Текст книги "Запах магнолий(СИ)"

Автор книги: Анна Орлянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Он пообещал узнать, есть ли в их городе такие школы. Так они распрощались.

Ева не стала рассказывать об этих встречах Константину. Она лишь сказала о фотосессии и обещала принести свои фотографии.

Собираясь на свидание с ним, она обнаружила, что все капроновые носки расползлись стрелками, и она решила надеть под джинсы чулки. "Так даже лучше! Он обрадуется, когда разденет меня и увидит такой подарочек!", – решила она.

В ожидании звонка от Константина, она выкурила несколько сигарет. Не столь давно он бросил курить и с отчаянным рвением боролся и с ее зависимостью. Поэтому теперь она избавляла себя от табачных запахов – выпила кофе в надежде, что его запах перебьет, почистила зубки, обмазала тело и волосы ненавязчивыми ароматными средствами. Увлеченная заметанием следов своего преступления, она нечаянно пропустила несколько его вызовов, и только при очередном уже пятом по счету звонке, взяла телефон.

– Ты чем была так занята, что не брала трубку? – возмущался он. – Я уже битый час тебя жду.

– А мне что нужно брать телефон с собой везде – и когда принимаю ванную и когда хожу в туалет? – огрызнулась она.

– Ты еще будешь пререкаться?! Сейчас же спускайся!

Ева схватила фотографии в самодельном конверте и выскочила из квартиры. С нетерпением она ожидала, когда он посмотрит ее фотографии. Что интересно он скажет? Восхитится или заметит, как и тот мужчина, изъяны в фигуре? Он всегда расхваливал ее внешность. Так что, скорее всего, ему понравятся фотографии, на которых видно ненавидимые ею и излюбленные им некоторые ее округлости.

Он же начал с изучения не фотографий, а ее самой.

– От тебя пахнет чужим мужиком! – безапелляционно заявил он, как только она присела к нему машину.

– Ага. И не одним! – пошутила она, забавляясь его беспричинной ревностью.

– Ты решила со мной шутки шутить?

– Ну, что ты, нет, конечно! Какие могут быть шутки?!

– А тебя не учили, что прежде, чем заводить разговор, нужно поприветствовать? – спросил он, и грубо схватив ее за подбородок, привлек к себе, чтобы поцеловать.

Ей хотелось возмущенно ответить, что он тоже ее не приветствовал и первый на нее набросился, словно ястреб. Но она не успела ничего сказать, так как губы ее уже были заняты поцелуем. Поцелуем, который заставлял ее обо всем забыть.

– Такое ощущение, что я целуюсь с пепельницей! – с отвращением произнес он, когда отстранился от нее.

– Ты не собираешься связывать со мной свою жизнь, так зачем же всеми своими щупальцами ты в нее залезаешь? – с возмущением сказала она.

– Вот даже как? Ну, во-первых, мне просто неприятно, когда от тебя разит табаком. Я же не вымазываюсь в помоях, когда прихожу к тебе! Если так сложно бросить курить, будь добра хотя бы не делай это в те дни, когда мы с тобой встречаемся. И во-вторых, может твоя жизнь и не связана со мной, а вот моя жизнь без тебя не возможна!

– Я не это имела в виду. Ты же прекрасно понял, что я говорила о семье и браке.

Он тяжело вздохнул и взял ее за руку.

– Почему ты никогда не заканчиваешь первой спор? Почему бы тебе просто не признать свою вину, состроить невинные глазки и обнять меня. Если бы ты так сделала, вся моя злость бы тут же улетучилась. А ты, как будто нарочно меня еще больше злишь.

– А ты не думал, что может хотя бы иногда я не хочу поступать так, как того ожидают?

– Вот даже сейчас, – продолжал он, – вместо того чтобы сделать, как я тебе подсказал, ты продолжаешь спорить.

Она улыбнулась и положила руку на его ногу, а он, включив зажигание в машине, накрыл ее своей рукой.

– Ну вот, теперь я чувствую, что рядом со мной моя любимая девочка, а не разъяренная, гадкая дамочка! – облегченно вздохнув, произнес он.

Оказавшись в квартире, он кинулся ее раздевать. Она возгоралась от его такого нетерпения, принимая все это за его безудержный страстный порыв. А он, обнаружив на ней чулки, свидетельствующие подтверждением его догадки, пришел в ярость.

– Ты где была? – выкрикнул он.

– Там, где ты меня забрал.

– Зачем же ты надела чулки?

– Чтобы порадовать тебя.

– Но ты ведь точно не знала, во сколько мы увидимся!

– У меня просто больше нечего было надеть, – призналась Ева.

– Конечно, разом закончились все носки и колготки! И ты решила надеть чулочки?!

– Да, так и есть! – возмущенно произнесла она, уже начавшая злиться от его недоверия.

Константин велел ей лечь на диван. Когда она послушно это выполнила, он присел рядом, раздвинул ей ноги и стал с каким-то сумасшествием внимательно разглядывать ее уже влажный бутон сладострастий, раздвигая пальцами его упругие розовые лепестки. А потом опустился ниже и понюхал.

– Что ты делаешь? – рассмеявшись, спросила она.

– Клад ищу!

– Какой еще клад?

– Который ты спрятала! Думала, утаить от меня свой грех? Не выйдет! – с серьезным видом произнес он. – Я ищу следы твоей измены.

– Ну и? Нашел?

– Нашел!

– Ты серьезно или шутишь? – все еще улыбаясь, спросила она.

– Почему ты такая влажная?

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответила она, и, уловив его серьезный взгляд, пояснила: – Возбудилась.

– С кем?

– С тобой!

Всегда умеющий сдерживать свои эмоции, он удивлялся, с какой легкостью этой взбалмошной девчонке удается его вывести из себя. Еще недолго поперекидываясь словами, они предались раздирающей их двоих дикой страсти...

– Если я узнаю, что ты мне изменила, я убью вас обоих! – пригрозил он, уже разглядывая ее фотографии.

– Ты в жизни лучше, чем на этих фотографиях! – наконец, изрек он. – Я учился в художественной школе, и потому могу точно сказать, что получились неудачные снимки. Фотограф не уловил твоей индивидуальности, не передал того, что видно, когда с тобой общаешься. Если бы я фотографировал, даже не имея соответствующих навыков и техники, и то получилось бы, наверняка, лучше.

– Ты ничего не понимаешь! – воскликнула Ева.

– Куда уж нам!

– В задачу фотографа не входило что-то там передать, – продолжала она, – Это я должна была себя показать, и, наверное, мне это не удалось. Но лицо получилось очень красивым! Разве не так?

– Не так! Ты здесь безжизненна и слишком обычна. Не знаю, как выразиться, шаблонная, что ли красота?! От твоей индивидуальности не осталось и следа! Как ты выражаешься – отстой!

– А то, что ты сейчас говоришь – бред!

– Это что, новое словечко? Когда же я тебя отучу от этого подросткового сленга? Временами мне кажется, что ты взрослеешь. А как только начинаю с тобой вести беседу, ощущение, что общаюсь с ребенком.

– А у меня ощущение, что я общаюсь с ..., – она хотела сказать "со старым ...", но вовремя себя остановила, зная, что ему будет неприятно такое услышать, – Общаюсь с занудой! И давай больше не будем спорить? Пусть каждый из нас думает по-своему. Я хотела тебе сообщить о своем желании пойти в школу моделей.

– Я могу совмещать работу и обучение, – продолжала она. – А там будет видно!

– Во-первых, у тебя не тот возраст, в котором начинают карьеру модели. В таком возрасте многие уже подумывают ее заканчивать. А во-вторых, я категорично против этого! Модельный бизнес – это постель. Ты будешь спать со всеми, кто это потребует!

– Ты ошибаешься! – возражала Ева. – Может, раньше так было, но сейчас все налажено и отлажено.

– Ага, вот именно, что отлажено! Пошлют тебя не моделью работать, а стриптизершей или вообще в какое-нибудь рабство продадут. Если даже, там все действительно законно, все равно, ты не обладаешь теми чертами модели, благодаря которым будут сыпаться контракты. И потому, чтобы хоть чего-то добиться, тебе придется спать со всеми.

– А какими чертами обладают модели, которых нет во мне?

– Худобой и стройностью, – ответил он, и, увидев недоумение на ее лице, тут же пояснил: – Сейчас твое тело находится в совершенной физической форме, но это благодаря тому, что ты следишь за собой, нормально питаешься и, с моей подачи, стала постоянно посещать спортзал. Но стоит тебе немного расслабиться, и ты начнешь поправляться, причем не там, где нужно. А стоит тебе похудеть, даже не значительно, учитывая те же пропуски в занятиях и погрешности, несбалансированности в питании, как все твои соблазнительные объемы улетучатся вместе с тонусом и подтянутостью. Зная твое безалаберное и безответственное отношению ко всему, можно предположить, что находиться всегда в такой идеальной форме у тебя не получится, и, соответственно, это ставит крест на твоей карьере модели.

– Вот уж спасибо тебе за такую теплую речь! – саркастически произнесла Ева. – Похвалил, так похвалил!

– Кто тебе еще скажет правду, как не я?! – улыбнувшись, произнес он. – И вообще, я хочу, чтобы эта тема была закрыта! Я не разрешаю тебе пробовать себя в качестве модели. Ты вообще, должна радоваться своей нынешней работе, своей должности, на которой ты оказалась случайно.

– Это еще что за рассуждения? – удивленно спросила она. – Не было никакой случайности! Я сама нашла эту работу, прошла собеседование, и была выбрана из числа других претенденток на это место. И совершенно не считаю, что я должна теперь за него держаться. Наоборот, думаю, это лишь временное. Я не хочу всю жизнь проработать в одной должности и в одном месте. В этой фирме я вижу свое развитие. И пока вижу это развитие, я буду тут работать. Но рано или поздно, им нечего будет мне предложить, и тогда я уйду!

– Какие мы стали заносчивые и гордые!

– При чем тут заносчивость и гордость? Я просто чувствую, что способна на большее.

Она хотела рассказать ему, что уже давно разочаровалась в своей профессии юриста; что уже подумывает совершенно о другой специальности; что не хочет провести жизнь так – сидя в четырех стенах офиса, окруженная разными людьми, с некоторыми из которых не хотелось бы даже пересекаться; что способна на большее, и это будет радовать ее, а не огорчать и вселять мысли о бестолковом, бессмысленном существовании, как сейчас происходит у нее; и что вообще находится в поиске своего собственного жизненного смысла и много чего еще...

Он не дал ей ничего больше сказать. Может, потому что она долго думала и подбирала слова. Может, потому что ему было это не интересно услышать. В какой-то момент ей даже показалось, что нет смысла все это ему говорить, что он не поймет, не одобрит, опять разрушит все ее мечты.

Нет, она не будет этим делиться ни с ним, ни с кем-либо еще. Все ее мечты и желания и так часто разрушались, разлетаясь на мелкие осколки, как лодка о скалы во время сильного шторма. Он и так завладел ее жизнью целиком и полностью, но он не убедит ее оставаться дальше офисным планктоном. Она не будет заложницей каких-то случайностей, страхов, и благодарностей.

– Я вот слушаю твои размышления, и понимаю, что в твоей голове одна каша! Ты должна наконец-то себя осознать! – продолжал Константин, – Ну какая из тебя модель? И вообще твое место там – где ты сейчас. Зачем вообще прыгать выше своего носа? Радуйся тому, что у тебя есть. Ты же знаешь, какая ты не обязательная, не расторопная, в тебе нет той сильной жилки, какая, например, есть у твоей мамы. И за отсутствие этой жилки я тебя и ценю. Иначе мы бы и не были вместе. Но чтобы достичь чего-то в этой жизни, нужно иметь такую жилку. Нужно иметь твердый и сильный характер. Ты ни на что не способна. Ты способна любить, вот и люби меня. А за свою работу держись зубами, вот мой совет.

Он вроде пытался ее успокоить или отговорить ото всех ее нелепых затей, однако все его слова воспринимались очень болезненно и как-то даже трагично. Эти слова словно ставили некий жирный крест на всех ее стремлениях.

Нет, нет, еще раз нет! Ева закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя все, что он говорил. Но слова, исходящие от него, от любимого человека, от того, кто ее хорошо знает, не хотели повисать в воздухе, они устремились в нее, проникли в голову и где-то там, очень глубоко и основательно осели. Может, если бы кто-то другой ей такое сказал, такие слова не возымели бы соответствующего эффекта, какой они возымели, когда это сказал Константин.

"Ты ни на что не способна!", – вертелось у нее в голове, даже уже когда они расстались. И это уже не было эхом его слов, это уже не было воспоминанием, это стало, как заклинание, а потом и как черта, как точка...

"Я ни на что не способна! И нужно это осознать!".

Некогда ушедшие комплексы снова к ней вернулись. Она больше не Богиня, или она и не была ею?

Часть 8.

В очередное их лето, в момент пламенеющего и ослепляющего солнца, когда чувства накалены до предела, когда душа ждет праздника и фейерверка, а получает тоску, одиночество и отчаяние, Ева предложила Константину расстаться в очередной раз. Но уже через пару недель, они снова были вместе. И он вдруг позвал ее вместе поехать отдыхать на Черное море в Краснодарский край. Это было первое их совместное путешествие.

Ева с ликованием и нетерпением ждала дня их отъезда, предаваясь каждый день буйным мечтаниям. Счастье, переполнявшее ее, было столь огромным, что только об этом и были все ее мысли. Благо, что ждать нужно было только несколько дней. Но эти несколько дней показались ей бесконечными.

Этот знаменательный долгожданный день настал. Ева проснулась очень рано, собралась и ждала условленного времени. Ее переполнял трепет предвкушения совместной поездки и отдыха. Его все не было и не было. Он опаздывал. Он задержался чуть больше чем на пару часов, но это время показалось ей мучительно напряженным. И вот его звонок: "Спускайся!".

Он попросил проверить ее, взяла ли она паспорт, вспомнив, какая она забывчивая и безответственная. Она проверила и села впереди. Константин помог положить ее дорожную сумку в багажник, надел на руки митенки, и они поехали. Он сказал, чтобы она разговаривала с ним, особенно, когда он устанет, но чтобы не отвлекала от дороги. Она слушала музыку и наблюдала за ним. "Серьезное лицо, сосредоточенный взгляд, и эти кожаные митенки... Он еще более сексуален и притягателен в них".

Константин был сосредоточен на дороге, а Ева рассматривала теперь уже пейзажи, сосредотачиваясь на этом созерцании. Вначале за окном мелькали привычные непримечательные серые дома, печальные старые деревушки и редкие, одинокие деревца. Затем – поля, то вспаханные, то с выжженной травой, то со стогами сена, в которые хотелось непременно упасть, то поля с поливочными установками, засеянные культурными растениями, колышущимися от ветерка в ту или иную сторону, то – покрытые подсолнухами, вдали кажущиеся одним большим желтым квадратом, окруженным лесополосой.

Ева предложила ему отведать бабушкиных блинов, заботливо приготовленных им в дорогу. Она стала с гордостью рассказывать ему о своей бабушке, участвовавшей в войне и в частности в защите их родного города.

– И в каких же войсках она воевала? – спросил он.

– В зенитно-артиллерийском дивизионе, – отчеканила Ева.

– Она сама стреляла с зенитной пушки?

– И с пулемета и с зенитной пушки.

– Значит, ты внучка пулеметчицы! – констатировал он и рассмеялся. – Евка-пулеметчица! Да, в таком образе я тебя еще не представлял.

Она улыбнулась в ответ и отвернулась к окну, чтобы он не заметил, как на ее глаза навернулись слезы. У нее всегда разговоры о войне вызывали болезненную горечь.

Она хотела рассказать ему о своем детстве, о детстве, проведенном рядом с бабушкой. Она хотела рассказать ему о море – о том, как много оно для нее значит. Она хотела высказать ему благодарность за то, что он предоставил ей такую возможность – снова увидеть море! Она хотела воскликнуть, как счастлива! Но услышав, что оружие у него вызывает смех и даже пошлые ассоциации, ей больше ни о чем не хотелось говорить. Насмехаться над бабушкой она не позволит никому, даже самому любимому человеку. Она больше не стала поддерживать этот разговор, поняв, что он не вызвал соответствующего отклика в его душе.

Солнце уже спряталось за горизонт, но еще продолжало излучать меркнущий свет, создавая причудливые светотени. Наступающий мрак медленно поглощал своей пастью вначале отдаленные леса, поля, дорогу впереди, и наконец, поглотил и их. Они сделали остановку в кармашке возле перелеска, чтобы немного отдохнуть. Чуть позже он сам предложил ей поспать...

Ей снилось поле, огромное поле, покрытое молодой зеленой травкой с капельками утренней росы, радужно переливающимися в солнечных лучах. Она бежала по этому полю наперегонки со своей собакой. Поле нескончаемо тянулось и тянулось, словно чем больше они пробегали, тем еще больше оно растягивалось. Куда они бегут и зачем? Ей непременно хотелось это узнать...

Когда Ева вновь открыла глаза, уже начинало светать. Золотой диск солнца выкатывался из-за горизонта, рассеивая во все стороны свои четкие лучи. Серые облака словно вбирали в себя непрерывно меняющиеся радужные краски, разнося их по всему небу. А через открытое окно подуло легкой прохладой раннего утра и свежестью влажной травы.

"Это так романтично – встретить рассвет с любимым!", – подумала Ева, с нежностью посмотрела на Константина и улыбнулась.

Впереди простиралась, сужаясь, идеально ровная дорога. Они проезжали аккуратные, ухоженные поля, кафешки, отели, АЗС и многочисленные вывески. И наконец, начинались пейзажи, от которых невозможно оторвать глаз – извилистые дороги с крутыми поворотами, с одной стороны окруженные склонами каменистых или усыпанных зеленью живописных гор, а с другой стороны – заканчивающиеся не везде огороженным резким обрывом с дикой растительностью.

Они ехали по серпантину, и у Евы захватывало дух от одурманивающих запахов и созерцания всего великолепия. Особенный горный воздух бурным потоком вливался в открытые окна и ощущался даже при большой скорости автомобиля. На крутом, резком подъеме слегка заложило уши, но уже при первом спуске это ощущение прошло. Какое-то время им пришлось медленно следовать под уже накаляющимся солнцем за впереди растянувшейся колонной машин, соединившихся в цепочку из-за одного нерасторопного грузовика. Выполняя опасные виражи, он спросил ее, не кружится ли у нее голова. Она ответила, что не кружится. У нее не кружилась голова. Она была счастлива!

Она всматривалась буквально в каждую картинку, пойманную взглядом. Деревья, покрытые зеленым мхом или безжалостно обвитые канатами лиан, или наряженные снизу доверху лозами плюща и смилакса, сверкающего красными ягодками, отправляли в экскурсию к древности. Первобытную экзотику привносили и различные папоротники и пальмы с веером листьев вверху. Хвойные деревья отличались здесь своей необычностью и огромными шишками. Знакомые бук и каштаны, присутствующие здесь в огромном количестве, приветствовали своими резными листочками и плодами в колючих оболочках. Можжевельники и туи всевозможных сочных оттенков зеленого тянулись вверх, выстраивали живые изгороди или расползались по земле. Кусты родендрона, облепленные многочисленными яркими цветками были не только украшением палисадников, но и создавали всеобщее ощущение праздника. Все было таким необычайно животрепещущим, и в то же время, до боли знакомым! Знакомым еще с детства!

Они сняли комнатку в частном доме, и пошли к морю. В день их приезда начался шторм, и море было мутным, бурлящим и агрессивным, но при этом все равно завораживающим. Большие темные волны накрывали пирс и волнорезы, опрокидывались на берег, перемешивали и утаскивали гальку, и сталкивали между собой, громыхающие от этого камни. Ева вспомнила, как в детстве она без страха прыгала в большие волны. Сейчас же они были бушующими и устрашающими. Ева ощутила перед ними страх. Но это был необычный страх, это был страх и вместе с тем и трепет.

Днем они нежились под ласковым с утра и нещадно припекающим к обеду солнышком, и, разморившись под ним, окунались в прохладу искрящейся воды. Сидя на берегу, они смотрели на таинственное, независимое море. Чаще всего оно было гладким, умиротворенным. Можно было лечь на спину, прикрыть глаза, и почувствовать, как оно спокойно, ровно дышит, слегка покачивая на своей поверхности. Иногда море было волнительным с легкой рябью, плескалось соленой водой в лицо. И лишь единожды после выплеснутой ярости шторма оно еще целый день оставалось негодующим и беспокойным. Волны набирали скорость где-то далеко в море, увеличивались по мере приближения и обрушивались на галечно-каменистый берег, рассыпаясь на множество блестящих брызг и превращаясь в белую пену. От его негодования доставалось всем. У берега море больно бросалось камнями и сбивало с ног, а прорвавшихся в него смельчаков оно норовило полностью накрыть своими волнами.

Вечерами влюбленные гуляли по ухоженным аллеям и паркам, любуясь разнообразием и необычностью экзотической растительности. Чуть позже – спускались к набережной, где уже громко звучала музыка, радостно шумел и танцевал народ. Они обходили заведения, и оставались в наиболее понравившемся кафе с клубной музыкой, оглушительно звучащей из динамиков, или с выступающим музыкантом, исполняющим что-нибудь задушевное, волнующее перед собравшейся публикой. А потом возвращались в домик и предавались любви, бесконечно признаваясь друг другу в своих чувствах.

Встречая что-то запомнившееся еще с детства, Ева ощущала прилив счастья и какой-то приятной тоски. Она с упоением наслаждалась тем, что видит и тем, что чувствует. А чувствовала она сладковато-ванильный, фруктово-цитрусовый запах. Запах, знакомый с детства. Запах, так сильно ее манивший. Запах любви! Запах счастья!

Но теперь она знала, от чего такой запах. Это был запах магнолий. Эти деревья с вечнозелеными плотными листьями и белыми благоухающими цветочками были повсюду – они украшали и аллеи, и парки, и скверы, и набережную. Ностальгический запах, связывающий ее с морем и мамой. Теперь он связывал ее и с любимым мужчиной.

Еще Ева впервые обратила внимание на цветки магнолий. Они не были какими-то особенными, необычными. Но они вдруг напомнили ей давно забытое прошлое – цветочек из тетрадки ее одноклассника. Ева, размышляющая часто о судьбе, сразу обратила внимание на подмеченный ею факт. Она вспомнила свои далекие сновидения – про темноту, про запах, про Богиню.

"Надо же какое совпадение?! Этот цветок так давно меня преследует", – размышляла она, – "Какой удивительный был сон. Он предупреждал меня о надвигающейся трагедии, и в то же время он сообщал мне о том, что все-таки я стану Богиней, что настоящая любовь еще впереди".

Дни и ночи на море были истомными и упоительными. Захватывающие живописные пейзажи. Морской бриз, разносящий южные запахи – более терпкие и особенные, услаждающие и успокаивающие. Любимый всегда с ней рядом. Он целиком и полностью только ее. Разве это не счастье?!

Влюбленные гуляли, взявшись за руки, иногда разъединяя их, и тогда прикасаясь плечами. Любое соприкосновение вызывало приятные отклики в глубине их душ. Счастье, переполнявшее их, выражалось огоньком в глазах и в улыбках, которые они дарили друг другу. Она дотрагивалась ненароком пальчиками до его ладошки, и что-то теплое разливалось у него внизу живота. А когда он проводил по ее руке своей рукой, от локтя к плечу, или когда обнимал за талию, она тоже ощущала трепетную дрожь. Она вдыхала пряные и свежие южные благоухания, и голова кружилась от этих приятных, как будто вечно знакомых, родных запахов.

Они были красивы. Но в этот момент, они становились еще красивее. Он любовался ею, а она им. Они идеально подходили друг другу. Словно кто-то свыше специально их создал и соединил.

Свои чувства они скрепляли божественным поцелуем. Их языки находились, необычайно сплетались, неистово и проворно ласкались. Каждой клеточкой своих тел они упивались блаженством от близости, а через поцелуй соединялись их сердца и души. Это было счастьем! Это было любовью!

– Ты моя Богиня! – говорил он, – Ты меня влюбила в себя. Теперь я твой раб навеки!

– Это ты меня влюбил в себя. Я люблю тебя! Безумно люблю! – отвечала она.

Им казалось, что так было всегда. И боясь, что это будет не вечно, они пытались запомнить каждый миг, проведенный вместе.

– Это я твоя рабыня! – говорила она.

– И на что же готова ради меня, моя рабыня? – подыгрывая ей, спрашивал он.

– На все. Почти на все, – отвечала она.

– Даже умереть готова за меня?

И видя ее замешательство, он тут же продолжал: – Я шучу. Я никогда ни о чем таком тебя не попрошу.

– А я же сказала, что почти на все, – оправдывалась она.

– Почти на все? Это тоже очень много, – ободрительно говорил он. – Я не могу верить просто словам. Ты должна доказать мне, как сильно меня любишь.

– Я докажу тебе!

И каждый из них уже представлял себе романтический вечер, интимную близость, переполнявшую их чувственность и несдерживаемую страсть.

Страсть! Страсть, опутавшая их разумы. Страсть, сделавшая их заложниками. В этот момент она уступила свое место романтическому настрою. Вечером не было страсти. Вечером была только любовь. Чистая любовь! Без дикой ревности. Без бесконечных претензий. Без томительных ожиданий. Иногда даже без ублажения и обладания.

Они возвращались в домик и сладко засыпали в объятиях друг друга. Любовь без страха и без сомнений! Они никого не остерегались, и могли появиться в любом месте, в любое время, держась за руки. Они не строили планов и не досадовали из-за прошедшего. Они получали наслаждение от одного дня, от одного мига.

В один из дней они посетили "Ривьеру". Ева, чтобы запечатлеть красоту экзотической природы в парке и себя саму, "скакала" от одного куста к другому, от дерева к фонтану, от пруда к стене бамбука... И заставляла Константина ее бесконечно фотографировать. Из-за натертого мозоля и усталости от выматывающей жары, он присел на лавочку в тени кованого навеса, обвитого побегами плюща. А она продолжала обегать территорию вокруг него, уже фотографируя все подряд – и цветочек, и бабочку на нем...

Обливаясь потом и превозмогая щиплющую боль, рядом с резвящейся девчонкой в коротком платьице, он ощущал себя ее отцом. Еще недавно он восторгался ее чрезмерной, по-детски выплескиваемой радостью, ему нравилось еще больше ее удивлять. А сейчас, когда они не были наедине, ее естественное резвячество ему было неприятно.

– Посиди со мной! – попросил он.

– Сейчас, сейчас, еще вот это сфотографирую! – отвечала она.

– Я так и буду тут один сидеть? – недовольно спрашивал он.

И после еще нескольких "сейчас, сейчас" она присела рядом.

Он выказал ей свое недовольство, истинную причину которого утаил, стараясь самому об этом не думать. Это было единственным их разногласием здесь. И скорее – его горечью, которой он завуалированно поделился. Но через несколько минут они уже оба об этом забыли.

Каждый день, проведенный здесь с любимым, был наполнен радостью и счастьем. Ночью, утыкаясь носом в его плечо или ощущая его мерное дыхание позади себя, она преисполнялась такой душевной благодатью, что казалось, будто так всегда было и так будет целую вечность.

И только в последний день – день их отъезда, она почувствовала щемящую грусть. Незаметно, медленно подкрадываясь, словно тень, она сжимала ее влюбленное сердце. И если еще вчера ей хотелось кричать о своей радости, то сегодня ей хотелось рыдать от своей грусти. Она знала, что назавтра уже жизнь потечет своим чередом, он вернется к своей семье, а когда он вновь объявится, она будет делать все, что он захочет, лишь бы быть с ним рядом. В это последнее их безмятежное утро она прижалась к нему крепче обычного, и почувствовала, что задыхается от своего горя. Маленькие слезинки покатились по ее щекам и намочили подушку. Чуть слышно всхлипнув, она пошла в душевую, и, включив там воду, разрешила себе немного всплакнуть. А потом вернулась к любимому, чтобы разбудить его своими объятиями и поцелуями. Домой они возвращались, охваченные грустью покидания этого волшебного уголка, но и преисполненные приятными эмоциями и впечатлениями от него.

На обратном пути, когда уже Константин почувствовал усталость от непрерывного вождения машины, он попросил Еву как-то его растормошить.

– Когда ты ласкаешь саму себя, то, наверное, представляешь, что находишься с несколькими мужчинами? – вдруг спросил он, пока она размышляла, о чем повести с ним разговор.

– Да. Бывает. Представляю нескольких мужчин, – призналась Ева.

– Расскажи мне о своих сексуальных фантазиях. Что именно ты представляешь?

Ева смотрела, как по встречной полосе проносятся большегрузные фуры. И погрузившись в свои фантазии, она сходу придумывала что-нибудь интересное.

– Я представляю, что меня похитили и заставили работать путаной у дороги. Я обслуживаю дальнобойщиков. Они такие грязные, потные, нетерпеливо спускают с себя штаны, и без каких-либо прелюбодеяний обладают мной.

– Их несколько? – уточнял он.

– Бывает, что представляю одного, бывает нескольких.

– Опиши их. Я хочу знать, какими ты их представляешь?

– Всегда они настолько омерзительны, что в реальности, наверное, быстрее бы покончила свою жизнь самоубийством, нежели им отдалась.

– Но тебя же похитили и заставили, – напомнил он. – Давай, опиши их внешность.

– Чаще всего – это не русские мужчины, с черными и обросшими по всему телу волосами. Или даже старики, жирные и обрюзгшие. Иногда с огромными членами, а иногда, наоборот, с крохотными. Но последние даже более грубы, чем первые. Наверное, от того, что через свою грубость хотят доказать свое мнимое превосходство.

– В своих фантазиях ты всегда в подчиняющейся роли или бывает, доминируешь? – любопытствовал Константин.

– Мне нравится и то и другое. Но представляя себя в подчиняющейся роли, жертвой, я быстрее возбуждаюсь.

– Расскажи еще что-нибудь! – просил он.

– Ну, на самом деле, я представляю лишь коротенькие сценки, иногда даже несколько сценок подряд, которые меня заводят.

– Расскажи все равно, – настаивал он.

– Иногда я представляю себя в образе очень юной девушки с мужчиной, который намного старше.

– Это ты про нас?

– Нет, – улыбнувшись, ответила Ева. – Я представляю еще более молодую девушку, чем я, а мужчину – намного старше тебя.

– И что они делают?

– Он занимается с ней сексом помимо ее воли. Вернее, она так юна и наивна, и не понимает, что делает. А он, обманом, красивыми рассказами, или даже дав ей что-нибудь наркотическое, обладает ею. Иногда он склоняет ее к просмотру порнографических фильмов и затем предлагает спроецировать какой-то сюжет из этих фильмов. Раздевает ее, затыкает рот кляпом или фалоиметатором, таким огромным, что он не помещается у нее во рту, а он заставляет его принять глубже. Затем привязывает к кровати или к дереву, и хлещет ее ремнем. И унизив ее, причинив боль, обладает ею.

В этот момент они догоняли, следующий впереди, грузовой автомобиль. Уже решивший делать обгон, Константин увидел там солдат-срочников. Находясь в игривом настроении от разговора с Евой, он решил немного пошалить.