Текст книги "Твёрдость по Бринеллю"

Автор книги: Ангелина Прудникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Остров Конец

Отпуск у Дарьи должен был пропасть безнадежно: через месяц нужно нести в редакцию готовую рукопись, а она была вовсе еще не готова. Предстояло умопомрачительное стучание на машинке, и, чтоб стучать хотя бы на свежем воздухе, Дарья решила «отчалить» из города – все равно, куда и с кем, лишь бы недалеко и на природу. Но ехать ей было совершенно некуда: деревни поблизости нет, дачи у нее нет, приткнуться одинокой женщине, да еще с таким хобби, негде. Оставалось одно: попытаться «отчалить» на Острова. Там, говорят, есть гостиница, и даже турбаза: туда ездят морем туристы смотреть на древний, замшелый монастырь. Там, может, и она найдет пристанище. А главное – это почти рядом.

Уложив машинку, черновики рукописи и несколько пачек бумаги в чемодан, Дарья сунула туда же, на оставшееся место, несколько своих шмоток – так себе, давно не модных, и банок тушенки: придется ведь еще чем-то питаться и чем-то прикрываться, хотя бы и на Островах. С этим тяжеленным чемоданом, и полная решимости, она оказалась на морском причале и вскоре уже сидела на палубе одного из морских "лайнеров" в качестве палубного пассажира (то есть без каюты и без места), бдительно охраняя от чьих-либо покушений свой драгоценный, как ей казалось, чемодан. Ночь ей предстояло кое-как провести на палубе, а утром она уже будет на желанных и замшелых Островах.

И все же Дарье жуть как хотелось оставить сейчас свой чемодан и побродить по салонам и барам парохода, посидеть (как когда-то) где-нибудь в углу, с коктейлем и соломенной трубочкой во рту, – но как его бросишь, если здесь вся ее дальнейшая судьба? Приходилось мириться с отсутствием дорожных удовольствий и поприжать свое неугомонное любопытство. Но заскучать ей, и даже прикорнуть поспать, не дали: недалеко от нее, на палубе, сгруппировалась кучка веселых ребят и девчат с гитарой. Они сидели на длинных серых ящиках, а в огромной куче вещей желтели боками несколько аквалангов. Их было человек десять, и пели они знакомые, щемящие душу туристские и студенческие песни. Дарью, как старую бродягу, тут же потянуло туда: давно ли и она в таких вот компашках разъезжала и распевала под гитару песни? Теперь все: ее личное время навсегда брошено на иной алтарь. А то б она…

Проверив, плотно ли стоит чемодан, она потихоньку передвинулась к группе поющих, повернувшись все же так, чтобы не терять чемодан из поля зрения, а потом, решив, что некуда тут злоумышленнику с ним убежать, разве что бросить его за борт, отвлеклась и начала прислушиваться.

Господи, как время бежит: вот ей уже тридцать три, а десять лет назад она пела те же самые песни и бацала даже на гитаре, да-да… А впрочем, чем она так уж от этих ребят отличается: такая же панама защитного цвета, куртка, джинсы… Разве что чемоданом?

Шутливый чернявый очкарик вдруг заметил ее и предложил ей уголок того самого ящика (как оказалось, из-под акваланга), на котором и сам сидел, и Дарья не колеблясь, решительно уселась среди бродяг, как своя среди своих, и скоро ее голос довольно заметно влился в несмелый хор поющих. Она не удержалась и спросила потихоньку: куда они? "На Острова, на Острова – понырять, звезд пособирать, на две недельки, не больше", – отвечали ей.

Скоро свежий ночной ветер, как компания ни крепилась, выжил ее с палубы: певцы и Дарья укрылись в музыкальном салоне и, сидя на полукруглом диване вокруг рояля, привалившись друг к другу, полудремля-полубодрствуя скоротали ночь.

***

Утром Дарья проснулась, когда пароход уже стоял у причала. Аквалангисты суетились, готовясь к выгрузке, и Дарья тоже схватилась за свой чемодан и быстро потащила его к сходням.

Через час землепроходческий пыл ее поубавился: гостиница в старинном, поразившем Дарьино воображение монастыре не принимала посетителей, так как готовилась к слету ветеранов войны, а на турбазе без турпутевки устроиться было невозможно. Такой ее, пригорюнившейся возле чемодана на крыльце гостиницы, застал Юрка, тот очкарик – весельчак, и с ним его дружок: они тащили мешок свежего хлеба – двухнедельный свой запас – прямо из пекарни.

– Что, прокатили? – участливо спросил он. – Я же сразу говорил: давай к нам. Где десять, там и одиннадцать, в тесноте, да не в обиде. Пошли-пошли-пошли, – он решительно подхватил ее чемодан, другой рукой – лямку мешка с хлебом. – Давай за нами! – он довольно бодро побежал дальше, а Дарье пришлось поспевать за ними, отдавшись полностью на волю рока и чернявого Юрки, а тот полностью, и с великим удовольствием, тут же принял на себя опеку над ней.

Аквалангисты сидели и слонялись по пахнущей мазутом пристани – ожидали отправления "доры", которая должна доставить их к конечной цели путешествия – на небольшой необитаемый островок под названием Конец, самый отдаленный в архипелаге, который они облюбовали для своих изысканий, и шельф которого, по проверенным данным, был очень богат и интересен. "Ну точно, к черту на кулички придется отправиться", – думала про себя Даша, но не очень-то расстраивалась: ребята пропасть не дадут, а то, что остров необитаем, ее очень даже устраивало – значит, там тишина и покой.

Вскоре пришел капитан суденышка, забулдыжного вида мариман, как и все местные моряки, пропитый и прокуренный, задубелый кряж. С аквалангистами, видно, уже была договоренность, и он без лишних слов дал им сигнал загружаться. Вещички были заброшены на судно за пять минут, укрыты брезентом, ребята и девушки, в их числе и Дарья (а рядом с ней – Юра, который от нее уже не отходил), расселись по свободным местам на банках, и "дора" неторопливо потянула в открытое море. По выходе из бухты, на просторе, оказался небольшой штормец, ветер срывал с вершин водяных торосиков соленые брызги и щедро бросал их в лица мореплавателей, но все это было, как видела Дарья, ребятам знакомо, и они с жадностью смотрели на темно-синюю волну, предвкушая скорую борьбу с ней на равных. Юрка рядом с Дарьей тоже радостно и восторженно всхлипывал.

Часа четыре под незамысловатым руководством капитана лодка резала волну, удаляясь все дальше и дальше от острова Центрального в сторону неведомого Конца.

***

Островок оказался похожим на большой камень, выступивший из воды, весь от старости поросший лесом, еловым и темным. «Дора» бросила якорь недалеко от берега, в виду небольшой избушки, и навстречу ей тут же отчалил рыбачий карбас с человеком на борту.

– А говорили – необитаемый, – удивилась Даша.

– А лесничий – забыла? – начал объяснять Юрка. – Он тут хозяин. Тут и родился, живет вместе с матерью на той оконечности острова. А здесь у него наблюдательный пункт. Здесь мы и остановимся, если договоримся… Привет, Саша! – закричал он подплывающему лесничему, и тот, издалека узнав старых знакомцев, молчаливо засиял. Был Саша человеком щуплым, рыжеволосым и бесцветным, да к тому же скромнягой, как оказалось: при виде девушек он тут же залился краской, молча хмурясь и досадуя при этом – видимо, знал о своем недостатке.

– Ну что, Саша, занимаем твою хибару? – пожимая руку лесничему, походя спрашивали аквалангисты, споро перегружая свое снаряжение из "доры" в карбас.

– Давайте, – буднично ответил Саша, – а я туда уйду, – он махнул рукой.

Лесничий принял от капитана несколько ящиков, предназначавшихся ему, после чего суровый мариман и моторист посудины последними неторопливо спустились в карбас, отправлявшийся к берегу.

Выгрузив поклажу на берег, аквалангисты тут же, не теряя времени, как муравьи стали растаскивать ее по местам, обустраивать свое жилище, а Дарье предоставили слоняться от берега к избушке, разглядывать новое и непривычное место обитания.

Берег, как нашла Даша, был красив, но суров; избушка просторна, но темна и неустроенна: длинный стол на козлах стоял в ней, такая же лавка, прибитая к стене, и нары из досок – наследие темного прошлого Островов – вдоль одной из стен. Один угол с печью казался обжитым: тут, видно, хозяйничал иногда лесничий. Более ничего примечательного в ней не было.

Забредя подальше по берегу от дома, Даша обнаружила вдруг экипаж "доры" и аквалангистское "начальство", прямо в песке, под кусточком, распивающих спирт – непременную плату за перевоз в здешних местах, и хмуро стоящего рядом с ними Сашу, который не принимал участия в возлияниях, но внимательно выслушивал новости, привезенные "из центра".

Отдав кое-какие распоряжения на будущее захмелевшему капитану и услышав в ответ: "Все будя", – лесничий укрепил свою поклажу на мотоцикле и, не прощаясь надолго, был таков. Аквалангисты и Дарья с этой минуты были предоставлены сами себе. Капитана и моториста, которые с "устатку" соснули часок в кустах, они вскоре переправили на "дору" и, договорившись с ними о встрече через две недели, отваливая от "доры", помахали рукой. Но капитан, как истый мариман, провозился во внутренностях своей посудины, изредка выныривая на поверхность, еще с час, и наконец неторопливо и с достоинством покинул остров.

И начались экспедиционные будни на Конце.

В первый же день подводники занялись наладкой и проверкой своего оборудования, установкой компрессора, маленького, но довольно противно и громко тарахтящего, работавшего почти беспрерывно, отчего Даше со своей машинкой пришлось уйти дальше по берегу, где треск компрессора был не так слышен, и приняться за работу, разместив свою машинку на одном валуне, поплоше, а самой усевшись на другом. Условия были не то чтобы идеальные: сидеть было жестковато, ветерок перекидывал листы, но если учесть, что сидела она на берегу бескрайнего синего моря, дышала целительным морским воздухом и, оторвав взгляд от листов и машинки, видела вокруг себя солнечный день, корявые, но еще более живописные от этого березки на зеленом берегу, то надо было благодарить судьбу за этот подарок.

Юра с первого же дня не оставлял ее своим вниманием: находил какое-нибудь дело поблизости от ее "кабинета", помогал вживаться в простецкий и естественный быт аквалангистов, многое объяснял, и даже пытался вечерами сопровождать Дашу в прогулках вдоль кромки удивительно спокойного моря, находясь в состоянии романтической влюбленности. Ну что ж: Даша была девушкой не из страшных, покрасивее, пожалуй, аквалангисток, хоть те и были ее посвежей, да еще "писательница"!

"Он же лет на десять моложе меня, – во время прогулки Дарья пропускала Юру вперед и оценивала его взглядом. – Ну хорошо, на семь, – сделала она обычное приближение, успокаивая свое эго. – Ну куда мне с ним? Ишь, заливается соловьем, умненький такой…"

А сердце приятно щемило, и слабо хотелось чего-то сказочного среди этого сказочного ландшафта.

"Нет, – обрывала она сама себя, – работа и только работа. Я сюда зачем приехала? За этим? Нет! И так ничего не успеваю", – гнала она шалые мысли.

Но работа у нее мало-помалу подвигалась, хотя иной раз и приходилось чередовать ее с новыми впечатлениями: подводники, после обследования глубинных кущ с трубочкой и маской, приступили к настоящим "погружениям", и Даша не могла, естественно, отказать себе в удовольствии наблюдать все это, а особенно ту диковинную живность, которую ребята и девчата доставали со дна моря. "Как вам не противно там брать все это руками?" – брезгливо спрашивала Дарья, глядя, как в ведре с водой жирные звезды облепляют стенки и, переставляя присоски, медленно и тупо наползают друг на друга. Но подводники смеялись и обращались со звездами очень просто: они бросали их в кипящую воду, потом сушили у горячей печки и укладывали, просушенные, как сувениры в ящик – для отправки домой.

Еще Дарье пришлось научиться дневалить – это значит, готовить на всех щи и кашу, поддерживать порядок в избе и мыть посуду – по очереди, в один из дней. Но чаще она все-таки сидела в своем "кабинете", стараясь не отвлекаться на красоту природы и на прочие "мелочи", и торопливо стучала на машинке.

Однажды ее напугал голос сзади:

– Все стучишь, стучишь… Роман сочиняешь?

Дарья встрепенулась и увидела за собой лесничего Сашу. Как он подошел, она не слышала. Ну, на то он и лесничий, чтоб ходить неслышно.

– Да вот… – смущенно отозвалась она. – Почти.

– Не надоело?

– Да как сказать… Приходится!

– А в лесу еще не была? – Саша нахмурился и залился краской.

– Нет, не приходилось еще. – Аквалангисты ходили иногда в лес, но недалеко – буквально за домом, в кустах, росла черника, а грибов кругом – хоть косой коси, и далеко ходить не надо. – Да у нас же все рядом.

– Э, не скажи, есть, знаешь, какие места? – лесничий присел рядом. – Вот у меня есть болотце одно на примете: там еще морошка стоит.

– Морошка? – Дарья оживилась: морошку она любила, на морошке и малине выросла, только здесь ей рыжие ягоды не попадались.

– Да. Только ее надо сегодня обрать, завтра поздно будет – упадет. Если хочешь, свожу туда.

Дарья не задумывалась:

– Поехали!

– Только ехать-то ночью придется, раньше не могу.

"Ночью? Почему ночью?" – Дарья удивилась. А впрочем, какая разница: ночи-то белые, светлые, все равно что пасмурный день, а от свежего воздуха, с непривычки, она все равно здесь на нарах до двух часов ночи ворочается… Была не была! Зато ягод привезет, морошки попробует.

– Ладно, будь по-твоему.

– Тогда готовься, в одиннадцать ровно подъеду.

***

Девчонки, когда узнали про морошку, тоже заныли: «И мы хотим!» А Юрка шумно завозился на своем месте за столом. Но все знали, что у Саши заднее сиденье на мотоцикле одно. Девчонки смирились:

– Ну ладно, езжай уж, только возвращайся, а то ведь мать у Саши колдунья: приворожит – тут и останешься!

– Как это колдунья? – насторожилась Даша.

– Ну, колдунья не колдунья, а знахарка точно. Говорят, хотели ее выселять с Островов когда-то, да она какого-то чина островного чуть ли не от смерти спасла (ходят слухи, что сама эту немочь и наслала). Ну помогла, за то и оставили ее здесь, убралась она на самый дальний остров, с тех пор только тут и живет.

– Интересно бы с ней посудачить было… – задумчиво проговорила Дарья.

– И тиснуть потом повестушку, скажем… "Колдунья", – почему-то ехидно засмеялся Юрка-очкарик.

– Во-во, – добродушно загоготали остальные, – ладно, езжай, морошки привезешь!

Ей выделили небольшое хозяйственное ведерко. И Саша уже смирно ждал под окном на своем черном колесном "коне"…

Прочь сомнения! Подумаешь, ночь!

Дарья садится сзади – эх, вспомним молодость! – и мотоцикл урча вползает в ночной лес. Они едут по разбитой колесами этого же мотоцикла тропинке – постоянно ноги враскорячку для страховки, постоянно глинистые лужи на пути – скользко, грязно. Дарья не сразу вцепилась в сидящего впереди водителя, а когда вцепилась, стало еще хуже – он потерял уверенность. Несколько раз они ложились на бок, но Дарья успевала удачно соскочить…

– Впереди – очень разбитый участок, придется тебе сойти, – через какое-то время сказал ей Саша, и Дарья покорно слезла с мотоцикла, а он неумолимо исчез впереди за деревьями, оставив ее одну. Только клочок белесого неба над головой, и сумрак ночного леса охватывает ее, она одна, ей становится жутко: тишина, мотоцикл заглох где-то далеко впереди, ждет ее, и она неуверенно трогается вперед, боясь оглянуться назад…

– Ну и дорога, – облегченно вздыхает она, завидев наконец Сашу.

– Другой туда нет.

Она садится сзади, и они снова едут меж кустов и елок по одной разбитой колее, и Дарья думает: куда так долго можно ехать на этом острове? Наконец они выехали на берег моря – он совсем пологий, здесь нет ветра, и вода и небо одного белесого цвета. Саша прислонил свой мотоцикл к березке – он без подножки, – и они идут в лес, идут долго, почти час, по серому мшанику, и чем дальше от берега уходят в лес, тем темнее становится вокруг.

– Где ж твоя морошка? – спрашивает нетерпеливо Дарья.

– Там, – машет рукой Саша, – у меня заметочка сделана.

Они идут дальше, и Даше страсть как хочется, чтобы Саша взял ее за руку, как маленькую девочку, а он наоборот: то исчезает куда-то к озерку напиться, то убегает вперед, чтобы отыскать отметину. Жуть берет Дарью: впервые она ночью на болоте. Она все чаще оглядывается: за елочками ей мерещатся тени, вот ветка дернулась, вот еще…

Вдруг кто-то положил мягкую, немужскую руку ей на талию. Саша? Она обернулась и впервые увидела, что Саша не хмурится. Тут Дарья поняла, почему он такой хмурый всегда: если он не напустит на себя серьезный вид, то будет похож на веселого, задиристого рыжего щенка! Она перевела дух и захотела просто прижаться к тщедушному Сашиному телу, ища у него защиты, но вспомнила, что ей нужно держать себя в строгости, а… не сопли-нюни здесь разводить. И она шагнула вперед от теплой Сашиной руки.

– Вот он, ориентир! – Саша показал рукой вперед.

Посреди болота, действительно, что-то белело.

– Там и морошка. Пошли!

Дарья направилась туда. Но странный какой-то был у Саши ориентир: на кочке белел, щерясь всеми зазубринами, череп неведомого Дарье животного.

– Тюлень, – пнул ногой Саша.

А вокруг, и в самом деле, разливалось море созревшей морошки. Тут уж Дарья испрашивать позволения не стала: подвязав ведерко к поясу, она пошла работать двумя руками в режиме уборочного комбайна, чтобы отвлечься от светлой, но мрачной ночи – все вокруг было словно за закопченным стеклом, и она то и дело оглядывалась: а нет ли кого за спиной; и все время ей казалось, что кто-то есть, стоит… Саша бегал кругами поодаль, а Дарья брала ягоды подряд, поторапливая первые солнечные лучи, которые уже через час должны были брызнуть из-за туч и разогнать наконец ее ночные страхи. Ощущение нездешности и потусторонности ночного болота усилила невесть откуда взявшаяся морская чайка, которая сделала над ней несколько широких кругов и так низко спикировала над Дарьей, что чуть было не задела ее крыльями, блеснув… голубыми глазами. Или Дарье померещилось?

Спину с непривычки ломило, Даша стала уже уставать. Но вот ведерко наполнилось, да и небо просветлело – можно возвращаться.

– Саша, пойдем назад! – Дарье надоело ползать внаклонку.

– Ну пошли… – Саша подошел с полным ведром и, оценив Дашин "улов", все так же бодро отправился в обратный путь одному ему известными тропинками. Дарья плелась сзади, спотыкаясь и стараясь не упустить его из виду: страхи ночные не уходили, не отпускали ее, и даже когда они вышли уже на берег моря, где было ясно и светло, Дарья все еще неприязненно оглядывалась на лес и болото – казалось, они втягивают ее туда, назад, не хотят отпустить… Был третий час ночи, в этих краях – уже утра, вставало солнце. Подвесив на "рога" мотоцикла два ведерка с ягодами, Саша поджидал Дарью, все еще бродившую по морскому песку и приходившую в себя от пасмурной ночи.

Домой они вернулись в пятом часу утра. Саша, попрощавшись, развернул своего "коня" обратно, а Дарья, съев отрешенно блюдечко ягод как приз за работу, оставила ведерко на растерзание ребятам и завалилась спать.

– Ну как Саша? – с любопытством смотрели на нее утром подводники (а Юрка стал дерзким и отчужденным, хоть глаза и выдавали его).

"Не нахальный", – думала про себя Дарья, расписывая красочно и дорогу, и отбитый в тряске копчик, и ночное бдение на болоте.

– А как мамашка? На помеле над тобой не летала? – язвил Юрка.

– Кажись, не летала, – отшучивалась, вздрагивая от мрачных болотных воспоминаний, Даша.

– Ну-ну, прилетит еще, – обнадеживали ее.

***

График погружений был исчерпан, и экспедиция аквалангистов близилась к концу. Через пару дней за ними придет шаланда, и Дарье снова придется куда-то трогаться. А у нее работы все еще непочатый край. Опять искать место и быть пилигримом? Остаться бы тут… Ну, до следующей оказии. Тогда работа будет завершена и можно будет возвращаться.

– Так ты к своему лешему обратись. Мужик серьезный, не обидит, – сочувствовали ей аквалангисты.

"Да, – думала Дарья, – серьезный. А мамашка? Ведь я с ней так и не поболтала".

С Сашей ей говорить не пришлось: сам подошел.

– Хочешь остаться – пожалуйста, будешь жить у матери – она все равно к сестре в гости уезжает, чего тебе одной в такой избе куковать… А я сюда переселюсь.

Даша не раздумывая согласилась.

Перед отъездом аквалангисты решили "макнуть" Дарью – не зря же она с ними в "экспедиции" две недели пробыла. Правда, инструктор, коренастый, широколицый Федя (аквалангисты шутливо-уважительно называли его "Федер"), бубнил что-то про отсутствие навыков и тренировки, но потом махнул рукой, решив, что за две недели она "насмотрелась", надышалась аквалангистской атмосферой, и что грех не "макнуть", не показать ей подводных красот – целого мира, скрытого от глаз простого смертного. И вот ее, наряженную в тугой губчатый гидрокостюм, на карбасе вывезли подальше от берега и там, цепляя на нее акваланг, маску и свинцовый тяжеленный пояс, снабдили последними инструкциями. Страховал ее сам Федер, а на дно в паре с ней шел один из бывалых аквалангистов – бородатый Толик по прозвищу Карлсон.

По сигналу шлепнувшись за борт, Дарья поболталась немного на поверхности моря, чувствуя, как ледяная вода пробирается под костюм и вытесняет из него лишний воздух, притерпелась к холоду и, погрузившись под воду, медленно, перебирая руками якорный канат, полезла вниз, каждый раз испуганно и неумело продувая уши, как только их закладывало. Толик следовал по этому же канату впереди Дарьи и часто подолгу замирал на месте – у него с продувкой что-то не получалось. Дарья терпеливо ждала его, чтобы не сесть ему на шею.

Воздух бурно вырывался из клапанов и уносился вверх. Вода, сверху казавшаяся темно-синей, изнутри оказалась изумительно прозрачной и зелено-голубой – ее пронизывало солнце. Такой красоты Дарья никогда не видела. Она висела как бы посреди неописуемого хрустального купола. Наконец показалось дно. На глубомере Дарья отметила: двадцать метров. Дарья увидела белеющие внизу, голубоватые от глубины губки, усыпавшие своими ветвистыми рогами камни, меж камней – колонии морских ежей с елочно-зелеными иголками и, забыв о напарнике и глубине, ринулась от надежного каната к неземному пейзажу, полетела, как громоздкая, но невесомая здесь птица, над дном, слегка пошевеливая ластами и задыхаясь от невиданной прелести и гармонии… Толик, отцепившись от каната, плыл рядом и заглядывал в ее искаженное маской лицо, а у нее глаза были шире маски, она указывала пальцем в пространство и булькала счастливым смехом, выпуская вверх мириады пузырей. Боже, она могла ведь этого и не увидеть!

Вдруг Толик указал ей рукой: "Смотри!"

Слабо пошевеливая ластами, они зависли на одном месте. Перед ними над дном висела рыба, зеленоватая и как бы замшелая, около метра в длину, но изогнутая латинской буквой S или знаком бесконечности, – отдыхала наверное. Ничуть не сомневаясь в том, что рыба всегда должна убегать от человека, Дарья попыталась схватить ее за хвост… И о ужас – мгновенно очнувшееся чудовище развернулось для нападения и распахнуло пасть, усеянную редкими иглами зубов, точно собака Баскервилей; не слышно было только громоподобного рыка – полная немота! А из-за пасти злобно мерцали… голубые глаза. Ошеломленная таким поведением, Дарья застыла на месте. Толик безрезультатно дергал нож из ножен, пытаясь одновременно шлепнуть ластой по пасти рыбы… Когда осели клубы поднятого со дна ила, Дарья не увидела ни рыбы, ни Толика. Не задумываясь над тем, куда пропали персонажи несостоявшейся трагедии, Дарья двинулась дальше и начала собирать все, что видела: губки, ежей, нашла на дне пару звезд и не побрезговала даже схватить голыми руками подводного паука, который резво махал своими длинными членистыми ножками, пока она заталкивала его в садок. Вдруг она почувствовала, что не может сдвинуться с места – ее что-то держит. Как ни била она ластами, все было безрезультатно, вперед она не продвигалась. Неужели здесь такое сильное течение? Немного успокоившись, она поняла: натянулся фал, который был завязан вокруг ее талии для страховки, она его весь размотала, гуляя по дну, и инструктор уже дернул три раза – пора всплывать. Она ответила и начала медленно парить к поверхности, глядя вверх и балдея от просвечивающих сквозь толщу воды воздуха и солнца. Дно таяло в дымке глубины, свет и воздух непреодолимо манили.

Верхние слои воды показались ей теперь горячими. Вынырнув, она выбросила изо рта загубник и победно заорала. Аквалангисты весело махали ей. Карбас оказался не близко. Инструктор, сматывая фал, подтащил ее к борту. Подняв вверх садок с добычей, Даша справедливо ожидала восторженных возгласов – губки и ежи были редкой добычей, их встречали только на большой глубине, где есть течение. И она их дождалась.

– Глубина? – спросил Федер.

– Двадцать метров! – отрапортовала Дарья.

– Промахнулись маленько, – смущенно пояснил инструктор, – хотели, где помельче… Ну как?

– Отлично! – Дарья была в восторге. – Было светло как днем, красиво, необычно. Это подарок на всю жизнь!

– Ты хорошо побегала, – согласился Федер. И посмотрел на Толика, который бесславно бросил свою подопечную на глубине и уже давно отсиживался в карбасе.

Тот недовольно стал ругать маску и уши, но все сидящие в лодке знали, что Толик трусоват. Была у некоторых аквалангистов боязнь воды и глубины, это факт, не все были храбрыми, но тут уж ничего не попишешь. Таким всегда что-то мешало.

Дарью несколько рук подхватили и вызняли из воды. Ее оценили: вот она-то была своей в доску. Те же руки сняли с нее акваланг, груза, шлем и тугую резиновую куртку. Губки, ежей и паука бережно разместили в тазу с водой. Федер завел мотор, и карбас понесся к берегу. Кутаясь в толстенный водолазный свитер, Дарья рассказывала про встречу с рыбой-агрессором.

– Зубатка, – оживился Толик. – Я таких здоровых еще не видел. А глаз голубых у нее нет, по-моему, вообще никаких нет – ремень и ремень.

– Были глаза, как же, – упорствовала Дарья, – и… почему-то голубые.

– Все может быть, – согласились аквалангисты. – Здесь и половина видов еще не описана. Может, особь какая.

Дарья уверенно кивнула.

На берегу она занялась приготовлением "экспонатов", благо насмотрелась, как это делается. Своих экспонатов! А вечером схватилась за тетрадку – описать впечатления.

***

В день, когда должна была прийти «дора», аквалангисты и Дарья сидели на бережку. Дарья провожала замечательных ребят, с которыми успела сродниться. Юра на нее даже не смотрел. Она вроде как перестала для него существовать, потому что оставалась на острове. Не одна.

Наконец в море показалась точка, и вскоре "дора" выросла у самых берегов. Аквалангисты, простившись с "аборигенами", загрузились в карбас. Подошла и уезжавшая с ними мать Саши, Дарья впервые увидела эту безобидную "колдунью": в плюшевом жакете, как и все женки, с котомкой… Сухонькая, морщинистая, выпуклыми голубыми глазами она зыркнула на стоявшую на берегу Дарью и – Дарья даже поежилась – как бы огладила, обняла ее всю взглядом. Довольно усмехнулась, вскарабкалась с помощью сына в карбас, и вскоре он отчалил, увозя всех на "дору".

Высадив ребят, пожав им на прощание руки, Саша повернул карбас к берегу.

– Ну что, поедем на новую квартиру? – подошел к Дарье деловитый "леший".

Помахав рукой затарахтевшей на рейде "доре", Дарья без слов пошла вслед за Сашей и чемоданом.

Дом мамаши оказался веселым, светлым строением километрах в пяти от прежней избушки, сложенным также из огромных стволов лиственниц, но ухоженным и обжитым. На полу в избе лежали тканые половички, обстановка была вполне деревенская, и даже телевизор стоял в углу на тумбочке, правда, Дарья не нашла нигде исходящих из него проводов. Дом стоял на высокой зеленой горушке, внизу синело озеро, и тропинка сбегала к нему. На воде были устроены мостки, было тихо, тепло и уютной в доме ничто не напоминало о нестандартных занятиях мамаши.

– Ну как? – осведомился Саша. – Подходит? Спать будешь здесь, на маминой кровати, – он указал Дарье на полуторку, стоящую у стенки.

– Хорошо, – ответила Даша. – Чего еще желать? Крыша над головой есть, тихо, уютно, лучшего и не придумаешь. Спасибо.

– Готовить будешь здесь. – Саша показал ей на выгороженную маленькую кухонку. – Ну, привет, я буду наведываться, – он попрощался и уехал.

Дарья, оставшись одна, вздохнула свободно: работать, работать! Она тут же схватила машинку и поспешила с ней к понравившимся мосткам у озера. Пристроившись там на выбеленных солнцем досках, она застучала громко и вызывающе, прислушиваясь иногда к эху, рожденному окружающим озеро лесом.

Вечером, насухо поужинав, она легла спать – впервые за две недели не на нары, а на кровать, и, хоть кровать была с пружинами, ей она показалась очень уютной. Но уснуть Дарья на ней не смогла: ночные страхи вдруг навалились на нее, ей казалось, что дом поскрипывает, по чердаку кто-то ходит… И только когда за окном стало светлеть, ее сморил сон. Встала она разбитая, бока болели, хотелось еще полежать. Но за окном был уже день, солнечный зелено-голубой день, и Дарья, согрев чайку, снова уселась на мосточках у озера. Озеро снова гулко разговаривало с ней ее же отраженным стуком, и ей казалось, что она совсем одна в этом мире: только она, машинка и это озеро, а за стеной леса уже ничего бренного нет – там вселенная…

Ночью Дарья снова ворочалась на своей кровати – к горлу подкатывала жуть, хоть беги к Саше на другой конец острова, – а утром так же, с трудом, встала с нее. Ей казалось, что кровать не отдых ей дает, а наоборот, вытягивает из нее силы. Но, списав это на непривычку к новому месту, она снова занялась машинописью и просидела на берегу, с небольшими перерывами, весь день.

***

Время шло, подходил конец третьей недели. По утрам Даша в своем веселеньком домике уже не вставала, а слезала с кровати, позавтракав, к обеду медленно тащилась к озеру. Машинка казалась ей тяжелой, она стала часто попадать мимо клавиш, сердилась и злилась на себя, на свою непонятную, внезапную немочь. Сидеть за машинкой она уставала – ломило спину и крестец. «Наверно, за месяц перетрудилась все-таки, – думала Дарья, – пора отдохнуть, у меня же отпуск, в конце концов». Она решила устроить день отдыха. И Саша в тот день, как почувствовав, появился возле дома. Он так же спокойно, только чуть пристальней, взглянул на Дарью, и она смутилась от взгляда мужчины, от сознания того, что они одни на всем острове. Но пока Саша проявил себя только как надежный товарищ и радушный хозяин, и его неколебимое спокойствие передалось Дарье.

– Предлагаю маленькую прогулку. Есть тут у меня одно местечко… – запунцовев, деловито предложил он.

– Неплохо бы, – ответила Дарья. – Устала. А что с собой взять?

– Я все взял: котелок да спички, чай да сахар.

– Тогда идем.

Солнце ласково пригревало, когда они шли едва приметной тропинкой по берегу озера. Елки, осинки, черничник – все сочное, зеленое, ах какая благодать! Мало здесь Даше пришлось гулять по лесу – а он везде разный.