355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Емельянова » Фаворит богов » Текст книги (страница 22)
Фаворит богов
  • Текст добавлен: 17 апреля 2017, 01:30

Текст книги "Фаворит богов"


Автор книги: Анна Емельянова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 63

Утром весь город бурлил. Крушение власти столь могущественного человека, в котором многие уже видели нового кесаря, обсуждалось и горожанами, и прибывшими в Рим путешественниками. Сеян в тюрьме. Сеян будет казнён. Кесарь покарал Луция Элия Сеяна. Через несколько дней об этом узнают даже в отдалённых частях империи.

В доме Антонии эту новость встретили настороженно. На милость Сеяна его домочадцы не надеялись, но среди них жила Ливилла, которая не только продолжала его любить, но и была замешана в недавно раскрытом заговоре. Все понимали, что в ближайшее время ей предстоит разделить участь любовника.

Эти догадки подтвердились, когда вечером стало известно об аресте и убийстве детей Сеяна. Антония отправилась в дом своей подруги, жены одного из сенаторов, чтобы расспросить её о готовящемся аресте Ливиллы. Пользуясь тем, что Ливилла приходилась Тиберию родной племянницей, Антония собиралась писать ему прошение о её помиловании или замене казни на изгнание.

Ливилле же её участь виделась уже решённой. Она, как никто другой, знала, какую глубокую отеческую любовь питал Тиберий к Друзу. Воспользовавшись отсутствием Антонии, она удалилась в свою опочивальню, умоляя Клавдия и двух рабов остаться с ней.

   – Я должна убить себя, – сказала она им. – У меня нет другого выхода.

   – Ливилла! – прошептал Клавдий, взяв её за руку.

По её щекам хлынули слёзы. Она задрожала от волнения.

   – Брат мой... Я боюсь... Побудь со мной...

   – Конечно, Ливилла! Милая моя Ливилла! – воскликнул Клавдий и привлёк её к груди.

Зарыдав, она прижалась к нему.

Были годы, когда ей нравилось подвергать его насмешкам, но она всегда любила его больше, чем Германика. С Клавдием ей было интересно. Клавдий развлекал и забавлял её, как сейчас он развлекает и забавляет старшую дочь Германика, Агриппину. Рядом с Клавдием прошло её детство. Когда-то они вместе обучали трюкам её обезьянку. Когда-то пугали друг друга страшными историями, спрятавшись в самом тёмном углу их большого дома. Когда-то смеялись над тем, что оба считали смешным, или воображали, каким будет их великолепное будущее. И вот Клавдий находится с ней сейчас, чтобы ей не было одиноко в её последние часы.

   – Я всегда любила тебя сильнее, чем Германика, – призналась она, отстранившись и глядя в его большие чёрные глаза.

   – Неужели? – пробормотал Клавдий. – А я вообще любил лишь тебя одну. В моём сердце нет места для большого числа людей.

   – Теперь оно опустеет, – вздохнула Ливилла. – Но я думаю, что ненадолго, ведь я вижу, как ты привязался к маленькой Агриппине. Она заменит меня тебе – и, подойдя к окну, Ливилла опустилась на невысокий диван.

Не убивай себя! – закричал Клавдий. – Вдруг матушке удастся договориться с кесарем о замене казни на изгнание?

   – Ты же знаешь Тиберия не хуже меня, браг... Он не умеет прощать... Он покарает меня...

Присев на диван рядом с ней, Клавдий нахмурился. В глубине души он осознавал, что сестра права. Тиберий непременно казнит её и его расправа будет невиданной по жестокости.

Ливилла тем временем склонила голову ему на плечо.

   – Невия, – сказала она одной из своих рабынь. – Приведи ко мне Гемелла. Хочу обнять его напоследок.

Всхлипывая, с трудом сдерживая слёзы, рабыня побежала исполнять её приказ. Вторая из находившихся в спальне служанок подвинула к дивану золотую вазу, чтобы туда стекала кровь из вен Ливиллы, которые предстояло вскрыть. Потускневшим от ужаса взором Ливилла наблюдала за тем, как рабыня положила на стол у дивана остро заточенный кинжал, чтобы по требованию госпожи пустить ей кровь.

Клавдий крепче сжал ледяные руки сестры.

   – Почему ты не выбрала яд? – спросил он.

   – Нет... Яд вызывает у меня огромный страх, страх после того, как я наблюдала муки Друза, – прошептала Ливилла. – И всё равно, Клавдий... Мне сейчас так страшно!

   – Знаю... Поэтому я с тобой.

   – В трудные минуты моей жизни ты всегда был со мной. Когда в детстве я боялась вскарабкаться на кипарис, что растёт до сих под окнами твоей комнаты, ты всегда кричал мне, что ты со мной. И когда я болела лихорадкой в двенадцать лет, ты говорил мне, сидя у моей постели, что ты со мной. И нынче ты снова со мной – уже в последний раз. Однако я сама виновата в том, что случилось. Я влюбилась в Сеяна, поверила ему. Ради него я предала мужа, предала Отечество, предала кесаря. Я была дурой. Но теперь нет смысла жалеть об этом.

Дверь открылась, и в спальню вернулась Невия, сопровождаемая худеньким белокурым мальчиком. При виде его Ливилла вновь громко зарыдала:

   – Гемелл! – простонала она и заключила сына в объятия.

Мальчик не понимал, почему Ливилла плачет. Она гладила его по золотистым локонам, и сердце её разрывалось от того, что обстоятельства вынуждали их расстаться.

   – Не забывай меня, – шепнула она на прощание Гемеллу и приказала Невии отвести его обратно в сад, где он обычно играл, когда стояла солнечная погода.

Как только за Гемеллом закрылась дверь, Ливилла подозвала вторую рабыню и велела разрезать себе вены. Та повиновалась сразу же. Взяв острый кинжал, рабыня сделала надрезы на запястьях Ливиллы и подвинула к дивану вазу, чтобы в неё стекала кровь. Ливилла, с распущенными вдоль плеч кудрями, с горящим от тревоги взором, в простой тунике, сидела на краю постели.

   – Если бы ты знал, брат мой, как тяжело мне расставаться с жизнью и со всеми вами, – сказала она. – Но у каждого своя судьба. И моя судьба должна решиться сегодня.

Проведя ладонью по её гладкой бледной щеке, Клавдий тяжело вздохнул. Ему было жаль Ливиллу. Жизнь постепенно уходила из её тела. Она больше не плакала. Переплетя свои пальцы с пальцами сестры, Клавдий чувствовал, как её горячая кровь скользит по его рукам. Закрыв глаза, Ливилла прижалась к нему.

   – Мне уже не страшно, – вдруг едва слышно произнесла она. – Ведь со мной ты. Как ты думаешь, Гемелл станет кесарем? Мне бы хотелось знать его будущее... Жаль, что я никогда не обращалась за советами к астрологам.

   – Будущее способно меняться, Ливилла, – ответил Клавдий. – Никто не может точно знать, что ждёт нас впереди.

   – А ты прав... В тебе есть великая мудрость, – отозвалась Ливилла.

Клавдий видел, что она слабеет. Теперь ей уже было трудно вести с ним беседу. Под её глазами залегли густые тени.

   – Скажи, кем ты считаешь меня – предательницей, шлюхой или просто наивной глупой женщиной? – вдруг осведомилась она.

– Я считаю тебя жертвой собственной страсти, – проговорил Клавдий. – Ведь именно страсть к Сеяну превратила тебя в предательницу, шлюху и наивную глупую женщину. Страсть – сильное чувство. Страсть лишает людей разума.

Больше они ни о чём не разговаривали. Капля за каплей стекала кровь по их рукам. Клавдий крепко сжимал эти тонкие белые пальцы, чувствуя, как тяжелеет её обмякшее тело. Он плакал. Но его сестра этого не замечала. Утратив сознание, она не могла видеть того, что происходило вокруг.

Постепенно кровь перестала течь из её распоротых вен. Ливилла погибла за час до заката солнца. А брат ещё долго сидел возле неё, держа её руки в своих и размышляя о неведомых поворотах человеческих судеб.

ГЛАВА 64

Прохаживаясь по небольшой сумеречной темнице, Сеян мучился от переполнявшей его тревоги. Он знал, что близится час его казни, знал, что уже никто не в силах её предотвратить.

Власть Сеяна пала... Но ведь именно он, Сеян, первым из преторианских командиров сумел поставить себя почти на один уровень с кесарем. Никому из его предшественников не удавалось сделать такую великолепную карьеру. К нему, Сеяну, приходили за поддержкой всадники и патриции. К нему обращались сенаторы, жаждущие справедливости или принятия важного закона. К нему прибывали послы из царств, ищущих союза с Римом. Было время, когда он фактически управлял Империей. И вдруг всего за одни сутки его могущество рухнуло.

Сначала он заподозрил в предательстве Ливиллу. Он решил, что брошенная им любовница, негодуя и забыв о благоразумии, отправила письмо на Капри, к своему дяде и рассказала обо всём, что связывало их. Но потом Сеян подумал, что Ливилла при всей своей глупости и необузданности не сможет выдать Тиберию то, что она участвовала в убийстве Друза. Ливилла слишком боится гнева Тиберия.

И тогда в голову Сеяна пришла догадка относительно Апикаты. Незадолго до самоубийства она покидала Рим. Вполне вероятно, что она встречалась с Тиберием. Претору удавалось одно время запугивать её и давить на неё, но позже, перестав видеться с женой, он утратил былое влияние на неё. Его намерения вынудили Апикату, испытывающую стыд из-за предательства мужа, искать справедливости. И она поехала к Тиберию.

   – Этот поступок очень похож на Апикату, – сказал Сеян задумчиво. – Ведь она дружила с Ливией, матерью Тиберия, и, несомненно, была признательна им обоим за те блага, что мы получили из-за нашего пребывания в их окружении. Долг пред Римом оказался для Апикаты важнее долга пред мужем. Хм! Она вела себя как женщина, всецело преданная Отечеству, и если бы мне теперь не грозила казнь, я бы ею восхищался.

Он подошёл к небольшому оконцу, вцепившись в прутья, выглянул на улицу. Отсюда ему был виден двор и высокие ворота, у которых дежурили стражники.

   – Ну, вот и завершилась власть Сеяна, – пробормотал претор. – Без меня Рим утратит былое величие. Юлий, Октавиан... могли его удержать. Могущество, которое заставляло трепетать весь мир, будет постепенно истощаться. Начнут процветать пороки. Риму нужен на троне солдат, а не развратный подозрительный безумец вроде нашего Тиберия. Германик, возможно, смог бы сохранить Империю в том девственно-чистом великолепии, в котором её создал Юлий. Но не Тиберий. И никто из его родственников не сумеет справиться с этой грандиозной стихией. Впрочем, мне до них уже нет дела.

Вспомнив о казнённых детях, Сеян вновь погрузился в мрачные размышления. Он страдал от того, что их убили, но в глубине сердца признавал справедливость подобной кары. Ведь и Тиберий мучился, когда Сеян отравил Друза. Теперь Сеян прошёл через всё, что испытал кесарь. Теперь Сеяна можно было предать казни.

Пройдут годы, и будущие командиры преторианцев повторят невероятную карьеру Сеяна. Сначала Макрон, заняв должность главы охраны у Гая Калигулы. Следом за ним Софоний Тигеллин при юном кесаре Нероне станет неофициальным правителем Рима. Но всё сие лишь ждало Рим впереди...

В коридоре послышались голоса, и Сеян покинув место у окна, отошёл к стене. Загремели замки, дверь в темницу распахнулась, на пороге появился Макрон. За его спиной стояло несколько вооружённых вигилов и преторианцев.

   – Можешь не говорить мне, зачем ты пришёл, – хмуро произнёс Сеян. – Я догадываюсь о причине. Казнь.

Они глядели друг другу в глаза. Один из них – бывший влиятельный государственный муж, а второй – будущий. Грядущее и минувшее встретились сейчас лицом к лицу в сумеречной темнице.

   – Что меня ждёт? – спросил Сеян.

   – Палач отрубит тебе голову во внутреннем дворе. Мы решили, что не следует устраивать из твоей казни всеобщее зрелище. Люди слишком ненавидят тебя, мы боимся мятежей.

   – Я рад столь мудрому решению, Макрон. Я спасся от позора.

   – Позор всё равно останется на тебе, – возразил Макрон – Имя Сеяна потомки будут вспоминать с презрением, как вспоминают людей, предавших своего государя, и то доверие, что было им оказано.

   – Неважно, – пробормотал Сеян. – У меня возник шанс завладеть огромной властью, и я им воспользовался. Я никогда не боялся идти на риск и дерзко бросал вызов судьбе. Вспоминая обо мне, потомки не раз удивятся моей отваге.

   – Точнее, твоей наглости, – усмехнулся Макрон и пропустил в темницу ждущих за его спиной солдат. – Отведите Луция Сеяна к месту казни.

Солдаты встали с двух сторон по бокам Сеяна, готовясь отвести его во внутренний дворик.

   – Ну а что же ты будешь делать дольше, Макрон? Займёшь покои Тиберия на Палатине, где жил я всё это время? – насмешливо спросил Сеян, направляясь к двери.

   – Нет, – отозвался Макрон. – Я возвращаюсь на Капри. Ведь глава личной охраны должен находиться рядом с государем.

Вновь взглянув ему в глаза, Сеян понимающе усмехнулся:

   – Не завидуй мне, о, Макрон! Пройдёт время и наступит твоя очередь царствовать, – прошептал он и покинул камеру.

Макрон не пошёл с ним к месту казни. Он долго стоял в сумраке темницы, внимая лишь стуку собственного сердца, и вновь ловил себя на мысли о справедливости замечаний претора, который словно видел его насквозь.

Между тем Сеяна отвели в полукруглый внутренний двор. Этим вечером здесь не было никого, кроме палача, сжимавшего в руке топор на длинной ручке, командира тюремной стражи и нескольких солдат.

Остановившись, Сеян на несколько секунд устремил взор к вечернему небу, приобретавшему пурпурный оттенок. В вышине с криками носились стаи птиц. Облака имели угрюмый, неприветливый вид. Дул ветер.

Эшафот был собран за несколько часов до казни. Один из стражников связал Сеяну руки за спиной. Впервые претору стало страшно. Он ощутил свою ничтожность рядом с огромным могуществом кесаря, который, всего лишь начертав указ на тонком листе папируса, решил человеческую судьбу.

   – Мы слишком жалки всё же против тебя, – прошептал Сеян, вспомнив человека, которого он подло предал.

Опустившись на колени, он прижал шею к колоде. Командир солдат отдал короткий приказ. Палач взмахнул топором, хлынула кровь и голова, отделённая от тела, упала на эшафот.

ГЛАВА 65

Прошло несколько дней, и на Капри доставили новости о событиях, взволновавших Рим. Сначала Тиберий узнал о самоубийстве племянницы, затем из уст самого Макрона, о расправе над Сеяном. Он выслушал доклад претора с видимым хладнокровием, пытаясь скрыть своё торжество.

Тем не менее страхи и подозрительность его после раскрытия заговора не только не исчезли, но и усилились. Впрочем, в Рим он по-прежнему не собирался возвращаться. Его вполне устраивала жизнь на Капри, и именно отсюда он впредь планировал управлять государством. Он, как и ранее, содержал на Капри свой двор, где Приск, распорядитель наслаждений, не переставал радовать его подданных пирами.

Часто Тиберий выходил побродить в одиночестве по скалам, глядя на бухту, и подолгу сидел среди утёсов, наблюдая за прибоем, набегавшим на отмели. В такие часы его никто не имел права беспокоить.

Все прекрасно помнили случай, произошедший с ним некоторое время назад. Тогда какой-то рыбак, поймав среди скал хороший улов и увидав гуляющего кесаря, преподнёс ему в дар большую рыбу. Но Тиберий, приняв его за подосланного врага, кликнул дежуривших поблизости преторианцев и приказал им покарать несчастного. Узнав же, что он местный житель, Тиберий велел бить его рыбой по лицу. Этот случай удивил многих уроженцев Капри.

Иногда по ночам Тиберию снился Рим, но он никогда не скучал по городу, в котором вырос. Возможно, потому, что сами римляне никогда не любили кесаря. Огромные площади, залитые солнцем, гигантские статуи богов, дворцы, изумляющие великолепием, храмы, форум, улицы... Вспоминая город, Тиберий понимал, что для римлян он, кесарь, навсегда останется чужаком, изгнанником. Среди подданных ему было неуютно.

В детстве он обладал очень стеснительным характером, в отличие от своего брата Друза. Уже тогда Тиберию становилось не по себе, если случалось ему оказаться среди большого скопления людей. Поэтому, когда он вырос и Октавиан нанёс удар его ранимому сердцу, заставив развестись с Випсанией, он с удовольствием уехал на Родос. Многие считали его отъезд добровольным изгнанием, но на Родосе ему впервые за долгое время стало хорошо.

После возвращения Макрона с новостями из Рима кесарь сразу вызвал к себе Фрасилла, желая узнать, что готовят ему в будущем звёзды. Их встреча состоялась поздней ночью в опочивальне.

Тиберий сидел возле окна, глядя на погруженные во мрак сады и далёкий спуск к бухте. Осенний ветер доносил до его слуха рокот прибоя. Кесарь раздумывал над своим будущим. Оно виделось ему мрачным, хотя когда-то Фрасилл предрекал, что он будет долго править Империей. Иногда, устремив взор к звёздному небу, Тиберий пытался прочесть среди всех этих переплетений серебряных точек собственную судьбу. Но он не был силён в астрологии.

Его родовое имя – Тиберий Клавдий Нерон – не раз подвергалось насмешкам до того, как он взошёл на престол и ввёл закон об оскорблении Величества. В армии, во время походов, в которые Тиберия посылал отчим, его дразнили Биберий Калдий Мерой[24]24
  Игра слов: Биберий – от глагола «пить» (bibere), Калдий – от «подогретое вино» (caldum), Мерой – от «чистое вино» (merum).


[Закрыть]
за любовь к вину. Он терпел солдатские шутки молча, но те больно задевали его.

Прошли годы, и теперь никто не смеет над ним смеяться. Все перед ним пресмыкаются и трепещут...

Впрочем, он не сердится на сограждан за нелюбовь. Когда погиб Германик, а в Риме против него назревал мятеж и на его статуях появлялись надписи: «Отдай Германика!», Тиберий перестал бояться римлян, и поэтому римляне стали бояться его...

Фрасилл жил в одной из комнат виллы Юпитера. С кесарем они виделись нечасто, потому что Тиберий предпочитал проводить время в одиночестве. При встрече, они редко обсуждали астрологию, за исключением тех случаев, когда сам Фрасилл желал сообщить Тиберию важные пророчества.

Он пришёл к кесарю бодрый, уверенный в своих силах, хотя, судя по виду, ещё не ложился спать. Поскольку Тиберий засыпал очень поздно, всё его окружение тоже было вынуждено отправляться ко сну глубокой ночью.

   – Много раз за свою жизнь я всерьёз задавался вопросом, как звали мать троянской царицы Гекубы? – молвил Тиберий, когда Фрасилл вошёл в зал. – Я спрашивал об этом грамматиков, но они мне не могли дать ответа. Может быть, его даст астролог?

   – Полагаю, что мать Гекубы звалась Евагорой, но по другой версии – Евфоей. Посему пусть кесарь сам выберет то имя, какое ему больше нравится.

   – Ты всегда был умён и лукав, Фрасилл, – хмыкнул Тиберий. – А я любил мифы и поэзию. Как ты считаешь, мои стихи похожи на творчество Эвфориона, Риана или Тарфения? В юности я подражал их слогу.

   – Но в итоге у вас появился свой стиль!

   – Льстец! – засмеялся Тиберий. – Садись рядом. Давай послушаем шум волн, а потом ты расскажешь мне свои пророчества.

Опустившись возле кесаря, Фрасилл продолжал с улыбкой смотреть на него. В зале было прохладно из-за ветра, врывающегося с улицы и заставляющего трепетать пламя факелов. Рокот прибоя эхом звучал среди скал. Осенью у берегов Капри часто штормило.

   – Государь, вы победили своего самого главного врага, – вдруг произнёс Фрасилл. – Помните, я говорил об опасном человеке, который способен причинить вам много зла?

   – Воин? – спросил Тиберий по-гречески.

   – Да, – кивнул Фрасилл. – Моё предсказание в своё время сбылось. Но вы восторжествовали над врагом.

   – Я слишком поздно догадался о том, что воин – это Сеян. И хотя подозрения в его адрес у меня появились давно, я их упорно отметал. Мне слишком нравилось то, с каким рвением Сеян желал служить своему государству. А ведь его служба была всего лишь лицемерием и ложью.

   – Верно, – согласился Фрасилл. – Но я всё равно рад, что победили вы.

   – Многие в Риме не разделяют твоего мнения, – возразил Тиберий. – Сеяна люди ненавидели, но меня презирают и боятся, а это страшнее любой ненависти. Поэтому я никогда не вернусь в Рим. Я вечный изгнанник, Фрасилл. Такова моя судьба, и мне следует с ней смириться.

   – Но вам способствует удача, – заметил астролог.

Тиберий в очередной раз подумал о своей страшной, необычной судьбе.

Он вспомнил об отце Нероне, на которого совсем не был похож. Ливия рассказывала, что Нерон после убийства Юлия Цезаря отказался признать наследником престола Октавиана. А ведь Октавиан был законно усыновлённый Юлием преемник. Нерон присоединился к отрядам, ведущим с Октавианом войну. Он не скрывал того, что мятежник. Но войну выиграл Октавиан. Нерон с женой и старшим сыном Тиберием вернулся в Рим. Здесь Октавиан и отнял у него Ливию, беременную вторым ребёнком, Друзом. С тех пор Нерон не виделся со своей семьёй.

   – Но будет ли удача и впредь благоволить ко мне, Фрасилл? Я так одинок... У меня никого нет... Это моя плата за власть, ведь у владыки мира не может быть друзей, – вздохнул он.

   – Скажу одно, вы будете царствовать ещё долго, – ответил Фрасилл. – Но я предвижу, что ваш конец окажется насильственным. Звёзды открыли мне, что в глубокой старости вас убьют.

   – Кто? – вздрогнул Тиберий, глядя на него своими большими синими очами. – Кто меня убьёт?

   – Этого я не знаю, – отозвался астролог. – Наверное, я единственный человек во всей Империи, кто не считает вас безумным из-за того, что вы подозреваете в заговорах каждого из собственного окружения. Я читаю вашу судьбу и вижу, что вам есть чего бояться.

   – Но... Но когда мой убийца появится рядом? Как мне его определить? – осведомился Тиберий.

Пожав плечами, Фрасилл опустил голову.

   – Звёзды молчат, – отозвался он глухо.

Несколько минут оба молча слушали суровый рокот волн, разбивавшихся о берег.

Тиберий размышлял над услышанным от астролога. Всё это означало то, что он не зря был так осторожен и беспощаден в минувшие годы, а теперь, когда определилась его судьба, ему нужно быть ещё более внимательным с теми, кто находится рядом, кто живёт с ним, кто его охраняет, кто ему служит. Враги... Они мерещились Тиберию почти в каждом. Отныне он станет ещё более осторожен...

   – Фрасилл, я всегда буду признателен тебе за твои предсказания, невзирая даже на то, что иногда они пугают меня, – сказал он, – И пусть подданные по-прежнему упрекают меня в жестокости, но я знаю точно – ты мой лучший и самый надёжный слуга.

   – А для меня, государь, поистине лестно услышать из ваших уст похвалу, – ответил Фрасилл. – Ибо это означает, что мои труды принесли пользу стране, в которой я родился и живу...

По окончании беседы Тиберий, вызвав Макрона, приказал увеличить число охраны. Начинались времена суровых гонений.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю