Текст книги "Твёрдость по Бринеллю"

Автор книги: Ангелина Прудникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Ну ничего, я сама ей все скажу, – пригрозила наконец Вера.

– Сходи-ка лучше за чертежами, Вера, охолони, – отвлекла ее Татьяна Ивановна (среди сотрудниц – просто Таня, а то и Танька), больше всех понимавшая бесполезность этого обсуждения. Разгоряченная Вера, безнадежно махнув рукой, взяла протянутую ей карточку и, все ещё внутренне кипя, направилась в архив.

***

Выйдя из дверей комнаты, за которыми на сей раз почему-то не оказалось начальника, она вдруг остановилась от неожиданности: в пустом коридоре она увидела предмет их сиюминутного горячего обсуждения, одиноко стоящую Мартышку – видимо, в надежде найти поддержку, та отсюда так и не уходила. Мартышка стояла, запрокинув голову, прижавшись спиной к холодной шершавой стене коридора; лицо ее было бледно, мокро от слез, глаза прикрыты – казалось, состояние ее было почти предобморочным.

С негодованием дернув плечом, Вера отвернулась и собралась было прошествовать по коридору мимо Мартышки, но… жалкий вид воровки вдруг как-то странно повлиял на нее. По-прежнему сердито и неприязненно Вера попыталась отвести взгляд, но вдруг почувствовала, что из сердца, помимо ее воли, улетучивается, уходит куда-то злость, и вот она уже с досадой думала: "Да как же она так?.. Вот дурочка…" – и жалостливо поглядывала на притихшую у стены Мартышку…

И все-таки, собравшись с духом, Вера решительнейшим образом, минуя Мартышку, направилась к архиву, но, как только она поравнялась с Мартьяновой, та, как бы невзначай, приоткрыла глаза и, увидев Веру, вдруг позвала ее слабым голосом. Вера словно споткнулась и застыла на месте. "Ну артистка, – удивляясь, подумала она, – ведь украла же, а сама… Да и что она от меня хочет, мы же с ней не подружки, друг друга только по имени и знаем…" Но повинуясь чему-то свыше, она медленно подошла к Мартьяновой, а та тут же с силой вцепилась в ее руку и заговорила – сначала голосом умирающей, а потом все быстрее и быстрее:

– Вера, ты понимаешь, меня опять в чем-то обвиняют…

"Да ведь тебе никто ничего пока и не говорил", – возразила мысленно Вера, но руку высвободить не попыталась.

– Меня опять подозревают, а я тут ни при чем, почему, как что-то произойдет, так сразу на меня думают, почему я такая несчастная здесь? У меня дочка растет, ведь я мать, разве я могу такое… – пролепетала Мартышка прерывающимся голосом и вдруг упала Вере на плечо и негромко зарыдала, сотрясаясь в безутешном плаче.

Вера, не ожидавшая такого разворота событий, оторопела и подумала только слабо: "Ну дает", – но Мартышка рыдала настолько естественно, что плач ее совсем размягчил Веру, в душу ее закрались сомнения, и ей стало как-то не по себе, даже до того, что она начала похлопывать воровку по широкому плечу, а губы ее сами собой принялись уговаривать Мартышку:

– Ну-ну-ну, ты что, ты что, Катя, да ладно, да, может, ты ошибаешься, да с чего ты взяла все это?.. Может, кому-то что-то показалось?

Мартьянова, оторвав от Вериного плеча голову, снова запрокинула бледное, мокрое лицо и прижала к носу смятый платок:

– Вот-вот, и я говорю, а все – на меня, все так смотрят, все не верят, а ведь если расскажут начальству, меня уже – все, уже – все… уволят! Вот что мне делать, как мне быть, ведь я не виновата! Все на меня клевещут! Что делать, посоветуй мне что-нибудь! – с надеждой попросила она, вытирая платком распухший нос.

Вера пожала плечами и опустила виноватые глаза. Ей уже начинало казаться чудовищным это, еще не высказанное Мартышке, обвинение, и ей было ужасно стыдно, что всего пять минут назад она так поносила несчастную женщину, хотела даже обыскать ее… Ужас, ужас!

– Почему ты решила, что тебя уволят, – промямлила она, – никто тебя не уволит, ведь еще ничего и не доказано, может, все еще обойдется…

Мартьянова решительно замотала головой:

– Нет, нет, ты же знаешь, ведь уже было так, я просто не знаю, что мне делать, как доказать… Я, наверно, сама позвоню в милицию, – она моргнула, – потребую расследования, пусть они проверят, пусть докажут, я не могу, чтоб мне здесь не доверяли, чтоб так оскорбляли, я сама позвоню, пусть они помогут… А, как ты думаешь?

Мартышкины глаза вновь наполнились слезами.

Вера поспешила хоть как-то успокоить ее и предотвратить новый взрыв рыданий, от которых она сама слабела больше Мартышки.

– Ну конечно, позвони, раз ты не виновата, там разберутся, там тебе помогут… – нерешительно поддержала она. – И никто тебя не уволит, зря ты это, у тебя же дочь растет, никто тебя не тронет, – произнесла она уже тверже, сама отчасти уже уверенная в своих словах.

Лицо Мартьяновой тут же просветлело, в глазах промелькнул радостный, не замеченный Верой свет.

– Да-да, я позвоню сейчас же! Только ты… помоги мне, пожалуйста, дойти до секретаря, мне что-то плохо… я едва стою…

Вера готова была уже нести Мартышку на руках. Забыв обо всем, она заботливо (еще час назад она бы побрезговала) подставила воровке локоть, а Мартьянова тут же навалилась на него, возликовав в душе: ей наконец-то повезло, и теперь у нее есть поддержка, да еще какая! Теперь она уже не одинока: пусть все видят, что сама Вера – честная, принципиальная Вера – не думает, как все остальные, про нее, что она воровка, Вера ей помогает, Вера с ней заодно… И Мартышка, опершись о Верину руку, театрально прижала к лицу носовой платок, а Вера медленно, как слепую, повела ее по коридору к кабинету секретаря, продолжая все еще уговаривать и успокаивать ее по дороге тихим и взволнованным голосом.

Татьяна Ивановна, заждавшись Веру с чертежами, вышла из комнаты вслед за ней и изумленно застыла, наблюдая, как Вера и воровка Мартьянова – под ручку! – воркуя, медленно удаляются по коридору. В волнении, забыв, куда направлялась, Татьяна Ивановна тут же возвратилась назад в комнату, к остававшимся там коллегам (инженерным работникам). Глаза ее, как и полчаса назад у Веры, возбужденно блестели, с губ готовы были сорваться сенсационные слова: да, это необычайное событие следовало сейчас же, немедленно, обсудить!

1987

Прогулка по морю

Заслышав звонок, Вера кинулась открывать дверь: она ждала Володю, своего парня. С Володей она познакомилась недавно – лишь месяц назад. Он был спортивный и очень серьезный молодой человек: напускал на себя строгость, а то и важность, и даже бородку отпустил; она опушала его скулы на манер норвежской. Сходство с суровым помором ему придавали также прямой нос с горбинкой, светлые глаза, прямые русые волосы. И носил он под пиджаком нечто вроде свитера грубой вязки, так что не хватало ему до поморского обличья только рыбацкой трубки – впрочем, со временем этот штрих у него наверняка был предусмотрен.

С Верой он разговаривал скупо и заботливо:

– Ну как, собрала вещи, спальник не забыла, мазь от комаров?

– Ой, Вовка, а там и комары будут? – сделала Вера удивленные глаза, шутливо, посмеиваясь над его серьезностью, изобразив маленькую девочку.

– А как же, сейчас им самая пора.

Вере нравилась мужская опека, она дурачилась, но против нее не возражала: надоело быть самостоятельной – все сама да сама. Пусть хоть кто-нибудь о ней позаботится.

Володя увлекался парусным спортом. Он и предложил Вере прокатиться по морю на яхте. Яхту приобрел недавно его друг, и они уже пару раз ее вместе опробовали. Вера друга Володи не знала, но прокатиться на яхте, не раздумывая, согласилась, хотя ей и страшновато было пускаться в путешествие по морю не на пароходе, а на чем-то более мелком и ненадежном. Но Володя заверил, что это совершенно безопасно – яхта большая, крейсерская. А чтобы ей не скучно было одной, надоумил ее пригласить с собой еще кого-нибудь из девчонок.

Из девчонок "в живых" в городе летом оставалась одна Наташка, остальные все разъехались кто куда. Она как раз подходила для такой прогулки, человек проверенный, да вот отпустит ли ее муж – одну, то есть без него, да с мужичками, да на яхте? Это был еще вопрос. Но, как оказалось, Наташка в том не сомневалась. "А ему-то какое дело? – искренне изумилась она, узнав про Верино беспокойство. – Он мне ни в чем не препятствует. Верит. Да я и спрашивать не стану – на два дня всего! Сколько можно в городе-то париться? С Колькой он и сам справится, если что – бабушки рядом. Да и большой ведь уже парень – полтора года!" В общем, вопрос был быстро разрешен. Вере осталось только удивиться флегматичности Наташиного мужа, который, на самом деле, ей даже не возразил.

И вот они стали готовиться к путешествию, в каком до того ни разу не бывали, – было любопытно, интересно; малознакомая компания не смущала; молодо-зелено, все доступно и преодолимо! И они заготавливали продукты, собирали, как бывалые туристки, свои рюкзаки. Наташу только смущало; как поведет себя в море ее вестибулярный аппарат?

Встретиться с Наташей перед отплытием договорились прямо в яхт-клубе. Туда Вера с Володей и направились.

Яхта показалась девушкам хоть и не очень большим, но великолепным, ослепительно-белым в лучах садящегося солнца суденышком. Был вечер пятницы. Решено было отправиться в путь глядя на ночь – переночевать на приколе в устье реки, а с восходом отправиться в плавание по морю. Путь предстоял недальний – вдоль побережья моря до деревни Сюзьмы, это часа четыре пути на катере с мотором. И все-таки…

Яхта представляла из себя пластиковую посудину типа "Ассоль" с каютой и спальными местами, что девушкам понравилось, а главное – она имела парус, уложенный до поры на гике, и мачту, что возвышалась над судном. И девчата тут же возомнили себя мореплавателями.

Капитан молча радостно улыбался девушкам. Он был небольшого роста, коренаст, волосы буйно вились на его голове, голубые глаза мерцали на загорелом лице, кожа которого собиралась в мелкие морщинки при каждой улыбке. В импозантности рядом со своим матросом он, конечно, проигрывал. Звали его Ваня. Проверив, все ли на своих местах, капитан без проволочек отдал команду к отплытию и… завел подвесной мотор.

– А парус? – разочарованно взвыли девушки.

– Парус потом поставим. В устье выйдем на моторе – вода пошла на убыль, а корытки слишком петляют. Так удобнее. – Ваня сел за руль и вперился вперед.

Солнце шло к закату, когда они бросили якорь недалеко от берега реки. До выхода в залив оставалось совсем недалеко.

Распаковавшись, они стали готовить нехитрый ужин – тушенка, огурчики, помидорчики. Из фляжки каждому налили по чарочке – за почин путешествия. Потом Володя взялся за гитару, заперебирал струны, что-то замурлыкал… Вера залюбовалась своим парнем: какой он мужественный, и все умеет… Они спели несколько песен, которые так удивительно звучали над притихшей рекой. Белая ночь притушила, сгустила краски, солнце уже нырнуло в невидимое море где-то там, за кустами… Комары загнали девушек в каюту. Стали укладываться спать: девушки в своих спальниках на боковых лежанках, Володя на паелах между ними. Больше места в каюте не было. Ване пришлось, закутавшись наглухо, улечься снаружи. Полудремля-полубодрствуя, они прокантовались так до утра.

***

Утром сморщенная, не согнавшая еще полусон Вера вылезла на воздух. Река серебрилась от тумана, солнце стояло в небе, как будто и не заходило, но еще не грело.

– Отплываем! – ясно улыбнулся ей капитан – как будто и не ежился на сырой от росы скамейке, отбиваясь всю ночь от наседавших комаров.

Заспанный Володя тоже вылез наружу.

– Девочки, отвернитесь!

В воду гулко ударила пенистая струйка.

Девочки выбрались на нос яхты:

– А теперь – мальчики!

Справить нужду бесшумно тоже не удалось…

– Ну ладно, пора трогать, пока корытки не обмелели! – и Ваня снова уселся за руль. Застучал мотор, и яхта тронулась к выходу в губу.

Когда выбрались на простор, мужчины заглушили мотор, поставили паруса, и яхта нехотя поползла, на довольно удаленном расстоянии от берега, мимо городского пляжа, где Вера не раз загорала и, глядя вдаль, мечтала о морском просторе. Сейчас она могла с гордостью наблюдать берег и городские кварталы со стороны, – с недосягаемой для нее, до недавних пор, стороны. Панорама города постепенно разворачивалась перед ними и, хоть была далеко, скоро Вера узнала знакомый квартал и замахала рукой.

Наташа тем временем занялась кухней: решила приготовить к завтраку овощной салат. Вера всегда завидовала мастерству подруги в любых ситуациях быть хозяйкой, ее умению запросто приготовить пищу и взять заботы о компании на себя. Она так не умела – стеснялась, особенно мужиков: а вдруг что-то не так сделает – высмеют еще. Поэтому бралась за такие дела, только если очень просили или приказывали. Вот и сейчас она помогала Наташе строгать овощи, колбасу и хлеб, заранее зная, что ни на что большее она не способна. Из каюты на воздух извлекли газовую плитку, на нее поставили чайник.

Панорама города постепенно удалялась, оставалась позади, вдалеке потянулся дикий берег, там кое-где еще заметны были остатки больших и богатых когда-то поморских деревень.

Яхта двигалась неохотно. Они телепались в открытом море, но паруса не надувались ветром – был почти полный штиль, хотя море мелко волновалось и путешественников донимала бортовая качка. Солнце уже поднялось высоко, припекало вовсю, а ветра все не было… Ваня досадовал, но мотор не заводил – ведь они шли под парусом, и яхта, хоть и кое-как, но все-таки продвигалась вперед, а спешить им было просто некуда. Впереди было два выходных дня, к тому же в воскресенье – последнее воскресенье июля – ожидался праздник, День Военно-Морского флота; в их морском городе, к флоту причастном, он всегда отмечался широко, с участием моряков Беломорской военно-морской базы.

Вода шлепала в борта яхты – казалось, со всех сторон одновременно. Эти частые пулеметные шлепки действовали на нервы яхтсменов не меньше, чем незаметная для глаза болтанка. Огромная миска такого привлекательного салата осталась почти нетронутой: на пищу смотреть уже не хотелось. Лишь жизнерадостный и обстоятельный Ваня, да Вера, попотчевались завтраком. Наташу, как она и боялась, болтанка скрутила быстро: она предпочла лечь, накрыв лицо соломенной шляпой от солнца. То же вскоре проделал и Володя, спрятав лицо под капюшоном куртки. На Ваню убалтывание, казалось, совсем не действовало, а Веру слегка стало подташнивать лишь после того, как они уже часов семь проболтались в заливе. Яхта медленно, черепашьим шагом, двигалась вдалеке от берега с двумя "трупами" по бортам…

Берег тем временем становился все круче и стал высоким и обрывистым. Красная глина сыпалась с него в море.

– А что там? – показала рукой Вера на антенны и какие-то сооружения на берегу.

– Там ракетчики стоят, туда подплывать близко нельзя. Не дай Бог, выбросит или прибьет к берегу. Неприятностей не оберешься. К ним в лапы лучше не попадать, уж я знаю, – пояснил Ваня.

– Откуда?

– Там рядом есть деревня. Большая. Ненокса. Я там родился, – смущенно признался капитан Вере.

– Это Ненокса? – обрадовалась Вера. В Неноксе, старинном и довольно известном в истории России поморском селе, она ни разу не была – туда так просто не пускали, хотя читала и слышала о ней немало.

– А я тоже в поморском селе родилась, в Конецдворье. – Ваня кивнул головой, что знает такое. – Это недалеко отсюда, только в другую сторону, на восток. Мама у меня оттуда. Вот нечаянно меня там и родила, когда на свадьбу к старшему брату поехала. Дед у меня был помором, всю жизнь рыбу ловил, на Печору даже на веслах они отсюда ходили. И сыновья его поморами стали, один был тралмейстером, а другой – капитаном судна.

Ваня снова одобрительно засиял улыбкой. Они поболтали еще, угощаясь остатками крепчайшего чая из чайника – он только что, внезапным сильным толчком в борт неведомо откуда взявшейся в этой хаотичной ряби волны, был опрокинут, и почти весь чай разлился – благо, "умирающие" на чай не могли и смотреть.

С грехом пополам миновали и Неноксу, ее запретный берег. Где-то впереди забрезжила Сюзьма, и тут появился кой-какой ветерок и наполнил все-таки паруса. Яхта наконец заскользила по воде, как ей и полагалось. Ваня оживился. Болтанка прекратилась, и два "мертвеца" ожили. Вскоре на берегу показалась деревня с полуразрушенным храмом на горке.

– Сюзьма! – объявил капитан, и команда приободрилась.

***

Якорь бросили в виду деревни, не очень далеко от берега. Берег был ровный – никакого укрытия от волн, но волн и не было, было хорошо: солнце палило, появился ветерок, который помог путешественникам добраться до берега… Десять часов (вместо предсказанных четырех) они телепались до Сюзьмы. и теперь имели право на отдых на твердом берегу.

С радостной возней на воду был спущен дутик – резиновая лодка. Первым до берега Ваня отвез Володю, который тут же скрылся за прибрежными амбарами. Потом Веру. Наташу с тазиком салата и бутылкой водки – больше ничего, кроме спичек и чайника, с собой на берег решили не брать – он забрал последней. С визгом и смехом они добрались до берега… Оказалось, что дутик шлепнуло (опять невесть откуда взявшейся) волной о борт яхты и захлестнуло водой. Перед Верой и Володей предстало редкое зрелище: лодка, полная плававшего, равномерно распределившегося в ней салата, посреди которого перекатывалась, поблескивая, бутылка водки… и сидела Наташа. Со смехом дутик вытащили на берег и тут же бережно стали отлавливать салат и возвращать его назад, в тазик. Его немного поубавилось, но вкус, как оказалось, почти не пострадал. Тут же, у воды, был откупорен "пузырь" и выпито по победной чарке за удачно завершенный первый этап путешествия – до Сюзьмы они добрались.

Мужички стали готовить на берегу костер из плавника, чтобы согреть чай. Ветер, дувший с моря, усилился и заставил их скрыться за амбарами, стоявшими на гребне песчаной косы, разложить костер в подветренном месте. Вера принялась осматривать незнакомые окрестности: море здесь было настоящим, не то что их губа – вода абсолютно прозрачная, весь берег пропах водорослями; справа стояла деревня Сюзьма, слева река, видимо с одноименным названием, впадала в море.

– Ваня, а почему мы не зашли в реку? – поинтересовалась Вера. – Тут все-таки открытое море, никакого укрытия…

– В реке мелко, да и дно каменистое. Фарватер надо знать. Того гляди на валун – вон их сколько – напорешься. Лучше уж в море…

– Ну смотри, тебе виднее, – согласилась Вера. – Наташка, пойдем-ка куда-нибудь, сбегаем до ветру…

"До ветру" идти было некуда: лес был за рекой, вокруг деревни – голое место, видно все как на ладони. А жители, ясно, на пришлецов из-за каждой занавески, как водится, пялятся-подглядывают… Неудобно.

В поисках укрытия они забрели в заброшенную церковь – огромное бревенчатое сооружение без купола, без окон, без дверей… На широченных и толстенных половицах, кое-где вывороченных со своих мест, подружки увидели "следы" заезжих туристов – грибников, ягодников, рыболовов и охотников. Церковь, стоящая на пригорке, была давно превращена ими в отхожее место.

– Наташка, видишь? – показала Вера на оскверняющие древнее, продутое до белизны морскими ветрами, чистое место "следы".

Ничего не оставалось и подругам, как оставить на нем свои "подписи"…

Когда девушки вернулись на берег, к амбарам, чай уже закипал. Оставалось подождать немного. Что они будут делать дальше, путешественники еще не решили. День клонился к вечеру, но хотелось еще немного отдохнуть на привычной, хоть и чужой, твердой земле.

К костру со стороны деревни подошла женщина, за ней увязалась стайка ребятишек.

– Полуношник идет, – сказала она строго, ни на кого не глядя, – уходить вам надо, а то потом в море не пробьетесь, волна подымется.

Вере показалось, что тетка их просто выгоняет: решила сбагрить поскорей непрошеных гостей из деревни, вот и пришла. Женщина махнула еще раз рукой в сторону моря и пошла назад. Ваня, вспомнив про яхту, побежал на берег – посмотреть, как она там, и что там за полуношник…

Громкий крик его всполошил всех. Оставив закипающий чайник, они бросились на берег. И – о ужас – увидели яхту лежащей на боку на песке, недалеко от кромки воды. Длинный киль ее – Вера впервые увидела, какой киль у яхты – зарылся в песок…

Когда успело разгуляться море за этот час-полтора, они не заметили. Ведь еще недавно была такая ясная погода и ничто не предвещало бурю! Не было даже ветра!.. Но сейчас по морю ходили крутые барашки, солнце внезапно скрылось за тучами… И отлив они, кажется, не учли, не вспомнили про него, а он такой мощный… Так ведь устали, обрадовались земле… Проморгали. Права оказалась тетка.

– Уходим! – закричал им капитан.

"Как уходим? Куда? В бушующее море – не отдохнув?" – удивилась Вера. Но тут же двинулась вслед за капитаном.

– Ваня, может, народ сюда собрать – помочь? – яхта казалась Вере неподъемной.

– Да какой народ!.. Торопиться надо! – раздумывать капитан не собирался – было некогда. – Здесь яхту разобьет – шторм начинается! Место открытое! Да и на сколько он зарядит – на неделю? Уходить надо! Иначе хуже будет!

Действительно, так и получалось. Слабенький якорь не удержал яхты, – а может, он и не достал до дна, когда Ваня его выбросил? И какая шальная волна, родившаяся в недрах этого зыбучего чудовища, еще, казалось, не такого и бурного, вынесла на своем гребне яхту на берег и оставила лежать там тушей обезумевшего, захотевшего вернуться на сушу кита? Эту тушу надо было столкнуть в море…

– Наташа! На мачту! – Ваня показал, что надо делать. – Володя, ко мне!

Наташа, как обезьяна, по команде повисла на фале, привязанном к верхушке мачты, чтобы еще больше откренить яхту. Откуда брались силы и лишний вес в этих тщедушных телах? Когда киль при помощи Наташи отрывался от песка, мужчины и Вера пытались на борту продвинуть яхту к воде. Веру не оставляло чувство, что деревня все видит и следит из-за занавесок за их потугами. Но на берегу так никто и не появился.

Немыслимая по осуществлению затея все же удалась. На голом энтузиазме, со сжатыми зубами, четверо столкнули яхту в воду и, войдя в море, стали отталкивать ее подальше от берега. Трое человек удерживали ее на месте, стоя по пояс в ледяной воде, которую даже в таком возбуждении нельзя было не чувствовать, пока Ваня бегал на берег за дутиком и посудой. Все это было закинуто в яхту, мужчины забрались на борт, втащили девушек… Ваня бросился заводить мотор: подальше, скорее подальше от берега!

***

Вера, дрожа, натянула на мокрый купальник спортивные штаны, валявшиеся на скамейке. Остальные нашли свои «олимпийки». Один Ваня сидел на руле в мокрой майке и плавках, трясясь от холода, и правил подальше, подальше в открытое море. Но по мере того как яхта удалялась от берега, волнение усиливалось, и винт стал часто оголяться, прокручиваться в воздухе. Яхта теряла ход. Пришлось мотор заглушить. Мужчины кинулись к парусам.

Ветер крепчал. И дул под таким углом к берегу, что был для них лобовым. Идти вперед, на него, значило идти в мертвую зону или продвигаться очень острым курсом.

– Двигаться придется галсами! – прокричал Володе капитан. – Будем все время менять направление! – пояснил он Вере.

А в море разыгрывался настоящий шторм. Стало мрачно, свирепо и холодно. Вера тряслась от озноба в одних штанах, босые ноги дрогли в мокрых резиновых тапочках. А Ваня был распят на корме, держа в одной руке румпель, а в другой гика-шкот, сидя почти голым под порывами ветра.

– Сейчас я тебе что-нибудь найду!

Вера метнулась в каюту за его сапогами. Наклонилась… И ее чуть не вывернул внезапный приступ тошноты. Увидела голенище резинового охотничьего сапога, дернула его на себя, выскочила из каюты. На воздухе приступ тошноты прошел. А Наташа, наоборот, забилась в каюту, легла плашмя на лежанку: ее мутило.

– Вера, дай мне что-нибудь, меня сейчас вырвет…

Вера кинула ей жестяную кружку, которая валялась под ногами. А сама попробовала натянуть сапог на голую Ванину ногу: не тут-то было – бродень застрял на полдороге; к тому же она мешала капитану управлять яхтой.

– Ладно, оставь, – видя ее мучения, попросил Ваня.

Вера кинулась снова в каюту… Среди груды вещей, сваленных как попало при отплытии, второго сапога не было видно. Попался чей-то кед, она попыталась достать его… И снова дикий приступ тошноты кинул ее назад. Наташа стонала на лежанке, сжимая в руке кружку… Оттолкнув Веру, в каюту ввалился Володя, бросился на скамью ничком. Его тоже скрутила морская болезнь. Там, где Веру выворачивало наизнанку, им почему-то было легче… Вере их слабость была не понятна. Но, проникшись жалостью и заботой к распластанной подруге, Вера почему-то с негодованием отнеслась к такой же слабости Володи. Он же мужчина, и должен был сейчас помогать Ване! Что и как делать, он хорошо знал. А вместо этого он, закрепив стаксель намертво, валялся в каюте ненужным и никчемным пассажиром!..

Вера подползла к Ване:

– Вот, больше ничего не достать, обуй хоть это, – она натянула ему на ногу кед, который, как назло, оказался еще с другой ноги.

– Садись на левый борт, будешь откренивать яхту, – приказал ей капитан. – А те двое?

– Спеклись, – хмыкнула Вера.

Ей показалось, что на яхте они с Ваней остались вдвоем… Она глядела на этого улыбчивого, но сейчас уморительно-серьезного и озабоченного паренька. Его наряд – правый кед на левой ноге и наполовину натянутый на голую ногу бродень – не смешили ее: время было неподходящее. Ваня, не отдохнув и двух часов после первого перехода, снова орудовал попеременно румпелем и шкотом…

А волны в открытом море меж тем пошли такие, что высотою напоминали Вере пятиэтажный дом. Когда яхта в очередной раз задрала нос на волну, а корма ее почти погрузилась в воду, Вера, чувствуя, что задом почти что сидит в море, решила для себя – четко и спокойно: "Потонем". И ей даже интересно стало, как это произойдет.

Но больше она об этом не думала, не вспоминала. Да и некогда было. Дальше она делала дело: пыталась откренивать своим легким телом яхту. Но ветер дул такой, что когда Ваня уваливал яхту под ветер, ее грот-парус почти касался воды, и яхта скользила под таким креном, что Вера на своей скамейке не сидела, а стояла вертикально. "Ого!" – только удивлялась она: как только яхта не перевернется? Об остальном она не думала, она знала, это было в ее сознании: упасть в воду для нее – при любой раскладке – означало конец. Она слабосильная, тут же захлебнется. А спасательные жилеты, даже если они и предусмотрены на яхте – где они сейчас? И опять она знала: ни к чему они в этом дубаке; через пять минут в воде уже закоченеешь, долго не продержишься.

По времени был вечер, а над морем стояла серая, стального цвета ночь. Встречный ветер гнал волны в бок и с трудом позволял двигаться вперед. Когда яхта вылетала на гигантскую пологую волну – шторм был, как предположила Вера, баллов семь-восемь, – далеко впереди виднелись трубы стоящего на рейде большого судна, которое пережидало шторм, – когда они шли вперед, его там не было. Темный силуэт его был заметен на фоне более светлого неба. Больше, кроме огромных бугров волн, не видно было ничего… На этот эфемерный силуэт и пытался ориентироваться Ваня.

Вера обнаружила, что она все еще в одном купальнике и что чертовски замерзла. Надо что-нибудь найти, одеться. Преодолевая отвращение, она открыла дверцу каюты.

– Наташа, подай там что-нибудь одеться!

– Не могу… – проохала в ответ подруга. – Вон Володя подаст…

Из дверцы высунулась рука Володи с курткой и спальником – тем, что под руку попалось. На Володе Вера заметила ярко-желтый спасательный жилет…

С блаженством Вера натянула на голое тело куртку и подсела к Ване.

– Суй ноги сюда.

Она сдернула с него "обутку" и натянула на ноги спальный мешок.

– Подпрыгни! Подвязать бы еще чем…

– Ничего, ветер встречный, не сдует.

– Ваня, а на яхте есть спасательные жилеты?

– Две штуки, они в рундуке.

– Были, – хмыкнула Вера.

Она заняла свое место.

Время в мире перестало существовать. "Вперед, вперед", – только и стучало в мозгу Веры. Куда вперед – в открытое море или в залив, домой, – Вера не задумывалась. Не задумывалась и над тем, откуда взялся этот страшный шторм, о котором никто ни сном ни духом не ведал, и которого никто не ждал. Знала она только то, что шторма в Белом море довольно коварные из-за его мелких глубин – волны бьют со всех сторон, хаотично, непредсказуемо; попасть в такой шторм страшно – можно из него и не выйти. А они попали… В первый раз на яхте – и сразу в шторм… Странно, ужасно, непонятно все это, такого не должно было случиться.

"Запретный" берег был не виден. Да и негде там было укрыться – ни одной бухты в нем, только каменистые устья речек. Капитана они мало интересовали – он правил вперед, ведь дом теоретически был так близок…

А яхта, хоть, заваливаясь, чуть ли не черпала парусом воду, казалась непотопляемой. "Ничего себе мыльница", – изумлялась ей Вера. Она была так легка, послушна и настолько свободно преодолевала эти гигантские волны, что казалась Вере уже частью этого огромного волнующегося моря, как пена непотопляемой и "в доску" для него своей. Она с ним не боролась – она с ним сосуществовала. Эту причастность, слияние с морем, стихией, природой, Вера ощущала и в себе. Сильнее впечатления она никогда в жизни не испытывала…

***

Силуэт далекого громоздкого судна постепенно приближался. Теперь из-за волн иногда появлялись не только трубы, но и часть его корпуса. А ветер окреп еще сильней.

– Надо приспустить стаксель! – скомандовал капитан своему матросу.

На словах он объяснил Вере, что надо сделать. Вера, отмотав фал, приспустила носовой треугольный парус. Его тут же заполоскало. Яхта еще хуже пошла на ветер.

– Поднимай назад! – крикнул Ваня.

Вера попробовала… но ее сорока девяти килограммов не хватило, чтобы натянуть парус, преодолеть сопротивление ветра. Но упасть парусу она не дала. Намотав фал на руку, она всей тяжестью повисла на нем, сделав из руки нечто вроде живого кронштейна.

Сколько часов она провела в таком положении, она не знала, но вот уже и судно – его уже можно было рассмотреть в морочном свете нового утра – они оставили далеко по правому борту, вот уже и ветер стал как будто ослабевать… Удалось подтянуть стаксель, яхта пошла ровнее. Вера расслабилась. Снова почувствовала, как холодно, и…

– Ваня, мне бы побрызгать надо за борт… Что делать?

– Садись рядом со мной, обними за шею… Да держись покрепче, чтоб не упасть, – помог ей Ваня.

Вера так и сделала. Спустила штанишки и, сидя на транце, как на привычном унитазе, обнимая капитана за шею и чуть ли не касаясь волны, помочилась в этот суровый и коварный океан, который не сумел сегодня их взять…

Из утренней дымки наплывал по правому борту их родной город. Снова, как ни в чем не бывало, прямо по курсу начинало сквозь дымку сиять солнце, которое встает над горизонтом в три часа утра. Вера почувствовала, как пекут его лучи обветренное лицо и, подобрав с лавки влажное полотенце, обмотала им голову. Они углубились в губу, пошли ближе к берегу – и волны улеглись совсем; ветер, дувший из-за мыса, сюда не достигал.