Текст книги "Английский сад. 4. Кружева"

Автор книги: Анна Савански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

– Да, – согласилась она.

Был ноябрь. На улице было темно и холодно. Фредди вел ее по улицам. Мюнхен ему нравился, тем что можно всегда быть не замеченным, это тебе не Лондон, где тебя знает каждый. Скучал ли он по нему, по Гарден-Флауверс, по детям? Очень редко. Сейчас он был весь в предвкушение вечера. Он захлопнул дверь за ними. Перед Беатрис предстала квартира с потрясающим интерьером. Особенно спальня поражала своим изяществом. Так они стали встречаться на этой квартире. По вечерам они уходили вместе, проводили пару часов безумия, наслаждаясь друг другом. Потом Фредди возвращался домой. С той ночи он больше не прикасался к Бетти. Все умерло для него, все чего он когда-то хотел, стало казаться смешным. Как-то она собиралась на вечеринку, он даже не спросил ее куда, с кем. Не выпустил пару колкостей по поводу ее облика, не затащил ее в постель, чтобы утвердить на нее свои права. Она стала для него ничем. Она пошла на вечер, а он заниматься любовью с Беатрис. Конечно, он играет в опасные игры, но разве может быть иначе? Развод это страшно, с его восточным воспитанием это не возможно. Но жить с нелюбимым человеком нельзя, чтобы их не связывало вместе.

Осень подходила к концу, скоро закружат снегопады… Скоро все умрет навсегда, и их любовь тоже… Так он решил, так будет… Как оказалось, их любви не нужна была вечность, она просто растворилась, как пепел над морем.

₪

Он мучительно долго обдумывал, как ему поступить дальше. Встречаться с Беккой у нее дома он не мог, когда-нибудь кто-нибудь бы заметил его, и все рассказал бы Мери-Джейн. Конечно, сейчас его мало заботили ее чувства, с той последней ночи он просто ложился рядом с ней в постель, мечтая о другой. М-Джейн больше не возбуждала его тело и разум, не будила в нем постыдные фантазии. Иногда его мучила совесть, но это были короткие приступы. Куда девалась эта девушка с огромными зелеными глазами, та рыжеволосая львица, борющаяся за их любовь, не боящаяся ссоры с собственными родителями?

– Ты не оставишь меня? – всплыло у него в голове, – ты ведь не сделаешь этого?

– Нет, не сделаю, – ответил он тогда. Как же он ошибался тогда, и теперь он снимал квартиру для встреч с Ребеккой.

С ней Антонио хотел остаться в Нью-Йорке, с ней он мечтал провести остаток своей жизни. Нужен ли был ему Лондон? Так ли ему была не обходима его квартира в Англии, их загородный дом? Думал ли он о своих детях в последние время? Нет, он не думал об этом всем. Он только лишь ощущал, как его душа и сердце стремиться к Ребекке. А М-Джейн? Нужна ли она ему была? Хотел ли он быть с ней? Нет. То чувство, что он берег тринадцать лет, перестало существовать за три месяца. Когда-то эта девушка стала его якорем, его спасительным кругом, она спасла его от самого себя, не позволила упасть в пропасть. Она дважды отвела от него беду. Он всегда видел в ней сильную личность, но сейчас она не волновала его, ее легко было сломать сейчас. Прежде она не позволяла ему пренебрегать собой, он не мог пройти мимо ее соблазнительного платье, подчеркивающего все достоинства ее тела, но сегодня смотря на нее, он не ощутил этого. Он поехал заниматься любовью с Ребеккой, совсем не заботясь, что М-Джейн осталась одна на вечеринке, и конечно же, найдет своего Георга.

Больше нет их, все умерло, осталось только подвести черту, и поставить точку…

₪

Полночь. 1 декабря 1984.

Бетти стояла у окна, пробила полночь. Вот и закончилась осень, официально наступила зима. Она уже не ждала Фредди, догадываясь, что он ей изменяет. Она выпила залпом виски. Рэй будет это переживать сильнее всего, потому что любил отца. А она сама-то любила его? Да, до безумия, до потери пульса. Через две недели они будут в Лондоне, почти месяц они там проведут. Жаловаться деду она просто не хотела, это означало признать свою неправоту. Роберт будет накричать на нее, что он был прав. Признать себя неправой Бетти не могла, это значило бы поставить на себе жирный крест. Она закрыла устало глаза, чувствуя, как ее душа умирает. Она пыталась, старалась все сохранить, но не смогла. Она устала бороться.

Боже что же делать? Может Лондон вылечит их. Она все простит, все забудет. Она любит его, она живет только им одним. Начать все сначала, – прошептала она себе, но без него. Нет, так она погибнет. Тогда оставь все как есть, шептал  внутренний голос, и оставлю, отвечала она себе. Лондон вылечит их, Лондон стянет все их раны. Она не вернется больше сюда, так она решила, так будет. Здравствуй Лондон, прощай Мюнхен…

   ₪

Мери-Джейн распахнула шторы, проходя на балкон, она вдохнула колкий воздух, смотря, как Нью-Йорк продолжает жить своей жизнью. Сердце разрывалось внутри, она все поняла. Он изменял ей, или если не изменил, то близок к этому. Она ничего не могла поделать с этим. Только одна мысль согревала ее, скоро она вновь ступит на английскую землю, отопрет двери своего дома, и обнимет своих детей. Только ради этого стоило дышать. Слеза скатилась по щеке, она украдкой ее вытерла.

Боже, как больно. Как больно тяжело дышать, как трудно посмотреть правде в глаза. Она проиграла. Когда она услышала такой же взволнованный голос Бетти, то поняла, что не одна в своих страданиях. Они с Бетти обе упали в пропасть.

Что делать? Как дальше быть? Она все еще хотела надеяться, что забудет кошмар Нью-Йорка, как кошмар Вены. Она могла бы все простить. «Кто я без тебя? Я просто пыль, которую легко прибить к земле дождем, и которая никогда не станет драгоценностью. Я без тебя просто никто, и если наши дороги однажды разойдутся, я не выдержу этого, Антонио», – она снова вздохнула, она погибнет без него, поэтому она просто обязана все забыть, она должна стать в Лондоне снова незаменимой для него. «Я люблю тебя, чтобы не случилось, я буду с тобой». Прощай Нью-Йорк, да здравствует Лондон, ее любимый Лондон… О, дорогой Лондон, ты исцелишь все их раны, ты станешь их лекарством. О, милый Лондон, о любимый город детства, город их счастья.

Легко, ах как легко поколебать веру человека в самого себя. Воспользоваться этим, сокрушить дух

человека – это призвание дьявола.

Дж. Б. Шоу «Кандида»

Глава вторая.

Во власти пороков.

Январь – февраль 1985.

Бетти сошла с трапа самолета, рядом плелся Фредди. Беатрис не хотела отпускать Фредди, но день рождение сына и дочерей были очень важны для него. Виктор устраивал прием в честь шестидесятилетия своего фармацевтического завода, и они с Бетти были обязаны там быть. Новый год и Рождество всегда были их семейными праздниками, он должен был быть везде с Бетти. Она набрала в легкие морозный воздух Лондона. Она любила этот город, после всех праздников она решила разорвать все договора с Мюнхеном и уже навсегда остаться в Лондоне. Праздники проходили как, во сне, ужасном сне. Неужели никто не замечает, что они стали так далеки? Бетти надевая свои дорогие платья, не смотря на то, что немного похудела, волновала всех, всех кроме него. Для всех Фредди устраивал шоу, показ их счастливой жизни. Как же она ненавидела его за это. Вечерами ей хотелось устроить ему скандал, но каждый раз вспоминая, что у нее есть дети, удерживало ее вспыльчивость. Иногда она мечтала все сказать ему прямо в лицо, а потом хлопнуть дверью, забрать детей и уйти. Как же все стало запутано. За кулисами каждый из них по-своему страдал. За спокойствием крылась: боль, ревность, разочарование, переживания, непонимание, измены… и приближение катастрофы.

Утром они, молча, собирались в Мюнхен. Его ледяное молчание убивало ее, в самолете они молчали, когда приехали домой никто не проронил ни слова. Бетти было скверно на душе, неужели он что-то заподозрил, или он опять наказывает ее. Бетти села у окна с бокалом виски, она смотрела на ночной город, сейчас ее муж пойдет к своей любовнице, а она, молча, его будет провожать. А, что ей оставалось делать? Лондон не вылечил их. Ее мир рушился, осталось только ждать и с честью принять свою судьбы. Фредди остановился в нескольких шагах от своей жены. Она стала совсем другой: похудела, побледнела, исчез румянец, а под глазами пролегли темные тени. Только сейчас он понял, что ее красота на праздниках, это умелый макияж. На ее обнаженные ноги бросали ночные огни города, был виден кружевной бюстгальтер, халат открывал его взору почти все. У нее был жалкий вид. Сейчас он скажет ей, что хочет быть только с ней. Этот порыв возник в нем на несколько секунд.

– Бетти, – она даже не обернулась, слишком глубоко она была в своих мыслях, – ты пьешь?

– Да, пью, тебе-то какое дело, – прошипела она.

– Большое, потому что ты моя жена, – в нем вспыхнул гнев, да как она смеет с ним так разговаривать. Бетти истерично засмеялась, и он одним прыжком оказался рядом с ней, рывком поднимая на ноги, и заглядывая ей в глаза.

– Жена?! ты наконец-то вспомнил кто я, Менори, – она продолжала смеяться.

– Дрянь! – он вырвал бокал из ее рук, бросая на пол.

– И ты меня сделал такой, – крикнула она.

– Веди себя, как моя жена! – орал он ей в лицо.

– Нет! – резко ответила она.

– Ведьма! – Фредди резко повернул ее к себе спиной. В нем все просто клокотало, ему хотелось придушить ее за все, что она сделала или не сделала. Он больно сжал ей руки и бок.

– Пусти, мне больно, мне больно! – кричала она. Она пыталась сопротивляться, биться ногами и руками. Фредди подвел ее к столу, и тут она поняла, что происходит. Он нажал ей на затылок, и она грудью легла на стол, – нет, нет, только не это! Только не это! Нет, я буду ненавидеть тебя. Нет, нет… прошу тебя, не надо…

Фредди ударил ее пару раз для покорности, она взвизгнула, пытаясь освободиться. Он уже стягивал ее трусики, наваливаясь на нее всем телом, и она ощутила в себе резкие толчки. Все это напомнило тот день, тот день на концерте. Эти мерзкие руки Майкла, настойчивые движения, его дыхание над щекой, и то, что ее ногти до боли впивались ей в ладони. И вот опять и кто… Мужчина, которого она любит, мужчина, который делает с ней это. Внутри болезненно все сжалось в один холодный комок, а по щекам бежали жгучие слезы. Она не могла плакать ни в первый, ни во второй раз, только сейчас, потому что, это был мужчина всей ее жизни, а теперь ее враг. Фредди отошел от нее, приглаживая усы. Она медленно сползла на пол, и разрыдалась, так горько, что казалось сердце, лопнет в груди. Внутри все горело и саднилось от этого вторжения.  «Строит из себя святую!» – подумал он.

Бетти поднялась с пола, рванув на второй этаж, он за ней. Она оказалась у себя в спальне, но он успел ее  поймать. Он повалил ее на кровать. Она видела его непроницаемое лицо, с жестким выражением лица, на котором не дрогнул ни один мускул. Она крикнула:

– Давай, унижай, это все на что ты способен, трус! – и это распалило его еще больше, он был еще грубее, еще более жестоким по отношению к ней, он брал ее так, словно она была дешевая шлюха из борделя, без всякой нежности и чувств. Ей было больно, больно потому что она не была готова к этому. Она ждала, когда все закончится, но это не кончалось, не выдержав она зло сказала, – давай же заканчивай уже, или ты и на это не способен! – его большая ладонь сомкнулась на ее тонкой шее, она жадно хватала воздух. Ему до безумия захотелось задушить ее, именно этого она и заслуживала. Пред глазами прошла вся ее жизнь.

Все закончилось, он ушел в душ, оставив ее одну рыдать. Но она не стала рыдать. Бетти села, и как теперь смотреть ему в глаза? Теперь у нее было немного времени. Она стала лихорадочно одеваться, хорошо, что чемоданы стоят внизу. Руки дрожали, она даже не могла натянуть на себя кофту, что-то внутри нее ужасно болело. Бетти подхватив чемоданы и натянув на себя шубку, громко хлопнув дверью, ушла. Она оказалась на улице, поймала такси.

– В аэропорт, – крикнула она, увидев Фредди высунувшегося в окно.

Только когда, хлопнула дверь, он понял, что произошло, и что он натворил. Он унизил ее, вмазал в грязь. Сделал больно, напомнив о прошлом. «Я была девочкой», – сказала она тогда, когда он впервые спас ее от беды. Но совесть мучила его не долго, он набрал номер Беатрис:

– Да, дорогой, – прохрипела она.

– Приходи в мою квартиру, мне очень плохо.

– А как же твоя жена?

– Ее нет, она убежала в Лондон, я поступил с ней очень плохо.

– Я приду, – ответила она.

Она ехала в машине, и тихо плакала. Как с ней мог поступить любимый мужчина? Как вообще такое могло произойти с ними? И что теперь делать? «Больше так не может продолжаться. Сейчас я поеду обратно и все ему скажу, все, что о нем думаю, пусть продолжает эти игры, но только без меня. У меня, черт возьми, еще есть гордость».

– Поедем обратно, – приказала она.

Она тихо поставила чемоданы, тихо поднялась наверх. Фредди не было в своей спальне. В их комнатах была некая особенность: с его спальни можно было видеть все, что происходит в соседней, а с ее спальни нельзя было видеть комнату Фредди. Бетти заглянула, и чуть не упала. Там был он и она, в ее постели. Он обнимал другую, после того, как совершил преступление над ней. Он целовал эту девчонку Беатрис, они в страстном ритме двигались как два противника.

Она не помнила, как вышла из квартиры, как шла до своей. Всю дорогу пред глазами всплывала эта сцена. Беатрис сидит на нем, на ее мужчине. Он принадлежит только ей, а сейчас эта девчонка спит с ним. Внутри нее что-то оборвалось. Бетти шла по ночным улицам, ей опять сделали больно, опять втоптали в грязь, унизили, и растоптали ее сердце. Что теперь делать? Что же? Она прошла в свою квартиру, в свою спальню, устало опускаясь на постель. Ее взгляд упал на прикроватную тумбочку, на ней лежало кольцо Фредди, то самое, что она подарила на его тридцати девятилетие: винтажное с гравировкой на французском языке: «je suis toujours avec toi».[1] Что оно здесь делает? И поэтому он ей врал, что оно осталось в Мюнхене, в его квартире. Бетти легла на кровать, почувствовав какой-то сверток. Она развернула его, там была великолепная комбинация, но не ее размера. Выпала карточка, где не ровным почерком Фредди было написано: «Моей несравненной. Моей Беатрис. Твой Фредди». Значит, они встречались здесь! Значит, он водил свою шлюху сюда! На столе блеснули ножницы, Бетти схватила их, и искромсала этот подарок Фредди.

– Ублюдок, подонок, сволочь, – кричала она, и слезы душили ее вновь. Как она позволила себя обмануть? Как она так позволила с собой так поступить? Как он мог? Как? И зачем ей теперь ее жизнь? Зачем когда он не хочет быть с ней? И разве можно жизнь без него?

Три дня она никуда не выходила. Все эти дни она не подходила к еде, не пила, просто рыдала, просто дышала своим прошлым. Ей никогда прежде не было так больно, как сейчас. Никогда она не испытывала такой жгучей боли, никогда ей до этого дня не хотелось покончить с собой. Раньше чтобы не происходило, она всегда сохраняла надежду. Теперь у нее не было ничего. Все что оставил он ей боль и одиночество. Больше нет ее, есть только ее тень. Он убил в ней все, все прекрасное. Ничего больше нет, нет больше их. Теперь есть она, и есть он. Ее мир рухнул, рухнул как карточный дом в один миг.

Через три дня она все-таки решилась встретиться с Фредди. Приведя себя кое-как в божеский вид, она пошла к Фредди. Бетти пришла пораньше. Для храбрости она налила себе виски. Как она могла так опуститься, когда-то она ненавидела их, и держала у себя дома только ради Грэга, а сейчас бокал виски стал ее главным другом. «Все-таки лучше выпить вина», – подумала она. Бетти села у дивана с бокалом вина в ожидание Фредди. Когда он пришел, то уже стемнело на улице. Фредди не ожидал, что она вернется, что после того дня, она вообще придет сюда. Он увидел ее у дивана, голова лежала на нем, она казалась такой отчужденной, отрешенной от всего.

– Бетти, – позвал он, она повернула голову. Он ожидал брани, суровых слов от нее, но она просто молча, смотрела на него. Он сел рядом с ней, – я…

– Ничего не говори, – она прижала палец к его губам. Он коснулся пальцами изгибов ее щеки, приникая к ее губам. Он чувствовал, как она пытается преодолеть в себе испуг и страх. Его губы призывали раскрыться для этого глубокого поцелуя. Его пальцы потянулись к ее платью, стягивая его через голову. Что-то перевернулось внутри него. Вот же она женщина, ради которой он хотел дышать, и сейчас переполненный нежностью к ней, минутной слабостью к ее чарам, он хочет стереть из ее памяти то, что он натворил. Ее веки подрагивали от его прикосновений. Он вновь ощутил ее обнаженную гладкую прохладную кожу на своей. Ее нежные руки цеплялись за него. Фредди жадно целовал, доказывая ей, что она принадлежит только ему. Никто больше не может прикасаться к ней, наслаждаться этими прелестями, овладевать этим телом. Она его перед лицом Бога и закона, и будет только его. До рассвета она принадлежала ему, он уснул с этой мыслью. Бетти не спала, теперь она знала, что ей нужно делать. Она скинула с себя руку Фредди, тихо оделась. Он проснулся, когда почувствовал, что ее рядом нет. Он прошелся по всей квартире, но ее нигде не было. На стеклянном столике лежала записка.

Между нами все кончено. Это было наше прощание. Я ухожу от тебя.    

Бетти.

Она сделал все, чтобы он почувствовал себя еще большим виноватым пред ней. Бетти сделала так, что она бросила первой его. Теперь он свободен, во всех смыслах этого слова. Черт возьми, она сама его освободила, сама дала ему возможность делать, то, что он хочет. Так он стал жить с Беатрис. Так Бетти осталась одна в Лондоне.

₪

Лондон не помог ей, она так надеялась на то, что в родном городе, она сможет вырвать его из порочного круга. Все праздники она старалась привлечь его внимание дорогими роскошными платьями, какие любила носить Ребекка. Вечерами она ходила по их квартире в кружевном белье, надеясь, что Антонио заметит ее, прижмет к своей груди, и будет всю ночь любить ее. Но это не происходило. Она ходила грустная, готовая в любое время сорваться и устроить ему скандал, но каждый раз, как он ей улыбался, она испытывала нежность, и гнев проходил. Мери-Джейн сердцем чувствовала, в своем одиночестве она не одна. Она, как и Бетти, похудела, ее некогда нежное личико нуждалось в хорошем макияже, у нее пропал аппетит, на всех вечеринках она просто заставляла себя есть, чтобы не обидеть гостей. Почему никто не замечал, как ей было плохо? Как она умирала каждый вечер, когда захлопывалась дверь их квартиры, и она оставалась с Антонио, который больше не хотел ее. Перед гостями он стремился показать их благополучие, любовь, но как только праздник кончался, она была ему больше не нужна. В машине он всегда молчал, когда-то он шептал, как мечтает скинуть с нее платье, и заняться любовью. Мыслями он находился не с ней.

Мери-Джейн силилась, чтобы не показать свою слабость, для всех она все также была девушкой-смехом, чей смех одаривал своим теплом. Лондон не вылечил их. В его жизни появилась другая женщина. В Нью-Йорк они вернулись совсем другими людьми. Она знала, что все его поздние приходы домой – измены. Ребекка Хаммонд прикарманила ее мужа, эта дрянь одурманила его, бог знает, что она наплела ему про нее. Мери-Джейн хотела быть сильной. В первый торжественный вечер она надела ослепительное платье, с серебреным узким лифом, и от бедра струящейся, как вода, юбке. В первые за полгода она чувствовала себя великолепной, шикарной леди. В тот вечер она была легкой, смеющейся, говорящая колкости, которые никого не обижали, Антонио мог бы гордиться ей бы.

– Перестань себя так вести, – прошипела Ребекка, декольте, которой было просто вызывающим, – ты ведешь себя, как девушка из района красных фонарей.

– Не смей меня оскорблять! – ответила М-Джейн, ее зеленые глаза просто пылали гневом.

– Ты портишь его карьеру! – продолжала наступать Бекка.

– Он бы жил и в Лондоне, без тебя! Не смей меня оскорблять, не смей мне, леди Хомс, что-либо говорить! – она хотела залепить ей пощечину.

– Смотри, как вырядилась! – Ребекка дернула ее юбку.

– Тебя это не касается!

– Молчи! – Бекка схватила ее за руку, оттаскивая в сторону, – думаешь, он не знает, какая ты на самом деле?!

– Не трогай меня! Я тебе на прислуга! – она вырвала руку, – ты мне не указ!

– А я тебе указ? – М-Джейн вздрогнула от голоса Антонио, голоса не требующего возражения, – Бекка говорит дело.

– Да, пошел ты! – выпалили М-Джейн, приподнимая юбку, она выбежала из зала, подходя к лифту.

Дома ее не отпускал гнев, гнев перешедший в отчаяние. Почему он так поступил с ней? Почему он унизил ее при всех? Почему он позволил этой Ребекке так разговаривать с ней? Как он мог? Как? Слезы полились из глаз, она ничего не могла с собой поделать. Боль застила глаза, боль переполняла ее душу. Как же она была слепа, как же она не видела, что он спит с этой Беккой, что эта дрянь медленно вышибает ее из их с Антонио жизни. Он за четыре месяца вычеркнул все существовавшие в их жизни. Размазывая туш по щекам, она подошла к шкафчику с лекарствами, она нашла банку снотворного, высыпая на ладонь гору таблеток. У нее дрожали руки, но пути назад не было, рядом стоял бокал вина, чтобы было наверняка. Она не хотела больше жить, не хотела больше терпеть унижение.

– М-Джейн, – Антонио подбежал к ней, таблетки упали на пол. М-Джейн опустилась на пол, путаясь в длинной юбке, – не надо, милая…

– Не подходи ко мне, – крикнула она. Антонио все же обнял ее, прижимая к себе.

– М-Джейн, прости меня, я был слишком резок с тобой, – черт, ей не нужны были его извинения, ей вообще не нужно было ничего, – пойдем спать, – она ухмыльнулась, конечно, а сам поедет к своей потаскухе. Она оттолкнула его от себя, не нужна ей его жалость, он что думал, что скажет ей пару слов, и она растает.

– Антонио, – как она посмела сюда прийти! Ребекка увидев рассыпанные таблетки на полу, пришла в неописуемый восторг, – я так и знала, что что-то случилось. Ты не закрыл дверь.

– Все хорошо, – Антонио потрепал жену по щеке.

– Пошли вы все к черту! – М-Джейн поднялась с полу. Она хватила свой маленький клатч, бросаясь к выходу. Она не хотела больше здесь оставаться. Оказавшись на улице, она поняла, как ей холодно. Ночной воздух колол кожу, платье прилипало к ногам, волосы все спутались. Сейчас она была похоже на путану. Куда идти? Что делать? М-Джейн шла долго куда-то, замечая, как серые здания не кончаются. Она подошла к автомату, ища в сумочке несколько монет. Мери-Джейн набрала номер Бетти.

– Алло? – это был чей-то незнакомый женский голос, где же сейчас Бетти? И кто эта женщина в квартире Фредди? М-Джейн повесила трубку, потом набрала номер Гарден-Флауверс.

– Бетти? – выдохнула она.

– М-Джейн, это ты? – Мери-Джейн стирала слезы, – не молчи, что с тобой?

– Почему ты не в Мюнхене?

– Я ушла от него, две недели назад, – ответила Бетти, – он изменил мне, и он… – договорить было сильнее Бетти, – что с тобой?

– Я не знаю. Бетти я падаю. Сегодня я чуть не наглоталась таблеток, а сейчас я стою на холоде в одном платье, я даже не знаю, где я сейчас, – она зажмурилась, – кто та женщина? – но Бетти не ответила на ее вопрос.

– Я приеду к тебе, – выпалила Бетти.

– Ей красотка, – двое верзил стояли рядом с ней, – не хочешь настоящих самцов? – они дико засмеялись. Вытаскивая ее из телефонной будке, повалил на асфальт.

– М-Джейн, – голос Бетти был таким далеким, она от холода начала терять сознание, совсем не чувствуя, как эти двое поднимают ее юбку вверх, раздвигают ее ноги. Она не могла бороться, она слишком устала для этого…

Мери-Джейн открыла глаза от зимнего солнца, проникавшего в спальню. Ее платье лежало на стуле, а сама она находилась в мягкой теплой постели. Она поднялась с постели, где она? Запахнувшись в махровый халат, Мери-Джейн вышла из спальни. Ее встречал приятный аромат поджаренного хлеба, и печеных томатов с сыром. На кухне был высокий мужчина с темными, почти черными глазами, на светлом лице, густые брови, темные волосы, сильный, подтянутый, двигающийся как пантера. Он улыбнулся ей, своей неотразимой улыбкой. Она чуть не упала в обморок от переизбытка чувств.

– Джейк? – дрожащим голосом произнесла она. Боже, Джейк Дэвидсон. Они не виделись с ним уже тринадцать лет, столько воды утекло с того ужасного лета, когда они с Бетти и Анной решили не приезжать в Антрим, а Патрик стал врагом Джейка.

– Проснулась? Как ты? – она чувствовала себя хорошо, будто она была дома, у себя в Лондоне, – ты хоть, что-то помнишь?

– Помню, как ушла из дома, потом набрала номер Бетти… я… они… – она осеклась, боясь заплакать.

– Ничего не было, ты же знаешь, у меня есть опыт по спасению девушек от насильников, – он обнял ее, – что с вами? Что с тобой и Бетти? – она зарыдала, плотина прорвалась, все ее чувства вырвались наружу, – я видел ее в ноябре в Мюнхене, она пребывала в жутком эмоциональном состояние. Ты, вижу, не от хорошей жизни оказалась на улице в одном платье. Ты мне можешь ничего не объяснять…

– Мне нужны вещи, ты поможешь мне вернуться в Лондон, – прошептала она, – не знала, что у тебя здесь квартира.

– Я помогу, – Джейк поцеловал ее в макушку, – ничего все пройдет…

– Ничего не пройдет, – пролепетала она, – такие раны не проходят. Мы уже вместе четырнадцать лет, а он все за несколько недель растоптал…

Через час он принес ей платье из джерси, пальто и сапоги. Джек отвез Мери-Джейн домой, Антонио там не было, и она ощутила облегчение. Пахло духами Ребекки, на смятой кровати лежала ее сережка, у М-Джейн не осталось сомненья, он изменил ей. На столе лежала телефонная книга, все же искал ее, но похоже недолго. Она быстро покидала вещи в сумку. Больше ничего не держало ее здесь. Она написала записку Антонио, и поехала в Лондон. У нее еще остались дети, ради которых она должна жить.

Антонио вместе с Ребеккой вернулся в обед домой. Она заметила, как в квартире был беспорядок, часть вещей Мери-Джейн исчезли, она была здесь недавно. После того, как она ушла он пытался ее дождаться, Бекка твердила, что она вернется, но когда прошло три часа, они оба поняли – Мери-Джейн нет. Они стали обзванивать все больницы, полицейские участки, морги, но никто не видел рыжеволосую женщину в серебряном платье. Ребекка обняла его, и они занялись любовью, она знала, он не хотел причинять ей боль, но она сама виновата. В эту ночь она сама унизила себя в его глазах, в тот миг, когда он увидел ее с таблетками в руках, она подписала приговор их отношениям.

– Она была здесь, – произнес Антонио. На холодильнике под магнитом была ее записка.

Антонио,

Сегодня я поняла, что между нами все кончено. Не ищи меня.

Мери-Джейн.

– Что это значит? – Ребекка прильнула к Антонио, целуя его в шею.

– Она бросила меня, вот и все. Я свободен, дорогая, – он закружил ее по комнате, – я буду с тобой.

– Я люблю тебя, – она прильнула к его губам в страстном поцелуе.

– Я тоже люблю тебя. О, Бекка, – он опрокинул ее на обеденный стол, – как я рад, что все так решилось, а то после этой ночи я себе место не находил.

– Все хорошо, – она стянула с него свитер, – мы вместе и в Нью-Йорке.

₪

Жизнь в последние время катилась вниз по наклонной, хотя внешне все было красиво, просто не к чему было придраться, а просить помощи не было уже сил. Каждый вечер она выпивала, и утром с туманной головой шла на работу, либо на учебу. Искать любовника она не хотела, как же она ненавидела Ричарда за это, за то что он отнял у нее способность ветряно влюбляться или просто заниматься сексом. Флора жаждала любви, но больше она не могла любить, и поэтому предпочитала пить. У них у всех были свои трудности. Бетти изменил муж, и она была на грани очередного нервного срыва. Дженни только недавно наладила отношения с мужем, но жутко ревновала его, подозревая в измене. М-Джейн вернулась домой без Антонио, и не понятным причинам не уезжала в Нью-Йорк. Гарри устал от скандалов дома, от вечных делений его внимания, вечного спора кого он больше всех любит. Джозеф всеми силами пытался показать всем, что он холоден и бесчувственен. И она, Флора, так же, как все во власти каких-то мелочных пороков, которые совсем не красят человека, но которые не хотят отпускать, пустив уже в крови корни. Хотя в ее жизни появился парень, и он ей нравился, но любить… нет, любить она не могла. Это было просто невозможно, не смотря на все его серьезные намерения.

Они познакомились в кафе, в котором она всегда обедала, в тот день было много народу, и поэтому к ней подсадили молодого мужчину. Флора, как обычно с кислым лицом ковыряла в своей тарелке, и мечтала по скорей прийти домой и выпить. Боже в кого  она превращалась?

– Неужели непогода так влияет на настроение? – она подняла глаза и они встретились с зелеными чуть раскосыми глазами. Блондин ей улыбался, и она из вежливости выдавила из себя улыбку.

– Нет, просто для меня это… естественно для меня, – просто ответила она.

– Вы меланхолик, – заключил он.

– Я не оптимист, это точно, – Флора, поджала губы.

– Всегда радуйтесь жизни, может так проще жить, – в ее холодных ирландских очах он увидел короткую вспышку боли. – Черные полосы, меняются белыми, – она засмеялась и тяжело вздохнув, снова заглянула в его глаза, – как там поется сейчас.

– О, как это знакомо, – протянула Флора, – да так и есть.

– Кстати, Хьюго Беккет, – представился он, – банкир. А вы?

– Флора Спенсер, студентка истфака, простая секретарша Алика Болида, – она сказала это как-то бесцветно.

– О, у великого и ужасного Болида, – она опять рассмеялась, – говорят он зверь в работе.

– Он друг моей сестры, – впервые ей не хотелось приехать домой и выпить, – мне пора, – Флора посмотрела на часы, – а, то меня уволят

– Когда я вас увижу? – спросил он, в его взгляде она увидела нахальство.

– Не знаю, – накинув меховое пальто Флора ушла, чувствуя, как он смотрит на нее, – все может быть, как там поется.

Последующие дни ей казалось, что он ее преследует, ищет с ней новые встречи. Он был потомственным банкиром, из хорошей семьи. Хотя она таких презирала, уж очень было много фальши в таких людях. Она сравнивала его с Ричардом и понимала, что ничего общего у них не было. Ричард ценил прекрасное, тонко чувствуя все ароматы жизни, видя все краски, окружавшие их. Она часами могла слышать его с придыханием, а потом пылко и страстно заниматься любовью, ощущая, как его любовь вливается в нее.

Хьюго много ее смешил, с ним ей было легко, но что-то ее не отпускало. Как она не старалась она не могла перебороть себя. Хотя уже понимала, что их отношения зашли достаточно далеко за эти два месяца. Но всегда можно сказать, ты мне не подошел, и я не хочу быть с тобой. Марк прыгал от радости, а ей самой вовсе не хотелось подрыгивать от счастья. Ей было всего двадцать один год, только начало жизни, все было впереди, без алкоголя и самобичевания, но ей было так же плохо, как в одной из песен Бетти. Каждый день она приходила в пустой дом, ее никто не ждал лишь одиночество. У нее было все: деньги слава и богатство. Но разве она посмеет все сказать? Она сохранит любовь. В ее сердце еще живет надежда, ее не убили. И ей кажется, жизнь утекает, и от этого ей плохо! Они считают ее плохой девчонкой, ее другом стал бокал вина, нет, она не спивается. Просто настоящая жизнь сегодня не рядом с ней, и не знает, как найти ей выход из этой страной игры. Она не знает, как ей дальше жить. К чему ей вся эта богатая жизнь, когда она опять одна, ее душа пуста.   Отец думает, что счастье может заменить богатства. Никто никогда не узнает о ее любви. А он, а он все знает и поймет, ведь она не может без его любви…