Текст книги "Фаворит богов"

Автор книги: Анна Емельянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 17

Перед выступлением в Паннонию, Страбон сам представил Друзу сына. Подведя Сеяна к молодому темноволосому полководцу, вскочившему на коня, он вторично поручился за него.

   – Я знаю, что могу доверять твоему сыну так же, как и тебе, Страбон, – молвил Друз, едва удостоив Сеяна взглядом, и натянул уздцы.

   – Не огорчайся, сын. Друз просто ещё не знает твоих талантов, – шепнул Страбон и, хлопнув Сеяна по плечу, зашагал прочь.

   – Это верно! Он меня не знает! – прошептал Сеян, сев на своего скакуна.

Он последовал за конницей Друза, стараясь держаться рядом с остальными преторианцами. Позади двигались обозы с продовольствием, легионеры, пешие солдаты и вереница слуг.

Горожане провожали войско Друза менее горячо, чем Германика. Сын кесаря был очень добрым и искренним юношей, но Германика народ любил гораздо больше. Впрочем, зависть была не свойственна натуре Друза. Но Сеян заметил, что Тиберию, который наблюдал с балкона дворца за отбытием Друза, отношение народа к сыну очень не понравилось.

Оставив городские укрепления, легионы направились к северу. Зной уже не был столь мучительным, как несколько дней назад. Накануне разразилась гроза, и это придало воздуху свежести.

Сеяну не приходилось бывать в Паннонии. Однако он много слышал о легионах, находившихся в этой провинции. Обычно такие области, как Паннония, оставались в полном повиновении у правителей. Было странно, что новый кесарь пробудил в сердцах местных солдат недовольство, ибо на это не находилось причин.

Не вступая в разговоры со спутниками, Сеян, тем не менее слышал, что говорили конные центурионы:

   – В войсках Паннонии есть сильный оратор – Перценний. В прошлом он был актёром, а потом стал солдатом. Обычный простолюдин, умеющий пылко выступать. Именно он начал держать речи пред отрядами, говоря, что новому кесарю никогда не понять тягот жизни воина, и предлагал присягнуть кому-нибудь из командиров. Сначала генерал Юлий Блез пытался успокоить мятежников своими силами, но это было бесполезно. Перценний кричал, что Тиберий, находясь в Империи и на Рейне, сам никогда не участвовал в битвах, а держался в стороне, и что они получали раны на войне вовсе не ради такого правителя.

   – Я постараюсь успокоить их, – отвечал на это Друз. – Мне бы не хотелось устраивать с ними сражение. Ведь они такие же сыны Рима, как и мы.

Путешествие до Паннонии заняло почти неделю. В полдень восьмого дня пути легионы Друза прибыли к месту главной стоянки римского лагеря. Узнав о подкреплении, Блез выехал, чтобы встретить Друза.

   – Слава Риму! – мрачно поприветствовал он юношу. – Вы привели с собой несколько тысяч солдат, но мне больно из-за того, что их соотечественники грозят престолу мятежом.

   – Я здесь, чтобы усмирить даже самых свирепых, – ответил Друз. – Проводите меня в лагерь.

Окинув взглядом своё сопровождение, он позвал с собой лишь несколько десятков преторианцев и двух командиров. В числе этих избранников неожиданно для себя оказался и Сеян. Остальным было велено пока не входить в охваченный волнением лагерь.

Направляясь за Друзом и Юнием Блезом, Сеян увидел раскинувшуюся вдоль склона высокого холма огромную стоянку, над которой тонули в дыму костров серебряные орлы легионов. Шатры командиров успели захватить мятежники, и, следуя через лагерь, Сеян замечал, что за поднятыми пологами сидят пьяные компании простолюдинов.

Блез, угрюмый седой человек преклонных лет, в глубине души сомневался, что Друзу удастся усмирить грубых разъярённых солдат, но другого выбора, кроме как довериться юноше, у него не оставалось.

Прибытие в лагерь преторианцев, возглавляемых сыном кесаря, вызвало смятение. Вслед всадникам летели оскорбления и плевки. Друз делал вид, что не замечает нападок. Поравнявшись с высокой деревянной трибуной, откуда обычно полководцы отдавали команды войску или наблюдали за сборами, он спешился. К трибуне сразу же устремились толпы солдат. Некоторые хотели удовлетворить любопытство и посмотреть вблизи на сына кесаря, другие желали высказать ему свои упрёки.

Взбежав по ряду ступенек на трибуну, Друз поднял руку, приказывая толпе умолкнуть. С ним рядом на трибуне оказались Блез, Сеян и два командира. Преторианцы обступили лестницу, не позволяя никому из мятежников взобраться по ней на трибуну.

   – Зачем ты приехал, Друз? Ведь не для того же, чтобы поддержать нас?! – воскликнул в толпе невысокий черноволосый человек.

   – Верно! Но я здесь для того, чтобы убедить вас переговорами или оружием прекратить мятеж, который вы устроили против власти кесаря! Ибо восстание против него – это то же самое, что восстание против Рима! – громко возразил Друз и его большие тёмные глаза взволнованно засверкали.

   – С каких это пор один человек символизирует собой целое государство?! – закричал невысокий солдат и обернулся за поддержкой к толпе.

Люди зашумели, одобряя его негодование.

   – Это Перценний, – шепнул Блез на ухо Друзу.

Понимающе кивнув, юноша вновь заговорил с толпой:

   – Таков закон Юлия! И Октавиан следовал сему закону! Я прибыл к вам, дабы объявить вам то, что велел мне передать отец! Он считает заботу о легионах, послуживших во благо Империи, своей главной обязанностью. Служите честно – и будете щедро вознаграждены.

   – Нам всем хорошо известны милости от государей! Мы все в шрамах и рубцах от вражеских мечей! Мы рискуем жизнями каждый день, а в итоге те, кто доживает до отставки, вместо земельного надела получает от властей болото, где ничего не растёт! – огрызнулся Перценний.

В этот момент какой-то рядовой солдат, воя и рыдая, был поднят на плечи стоявших рядом людей и, ударяя себя в грудь, завопил:

   – Даже за все богатства мира никто не вернёт мне брата! Подлый Блез убил его, объявив мятежником!

   – Он и был мятежником, – процедил сквозь зубы Блез.

Рядовой опустился на землю, царапая себе щёки и горько плача.

   – Пусть кесарь поднимет нам жалованье, чтобы мы не зря жертвовали собой, чтобы наши жёны не испытывали нужды, если нас убьют! – воскликнул Перценний.

   – Вы всё будете получать ту плату, что вам обещана при зачислении в войско, – отрезал Друз. – Теперь я приказываю вам разойтись, в противном случае я немедленно подвергну вас арестам и велю высечь.

   – Это вы умеете делать! – захохотал Перценний.

   – Во всяком случае, советую вам успокоиться, иначе мне придётся привести сюда мои легионы, которые прольют здесь реки крови, – предупредил Друз и, сойдя с трибуны, сел на коня.

Толпа теснила его, мешая проехать сквозь лагерь. Однако преторианцы не позволяли мятежникам причинить ему вред. Окружённый своими воинами, сопровождаемый Блезом, он покинул лагерь, возвращаясь к прибывшим вместе с ним отрядам.

По приказу Друза в миле от лагеря была устроена стоянка для его легионов. Отсюда он собирался продолжать борьбу с восставшими.

ГЛАВА 18

Этой ночью в небе над Паннонией появился знак. Все, кто находился в обоих лагерях, наблюдали лунное затмение. Тёмный круг медленно закрывал собой золотистый сияющий диск.

Сеян, который был свидетелем яростных настроений в лагере мятежников, понимал, что затмение спасло стоянку Друза от возможного нападения врагов. Небесное явление слишком испугало солдат, чтобы они отважились напасть на сына кесаря.

– Если бы я верил в богов, то предположил бы, что они защитили вас, – сказал он Друзу.

Стоя на пороге шатра, занимаемого сыном кесаря, он с интересом следил за происходящим в небе явлением. В кустах громко стрекотали цикады. Из лагеря мятежников ветер доносил далёкое бряцанье кимвалов[8]8
  Кимвал – древнегреческий ударный музыкальный инструмент, состоящий из двух тарелок или полусферических чаш, ударяемых друг о друга. Издает резкий, громкий звук.


[Закрыть] и пение фанфар, которыми солдаты приветствовали затмение.

   – А вы не верите? – спросил Друз, подходя к Сеяну и с улыбкой глядя на луну.

   – Нет, – покачал головой Сеян. – Многое в моей жизни мне подтверждало, что я не должен ждать милости богов, а обязан действовать самостоятельно. Лишь на свои силы можно рассчитывать.

   – Как же вы поступили бы на моём месте, не прибегая к милости наших богов? – полюбопытствовал Друз.

   – Чернь не знает пощады к нам. Поэтому мы должны заставить рядовых солдат трепетать перед вами. Вы их командир! Вы – сын Августа! Нужно проявить жестокость, потому что лаской от них ничего не добьёшься.

Задумавшись, Друз устремил взор в сторону расположенного поблизости лагеря восставших. Он понимал, что Сеян прав.

   – Что вы предлагаете? – осведомился он.

Посмотрев ему в глаза, Сеян мрачно усмехнулся:

   – Всё очень просто. Нужно лишь убить главарей мятежников и начать с Перценния. Пошлите за ними своих преторианцев. Если нужно, я могу их возглавить. Мы немедленно схватим главарей, вывезем из лагеря и убьём в чаще соседнего леса. Это внушит рядовым солдатам трепет пред вами и перед властью вашего отца.

   – Может быть, их следует всего лишь выпороть?

   – Нет. Блез порол. Такое наказание лишь вызовет у них ярость. Доверьтесь мне. Я расправлюсь с главарями.

   – Похоже, что у меня нет другого выбора, – усмехнулся Друз. – К тому же признаюсь вам, Сеян, наглое поведение черни вызвало у меня сильное возмущение. Мне вовсе не жаль дерзких негодяев.

   – Замечательно, – холодно произнёс Сеян. – Я могу отправиться к ним уже сейчас.

   – Они напуганы затмением. Подождём до утра.

   – Нет. Страх усмирит их.

   – Тогда поезжайте. Возьмите с собой дюжину конных преторианцев. И да способствует вам удача.

Слегка поклонившись, Сеян отправился к воинам, которые днём сопровождали Друза в лагерь мятежников. Он сразу же сообщил им, что действует по приказу молодого господина. Преторианцы, до этого момента относившиеся к нему с безразличием и осторожностью, были удивлены тем, что Друз доверил ему столь важное задание. Однако прекословить не отважились.

Как и мятежников, благородных воинов из легионов Друза, изумляло лунное затмение. Каждый из них считал его дурным или хорошим предзнаменованием и этим они почти не отличались от рядовых солдат. Сеян наблюдал за ними с насмешкой во взоре, но не пытался их переубедить. В свою очередь они, замечая его самоуверенность, не могли не проникнуться к нему расположением.

У подступов к лагерю мятежников Сеян придержал своего скакуна. Он издали увидел Перценния, сидящего у костра в окружении трёх или четырёх сообщников.

   – Взять их! – скомандовал Сеян преторианцам. – Отвезём в лес и казним согласно распоряжению нашего командира, Друза.

Всадники поравнялись с костром. При их приближении Перценний вскочил и тревожно огляделся по сторонам.

   – A-а, Друз прислал своих рабов, чтобы нас подвергнуть арестам, – процедил он сквозь зубы. – Где же его армия? Где же сражения, которых мы ждём?

   – Вы не достойны того, чтобы лучшие силы Рима проливали в боях с вами кровь, – резко произнёс Сеян. – Самое подходящее для вас – обычная казнь. Встать всем! Следовать за нами!

   – Не бывать этому! – крикнул Перценний.

Спешившиеся преторианцы обступили его, толкнули на землю, обезоружили, жестоко избивая ногами. Четверо союзников Перценния добровольно сдались в плен. Что же до рядовых солдат, преданных Перценнию, то их в ту ночь слишком увлекло затмение, и они, играя на кимвалах и фанфарах, крича и потягивая вино, не заметили арестов в лагере.

Окружённые со всех сторон конными преторианцами, Перценний и его сторонники побрели к лесу, огрызаясь и грязно оскорбляя Сеяна. Запалив факелы, преторианцы озаряли тропу в густой чаще леса. Сеян молчал, не вступая в разговоры с воинами и не отвечая на оскорбления вожака восставших. У спуска к реке он велел всем остановиться.

   – Здесь, – коротко сказал он.

В отличие от Перценния, четверо мятежников утратили самообладание и сейчас, оказавшись в шаге от гибели, пытались вымолить себе помилование, падая на колени перед Сеяном. Но Сеян остался равнодушным к их просьбам.

   – Выполняйте свой долг! – приказал он преторианцам.

Те спешились и, вытащив мечи, заставили пленников склонить головы...

* * *

Утром в лагере мятежников узнали об убийстве главарей. Сначала это повергло солдат в смятение, потом – в страх. Как и предполагал Сеян, трепет пред властью могущественных римских полководцев привёл их к повиновению. В полдень они прислали к Блезу своих представителей с просьбами о мире и с отказами от прежних требований. К вечеру все легионы, стоящие в Паннонии, дружно присягнули на верность Тиберию.

Друз был доволен.

   – Вы оказались правы, Сеян, – молвил он, поравнявшись с ним верхом на лошади, когда они возвращались из лагеря мятежников. – Как вы поняли, что с ними нужно быть жестокими?

   – Просто я сам по себе жестокий человек и неоднократно видел, какое могущество дарит мне эта черта характера, – ответил Сеян.

   – Страбон дал вам суровое воспитание.

   – Вовсе не Страбон, – покачал головой Сеян. – А моя жизнь.

   – В любом случае мятеж в Паннонии подавлен и не без вашей поддержки. В Риме меня ждёт триумф, а вас – награда, – засмеялся Друз. – Что бы вы хотели?

   – Назначение при дворе. Мой отец собирается покинуть должность главы личной охраны, и я хотел бы, чтобы вы предложили Августу меня на это место, – глухо произнёс Сеян.

   – Вы вполне достойны должности Страбона, – кивнул Друз. – И конечно, будет справедливо, если именно вы возглавите преторианцев Августа. Я порекомендую вас отцу. При вашей решительности и уме вы способны сделать хорошую карьеру.

Сеяна согласие Друза удовлетворило. Он знал, что кесарь пылко любит своего единственного сына и прислушается к мнению Друза.

По истечении трёх дней, когда мятеж уже был окончательно подавлен, легионеры Друза двинулись в Италию. Они возвращались победителями, хотя и не участвовали ни в одном сражении благодаря коварству и беспощадности Сеяна.

ГЛАВА 19

На обратном пути Друз выслал вперёд своего посланника, чтобы заранее оповестить отца о поражении восставших. Тиберий получил эту весть задолго до приезда сына в Рим и тотчас, ликуя, объявил сенаторам, что мятеж в Паннонии подавлен.

Вечером он приказал устроить в огромной трапезной нового дворца самый роскошный пир, какой только был в Риме за последние сто лет. Ради такого случая всем знатным патрициям разослали приглашения. Приск, человек назначенный Тиберием на должность распорядителя наслаждений, должен был за несколько часов организовать изысканное представление.

Большой просторный зал с высоким куполообразным сводом, украшенным вдоль стен яркими фресками с изображениями вакханок, торопливо готовили к прибытию гостей. В углах зала били фонтаны с вином. Возле длинных столов поставили вышитые золотом диваны.

К назначенному часу во дворец стали приезжать гости. Их паланкины заполняли крыльцо и лестницу. Рабы, встречавшие в вестибюле знатных граждан, провожали их в трапезную, чьи покрытые золотыми пластинами двери были сейчас широко распахнуты.

Входя в трапезную, гости садились на отведённые им у столов места. В центре зала располагалась полукруглая сцена, за кулисами её томились в ожидании выступлений фокусники и акробаты. Кифареды, флейтисты и прочие музыканты заняли балюстраду под куполом.

С восхищением оглядываясь вокруг, гости одобрительно кивали и обсуждали редкий талант зодчих. Трапезная во многом превосходила залы дома Октавиана, где они прежде бывали. Новый дворец изумлял богатством и неудержимой роскошью. Этим Тиберий подал пример всем последующим кесарям, которые тоже будут стремиться жить так, как он.

Трон его всё ещё пустовал. Он пока не вышел к гостям, но рабы уже начали подавать угощения и разливать в кубки вино. Заиграли кифары, флейты и авлосы.

Вебуллену отвели место рядом с кесарем. Чуть в отдалении разместили Фрасилла и родственников Тиберия. Тут же присутствовала Антония с Клавдием и Ливиллой. Они держались как можно незаметней, предпочитая не привлекать к себе внимания. В последнее время при дворе многие симпатизировали Германику, а это раздражало Тиберия, и Антония чувствовала себя неловко.

Под дружный приветственный гул в зал вошла Ливия, сопровождаемая рабынями. Она держалась самоуверенно, высоко вскинув голову, украшенную венцом, но все знали о том, что постепенно она теряла своё могущество. Её сын был другим человеком, чем Октавиан, и ей редко удавалось поговорить с ним даже о здоровье или настроении. Два дня назад в Сенате ей хотели дать титул «матери Отечества», но Тиберий воспротивился.

   – Довольно с неё и титула «матери кесаря», – сказал он.

Когда Ливии передали его слова, она почувствовала себя оскорблённой, начала требовать у него аудиенции, но получила отказ, который ей передал вышедший из покоев Августа Вебуллен. В тот день он стоял пред ней, сгорая от стыда, вспоминая правление её мужа, и почему-то ощущал себя виноватым.

Опустившись на невысокий диван слева от трона, расположенного на возвышении, Ливия мрачно обвела взглядом зал, полный гостей. Разве к такому положение стремилась она, возводя сына на престол? Разве думала она, что он лишит её права на власть и поставит на один уровень с Антонией? Для Ливии всё происходящее было слишком тяжело, слишком мучительно. Она страдала из-за того, что сын не желает делиться властью, как делился муж. Но никому до этого не было дела. Все эти хохочущие, весёлые, немного пьяные гости благодарили Тиберия за нынешний пир и преследовали лишь свои интересы.

В трапезную вошёл Приск, за ним – личный секретарь правителя и отряд вооружённых преторианцев.

   – Тиберий кесарь Август! – громко объявил слуга и в зале запели фанфары.

Из-под купола посыпались розовые лепестки. Гости, улыбаясь кесарю, дружно зааплодировали, приветствуя его.

Тиберий вошёл в зал, одетый в фиолетовую тунику, вышитую по краям золотом. На его руках сверкали браслеты, голову украшал венец кесарей. Сандалии восхищали изяществом, пояс – тонкой ювелирной работой. Его большие глаза были густо подведены чёрными тенями из толчёного свинца, но лицо он предпочёл не покрывать гримом и на его коже отчётливо виднелись бесчисленные веснушки.

Ливия, сдвинув брови, проводила его взглядом, пока он пересекал зал и поднимался по ступенькам на возвышение, где стоял трон.

   – Ave Caesar! – гремел хор голосов, отражаясь от стен.

Поистине, вовсе не Октавиан с его скромностью и великодушием, а надменный, утопающий в роскоши Тиберий в полной мере олицетворял государство, созданное Юлием Цезарем. И если Октавиан и Юлий были в большей степени воинами, чем царями, то Тиберий представлял собой именно царя.

Едва возгласы гостей и фанфары смолкли, Тиберий простёр руки и произнёс своим тихим, но твёрдым голосом:

Нынешний пир – начало триумфа Друза, который во славу Рима сумел подавить мятеж в Паннонии. И хотя он нынче отсутствует в городе, мы празднуем его победу.

Вокруг вновь зазвучали овации, а Тиберий, опустившись в кресло, потребовал налить ему вина. Тотчас прозвучал удар гонга, объявляя о череде представлений.

   – Мой Друз победил мятежников! – радостно воскликнула Ливилла.

   – Я знаю много случаев в истории, когда победы доставались хитростью, – шепнул ей на ухо Клавдий и усмехнулся.

На сцену поднялось несколько участников представления, которые принялись показывать трюки с изрыганием огненных языков. Они поочерёдно плевали на факелы едкую жидкость и изо рта у них вырывались потоки пламени. Гостей это не слишком интересовало – они опять принялись за еду и выпивку. Под куполом звучала музыка, растворяясь в дыме горящих благовоний.

   – Почему ты отказал мне в беседе наедине, сын мой? – негромко осведомилась Ливия, которая ничего не ела, а сидела на диване, не спуская напряжённого взора с Тиберия.

   – Я был занят государственными делами. Частные беседы я веду лишь в свободное время, – холодно ответил Тиберий, не повернувшись в её сторону.

Ничего не сказав, Ливия тяжело вздохнула. Тем временем фокусники удалились со сцены и Приск, выйдя в центр трапезной, объявил следующий номер.

– Для нашего Августа и всех гостей я пригласил выступить труппу уроженцев Эфеса, которые восхитили меня своей ловкостью недавно на празднике в доме Поппея Сабина.

Последовал мощный удар гонга, и в зал вошли несколько молодых людей и девушка в чёрном. Босиком, легко ступая по полу, украшенному мозаикой, они приблизились к трону кесаря, отвесили ему поклон, а затем, улыбаясь гостям, поднялись на сцену.

Старший из братьев, высокий мужчина с короткой бородой, показал зрителями шесты и обручи для выступления. На латыни он говорил хорошо, невзирая на то что это был не его родной язык. Он называл себя Аристархом.

Под музыку, звучащую в трапезной, два других брата взяли шесты и соединили их с перекладиной. Аристарх поднял обруч и уцепился за перекладину свободной рукой. Братья возвели шесты в воздух. Повиснув на перекладине, Аристарх сделал пару кувырков, а потом, держась за неё коленями, свесился вниз, протянув обруч стоявшей внизу девушке.

Взявшись за обруч, девушка оказалась поднята над сценой. А между тем братья возводили свою конструкцию всё выше, и Аристарх, державший на обруче сестру, тоже устремлялся к куполу зала.

Тиберий, не отрываясь, следил за ними. Он, конечно, много раз наблюдал подобные представления акробатов, но в нынешнем выступлении было то, что привлекало его внимание и не давало ему отвести взора в сторону. Девушка... Впервые после разлуки с Випсанией он вдруг почувствовал не просто влечение плоти, а странный, мучительный интерес. При дворе Октавиана он видел много женщин, но все они, даже самые знатные, не могли завладеть его помыслами. Эта акробатка – простая девушка, даже не римлянка, особа немногим лучше рабыни, внезапно пробудила в нём чувство, отдалённо напоминавшее ему чувство к Випсании. Оно было слабее, чем его пылкая любовь к первой жене. Он мог бы сравнить его лишь с тенью, оставленной предметом. Но оно возникло. И это удивило его.

Тем временем девушка, оказавшись возле Аристарха, бросила вниз обруч и, уцепившись изящными коленями за перекладину, свесилась вниз, посылая зрителям очаровательные улыбки. Она двигалась так легко, словно все эти трюки не составляли труда в исполнении. Тиберий догадывался, что она, наверное, освоила их ещё в детстве.

Он пристально её разглядывал. Очень красивая девушка. Вряд ли ей больше двадцати лет. У неё белая кожа. Тиберий подумал: даже слишком белая для уроженки приморского города. Худая, стройная, среднего роста, с длинными ногами и узкой талией, она выглядела очень изысканной для простолюдинки. И всё же она была самого низкого происхождения. Лицо её, выразительное, с большими тёмными глазами, пухлыми яркими губами и прямым носом, было столь прекрасно, что на него хотелось смотреть часами. Её распущенные чёрные волосы казались очень густыми, несмотря на то что она не завивала их.

Подозвав Приска, Тиберий склонился к его уху.

   – Кто эта акробатка? – спросил он. – Как её имя?

   – Эварна, – отозвался распорядитель наслаждений.

   – Пришли её ко мне через час, – сказал Тиберий и вновь приковал своё внимание к происходящим на сцене событиям.

Между тем Аристарх, подхватив Эварну за руки, медленно опускал её вниз, держась коленями за перекладину. Оба брата осторожно наклоняли шесты. Через несколько минут под взрывы рукоплесканий акробаты, улыбаясь, стояли на сцене, посылая поклоны кесарю и многочисленным гостям.

Тиберий хлопал в ладоши вместе с остальными. По блеску его синих очей было понятно, что акробаты ему весьма угодили.

Когда труппа Аристарха вышла из трапезной, рабы вновь ударили в гонг. Теперь наступила очередь выступления глотателей кинжалов.

Но Тиберий, находящийся иод впечатлением выступления Эварны, погрузился в размышления и перестал следить за событиями на сцене. Он испытывал волнение, думая об этой простой красивой эфесянке. Повинуясь его приказу, Приск последовал из зала за Аристархом и его акробатами. Спустя час Тиберий вновь увидит её, и их встреча пройдёт наедине.

Глотатели ножей засовывали себе в глотки острые кинжалы с длинными лезвиями, удивляя зрителей трюками. Звучала музыка. Гости громко аплодировали и смеялись.

Пир проходил весело и шумно. Осмелевшие после возлияний гости, чувствуя себя разгорячёнными, снимали верхнюю одежду. Некоторые матроны обнажали грудь и плечи и, хохоча во всё горло, отдавались своим любовникам прямо на глазах у окружающих. В зале постепенно появились несколько десятков заранее приглашённых Приском шлюх, необходимых для развлечений. Атмосфера становилась всё более порочной. А впереди, до утра, гостей ждало ещё много долгих часов угощений, плотских удовольствий и вина.