Текст книги "Паладин (СИ)"

Автор книги: Анна Раф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Следующей темой для обсуждения стал Вторник. Лирэй рассказал немного больше о том, как познакомился с ним и что они прошли вместе. К этому некроманту то и дело прибивались темные маги помладше, ища защиты и стабильности. Кто-то из них задерживался, кто-то уходил, кто-то погибал. Так или иначе, единственным неизменным обитателем Башни Вторника был сам Вторник. А всех, кто в разные времена крутился рядом с ним, называли его шайкой. Вторник был довольно контактным, рассудительным и дальновидным. Умом и талантом он проложил себе путь от раба до уважаемого мага. Таких, как он, по всей Тундре было множество, но от этого его история была не менее вдохновляющей.

Лирэй прибился к нему так же, как и прочие. Они оказались сверстниками, но кардинально различались в личностном плане, однако это не помешало им выстроить дружеские отношения. Лирэй оказался для компании темных магов весьма ценным кадром, так как был воином ближнего боя. В Тундре встретить такого было редкостью. Обычно воинов воспитывали из рабов, но такое происхождение накладывало определенный отпечаток на здоровье, поведение и верность.

С темными магами, которые впустили паладинов к себе в логово, у Вторника и его компании сложились устойчивые партнерские отношения. Вторник стремился к этому со всеми, кто селился поблизости. Это давало определенную подушку безопасности на случай любых непредвиденных обстоятельств. Как выяснилось, исчезновение Вторника повлекло за собой и развал этого шаткого альянса. Башня Вторника была не единственным местом, куда группа колдунов выбиралась с разведкой, в остальных местах, связанных с Вторником дипломатическими связями, царила разруха. Но группа темных магов относилась к этому стоически. Это Тундра, здесь такая жизнь.

Проболтали до глубокой ночи. Хьола поразилась тому, как беззаботно все улеглись спать. Она все еще не доверяла гостеприимным чернокнижникам, так что решила не смыкать глаз всю ночь. Ее никто не упрекнул за это. Темные маги понимали ее опасения, их это нисколько не задело.

Утром группа стала собираться в обратный путь до Селиреста. Двигаться было решено в Акреф. Это ближайший город, до которого они могли добраться. Крэйвел отметил, что несмотря на отсутствие каких-либо пограничных фортов на отрезке границы рядом с этим городом, он никогда не страдал от попыток темных магов атаковать его. В этой части королевства всегда было удивительно спокойно. Можно было подумать, что это из-за соседства с владениями Вторника, но Крэйвелу было известно, что так было и задолго до появления этого некроманта. С самого основания Селиреста любые боевые стычки с темными магами происходили где-то в другом месте, не в окрестностях Акрефа. Уж не заслуга ли это Вингриса? Стало быть, древний лич считает эту территорию своей и защищает от других темных магов? Крэйвел решил спросить лича об этом как-нибудь на досуге.

Ну а пока он с интересом наблюдал за Лирэем. Тот не спешил со сборами и о чем-то мучительно раздумывал.

– Собирайся давай, – поторопил его Крэйвел. – Мы проводим тебя до Катакомб Вингриса, уверен, лич сможет вылечить тебя, – посвятил он его в их планы.

Лирэй выглядел заинтересованным. Похоже, он предполагал, что их пути разойдутся здесь. Лич мог бы вылечить и Джессвела гораздо быстрее, нежели жрецы Сельи, но Крэйвел подозревал, что это будет последней каплей в чаше терпения молодых паладинов, которые и так уже едва сдерживались, чтобы не накатать километровую кляузу в инквизицию, о той крамоле, которую позволяли себе старшие.

Хьола и Джессвел обсуждали предстоящее возвращение в родной город. Джессвел волновался и переживал, что травма сильно напугает родителей, а Хьола готовилась дать отпор тираничному семейству, не принявшему ее выбор податься в паладины. В их планы явно не входило посещение обители очередного подозрительно дружелюбного некроманта. Крэйвел задумался о том, как он выглядит в глазах этих двоих, и ужаснулся тому, что вообще-то ему уже до костра инквизиции недалеко, особенно учитывая дух времени, царивший в Селиресте.

Лирэю предложили оставить коня, чтобы животное не тормозило передвижение на грифонах. Но тот отказался, ренегат дорожил лошадью. Это накладывало определенные риски и увеличивало количество пищи, которое им придется взять в дорогу, хотя подаренная карта с лихвой покрывала любые расходы. Лирэй предпринял попытку вновь отказаться от совместного похода. Зашел разговор о том, чтобы разделиться. Джессвела Хьола и Миноста как можно скорее доставят в Акреф для лечения, а Крэйвел и Фелисия сопроводят Лирэя до Вингриса. Но все же было принято решение двигаться всем вместе, пусть и медленнее. Джессвел не настаивал на спешке, лечиться ему все равно предстояло долго. Кроме того, он хотел оставаться с Фелисией, ведь волшебница помогала ему справляться с болью, паладины так не умели.

Завершив все споры и сборы, группа отправилась в обратный путь в полном составе. Проезжая на безопасном расстоянии мимо Башни Вторника, Фелисию отправили на осторожную разведку. Волшебница подтвердила – братья снова там.

Едва уловив присутствие одержимых, Фелисия поспешила вернуться с известиями к отряду. Она не стала свидетельницей того, как братья угрюмо осматривают уничтоженный храм. Фринрост был подавлен этим зрелищем. Его демон злобно шипел где-то внутри него. Все вокруг провоняло присутствием ненавистного ему божества. Солигост печально осматривал остатки кострища и следы стоянки. Он скучал по таким вот походам в компании. И было приятно вспомнить, что такое чистота. В башне также приятно пахло.

Братья воссоединились после того, как Фринросту удалось совладать с демоном, захватившим полную власть над его телом. Это чудовище еесчитало, что все сделало правильно, а Фринрост снова наделает глупостей. Но те бесчинства, которые демон натворил, пока Фринрост пребывал в блаженном забвении, настроили ренегата на более жесткий лад.

Когда ему удалось наконец вернуться в свою человеческую форму, Фринрост обнаружил себя отощавшим, нагим и разбитым посреди Тундры, морозной и окутанной туманом. Рядом не было никого: ни верных культистов, ни любимого брата, ни даже врагов. Фринрост впал в бешенство, когда обнаружи бедственное положение, в которое привел его демон, которому он доверился. Но сильнее этой ненависти был страх. А еще холод. И голод. Невыносимый, болезненный, сводящий с ума.

Солигост застал своего брата голым и дрожащим, пожирающим лед. Хотелось сказать себе: «Ничего, бывало и хуже». Но Солигост не мог припомнить, когда было хуже. Фринрост все падал и падал в пропасть одержимости, и это приводило его к все более и более постыдному и унизительному положению.

Увидев, что Солигост все-таки нашел его, Фринрост спрятал лицо в ладонях, стыдясь своего вида и недавних поступков, он расплакался. Впервые за много лет. Солигост был рад это видеть. Хотелось обнять брата, который наконец-то вернулся к нему, вырвавшись из лап демона. Но Солигост был в ледяном латном доспехе, покрытом холодной росой. Вместо этого он передал Фринросту согревающий талисман. Магическая безделушка, зачарованная для согревания своего обладателя в стылой Тундре. Среди местных магов совершенно обычный бытовой предмет, без него было никуда. Но Фринрост принял скромный подарок, словно благословение и прижал к сердцу. Для него это был не просто необходимый источник тепла, а подтверждение того, что Солигост все еще на его стороне.

Фринросту больше нечем было спастись от холода. Все трупы, которые паладины нашли в Башне Вторника, были сожжены, а вместе с ними одежда. Солигост начал подмерзать. Он был закаленным человеком, но от морозов Тундры никакая закалка не спасет. До теплого лета было еще далеко. К тому же ночью доспех Солигоста начнет обледеневать, скажется и голод. В отличие от брата, Солигост не ел уже несколько дней. У него при себе был лишь пучок засушенных трав да кореньев, которые он запас во время их последней вылазки в Селирест. Это было его спасение от цинги. Однако ни желания, ни сил добывать себе еду у Солигоста не было. В отличие от брата он был совершенно безразличен к голоду. Иногда Фринросту приходилось напоминать ему поесть.

Хоть Солигост и голодал последние дни, этого было никак не заметить. А вот Фринрост выглядел настоящим дистрофиком. Все силы, которые ему удавалось скопить, тут же оказывались поглощены ненасытным демоном. Чудовище расщедрилось дать ему ровно столько, сколько нужно, чтобы вернуться в человеческое тело, но теперь это тело нужно было чем-то кормить. Демон упрямо отказывался поделиться силами, подстрекая Фринроста вернуться в более могущественную демоническую форму. Демон все еще был сыт и дразнил этим ощущением сытости своего хозяина, кроме того, в демоническом облике Фринрост совсем не мерз. Но ренегат был разгневан на своего демона и решительно пресекал его лестные уговоры.

Фринрост окинул последним печальным взглядом опустошенное капище. Здесь больше нечего было делать. Нужно было уходить. Им срочно требовалось разыскать пищу. Солигост достал с пояса свиток. В нем хранились их костяные лошади. Активация заклинания отняла у него силы, ренегат тяжело оперся о колени, сопротивляясь желанию прямо здесь лечь и уснуть. Усталость была невыносимой. Солигост смог уговорить себя, что это всего лишь такой же обман, как голод Фринроста, не более чем побочный эффект от присутствия демона. Но он уже давно подозревал, что дело все-таки не в демоне.

Братья определились с направлением и отправились в путь. Уже по дороге они более подробно обсуждали свои планы. Первым делом разыскать еду и одежду, а в дальнейшем им следовало разжиться новыми культистами. Фринрост заметил, как его брат сразу же поник, когда речь зашла об этом. Опять все начинать сначала!

– Сол, соберись! Ты забыл, зачем все это? – попытался он воодушевить брата. – Да, в этот раз не получилось. Признаю, это моя ошибка. Но нельзя переставать пытаться! Если я наберусь достаточно могущества и почитателей, я смогу отправить эту тварь в небытие! – он имел в виду Селью.

Солигост не ответил. Он смотрел на ледяную жижу, которую месил его конь. Туман осел и на краткий миг весенняя Тундра наполнилась стылой влагой, скоро она обратится в скользкий лед. Солигосту хотелось лечь в это месиво и замерзнуть насмерть. Ему было глубоко безразлично, кто будет богом этого мира.

Фринрост раздраженно зарычал, глядя на апатичного брата.

– Вспомни, по чьей вине все это происходит! Это все из-за нее! Как тебе удается оставаться таким спокойным, неужели бешенство не разрывает тебе ребра изнутри, тебе не хочется кричать, рвать и метать, убивать и мстить? – вопрошал он.

– Когда-то так и было, ты и сам помнишь... просто я устал, – ответил Солигост. – Ненависть – это очень утомительно…

Фринрост храбрился. Он пытался вдохнуть немного жизни в брата. На самом деле у него и у самого уже не было сил продолжать их бесплодную борьбу. От прежней ненависти, которая когда-то казалась братьям неиссякаемой, осталось только горькое отчаянье. Сколько бы они ни старались, сколько бы сил ни прикладывали, все, что им удавалось сделать, это слегка подгадить Селиресту. У них было недостаточно сил, чтобы тягаться с богиней и целым королевством. Своей жаждой мести они больше вредили себе, безоглядно стремясь к своей невыполнимой цели, отдавая этому все силы и ресурсы, игнорируя другие проблемы и нужды. И вот они здесь…

Солигост не всегда был таким. Когда-то и он тоже горел ненавистью. Ренегат попытался вспомнить. Попытался мысленно вернуться в тот момент, когда он впервые почувствовал ее невыносимый жар, от которого, казалось, плавилась сама его душа.

Через пару месяцев после последней клятвы в Нершере он решил отправиться домой на семейный праздник. Даже после Ронхеля и после ряда ссор с родственниками, настаивавшими на том, что Фринрост и Солигост должны стать паладинами Сельи, и несмотря на пять лет проведенных затем в Нершере, Солигост все еще испытывал привязанность к семье и дому. Братья родились в один день. Несколько дней семейство не могло решить, кого из братьев отправить в монастырь, а кого оставить. В итоге отправили обоих. Род Фрайхрайт очень гордился своим поступком.

Их гордость была омрачена Ронхельской Трагедией. Вернувшиеся домой сыновья были сломлены и безумны. Пришлось потратить массу времени и ресурсов, чтобы поставить их на ноги. Но все это было лишь ради того, чтобы заставить их пройти обучение заново. Семейство Фрайхрайт гордилось и этим своим решением.

Великолепное родовое поместье щеголяло старинной архитектурой и умеренной роскошью. Но атмосфера царила совсем не праздничная. Слишком тихо, никакой музыки, мало света, пустой двор. Слуга узнал Солигоста и сообщил, что праздник сорван, а все присутствующие члены семьи собрались в гостиной. Солигост поспешил туда.

Дед, бабушка, мать, отец, старший брат, несколько родственников по линии отца и по линии матери, дяди, да тети. Солигост сразу обратил внимание на то, что Фринроста не было. Хотя он собирался приехать раньше брата. Все взоры сразу же устремились к Солигосту. Тот удивился, уловив во взглядах укор.

На вопросы Солигоста последовал ужасный ответ. Фринрост солгал ему, он не планировал посещать семейное празднество. Вместо этого он отправился в Нершер. И целью его визита была манифестация предательства. Он собирался предать свою богиню. А для этого нужно было совершить преступление, нарушить клятву. И Фринрост хотел сделать это максимально эффектно, чтоб содрогнулись все, и даже сама Селья обратила внимание на его выходку.

Родичи рассказали Солигосту, что к ним пришла срочная весть о том, что Фринрост устроил резню в Нершере, перебив большую часть служителей монастыря, наставников, а также новых послушников. И ему в этом помогали каике-то темные маги. После расправы ренегат скрылся, и теперь его ищут всем королевством.

Солигост сел. Он хотел бы сказать, что это невозможно, это был кто-то другой под личиной Фринроста. Но он все прекрасно понимал. Фринрост никогда не хотел быть паладином. Солигост тоже, но он был более смирным и покладистым. Фринрост же затаил обиду и на семью, и на Селью еще в Ронхеле. Он кричал проклятья в адрес богини, когда вернулся домой, уродовал ее изображения и статуи. Его боялись выпускать из поместья около полугода, прежде чем наконец угомонили и заставили вести себя прилично.

У Фринроста была истерика, когда ему сообщили, что необходимо повторить попытку завершить обучение в монастыре. Он уже был завещан Селье, клятву необходимо выполнять. Хоть официально ронхельцев на одно поколение освободили от обязательств по клятве, для Фрайхрайтов это было делом чести. Они хотели гордиться своими сыновьями, которые смогли стать почетными паладинами, несмотря на все тяготы, выпавшие на их долю.

Выслушав все это, Солигост выразил сочувствие надломленной гордости семейства, это пятно на репутации теперь останется с ними навсегда. Но сделанного не воротишь, Солигоста куда больше волновало, где его брат теперь и что он собирался делать. Он бросился на его поиски, и первым делом отправился в Нершер.

В спешке Солигост добрался туда за неделю. Он застал монастырь уже чистым и починенным. Солигост никого из нового персонала не узнавал, но по их лицам было видно, что пришлось бедолагам непросто: оцепенение и ужас прослеживался и в их глазах, и в их движениях, и в съежившихся фигурах. Люди несколько дней оттирали кровь и потроха отовсюду и присматривали за немногими выжившими в этой мясорубке.

Среди множества незнакомцев Солигост узнал Крэйвела, тот тоже прибыл в Нершер, как только узнал, что произошло. В отличие от остальных, кто относился к Солигосту с опаской, всячески допрашивал о целях визита и требовал каких-то сведений о преступнике, с которым, он, как всем было достоверно известно, он был крайне близок, Кэйвел встретил Солигоста доброжелательно.

– Здравствуй. Как ты? – первым делом спросил он сослуживца.

Солигост в ответ лишь мотнул головой, демонстрируя потрясение и неверие. Затем Крэйвел рассказал Солигосту, что настоятель монастыря, старина Орних, выжил. Конечно, Солигост сразу же захотел повидаться с ним.

– Он не в себе после пережитого, будь терпелив, – сказал Крэйвел, провожая Солигоста в спальню настоятеля.

Горе подкосило старика, и он до сих пор не покидал постели, отлеживаясь и пытаясь справиться с надорванным сердцем. Он понимал, насколько это событие тяжелый удар для всего ордена паладинов. Сначала Ронхель, теперь Нершер. Два тяжелейших потрясения с разницей в пять лет сотрут репутацию ордена в порошок. И Орних не мог отрицать и своей вины в произошедшем. Он добровольно взял на себя ответственность за ронхельцев, хотя церковь официально забраковала их, как паладинов, он лично убеждал епископа дать молодым парням еще один шанс, раз уж они просят. Но на ряду с теми, кто искренне просил этого, были и те, кого заставили. И Орних счел, что совладает с затаенным злом в душе своего нового послушника. Орних был наставником большую часть своей жизни, и он был уверен, что справится с этим вызовом. Но он не справился. Множество смертей оказалось на его совести. Орних не смел винить в этом Фринроста, потому что это была исключительно его, как наставника, ошибка. Ему следовало признать Фринроста непригодным к исполнению паладинской службы. Скорее всего парень был бы даже благодарен ему за это. Но Орних принял иное решение и ошибся.

И вот уже который день он лежал в постели и рвал на себе волосы от досады, ужаса, вины и стыда. Таким его и застал Солигост. При виде его Орних горестно застонал. Солигост неуверенно приблизился, Крэйвел остался стоять у двери вместе со стражником. Он уже обсудил с Орнихом все, что хотел, сказал ему все, что мог. Но, увы, этого было недостаточно, чтобы скрасить страдания настоятеля.

Солигост сел на стул рядом с кроватью Орниха и какое-то время просто ждал, пока старик совладает с эмоциями.

– Он обманул меня, – с досадой сказал Солигост, когда понял, что Орних готов к разговору. – Сказал, что поедет домой, а оказалось, что…

– Это все моя вина! – в очередной раз взвыл Орних. – Как я мог допустить?! Мне следовало послушать епископа! Хватило же мне наглости спорить с ним!

Крэйвел уже пытался объяснить настоятелю, что его вины в этой трагедии нет. Из всех ронхельцев только Фринрост пошел на преступление, это было исключительно его решение, ответственность и вина. А Орниху остальные ронхельцы были благодарны за проявленную чуткость, за то, что он поборолся за их судьбы, за то, что нянчился с их болячками, набитыми в Ронхеле, вправлял мозги, возвращал в строй. Кем бы они были без него?

Солигост попытался донести это до старика снова. Орних винил себя, Солигост винил себя, но в их эмоциональном разговоре они совместно убедились, что никто из них не виноват в случившемся. Они обнялись, поплакались друг другу в плечо. А затем Солигост пообещал разыскать брата и разобраться в ситуации. Он не ручался за то, что казнит его или приведет в суд, Орних и не настаивал, он понимал, что Солигост физически не сможет произнести что-то подобное вслух. Солигост любил брата, и ему тяжело давались мысли о его дальнейшей судьбе. Но она была для всех очевидна. Ничего кроме казни общественность не примет. Пострадало слишком много людей, намного больше чем в Ронхельской Трагедии.

С Крэйвелом Солигост перекинулся еще парой слов, прежде чем отправиться на поиски ренегата. Было непривычно думать о родном брате в таком ключе. Клятвопреступник. Теперь они с ним были по разные стороны баррикад. И Солигост не знал, что с этим делать. Но сначала нужно было хотя бы найти Фринроста. Вместе с ним разыскивали и тех магов, что помогали ему. Их было трое. Все они были молодыми волшебниками, так или иначе обиженными на церковь. За несправедливые обвинения, за запреты на некоторые заклинания, за ложь и лицемерие. Но пока следствие искало преступников именно через магов, Солигост искал зацепки, которые брат мог бы намеренно оставить для него. Он был уверен, что Фринрост хочет, чтобы Солигост его нашел.

Нарочно или нет, но кое-какие наводки преступники оставили, Солигосту удалось по ним выйти на след и разыскать брата. Они прятались в глуши у подножия гор на востоке. Солигосту сразу не понравились маги, в компании которых оказался Фринрост. Злобные, обидчивые, мелочные. Но Фринрост почему-то выражал значительную привязанность по отношению к ним. Их объединяла ненависть. Все они до дрожи ненавидели Селью.

Фринрост пребывал в состоянии эйфории. Лохматый и заросший, все еще покрытый пятнами крови, судя по всему, еще с момента резни, он веселился и пританцовывал. Он поделился с братом своими эмоциями, он рассказал, что, убивая слуг Сельи, испытывал удовольствие, эта резня принесла ему удовлетворение, он был в восторге. Фринрост ощущал на губах сладкий вкус мести и хотел еще. Солигост ужасался тому, как глубоко в безумие впал его брат. Но он не винил его. Кого ему было винить?

Поиск обвиняемых в его голове вынес неутешительный вердикт – их собственная семья. Давление, которое она оказывала на своих сыновей, вынудило их снова сунуться в монастырь, пройти этот болезненный путь еще раз, хотя было очевидно, что им не следовало этого делать. Солигост не мог винить Орниха, ведь старик сделал все возможное для них двоих, и получил за свое великодушие такую страшную благодарность.

У Солигоста не хватило мужества призвать брата к ответу. Он видел в нем жертву и хотел защитить. Вот на кого он был искренне зол, так это на горделивых родственников, которые посмели поставить репутацию семьи выше благополучия родных детей. Попрощавшись с Фринростом и договорившись о месте и времени их следующей встречи, Солигост отправился обратно в родовое поместье, чтобы потребовать от семьи хотя бы объяснений за их возмутительное поведение.

Фрайхрайты переживали не лучшие времена, они старались лишний раз не покидать поместья, чтобы не слышать отвратительных шепотков за спиной. Почти все носители фамилии Фрайхрайт были дома в тот день, когда вернулся разгневанный Солигост. Но вместо того, чтобы успокоить и утешить сына, уговорить его привести брата на суд, они окатили его холодным осуждением. По их мнению, Солигост должен был присматривать за братом, и не справился с этим, на них двоих семья возлагала большие надежды, все уже грезили о том, как их подвиги внесут в семейную летопись, а вместо этого они стали позором рода.

Отповедь родственников стала последней каплей в чаше терпения Солигоста. Он, преисполненный праведного гнева, громогласно объявил, что обвиняет всех присутствующих в гордыне и тщеславии и немедленно очистит их фамилию от этой скверны. После чего последовал новая резня.

Гнев ослепил паладина, он начал терзать его душу уже давно, еще до Ронхеля, с каждым годом он постепенно и незаметно нарастал. И сейчас он прорвался наружу. Солигост был лучшим мечником из своего поколения паладинов, стражники, нанятые Фрайхрайтами скорее за безупречные манеры, нежели за боевое мастерство, не сумели дать отпор взбесившемуся ронхельцу. Солигост дал последнюю клятву лишь пару месяцев назад, но он уже был непреодолимой угрозой для ряженых рыцарей. Кроме того, Солигост был специалистом именно в битвах против людей, хотя вообще-то его целями должны были становиться различные представители нечисти. Что касалось самих Фрайхрайтов, то ни магов, ни воинов среди них не было, так что все они были перерезаны, как скот.

Это произошло так быстро, что городская стража не успела отреагировать. Солигост попытался привычно очистить себя от крови магией, но заклинание не сработало. Так Солигост понял, что теперь он с Фринростом в одной лодке. Хорошо это или плохо он подумать не успел, нужно было убираться поскорее, ечтобы не пролилось еще больше крови, Солигост и так был раздосадован тем, что под горячую руку попали рыцари, которые к их семейным дрязгам вообще никакого отношения не имели.

Ему удалось улизнуть из поместья незамеченным, пришлось немного отсидеться и извернуться, чтобы покинуть столицу, на это ушла пара дней. Все это время он пребывал в ступоре, он все никак не мог примириться с мыслью, что все это действительно произошло. Они с братом теперь ренегаты, а их семья мертва. Солигост с ужасом смотрел в будущее.

Когда он встретился с братом вновь, тому пришлось утешать Солигоста. Солигост долго плакал, вспоминая учиненную им мясорубку. В отличие от Фринроста, он не испытал никакого удовлетворения, только ужас и скорбь. Они с Фриностом стали сиротами. Солигост не мог выбросить из головы тот факт, что он убил мать своего любимого брата, убил и отца и всех остальных. Бремя вины словно копилось поколениями и теперь всем своим весом обрушилось на Солигсота. Потому что Фрайхрайты действительно не были невиновны, но из всех них теперь остался только он да безумный Фринрост, едва способный нести ответственность хоть за что-то.

Милость брата в минуту слабости приковала Солигоста к нему намертво, хотя связь между ними и так уже была очень прочна. Фринросту и его магам-подпевалам удалось убедить Солигоста в правильности их пути. Все, что создала Селья – порочно, лживо и отвратительно. Ее культ должен быть уничтожен, а люди – освобождены от егнета и безумных клятв. Солигост охотно поверил в каждое слово, потому что ему больше не во что было верить.