватит в этот раз? Константин обычно первый шел на примирение, при этом относился к этому как к ее причудам, а не как к ссоре. В этот раз он решил дать ей больше времени, если, конечно, она сама ему первая не напишет.

Часть 14.

Красочно богатый, эмоционально выразительный витраж, через который раньше она взирала на жизнь, в одночасье сменился на однообразно унылое, мутное стекло. То, что раньше воспринималось, как непревзойденное совершенство, сейчас стало напоминать отвратительно, безнадежно испорченный, слишком потрескавшийся кракелюр.

Все свободное время Ева, избегая проводить его наедине со своими мыслями, встречалась с подругами, заводила новые знакомства и посещала различные увеселительные заведения. В ее жизни снова появились "крутые" парни на "крутых тачках", дорогие рестораны, клубы, напитки и подарки. Но и все та же плотская развратная жизнь. Теперь только без слов любви и обожания. Она старалась как можно меньше думать о нем. Каждое малейшее воспоминание, каждая незначительная мысль, хоть как-то связанная с ним, вызывали в ней глубокую, мучительную, грустную тоску. Только не думать, не получалось. Благодатное пламя любви, которое он разжег в ней, продолжало гореть и испепеляло ее изнутри, но другим доставался только его пепел и едкий дым.

И если раньше, до осознания своей любви к Константину, мир роскоши манил ее своим блеском и глянцем, и мог подарить ей ощущение собственной значимости, то сейчас, попадая тем же способом в него, она ощущала лишь фальшь и еще большую пошлость, чем та, от которой она отказалась.

В каждом встречном мужчине она искала любимые, пленительные черты. Иногда, совсем отдаленно что-то в облике незнакомца проскальзывало знакомое, и все внутри нее начинало трепетать и клокотать, но при ближайшем рассмотрении и общении, даже при наличии нескольких внешних черт и совпадении в характере и интересах, первая симпатия рассеивалась, словно туман, или молниеносно испарялась, как после исчезнувшего ночного видения. Человек атлетического телосложения, с пружинистой походкой оказывался однобоким, неинтересным или вообще низкого интеллекта. Человек ученый, философствующий, даже при наличии спортивных внешних данных, оказывался закомплексованным и нудным. С виду уверенный в себе человек со спокойной жестикуляцией, оказывался самовлюбленным и эгоцентричным. Человек с пронзительным взглядом оказывался скупым на чувства и совершенно далеким от эстетичности. Даже, вопреки собственным желаниям, доведя знакомство до интимной близости с тем или иным ухажером, обнаруживалось отсутствие у него той совершенной грани в чувственности и страсти. Назойливые нежности, особенно учитывая непродолжительное знакомство, были слишком томительными, а бурная страсть наперевес с проявлениями жесткости ничего, кроме неприятных ощущений не доставляла. Крепкие, богатырские руки оказывались неумелыми и небрежными. А бархатный, мужественный голос произносил короткие, лишенные звучных слов фразы.

Как-то Ева встретила давнего знакомого. Они разговорились. В нем не было чего-то особенного, разве что степенность, которую она всегда приветствовала, легкая робость перед ней, дарящая как раз требуемое ощущение собственной значимости, и выразительные глаза, в которых было столько страсти и огня, что она мгновенно в них утонула. Он оказался первым, с кем она не думала о Константине. С безграничным, отчаянным доверием она желала открыться новым отношениям, хватаясь за свое собственное влечение как за спасательную соломинку, не думая о том, что причина не во вновь вспыхнувших чувствах, а больше в желании забыть о своих чувствах к Константину.

Ей импонировало, как он смотрит на нее. Он смотрел, как на Богиню. Это был не испепеляющий, а благоговейный взгляд. Он был ненасытен, страстен, но при этом нежен и осторожен. Он заглядывал в глаза, как бы спрашивая разрешения на последующие действия. То, что перестал давать Константин, он стал ей давать – чуткость.

Он считал, что Ева – раскрепощенная, развязанная, любительница клубов и необременительных отношений. И его это устраивало. Именно такие отношения он сейчас и хотел.

Ева быстро его раскусила, поняв, что именно его так привлекает в ней. И продолжая цепляться за эти отношения, отвлекающие ее от душераздирающей грусти, специально поддерживала в себе тот образ, что он хотел в ней видеть, еще больше дразня и воспаляя его. Она снова играла выбранную для нее роль...

Из дневника:

"Ту инициативу, которую требовал от меня Константин, в полной мере получил этот молодой человек. Я могла сходить в ночной клуб, и часа в два ночи разбудить его звонком. "Я у твоей двери. Стою в одном платье, без трусиков. Выходи!" – было моим сообщением или при телефонном разговоре. Я знала, что его это заводит.

Наивный и милый образ, что я выбирала для себя днем, контактировал с еще больше фальшивым наглым и развратным образом вечером. И поначалу мне нравилось, что он думает обо мне, ведь я всегда хотела иметь более дерзкие и уверенные качества. И вот наконец-то во мне их признали!

Он с таким пылким выражением говорил мне: "Ух, ну ты и дьяволица!", что возникало только одно желание – еще больше его в этом уверять.

Он даже подарил мне набор для ролевой игры с повязкой для глаз и косточкой с заданиями, в которую мы так и не успели сыграть.

Потом я напомнила себе, что ушла от Константина не только из-за постоянной обоюдной лжи и переизбытка разврата, а еще и от того, что хотелось большего – семьи, детей. Того, что Константин не мог дать. Того, что и он не собирался мне давать.

Я все ему объяснила, что на самом деле искала серьезные отношения, а не временные. Что, конечно, я сама виновата, что поддерживала в себе такой распутный, легкомысленный образ. Он же заверил меня, что совсем не считает меня легкомысленной, однако не готов поддерживать серьезные отношения, сейчас его интересует работа. Он сказал, что хочет создать вначале уютное гнездышко, и потом туда привести свою женщину. А сейчас ему нужны необременительные отношения, не отвлекающие его от задуманных больших планов.

Я подумала, что, конечно же, он не приведет туда такую женщину, как я. И мне даже стало его жалко. Для семьи он найдет покладистую, тихую, невзрачную "курицу", которая родит ему пару детишек, растолстеет, еще больше закудахчет. И даже если она будет ухаживать за собой, он все равно рано или поздно будет ей изменять или устраивать беспричинные ссоры. Он будет искать свой идеал развязной тусовщицы.

На прощание он подарил мне золотой крестик. И мы расстались. Я не хотела его принимать, сказала, что все равно это нас уже не примирит. Он заверил меня, что этот подарок от души. И убедил его носить.

Это уже видимо судьба – мужчины, желающие мне добра, отправляют меня к Богу".

После этих «скоротечных» отношений, также бурно начались следующие отношения. Ева разместила свою анкету с фотографией на сайте знакомств. Среди шквала приходящих сообщений, она выбрала одно непримечательное по содержанию, залюбовавшись молодым человеком, что смотрел на нее с главной фотографии в анкете. Судя по фотографии, он был красивым, с яркой запоминающейся внешностью. Весь его образ сообщал о его пылкости и горячности. А его строгий костюм сообщал о его серьезности. В своей анкете он и указывал, что знакомится именно для серьезных отношений.

Встретив его, она не была разочарована, наоборот, приятно удивлена, увидав перед собой красивого и бойкого молодого человека, а не серьезного "пижона", каким он казался из-за своего костюма на фотографии. Он был крепким, поджарым и очень высоким. Хотя идя рядом с ним в туфлях на десятисантиметровой шпильке, ей казалось, что они почти одного роста.

Он тоже оценивал девушку. В жизни она оказалась куда даже лучше, чем на фотографии. Но что-то было в ней несочетаемым. И что это может быть, он никак не мог понять. Добрые, лучезарные глаза, легкая походка, не броская одежда. Вполне благопристойная кофточка, обычные обтягивающие фигуру джинсы, туфли. Туфли! Они были дерзкими – черные, под кожу питона, на высоченной шпильке.

Проведя с ним несколько часов, Ева сообщила, что собирается пойти в ночной клуб с подругой.

"Вот, что было в ней противоречивым! Хотела показаться скромной, серьезной девушкой, а сама, скорее, еще та вертихвостка!", – подумал он.

И еще раз в этом убедился, когда узнал, что Ева в пакете несла платье для клуба. Для встречи с ним она специально так скромно оделась. Составить ей и ее подруге компанию в клуб он отказался, сославшись на то, что не одет соответствующе. И хотя он огорчился, что девушка, знакомившаяся для серьезных отношений, даже не попыталась скрыть свои планы на поздний вечер, все-таки решил продолжить с ней общение, отметив ее яркую внешность.

В своем дневнике Ева напишет о нем:

"Он был красив, как супергерой с картинки! Даже легкая небритость ему очень шла. Он был душой компании, и всегда, в любой компании привлекал к себе внимание. И это было минусом и плюсом. Я радовалась тому, что мой мужчина нравится всем остальным. Он нравился родителям. И это было тоже немаловажно. Только самые близкие подруги, зная хорошо меня, напоминали мне о моих же собственных предпочтениях.

"Ты любишь, чтобы ты была королевой! Чтобы твой мужчина помогал тебе в этом или не мешал хотя бы. А сейчас король – он",– говорила Зоя.

"Да, ты права", – отвечала я.

"Он молодой. И не скоро даст тебе то, что ты хочешь – семью, ребенка, да даже совместное проживание", – напоминала Нина.

"Да, я помню. Но, может, стоит подождать?", – рассуждала я.

"Дай ему шанс!", – говорила подруга по работе, которой Ева пожаловалась о наметившемся разладе в их отношениях. – "Ты же знаешь, как подмаслить и расположить его. Почеши за ушком. Скажи, какой он у тебя красивый, умный, ему большего и не нужно".

"Да знаю я, как расположить его, как сделать зависимым от меня. Но если честно не хочу. Не хочу больше никаких игр и ролей. Я хочу быть собой. Может, я сама хочу, чтобы меня чесали за ушком и говорили комплименты", – противилась я.

"Он положительный со всех сторон. Красивый, доброжелательный, умный, целеустремленный, серьезный", – говорила мама.

А я мысленно добавляла – "молодой и свободный".

В нашей с ним паре, каждый тянул одеяло на себя. Я стала понимать, что мне нужен другой мужчина, а ему – другая женщина".

Он был моложе ее на два года. Но разница в возрасте между ними нисколько не угадывалась. Однако эта разница стала ощущаться по мере общения. Именно она стала ее ощущать. Ей казалось, что внутри нее есть некий стержень. Что у каждого человека есть такой стержень. Об этом стержне часто рассуждал Константин. Он связывал этот стержень с уступчивостью, с гордостью, с принципами человека. И с одобрением, даже с восхищением говорил об его гибкости у Евы.

"Значит, у меня нет гордости и принципов?", – разочарованно спрашивала когда-то она Константина.

"Ты что? Гордости у тебя – очень много! Над этим я и работаю. Все время с ней приходится иметь дело", – объяснял он. – "Но что касается принципов – ты не принципиальна. И это меня очень радует и подкупает в тебе. У большинства людей все проще. И потому менее интересно из-за этой однобокости суждений и позиций".

И тогда ей казалось, что он прав. Сейчас же она ощущала жесткость своего внутреннего стержня. Даже не жесткость, а силу. Может, он начал черстветь, не имея подпитки без похвальных слов о своей исключительности? Однако эта ее внутренняя сила стала препятствовать развитию отношений.

Он действительно, как она и предполагала, оказался горячим в проявлении эмоций и серьезным в своих намерениях. Он стремился к верности и постоянству в отношениях. Однако этих положительных качеств оказалось не достаточно...

Однажды, когда они проходили мимо ювелирного магазина, он пообещал, что когда-нибудь подарит ей кольцо, и заверил, что если у него будет такая возможность, он не поскупится и выберет для нее самое дорогое и красивое кольцо. Ей же было смешно слушать такие самовосхваляющие речи. В этот момент она подумала: "Хорошо, что еще луну с неба не обещает достать!".

А когда он ей сообщил о своем желании поступить в университет, ожидая разделить свою радость с ней, она испытала досаду. "Пять лет, и скорее всего больше, отдать его учебе и своим надеждам, которые могут и не сбыться?", – размышляла она. Ева считала, что находясь с ним, со свободным молодым человеком, много чего обещающим ей, она бессмысленно дарит ему свое время, а когда встречалась с женатым мужчиной, ничего не обещающим, она так не считала.

Все дело было в чувствах! Константина она любила, и насколько это чувство было велико, она поняла после расставания с ним. А этого молодого человека лишь желала. К нему была страсть, которая стала угасать. Страсть, которую он постоянно от нее требовал. Он сомневался в том, что она действительно испытывала. И верил в то, чего на самом деле не было.

Страсть и оргазм – были связаны в его представлениях. Так было у него. Так было до нее у других девушек. Так должно быть и у нее. Но так не было. Не было оргазма – значит, не было страсти.

При этом довольно часто, практически всегда местом их любовных утех, были дома их родителей, с ними же в других комнатах. Поэтому Еве приходилось сдерживать свои стоны. А он их требовал, ассоциируя со страстью. И "выколачивал" оргазм из нее всеми известными способами, задействовав все свои силы и различные интимные штучки из секс-шопа. Он не знал одного – как все эти эротичные игры стали ей ненавистны.

Ему хотелось быть лучшим для своей женщины, а отсутствие оргазма у нее, занижало его самооценку. Он еще не реализовал себя в профессиональном плане и ничего не успел достичь в жизни. И сексуальные отношения были его отрадным колодцем, из которого он черпал свою уверенность. В сексе – он всегда чувствовал себя Богом, гордясь своим внушительным достоинством и доводя женщину до такого состояния, когда она умоляет остановиться, несдержанно крича, обливаясь своими соками и закатывая в истоме глаза. Но чем сильнее и дольше он вонзал свое внушительное достоинство в нее, тем молчаливее становилась она, и суше ее "киска".

"С ней я не Бог!", – думал он.

"С ним я не Богиня!", – думала она.

И однажды, заговорив с ним о будущем, несмотря на то, что она на самом деле настроилась уже на расставание, ей было бы достаточно его заверений в любви, чтобы этого расставания не произошло. А он, словно давно ждал этого разговора, и тут же воспользовавшись подходящим моментом, сломя голову, бежал от нее. Ему было итак все понятно, к чему обременительные разговоры? Она хочет создать семью, хочет детей, но он не может ей это дать сейчас и не скоро даст, и возможно, уже не хочет этого с ней. С ней он не Бог. Он никак не мог объяснить сам себе эти внутренние ощущения.

"Если я не могу ее удовлетворить, значит, мы не подходим друг другу", – решил он.

Она своим недостаточным к нему вниманием и ... отсутствием оргазма рушила его "Эго" и, соответственно, их отношения. Да, она могла изображать оргазм, и прекрасно понимала, как это нужно сделать, как это делают многие другие девушки, как это делают ее подруги. Слова любви легко произнести, но трудно изобразить! Оргазм можно изобразить, но стоит ли притворяться?

Константин когда-то выуживал из нее заверения в любви, требовал доказательств того, что было и так ясно. А сейчас из нее выуживают оргазм, то, что, по сути, не так существенно, и то, чего на самом деле нет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю