Текст книги "Паладин (СИ)"

Автор книги: Анна Раф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

То ли тепло и аромат чая, то ли слова Джессвела подействовали, но так или иначе, сковавшая тело судорога, наконец, отпустила. Солигост оскалился, когда вернулся в реальность, и вновь ощутил наплыв тяжелых переживаний, преодолев апогей агонии, он без сил повалился на землю, с облегчением погружаясь в беспамятство. Джессвел в недоумении повернулся к Крэйвелу – ему показалось, что только он понимает, что происходит.

Солигоста оттащили к наспех организованному лагерю в тени обрыва, защищавшего паладинов от пронизывающего ветра. Быстрая оценка состояния привела к выводу, что Солигост спит, судя по глубоким теням у него под глазами, ему это давно было необходимо. Остальные взялись за свои привычные дела, обустраивали лагерь, готовили еду, лечились, чистились и чинились. Как только им удалось справить все свои основные нужды, игнорируемые целые сутки, все улеглись спать. Нести караул решили по очереди короткими отрезками времени. Первым вызвался Крэйвел. Он пребывал в приподнятом настроении и не беспокоился о недосыпе и переутомлении. Даже галлюцинации не тревожили его в этот день, несмотря на то что он вполне ожидал их появления. А когда пришел его черед поспать, никакие кошмары не мучили его.

Прошел день, все отдохнули и отъелись. Ренегат не просыпался. Джессвел беспокоился. Он совершенно не понимал, что случилось с Солигостом. Человек, который казался ему несгибаемым, вдруг будто сломался. Он, конечно, не ждал, что одолеет древнего клятвопреступника в бою один на один, но такого завершения схватки он ни при каких обстоятельствах не мог вообразить. Солигост не соизволил проснуться даже, чтобы справить нужду, и за ним пришлось ухаживать так же, как когда-то за переломанным Джессвелом.

Крэйвел куда лучше понимал состояние Солигоста. Предельное истощение, усталость, накопившаяся за столетие, гора неразрешенных конфликтов и скорбь по семье, к истреблению которой он сам же приложил руку. Некуда возвращаться и не к кому, все силы растрачены впустую, больше никаких целей, никакого смысла. Полный крах.

Когда отряд собрался с силами, чтобы выдвинуться в обратную дорогу, Джессвел хотел забрать фламберг Солигоста, но Крэйвел запретил прикасаться к нему. Кто знает, каковы были результаты противостояния Солигоста и его демона, может быть, демон теперь внутри меча, Крэйвел не хотел проверять. Фламберг остался торчать в скале.

– Если он ему понадобится, сам за ним вернется, – хмуро заявил Крэйвел, хотя предпочел бы, чтобы этого никогда не случилось.

Везли Солигоста на призванном скате. Для удобства с ренегата было решено снять доспехи, эта рванина все равно уже ни на что не годилась. От холода Солигоста спасал согревающий талисман. Кроме прочего, у него нашелся зачарованный свисток, хранящий мертвых скакунов, его предстояло уничтожить, как артефакт некромантов. А также та самая карта, которую Лирэй отдал чернокнижникам в обмен на припасы. Вывод был неутешительным – маги никуда не переезжали, братья-ренегаты перебили жителей той скромной обители.

Всю дорогу Лирэй и Джессвел спорили о том, заслуживает Солигост прощения или нет. Лирэй настаивал на казни без компромиссов, он неустанно перечислял все преступления, которые Солигост совершил на его памяти, и напоминал, что это лишь список того, что известно. Хьола и Фелисия были полностью согласны с этим. Крэйвел предпочитал поддерживать нейтралитет в этом вопросе, но он отдавал себе отчет в том, что проявляет снисходительность к Солигосту только из жалости к его нелегкой судьбе.

Джессвел сокрушенно согласится, с тем, что защищает Солигоста лишь из нездорового фанатизма, в котором было больше эгоизма, чем искреннего сопереживания. Остаток пути молодой паладин пребывал в довольно мрачном расположении духа. Ему было что обдумать и о чем потревожиться. Зато отряд мог отдохнуть от его неугомонности.

Ренегата везли сразу в столицу. Там находился верховный суд, главный храм, королевский дворец, и когда-то – поместье Фрайхрайтов, которое давно снесли до основания так же, как недавно Ронхель. В столице жили и большинство прочих клятвенных родов, в том числе Кримарифы, выходцем из которого был Крэйвел, и Давильнисы, к которым принадлежал Лирэй.

Однако древние паладины совсем не испытывали воодушевления от посещения родных мест. Лирэю было безразлично. Его связь с семьей за долгие годы истлела совсем. Никого из ныне живущих Давильнисов он не знал лично и не имел ни малейшего желания знакомиться с ними. Возможно, родичам и было бы интересно взглянуть на древнего паладина из их рода, который прошел через покаяние и возвращался в родную гавань с легендарной победой, но Лирэю было все равно. Он испытывал больше родственных чувств к Вингрису и Вторнику.

Крэйвел был несколько более раздражен необходимостью посещения столицы. Здесь повсюду подстерегали призраки прошлого, а воодушевление, полученное от победы над Фринростом за месяц, проведенный в дороге, давно испарилось. В своих путешествиях они с Фелисией избегали этого города. Пару раз, конечно, им пришлось посетить его, но паладин настаивал на том, чтобы это были короткие визиты только по делу. Сейчас так легко отделаться не получится. Крэйвелу придется быть одним из главных свидетелей в судебном процессе, который предстоит вести над Солигостом.

Казалось бы, что здесь такого долгого и сложного? Казнить как можно скорее! Но светским бездельникам всегда нужно было все усложнять. Солигост был последним Фрайхрайтом, его нужно было в судебном порядке лишить всех притязаний, чтобы избежать юридических неурядиц в будущем, нужно было его подробно допросить, прежде чем казнить, и не упустить ничего из того, что он натворил, чтобы не столкнуться с неожиданными последствиями былых дел, а также повторения его трагедии в будущем. Все это будет происходить при свидетелях, которые соберутся со всех концов королевства.

У ворот столицы отряд встретила стража и подробно допросила путников. К ним тут же приставили многочисленный конвой, а жрецы и маги тщательнейшим образом проверили Солигоста на наличие одержимости. В том, что Солигост больше не таит в себе демона уже задолго до этого убедилась Фелисия. Волшебница попыталась подсмотреть его сон, она опасалась, что это демон ввел его в столь глубокую летаргию. Сон Солигоста был наполнен какими-то бессмысленными и бесконечными мытарствам по Тундре, изредка разбавлялся мимолетными воспоминаниями о родном доме. Фелисия с трудом могла понять содержимое его снов, люди, места и события были ей не знакомы. Но она, тем ни менее, могла заключить, что никакого магического или демонического вмешательства нет, это был очень глубокий сон человека, который смертельно устал и не хотел просыпаться.

К тому же выводу пришли и люди, досматривающие причудливый груз вновь прибывших. Солигоста передали инквизиции и унесли в темницу. А отряд спешился и направился в Храм Справедливости, чтобы доложить о совоем прибытии и отдохнуть.

Глава 9

Глава 9

Сели-Ашт – огромный красивый город на берегу Морци. Если Морицор воплощал в себе угрюмую целеустремленность людей, только что отвоевавших свою свободу в неравной борьбе с поработителями, то Сели-Ашт был воплощением их самых смелых мечтаний. Для тех, кто был в столице впервые, этот город мог показаться волшебным. Это был венец культуры Селиреста. Светлый, чистый, просторный, многолюдный и шумный, полный зелени, парков, клумб и фонтанов, пестрящий фресками и витражами, изобилующий скульптурами и памятниками.

Магия города отвлекла Джессвела от мрачных мыслей, он проводил все время, разгуливая. Компанию ему составлял Лирэй, пусть и не такой впечатлительный, но все же соскучившийся по столице. Через несколько дней после церемонии прощания с Миностой к ним присоединилась и Хьола.

Крэйвел же предпочитал проводить почти все время в Храме Справедливости, чаще всего за молитвой, тренировкой или попытками поспать. Здесь все было испещрено и пропитано знакомыми фамилиями, названиями, датами. Посторонние разговоры порой казались продолжением собственных галлюцинаций. Но все же было легче, чем Крэйвел ожидал, легче, чем было в прошлый раз, когда он был здесь. Фелисия всегда находилась рядом и целая армия жрецов, которые уже знали его проблемамы. За ним присматривали днем и ночью.

Солигост ожидал суда в темнице местной резиденции инквизиции. Со всего Селиреста слетались приглашенные присяжные. Они были богатыми людьми и могли позволить себе полет, но все равно это занимало много времени. Кроме того, у жрецов ушло не мало дней чтобы просто привести Солигоста в чувство. Крэйвел попросил, чтобы его оповестили, когда это произойдет. Но даже получив это известие, Крэйвел навестил старого сослуживца не сразу, так как первое время Солигост был заторможен и едва понимал, что происходит вокруг.

Когда они наконец встретились, Крэйвел увидел ренегата совершенно истощенным. Ни капли жира, да и мышц стало значительно меньше, казалось, что свой любимый фламберг Солигост уже не поднимет. Поредевшие и местами поседевшие волосы, а также нездоровый белесый оттенок кожи выдавали длительное недоедание.

В остальном Солигост выглядел вполне ухоженно, в его камере имелась кровать, стол и стул. На столе стояла тарелка со стандартным тюремным пайком. По сравнению с тем, чем он питался обычно, это был царский обед. Здесь были и овощи, и фрукты, и даже хлеб, всего понемногу, было, конечно, и мясо, но ему ренегат уже давно не был рад, даже самое изысканное мясо вызывало у него отвращение, годами он питался лишь им, изредка перебиваясь на какие-то сорняки.

Еда будила в нем воспоминания о вечно голодном брате, и ком в горле не давал ему даже прикоснуться к еде, аппетита не было совсем, несмотря на кусачий голод, засевший где-то под ребрами.

Крэйвел сел на стул и принялся непринужденно нарезать пищу на крошечные кусочки. Он нашел примечательным тот факт, что Солигосту услужливо принесли и вилку, и столовый нож. Несмотря на длинный перечень преступлений, которые ему приписывались, никто не сомневался, что в заключении Солигост будет вести себя порядочно.

– Ну что, как твои дела? Выспался? – спросил Крэйвел.

Солигост горько усмехнулся.

– Поверить не могу, что вы тащили меня все это время, не проще ли было казнить меня на месте?

– Чтобы в след за Фрином свихнулся и Джесси? Нет уж с меня хватит одержимых ренегатов.

При упоминании имени его последнего оппонента во взгляде Солигоста появилось чуть больше осмысленности, по нему Крэйвел так же понял, что Солигосту требуются кое-какие пояснения.

– Он души в тебе не чает, – сказал Крэйвел. – На днях я хочу привести его сюда, чтобы вы могли поговорить по душам. Пожалуйста, сделай так, чтобы мне не приходилось потом гоняться за ним еще одну сотню лет.

Солигост кивнул в ответ.

Крэйвел смешал все, что принесли Солигосту надсмотрщики в мелко порубленный салат и высыпал в кружку с чаем, вытерев пролившиеся излишки.

– На-ка, выпей, – сказал он, протягивая гастрономическое чудо ренегату, но тот сморщился и отвернулся. – Давай-давай, иначе ты не доживешь ни до суда, ни до визита Джесси. Думай об этом, как о лекарстве.

– Не хочу оскорбить твои кулинарные таланты, но ты впустую переводишь провизию, моих сил как раз хватит, чтобы дожить до суда, а большего и не требуется. Когда все вдоволь потыкают в меня пальцами, меня ждет казнь. Так к чему эта расточительность?

– О какой расточительности ты говоришь? – возразил Крэйвел. – Селирест не бедствует, еды хватает всем с лихвой.

– Я не хочу.

– Тогда воспринимай это, как наказание.

Солигост улыбнулся. Ему это казалось совершенно бессмысленным. Кормить смертника. Впрочем, смысл, должно быть, был не в этом, а просто в том, что Крэйвелу хотелось проявить немного заботы о сослуживце, как в старые добрые времена, когда они были готовы есть любую дрянь, лишь бы заглушить вечный голод, и по мере возможностей делились друг с другом всем, что могли найти или стащить.

– Что заставляет тебя заниматься всей этой чепухой? Тратить силы и время? – спросил Солигост. – Совесть? – Крэйвел не ответил, он продолжал настойчиво держать кружку перед лицом собеседника. – Совесть, как и любое другое чувство, имеет мало общего с рациональностью, не ставь ее превыше других. Совесть нам врет, Крэй, – продолжил Солигост. – Я ведь был совершенно убежден, что поступаю по совести, помогая родному брату. Он казался мне лучшим из нашей семьи, первым узревшим и ощутившим на себе гнилую природу божества, которому молится весь Селирест. Я думал, он станет спасителем, а он превратился в безумца. Именно глас совести не давал мне убить его. Именно глас совести сейчас не дает мне поесть. Если ты думаешь, что совесть не может обратиться в демона, ты ошибаешься. Лучше сосредоточиться на результате, даже если совесть придется запачкать.

– Впечатляющая речь, мои аплодисменты, – насмешливо ответил Крэйвел, выслушав этот монолог. – Обязательно расскажи все это Джесси. Но сначала поешь.

Ненадолго повисла пауза, заговорить Крэйвелу зубы не вышло, Солигост размышлял, как ему поступить, а Крэйвел ждал. В конце концов, Солигост поддался на его уговоры и, зажмурившись, выглотал все содержимое кружки в один присест.

– Ну как, вкусно? – с усмешкой поинтересовался Крэйвел.

– Для наказания сойдет.

Они посмеялись.

После этого визита Крэйвел настоял на том, чтобы Солигоста кормили какой-нибудь подобной мешаниной, которую ренегат мог бы залпом выпить и забыть. Это, конечно, выбивалось из привычного протокола содержания заключенных, но учитывая ситуацию, можно было сделать исключение.

Крэйвела пускали к Солигосту беспрепятственно по первому требованию, у Крэйвела, как у древнего паладина с безупречной репутацией, был уникальный статус, который открывал ему многие двери, даже в инквизиторскую темницу, где содержались самые опасные враги Селиреста. Не было никого, кто возразил бы, ведь после того, как Солигоста навещал Крэйвел, ренегат становился более сговорчивым и послушным. Это значительно облегчало работу дознавателям, которые допрашивали клятвопреступника обо всем, что он пережил за всю свою долгую жизнь. Летопись получилась гигантская. Только на создание черновика ушла пара недель.

А вот пропихнуть в темницу Джессвела оказалось сложнее. Крэйвел бодался с несколькими инквизиторскими чинами много дней, чтобы добиться их встречи. Но труды увенчались успехом. Джессвел был очень рад возможности навестить кумира. Хоть они и увидятся вновь на суде, это будет уже совершенно иной формат встречи, так что этот визит можно было бы назвать прощальным.

Солигост выполнил просьбу Крэйвела. Проведя целый день с Солигостом, обсудив с ним все, что давно хотелось, Джессвел успокоил свою душу и оставил этот якорь позади. Солигост убедил его отнестись к ситуации отстраненно, как к ценному уроку и использовать полученный опыт во благо. Крэйвел наблюдал за Джессвелом на протяжении всего судебного процесса и не заметил, чтобы парень нервничал или негодовал, тот был спокоен.

Суд проводился не в привычном судебном зале, где обычно проходили все судебные дела особой важности, а в театре – столь велико было число присяжных. Было очень много людей, которых это дело касалось лично, и они сочли бы за оскорбление, если бы их не пригласили, так что пришлось мириться с таким количеством народа.

В зале присяжных собралось много потомков семейства Фрайхрайт. Все, кого Солигост мог бы знать лично, уже давно были мертвы. Костяк семейства, обитателей родового поместья, непосредственных исполнителей клятвы перед Сельей, Солигост когда-то сам перебил. Те события похоронили репутацию фамилии. Обычно в Селиресте наследование фамилии было вопросом обсуждения супругов, порой бракосочетание срывалось уже на этом этапе, влюбленные не могли поступиться семейным тщеславием ради друг друга. Но от фамилии Фрайхрайт все открещивались при первой же возможности.

Присяжные имели самые разнообразные фамилии, но многие из них были дальними родственниками Солигоста. Им посчастливилось избежать его карающей длани, но тень ренегата преследовала их всю жизнь в виде шепотков за спиной и сплетен. В глазах присутствующих можно было увидеть волнение и даже ужас от вида этого древнего призрака во плоти. Им не верилось в то, что он действительно существует.

Впрочем, грозным и пугающим Солигост совсем не выглядел. Этому человеку доспехи явно шли больше, нежели светский наряд. Истощенный и удрученный, смиренно ожидающий неизбежной участи. Его умыли и причесали, прилично одели, Крэйвел уже и не помнил, когда видел его таким опрятным в последний раз, Джессвел так вообще видел его таким впервые. Но все это столичное изящество не могло утаить безысходности в его душе, которую ренегат даже не пытался скрывать.

Список его прегрешений был огромен. Но зачитали его целиком, смакуя каждую строчку. В каждом из этих обвинений Солигост признался и раскаялся, судя по всему, вполне искренне. Затем очень долго свидетели давали показания. Некоторым присяжным тоже позволили высказаться, а также тем, кто имел хоть какое-то отношение к наследию рода Фрайхрайт, Солигост публично отрекся от всего, что мог унаследовать хотя бы в теории. Затем инквизиторы, жрецы и судьи удалились на совещание. Солигост дремал, присяжные шептались.

Судья, готовая огласить вердикт, видела кровожадный огонек в глазах присутствующих паладинов, орден желал смерти Солигоста, он потерял немало бравых воинов, пытаясь покарать ренегата, многие из присутствующих потеряли друзей и любимых по прямой вине Солигоста, либо же по косвенно связанным с ним причинам. Но все же итоговым вердиктом была не казнь.

Сначала Солигосту дали последний шанс покаяться. Это вызвало тихую волну негодования в рядах присяжных, особенно паладинов. Пусть Солигоста и значительно ограничивали в возможностях и свободе передвижения, обязали всегда пребывать в компании инквизиторов-надсмотрщиков, но все же его были согласны вернуть на службу Селье.

Солигост был удивлен этим предложением не меньше. Вроде бы Селирест не претерпевал дефицита паладинов, как это было в молодости ренегата, с чего бы кому-то цепляться за его жизнь? Тем ни менее, он отказался.

– Я не хочу служить Селье, и вообще кому бы то ни было, – заявил он. – Я согласен с тем, что мне есть за что просить прощения, но даже если я буду прощен, я бы предпочел, чтобы меня просто освободили от уз, которые связывают меня с Сельей.

Последнее он сказал с ноткой угрозы. Слушатели поняли, что в случае возвращения в орден, он проведет манифестацию заново, предавая Селью вновь, лишь бы не служить ей.

Суду потребовалось еще одно совещание. После него в зал вернулись уже с эмиссаром Сельи. Появление крылатой девы вызвало небывалый ажиотаж. Люди бросились низко кланяться и с маниакальным подхалимством выражать эмиссару лояльность. Крэйвелу это показалось несколько странным. Он, конечно, понимал, что перед ними посланница богини, но к чему так унижаться?

Солигост видел сложившуюся ситуацию несколько лучше. Он окинул присутствующих презрительным взглядом и одарил эмиссара не менее презрительной усмешкой. Для паладинов и жрецов контакт с богиней был привычным делом, взаимовыгодным сотрудничеством ради общего блага. Для знати же Селья была социальным лифтом. И любой контакт с ней аристократы стремились обратить в преимущество в их бесконечных крысиных войнах. Солигост знал это слишком хорошо, его семья была самым отвратительным воплощением этого порока.

– Нравится? – спросил Солигост, обращаясь к эмиссару и кивая в сторону пресмыкающихся аристократов.

Судья гневно рявкнула на него, но эмиссар поспешила примирительно выставить перед собой ладони, призывая собравшихся к порядку.

– Солигост Фрайхрайт Нершер, – мягко обратился к ренегату эмиссар.

Крэйвел понял, что ему пора выбираться из этого серпентария, когда услышал вместо Нершера название Ронхеля, хотя он точно знал, что эмиссар не могла так оговориться. Паладин и так страдал весь суд от нездоровых мыслей и необъяснимой тревоги, а сейчас это состояние достигло апогея. Среди прочих голосов ему все чаще слышался голос настоятеля Нарвара или Арчибальда, а последнего он то и дело замечал в толпе присяжных, благо тот хотя бы не болтался в петле, а просто тихонько сидел и даже улыбался Крэйвелу. Свой спасительный браслет Крэйвел забыл, так как надел городскую одежду, а украшение осталлсь на латной перчатке.

Тем временем эмиссар продолжила:

– Своей смертью ты не искупишь того зла, которое причинил Селиресту. Селья велела погрузить тебя в сон, и когда выдастся возможность для тебя послужить правому делу, ты будешь разбужен. Селья отпустит твой дух, когда сочтет это заслуженным.

– Я сказал, что не буду ей служить, – напомнил Солигост.

– Не ей. Селиресту. Ты причинил его жителям много боли и хлопот. Находишь ли ты справедливым загладить свою вину перед ними? – Солигост замешкался с ответом, а эмиссар добавила, – Ты будешь освобожден от клятвы перед Сельей, а также вычеркнут из ордена паладинов.

– Справедливо, – после недолгого раздумья согласился ренегат.

Эмиссар сдержанно улыбнулась ему и растворилась в воздухе. В зале суда пару минут царило потрясенное молчание. Судьи и инквизиторы немного пошептались, после чего провозгласили, что отныне содержание Солигоста и его «использование по назначению» находится в юрисдикции инквизиции. Поднялся гам, но высшие чины поспешили покинуть зал суда, оставив присяжных в компании их многочисленных мнений по этому поводу, ясно дав понять, что решение не подлежит дальнейшему обсуждению. Свою роль присяжные уже сыграли, все остальное было не их ума дело.

Солигоста сопроводили обратно в темницу. Джессвел и Хьола остались в этом круговороте хаоса, паладинша проявляла особый интерес к перепалкам аристократов, более отчетливо видя ниточки, которые их связывали, а также интересы и выгоды, которые настраивали их друг против друга. Она наблюдала. Джессвел же просто размышлял над произошедшим, совершенно отстранившись от окружающего беспорядка.

Фелисия и Крэйвел поспешили покинуть театр, временно реквизированный под нужды суда. Лирэй последовал за ними. Он на пару с Фелисией пытался вернуть товарища в здравый рассудок. В родном городе Крэйвелу было почти негде спрятаться от навязчивых воспоминаний. Галлюцинации усиливались, он не мог понять, кто есть кто, и где он находится. Пришлось тащить его до Храма Милосердия, где его быстро подхватили жрецы и принялись успокаивать. Кое-какие заклинания, кое-какие травы, немного уже знакомого колдовства Фелисии.

В этот вечер Крэйвел ночевал здесь. Ему выделили крошечную аскетичную комнатушку, в каких обычно содержали душевно больных. Крэйвел был совсем не против, в ней не было ничего, что могло бы спровоцировать новое помутнение рассудка, а окошко было маленьким и располагалось выше линии обзора. Ему полегчало, но все же сны его были полны кошмаров.

Глубокой ночью Крэйвел проснулся от того, что ощутил, как кто-то сидит на его кровати. Он сначала подумал, что это Фелисия, но взглянув на гостя увидел Арчибальда. Паладин вздрогнул и сел, сердце тут же забилось паническим ритмом, но это быстро прошло. Арчи все такой же юный, каким Крэйвел его и запомнил, спокойно сидел, не дергался и не кряхтел, как это чаще бывало. Но Крэйвел все равно был не рад ему.

– Оставь меня уже в покое, пожалуйста! – взмолился он, хотя и понимал, что говорит либо сам с собой, либо с волшебницей, которую не мог разглядеть под покровом безумия.

– Я пытаюсь, – с виду вполне искренне ответила галлюцинация.

Крэйвел, конечно, понимал, что Арчибальд никогда бы не стал намерено донимать его десятилетиями, но это и не был он, а лишь нездоровая фантазия, от которой Крэйвел никак не мог избавиться.

– Мне нужно поспать, – вздохнул Крэйвел, укладываясь обратно в постель.

Арчи посидел на кровати еще немного, потом услужливо открыл окно, чтобы проветрить, и вышел из комнаты. Крэйвел убедился, что это была Фелисия и в очередной раз мысленно поблагодарил ее за понимание.

На следующий день все разговоры были о древнем ренегате, который теперь будет спать в казематах под дворцом, куда его намеревалась поместить инквизиция. Сплетен развелось немерено и на любой вкус. Нигде было не спрятаться от них. Это событие потрясло всю столицу. Для местных холеных горожан это была совершенно невероятная сенсация. Историяюс Солигостом и ее итог обсасывали со всех сторон. Виноват он или нет, справедливым ли был суд, простили его все-таки или прокляли, паладин он теперь или не паладин, а если не паладин, то кто? Почему его передали именно инквизиции? Почему его поместили в казематы под дворцом? Почему, если он будет погребен под дворцом, то заниматься им будет инквизиция, а не знать? А главное, чем это и кому грозит, и кто какие выгоды мог из-за этого приобрести или потерять?

Лирэй открыто насмехался над всем этим жужжанием и продолжал наслаждаться своей беспечной жизнью в оживленном городе. Хьола с интересом изучала сплетни и в целом ситуацию в столице и местную расстановку сил. А Джессвел большую часть времени проводил в Храме Справедливости, беседуя со жрецами, тренируясь и общаясь со старшими паладинами. Ему все еще требовалось время, чтобы принять то, что произошло.

Крэйвел явно был недоволен итогами судебного процесса. Фелисия видела, как он ворчит в компании других паладинов. Он поделился этим ворчанием и с ней.

– И что это было? Наказание такое? Ни покаяния, ни правосудия, я ради чего столько лет за ним гонялся, чтобы спать уложить?! Я, между прочим, тоже не отказался бы вздремнуть сотню-другую лет!

Большинство паладинов разделяли его негодование. В рядах ордена нарастал ропот. Но Селья не опасалась их гнева. Солигост будет спать. По ее замыслу он проснется, когда все эти ропчущие будут уже мертвы.

Инквизицию винили в том, что они повлияли на решение суда. Не мало пересудов было посвящено тому, что Солигоста будут использовать для устранения еретиков или тех, кого таковыми клеймит инквизиция. И ситуация с ней все накалялась. Знать негодовала из-за того, что инквизиция якобы не давала ей свободно дышать и слишком часто злоупотребляла полномочиями для собственной выгоды. Церковь сетовала на то, что инквизиция стала слишком часто соваться в дела церкви и то и дело зарилась на ее привилегии. Орден паладинов также был недоволен самодурством инквизиции, с последствиями которого паладинам не редко приходилось сталкиваться.

Больше всего от инквизиции доставалось магам. Но они не возмущались, им это было опасно делать. Если они и выражали недовольство, то только дома на кухне, очень-очень тихо и только в компании самых доверенных людей. Именно магов инквизиция обвиняла во всех смертных грехах и призывала запрещать то одно, то другое, то третье, будь то заклинания или права.

Теперь маги боялись, что по их души будут присылать ренегата, который по местным легендам в одиночку истреблял чуть ли не целые армии. Репутация у Солигоста была поистине дьявольская. Фринрост был менее яркой личностью, он мерк на его фоне, так что все его ужасающие достижения были благополучно приписаны Солигосту. И этот страшный древний монстр теперь был карманным карателем инквизиции.

Более здравомыслящие люди, конечно, понимали, что все эти россказни сильно преувеличивают реальное положение дел. Склонные к драме люди верили в это весьма охотно, потому что так было страшнее и интереснее. Но все же эта дискуссия вскрыла на всеобщее обозрение тот факт, что инквизиции никто не доверяет и все ее боятся. Даже Его Величество. Собственно, поэтому Солигоста и было решено поместить в казематы под дворцом, а не в темницу под резиденцией инквизиции, на этом настоял сам король.

Фелисия весьма заинтересовалась процедурой, через которую предстояло пройти Солигосту. Его собирались погрузить в сон, чтобы пробудить через много лет. Это было так похоже на то, чего хотела бы Фелисия. По крайней мере из того ассортимента возможностей, которые были разрешены церковью. Не вечная молодость, конечно, но тоже неплохо. Глядишь, проснешься лет через пятьсот, а тут уже и запрет на омоложение отменили.

Крэйвела было трудно расшевелить, чтобы заручиться помощью, которая требовалась Фелисии. Волшебница очень хотела присутствовать на проведении процедуры усыпления ренегата. Она даже пообещала Крэйвелу, что в случае успеха она могла бы попробовать погрузить в такой же сон и его. Он ведь сам заявил, что не отказался бы так же долго поспать.

Но паладин остался безучастен. После того, как в деле Солигоста поставили точку, он совсем раскис. Словно потерял последнюю цель в жизни. В его воображаемом списке дел стало пусто. Свои дни он проводил в Храме Милосердия, окруженный жрецами, которые описывали его ментальное состояние, как тяжелое. Хоть раньше Крэйвел и стоял на принципиальной позиции, что его жизнь, уникальную в своей продолжительности, нельзя растрачивать впустую, в последнее время он все чаще задумывался о том, чтобы попросить о милосердной казни. Но после того, какой вердикт вынес суд Солигосту, он подумывал о том, что его просьбу попросту не удовлетворят. Возможно, усыпят так же, как и Солигоста, и будут доставать, как чертика из табакерки в трудный час. Едва ли Крэйвел мог назвать такую участь желанной.

Все эти мысли и одолевающее безумие приковали Крэйвела к постели насовсем. Джессвел и Лирэй регулярно навещали его, но зачастую он их даже не узнавал, принимая за каких-то других людей, которых он встречал в далеком прошлом. Друзья не знали, как ему помочь.

Фелисия была настроена более практично и решительно. Она прихватила с собой эмблему Крэйвела и отправилась в его родовое поместье, чтобы заручиться связями семейства Кримарифов и проникнуть на ритуал усыпления Солигоста. Времени у нее оставалось немного, пусть для процедуры и требовалась подготовка, но это было делом нескольких дней. Вопросы сна были в ее компетенции, она даже могла затребовать разрешение у академии, где когда-то училась, но все это было очень долго, а ей требовалось проскочить через все капканы бюрократии, чтобы успеть вовремя.

Фелисия без труда разыскала среди изысканных особняков родной дом Крэйвела. Она уже бывала в нем раньше. Древний белокаменный комплекс, взрастивший в своих стенах множество поколений Кримарифов. Волшебница пару минут разглядывала фасад, увитый декоративным плющом, лаконичные гобелены, небольшие башни. Это семейство весьма чтило скромность, что в определенной степени отражалось и в их нравах. Ничего лишнего, никаких излишне ярких красок и золотых вензелей. Бело-серая гамма, изредка разбавляемая оттенками желтого, была визитной карточкой Кримарифов.