Текст книги "Альфа и Омега. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Анна Сейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)
Поэтому, когда это случилось в четвертый или пятый раз, я даже не пошевелилась. И только когда услышала приглушенный шепот, а мне в лицо ударил яркий свет фонарика, то поняла, что на этот раз не сплю.
– Франко? – растерянно пробормотала я, с трудом и скорее по росту опознав вошедшего. – Что ты тут делаешь?
– Я стащил ключи у мамы, – отчаянно храбрящимся голосом сообщил он. – Госпожа Росс, я подслушал, о чем вы говорили с Гвин. Знаю, что это нехорошо, но все равно. Я не думаю, что… Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за наших внутренних проблем. Это Меркурио виноват, а не вы. Это нечестно, если будут мучить вас за его ошибки. – Я молчала, не зная, что сказать, и ожидая, пока он продолжит. Со сна голова туго соображала, к тому же опять начало болезненно покалывать в животе. – Мама будет ругаться, но я думаю, так правильнее. Пойдемте со мной.
– Франко, но как ты…
– Я знаю, когда у маминых друзей пересменка. Идемте, у нас не так много времени.
Я ощутила, как меня захлестывает отчаяние – горькое и жгучее. Что мне было делать? Отказаться от, возможно, единственного шанса выбраться ради призрачной надежды на то, что Гвин изменит мнение? И ведь дело было, Зверь его дери, совсем не в моей целости и сохранности. Дело было в Йоне. Я знала, что долго мне не удержать его снаружи – особенно если Общество от угроз перейдет к действиям и действительно попробует что-то со мной сделать. А еще я знала, что у него есть вооруженные до зубов подчиненные, динамит, если понадобится, и совершенно отсутствующее чувство жалости, когда речь заходила о спасении тех, кто ему дорог. Я уже не раз переоценивала собственные возможности и ставила на карту слишком многое, веря, что мы все разумны и прагматичны и не будем прибегать к необоснованной жестокости. Но правда была в том, что я знала своего альфу. А еще знала, как работает наша метка. Гвин, надеясь, что я смогу заставить Йона играть по ее правилам в обмен заложниками, не понимала одного простого факта – он уже убивал ради меня. Убивал по куда менее весомым поводам. Я не была уверена, что смогу его остановить. Не была уверена, что смогу остановить Гвин. Все, что я могла, это остановить саму себя, пока жертв еще возможно было избежать с обеих сторон.
В конце концов, может быть, именно для этого судьба и бросила мне спасательный круг в лице этого паренька.
– Да, я иду, – кивнула я, и тревога на лице Франко сменилась удовлетворением и решимостью.
Свет в коридорах был приглушен, а кое-где и выключен вовсе, но это играло нам на руку. Мы без проблем добрались до одного из еще действующих выходов на поверхность и, спрятавшись за углом, дождались, пока караульные отправятся на пересменку.
– Тебе не влетит от мамы? – шепотом спросила я, уже поставив ногу на нижнюю перекладину ведущей наверх металлической лестницы.
– Влетит, – кивнул Франко. – Но я уже достаточно взрослый, чтобы с этим сам разобраться, госпожа Росс. У меня вон… даже своя комната есть. – Он неловко улыбнулся и отчего-то покраснел.
– Я уверена, мы еще увидимся, Франко, – с чувством проговорила я, взъерошив его темные волосы. – Поэтому не прощаюсь. Но спасибо тебе.
Он кивнул и улыбнулся, немного скованно и зажато, но не через силу. И все то время, пока я поднималась наверх, у меня перед лицом стояли его поразительной синевы лучистые глаза. Думая о них, я думала о надежде, что все еще оставалась там внизу – пусть даже пока страх все еще был сильнее.
Глава 19. Неизбежное
Поскольку телефон у меня совершенно разрядился, я не смогла позвонить Кадо – а еще оплатить такси, потому что ни карточек, ни кошелька у меня с собой не было. Вот до чего доводят современные технологии, когда начинаешь слишком им доверять. Впрочем, до «Элизиума» от Площади Фонтанов было не так уж далеко – уж точно не дальше, чем от Дома, а однажды я проделала и такой путь пешком, да и еще и в дождь. Впрочем, вспоминать об этом совсем не хотелось.
Почему-то я совсем не подумала о том, что могу связаться с Йоном напрямую и попросить забрать меня. Эта очевидная мысль просто не возникла у меня в голове, слишком занятой другими проблемами, а, пройдя уже половину пути, я решила, что лучше сделаю ему сюрприз. Представила в красках, как, приняв душ и навернув чего угодно из холодильника, я нырну в нашу теплую постель, обниму своего альфу со спины и шепну ему:
«Я дома, милый».
Одна только мысль об этом наполняла меня таким воодушевлением и восторгом, что тело начинало почти физически дрожать. Неужели я правда так по нему соскучилась? Не так уж долго мы не виделись – пусть даже эти сутки под землей казались какими-то совершенно бесконечными. Наверное, дело было все же в нервах. А еще, может быть, я успела простудиться в этих холодных подземных коридорах, потому что вкупе с легкой ломотой в мышцах, дрожью и жаром во всем теле симптомы весьма походили на грипп.
А еще кое на что другое.
Вспыхнувшее внутри меня подозрение волной неприятных колючих мурашек прокатилось вдоль хребта. Я не хотела даже думать об этом, но разум мне не подчинялся – он уже мчался вперед, а точнее назад, собирая воедино все кусочки пазла. Мой запах, несколько раз выходивший из-под контроля в последние дни, мои сны, мое общее самочувствие – все это происходило уже не в первый раз. Все это уже было однажды, и тогда я точно так же проигнорировала происходящее, потому что мои мысли были заняты совершенно другими вещами.
– Да быть такого не может, – в отчаянии пробормотала я, тщетно пытаясь убедить себя, что все это просто дурацкие совпадения, а вовсе не предвестники неизбежного и совершенно не нужного никому из нас биологического процесса.
Потому что сейчас все действительно выглядело так, будто у меня начиналась течка.
Не помню, как прошла последние несколько кварталов – не чувствовала ни ног, ни голода, ни усталости, только злую досаду на саму себя. Мне стоило обратить внимание на происходящее уже давно, потому что тогда его можно было бы еще заглушить таблетками. Я попыталась вспомнить, когда начались первые симптомы – два, три, четыре дня назад? Как я могла не заметить? Как могла не догадаться после того, как сегодня утром буквально проснулась насквозь мокрая, отставив зад как мартовская кошка? О чем я вообще думала…
Вопрос, впрочем, был риторический.
Буквально вбежав в «Элизиум», я только помотала головой в ответ на все взволнованные вопросы бросившегося мне навстречу персонала. Нужно было добраться до квартиры и запереться там. Нужно было как можно скорее изолировать себя от окружающего мира. Я не верила, что в своем нынешнем положении буду испытывать такое же влечение к случайным альфам, как в былые времена, но вот то, что для них я превращусь в самый лакомый кусочек, сомневаться не приходилось. Будь я хоть трижды замужем и десять раз связана с кем-то меткой, в ближайшие дни мой запах будет истерически вопить о том, что меня нужно поставить на четвереньки и наполнить под завязку – чтобы стекало, капало и сочилось из всех щелей.
Проклятая биология, будь она неладна. Быть может, та королева из легенды, спасая своего мужа, в самом деле забрала на себя часть гнева Священной земли. И та любовь, что она испытывала к нему и что стала сильнее гнева и родовых уз, превратилась в насмешку в виде этой яростной, скручивающей все внутри в тугой комок похоти, у которой порой даже не было адресата и лица. Это было что-то столь же далекое от любви, как жажда убивать бешеных альф была далеко за пределами простой злости и стремления к самоутверждению.
– Йон! – Буквально ввалившись в квартиру на уже не державших меня ногах, я по привычке позвала его голосом. Сейчас ни о каком приятном сюрпризе и уютных объятиях под одеялом речи уже не шло. – Йон, ты здесь?
Он не ответил, но я уже и так знала, что его тут нет – на каком-то инстинктивном уровне или, возможно, по запаху. Это было даже хорошо, потому что давало мне пространство для маневра, а также время все обдумать. В ином случае существовал вполне реальный шанс того, что поговорить нам бы не удалось чисто физически.
От волнения и скачка адреналина я даже забыла про голод и первым делом бросилась в душ. Понимала, что смыть с себя собственный запах, который теперь, словно издеваясь, становился лишь ярче, невозможно, но остановить себя рациональными доводами было сложно. Швырнув на пол одежду, я забралась под упругие водяные струи и принялась яростно намыливать себя, оттирая кожу до красноты. Между ног было горячо и скользко, я ощущала, как прикосновение собственных пальцев – даже случайное – заставляет что-то томительно и жадно сокращаться внутри. Словно там жил маленький голодный гремлин, пытающийся откусить от всего, что оказывается рядом. И я по опыту знала, что это было только начало.
После, завернувшись в теплый махровый халат, я направилась на кухню и, вытащив из холодильника холодную картофельную запеканку, которая там осталась с не пойми каких времен, принялась жадно и бездумно поглощать ее, сидя там же на полу и даже не вспомнив о существовании микроволновки. Желудок отреагировал на долгожданную еду не слишком довольно, как будто уже частично разучившись ее обрабатывать, но мне было все равно – я не остановилась, пока не опустошила всю стеклянную форму. Потом, тяжело дыша и ощущая себя каким-то животным, на четвереньках добралась до стола и, цепляясь за него, кое-как поднялась на ноги.
Думать было сложно, я никак не могла ни на чем сосредоточиться – кроме того, что происходило у меня внутри. Поэтому о том, где носит Йона посреди ночи и почему он не дома, я задумалась вообще далеко не сразу. Конечно, он мог запросто переночевать в офисе, учитывая, что не ждал меня этой ночью, но все-таки это было немного странно. Вспомнив о своем разрядившемся телефоне, я наконец поставила его на зарядку, но пока он отказывался даже включаться. Впрочем, это было не так важно.
«Йон? – позвала я, изо всех сил стараясь максимально очистить этот зов от не нужных пока эмоций и желаний. – Йон, ты здесь?»
Он не отвечал. Наверняка спал, чем, в конце концов, ему еще было заниматься посреди ночи? Я, скорее всего, смогла бы его разбудить, если бы захотела, но смысла в этом было немного – учитывая все обстоятельства, мы могли спокойно поговорить утром. И все же я решила на всякий случай проверить его домашний кабинет на втором этаже пентхауса – мало ли, вдруг найду там какую-нибудь подсказку. Ну или, по крайней мере, смогу залезть в его ноутбук, проверить новостные сайты и убедиться, что за те сутки, что меня тут не было, не произошло ничего такого, о чем бы стоило всерьез беспокоиться.
Дверь в кабинет Йона была распахнута настежь, и это сразу мне не понравилось. Альфа всегда закрывал ее – и не потому, что не доверял мне, его скорее просто раздражал сам факт того, что она стоит открытой. А сейчас она выглядела так, будто выходивший изнутри не просто легонько ее толкнул, а буквально со всей силы пнул, и мне даже показалось, что я вижу вмятину на ее поверхности.
– Йон? – зачем-то снова боязливо позвала я, хотя совершенно точно знала, что его тут нет.
В кабинете все еще пахло его яростью – этот запах я знала так же хорошо, как и запах его желания и страсти. Странно, но других запахов здесь не было, что исключало возможность того, что он поругался с кем-то лично. Возможно, конечно, спор был с человеком – например, с Кадо, – но прежде, чем я всерьез начала размышлять на эту тему, мне в глаза бросился открытый ноутбук. А еще лежащая рядом с ним на столе открытая красная коробочка. Ее содержимое, прежде торжественно покоившееся на бархатной подушечке, обернутой резинкой, сейчас торчало из самого ноутбука и представляло собой черного цвета флэшку. Подойдя ближе, я заметила и листок бумаги, видимо, тоже бывший внутри. Он лежал на самом краю стола, словно, прочитав его, альфа попытался его отшвырнуть, но далеко тот не улетел.
Предчувствуя недоброе, я взяла бумагу в руку и от того, что было на ней напечатано, у меня так сильно потемнело в глазах, что я искренне поверила в то, что падаю в обморок.
«Было приятно познакомиться с вашей женой поближе, босс Гу. Берите ее на собрания почаще, и пусть в следующий раз она не стесняется своих талантов».
Мне не нужно было включать ноутбук, чтобы понять, что именно находится на этой флэшке. И тем не менее мои руки двигались словно бы против моей воли, хотя разум истошно призывал меня остановиться. В этом было что-то мазохистское – вывести ноут из спящего режима, ввести наш общий домашний пароль, а затем кликнуть на одну-единственную иконку в открывшемся окне папки.
Я так и не видела эту запись целиком, только знала о ее существовании от Джерома. А еще искренне надеялась, что она пропала вместе с ним. Но то, что предстало моим глазам, совершенно точно не могло быть снято в тот вечер. Потому что вполне однозначные кадры, на которых я с какой-то покорной обреченностью узнавала саму себя, перемежались с короткими, но весьма однозначными планами зала совещаний в Черной башне, главном оплоте и штабе зубцов. Том самом, где Йон впервые встретился с остальными боссами Восточного города. Том самом, где он обзавелся еще одним смертельным врагом.
То, что я видела, не было связано между собой, но из-за умелого монтажа и невнятности крупных планов выглядело так, словно то, что произошло со мной много лет назад за много километров отсюда, на самом деле случилось в другом месте и при совершенно других обстоятельствах. Лиц альф было не видно совсем, ну да суть была и не в том, чтобы связать это с кем-то конкретным. Потому что в том, что в центре заварушки была я, сомневаться не приходилось ни секунды. А это по сути было единственным и главным, что имело значение.
Я отступила от стола, ощущая, как в голове один за другим вырубаются предохранители и становится как-то слишком темно. Теперь было понятно, почему он мне не отвечал. И почему его не было дома. Понятно, но ни Зверя не легче.
На трясущихся ногах я почти скатилась с лестницы. Слава Зверю, телефон уже успел немного зарядиться, и я смогла набрать номер Кадо. Тот ответил не сразу, из-за чего я, кажется, успела обзавестись еще несколькими седыми волосами.
– Молодая госпожа? – удивленно спросил он, как если бы вообще не ожидал услышать мой голос.
– Где он? – с трудом не срываясь на крик, спросила я. – Кадо, где он?
– Босс? Он занят, госпожа. Вам срочно?
– Я не спрашивала, занят ли он, – до боли сжав свободный кулак, прошипела я. – Я спросила, где он.
– Скажем так, это можно назвать переговорами, – не очень уверенно отозвался Кадо. – А вы уже выбрались от этих сектантов? Мне приехать за вами?
– На каких еще переговорах посреди ночи?! – перебила его я. – Кадо, что он задумал?
– То же, что и раньше, – как будто искренне недоумевал он. – Молодая госпожа, так вы в порядке?
– Я в порядке. Я дома. Мне нужно поговорить с ним. Срочно. Прямо сейчас. Пока он не сделал какую-нибудь глупость.
На заднем плане я услышала приглушенный голос Йона – узнала его, но конкретных слов разобрать не смогла.
– Да, это она, – подтвердил Кадо мимо трубки. – Говорит, что добралась до дома и что все нормально.
– Ну вот пусть и сидит там. – Вот эти слова я расслышала вполне однозначно. – Ты нужен мне здесь, так что заканчивай этот разговор.
– Но молодая госпожа там…
– Это была не просьба.
– Йон! – Я успела выкрикнуть его имя в трубку, прежде чем звонок с характерным звуком прервался, словно мой собеседник на том конце линии отключился. Я перенабрала Кадо еще несколько раз, но трубку он больше не взял. Попробовала позвонить напрямую Йону, но к нему звонок даже не прошел. А ведь мне нужно было задать ему всего один – короткий и простой – вопрос.
Ты же не мог этому поверить, правда?
У меня перед глазами одна за другой вставали разные ужасающие картины – как Йон в припадке ярости вламывается в Черную башню, превращая в кровавое месиво всех, что встает у него на пути, чтобы добраться до тех, кто, по его мнению, мог быть запечатлен на этой отвратительной записи. И как его встречают автоматной очередью те, кто все это время именно на такое его поведение и рассчитывал. Может быть, именно в этом изначально был план Сатэ и именно для того он планомерно вредил нам, начав с мелкого хулиганства и закончив поджогом Дома. Его целью было не напугать моего альфу и заставить его пойти на попятную или сбавить обороты, а, напротив, довести его до такой степени ярости, когда он не сможет себя контролировать и его устранение станет вполне себе приемлемой самообороной.
Меня трясло. И не только от нервов и паники – мое тело вообще было иного мнения о том, что нам необходимо прямо сейчас. Это было больше похоже на боль, чем на желание. Тягучую, скручивающую боль в низу живота, настырно и категорично отвлекающую на себя мое внимание. Меня бросало то в жар, то в холод, но я не могла потянуться к Йону даже мысленно, потому что словно бы натыкалась на глухую стену внутри собственной головы. Если и существовал более прямолинейный и однозначный способ дать мне понять, что меня не желают ни видеть, ни слышать, я его не знала.
От чувства отупляющей беспомощности и предательской слабости собственного тела я расплакалась. Я ничего не могла сделать. Я не могла даже подняться на ноги, потому что они отказывались меня держать. У меня в голове не осталось ни одной связной мысли, и, потянувшись практически в пустоту, я набрала единственный номер, который мне сейчас пришел на ум.
– Дани, – едва дыша, прошептала я в трубку, услышав в ней знакомый сонный голос. – Дани, помоги мне, пожалуйста. Я не знаю, что делать. Пожалуйста.
Подробности того разговора практически не отложились у меня в памяти, и следующее, что я запомнила относительно ясно, это звук открывшегося лифта. Кажется, те пару часов, что разделяли одно и другое, я все же проспала, потому что вдруг осознала, что за окном совсем светло – короткая августовская ночь уже закончилась. За мной приехали две омеги, которые, как я узнала позже, работали на госпожу Боро. Я позволила им увести себя и усадить в машину. Тогда не думала о том, почему мне надо уезжать и почему нельзя остаться дома и дождаться Йона. Они говорили, что все в порядке и что Его Святейшество обо всем позаботился, и мне почему-то вполне хватало этих простых слов, чтобы не задаваться лишними вопросами. В машине я заснула опять, и на этот раз мне даже что-то снилось. Что-то исключительно и отвратительно непристойное, о чем я вовсе не хотела думать или фантазировать. Собственное перезревшее желание ощущалось горьким, навязчивым и душным – скорее мучительным, чем что-либо еще. Но оно хотя бы помогало отвлекаться и не думать ни о чем другом.
В поместье Боро меня сразу провели наверх и устроили в одной из гостевых комнат. Уже тогда я обратила внимание на то, что в доме как будто бы не осталось ни одного альфы – в том числе и охраны. Но в тот момент я была слишком измотана физически и морально, чтобы догадаться, что Дани специально отослал их – для моего душевного спокойствия и комфорта. Самого Медвежонка я увидела только спустя несколько часов – после принятого успокоительного, которое хотя бы на время смогло снять самые острые симптомы, я мгновенно отключилась и окончательно проснулась уже после пяти вечера, когда внутренний двор поместья, видный из моего окна, уже тонул в предвечерней золотистой дымке. Только тогда я наконец почувствовала, что время снова замедлилось, а земля под моими ногами приобрела хотя бы относительную устойчивость. После лекарств нестерпимый зуд внутри немного поутих, но вместе с ним просели и остальные эмоции. Может быть, только поэтому я не бросилась со всех ног к телефону, стоило мне проснуться и прийти в себя.
Ну и потому, что метка на моей руке по-прежнему источала отчетливый и ровный запах Йона, а значит с ним все было в порядке.
– Может быть, я зря себя накрутила? – тихо спросила я, двумя руками держа большую чашку гречишного чая, который для меня заварил Дани и неуверенно глядя на самого парня.
– Я бы, на твоем месте, тоже занервничал, – признался тот. – Но, думаю, Йон был занят кое-чем другим. Смотри.
Он протянул мне свой смартфон, на котором была открыта страничка какого-то онлайн-издания. Мне не нужно было даже читать громкий заголовок – хватило одного фото, чтобы все понять.
– Пожар удалось потушить только к утру, – вполголоса прочитала я последний абзац статьи, быстро пробежав глазами все остальное. – По предварительным данным, на территории сгоревшего производства, чья спецификация и юридическая принадлежность до сих пор не установлены, могло находиться до сорока сотрудников. Разбор завалов и извлечение тел продолжаются. Статья будет дополняться по мере поступления новой информации.
– Ты знала? – уточнил Дани, когда я снова подняла на него беспомощный взгляд.
– Знала. – Слова толклись в горле, слепившись в один бесформенный комок, который никак не получалось сглотнуть. Сорок сотрудников? Это уже включая прикованных к больничным койкам детей с наркотиками в венах или без них? Я так боялась, что Йон сделает глупость, но никак не могла подумать, что эта глупость коснется не только его самого и потенциальных участников того злосчастного видео. Планировал ли он сделать все вчера или решил все спонтанно в последний момент просто потому, что ему нужно было на ком-то выместить свою ярость? Эти мысли причиняли почти физическую боль.
– Что между вами произошло, сестренка? – тихо спросил Медвежонок, придвигаясь ближе и осторожно гладя меня по колену. Удивительно, но даже в том психологическом и физическом состоянии, в которых я находилась, меня не потянуло отпрянуть от него или закрыться. Даже наоборот.
– Можно я тебя обниму? – вместо ответа спросила я, а когда он немного удивленно кивнул, отставила полупустую кружку чая на тумбочку и, обхватив омегу руками, утянула его к себе. Мы с Казе иногда так делали, когда были еще маленькими – ночью собирались в одной кровати, закрываясь простынкой вместо одеяла, и рассказывали друг другу разные выдуманные истории. У брата всегда получалось сочинять лучше и правдоподобнее, но я старалась не отставать. Один раз мы проболтали так почти всю ночь и в итоге так и заснули вдвоем, но, мне кажется, родители и без того знали об этих наших полуночных посиделках, потому что наутро, обнаружив нас мирно сопящими друг другу в плечо, ничего не сказали и только посоветовали не засиживаться допоздна. Это было в те далекие и уже смутно отпечатавшиеся в памяти времена, когда никто еще никого не бросил, и я жила в твердой уверенности, что мы четверо всегда будем друг у друга и это самое главное и стабильное, что вообще есть в мире.
– Я говорил с Йоном пару часов назад, – меж тем сказал Медвежонок, когда мы оказались под покрывалом, прижавшись лбами друг к другу и переплетясь пальцами. – Сказал ему, где ты, и спросил, приедет ли он за тобой.
– А он что? – с замирающим сердцем спросила я.
– Ничего, – с некоторым неудовольствием вынужден был признать тот. – Попросил приглядывать за тобой и… Хана, что все-таки произошло?
– Он узнал, – тихо отозвалась я, зажмурившись, словно хотела спрятаться еще глубже и дальше – туда, где есть только темнота и запах одуванчиков, которому я верила, кажется, больше, чем себе самой.
– Узнал о чем? – мягко уточнил Дани.
– О том, что было. О моей… О том, почему я уехала из дома. Я столько лет этого стыдилась и ненавидела себя, и только мне показалось, что я сумела примириться с произошедшим, Йон обо всем узнал. Я не знаю, как это ему объяснить, не знаю, какие найти слова. Я не хочу оправдываться, я так… устала оправдываться, Медвежонок. – Если бы не успокоительные, я бы почти наверняка расплакалась. Но сейчас не получалось. Слезы ощущались где-то под кожей, но мне словно бы не хватало какого-то последнего эмоционального усилия, чтобы они пролились.
– Я тебя понимаю, сестренка, – серьезно кивнул он, чуть подавшись вперед и потершись своим носом о мой. – Я вижу это в глазах мамы, когда разговор случайно заходит о моем прошлом и всем, что было в Доме. Ты же знаешь, она отказывается принимать это. И иногда мне кажется, что она любит только ту часть меня, где этого всего нет и не было. Я пытался с ней поговорить на эту тему, но она… кажется, она панически боится этого разговора, потому что всякий раз начинает злиться и… – Дани замолчал и словно бы инстинктивно прижался ближе ко мне. Я обняла его одной рукой, успокаивающе похлопывая по спине. – Но Йон не такой. Йон не моя мама, ты же знаешь? Он любит тебя целиком, как и ты любишь его. Что бы ни произошло в прошлом, это неважно.
– Все так запуталось, Медвежонок, – пробормотала я. – Это мерзкое видео, пожар, зубцы, Общество, Церковь, мое прошлое, наше будущее и… Теперь еще эта клятая течка. Я так устала от всего. У меня совсем не осталось сил. Я просто… просто больше не могу. Я просто хочу, чтобы все закончилось и меня наконец оставили в покое.
– Ничего, ничего, сестренка, я о тебе позабочусь, – поспешил успокоить меня он. – Мой дом это твой дом, ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Я распоряжусь, чтобы в эту половину не заходил никто, кроме омег.
– Не говори Йону, ладно? – уцепилась за него я. – Про течку. Я не хочу, чтобы он знал.
– А разве он уже не знает? – немного удивился Дани. – Ну… через вашу связь, я имею в виду.
– Я… так не думаю, – чуть подумав, отозвалась я. – Мне кажется, он совершенно закрылся от меня. Я его почти не чувствую, и это, наверное, тяжелее всего. Нам с ним… нужно будет о многом поговорить и все обсудить, но пока я в таком состоянии, разговора все равно не получится. Пусть лучше думает, что я сбежала из-за того, что мне стало слишком стыдно из-за того видео. Не хочу все… еще больше усложнять.
– Я не уверен, что это хорошая идея, но ладно, я сделаю так, как ты просишь, – согласился омега. – Не волнуйся, сестренка, здесь тебе точно ничего не угрожает.
– Спасибо, Дани, – всхлипнула я, на мгновение прижавшись губами к его лбу. – Большое тебе спасибо за все.
Действие лекарств, судя по всему, уже пошло на спад. В этом была главная проблема препаратов, принимаемых уже после начала течки, а не заблаговременно до него. Они работали совсем недолго – в лучшем случае несколько часов, – но при этом были достаточно вредны для организма и принимать их несколько раз в сутки было чревато очень неприятными последствиями. И к тому же они все равно были ненадежны – даже закинувшись двойной дозой, я бы не рискнула выйти на улицу. Или тем более остаться наедине с альфой.
– Я принесу тебе книжек и свой ноутбук – на нем можно посмотреть что-нибудь со стримингового сервиса, – проговорил Медвежонок. – Внизу тут есть кухня для прислуги, мы временно оставим ее полностью в твоем распоряжении, как и ванную. Если тебе будет нужна компания или что-нибудь особенное, просто набери меня, я приду сам или пришлю кого-нибудь из прислуги, если буду занят, хорошо?
– Хорошо, – кивнула я, шмыгнув носом и ощущая, как медленно, по стежку, вспарывается мое самообладание. И хотя соблазн пореветь в плечо лучшему другу был необычайно велик, я слишком хорошо понимала, к чему может привести такой эмоциональный взрыв, и мне вовсе не хотелось позже стыдиться своего поведения. Поэтому я не стала удерживать Дани, когда он поднялся с постели. Лишь когда он ушел, а я закрылась в спальне изнутри, то позволила себе всласть прорыдаться, уткнувшись в подушку горящим лицом.
Все произошедшее накануне сейчас вспоминалось урывками и казалось чем-то настолько далеким, словно случилось пару недель назад. Меркурио, Гвин, Франко – моя собственная убежденность в том, что я смогу сдержать неумолимо расползающуюся трещину. Сейчас казалось очевидным, что затея была провальной, но тогда…
Я застонала, перекатившись на спину и прижав ладони к еще влажному от слез лицу. Если бы я не вызвалась пойти за отставшими, если бы не лелеяла этих глупых надежд достучаться до Гвин, если бы не стала обманывать Йона об истинном положении вещей, то, возможно, эту флэшку мы бы посмотрели вместе, и я бы сразу смогла все объяснить. Я бы сказала ему, что это произошло давно и что это был своего рода несчастный случай. Досадная невнимательность, приведшая к весьма пикантным последствиям, смириться с которыми я не могла много лет. Но что все это не имеет никакого отношения ни к нему, ни тем более к зубцам. Я бы сказала это все до того, как ревность затмила ему разум и он решил, что лучший способ снять стресс это сжечь заживо сорок человек.
Внизу живота ощутимо кольнуло, и меня скрутило прокатившимся по всему телу спазмом. Инстинктивно сунув ладонь между ног, я ощутила, что пижамные шорты, в которых я спала (откуда они вообще взялись? Я совсем не помню, как переодевалась), уже промокли насквозь. Чтобы хоть как-то успокоить сводящий с ума зуб, я оттянула резинку шортов, нырнув рукой под нее. По опыту знала, что в таком состоянии самостоятельно разрядиться не получится – точнее что это поможет лишь совсем ненадолго, даже на меньшее время, что помогали лекарства. И тем не менее не могла остановиться или сдержать себя – как не можешь перестать чесать назойливый комариный укус, хотя уже почти расцарапал его до крови.
Омега в неконтролируемом состоянии течки была самым беспомощным существом на свете. Наше тело физически переставало нам подчиняться и готово было признать главенство любого, кто захотел бы заявить на него свои претензии. Об этой проблеме все знали, но, поскольку она считалась исключительно деликатной и чуть ли не неприличной, хоть какое-то общественное ее обсуждение громче неодобрительных шепотков на кухне началось совсем недавно. Так, года четыре назад в правительстве продвигали идею о так называемых домах успокоения – местах, куда омеги, которые по тем или иным причинам не принимали подавляющие препараты, могли бы приходить во время течки и пережидать ее в полностью безопасной и контролируемой среде без риска того, что их состоянием воспользуются недобросовестные альфы. Тогда на всю страну гремела история о маньяке, который отлавливал омег во время течки и, заперев у себя дома, насиловал несколько дней кряду. Хотя «насиловал» это довольно громкое слово. Они бы при всем желании не смогли ему отказать, и именно поэтому ему так долго все сходило с рук – кто в здравом уме пойдет писать заявление на того, кто ни к чему тебя не принуждал? Просто воспользовался тем, что отказать ты не сможешь при всем желании.
Дома успокоения казались неплохим вариантом и даже просуществовали несколько месяцев, пока одно из новостных изданий не опубликовало разгромный материал о том, как владельцы этих заведений торговали возможностью «успокоить» омегу. В том числе ходили слухи о том, что несчастным жертвам завязывали глаза, чтобы они впоследствии не смогли бы никого опознать, и чуть ли не снимали все происходящее на камеру для последующей продажи. Легко представить, какой разразился тогда скандал.
