Текст книги "Паладин (СИ)"

Автор книги: Анна Раф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Лирэй все-таки удосужился объяснить:

– Помнишь, ты спрашивала про висельника вечером? Так вот, это дружок его. Они как познакомились еще до Ронхеля, так и были не разлей вода до самого конца. Понимаешь, о чем я?

Фелисия догадалась, что имеет в виду ренегат. Сердце у нее сжалось от осознания. Когда она подсматривала сон Крэйвела, она не смогла распознать эту боль, эту душераздирающую скорбь, которая не давала вздохнуть. Еще одна деталь в этом ужасном пазле встала на свое место. И сейчас, когда чувства девушки окончательно созрели, ей было еще больнее за него.

Лирэй, наблюдая за тем, как Фелисия переживала, к своему удивлению, не испытал никакого злорадства. Но все же осталась обида. Почему Крэйвелу доставалось ее сочувствие, а ему только презрение? Потому что Лирэй не мучился от галлюцинаций? Или потому что он похитил волшебницу, а Крэйвел спас? Можно было бы спросить непосредственно Фелисию, но Лирэй не решился.

После молитвы Крэйвел выглядел несколько свежее. Но все же его спутники завели разговор о том, чтобы сбавить темп их передвижения. Им все-таки еще предстояло сражаться с братьями, а не просто добраться до них. Крэйвела пришлось уговаривать. Он хотел как можно скорее покончить с этим делом, каким бы ни был итог, пусть даже он будет полным провалом. А провал означал смерть. Такую долгожданную.

Прочитав в его уклончивых формулировках эту тягу, Фелисия напомнила, что Крэйвел тут не один, и смерть одного из членов отряда могла повлечь за собой смерть всех остальных. Паладину пришлось прислушаться к ее словам. Он действительно давненько не путешествовал в компании и привык пренебрегать осторожностью. В этот раз это было непозволительно.

Лирэй так же был решительно настроен выполнить поручение Вингриса в лучшем виде, и суицидальный настрой Крэйвела его совершенно не радовал. Без его помощи они не справятся. Лирэй очень хотел вернуться к личу с победой. Наконец-то ему выдалась возможность сделать что-то для своего благодетеля, а то все это время он только получал, предложить взамен ему было нечего. Он был благодарен Вингрису, но чувствовал себя бесполезным, и это угнетало.

Дальнейший путь проходил медленнее, но зато спокойнее. Лирэй и Фелисия меньше грызлись друг с другом. Крэйвел держал под контролем свое безумие. К ним пришло осознание того, насколько сейчас для них важно единство. Из-за компании Лирэя они едва ли могли рассчитывать на подмогу со стороны других воинов или магов Селиреста, вступить в битву им предстоит только втроем. Для паладинов действовать столь малыми группами было не в новинку, а вот Фелисия порядком нервничала. Судя по разговорам между Крэйвелом и Лирэем, им предстоял очень тяжелый бой.

Фелисия даже предлагала Крэйвелу избавиться от Лирэя, просто бросить его где-нибудь, но паладин ответил категорическим отказом. Вся эта затея в его глазах была именно ради Лирэя. Какой бы занозой в заднице он ни был, он станет занозой еще большей, если они не вправят ему мозги. В случае с Фринростом этот план был благополучно провален, и теперь весь Селирест расхлебывал последствия. Миру не нужен еще один Фринрост.

Узнав это, Фелисия ечуть смягчилась в отношении Лирэя, их вечное противостояние стало приобретать все больше оттенков игры и растеряло прежнюю агрессию. Крэйвел этому несказанно радовался. Установив друг между другом доверие, все трое смогли наконец-то вздохнуть спокойно и путешествовать в комфорте.

Крэйвелу удалось уговорить Лирэя на спарринг. Они сражались прямо на скате, стремясь сбросить друг друга, а Фелисия левитацией ловила проигравшего. И наконец-то сбылась мечта Лирэя, Фелисия согласилась его лечить. Вообще-то Крэйвел тоже мог лечить раны Лирэя, но тому было неприятно прибегать к магии Сельи.

Волшебница была порядком удивлена тем, насколько беспощадными оказались эти поединки, несмотря на то что являлись тренировочными. Двое паладинов нисколько не стеснялись наносить друг другу довольно тяжелые травмы, за которые на каком-нибудь турнире могли и дисквалифицировать. Это было последствием ронхельского воспитания. На тренировочных спаррингах в этом монастыре послушники бились до тех пор, пока один их бойцов не падал без сознания.

Лирэй всегда был плох в этом. Он боялся. Боялся проигрышей, боялся боли, боялся травм, боялся лазарета. Если для Крэйвела его персональным адом стала темница Ронхеля, то для Лирэя им стало ристалище. Сейчас, когда рядом по крайней мере была целительница, не страдающая садистскими наклонностями, он чувствовал себя несколько увереннее, но все же его нервозность была очевидной. Он часто использовал щит и полагался в бою больше на него. А вот Крэйвел щит вообще не носил, ему было трудно уследить за обеими руками сразу, поэтому он использовал только одноручный меч.

Фелисия была посредственным целителем, ей не хватало знаний о человеческом теле, но она с большим интересом училась на ходу. Крэйвел и Лирэй не позволяли себе ломать друг другу кости, потому что даже у самых хороших целителей уйдет масса времени на восстановление костей. Но вот ушибы и гематомы давались Фелисии легко, с колотыми и резаными ранами она тоже справлялась, пусть и не без труда.

На границе между Селирестом и Тундрой решили сделать остановку. И набраться решимости, прежде чем идти дальше. Их лагерь на пожухлой опушке леса открывал вид на бескрайние просторы Тундры. Как и говорили Фелисии паладины, там не было вообще ничего, ни кустика, ни деревца, ни зверя, ни птицы, ни травинки, даже лишайники и те не виднелись, только камень и лед. Здесь все еще стояла ранняя весна, на местных деревьях только появились почки, местами лежал снег.

Фелисия осматривала эту пустошь и понимала, что ей страшно идти дальше. Тундра была землями темных магов, там творились страшные вещи. По крайней мере, со слов инквизиторов, жрецов и менестрелей. Да и то, что паладины рассказывали о клятвопреступниках, с которыми им предстояло сражаться, не вселяло уверенности в победе. Фелисия сомневалась, стоит ли ей идти дальше. Она понимала, что уже подписалась на эту авантюру, поворачивать назад попросту подло, но на кону стояла ее жизнь.

Она огласила свои сомнения. Крэйвел отнесся к ним с пониманием и даже поддерживал волшебницу в ее желании покинуть их скромный отряд. Она не являлась боевым магом, пользы от нее было не много, она присоединилась к нему просто из интереса. Рисковать жизнью волшебницы Крэйвел считал неуместным. Лирэй же напротив рьяно протестовал против ее ухода, он рассчитывал на ее помощь, в частности на лечение. Когда волшебница заикнулась, что подумывает уйти, он воспринял это, как предательство. По отношению к Лирэю Фелисия испытывала только безразличие, но она очень переживала за Крэйвела, его миссия была тяжела, а Лирэй такой себе помощник.

Фелисия дала себе срок до утра, чтобы определиться, а пока она бродила по каменистой местности и осматривалась. Она словно пыталась мысленно подружиться с Тундрой и привыкнуть к ней, чтобы меньше бояться. Ее любопытство вскоре открыло путникам кое-что интересное. Фелисия позвала Крэйвела и Лирея взглянуть. Голос девушки звучал крайне взволнованно.

Паладины подошли поближе. На небольшом участке, где камни были раскурочены и вздыблены, среди природного мусора виднелись ошметки лат и одежды, а также человеческие останки, в основном кости. Кровь уже давно смыла непогода, побоищу было, по приблизительной оценке, пара-тройка месяцев, это произошло еще зимой. Эти ошметки концентрировались в одном месте и продолговатой дорожкой тянулись как раз в том направлении, в котором им всем предстояло направиться – к Ифельцио.

Это внесло некоторое напряжение в настрой. Занявшись более подробным осмотром следов побоища, паладины заключили, что здесь пал смертью храбрых отряд паладинов. Установить численность отряда было затруднительно. Количества перчаток, сапог и шлемов не совпадали, оружие тоже пребывало в полном беспорядке. Останки тел оставляли больше вопросов, чем ответов. Бойцов могло быть хоть пять, хоть двадцать. Обрывки лат и плащей выглядели так, будто на отряд напал какой-то огромный зверь, и он рвал металл, словно тряпки. Среди прочего хлама Крэйвел нашел эмблему одного из паладинов. Это старый знакомый Крэйвела, тоже ронхелец. Тарих Оллед Нершер – было красиво выгравировано на восьмиугольном металлическом значке.

Крэйвел показал Лирэю эмблему. Паладины обменялись понимающими взглядами. Фелисия предпочла тактично промолчать и не тревожить их лишними расспросами. Она пошла дальше осматривать побоище, а ее спутники предались своим мрачным воспоминаниям, сохраняя гробовое молчание.

Крэйвел помнил, как после спасения из Ронхеля, он слонялся по отчему дому в растерянности. Он не имел никакого другого предназначения в жизни, кроме как отправиться в монастырь и дать клятву Селье. А теперь он просто не знал куда податься. Он сидел без дела и неприкаянно блуждал из одной комнаты в другую, а за ним по пятам то и дело следовал призрак висельника. Он никогда не видел лица покойного друга в почти полном мраке темницы, но неведенье уродовало его воображаемый образ еще сильнее.

Родня так же была не рада возвращению Крэйвела домой. Они не рассчитывали на это. Бесполезный иждивенец в лице свихнувшегося сына, ставший поводом для сплетен и наговоров. Дом перестал быть домом для Крэйвела, семья – семьей. Он осиротел без родни, без богов и без дома. С одного круга ада попал прямиком на следующий, вмешательство инквизиции в ронхельский инцидент не стало для него спасением.

Из этого затяжного кошмара его вытащил Тарих, он пришел однажды к нему погостить, поговорить, излить душу, выслушать Крэйвела, обсудить дальнейшие планы на жизнь. Тарих поведал, что хочет предпринять повторную попытку завершить обучение в монастыре. Уже не в Ронхеле, конечно. Однако он поговорил с настоятелем Нершера, монастыря в другом городе, и тот согласился принять их на обучение, несмотря на неподходящий возраст и психологические травмы. Настоятель искренне считал благим делом дать несостоявшимся паладинам второй шанс.

Тариху было неловко об этом говорить, он чувствовал себя идиотом. На фоне общего осуждения, обрушившегося на церковь после Ронхельской Трагедии, принимать такое решение казалось глупым. Кто-то даже считал, что ронхельцам очень повезло, ведь их освободили от участи стать паладинами, они могли жить дальше своей жизнью, а не той, которую завещали им предки, заключив клятву с богиней.

Но Крэйвел поддержал приятеля. Что-то пошло не так, что-то сломалось и нуждалось в исправлении. Они оба испытывали это ощущение и желание вмешаться, они оба видели далеко идущие последствия трагедии, в эпицентре которой оказались. Видимо, стать паладинами было их призванием, хоть с родовой клятвой, хоть без нее.

Лирэю эти детали были неведомы, он знал лишь, что Тарих и Крэйвел были друзьями. В Ронхеле они особо не общались, но крепко сдружились в Нершере. Лирэй мог разве что посочувствовать этой утрате, Тарих был славным парнем.

– Когда же уже придет мой черед? – высказал Крэйвел вопрос в пустоту.

– Завязывай со своим самоубийственным настроем, – ответил Лирэй. – Я не справлюсь один.

Крэйвел кивнул, но ничего не ответил. Лирэю ситуация совсем не нравилась. Ему начинало казаться, что его сюда привели на убой. Фелисия вот-вот слиняет, а Крэйвел вместо того, чтобы сражаться, просто убьется об братьев-ренегатов и оставит Лирэя один на один с непосильной миссией.

В таком вот угрюмом расположении духа они все вернулись к костру. Среди останков ничего интересного больше не нашлось. Но им удалось сделать несколько выводов: это не было работой местных темных магов – при остром дефиците ресурсов, с которым те сталкивались на протяжении всей жизни, бросить столько металлолома посреди пустоши было непозволительной расточительностью. Судя по следам на латах, это было какое-то огромное чудовище. Побоище произошло еще зимой, но сведений о смерти Тариха Крэйвел не получал, он бы не пропустил такое событие, а значит не нашлось ни одного выжившего, кто добрался бы до храма и донес эту печальную весть, чтобы зафиксировать имена погибших в некрологе.

Фелисия все еще была в нерешительности: остаться или дать старым знакомым самостоятельно разобраться между собой. Часть ее хотела убедиться в том, что враг страшен и непобедим, чтобы с чистой совестью ретироваться. Но другая ее часть ужасалась от мысли, что Крэйвел не отступится от миссии, даже если останется один. Вкус приключения уже давно перестал приносить ей радость, сама дорога сюда показалась ей более чем достаточным развлечением, ей хотелось домой, в комфорт, в сытость и уют. Но она не хотела бросать Крэйвела. Она уже осознала, что влюбилась, но не видела в этом достаточной причины, чтобы разделить с ним смерть.

Обсуждения того, что же произошло на поле боя, не утихали до глубокой ночи. Им предстояло идти прямо по тому следу, который оставил после себя неизвестный монстр. Возможно, это было ручное чудовище братьев-ренегатов, возможно просто обитатель Ифельцио, облюбовавший эти руины, может быть, вышедшая из-под контроля химера или одержимый маг.

Лирэй обмолвился, что Вингрис считал Солигоста и Фринроста одержимыми. Лич предостерегал от этой участи Лирэя. Обычно одержимость ассоциировалась только с магами. Причем именно с темными. Представления Фелисии об этом явлении были таковы: какой-то чернокнижник решил заключить сделку с демоном из эфира, а тот оказался сильнее, чем предполагал маг и захватил контроль над его телом. Одержимые вели себя по-разному, но превращение в агрессивного монстра не было редким вариантом.

Паладины пояснили волшебнице некоторые детали, которые она ранее не знала. Демоны не рождались в эфире, они рождались в мирах материальных. Любая достаточно развитая душа могла стать плодородной почвой для их зарождения. Они рождались из наиболее сильных стремлений и идей. Кому-то удавалось совладать со своими внутренними демонами, кто-то сходил от их присутствия с ума. Ну а кто-то мог научиться ими пользоваться, вступать с ними в союз, а порой и вовсе выпускать в мир или в эфир. Чаще всего демон просто умирал вместе с носителем, но бывало и такое, что демон мог полностью захватить контроль над телом и жизнью несчастного, мог сбежать или поселиться в каком-то предмете, без какого-либо материального якоря демон обойтись не мог, его уносило потоками эфира. Последствия всех этих явлений, связанных с одержимостью, не редко становились работенкой для паладинов.

Крэйвел знал Солигоста и Фринроста с тех времен, когда ни о какой одержимости еще речи не шло, но он предполагал, что дело может этим закончится. Он пожурил Лирэя за то, что тот сразу не сказал об опасениях Вингриса. Им следовало бы расспросить лича о том, насколько далеко зашла одержимость. Это мог быть просто шепот в голове, а могла быть полная трансформация. Крэйвел занервничал, предположив, что чудовищем, убившим целый отряд паладинов, мог оказаться кто-то из их противников, а может быть и оба сразу. Но по крайней мере, теперь не будет для них сюрприза, спасибо и на этом.

– Довольно опасная ситуация, – заявил Крэйвел так, будто ранее она не была таковой, – видимо наши предшественники, – он махнул рукой в сторону побоища, – так же были не осведомлены об изменениях, которые претерпели братья-ренегаты. План меняется, товарищи. Первостепенной нашей задачей сейчас будет разведка. Надо выяснить, что стало с братьями, какую угрозу они сейчас представляют, и чего от них ждать в бою. Если выживем все – хорошо. Но план-минимум, чтобы до ближайшего храма живым добрался хотя бы один из нас.

Фелисия решительно кивнула, демонстрируя свою готовность поучаствовать в рисковом предприятии. Лирэй вздохнул с облегчением, но все же относился он к затее скептически. Было бы тут кому выживать, их всего-то трое. В отличие от Крэйвела, умирать Лирэю совсем не хотелось, он считал, что так и не успел пожить.

Утром настрой маленького отряда нисколько не улучшился. Они летели к своей цели, преисполненные мрачной и даже несколько отчаянной решимости. Однако за два дня скучного полета по монотонным просторам Тундры улетучился, и приобрел оттенки фатализма, все трое были готовы принять любой исход, лишь бы уже покончить. Тревога вернулась, когда на горизонте стали видны очертания Ифельцио.

Они сделали последний привал, чтобы выспаться. Отряд сделал скромные запасы еды, когда в последний раз были в лесу. Осталась последняя порция, отложенная на завтрак. Она так и искушала съесть все сейчас, но осознание важности завтрашнего дня останавливало.

Фелисия и Крэйвел спали. Они не могли себе позволить третий день без сна. Лирэй остался на страже. Он нервничал и всю ночь тревожно вглядывался в очертания руин, освещенных лунным светом. Огонь или магический свет был сейчас недопустим. Издалека виднелись лишь обломки стен с резными парапетами. Вот и все, что осталось от некогда колоссального сооружения, оно обвалилось вовнутрь, а вокруг раскинулась площадь, выложенная брусчаткой, кое-где из-под земли, словно деревья пробивались обломки колонн. Никаких признаков жизни.

Последний рывок до Ифельцио они преодолевали в молчании, сосредоточенно глядя на развалины. Добравшись до края брусчатки, они спешились. Крэйвел отозвал волшебного ската. Площадь была весьма обширной, как центральная площадь в столице, не меньше. Чтобы подойти к ее центру, спутники потратили около десяти минут. Шли не торопясь, осторожно, внимательно приглядываясь к окружению. Не смотря на осторожность Крэйвел и Лирэй оставались без шлемов, шлем Лирэя давно потерялся, а Крэйвел оставил свой болтаться на поясе, надеясь, что если братья внутри, то они узнают их, и выйдут поздороваться, прежде чем напасть.

Так и случилось. Из-за обвалившейся стены вышли двое и пошли навстречу гостям, Крэйвел и Лирэй сразу узнали их. Фелисия догадалась, что это те, кого они искали, ее волнение достигло своего пика. Сблизившись, все они начали с интересом осматривать друг друга.

Хоть Лирэй и братья были ренегатами, разница между ними была разительная. Крэйвел и Фелисия позаботились о том, чтобы Лирэй выглядел прилично и от его вида и запаха не хотелось сброситься с ездового ската, до встречи с ними Лирэй полагался в этом вопросе на Вингриса. Фринрост выглядел куда менее ухоженным, короткие темные волосы были взлохмаченными и засаленными, хищная улыбка на осунувшемся лице демонстрировала пожелтевшие зубы, неопрятная одежда, давно не видавшая стирки, пропиталась потом и грязью. Он был бос, безоружен и одет в рванину, что болталась на нем, как на пугале.

Если от Фринроста лишь слегка исходил душок пота, то от Солигоста им несло за версту. Месяцами не вылезавший из своего доспеха рыцарь меньше всего беспокоился о том, чем он пахнет и как выглядит, а выглядел он не менее скверно. Даже хуже, чем описал его Джессвел. Хмурый, вымотанный, заросший колючей щетиной, со слипшимися патлами и страшными тенями под глазами. Оба брата были очень высокими, как минимум на голову выше своих сослуживцев, но Солигост был крупным и мощным, а Фринрост исхудавшим до костей. Крэйвел ужаснулся, они разительно отличались от того, какими он их запомнил.

Фелисия поймала на себе заинтересованный взгляд Фринроста, она поняла, что он испытывает к ней тот же интерес, что и Лирэй, девушка поежилась. Ее пугала мысль о том, что она может оказаться в плену этих двоих, да еще и в Тундре. В очередной раз она корила себя за то, что не смогла найти в себе решимости бросить это предприятие и сбежать.

Братья смотрели на гостей вопросительно, похоже, они не видели в них врагов. Лирэй не решался заговорить. Фелисия тоже. Солигост со скучающим видом оперся на меч. Огромный видавший виды фламберг ренегат все время таскал его в руках, так как ножен к нему не было, ничто не мешало наблюдателю разглядеть каждую щербинку и зазубрину на этом мече. Отсутствие амуниции у Фринроста удивляло и наводило на тревожные мысли касательно побоища неподалеку, Крэйвел заключил, что его выводы об одержимости одного из братьев оказались верными. Подумав об этом, Крэйвел прервал тишину.

– Тарих, – сказал он, обвинительно.

Улыбка на лице Фринроста, больше похожая на оскал, померкла. Он понял, что к ним пришли вовсе не с дружеским визитом. Он вопросительно посмотрел на Лирэя.

– Вингрис, – коротко ответил Лирэй, подражая лаконичности спутника.

Они друг друга поняли. Фринрост недовольно зарычал. Он был раздосадован той ошибкой, которую некогда совершил, поссорившись с древним личем. Можно было догадаться, что темный маг заблаговременно позаботится об устранении потенциально опасного человека прежде, чем тот наберется сил, чтобы дать достойный отпор. Но что это? Три калеки пришли по их души? Вингрис не нашел ничего лучше этого сброда? Фринрост подумал, уж не хитрая ли это попытка лича помириться с братьями, отправив к ним в качестве легкой добычи опостылевшего уже преследователя – Крэйвела, потенциального союзника – Лирэя и столь желанную волшебницу, в талантах которой ренегаты остро нуждались?

Фелисия стала следующей, от кого Фринрост безмолвно потребовал объяснений. Но девушке нечего было сказать. Неловкая пауза затянулась. Фринрост рассмеялся.

– Вы здесь умрете, – констатировал он.

Лирэй и Крэйвел отнеслись к его заявлению хладнокровно, а вот у Фелисии сердце ушло в пятки, она понимала, что к ней эти слова не относятся.

Солигост, поняв к чему все идет, встал в боевую позицию, он сосредоточил свое внимание на Крэйвеле. Тот в свою очередь достал меч и вызвал волшебного зверя, в этот раз это был грифон. Фринрост смерил Лирэя презрительным взглядом, он понимал, как сильно Лирэя это взбесит, особенно учитывая то, что Фринрост был перед ним безоружным и почти нагим. Лирэй в некоторой растерянности смотрел на противника, он даже не решился достать меч. Фелисия, видя, что у Крэйвела есть поддержка в лице грифона, подготовилась, чтобы помогать Лирэю.

Солигост, хоть и был готов к бою, не спешил начинать, он словно ждал чего-то. И вскоре всем стало ясно чего. Крэйвел услышал потрясенный вздох со стороны Фелисии и тихий звук шагов, когда Лирэй в таком же потрясении отступил от Фринроста. Солигост лишь движением глаз дал оппоненту понять, что разрешает обернуться и посмотреть.

Крэйвел увидел, как Фринрост достает фламберг из собственной глотки. Колец и гард у него не было, длинная рукоять плавно переходила в широкое волнистое лезвие. Клинок с трудом вырывался из плена плоти, пуская своему владельцу кровь, та бодрыми ручейками потекла по щекам и шее, пачкая и без того грязную рубашку. Покидая свои причудливые ножны клинок порезал ренегату рот изнутри, награждая кровоточащими ранами на щеках. Очевидно, будь он простым смертным то не пережил бы таких фокусов. Глаза Фринроста заблестели от слез, но ни боли. Без сомнения он проделывал это уже множество раз, такие травмы были для него привычными.

Крэйвела было не удивить подобными выходками. Он лишь с мрачным разочарованием принял тот факт, что Фринрост действительно находится в глубокой одержимости, что делало его куда более опасным врагом. А вот для соратников паладина представление Фринроста показалась шокирующим. Фелисия в ужасе приложила руки ко рту, словно боясь закричать. Само по себе зрелище было не из приятных, но куда страшнее было осознание того, сколь могущественен их противник, раз может позволять себе подобное.

Раны Фринроста довольно быстро заросли, сначала оставив на щеках грубые багряные шрамы, но затем рассосались и они, вернув коже первоначальный вид. Очевидно, у этого ренегата проблем с исцелением не было. Лирэю стало еще страшнее, ведь на эту слабость он рассчитывал. Что делать с противником, который способен на такую регенерацию, он попросту не знал.

Крэйвел повернулся обратно к своему оппоненту. Солигост великодушно дождался этого момента и лишь теперь начал сражение, сделав первый взмах мечом. Лирэй обратил внимание на то, как Крэйвел вел себя в сражении с Солигостом. Он был осторожен и всеми способами избегал ударов. Он знал, что ренегат будет пытаться сделать. Стремясь к не летальным увечьям, он часто ломал своим противникам кости или заставлял их истечь кровью, всаживая меч и не позволяя избавиться от него, блокируя таким образом возможность исцелиться. Если Крэйвел пропустит хоть один удар, он проиграет бой. Солигост вряд ли убьет его, но нельзя было сказать того же о его брате.

Лирэй наблюдал за тем, как начался поединок между Крэйвелом и Солигостом несколько секунд, ровно столько времени было у него, прежде чем Фринрост оклемался после своей неприятной процедуры вооружения. Лирэй старался использовать все свои навыки обороны, это он умел лучше, чем атаковать, но все же Фринрост подловил его и с садистской усмешкой провернул меч у него в боку. Лирэй взвыл и попытался контратаковать. Ему было необходимо вынудить противника освободить рану прежде, чем он истечет кровью. Но Фринрост ясно давал понять, что он скорее позволит отрубить себе руку, чем вытащит меч добровольно. Отрубить ему руку у Лирэя так и не получилось, в последние мгновения, прежде чем потерять сознание, он с ужасом всматривался в лицо оппонента. Казалось, они снова были в Ронхеле, по сторонам была знакомая обстановка, в голове ревел голос безумного настоятеля Нарвара, – «Лирэй Давильнис убит!»

В Ронхеле Лирэй всегда проигрывал в спарринге с Фринростом. Он знал, что его вылечат, но боль сводила с ума. Это происходило изо дня в день. Они сами себе были палачами на этих спаррингах, нанося страшные травмы, получая их в ответ. Это всегда было жестоко, но сейчас Лирэй отчетливо видел, что Фринрост наслаждается его болью. Он больше не был тем человеком, которого Лирэй помнил. Фринрост, который сразил его сейчас, не подойдет после спарринга с извинениями и ободряющим словами, не даст фору в следующем поединке, нет – он выпотрошит живьем и насладится этим.

Фелисия не успела ничего сделать. Лирэй соскользнул с меча противника и грохнулся на брусчатку. Фелисия знала, что ей нужно вылечить его, но для этого ей нужно было подойти, а она боялась. Фринрост стоял прямо над телом Лирэя и смотрел на волшебницу. Он не угрожал ей, напротив, его улыбка, пусть и чудовищная, выглядела приветливо. Но все же страх парализовал девушку. Она ожидала, что силы будут не равны, но не ожидала, что настолько. Лирэй продержался буквально полминуты, не больше.

– Вылечи его! – непривычно грубо закричал ей Крэйвел.

Крэйвел предполагал, что Фринрост не посмеет причинить Фелисии вред, слишком уж она была ценна. Но страх, который сейчас испытывала девушка был далек от рационального, она не могла трезво оценивать ситуацию, и пребывала в ступоре.

Поняв это, Крэйвел отдал грифону команду атаковать Фринроста. Волшебный зверь исчезнет лишь тогда, когда призвавший его потеряет сознание. Пока что Крэйвел держался на плаву. Но ему приходилось действовать на пределе своих возможностей, одновременно избегая ударов Солигоста и присматривая за своими непутевыми соратниками. Солигост же наоборот выглядел расслабленным. Вероятно, если бы он был настроен более решительно, то уже давно сразил противника, но это явно не входило в его планы.

Грифон набросился на новую цель. Фринрост был этим недоволен. Биться с кем-то, кому ты не можешь нанести рану, кого не можешь заставить захлебываться своей кровью и болезненными криками было ему не интересно. Но зверь не позволял игнорировать себя и быстро смог оттеснить Фринроста подальше. Фелисия, чуть оклемавшись, подбежала к Лирэю.

Кровопотеря была колоссальная. Волшебница могла восстановить сосуды, как и прочие ткани, но не могла отжать подлатник и залить пропитавшую его кровь обратно в тело. Возможно, лекарь посноровистее смог бы что-то с этим поделать, но не она. Хоть Лирэй и был спасен от незамедлительной гибели, ему придется долго отлеживаться, ближайшие сутки он точно не очнется.

Фелисия увидела, как Фринрост снова движется в их сторону. У них не было суток, у них не было даже минуты. Ренегат был раздражен настырным грифоном и собирался атаковать кого-нибудь поинтереснее. Фелисия не могла понять кого именно, ее или Лирэя. И ей было не очень-то интересно это знать. Нужно было что-то делать и быстро.

Волшебница сделала то, что умела, чему годами училась в магической академии – иллюзию. Но в этот раз это были не те приятные ароматы цветов, трели птиц и видения дивных пейзажей, которыми она приводила в чувство Крэйвела. Фринрост внезапно обнаружил себя в темнице Ронхеля. Это была чертовски реалистичная иллюзия, Фелисия создала ее на основе того кошмара, который на свою дурную голову когда-то подсмотрела у Крэйвела, и теперь не смогла бы забыть даже если бы очень захотела, она помнила все в деталях и мельчайших подробностях, потому что видела и чувствовала все это через него.

Фринрост замер и схватился за голову. Он был еще больше безумен, чем Крэйвел, и такие фокусы сказывались на нем очень тяжело. Солигост отвлекся на происходящее с братом. Крэйвел, понимая, в каком скверном положении он оказался со своими спутниками, предпочел воспользоваться этой заминкой, чтобы организовать отступление. У них не было ни шанса на победу.

Фелисии требовалось поддерживать телепатический контакт с Фринростом, чтобы продолжать пичкать его иллюзиями. Когда она заметила движение Солигоста в ее сторону, она испугалась и прервала этот контакт. К счастью, целью Солигоста стала не она, а грифон, набросившийся на Фринроста. Волшебный зверь безжалостно вгрызался в глотку своей жертвы. Но, как они уже убедились ранее, Фринросту такие травмы были нипочем. Тот сидел, держась за горло и все еще не мог прийти в себя после видения, а его брат бился с грифоном.

Крэйвел метнулся к Фелисии и Лирэю, чтобы справиться об их состоянии. Паладин планировал отправить их обоих прочь верхом на волшебном звере, сам же он собирался остаться и прикрыть отступление. Он будет держаться сколько сможет, чтобы зверь успел улететь как можно дальше, но это последнее, что он мог сделать для своих товарищей.

Пока Солигост упорно препятствовал попыткам грифона убить Фринроста, последний впал в какую-то новую форму безумия. Он выронил клинок и вскричал, привлекая к себе внимание Крэйвела и Фелисии. Те замерли, не понимая, чего ожидать от одержимого в этот раз. Раны, которые недавно нанес ренегату его собственный меч, вдруг снова образовались на его щеках, а потом преобразились в неестественно широкую пасть, напичканную острыми треугольными зубами. Фринрост продолжал кричать, явно испытывая весьма болезненную трансформацию. Не сразу стало заметно, но под просторной одеждой так же происходили изменения. Для Фелисии и Крэйвела они стали очевидными, когда огромная зубастая пасть, выросшая у Фринроста на животе, разорвала и зажевала его рубашку. Крик одержимого оборвался, когда такие же чудовищные рты стали появляться на его шее. Прошло не меньше минуты, когда все тело ренегата обросло этими плотоядными ртами, Фринрост представлял собой сплошную массу багряной плоти, клацающей зубами, и она стремительно увеличивалась в размере.