355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Емельянова » Фаворит богов » Текст книги (страница 15)
Фаворит богов
  • Текст добавлен: 17 апреля 2017, 01:30

Текст книги "Фаворит богов"


Автор книги: Анна Емельянова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 44

Уже час Тиберий ждал визита Фрасилла. Он послал за звездочётом, едва получил очередное письмо из Антиохии.

В первом из посланий Пизон сообщал ему, что Германик отбыл в Александрию. Во втором – что Германик мёртв.

После известия о посещении племянником Александрии Тиберий впервые ощутил, что в его душу закрадывается паника. Этот город был главным поставщиком хлеба в Рим. Владеющий Александрией владел римской властью. А Германик, дерзкий, самоуверенный, посмел войти в этот город без дозволения кесаря или Сената. Лишь верность престолу могла помешать Германику поднять мятеж против Тиберия. Тиберий понимал всю опасность положения. Кроме былой зависти, что он питал к Германику, им всецело завладел страх пред ним. К тому же Тиберий знал о любви легионеров к племяннику.

После сообщения о гибели Германика, полученного от Пизона, Тиберий ощутил смятение. Пока в Рим ещё не прибыли официальные сведения о судьбе генерала, повсюду распространяли слухи о его тяжёлой болезни. Люди говорили, что в Александрию он приехал уже больным.

Сидя на невысокой скамейке, возле чаши с горящими благовониями, Тиберий был погружен в размышления. Он отправил за Фрасиллом слугу и теперь готовился услышать новые предсказания.

За окнами сгущались сумерки. Близилась ранняя осенняя ночь. В зале, просторном и ярко озарённом множеством факелов, не было никого, кроме Тиберия и молчаливого раба. Это помещение располагалось на первом этаже, возле вестибюля. Иногда Тиберий приходил сюда, чтобы побыть в одиночестве. Поигрывая тонкими, унизанными золотыми перстями пальцами, сейчас он думал о своей судьбе и о судьбах государства.

До его слуха долетел звук приближающихся шагов. Подняв голову, он увидел вошедшую Ливию.

   – Я с трудом нашла тебя, сын мой, – сказала она, и её голос эхом отразился от стен зала.

   – Зачем я тебе понадобился? – равнодушно спросил Тиберий.

Она усмехнулась и сделала к нему несколько шагов. В её больших глазах горело нескрываемое торжество.

   – Мы победили, сын мой! Фортуна на нашей стороне!

   – Неужели? Откуда такие любопытные сведения?

Опустившись у ног Тиберия, Ливия взяла его за руку и загадочно улыбнулась.

   – Германик погиб, – шепнула она. – Наместник Сирии и его жена выполнили наш приказ. Теперь тебе нечего бояться.

   – Твои вести опоздали, матушка, – сказал Тиберий. – Пизон уже сообщил, что ему удалось отравить Германика. Он пытался выставить себя в моих глазах героем, приписать себе заслугу, что он избавил Рим от опасного смутьяна.

   – Ко мне нынче вернулась Планцина, – проговорила Ливия, взяв сына за руку. – Из её уст я услышала о том, как ей и Пизону удалось расправиться с твоим врагом.

   – Я не считаю Германика врагом! Для меня он всего лишь был опасным противником, – возразил Тиберий резко.

   – Тем не менее мы избавились от него...

   – И ты рада этому?

   – Да. А разве ты не рад?

   – М-м-м... Рад, ибо больше моей власти ничто не угрожает. Но то, что нам пришлось убить родственника, мне не слишком нравится. Впрочем, бывает, что обстоятельства заставляют нас забыть о родственниках. Как ты теперь намерена поступить с Планциной? Ведь не исключено, что римляне начнут требовать расправы над ней.

   – Я обещала Планцине, что возьму её под свою защиту, и не намерена уклоняться от обещания, – ответила Ливия. – Что же до её мужа, то ты сам должен решить его судьбу.

   – Тут нечего решать, – сказал Тиберий безразличным тоном. – Если римляне будут требовать суда над ним, я велю его судить. В поддержке я ему тоже откажу. Пусть не рассчитывает на меня. Я превращусь в наблюдателя и сделаю вид, что не имею отношения к гибели Германика. Ведь у Пизона были собственные причины ненавидеть генерала. В Афинах Пизон во всеуслышание поносил Германика, и, хотя позже они примирились, не изменил к нему отношения. Когда Германик вернулся из Александрии, все его приказы сирийским войскам Пизон велел отменить.

   – Но ведь это ты убедил Пизона держать речь перед жителями Афин и оскорблять Германика!

   – Об этом никто не знает, матушка. Даже если Пизон и будет обвинять меня, ему никто не поверит. А если и поверит, то какие против меня есть доказательства?! – и Тиберий пожал плечами.

Удивлённая и восхищенная его хладнокровием, Ливия выпрямилась в полный рост. Её сын был истинным интриганом. Сдержанным и жестоким. Именно такой всегда хотела быть и сама Ливия.

   – Слухи всё равно будут ходить про нас самые нелестные, – вздохнула она.

   – Пусть так. Главное, у людей нет доказательств нашей вины. Пизон предстанет перед судом. Это моё решение.

В зале появился раб, объявивший, что к Августу прибыл астролог Фрасилл. Велев привести его, Тиберий вновь повернулся к своей матери:

   – Оставь меня сейчас, – молвил он. – Я желаю говорить с Фрасиллом наедине.

   – Конечно, – склонила голову Ливия и покинула зал, пряча за внешним хладнокровием собственное ликование по поводу устранения Германика.

А Тиберий тем временем, подозвав Фрасилла, предложил ему сесть возле себя на скамейку и, посмотрев в окно, сказал:

   – Звёздное небо, друг Фрасилл... сколько невероятного оно скрывает! Сколько человеческих судеб зашифровано в сплетении небесных тел! Но вы, астрологи, сумели научиться читать по звёздам грядущее. Я склонен считать вашу науку самой непонятной для человечества, но вместе с тем самой необходимой.

   – Мне лестно слышать, что кесарь столь высоко ценит нашу науку, – молвил Фрасилл, опустившись на скамейку возле Тиберия.

Кесарь лишь пожал плечами:

   – Я не религиозен, Фрасилл. Но в астрологию верю. Скажи, что предрекают мне звёзды в ближайшем будущем?

   – Догадываясь о том, что вас это заинтересует, я составил очередной гороскоп, – ответил звездочёт и достал из сумы, висящей на плече, какие-то свитки. – Боюсь, что мои предсказания способны вас взволновать, государь.

   – Говори. Твои предостережения ещё больше воспламеняют мой интерес.

Кивнув Тиберию, Фрасилл сверил две карты звёздного неба.

   – Помните, государь, несколько лет назад я предрекал, что вам следует остерегаться воина, который причинит вам и всему государству много бедствий? – молвил он.

   – Да.

   – Так вот, государь, сей воин уже появился рядом с вами. Вы не сумели опознать его в числе приближённых.

Брови Тиберия сдвинулись к тонкой переносице.

   – И он до сих пор рядом со мной, Фрасилл?

   – Увы. До сих пор, – вздохнул астролог.

   – Но этого не может быть! Когда ты составил свой гороскоп? – спросил Тиберий.

   – Ныне утром.

«Германии погиб уже несколько дней назад, – подумал Тиберий. – Странно... Не мог же я ошибиться и зря подозревать его? Ничего не понимаю». Он резко повернулся к Фрасиллу и холодно сощурил глаза:

   – А ты уверен, что твои подсчёты верны?

   – Да, – ответил астролог. – И вы сами знаете, что я никогда не ошибаюсь.

   – Следовательно, сей воин находится в Риме, недалеко от меня и от него идёт опасность для всего Отечества? – уточнил Тиберий.

   – Да, господин мой.

Внезапно кесарь вспомнил о Сеяне. Наглость, хитрость и решительность главы преторианцев невольно навели на мысль, что столь изощрённым и опасным врагом вполне мог быть именно он. Но потом Тиберий вспомнил о верности Сеяна, о той беспристрастности, с которой тот умел нести службу, и отбросил свои подозрения. «Нет! Врагом может быть кто угодно, только не Сеян, – размышлял он. – Если и есть в Риме кто-то действительно преданный мне, то это – глава моей личной охраны».

   – И когда мне ждать от него удара? – осведомился Тиберий.

   – Этого я пока ещё не в силах вычислить, но я слежу за звёздами и, как только мне станет сие известно, я немедленно поставлю вас в известность, – отозвался Фрасилл.

   – Ты действительно взволновал меня, – признался кесарь. – Впрочем, даже если я и ошибался, приняв кого-то за врага, вреда от его устранения для Рима не будет. А ты свободен. Возвращайся в город и не забывай предупреждать меня об изменениях в моей судьбе.

Предсказание Фрасилла вызвало в сердце Тиберия тревогу. Германик не был тем воином, от которого он мог пострадать. Но кто же тогда им был?

И вновь в голове Тиберия всплыл Сеян. Кесарь прогонял этот образ и вспоминал поочерёдно всех своих преторианцев. Пытаясь представить себе, что творится в глубине их душ, за непроницаемыми взглядами, за сдержанностью, за строгой воинской выправкой, за их присягой... Любой из них казался вполне безобидным но каждый был способен на измену.

В ту ночь Тиберий лёг спать поздно и долго не мог заснуть. Даже Эварну он предпочёл не приглашать в свою спальню. Его мучили размышления. Он подозревал всех солдат, что служили у него. Он подозревал полководцев. И то, что ему не удавалось найти ответов на свои вопросы, мучило его.

Под утро Тиберий ненадолго уснул, но был разбужен, едва забрезжил рассвет. Пробудившись от громких голосов и пения, доносившегося через открытое окно, кесарь лежал, рассеянно глядя, как полог колышется над ним от движения воздуха.

   – Германик жив! Хвала Германику! – звучали громкие голоса.

Поднявшись с постели, Тиберий приблизился к окну. Он увидел, что в сторону храма Юпитера Капитолийского движется людской поток, распевающий гимны. Двери храма были распахнуты, на крыльце толпился народ.

Кликнув спального раба, Тиберий приказал пригласить в его покои Сеяна, который часто ночевал во дворце. Наблюдая за толпой, внимая её крикам, Тиберий чувствовал недоверие и страх. Он точно знал, что Германик отравлен и мёртв. Но тогда почему все эти люди благодарят Юпитера за спасение генерала? Постепенно страх в душе Тиберия сменился паникой. Вдруг Пизон обманул его? Или, быть может, яд оказался недостаточно сильным и Германик выздоровел? От таких мыслей Тиберию становилось не по себе.

В дверях спальни появился Сеян. Его, как и Тиберия, разбудили людские голоса, но он уже успел облачиться в панцирь и поговорить о происходящем с верными ему преторианцами.

   – Что всё это значит? – резко спросил Тиберий, кивнув в сторону окна.

   – Купцы, прибывшие из Антиохии, распространили среди римлян лживые слухи, – сказал Сеян. – Они рассказали, будто бы Германик выздоровел. Но вам не следует волноваться. Мне точно известно, что к нашим берегам уже причалили триремы из флотилии Германика. На борту одной из них Агриппина везёт его прах. Мои люди встретили внучку Октавиана в порту и сейчас провожают в город.

   – В таком случае пусть благодарят Юпитера за несостоявшееся чудо, – молвил Тиберий. – Мы не станем им мешать.

   – Справедливо, – ответил Сеян. – Я знал, что вы поступите мудро и потому не отдал приказ солдатам разогнать толпу.

Отослав Сеяна, Тиберий в течение часа наблюдал из окна за празднованием спасения Германика. Всё-таки народ очень любил генерала. Никогда люди не будут любить так его, Тиберия. И хотя кесарь обычно утверждал, что ему безразлично отношение народа, в глубине души он завидовал Германику. Любовь к Германику переживёт его в столетиях...

Вечером стало известно, что слухи, привезённые купцами, ложны. К городу приближались солдаты Германика, сопровождавшие его вдову Агриппину. Рим погрузился в отчаяние.

ГЛАВА 45

В те дни у всех, кто находился в городе, создавалось впечатление, словно скорбь витает даже в воздухе. Многие жители выбросили новорождённых детей, считая, что те появились на свет в столь горестный период и не смогут вырасти добропорядочными гражданами.

Тиберий, чтобы усмирить зреющее в народе волнение, велел всем продолжать обычные занятия и выполнять свои обязанности. Он видел, что так, как скорбели из-за гибели Германика, не скорбели прежде даже из-за Октавиана.

– Правители – смертны, государство – вечно, – изрёк он на заседании Сената спустя две недели после прибытия Агриппины и её спутников в Рим. – Все мы должны думать прежде всего о благе нашей Империи.

Он знал, что в народе про него ходит много нелестных слухов. Но в глаза никто не смел высказать ему столь дерзкие обвинения. Широко распространились сплетни, будто именно по его приказу Пизон дал яд Германику. Доказательством тому стало то, что Ливия взяла под свою защиту Планцину. К тому же все считали Пизона ничтожеством и понимали, что без одобрения кесаря он бы никогда не посмел отравить такого известного полководца, каким был Германик.

Как-то под вечер, вернувшись из Сената, кесарь узнал, что его ждёт в вестибюле Агриппина. Ему не хотелось встречаться с ней, но он понимал, что это неизбежно.

Она стояла возле широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Сзади неё находилась старая рабыня. Голова Агриппины была гордо вскинута, рыжие кудри спадали вдоль плеч, взор горел самоуверенностью, как у истинного потомка Октавиана Августа.

Тиберий приблизился к ней, холодно её разглядывая. Несомненно, она подозревает его в отравлении, но у неё нет подтверждения. Агриппина умна. С ней нужно быть осторожным.

   – Не буду выражать тебе сочувствие, ибо ты мне не поверишь, – глухо произнёс Тиберий.

   – Конечно, я не верю, ибо знаю, что вы лицемер, – ответила Агриппина.

   – Я бы мог арестовать тебя за оскорбление Величества. Но учитывая то, что ты скорбишь из-за гибели мужа, я проявлю снисходительность.

   – А вам известно, кто виновен в гибели моего мужа?!

   – О, да. Наместник Сирии, Гней Кальпурний Пизон. Как только он приедет в Рим, я велю судить его.

   – Вы справедливы, – усмехнулась Агриппина. – Но ведь Пизон не мог действовать самостоятельно, и вы это понимаете. У Пизона есть могущественные союзники.

Посмотрев на своих преторианцев, Тиберий решил, что не будет отсылать их прочь, даже если Агриппина начнёт его прилюдно поносить. От потери любимого мужа у неё вполне могло помутиться в голове, а учитывая, что она и прежде обладала эмоциональным и крайне вздорным характером, ничего страшного в её дерзком поведении никто не увидит.

   – Ты считаешь, что я союзник Пизона? – усмехнулся Тиберий.

   – Вы или ваша матушка Ливия! Она ведь всегда защищала интересы обожаемого сына! – воскликнула Агриппина. – И к тому же всем известно, что она взяла под свою защиту мерзкую Планцину!

   – Она защищает Планцину лишь потому, что не желает, чтобы бедной женщине были нанесены обиды из-за преступления Пизона!

   – Планцина была его сообщницей! Она присутствовала на пиру в Антиохии, когда яд подали за столом моему мужу. Я уверена, что она знала о намерениях Пизона!

Голос Агриппины дрожал от гнева, в глазах блестели слёзы. После возвращения из Сирии она жила в доме свекрови Антонии, вместе со своими детьми. В Риме её высоко ценили за ту преданность, с которой она сопровождала мужа в его походах, за благочестивость и за отвагу. Но Тиберий знал её ещё в те годы, когда она была обычной конопатой девчонкой, не по годам высокой и напористой. Он не чтил Агриппину.

   – Пизон будет осуждён. Большего я тебе не могу обещать. Возвращайся к Антонии, – холодно произнёс он.

   – Мой муж был великим человеком, и вы это знаете, – ответила Агриппина. – Его любил Рим. Перед ним преклонялись солдаты в войсках. Вы боялись, что он может отнять у вас трон, поднять мятеж. Но вы его недооценивали. Никогда Германик не стал бы свергать законного правителя. У него были шансы стать кесарем, но он отказывался ими воспользоваться. Вы погубили его подло, коварно, жестоко. Не думаю, что вы раскаиваетесь. Однако не забывайте, что настоящие враги, от которых в случае необходимости вас защитил бы Германик, находятся рядом с вами и выжидают момента нанести удар.

   – Тебе ничего неизвестно о моих врагах, – вздохнул Тиберий.

   – Нет. Но у такого могущественного человека, как вы, их должно быть немало. У Рима теперь наследник – Друз. Но это вовсе не значит, что вокруг вас нет желающих сесть на престол.

Внезапно Тиберий подумал о том, что два старших сына Агриппины в будущем могут претендовать на трон. Они – прямые потомки Октавиана и дети самого Германика. Однако пока его преемником остаётся Друз, сыновья Агриппины не представляют серьёзной опасности.

   – Кесарем будет Друз, – твёрдо произнёс Тиберий. – И хотя я не считаю его умным и серьёзным человеком – он мой родной сын, и я люблю его. Что до тебя, Агриппина, то я буду рад принимать тебя при дворе. Сейчас же иди к Антонии – и отстранив молодую женщину, он стал подниматься по лестнице.

   – Убийца! – пробормотала Агриппина.

От Тиберия не ускользнуло то, что было произнесено ею за его спиной, но он предпочёл ничего не отвечать. Самый лучший выход в нынешней ситуации для него – это остаться равнодушным к обвинениям в свой адрес и постараться усмирить людской гнев, отдав на расправу римлянам Пизона.

Он отправился в свои покои, погруженный в мрачные раздумья. Дерзость Агриппины внушала ему опасения. Внучка Октавиана могла разжечь в Риме смуту, её поведение насторожило Тиберия.

Всего через сутки, желая успокоить взволнованных подданных, он подписал указ об аресте Пизона. Рим жаждал крови.

ГЛАВА 46

Испуганно глядя в зелёные глаза Планцины, бывший наместник Сирии выслушал от неё предупреждение о том, что Тиберий решил отдать его под суд.

Ливия, первой узнав о намерении сына взять Пизона под стражу, сообщила об этом своей подруге и верной союзнице. А Планцина поторопилась в дом одного из центурионов, где скрывался прибывший в Рим Пизон, чтобы рассказать мужу тревожные вести.

   – Нет! Я не верю, Планцина! Этого не может быть! Тиберий не станет поступать со мной столь несправедливо!

   – Он уже вынес своё решение, – возразила Планцина мрачно. – Ничто теперь не спасёт тебя от расправы. Нас предали.

   – Меня – да! Но ты под надёжной защитой Ливии! – взвизгнул Пизон.

Вернувшись в Рим следом за Агриппиной, он сразу же столкнулся с людской ненавистью. Эта ненависть витала повсюду, одновременно со скорбью. Сотни людей осаждали дом Пизона, поджидая его. Издали наблюдая за ними, Пизон слышал, как они выкрикивают оскорбления и угрозы, требуя жестокой расправы. Он чувствовал в те минуты сильный страх. Нет ничего ужаснее гнева толпы. А сейчас толпа готова была не оставить камня на камне от его дома и разорвать его самого на куски.

Кесарь больше ему не заступник. Кесарь его предал. Пизона будут судить и непременно предадут казни.

   – Ливия не может заставить сына заступиться за тебя, – молвила Планцина. – Она бессильна. У неё нет влияния.

   – Тогда что же мне делать?! – завопил Пизон, вцепившись себе в волосы.

Они беседовали с женой наедине в небольшой, слабо озарённой солнечными лучами комнате. Сквозь открытое окно долетал шум улиц и людские голоса. Под полукруглым сводом залегли густые тени.

Рыдая, Пизон опустился на пол и взял Планцину за руку. В его глазах сквозило отчаяние, губы дрожали.

   – Планцина! Подскажи, что мне делать?! Ты же всегда была такой хитрой, такой изворотливой.

   – Может быть, нам следует уехать туда, где нас никто не найдёт? – предложила жена. – У меня есть драгоценности, которые я могу продать. На эти деньги мы будем жить вдали от Рима.

   – Нет! Ты не понимаешь... Империя заняла весь мир, Планцина! – закричал Пизон. – А Тиберий – верховный правитель! Он нас найдёт. Мы нигде от него не спрячемся!

Тяжело сев рядом с мужем, толстуха обняла его за плечи. Она любила Пизона, и поэтому ей было особенно больно от того, что она не могла его спасти. Ей самой тоже угрожала опасность. Когда её паланкин следовал по улицам города, вслед ей часто звучали оскорбления и насмешки, её ненавидели. Многие римляне не понимали, почему Ливия защищает её от суда.

   – Я вынужден прибегнуть к последнему средству избежать позора! – всхлипнул Пизон и крепко прижался головой к бёдрам Планцины. – Дай мне мой кинжал. Он лежит на столе.

   – Но зачем? – испуганно прошептала Планцина. – Не собираешься же ты...

   – Увы, я должен покончить с собой. Лишь это избавит меня от суда и ненависти народа, – от жалости к себе Пизон зарыдал ещё громче.

   – Нет! – умоляюще сказала Планцина. – Не делай этого, Пизон! Мы можем уехать в Малую Азию... Там нас никто не найдёт.

   – Тиберий найдёт нас везде, – возразил Пизон. – И тогда расправа надо мной будет ещё более жестокой, чем могла бы! Я не вынесу жизни в страхе, в ожидании того, что он меня разыщет. Дай мне кинжал.

Слёзы хлынули по загримированным щекам Планцины. Вокруг её глаз растеклись чёрные тени из толчёного свинца. Сжав руку мужа, она задрожала от ужаса.

   – Пизон... Нет!

   – Дай кинжал, – упрямо повторил он.

Тогда Планцина повиновалась его настойчивым просьбам. Поднявшись с пола, она подошла к столу и взяла кинжал, убранный в ножны. Крупная, толстая, с распущенными вдоль спины каштановыми волосами, Планцина стояла у стола, задумчиво вертя в пальцах оружие. Ей вдруг пришло в голову, что она вполне могла бы убить себя вместе с мужем. Но её останавливал страх перед вечностью.

   – Планцина! – вновь застонал Пизон, простирая к ней руку.

Вернувшись к мужу, она опять села на пол и решительно взглянула ему в лицо.

   – Ты прав... У тебя не выбора...

По-прежнему рыдая, Пизон взял у неё кинжал, достал его из ножен и потрогал пальцем остриё. Лезвие было хорошо заточено.

Перевернув руку запястьем вверх, бывший наместник Сирии сделал быстрый надрез на венах. Тёмная кровь тотчас проступила сквозь кожу. На левом запястье надрезала ему вены Планцина.

   – Может, ты присоединишься ко мне? Ведь ты тоже подвергаешься опасности, – прошептал он.

   – Да, я присоединюсь к тебе, Пизон... Но позже... Сейчас я ещё не готова убить себя, – сквозь слёзы ответила жена.

   – Тогда побудь со мной. Останься рядом, – попросил Пизон и, склонившись к её коленям, обхватил их руками.

Его кровь стекала на тунику Планцины, но она не обращала на это внимания. Боль от разлуки с мужем, отчаяние от того, что они сами обрекли себя на гибель, причиняли ей ужасные страдания.

   – Если боги хотели покарать нас за то, как мы обошлись с Германиком, то им сие удалось! – закричала она. – Теперь пусть они покарают Тиберия!

   – Его они никогда не покарают, ибо он их фаворит! Избранник Юпитера, – прохрипел Пизон, закрывая глаза.

Капля за каплей кровь текла из его надрезов. Постепенно силы покидали его. Вместе с силами из него уходила жизнь. Полчаса... Час... Ноющая тупая боль в запястьях... Минут чрез двадцать Пизон перестал её замечать. Он слабел, перед глазами густел мрак. Для него наступала вечность.

Позже Планцина последует за ним. После того как не станет Ливии, её уже некому будет защищать от гнева народа. Но это случится лишь через несколько лет. А пока Планцина останется жить среди человеческой ненависти. Ведь ненависть пугала её гораздо меньше, чем участь, подобная участи Пизона.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю