Текст книги "Паладин (СИ)"

Автор книги: Анна Раф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

К Ронхелю было много претензий. Но боевую подготовку своим послушникам он дал превосходную. На ристалище Ронхеля всегда дежурили первоклассные целители, потому что переломы, вывихи, вспоротые органы, выбитые зубы и выколотые глаза были в порядке вещей. Проигравшие оставались голодными, ослабевали, и их шансы на победу в следующем бою таяли, они проигрывали, оставались голодными вновь, и этот цикл продолжался до тех пор, пока послушник не попадал в лазарет совершенно истощенным. Там его лечили, откармливали, и он снова включался в этот мучительный круговорот, готовый пойти на все лишь бы не оказаться опять в лазарете.

Несмотря на все это на ристалище Ронхеля было лишь два смертельных случая. Убийство по неосторожности наказывалось так жестоко, что послушникам было достаточно увидеть это лишь однажды, чтобы впредь внимательнейшим образом следить за тем, не станет ли их удар смертельным. Один раз, правда, трагедия повторилась, но на фоне творящегося на ристалище кошмара, пара случаев все равно казалась невероятным достижением дисциплины.

Именно из-за этой специфики ронхельцы были знамениты своей любовью к болевым приемам и кровопусканиям. Болевой шок и кровопотеря были скорейшими способами вывести противника из строя. На одной чаше весов был голод, на другой – боль. И каждый сам решал, на какой размен он согласен, а на какой – уже нет.

Когда с такой школой ронхельцы пришли в Нершер, это всех шокировало. Орниху пришлось хорошенько постараться, чтобы адаптировать больных на голову бойцовских псов к более мирному существованию. Другие послушники, оказавшись не только младше по возрасту, но и значительно слабее по навыкам, долго возмущались и отказывались иметь дело с ронхельцами, писали жалобы во все инстанции. Но Орниху все же удалось примерить их, и в дальнейшем младшие были благодарны за этот болезненный опыт. Ведь он помог им в реальных боях.

Хьола и Джессвел же, очевидно, боли не знали. Они сражались легко и непринужденно, словно были бессмертны, их не беспокоили синяки от ударов, потому что они не видели за пропущенным ударом тяжелой травмы. Да, они могли легко вылечить ее магией Сельи, но, чтобы это сделать, нужно было сначала сконцентрироваться, превозмогая боль, которая порой была просто адской. Им так же была неведома паника, когда у тебя прямо из вскрытой глотки хлещет фонтан крови, или паника от паралича после удара в шею. А ведь враг не станет дожидаться, пока паладин прокричится и вылечится, также как и не станет этого ждать кровь, бурным потоком покидающая тело, оставляя бойцу считанные секунды до отключки.

Крэйвел взглянул на Миносту. Та смотрела на молодых с флегматичным выражением человека, который похоронил уже слишком многих, чтобы переживать из-за парочки очередных проходимцев.

– Нельзя брать их с собой, – сказал он ей едва слышно.

– Ну не бери, – пожала та плечами.

Крэйвел вздохнул. Опять его предприятие оказалось на грани срыва. Двое паладинов и волшебница – слишком маленький отряд, чтобы дать достойный бой двум древним одержимым клятвопреступникам. Но и Джессвел с Хьолой им особо не помогут, только будут путаться под ногами.

– Если я правильно поняла, они не собираются спрашивать у тебя разрешения, – заметила Фелисия.

Крэйвел припоминал, что Джессвел высказывал свое намеренье преследовать Солигоста, несмотря ни на что. Но парень просто не понимал во что ввязывается. Крэйвел уже сто лет гонялся за ренегатом – все без толку. На что рассчитывал Джессвел, было совершенно не понятно. Кроме того, он ведь понятия не имел, что за тварь такая этот ваш Фринрост.

Крэйвел поймал испытующий взгляд Фелисии. В ответ на его непонимание волшебница напомнила ему, как оказалась в его компании. Она была такой же бестолочью, но все равно полезла на рожон, и вопреки всему выжила. Хоть Крэйвел и переживал за нее, он не посмел запрещать ей следовать вместе с ним. Что же было иначе в этот раз? Лишь тот факт, что он помнил Джесси ребенком?

Паладин снова взглянул на Хьолу и Джессвела. Те уже завершили свой поединок и начали надевать латы, готовясь к выезду.

– Они умрут, – грустно подытожил он.

– Все умрут, – безразлично сказала, Миноста.

Как ни странно, Крэйвела эти слова немного успокоили. За долгие годы пришлось научиться принимать тот факт, что он переживет всех своих друзей, знакомых, и, возможно, учеников. Просто иногда приходилось напоминать себе об этом.

Подошедшие друзья заметили, что их спутники пребывают в весьма мрачном настроении. Ободряющие слова вызвали у Крэйвела и Миносты лишь горькие усмешки. Фелисия одним лишь взглядом намекнула молодым, что им следует проявить терпение, эти угрюмые старики теперь надолго станут их спутниками. Те приняли это испытание терпением с тем же рвением, что и любое другое.

Последним местом, где видели братьев-ренегатов, был заброшенный форт в нескольких днях езды отсюда. Туда уже отправляли разведчика не так давно, и тот подтвердил их пребывание там. Это было дня три назад. То, что братья были на территории Селиреста, тревожило. Крэйвел не мог смириться с тем, что только ему на это не наплевать. Будь его воля, он бы уже отправил туда армию. Но расправа над ренегатами было работой исключительно ордена паладинов, а тем было интереснее воевать с темными магами, чем с клятвопреступниками. Крэйвел жалел, что в отличие от королевской армии, в ордене паладинов не было как такового командования, он не мог просто взять и приказать кому-то примкнуть к своему отряду. Считалось, что святые рыцари должны справляться со своими обязанностями посредством самоуправления. Их мудрость была им командиром.

Крэйвел наблюдал за Джессвелом и Хьолой в дороге и не ощущал в них никакой мудрости, те дурачились и рассказывали друг другу нелепые истории, накопившиеся за годы своего обучения. Крэйвел диву давался и качал головой, за некоторые их выходки в его учебные годы вышвырнули бы из монастыря без права на возвращение. Фелисия веселилась, наблюдая за эмоциями паладина. Тот вел себя сдержанно, но волшебница читала его, как раскрытую книгу.

Неспешная дорога подталкивала к беседе. Спутники получше познакомились друг с другом. Джессвел то и дело просил рассказать больше о братьях-ренегатах, особенно о Солигосте, парня очень волновала его судьба. Джессвел словно боялся, что тот умрет раньше, чем он найдет его. Крэйвел предостерегал его от глупостей, объясняя, что тот Солигост, которого запомнил малыш Джесси, возможно, уже канул в лету. Братья были одержимы, и их одержимость прогрессировала, за десять лет они могли измениться до неузнаваемости. Но не было похоже, будто молодой паладин уловил суть сказанного.

Крэйвела так же раздражало полное отсутствие интереса к персоне Фринроста со стороны что Джессвела, что Хьолы, они словно уже списали его со счетов, воображая, будто это какой-то придаток их основной цели. А это было в корне не так.

Ничего особенно не ожидая от заброшенного форта, спутники осматривались довольно беспечно. Фелисия проверила местность на предмет обитателей, но нашла только живность, никаких людей. Их основной целью сейчас было понять, в каком направлении отсюда ушли братья. Нужно было выяснить хотя бы, отправились они вглубь Селиреста, или возвращались в Тундру. Здесь было только кострище недельной давности и немного следов, сильно пострадавших от времени.

Глубокие отметины от стальных сапог тяжелого латника сохранились лучше всего. Почва здесь была мягкая и податливая. К сожалению, легкие следы стирались с нее очень быстро, так что прочесть удалось только передвижения Солигоста. В этом форте братья остановились, судя по всему, на пару дней. Солигост, по своему обыкновению, большую часть времени сидел или лежал, видимо, спал. Уехали братья на лошадях. Уехали в сторону Тундры. Дальнейшие их передвижения скрыл бурелом.

Прямо в этом же форте решили разбить лагерь, не дожидаясь сумерек. Сейчас у них с собой было достаточно припасов, чтобы воздержаться от охоты. Миноста варила незамысловатый суп и делилась с Хьолой тонкостями походной кухни. Джессвелу это все было не интересно, он ползал в кустах, рассматривая следы ренегата.

За ужином Крэйвел рассказал подробности об их противнике. Он старался больше внимания уделить Фринросту, чтобы его молодые спутники поняли, что именно его нужно остерегаться в первую очередь. Солигост ввиду своей апатии был не заинтересован в битвах. Чтобы не выхватить от него, достаточно было просто к нему не лезть.

Солигост не демонстрировал признаков трансформации, так что убить его казалось относительно несложным делом. А вот что делать с Фринростом в его демонической форме, было задачкой посложнее. Фелисия специально для него выучила заклинание огненного шара, но не была уверена в его эффективности, учитывая невероятную регенерацию твари. Возможно, была бы эффективнее магия холода, но она была в разы сложнее магии огня, и требовала тренировок с раннего детства.

Были надежды, что удастся загнать Фринроста в какое-нибудь замкнутое пространство и заставить задохнуться в дыму. Если он не умел отращивать жабры, то можно было бы и утопить. Но устроить такую ловушку непросто, Фринрост безумен, но не глуп. Если не реализовать что-то подобное, то придется долго и мучительно его резать и жечь, пока вся его колоссальная масса плоти не обратится в прах. Но судя по размерам той твари, в которую превращался одержимый, на это потребуется несколько дней.

Фелисия могла метать огненные шары, но в ограниченном количестве. Паладины могли наделить свои мечи светом Сельи, проклятого богиней это обожжет, можно было засветить на полную мощность волшебный огонек, этот вариант мог покрыть большие площади, но его урон был незначительным. Сияющий меч же хоть и жег, как следует, по сравнению с гигантским чудовищем, был не более чем занозой.

Остаток дня спутники провели, обсуждая свою стратегию. Жребий определил, что первый ночной караул достанется Миносте. Остальные в эту ночь сладко спали, и ничего их не беспокоило. Она разбудила их, едва забрезжил рассвет. К лагерю кто-то приближался. Будь это кто-то, не представляющий угрозы, Миноста не стала бы прерывать сон спутников, так что все встревожились.

Заспанные они высыпались из форта. В доспехах был только Крэйвел, он позволял себе спать без них только в очень безопасных местах, таких как храм. Миноста была в полном снаряжении, так как дежурила. А вот Джессвел и Хьола были только в спальном да при оружии, полуторный меч у Джессвела и копье у Хьолы. При ней был и меч, но копьем она владела лучше, Тассван славился своими копейщицами. Фелисия зябко куталась в мантию, она была очень недовольна столь ранним пробуждением.

В нескольких метрах от форта верхом на обычной живой лошади был никто иной, как Лирэй. Его неопрятный вид и старые доспехи образца прошлого столетия выдавали в нем ренегата.

Новые спутники были готовы сорваться с цепи, особенно молодые, Джессвел и Хьола сделали несколько шагов в сторону предполагаемого врага, агрессивно помахивая оружием, Миноста готовилась их прикрывать.

– Отставить! – довольно резко одернул их Крэйвел.

Он подошел к Лирэю, выражая возмущение такой дерзости. Лирэй отвесил ему приветственный кивок.

– Да ты совсем обнаглел! – шикнул на него Крэйвел.

Клятвопреступник средь бела дня на территории Селиреста! Да еще и вот так в наглую прется прямо к отряду паладинов! Крэйвел был в некоторой степени рад его видеть, но он понятия не имел, чего сейчас от Лирэя ждать. И он был зол на него, ведь будь в отряде более непримиримые бойцы, у Крэйвела не было бы никакой возможности прикрыть его, Лирэя нашинковали бы раньше, чем Крэйвел успел продрать глаза.

– Я поеду с вами, – заявил Лирэй, продолжая поражать старого знакомого своей наглостью.

– Мы не собираемся прятаться по борам да дубравам из-за того, что ренегат в нашем отряде! – заявил Крэйвел рассержено.

«Хочешь с нами – иди и покайся!» – хотел добавить он, но не успел.

– Я поеду с вами. Фринрост умрет, – проскандировал Лирэй. – Я просто не буду следовать за вами в города вот и все.

Крэйвел выставил вперед указательный палец, жестом прося дать ему минутку. Паладин вернулся к отряду. Лирэй с недовольством наблюдал, как они шепчутся и удивленно поглядывают на клятвопреступника.

– Спокойно, товарищи, я его знаю, мы с ним как-то раз уже ходили на братьев. Это Лирэй, – заговорил Крэйвел негромко.

– Давильнис? – уточнила Миноста, она знала об этом ренегате, но лично никогда не встречала.

– Да, он самый, – подтвердил Крэйвел. – Я долго пытался вернуть его на службу Селье, но безуспешно. Он не опасен, но характер у него скверный. Я бы попросил вас, позволить ему поехать с нами, но не посмею настаивать.

Миноста была настроена скептически в то время, как паладины помоложе были очень заинтересованы. Они смотрели на Лирэя с интересом. Точку в обсуждении этого вопроса поставил Джессвил.

– Лошадка! – восторженно прошептал он. – Настоящая!

Дело было, конечно, не в лошади, но было видно, что Джессвел очень хотел видеть Лирэя в их отряде. По личным причинам он весьма проникся идеей Крэйвела привести Лирэя к покаянию. Для самого Джессвела это было очень важно. Ведь если получится с Лирэем, должно получиться и с Солигостом!

Паладины приняли решение, и Крэйвел махнул Лирэю рукой, приглашая в отряд. Тот спешился и так же кивком поздоровался со своими новыми соратниками. В числе прочих он увидел и Фелисию. Она больше не была той молоденькой избалованной комфортом и роскошью девицей, какой ее запомнил Лирэй. Он окинул ее грустным взглядом, Крэйвел уловил в нем угрюмое смирение и был рад этому, похоже, хотя бы своей ревностью Лирэй не будет их донимать.

Джессвел и Хьола не могли справиться с любопытством и пялились на дружественного ренегата. Не в силах снова уснуть, отряд решил начинать собираться. За завтраком всех, кто не знал про историю с Лирэем, посвятили в эту тайну. Для Хьолы и Джессвела оказалось очень неожиданным, что клятвопреступник мог быть их союзником. Они пока не знали, как на это реагировать. Крэйвел и Фелисия, очевидно, относились к нему вполне лояльно, а Миносте, похоже, было наплевать вообще на все в этой жизни.

От Лирэя, в свою очередь, тоже потребовали прояснить кое-какие вещи. И ему было что рассказать! Когда в очередной раз Лирэй пришел к Вингрису, поныть о том, как он скучает по Фелисии, лич имел неосторожность обмолвиться, что тому бы, и впрямь, сходить покаяться, а во всю эту заварушку с Фринростом его втянули исключительно из желания вправить ему мозги, и в первую очередь по инициативе самого Вингриса. Как не трудно догадаться, Лирэй распсиховался, узнав это. Он покинул Катакомбы Вингриса. Послонявшись по Селиресту какое-то время, едва не умерев от рук паладинов, инквизиторов, охотников за головами и просто бандитов, он решил, что ему нет места в этом королевстве, и отправился в Тундру.

В Тундре ему удалось познакомиться с группой темных магов из трех человек. Они сдружились на почве их общего знакомства с Фринростом. Как потом выяснил Лирэй, эти маги были как раз теми, кто помогал Фринросту в его манифестации в Нершере. Вот только в дальнейшем отношения с одержимым у них не заладились, и их пути разошлись. Пытаясь как-то устроить свою жизнь, маги организовали себе какой-никакой дом. Как это часто у магов водится – башню. В ходе своего рассказа Лирэй называл ее Башня Вторника. Вторник – именно так звали некроманта, который был лидером этой шайки. В Тундре не заморачивались с именами для рабов, а именно с этого тот и начинал.

Вторник же оказался и единственным выжившим, когда, спустя несколько лет, Фринрост разыскал старых знакомых, и, к их великому удивлению, заставил склониться перед ним, как перед новым богом этого мира, построить ему церковь и молиться. Получив отказ, он перебил всех, кто не смог убежать.

На этом моменте истории Лирэй прервался, похоже, эти события оставили на его душе болезненный шрам. Слушатели тоже молчали, шокированные информацией. Крэйвел сокрушался над тем, насколько глубоко в безумие впал Фринрост.

– А что Сол? – спросил он.

– Так и таскается за своим братом, кому он еще нужен? – с ноткой презрения ответил Лирэй.

Найдя в себе силы продолжить, он поведал, как вернулся к Вингрису и привел с собой Вторника. Двое магов быстро поладили, и Вторник затесался к древнему личу в ученики. Тут пришлось пояснять юным соратникам, что Вингрис так же их знакомый дружественный лич, который не представляет собой угрозы для Селиреста, так что убивать Лирэя за то, что снабжает того ученикам, не стоит.

Лирэй же от себя добавил, что маги, которые много лет назад помогали в Нершерской Резне, уже давно раскаялись и прежней ненависти к Селье не испытывают. Но в отличие от тех же паладинов, у них нет никакой возможности вернуться. Впрочем, даже если бы и была, никто бы не простил им ту кровавую баню. Джессвел и Хьола стали сомневаться, все ли они делают правильно, болтая тут с ренегатом, который дружил с темными магами, вырезавшими в свое время весь монастырь.

– Что поделаешь, всякое в жизни бывает, – только и нашелся что ответить Крэйвел. – Это было сто лет назад, в конце концов…

– Сто двадцать семь, – уточнил Лирэй.

Крэйвел и Фелисия рассмеялись, чего остальные не поняли. Однако к их большой радости, они увидели улыбку и на лице Лирэя, в кои-то веки, он говорил не всерьез, а с иронией.

Крэйвел оценил то, как Лирэй вырос в личностном плане с момента их последней встречи. Перестав прятаться в катакомбах лича и взяв собственную жизнь в свои руки, он наверстал за эти десять лет все то, что пропустил за сотню. Было видно, что он все еще злится из-за некоторых вещей и старые обиды по-прежнему терзали его душу, но все же, у него появились и другие приоритеты в жизни.

– Так почему ты так рьяно выискиваешь Фринроста? – спросил Крэйвел.

– Я очень подружился с теми магами, которых он поубивал, – ответил Лирэй. – Да и за прошлое унизительное поражение хотелось бы отыграться.

– А что потом?

Крэйвел и Лирэй встретились взглядами. Во взгляде Крэйвела блеснула надежда, во взгляде Лирэя – раздражение.

– Я вернусь к Вингрису и Вторнику, – ответил ренегат.

Крэйвел понимающе покивал головой. Он больше не смел настаивать на его покаянии. Но он дал понять, что принимает его выбор, и не станет охотиться за его головой, по крайней мере, пока тот не представляет угрозу для Селиреста.

Крэйвел не мог поручиться за Джессвела и Хьолу, кто знает, может быть, однажды они придут по душу Лирэя. Однако Лирэй не видел в их глазах ту жажду подвига любой ценой, на которую насмотрелся, пока удирал от молодых паладинов, когда еще слонялся по Селиресту. Это рьяное желание выслужиться перед церковью, проявить себя, заслужить славу… О как же все это было знакомо Лирэю! Но в конце концов, ты получаешь только километры дорог и одиночество. Лирэй знал, что сейчас в паладины все очень рвутся, но не понимал, почему.

– Ты из добровольцев, да? – спросил Лирэй Джессвела.

Для него это было очевидно, как ясный день. А вот Джессвел, кажется, удивился. Это был не первый раз, когда по нему моментально читали, что он доброволец, а не дань рода, но ему было непонятно что в нем такого, Хьола вот с таким не сталкивалась.

– Ну, да, – чуть смущенно ответил Джессвел.

– Почему ты принял это решение? – спросил Лирэй.

Джессвел пожал плечами.

– По зову сердца, – сказал он вполне искренне.

Лирэй смотрел на него пару секунд. Сейчас он не понимал. Но очень хотел вспомнить это чувство.

Глава 5

Глава 5

Башня Вторника пребывала в запустении. Никакой суеты, все магические процессы остановились, встало хозяйство. Рабы не убирали, не чинили, не готовили, маги не шелестели страницами книг и не ваяли своих чар.

На первом этаже башни, где когда-то был тронный зал некроманта, теперь пустовал наспех организованный храм, вылепленный из всякого хлама. Кто-то, вероятно, посмеялся бы над этой поделкой, но таков был самый первый храм нового бога этого мира. В нем был только один послушник. Все остальные умерли вчера.

В храме на грязном полу, опершись о стену сидел Солигост, он пребывал в подавленном расположении духа. Впрочем, как и всегда. Он уже и не помнил, когда в последний раз у него было хорошее настроение. Подразумевалось, что в этом убогом капище он должен был молиться. Но у него не получалось. Он чувствовал себя глупо, когда предпринимал попытки, ведь молитву нужно было возносить родному брату.

В компании других культистов это давалось проще, он старался вдохновить их своим примером, чтобы им было легче переносить тяготы, выпавшие на их долю. Ведь новый бог обещал только светлое будущее, настоящее же было ужасным, нищим и голодным. Все старания Солигоста пошли прахом, вчера новый бог перечеркнул свои обещания и в припадке чудовищного обжорства загрыз всю свою паству.

Теперь Солигост слонялся по башне в растерянности и одиночестве. На подземных этажах пировал Фринрост. Но Солигост не хотел к нему спускаться, он был зол на него. Как бы он ни злился, спустя какое-то время он услышал зов. Это был вкрадчивый лестный шепот, смысл слов было не разобрать, но Солигост понимал, что они значат – новый бог хочет видеть своего первого и единственного послушника. Он был вынужден спуститься.

Внизу грязи было еще больше. Обломки, обрывки, объедки, кровь и рвота, пахло затхлостью и кислятиной. Солигосту приходилось прилагать усилие, чтобы не морщиться. Перед богом он предстал невозмутимым.

Весь округлый зал, расположенный на нижнем этаже, был заполнен мясистой тушей, беспорядочно клацающей голодными ртами. У нее не было глаз или ушей, но Солигост точно знал, оно отлично видит и слышит его. В этом монстре уже невозможно было узнать того Фринроста, которого Солигост помнил. Почти все время одержимый пребывал в своей демонической форме. Солигост очень ценил те моменты, когда ему доводилось увидеть знакомое лицо, но эти моменты случались все реже.

– Ты чем-то недоволен? – услышал Солигост голос в своей голове, это был голос Фринроста, но паладин был готов поклясться, что это не он.

– Нет, все в порядке, – ответил Солигост, словно пытаясь убедить в этом в первую очередь самого себя.

Демон не только видел и слышал Солигоста, он мог проникать в его мысли, так что Солигосту пришлось научиться прятать от обидчивого бога все, что тому могло не понравится. В этот раз он, видимо, дал слабину, демон что-то заподозрил.

– Ты голоден? Я могу поделиться с тобой, только попроси, я щедр, – с наигранным великодушием сказал он.

Солигост все больше убеждался в том, что это больше не его брат.

– Ты ведь знаешь, что я не люблю такое, – ответил он.

Настрой чудовища сменился с натянуто любезного на сдержанно злобный.

– Ты презираешь меня за мои вкусы? – угрожающе вопрошал он.

– Нет.

– Тогда раздели со мной трапезу, я приглашаю тебя.

– Нет, спасибо.

– Ешь! – вскричал голос в голове Солигоста.

Паладин приложил усилие, чтобы вышвырнуть обнаглевшего демона из своего сознания. «Как мы дошли до этого?» – сокрушался он, пока чудовище не могло прочитать его мысли.

Плотская туша агрессивно заворочалась и заклацала зубами.

– Фрин! – позвал Солигост, пытаясь достучаться до брата.

Что-то внутри твари дрогнуло. Солигост услышал в голове какое-то невнятное шипение. Он не мог точно сказать, как это интерпретировать. Подозрение, угроза, одобрение, насмешка, что это? Так или иначе одержимый хотя бы отстал. Его внимание переключилось на остатки пищи. Он доел еще не все трупы, растягивал удовольствие. Он знал, что неизвестно, когда получит следующий паек.

Свалка из человеческих трупов, которые в климате Тундры хранились довольно долго, значительно поубавилась с тех пор, как Солигост спускался сюда в последний раз. Если Фринрост не умерит свои аппетиты, то этого хватит дня на два, не больше. А когда он снова проголодается…

Солигост понимал, что вот прямо сейчас ему нужно отправиться на поиски новой порции для этого чудовища. Но у него на это совершенно не было сил. Паладин сел у стены, игнорируя неописуемую грязищу на полу. Он наблюдал за тем, как Фринрост без какого-либо стеснения пожирает туши. Этих рабов Солигост отбил у незадачливого работорговца, которому не посчастливилось нанять недостаточно сильных телохранителей.

Солигост сказал этим рабам, что они освобождены, и он отведет их к новому богу, который скоро станет владыкой этого мира, и они, как первые его послушники, будут купаться в его великодушии. Рабы поверили, их даже уговаривать не пришлось, у них все равно не было никакой надежды. Большинство из них за всю свою жизнь не видели ничего, кроме грязного вонючего загона, куда иногда закидывали какую-нибудь ужасную еду, чтоб те не сдохли. Их даже не смутило отвратное состояние храма, в который их привел нежданный спаситель. Они были так счастливы, несмотря ни на что.

Они все вместе искали пищу для своего бога, чтобы он ел и становился сильнее. Охотником был Солигост, остальные – разведчиками. Но случился голодный месяц. И все эти несчастные, несмотря на всю свою самоотверженную преданность были сожраны, никто из них так и не увидел прекрасное будущее, которое им обещал Солигост. Он чувствовал себя обманщиком, и это было отвратительно.

Фринрост не чувствовал ничего подобного. У него все еще была еда, и он был счастлив. Даже ненависть к Селье, которая в свое время так сплотила их с братом и дала силы выстоять против всего мира, уже не могла сравниться по своей силе с тем ужасным голодом, который Фринрост испытывал постоянно. После Ронхеля у Фринроста возникли некоторые проблемы на почве голодания, но он пытался справиться с ними, он боролся за свое здравомыслие, ему помогали в этом стыд и ненависть. Когда ненависть иссякла, остался стыд. Но Солигост теперь не видел и его. Демон смачно чавкал и хрустел костями, не утруждая себя ни свежеванием, ни готовкой, ни даже раздеванием своих жертв. В последний раз, когда Фринрост поддался вот такому приступу обжорства, и был при этом все еще человеком, ему было стыдно за свое поведение.

Солигост хорошо помнил тот день. Они сцепились с какими-то местными головорезами и по итогу схватки разжились кое-каким добром, пленником и лошадью. В те времена, которые Солигосту теперь казались невероятно далекими, братья ехали к ближайшему месту, где можно было выторговать себе ценных припасов в обмен на тот хлам, который они отобрали у бродяг, а также в обмен на раба и коня. Главным образом они нуждались в еде. Их собственные запасы истощились пару дней назад, а у головорезов ничего съестного не оказалось.

Солигост всю дорогу смотрел, как брат то и дело кладет руку на живот, испытывая муки голода, и оценивающе смотрит на лошадь, везущую связанного пленника. До ближайшего базара оставался день пути. Братья были верхом на костяных лошадях, так что о них можно было не беспокоиться, а что там будет с пленником и его конем, было совершенно не важно, лишь бы их можно было продать по итогу, причем живые лошади в Тундре были значительно дороже рабов, так как считались роскошью.

Солигост видел, что Фринрост пытается справиться с наваждением, но он так же знал, что тот уже давно проиграл свой бой призракам Ронхеля и не дотянет до базара. Солигост не попытался его остановить, когда брат без предупреждения отрубил несчастной скотине голову и спешился, а затем припал к источающей пар еще дергающейся в конвульсиях плоти, словно это было божественное угощение. Пленник валялся связанным там, где упал и ошарашенно смотрел на него, как на психа.

Фринорост вгрызался в свежую конину с рвением, какому позавидовал бы молодой волк. Перепачкавшись в крови и злобно вращая озверевшими глазами, ренегат набивал себе брюхо до боли. Потом его вырвало, но едва отдышавшись, Фринрост снова вцепился в мясо и продолжил есть, вид собственной рвоты под ногами нисколько не перебил его аппетит. Все это мракобесие смотрелось еще более гротескно на фоне хладнокровного Солигоста, наблюдавшего за свихнувшимся братом с жалостью. Он много раз пытался ему помочь, но безуспешно.

Солигост переложил пленника на свою лошадь.

– Если ты попытаешься сожрать его, остаток пути проведешь скованным, – предупредил он Фринроста.

На лице пленника нарисовался ужас, он понял, что Солигост вполне серьезен, такое уже случалось раньше, ренегат говорил так буднично. Фринрост лишь скосил на брата виноватый взгляд, а потом снова зашелся приступом рвоты.

Поняв, что это надолго, Солигост начал разбивать лагерь неподалеку. Он развел костер, вскипятил воды, подготовил худо-бедные спальные места. Все это время Фринрост продолжал жрать и блевать. Он остановился лишь в тот момент, когда сломал об конскую тушу пару зубов. Солигост отреагировал на стон, донесшийся со стороны этого безобразного пиршества. Фринрост держался за рот, и брат сразу понял, что случилось. Он достал с пояса свиток исцеления. Да, он мог бы потратить его в бою, но зубная боль – это зубная боль, а Фринрост тогда еще не обладал своей сверхъестественной регенерацией.

Солигост подошел к брату, попытался успокоить. По крайней мере боль немного отрезвила его, и помешательство отступило. Ренегат занялся лечением, а когда зубы восстановились и раны на деснах затянулись, поспешил отвести Фринроста к костру. Одноразовый свиток стал бесполезен и отправился в топку.

Языки пламени убаюкивали, и Фринрост старался смотреть только на них. Стоило поднять глаза, и он натыкался на взгляд пленника, шокированного увиденной сценой. Фринрост ненавидел его за то, что тот стал свидетелем этого позорища.

Пленник же тоже был голоден, и он уже не единожды позволял себе робкую надежду на то, что его покормят – не пропадать же конине. Хотя скотину, конечно, жалко, ездовые животные очень ценились в бескрайней Тундре. Они были не только средством передвижения, но недосягаемой роскошью, говорящей о статусе. Тот факт, что Фринрост предпочел сожрать все же коня, а не человека, было отпечатком, наложенным происхождением из Селиреста. Но суровый уклад Тундры постепенно приучал ренегата и к каннибализму.

Надежды пленника наконец-то оправдались. Солигост нарубил из конины незамысловатых шашлыков и поставил жариться на костер. Фринрост сходил с ума от запаха, но есть больше не мог, живот болел так сильно, что хотелось умереть. Свиток вылечил травмы, но они были не единственной проблемой клятвопреступника, были и те, что такой простой магией не решались.

Солигост помнил тот последний раз, Фринрост был отзывчив и человечен, насколько ему позволяло безумие. Он был благодарен брату за утешение и заботу. Сейчас же он воспринимал это, как должное, а в Солигосте видел скорее прислужника, нежели родственника.