Текст книги "Расколотое сердце кондитера (СИ)"

Автор книги: Анна Муссен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Глава 34

Территория царства Ирга

деревушка Тисс

Как старый иргиец и обещал, в Тисс они прибыли еще до захода солнца. Находившаяся между землями княжества Цитрон и территориями королевства Марципан деревушка с незатейливым названием «Тисс» не впитала в себя ничего из других культур, оставаясь самобытным местом, окруженным высокими деревьями c одной стороны и бескрайними полями пшеницы с другой.

Дома в деревушке – хотя какие дома, скорее небольшие хижинки – были сделаны из материала, при беглом осмотре напоминавшего глину, крыши – соломенные, казалось, что подуй сильный ветер и от них ничего не останется. Вокруг каждого такого домика, а их Лида насчитала штук двадцать, в землю были вбиты переплетенные вертикально и горизонтально древесные прутья – своеобразные заборы. Никаких фонарей или других источников света в деревне не было, и Лида была уверена, что с заходом солнца, как и полагалось настоящим деревенским жителям, иргийцы ложились спать, а просыпались с первыми лучами солнца по кукареканью горластого петуха.

Интересно, а были ли здесь петухи?

Как только лошади пересекли границу деревни, местные, побросав свои дела, стали подтягиваться к ним, будто встречая героев, вернувшихся с войны. Дети с любопытством выглядывали из-за спин своих матерей, а взрослые, окружив телегу, молча разглядывали незнакомцев.

– Все ли будет в порядке? – прошептала Лида, никому конкретно этот вопрос не задавая. – Кажется, нам не рады.

– Ничего подобного, – успокоил ее Барбарис, спрыгивая на землю. – Просто чужаки здесь редкость, вот им всем и любопытно на вас поглазеть.

И словно в подтверждение его слов, толпа стала расступаться, пропуская вперед кого-то, кого, как подумала Лида, в деревне считали главным. Она была уверена, что главным в деревне был какой-нибудь старишка, повидавший столько, что все остальные прислушивались бы к его словам и беспрекословно ему бы подчинялись. И каково было ее удивление, когда вперед всех вышла высокая, крепко сложенная женщина с черными и вьющимися, спадающими на ее широкие плечи волосами. Она посмотрела на всех действительно с любопытством, как Барбарис и сказал. Словно ребенок, которого впервые привели в зоопарк посмотреть на обезьянок.

– С возвращением, А́грус, – поприветствовала она своего соплеменника и кивнула в сторону Лиды и компании, – кого энто ты с собой привез?

У нее был странный говор.

– Попутчики, Ожи́на. Направляются в Клафути.

– Клафути? – Иргийка уперла в бока руки, еще внимательнее оглядывая незваных гостей. – Вы што ль марципанцы?

– Так и есть, – произнес Барбарис, первым подав голос. – Я сопровождаю своих друзей до станции, а Вы…староста этой деревни?

– А то ж, – довольно хмыкнула иргийка, вздернув подбородок и скрестив на груди руки. – Меня звать Ожина, я глава Тисс. А вы кем будете?

Барбарис взял на себя обязанность всех представить, разумеется, Лида и Марина были для тиссовцев Лабруской и Меренгой. Даже Максим получил новое имя – Гана́ш, но остался им крайне недоволен.

– Ганаш… Он это серьезно? – пробубнил Максим, помогая сначала Марине, а потом и Лиде покинуть телегу.

– А как бы ты хотел, чтобы тебя звали? – таким же шепотом спросила Лида, подав ему руку. – Брауни? Или Захер?

– Да хоть Захер, – сказал Максим и тут же, подумав, осекся, найдя это слово схожим с ругательным. – Хотя…нет. Уж лучше Ганаш, чем Захер.

Лида подавила в себе смешок.

– А что такое это ваше… ганаш? – спросила Марина.

Ей, далекой от кондитерского мира, выдуманное Барбарисом имя и в самом деле казалось выдуманным. Ну разве могло существовать такое слово, как «ганаш»?

– Похоже на грильяж, – добавила она.

– Ганаш – это шоколадный крем, – коротко пояснил Максим.

Но даже так Марина не поняла, почему ему не понравилось новое имя.

Неужели было слишком простым?

– Марципанцы в наших краях редкость, – сказала Ожина с настороженностью, но в следующую же секунду широко заулыбалась. – Нам должно поприветствовать дорохих гостей!

Голос у нее был громкий, настолько, что последующие приказы Лида и Марина были готовы выполнять на раз-два, хотя от них, разумеется, этого не требовалось. Мужчины поспешили выносить на улицу столы, чтобы женщины, разбившиеся на группы для готовки, в скором времени смогли их накрыть. Не при делах остались лишь дети и Ожина, прикрикнув на них, чтобы не путались под ногами, отдала еще один приказ – затопить бани.

Видимо их в Тисс было несколько.

– Скоро мы будем ужинать, – сказала иргийка, казалось бы, наслаждаясь зародившейся в деревне суетой, – а пока прошу за мной. И…

Ожина с неким непониманием во взгляде посмотрела на Лиду и Марину, оглядела их с головы до ног и нахмурилась еще сильнее. Женский опытный взгляд было не обмануть штанами и широкими рубахами.

– Чего это вы вырядились в мужицкие тряпки?

Лида и Марина переглянулись.

– Эм…

– Ну… как бы…

Чего бы им такого придумать, чтобы не вызвать подозрений?

– Я сейчас все объясню, староста Ожина, – поспешил им на помощь Трюфель.

Он был и выглядел старше остальных, а потому, наверное, Ожина решила, что именно Трюфель отвечал за их путешествие и был, так сказать, главным в их группе.

Будучи аристократом, Трюфель знал, как производить хорошее впечатление, в том числе на дам, какой Ожина, пусть и не знатного происхождения, все же была. И пока эти двое обменивались любезностями, или, сказать точнее, любезничал один лишь Трюфель, заговаривая иргийке зубы, чтобы она не задавала лишних вопросов, у остальных появилась возможность осмотреться.

– Они собираются нас кормить!.. – бестактно указав пальцем на мужчин, выносивших длинные деревянные столы, воскликнула Марина. – У бабули в деревне тоже иногда так делают, но только на свадьбы.

– Или похороны, – добавил Максим, все еще напряженно оглядываясь по сторонам.

Он ожидал подвоха и был готов отразить внезапную атаку. Пусть и понимал, что от иргийцев ждать подлости то же самое, что ждать от Джелато подарка на день рождение. Маловероятно.

Но Марина в его тоне ничего такого не услышала, поэтому лишь кивнула.

– Ага, на поминках. Всей деревней в доме у почившего собираются, разговаривают и пьют. По несколько дней бывает… Мы же здесь настолько не останемся?

– Нет, у нас нет на это времени. – Лида в этом вопросе была непреклонна. – Думаешь, они позволят нам остаться на ночь?

– Думаю, позволят, – ответит ей Барбарис. – Раз уж даже столы накрывают.

Первым делом Ожина решила, что ее гостям было бы неплохо помыться. Отделив мальчиков от девочек, она позвала Лиду и Марину следовать за ней. Мужская половина их группы была вверена Агрусу.

– Только похлядите на себя, – проговорила иргийка, неодобрительно покачав головой. – Такие чумазые, што мать родная не узнала бы. Где ж вы двое так изгваздюкались?

– Убегали от цитронийских стражников, – решив сказать правду, Лида невольно передернула плечами. – Все утро от них бегали по Кинкану.

– А чегось энто они на вас осерчали?

– Не понравилось, как мы одеты, – ответила Марина, вызвав у женщины приступ громкого, неудержанного смеха. – Вот они на нас и осерчали.

– Никогда не видела женщин, одетых в мужицкие тряпки! Ваш друг сказал, что это – мода.

– Так и есть.

– Мода пусть останется в городах Цитрона, а за стол я вас таких не пущу, – уже серьезнее добавила иргийка. – За стол с такими лицами и руками не саживаются.

Баня получилась славной, Ожина принимала в купаниях непосредственное участие, смущая непривыкшую к таким тесным контактам с посторонними Лиду своей раскрепощенностью. Марина же реагировала на голое тело иргийки куда спокойнее, как оказалось, к подобным видам ей было не привыкать. Уж очень ее бабушка любила общественные бани, а там люди, как известно всех возрастов и комплекций.

Когда с водными процедурами было покончено, Ожина распорядилась, чтобы Лиде и Марине принесли чистую одежду: юбки в пол, не пышные, но и не облегающие, легкие рубашки с длинными рукавами, подпоясываемые хлопковыми корсетами. От таких корсетов не было толка, они ничего не утягивали, и Лида была этому только рада.

– Вот теперь вы выхлядите так, как должно выхлядеть молоденьким девчатам.

В скором времени после этого Лида убедилась в том, что Барбарис ни на секунду не заврался, когда говорил, что иргийцы были дружелюбным народом, слегка по-детски наивным и любознательным. Лида начинала понимать, почему все остальные птифурцы относились к ним с неким пренебрежением, словно к надоедливым младшим братьям и сестрам, которым постоянно хочется лишь одного – играть. Потому что на уме у иргийцев действительно были одни лишь танцы и песни, но в этом была их изюминка, отличительная особенность, которая нравилась Лиде все больше и больше.

– Кажется, есть мы будем сегодня до глубокой ночи, – подметила Марина, когда перед ней поставили деревянную тарелку с различными угощениями. – Я должна все это попробовать.

Перед столами, собранными в большую букву «П» тиссовцы разожгли огромный костер, благодаря которому с заходом солнца в деревне стало и светлее и теплее. Столы ломились от разных блюд, непонятно откуда взявшихся.

Когда они только успели столько приготовить?

Отовсюду доносился смех, песни и задорные мелодии струнных и духовых инструментов. Лида заметила в руках одного подростка что-то похожее на балалайку, а у высокой девчонки не то дудку, не то флейту.

Иргийцы праздновали приезд гостей на широкую ногу.

– Прошу тишины! – выкрикнула Ожина, вставая из-за стола. Песни и пляски тут же стихли. – Давно в наших краях не было хостей и мы, как и полахается иргийскому народу тепло встречаем чужеземцев, как и завещала Великая Ирга! Выпьем же за новых друзей, пусть наши сердца еще не раз встретятся на одной дороге!

Иргийцы участливо засвистели.

Вновь заиграла музыка.

– Надеюсь, – добавила Ожина уже тише, обращаясь только к своим гостям, – что энто наша не последняя встреча, путники.

Все подняли кружки, в которые были налиты ягодные настойки.

Иргийская еда был островато-кислой, и отличалась от подслащенных блюд Марципана или Макадамии. На вкус было похоже, будто Лида ест маринованные овощи, перемешанные в соусе из ядреных приправ. В целом и общем тиссовцы ели схожую с людьми еду: мясо, картошка, различные салатные овощи и зелень, и в отличие от тех же марципанских диковинных гастрономических изысков, еда у иргийцев на вид была абсолютно нормальной. Никаких ярких красок.

Вскоре Лида почувствовала, что наелась, и ее потянуло ко сну. Сидевшая рядом с ней Марина пробовало уже, наверное, десятое по счету блюдо.

«И куда в нее только влезает? – лениво удивилась Лида, зевнув и подперев рукой щеку. – У нее там черная дыра, наверное, вместо желудка».

Трюфель и Максим о чем-то переговаривались, сидевшие рядом Барбарис и Ожина тоже вели беседу. Лиде становилось скучно. Она оглядела столы, на которых пустой посуды становилось все больше. Тиссовцы, наевшись, устраивали за столами какие-то игры, но Лида слишком устала, чтобы вдумываться в их смысл, просто наблюдая со стороны.

Многих детей уже уложили спать. У костра неподалеку остались лишь подростки, водившие хороводы и игравшие во что-то, что напоминала Лиде «Ручеек».

«Дети везде одинаковые, – подумала она, еще раз зевнув. – Радуются любым мелочам».

В какой-то момент, когда она прикрыла глаза лишь на секунду, чтобы немного отдохнуть, до нее донеслись слова песенки, которую молодые иргийцы напевали у костра. Из последних сил она пыталась сосредоточиться на стишках, чтобы понять их смысл, но голова становилась все тяжелее и тяжелее.

В какой-то момент Лиде даже показалось, что она сама напевает песню, зная ее слова. Но все это было будто во сне, а потому, возможно, ей все только показалось и это было не более, чем сновидением.

И все же…

«Где-то я ее уже слышала?..»

Пять храбрых детей ключик нашли,

и дверь им отворили.

В мир сладостных странствий все вместе вошли

и в нем остаться решили.

Гуляли в горах, плясали в лесах,

пока не наткнулись на замок.

Храбрясь и боясь, решились войти,

забыв постучать по двери.

А в замке холодном жил старый король,

гостей не любил и ребят выгнал вон!

Их провожал взгляд кукольных слуг,

Казалось, что в сердце у них лишь испуг.

Один из ребят сказал: «Как это странно!»

Второй подхватил: «Там какая-то тайна!»

Третий сказал, что им нужно бежать,

Четвертый, что в замке опасно играть.

А пятый…а пятый просто молчал,

но втайне от всех жить в том замке мечтал.

Глава 35

Утром Лида проснулась на удивление рано, просто открыла глаза с осознанием того, что выспалась и спать больше не хотела. Ожина была так великодушна, что позволила гостям ночевать в ее доме, за что все ей были крайне признательны, а Барбарис, как истинный иргиец, так и не понял, почему абсолютно типичное поведение представителя его народа вызывает у их компании такой восторг.

Лида повернула голову к Марине, та спала вместе с ней на невысокой кровати, периодически покашливая в подушку. Еле слышный грудной кашель в столь раннее и тихое утро был похож на звон колоколов, который Лида слышала, сбегая из Кинкана. Она решила, что как только увидит Ожину, попросит ее дать Марине какой-нибудь настой от кашля. В мире, где еще не придумали таблетки, а все болезни лечили исключительно тем, что росло под ногами и над головой, должны были иметься какие-нибудь народные лекарственные средства.

Откинув в сторону свой край стеганого покрывала, Лида укрыла им подругу, наскоро натянула на себя всю ту одежду, которую ей вчера одолжили после бани, и на цыпочках выскочила из комнаты.

Дом Ожины, как и остальные постройки в деревне, был одноэтажным, но намного больше соседних сооружений. В нем было несколько комнат и просторная кухня, в середине которой стоял массивный деревянный стол. На взгляд он казался неподъемным. Через небольшое окошко, неплотно закрытое со стороны улицы створками, просачивался свет. В его дорожках в воздухе, поблескивая, как сахарные крупицы, плавали песчинки пыли.

Никаких холодильников, плит и микроволновок с электрическими чайниками. Лишь старая печь, на которой, тихо посапывая, кто-то спал.

Лида проскочила мимо кухни и, найдя выход на улицу, покинула дом Ожины, чтобы узреть небывалую красоту мира, окрашенного в бирюзовую дымку. Сделав глубокий вдох, она обняла себя за плечи, чувствуя прохладу и сильную влажность. Солнце вот-вот должно было подняться из-за горизонта, а петух, которого Лида все же разглядела на столбике забора, и не думал будить тиссовцев своим кукареканьем. Казалось, будто он тоже наслаждался минутами утренней тишины и спокойствия.

Лида знала, что вскоре им предстояло покинуть это место и отправиться в путь, а потому решила запечатлеть в памяти столь прекрасные виды и немного подумать о том, что же ей все-таки следовало делать дальше.

Сколько бы она не говорила всем о своем намерении встретиться с царем Кизилом, желание вернуться во дворец Марципана, который в скором времени окажется у нее почти что перед носом, было столь велико, что Лида была готова отступиться от собственных убеждений и свернуть на половине пути. Ведь если хорошенько поразмыслить, то как царь Кизил мог ей помочь? Да и захочет ли он вообще ей помогать? А встречаться с ней, когда она заявится в его дворец? Может, царь Кизил в этот момент крепко спал, и думать не думал о том, что его обвинили в измене? А может, места себе не находил и не знал, как спастись из этой весьма щепетильной ситуации?

Вопросов у Лиды было больше, чем ответов на них, и в этот момент ей как никогда прежде не хватало совета Зефира.

Подумав о покровителе, у Лиды засадило горло.

Во всей этой суматохе она совершенно забыла о том, что Зефир не просто был далеко от нее, а содержался под стражей в какой-то сырой и темной темнице. Кто мог помочь ему выбраться оттуда? А вдруг его пытали, пытаясь выбить из него признание того, что Лида была причастна ко всем бедам Птифура?

«Нет, – Лида покачала головой. – Не думай об этом».

Она убеждала себя, что все с Зефиром было в порядке. Да, он был под стражей, но никто его не пытал. Ведь княгиня Юдзу и князь Каламондин – цивилизованные люди…птифурцы. А пытки и прочие атрибутики средневековья – прерогатива каких-нибудь варваров, а не ученых.

Но даже если так, то как вызволить Зефира из их лап?

В том же средневековье, Лида в этом была почти уверена, ради такого дела король мог собрать войско и пойти войной на обидчика своего друга. Могла ли она сделать то же самое?

Из уроков господина Эклера Лида помнила, что о войне в этих местах давно уже не слышали. И слышали ли когда-нибудь вообще – загадка.

«Может, стоит все-таки прислушаться к словам Максима и Трюфеля, и вернуться во дворец? А еще лучше домой. – Лида вспомнила о Марине. – Не надо было ее с собой брать…»

Лида чувствовала вину перед подругой. Ведь по ее вине та подхватила в Птифуре какую-то заразу и простыла. А Максим и Трюфель были вынуждены искать ее, даже не зная, с чего начать поиски, ведь она как всегда поступила по-своему, создав другим кучу проблем.

И все же Лида металась от одного края весов к другому, не зная, какую из чаш выбрать: ту, что вела ее во дворец царя Кизила или в ту, что вела ее домой. С одной стороны она уже так далеко зашла, что отступать было бы нечестно по отношению к самой себе, с другой же стороны…

«С другой же стороны я только создаю неприятности всем вокруг и у каждого встречного прошу помощи», – не без горечи подумала Лида.

Получалось, что все ее попытки преуспеть в этом деле оканчивались постоянным вмешательством кого-то, благодаря кому Лида и могла двигаться дальше. От свершившегося самоанализа у нее потяжелело на сердце и она не заметила, как во дворе кроме нее появился еще один бодрствующий жаворонок.

– А ты ранняя пташка, как я похгляжу, – вместо утреннего приветствия проговорила Ожина, отвлекая Лиду от ее размышлений. – Плоха кровать?

Лида тут же протестующе закачала головой.

– Нет, что Вы!.. Доброе утро… Просто я выспалась, – сказала она и добавила: – кажется, впервые за долгое время.

– Неудивительно, – Ожина самодовольно хмыкнула, – на воздухе-то, да после такого пиршества негоже жаловаться на что-то.

Лида и не собиралась ни на что жаловаться. Ее отмыли, накормили, дали чистую одежду и уложили спать в сухую теплую постель, на что ей жаловаться?

– Вы куда-то уходили так рано? – вместо всего этого задала она вопрос, заметив в руках у Ожины корзинку, а в ней пучки каких-то трав. – Точно!.. Я хотела попросить Вас кое о чем. У Вас есть какие-нибудь лекарства от кашля? Моей подруге нездоровится…

– Лекарств нету, но будут. – Иргийка потрясла корзинкой с травами. – Твоя подруга своим кашлем не давала мне всю ночь уснуть.

– Простите…

– В мужицкие тряпки выряживетесь, а заботиться о себе не учились, – отмахнулась Ожина. – Иди за мной, научу тебя полезным вещам.

«Полезными вещами» Ожина назвала умение кипятить воду и заваривать этой водой травы, которые она собрала. А собирать их, чтоб Лида знала, нужно ранним утром, пока не рассвело, иначе все их целебные свойства исчезнут, выжженные лучами утреннего солнца. В подобное верилось с трудом, но как верно рассудила Лида, иргийке было виднее.

К тому моменту как настойка была готова, на кухне появились все гости Ожины. Все они кроме разве что Трюфеля – выглядел он, как и подобает аристократу просто превосходно – заспанные и опухшие ото сна были усажаны хозяйкой дома за стол.

Вскоре был готов и завтрак.

Фалуде, герцогство Парфе

Джелато ненавидел прислуживаться перед кем-то. Особенно перед тем, с чьим существованием ничего не мог поделать. Первым в его жизни таким раздражителем был его собственный отец: строгий, деспотичный, презирающий всех и вся, подозревающий каждого второго в измене, слышавший за своей спиной каждый тихий вздох, казавшийся шепотом тех, кто строит против него козни. Истинный парфиец, в чьих жилах текла кровь Великого Парфе.

Будучи ребенком Джелато боялся отца, повзрослев – возненавидел, но бояться не перестал.

И какую же он испытал радость, когда ему сообщили о кончине старого герцога. Словами не передать, как в тот момент он был счастлив. Казалось бы, что вот она, долгожданная жизнь, в которой не было места унижениям. Жизнь, в которой он единственный господин, а все остальные – слуги, не смевшие сказать против его слова свое собственное.

Долгое время так все и было.

– Я сделал то, что ты просил. Но зачем все это?

В тронном зале не было никого кроме них, и Джелато изо всех сил старался не скрипеть зубами, смотря на то, как на его троне восседал этот зазнавшийся мальчишка. Человек.

– Ты так и не объяснил.

– А тебе нужны объяснения? – Паша безучастно разглядывал собственные пальцы, вытянув перед собой правую руку. – Это нужно для благого дела.

– Благого дела? Не понимаю.

– И не поймешь. Тебе не дано это понять.

Джелато сжал кулаки, но старался не измениться в лице.

Как же он ненавидел людей.

– Я не согласился с обвинениями княжеской семьи Цитрона в отношении Лидии, и теперь она избежит суда аристократов, по итогам которого ее бы казнили. – Джелато нетерпеливо кусал изнутри щеки, вновь становясь ребенком, на которого с трона смотрел властный правитель. – Я хочу знать, зачем? Нам нужны земли Марципана, чтобы расширить владения Парфе… Чтобы вернуть их обратно! Если бы… Если бы ее казнили!..

– Запомни, парфиец, – голос Паши прозвучал так глухо, то у герцога все внутри похолодело, – никто не причинит ей вреда. Я понятно объясняюсь?

Джелато опустил глаза, не в силах смотреть перед собой. Он боялся этого человека, зная о нем лишь то, что из уст в уста передавалось в его семье от одного герцога к другому. Он впитал этот страх с молоком матери, а те, кто правил до него, с молоком своих матерей.

Человек, видевший самого Великого Парфе.

Человек, знавший Великих правителей.

Человек, которого уже не должно было быть в живых.

Джелато боялся его всем сердцем, потому что видел в его глазах лишь бездонную пустоту, в которой был способен утонуть.

Нет, не так.

Этот человек мог утопить его в этой пустоте щелчком пальцев.

– Нет причин переживать, герцог, – произнес Паша, поднявшись с трона и медленно направляясь в сторону Джелато. – Наш уговор в силе, а я привык держать слово. Земли всего Птифура вскоре станут едины под флагом дома Великого Парфе. А до тех пор ни ты, ни кто-либо еще не посмеет и пальцем тронуть Лидию Воздушную. Я понятно объясняюсь?

Джелато мог разве что кивнуть, потому что произнеси он в этот момент хоть слово, Паша бы услышал, как у него дрожит голос.

– Вот и хорошо.

Паша прошел мимо, неторопливой походкой направляясь к выходу из тронного зала.