Текст книги "Когда поёт Флейта Любви (СИ)"
Автор книги: Анна Кривенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Анита понимающе кивнула. Они вместе помолились и отдали эту проблему Богу. Анита вернулась в свою комнату очень удрученной и подавленной. «Неужели мне придется ему признаться?» – со страхом подумала она, а потом устало тряхнула головой. Она плюхнулась на свою грубую кровать, чувствуя полное бессилие. Как ей теперь выходить во двор фермы? Как обедать со всеми в столовой? Как посещать общие молитвенные служения, устраиваемые пастором Батлером каждое воскресение? Она печально взглянула на лежащие на стуле платки. Взяв платок белого цвета, она завязала им пол-лица и посмотрела в маленькое зеркало. Это выглядело странно и глупо. Женщине в светлом платье, белом фартуке и белом чепчике никак не подходил платок на лице, завязанный на ковбойский манер. Но разве у нее был выбор? Нужно решить: или она признается Четану во всем, или уедет отсюда или же будет позорить себя этим белым платком на лице.
Ей ничего не оставалось, как избрать… третий вариант!
Весь последующий день она ходила по ферме с белым платком на лице, вызывая на лицах товарищей недоумение и усмешки. Подходя к каждому, она вежливо просила отныне не называть ее по имени, а произносить слово «сестра». Люди, уже слышавшие немного от пастора о желании Аниты, заверяли ее, что готовы исполнить любую ее прихоть, однако усмешек скрыть не могли. Они никак не могли взять в толк, отчего Анита так усердно прячется от их нового друга, который вполне внушал доверие и был, очевидно, искренним христианином.
Вечером, когда вся ферма собралась в просторном помещении, гордо именуемом «столовая», Анита впервые за этот день столкнулась с Четаном лицом к лицу. Среди людей он старался выглядеть невозмутимым и хладнокровным, поэтому внешне никак не отреагировал на ее платок. Пастор помолился перед едой и благословил пищу, и уже через несколько минут по тарелкам усердно застучали ложки. Суп показался Аните безвкусным. Ей было крайне неудобно – мешал платок, и окружающие над ней откровенно потешались. Ко всему прочему, немного бестактная Генриэтта во всеуслышание выпалила:
– Дорогая, да сними ты уже это покрывало! Четан – наш человек! Не нужно его бояться!
Анита чуть не подавилась и закашлялась, а глаза всех с любопытством устремились на нее. Девушка невольно бросила взгляд на Четана. Он на несколько мгновений замер и перестал жевать, хотя глаз на нее не поднял. Он явно услышал, что лицо она прячет исключительно из-за него!
Аните стало безумно стыдно. Она поднялась на ноги и быстро выскочила из столовой.
– Дорогая! – послышался вдогонку голос Генриэтты. – Куда же ты? А как же твой ужин?
Анита ускорила бег и помчалась в сторону от фермы, где на невысоком холме росло три скорченных дерева. Закат окрасил горизонт в яркие цвета, и на землю стремительно наползала ночная тьма. Анита остановилась около деревьев и присела на траву под их тенью. Отсюда очень хорошо просматривалась вся ферма.
Девушка уткнулась лицом в подогнутые колени. Ей было так плохо и стыдно! Непонимание других и неловкость перед Четаном сильно огорчали ее. Она не хотела прятаться, но не прятаться тоже не могла. Разве она может так безответственно открыть ему свою личность, если у них такое ужасное прошлое? Да и относительно его невесты это будет неправильно. Ну почему он пришел сюда?!! Чтобы мучить ее разбитое сердце? Чтобы постоянно теребить ее совесть?
Может, ей действительно нужно уехать? Может, это единственный приемлемый выход для нее сейчас? Наверное, да! Но куда? У нее нет близких и нет друзей. Да и ферма давала ей не только кров и пищу, но и возможность служить многим людям в лице Кэчины Кими. Нет! Она не сможет спокойно жить где-то, зная, что Кэчина Кими больше не спасает людей!
Анита горестно вздохнула. Может, признаться? Она представила лицо Четана после ее признания, и увидела, как оно меняется на глазах. Вот появляется недоумение, потом огорчение, а потом боль. Однако, он ведь христианин! Возможно, он сможет простить ее? Но… что, если он простит, но больше не захочет ее видеть? Ведь она причинила ему так много боли!..
Рой этих мыслей вертелся в ее голове, покуда на землю не опустилась полная тьма. Когда вдалеке послышался вой шакалов, Анита вздрогнула и поднялась на ноги. Она постаралась незамеченной вернуться на ферму. Когда она исчезла в доме, из тени соседней постройки появился темный силуэт. Это был Четан. Он вышел из столовой почти сразу же после нее, потому что должен был ее защищать. Он издалека наблюдал за ней и видел, какой несчастной она выглядела. Его присутствие причиняет ей страдания? Ему стало немного больно. Какая знакомая боль отвержения! Но он на то и истинный воин, чтобы не обращать внимания на подобные вещи…
Однако, в его разум стали закрадываться сомнения: может, ему действительно следует уйти, чтобы Кэчина Кими вздохнула спокойно? Но как же ее безопасность? Он не мог принять однозначного решения.
Печально вздохнув, Четан побрел в конюшню. Он ночевал в стоге сена, потому что не привык спать в домах бледнолицых людей. Ладно, он постарается не обременять ее и как можно меньше попадаться на глаза. Главное, защищать ее во время ночных вылазок, а остальное – не столь уж важно.
Приняв такое решение, он почувствовал себя немного лучше и исчез за дверями конюшни…
Глава 14
София медленно прогуливалась вдоль дороги, держа зонтик от солнца правой рукой. Улица городка была довольно оживленной: женщины и мужчины в ярких летних нарядах шли по утоптанной лошадьми дороге в самых разных направлениях. Иногда проезжали дилижансы, и извозчики лихо выкрикивали: «Посторонись!», заставляя прохожих нервно уступать дорогу. София была погружена в свои мысли и почти ничего не замечала вокруг. Рядом с ней плелась Джейни – глухонемая племянница доктора Фроста, которую София взяла к себе на роль служанки. Конечно, ей совсем не нравилось иметь за собой «хвост», но события почти двухлетней давности заставили ее однажды сделать это.
Ее мысли вернулись в тот непростой день, когда она вывезла из города индейца по имени Хота. Его волнующий образ всплыл перед глазами, как живой. Длинные черные волосы, струящиеся по плечам, крепкие мускулы воина, которые невозможно было спрятать ни под какой одеждой, необычайно красивое лицо и поразительно неуместные при этом облике ярко-зеленые глаза. Он так сильно волновал ее сердце тогда – дитя леса, прерии и свободы, предел ее мечтаний, ее первая любовь… София печально вздохнула. Как тяжело она перенесла их расставание! И хотя она знала, что им не суждено быть вместе, и хотя он так и не ответил ей взаимностью, она еще очень долго страдала, не имея сил выбросить его из своего сердца. Она поцеловала его тогда на прощание, бесстыдно так поцеловала, и воспоминание этого момента было ее единственным утешением многие месяцы. Однако не только душевные страдания обрушились на нее в те времена. Солдаты дяди Джона обнаружили ее в городе переодетой в мужчину и доложили в поместье. Так как София отказалась объяснять, зачем она так позорно оделась, дядя Джордж не на шутку рассердился и заявил, что потерял к ней всякое доверие. С тех пор к ней насильно приставили служанку. Сперва это была Мэри – скользкая и зловредная девчонка, которая докладывала дяде о каждом шаге Софии. Она нажаловалась Джорджу Бернсу даже на то, что София плакала по ночам, и девушку начали подозревать едва ли не в распутстве. Это было настолько обидно и тяжело, что София в отчаянии мечтала сбежать из дома. Как всегда, ее выручил доктор Фрост, предложив свою племянницу Джейни в качестве новой служанки. Тогда это очень помогло. София смогла расслабиться и иметь спокойную личную жизнь.
По прошествии двух лет в поместье все немного улеглось, и Софию оставили в покое. Джейни, однако, осталась, потому что дядя Джордж этого правила так и не отменил. Все уже было довольно-таки неплохо, пока некоторое время назад Софию не огорошили ужасной новостью: ее сосватал зажиточный и довольно успешный фермер-вдовец по имени Фред Морган– младший. Это был сорокалетний мужчина – высокий, широкоплечий, даже не очень отталкивающий, но жутко пугающий, потому что Софии он больше всего напоминал стервятника. Возможно, это было из-за его орлиного носа, а, может, из-за хитроватой улыбки, но, в любом случае, девушка потеряла дар речи, шокированная решением дяди Джорджа. Фермер уже дважды посещал поместье, привозя огромное количество подарков и продолжая хитровато улыбаться, а у Софии душа уходила в пятки. Ей было так тяжело, что просто не хотелось жить. Представить себя его женой было просто невыносимо. Но у нее не было никакого выбора.
София почувствовала, что слезы катятся по ее лицу. Она испугалась, что прохожие увидят их, и быстро вытерла щеки носовым платком. Джейни сочувственно всматривалась в несчастное лицо хозяйки, но была бессильна ее утешить.
Софии захотелось куда-то спрятаться, сбежать от этих противных лиц вокруг, но Джейни резко дернула ее за рукав. София удивленно взглянула на нее, потому что Джейни еще никогда себя так не вела. Служанка смотрела куда-то в сторону круглыми от удивления глазами. Он вскинула вверх руку, куда-то показывая пальцем и бессильно открывая рот. София тут же обернулась в нужном направлении и увидела в нескольких метрах от себя медленно едущего на красивом черном скакуне высокого мужчину, облаченного в типичный ковбойский костюм: клетчатая яркая рубаха, кожаная жилетка, потертые грубые штаны. В довершение образа, на его голове красовалась широкополая шляпа с загнутыми краями, а на ногах – кожаные сапоги из оленьей кожи. София уже хотела отчитать Джейни за неприличное поведение, но вдруг внимательнее рассмотрела его лицо. Короткие черные волосы слегка выбивались из-под шляпы, черты лица были правильными и мужественными, а брови слегка нахмурены. София поняла, что это лицо ей невероятно знакомо, но… она никак не могла понять, откуда. Расстояние между ними было слишком большим, поэтому девушка не могла более подробно его рассмотреть, да и откровенно пялиться на мужчину было как-то неприлично.
Ковбой проехал мимо, даже не взглянув на них, а София сочла нужным поскорее удалиться с этого места.
Но даже дома этот странный человек не выходил из ее головы. Почему он показался ей таким знакомым? Она, однозначно, никогда не знакомилась ни с какими ковбоями! Это было так странно, что приводило в трепет. Впрочем, вскоре печальные мысли о неизбежном браке затмили и эти переживания, и София поскорее легла спать, чтобы хотя бы на несколько часов забыться в беспокойном сне.
Проснулась она еще более уставшей, чем легла. Не желая зря сидеть дома, она подняла Джейни и отправилась в клинику доктора Фроста.
София провела там целый день, помогая доктору принимать больных. Она очень устала и ближе к вечеру начала собираться домой. По дороге на нее снова напала дикая печаль: пока она работала в клинике, она могла отвлечься от своих горестных мыслей, но сейчас, при наступлении заката, ужасная реальность начинала все сильнее сжимать ее страдающее сердце. Джейни безучастно плелась сзади, как вдруг конское ржание резко нарушило их печальное молчание. София испуганно обернулась. К ним на большом шикарном скакуне приближался ее ненавистный «жених» Фрэд Морган-мл., с лица которого не сходила самодовольная улыбка. Софию аж передернуло от отвращения, и она начала панически придумывать план побега, но было уже поздно: Фрэд быстро с ними поравнялся и приветственно приподнял шляпу.
– О мисс! Какая встреча! Я так рад видеть вас!
София не смогла выдавить из себя ни слова и лишь коротко кивнула, опустив смущенный взгляд в землю.
– Мисс! Почему вы здесь? – продолжал мужчина свой настырный монолог. – Думаю, вам не стоит разгуливать по городу совершенно одной! Когда вы станете моей женой, я всегда буду вас сопровождать…
Его последние слова стали для Софии просто очередным ударом кинжала в сердце. Она невежливо буркнула «до свидания», схватила Джейни за руку и просто умчалась в соседний переулок. Фрэд недоуменно огляделся по сторонам, надеясь, что никто из посторонних не стал свидетелем такого неуважительного отношения к нему со стороны его «невесты», а потом его улыбчивое лицо резко исказилось гримасой гнева.
– Я тебя еще научу, как нужно с мужем разговаривать, – злобно процедил он и пришпорил коня, подняв на дороге клубы пыли.
София бежала вдоль улочки, и ее жутко трясло. Чем чаще она встречалась с этим человеком, тем страшнее ей становилось жить. Он казался все более отвратительным и все более отталкивающим. Завидев впереди толпу мужчин и женщин, она резко остановилась, а потом завернула в боковую улочку. София знала, что эта сторона городка была его окраиной, и в конце этой улочки начинался лес. И хотя дядя Джордж категорически запретил ей покидать пределы города, на сей раз София не смогла послушаться его. Ей было слишком плохо, чтобы бродить по улицам или возвращаться домой.
Девушка, влача за собою испуганную Джейни, устремилась мимо последних домов и стремительно ворвалась в древесное царство, встретившее уставших путников запахом свежей листвы и хрустом сухих веток под ногами.
Остановившись у ствола небольшого поваленного деревца, София наконец отпустила руку несчастной Джейни и устало опустилась на гладкий ствол.
– Что же мне делать? – горестно прошептала она, а потом просто дала волю слезам. Она рыдала и не сдерживала себя, ведь даже Джейни не могла слышать ее рыданий.
– Боже! – горько вскрикивала она, – я не хочу такой жизни! Я не могу стать его женой, не могу!!!
Но чувство отчаянного бессилия все сильнее охватывало ее душу, заставляя допускать страшные мысли: умереть? Может смерть лучше жизни с этим человеком? Тряхнув головой, София постаралась прогнать этот адский мрак, но сил почти не было. Нет, убить себя – это большой грех! Лучше уж просто куда-то сбежать! Да, сбежать далеко-далеко, в самое сердце Великих Равнин…
Ей отчего-то вспомнился Хота и его прекрасный лик, олицетворяющий собою всю самую прекрасную и вожделенную свободу, о которой мечтало ее сердце. Зная, что Джейни не услышит ее, София поддалась сильному порыву и, устремив взгляд вдаль, крикнула:
– Хота! Хота! Спаси меня!!! Хота забери меня!!! Хота, где ты??? – София снова горько зарыдала, а потом уже более приглушенно проговорила. – Я скучаю по тебе…
Еще некоторое время ее рыдания разносились по лесу, пугая немногих малых птиц. Когда сумерки начали стремительно окутывать землю, София поднялась на ноги и обессиленно поплелась обратно в город, чтобы поскорее спрятаться в своей комнате и забыть хотя бы во сне свою великую скорбь.
***
Хота сидел в таверне, лениво ковыряясь вилкой в отвратительном на вид жарком, которое здесь гордо именовали «блюдом дня». Помещение было наполнено ковбоями и жителями городка, а в воздухе клубился дым от многочисленных сигар.
Хота не любил такие места, но ему уже много месяцев приходилось посещать их в каждом городе, потому что он страстно искал одного человека… В его памяти всплыло лицо, виденное всего лишь дважды в жизни: лицо убийцы его матери. При воспоминании о нем, его кулаки гневно сжались, а в ярко-зеленых глазах вспыхнул огонек жажды мести. Столь многое он принес в жертву ради поисков этого человека! Больше всего на свете он мечтал быть апачем, но сейчас… сейчас он стал бледнолицым, как те, кого он презирал всей душой. Он провел рукой по остриженным волосам, словно тоскуя о длинных индейских локонах, которые вынужден был потерять ради своей заветной цели. Сейчас в нем просто невозможно было узнать того индейского юношу, который гордился своим племенем и дорожил своими амулетами.
Но цель того стоила! Ведь он узнал тайну гибели своей семьи…
Около двух лет назад, когда он отправился искать Четана в один из городков бледнолицых людей, он впервые столкнулся с ужасной реальностью того, как легко белые люди обманывают друг друга. Благодаря одежде, которую дала ему благодетельница по имени София, он смог беспрепятственно путешествовать по городу, не привлекая к себе никакого внимания. Ночевал он в прерии, но каждое утро возвращался в город, где тщетно пытался найти гарнизон солдат, о котором упоминал Джордж Бернс. Но никаких солдат здесь и в помине не было. Расспросив людей, он понял, что дядя Софии попросту обманул ее. Но где же Четан? Что они с ним сделали? Он стал очень беспокоиться и уже было решил возвращаться в поместье Бернсов, как вдруг в таверне совершенно случайно услышал разговор двух ковбоев. Один из них довольно подробно рассказал другому всю историю пленения двух псевдо-команчей, побег одного и трагическую смерть другого от рук безжалостного Джона Бернса. Все внутри Хоты опустилось. Он вскочил на ноги и, подбежав к ковбоям, грозно переспросил:
– Вы уверены, что второй индеец мертв?
Те испуганно взглянули на него, и рассказчик усердно закивал:
– Это точно! Я сам видел, как его увозили полумертвого в прерию и вернулись через полчаса с докладом о его смерти!
Хота ничего не ответил, а лишь стремительно покинул таверну. Лишь выехав за пределы города, он позволил себе остановиться. Брат Четан мертв? Сердце парня дрогнуло…
Четан был для него не просто другом. Он был его настоящей семьей. Хота начал укорять себя, что не бросился его спасать, а провалялся несколько недель на койке. Его скорбь была так велика, что он не спал всю ночь и не мог унять дрожи в теле. «Четан! Брат Четан! Я виноват, что не спас тебя! Я должен был остаться с тобой и умереть рядом!».
Несколько дней он оставался в прерии, тоскуя о брате и все больше наполняясь ненавистью. Джордж Бернс и его брат Джон стали для него заклятыми врагами.
Он был готов тут же отправиться снова в поместье и жестоко отомстить, но неожиданная встреча полностью изменила все его планы.
Он снова заехал в городок, желая приобрести оружие, как вдруг один седовласый мужчина остановил его у входа в оружейный магазин и с трепетом обратился к нему:
– Лионнел? Не может быть!!!
Хота нахмурился и с подозрением взглянул на странного старика. Тот пытался неуклюже надеть круглые очки, и, когда ему это удалось, вновь устремил на юношу удивленный взгляд.
– Молодой человек! Скажите, вашего отца зовут Лионнел? Лионнел Хоффман?
Хота уж было решил грубо оттолкнуть придирчивого старикашку, но вдруг в его разуме помимо его воли громко зазвучали голоса, вынырнувшие из самых глубин его детской памяти: «Лионнел, дорогой, давай не паковать много вещей! В новом доме у нас совсем мало места!.. Лионнел! Подожди меня!.. Лионнел Хоффман!..»
Хота изумленно замер. Это имя!.. Он точно знает это имя!!!
Повернувшись к старику, он уже без агрессии спросил его:
– Вы знаете, кто мой отец?
Мужчина неожиданно прослезился и с какой-то особой любовью посмотрел на молодого ковбоя, поразительно напоминавшего его старого близкого друга.
– Я был близок с твоим отцом, когда мы были молоды, – печально проговорил он. – Когда же он погиб, я долгое время пытался найти его детей, но… не смог.
Старик опустил голову, но потом, встрепенувшись, с большой надеждой взглянул на Хоту и проговорил:
– Я так рад встретить тебя! Пойдем, пойдем ко мне в дом! Я хочу поговорить с тобой и отдать вещи, которые много лет храню в память о вашей семье…
Хота очень заволновался. Все эти новости сильно огорошили его и подняли с самого дна души массу старых детских переживаний. Он сможет узнать о своей настоящей семье? Он сможет услышать свое настоящее имя?..
Нервно сглотнув, он отправился вслед за стариком, чувствуя, что сердце стучит намного быстрее и громче обычного.
Миновав несколько домов, они вошли в просторный двор, обнесенный аккуратным забором, внутри которого высилось неброское здание с большим черным крестом на крыше. Хота задумался. Это же христианский знак! От него повеяло чем-то настолько родным, что Хота начал приходить все в больший трепет. Он чувствовал, что вот-вот разрушится мрачная тьма неведения, в которой он прожил многие годы, ведь тайна его прошлого наконец-то всплыла на поверхность.
Старик обернулся к Хоте и сказал:
– Зови меня пастор Моуди, я служу в этой церкви более тридцати лет. Мы с твоим отцом вместе заканчивали духовную семинарию и были миссионерами во многих близлежащих племенах. Эх-эх…
Он покряхтел, преодолевая ступеньки, ведущие в здание церкви, но зашел не через главный вход, а в соседнюю с ним дверь. Зайдя вслед за ним, Хота оказался в просторной комнате, которую пастор Моуди назвал своим домом. Здесь стояла простая кровать, стол, пара стульев и огромная полка с книгами, а также старый-престарый шкаф, видавший, возможно, еще детство этого старика.
Пригласив Хоту сесть, он тоже присел на стул, чтобы перевести дух: хотя пастор не выглядел очень старым человеком, но, видимо, имел слабое здоровье, что делало его более древним, чем можно было определить по лицу.
– Разреши мне немного прийти в себя, – проговорил пастор, с улыбкой глядя на смуглого молодого человека, сидящего напротив него. То, что он был сыном его старого друга, не вызывало никаких сомнений: юноша был точной копией своего отца в юном возрасте. Единственное, что ему досталось от матери – это пронзительный ярко-зеленый цвет глаз.
– Расскажи мне, где ты был все эти годы? Я так долго искал тебя и твою сестру, но…
«Моя сестра? – Хота вдруг увидел перед своим мысленным взором туманный образ девушки-подростка. – У меня была сестра…».
Это видение так его взволновало, что он на несколько мгновений ушел в себя. Он чувствовал, что воспоминания окутаны какой-то назойливой дымкой, и он с трудом может вспомнить даже туманные образы, а тем более, имена… Ведь он не помнит даже своего имени!
Выбравшись из попыток напрячь свою память, Хота поднял на пастора Моуди немного растерянные глаза и смущенно проговорил:
– Сэр, скажите… вы не помните имена… вы не помните мое имя?
Хоте трудно было это произнести, потому что он смущался. Пастор Моуди сильно удивился и тихо проговорил:
– Мальчик мой, ты забыл свое имя? Как же так?
Хота коротко кивнул:
– Да, я почти ничего не помню. Недавно я вспомнил лицо матери и… – Хота замялся, боясь вслух произнести страшные слова, – и ее убийство! – наконец, выдохнул он, а старик всплеснул руками, понимая, что на долю этого парнишки выпали страшные испытания.
– Имя… имя… – пастор засуетился, поерзал на стуле, потом довольно резво вскочил и, открыв большой сундук, скрипнувший не смазанными петлями, достал из него связку каких-то бумаг. Вскоре оказалось, что это были письма. Дрожащими руками он начал перебирать их, приговаривая:
– Сейчас, сейчас… Я точно помню, что в последних письмах Лионнел немало говорил о тебе с сестрой… К сожалению, у меня проблемы со здоровьем, и я ваших имен тоже совсем не помню… Но мы сейчас найдем, не волнуйся…
Пастор Моуди с такой трепетной заботой говорил все это и так усердно листал свои письма, что вызвал у Хоты окончательное состояние принятия и доверия к его необычной персоне. Возможно, впервые за много лет белый человек по-настоящему стал ему приятен.
– Вот, я нашел! – радостно воскликнул пастор, пересматривая очередное письмо, – сестренка твоя… да-да… вот ее имя… Анита! Да, Анита!
Старик воодушевленно посмотрел на Хоту, а юноша немного удивился. Это имя было ему очень знакомо, но не от детских воспоминаний, а от совсем недавних. Однако та Анита, которую он знал, вызывала в нем только глухое раздражение и гнев, ведь она так сильно обидела его дорогого брата! Воспоминание о смерти Четана резко омрачило радостную атмосферу происходящих событий, и Хота горько вздохнул. Но пастор не дал ему долго грустить, потому что торжественно произнес:
– Ну, мой мальчик, я нашел и твое имя: тебя звали Лео! Леонард Хоффман!
Хота невольно задержал дыхание. Лео! Лео!!! Да, действительно Лео! Имя показалось ему таким родным и естественным, как будто он никогда его и не забывал. В памяти начали всплывать неожиданные картины: вот его мать машет ему с крыльца дома. «Лео! Лео! Скорее домой! Пора ужинать! И Аниту позови тоже!». Голос матери почти вживую прозвучал в его голове. Анита… Как же выглядела его сестра? Но больше воспоминаний не возникало.
Все это время пастор трепетно наблюдал за лицом Хоты, видя целую гамму эмоций, пробегающую по его красивым чертам. Когда юноша отошел от своих размышлений, старик дружественно похлопал его по плечу и сказал:
– Лео! Мой мальчик! Оставайся пока у меня. Я хочу побольше узнать о том, как ты жил. Знаешь ли ты, где сейчас твоя сестра?
Хота отрицательно покачал головой, а пастор горестно вздохнул и добавил:
– Располагайся поудобнее, я сейчас принесу нам немного еды.
Через несколько минут старик вернулся с целой тарелкой мяса и большим куском пирога. Хота только сейчас понял, что почти ничего не ел в последние несколько дней, потому что сильно горевал о Четане. Его желудок предательски заурчал, а старый пастор дружелюбно усмехнулся, ставя тарелки на стол.
– Вижу, ты как раз голоден! Я рад, что смогу накормить тебя!
Потом он обратил внимание на то, что Хота до сих пор не снял шляпу и добавил:
– Ты раздевайся, Лео, не стесняйся! Чувствуй себя, как дома!
Хота поднял руку к шляпе и на мгновение замер. И хотя старик выглядел искренним и достойным доверия, но все же… как он отнесется к тому, что Хота считал себя совсем не бледнолицым, а настоящим индейцем? А если он снимет шляпу, то его волосы сразу же выдадут его настоящий образ. Но колебался Хота недолго. И хотя он нашел кое-что о своей семье, он все равно был индейцем до мозга костей!
Юноша решительно схватил поля шляпы и резко снял ее с головы. Длинные черные волосы под силой своего веса мгновенно развязались из узла и густой копной рассыпались по плечам.
Старый пастор изумленно замер, видя, как Леонард Хоффманн мгновенно преобразился и стал очень похожим на краснокожего. Юноша немного с вызовом посмотрел ему в глаза, но пастор уже сделал свои выводы.
– Лео! Мой бедный ребенок! Тебя пленили индейцы и воспитали у себя??? Какой ужас!
Хота сурово нахмурился, когда услышал эти слова, а потом с достоинством ответил:
– Вы ошибаетесь! Мой народ не пленил меня! Они спасли меня и приютили, и я считаю их своими братьями!!!
Пастор Моуди от шока плюхнулся на стул и замер на месте. Сын Лионнела, знаменитого миссионера апачей, вырос настоящим краснокожим. Только сейчас он заметил, что у Хоты проколоты оба уха, а под одеждой на запястье поблескивает индейский браслет. Хота долгое время изучал лицо пастора, готовый быстро исчезнуть за дверью, если тот начнет злословить его народ. Но старик был по-настоящему мудрым и добросердечным человеком и не собирался этого делать, поэтому просто улыбнулся юному воспитаннику индейцев и дружелюбно проговорил:
– Что ж, я очень благодарен твоим друзьям, что они спасли тебя и хорошо воспитали! Поэтому покушай и расскажешь мне все поподробнее!
Хота расслабился. На самом деле, он вовсе не хотел уходить. Доброе отношение старика было ему приятно, да и информацию о своей семье можно было узнать только от него.
Подкрепившись едой, Хота тихо спросил:
– Какими были мои родители?
Старый пастор сразу же уловил в его голосе нотки глубоко спрятанной боли, и его сердце сострадательно защемило.
– Твои родители были чудесными людьми. Они любили Бога и любили людей, как никто другой. Твой отец спас сотни душ и, я знаю, заслужил великую награду на небесах!
Пастор Моуди неожиданно прослезился, и Хота в очередной раз убедился, что этот человек был искренним и хорошим. Он смог окончательно расслабиться и даже почувствовал себя немного беспомощным. Он привык прятать от всех вокруг свои мысли и эмоции, свои желания и, особенно, свои страхи. Но сейчас ему вдруг захотелось просто остаться самим собой – тем самым маленьким мальчиком, пережившим ужасы смерти своих родителей.
Старик вдруг замер, а потом радостно воскликнул:
– Я вспомнил! Много лет назад я спрятал портрет твоих родителей на чердаке! Я сейчас, сейчас!!!
Он довольно резво выскочил из комнаты, но долго не возвращался. Однако через добрых полчаса дверь открылась, и пастор появился вновь, неся в руках довольно большой портрет в красивой раме.
С трудом он опустил картину на пол, а потом радостно сказал:
– Смотри, мой мальчик! Это твои родители – Эллен и Лионнел Хоффман!
Хота с трепетом взглянул на картину. С нее на него смотрели двое красивых молодых людей: высокий юноша-брюнет, одетый в нарядный черный костюм, и удивительно прелестная блондинка в белом кружевном платье. Хота сразу узнал ее: это была та самая женщина из его воспоминаний. Его память резко взорвалась массой моментов о ней: ее нежные объятья, ее приятный ласковый голос, ее любящая улыбка, ее простые наряды, ее усердная работа, а потом… ее трагическая смерть!
Его сердце пронзила такая невыносимая боль, как будто тысячи стрел вонзились в него одновременно. На него нахлынул весь ужас того страшного момента, когда убийцы напали на его семью. Хота не мог оторвать взгляда от портрета, чувствуя, что не может даже вдохнуть. Наконец, он не выдержал, отвернулся и впервые в жизни позволил слезами залить свое лицо. Вся боль пережитого, вся трагичность вперемешку с воспоминаниями детства, как лавина, прорвались в его душу и разум и заполонили собою все сознание. Он вспомнил! Вспомнил дом, стоящий на самой окраине города и отличающийся крайней простотой убранства, вспомнил отца, очень часто прогуливающегося по двору с Библией в руках, мать, вечно хлопочущей по хозяйству, и сестренку, которая приезжала домой только по праздникам и всегда привозила ему какие-то скромные гостинцы. Но их мир был однажды жестоко уничтожен! Уничтожен убийцами, которых Хоте предстояло еще найти! Он жестко сжал кулаки, а потом вытер мокрое от слез лицо. Он будет тверд и мужественен! Он сможет их найти!
Пастор Моуди, все это время наблюдающий за ним, тоже очень расчувствовался. Вся боль этого ребенка была видна в каждом его движении и даже в смущенной попытке безуспешно спрятать свои слезы. Старик подошел к нему сзади и положил руку ему на плечо.
– Мой бедный мальчик! Поплачь! Но пусть тебя утешит мысль, что твои родители сейчас на небесах и получают утешение от самого Бога…
Хота вдруг напрягся и резко повернулся к пастору. Его красные блестящие от слез глаза сверкнули гневом.
– Я… я не верю в Бога! Если бы Он был, то Он защитил бы их, ведь они служили Ему! Но они умерли! Значит их Бога не существует!!!
Пастор Моуди немного попятился, а потом горестно вздохнул. Сын Лионнела, бедный несчастный ребенок, стал очень ожесточенным от боли, которую перенес. Это было неудивительно, но весьма печально! В последующие десять минут Хота просто отходил от нахлынувших на него эмоций. Вскоре ему стало стыдно, что он накричал на доброго старика, и он виновато понурил голову. В племени его всю жизнь учили уважать старших.
