Текст книги "Головоломка из пяти этажей (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

   Моряк ретировался, исчезнув в миниатюрных закоулках своей квартиры, и желания увидеть его в третий раз ни у кого не возникало. Да и Косинов понимал, что если сейчас ему попросту легла удачная карта, в следующем заходе за какой-нибудь «подсказкой» он может лишиться последнего имущества – телефона. Контагин, проявляющий свое любопытство на каждом углу и на каждом столбу, прислонил ухо к двери квартиры N10 и тут же состроил выразительную гримасу, по которой можно было однозначно судить – гулянка продолжается, песни все еще поют, стучать бесполезно. Становилось просто интересно: этому маразму когда-нибудь наступит конец?

   Повторно увидеть клоуна было уже не так страшно. Импресарио собственной глупости вышел в знакомом красно-синем шутовском одеянии, как будто до этого он спал на одном боку в разлитой синей краске, а затем перевернулся в лужу с красной. Возможно, клоуны таким образом размалевывают себя конкретно для того, чтобы по цвету определять – где у них правая рука, а где левая. И если штанина, к примеру, синяя, то танцевать нужно именно с этой ноги.

   – Оп-ля! Зрители пришли! – Гаер выкинул обе руки вверх, помада на его губах поплыла в широченной улыбке, растянувшись чуть ли ни от одного уха до другого.

   – Здравствуйте, Лукреций... – начал было Квашников.

   – Э, не-ет! Лукрецием меня звали полчаса назад, а сейчас мое имя... м-м-м... – Вечно Веселый постучал пальцами по накрахмаленной бороде. Его взгляд, отражаясь от потолка, был направлен внутрь себя, любимого. – Мое имя Ксандр! Да, Ксандр! Так царя одного величали.

   – Хорошо, Ксандр, мы нашли ответ на вашу загадку.

   – Да?! Весело! Весело! – Клоун снова принялся отбивать чечетку, сложив руки на бока. Не доставало его коронной фразы: «заметьте, я не требую с вас никаких денег». Башмаки, как и прежде, неуклюже пытались копировать дурачество разноцветных ног.

   Иваноид закрыл глаза и помотал головой, думая, что таким простым обрядом отгонит от себя наваждение реальности. Потом произнес, читая с подсвеченного телефона:

   – Это Бонифациониус Либертинус Лаакромэнтагесниколасада, – даже не запнулся ни разу.

   – Правильно! Правильно! – шут захлопал в ладоши. – А вы долго думали?

   – Ровно три дня и три ночи.

   – Вы заслужили порошок радости, сейчас принесу.

   Стразу три облегченных вздоха последовали за хлопком двери. Оказывается, к любым мозгам (в том числе и загримированным) нужно попросту подобрать свой ключ. Ксандр вынес небольшой пакетик с порошком белого цвета и как-то бесшумно исчез. Абсолютно тихо: без песен и плясок, и о его существовании в ту же секунду забыли. Контагин покрутил пакетик перед лицом и странное дело: в его зрачках цвета дегтя тот не отразился даже маленьким бликом. Вообще, зрачки Зомби умели избирательно отражать окружающие их предметы – все лишнее и ненужное в них исчезало как в двух черных дырах.

   – Думаете, кокаин?

   – Я думаю только одно, – Квашников небрежно отобрал у него дозу, – скорее бы слинять отсюда.

   Предстояла встреча с самым умным обитателем кунсткамеры, и уже начинали молиться на голые стены, чтоб она оказалась последней. На сей раз в квартире N9 долго не открывали. Ученый скорее всего уснул в царстве химических формул или переосмысливал все бытие мироздания (а это, поверьте, очень длительный процесс). Лишь четвертый по счету возглас:

   – Порошок у нас! – возымел ответное действие.

   Сначала показались четыре линзы, далее два огромных глаза и лишь затем профессор выполз целиком. Длинная седая борода походила на помойную метлу: к тому же в ней застряли крошки еды и прочий мусор. Лысина, отражая свет недалекой лампочки, казалась самой ясной частью тела (почти лучезарной). Походка старого ученого – та еще история: возникало ощущение, что он не шагает, а путешествует внутри громоздких тапочек, волоча их за собой. Ходит в них словно на лыжах, шлифуя бетонированный пол. Чичиков принялся усиленно щуриться, глядя то на одного, то на другого гостя. И чего щуриться? Плохо видит – надел бы сверху еще одни очки, восемь глаз куда лучше шести... Но впечатление от внешности добила его фраза:

   – Вы кто?

   Контагин отвернулся и плюнул в дальнюю стенку. Со всей откровенностью и злостью.

   – Ваши младшие научные сотрудники, полчаса назад у вас были! – Квашников говорил громко, чуть ли не орал.

   – Вы от Михал Савелитя?

   – Именно! Порошок радости принесли! – Иваноид выдохнул эти слова прям в лицо забывчивому старику.

   – Ах, да-да-да! – Чичиков шлепнул себя по лысине, и в его голове щелкнул какой-то переключатель. – Вспомнил!

   То, что происходило дальше, нужно было снять на сотовый телефон. И, если б не подступающее состояние астении, наверняка так бы и сделали. Профессор трясущимися руками принял подарок, посмотрел на него как на колье из бриллиантов, потом прошел в свою комнату и сел за один из многочисленных столиков. Остальные направились следом, закрывая нос от непривычных запахов.

   – Я б здесь давно подох, – бросил короткую фразу Квашников.

   Но Чичиков, видать, совсем уж потерял интерес к своим «научным сотрудникам», сгреб в одну груду часть пустых склянок, освобождая место на столе, и высыпал на его поверхность весь порошок. Иногда с его беззубого рта срывалось нечто «м-ня... м-ня... м-ня-м-ня...», словно он не произносил, а разжевывал какие-то звуки. Откуда ни возьмись появилась тонкая стеклянная трубочка, один конец которой сразу был засунут в ноздрю. Другим концом Шестиглазый принялся втягивать порошок да еще сопел при этом как паровоз. Пять-шесть затяжек, и глаза Евгения Чичикова закатились, заискрились... Блаженная улыбка отпечаталась на морщинистом лице, унося научного руководителя в синтетическую нирвану. Профессор принялся раскачиваться вправо-влево, что-то мурлыкая под нос. Даже линзы очков по-особому засверкали отраженным светом. Когда старичок вновь потянулся к порошку, Квашников даже испугался:

   – Сейчас вырубится, проститутка такая! Кто нам тогда гвоздодер искать будет?

   Шестиглазый громко чихнул, чуть не свалившись при этом с табуретки.

   – Эй, профессор! Вспомните, что вы обещали!

   – Э-э-э! – Чичиков приветливо помахал рукой остальным – примерно так машут космонавты перед стартом. – Я помню!

   Пошатываясь, он поднялся и куда-то побрел. Один тапочек слетел с ноги сразу, а через пять шагов откинулся второй. И профессор поковылял как босяк, являя миру обнаженные пятки российской науки и шлепая голыми ступнями по прожженному кислотой линолеуму. В ванной он провозился минут десять, в коридоре еще пять, а на кухне, казалось, вообще сгинул... когда все же вернулся, его растерянный вид начинал внушать тревогу.

   – Куда зе я подевал этот гвоздодер? – он в усиленном режиме почесал лысину. – Вспомнил! Проклятый склероз! Я зе его отдал!

   – Кому?!! – рявкнули одновременно три голоса.

   – Этому... Ветьно Веселому... за дозу, казется...

   Квашников хотел пнуть ближайший столик, чтобы склянки с химическими реактивами разлетелись вдребезги по всем координатам пространства. Особенно противно было наблюдать, как Шестиглазый вновь притащил свое туловище к «порошку радости» и вытянул худющую шею, чтобы еще разок нюхнуть. Так и подступало искушение свернуть эту шею, дабы голова почувствовала настоящую свободу не только от томительного духа, но и от самого тела.

   – Выходит, – Косинов потер вспотевшие ладони, – мы уже давно могли его забрать...

   – Есе как могли! – Чичиков, закрывая одну ноздрю пальцем, другой жадно пожирал рассыпанную по столу радость.

   Дверь квартиры N9 не просто закрылась, ее затрамбовали несколькими пинками, чтобы это шестиглазое чудо больше никогда оттуда не вылазило и не поганило свет божий. Необходимо было минут пять, чтобы просто успокоиться. Квашников и Контагин нервно выкурили одну сигарету на двоих. Медленно-медленно, но мысли потихоньку прекращали ментальный бунт, остывали, рассаживались на симпозиуме где-то внутри головы и занялись, наконец, своими прямыми обязанностями – стали думать.

   – А чего думать? Идти к арлекину, смотреть очередное представление и забирать железку. Ой, чую я скоро не сдержусь... – Иваноид разговаривал маленькими облачками дыма, которые вместе с ядом извергались из легких.

   Итак, маршрут лежал от двери N9 к двери N8 – это ровно два шага влево. Загадочная квартира под номером 7 излучала пока мертвую тишину, если только не окажется, что для выполнения очередного квеста придется направляться именно туда, а в ней живет еще какой-нибудь крендель с личными тараканами в голове. Впрочем, после заполошного клоуна уже вряд ли что-то могло по-настоящему удивить. Стучать к нему до жути не хотелось, разговаривать – и подавно.

   – Слушай, Косинус, давай-ка ты! Я уже задолбался вести дипломатические переговоры с этими психами. – Квашников поморщился и всем своим видом показал, что реально утомился.

   Тарабанить по глухому металлу двери снова пришлось минуты три, не меньше. Вечно Веселый либо крепко спал, либо путешествовал в одном из ближайших параллельных миров (не стоит забывать, что наркотики хранились именно у него). Но вот он появился. И вновь – неподдельно радостный, и вновь – с плескающими через край эмоциями. Приторной патетикой была пропитана каждая буква каждого слога:

   – Здравствуйте! Здравствуйте! О, Фрик N2, приветствую тебя! Зрители требуют веселья? – Широко распахнутые глаза клоуна и этот живой взгляд – пожалуй единственное, что осталось в его внешности от нормального человека.

   Косинов попытался быть резким и грубым, но от природы мягкий голос свел желание откровенного наезда к неуверенной просьбе:

   – Гвоздодер имеется? Сойдет монтировка, ломик, железный штырь... что-нибудь в этом роде.

   – У Ксандра есть гвоздодер. А зачем? Устроить представление?

   Косинов посмотрел в сторону товарищей, прося у них немой подсказки и собственной мимикой как бы говоря: «ну как с такими можно вести адекватный диалог?» Глупое молчание нарушил сам шут:

   – Если решите еще одну загадку, будет вам чего просите.

   Квашников сжал скулы и чуть заметно кивнул. Контагин в этот момент наблюдал, как его плевок, минуя лестничные пролеты, стремится в самый низ. Вечно Веселый на какое-то время исчез в своей квартире и тотчас вернулся с небольшим кусочком мела, вручая его лично Косинову. Потом он произнес без какой-либо интонации:

   – Нарисуйте треугольник в котором четыре угла. У вас ровно одна попытка. И не беспокойте меня, пока не найдете решение.

   По непонятной причине тон Ксандра заметно изменился, как будто он имел ввиду нечто вроде «отвяжитесь от меня». Щелкнул дверной замок, и снова вокруг – железобетонная ТИШИНА, ставшая уже чуточку священной. Даже не хотелось осквернять ее ничтожными человеческими словами. Косинов повертел в руках мел, попробовал его на язык, потом принялся рисовать на полу уродливые фигуры тригонометрического гротеска. Но как не чертил, у всех треугольников, в том числе косых, кривых, безразмерно пухлых, четвертого угла так и не появлялось.

   – Эх, жаль Идеальномыслящий в самоволке...

   – Я знаю! – неожиданно и резко заявил Квашников, у которого по математике если и бывали плюсы, то только после оценки «три». – Дай сюда мел.

   Он отошел на несколько шагов, присел на корточки и принялся выразительно чертить. Одна сторона треугольника прошлась по стене от плинтуса до самого края, другая его сторона уже лежала на стене смежной, а третья замыкала всю композицию по полу.

   – Понятно? Четвертый угол – это угол самого здания, неучи.

   Незатейливая геометрическая фигура в формате 3D теперь как бы обрела свой объем. Кусочек мела был с гордостью переломлен пополам.

   – Брависсимо, Иваноид! – здесь Косинов восхищался совершенно искренне.

   – И если через пять минут я не буду держать в руках этот чертов гвоздодер... клянусь, размажу арлекина по стенке! Все! Игрушки закончились!

   Ксандр (он же бывший Лукреций, Аркевелиус, Макроиннариум, Солиторий, Лаптапий, Сиибааз и даже князь Мышкин) легким сквозняком вынырнул из-за двери и прохлопал по ушам «зрителей» стуком огромных башмаков. Улыбка, казалось, навечно поселилась у него на губах и не смывалась оттуда даже дорогостоящими шампунями. Красно-синий костюм был слегка великоват, мешковат, стилистически грубоват, но в другом клоуна еще никто не видел. «Он в нем спит, что ли?» – где-то поблизости мелькнула чья-то виртуальная мысль. Дурацкий колпак шахматной расцветки нелепо перекосился набок и чуть не слетал с головы.

   – Правильно! Правильно! – заголосил шут и снова взялся подпрыгивать как ужаленный. – Гвоздодер ваш! Вы его заслужили! Фрик N1, Фрик N2, Фрик N3, поздравляю вас!

   Он исчез, чтобы вернуться вместе с наградой. Прохладная надежда на то, что история с детскими играми близится к завершению, омрачалась другой мыслью: сколько же времени понадобится для взлома довольно массивной двери подъезда? И так ли это просто, как сейчас кажется? В городе дверь любой пятиэтажки можно было просто с разбега пнуть ногой, и никакие кодовые замки, никакие магические закли...

   Клоун вернулся и всех внезапно ошарашил. У него в руках находился игрушечный пластмассовый гвоздодер размером чуть больше ладони. Еще никогда улыбка человеческого лица не источала столько яда. Квашников аккуратно взял двумя пальцами пародию на плотницкий инструмент и тут же легким щелчком переломил ее напополам.

   – Это... ВСЕ? – Он посмотрел в наивные, ничего не соображающие глаза Вечно Веселого, затем повторил куда более жестко: – Я спрашиваю: это все?!

   – Зрители, а в чем проблема? Мы ведь не договаривались ни о размерах, ни о материале изделия! Вы просили гвоздодер? Вы его получили...

   – Я знал, что моему терпению когда-то придет конец... – не произнес, а натянуто прошипел Квашников. Он схватил клоуна за грудки и слегка приподнял. – Вы все издеваетесь, да?! Издеваетесь откровенно?! Вы все в сговоре?!

   Косинов хотел что-то возразить, но было уже поздно. Резкий удар в челюсть отбросил шута обратно в коридор квартиры. Оба башмака вместе с идиотским колпаком разлетелись по сторонам, обретя наконец свободу от безумия хозяина. Послышался звон битого стекла: скорее всего, навернулось какое-нибудь зеркало. А вспыхнувший гневом Иваноид уже не мог остановиться:

   – Я разнесу здесь все, если понадобится!! Сверну голову каждому, если это необходимо!! Я выберусь из вашего дурдома! Любой ценой!

   Квашникова всего трясло как в припадках пароксизма, его сжатые кулаки вздулись, лицо залил багрянец, и он решительно направился внутрь квартиры закончить начатый разговор, впрочем...

   Впрочем, странно – буквально через несколько мгновений он уже пятился назад: с безвольно опущенными руками, крайне нелепыми движениями и с явной растерянностью на лице. Вечно Веселый появился следом. Из его носа прямо по гриму текли две струйки крови, как красные слезы пораненной души, волосы были взъерошены, словно наэлектризованные, а мимика... еще никогда не доводилось видеть таких страшных клоунов. Бледная от пудры физиономия шута искривилась злобными морщинами собственного негодования. Белый цвет в данном случае уже не имел отношения к праздничной маске, это был цвет траура. Но главная проблема даже не в этом. В руках у него находилось двуствольное ружье, направленное в сторону обидчика.

   – Я пытался вас веселить, зрители... я устраивал для вас представление... я к вам со всей душой...

   Страшный небесный гром вдруг проник в здание и шарахнул так, что заложило в ушах и затряслись доселе непоколебимые стены. Секундой позже пришло осознание – это был выстрел из ружья. В приступе паники Квашников подумал, что пуля скользнула по лицу – его чуть не контузило звуковой волной. Часть штукатурки стала осыпаться, выбрасывая в воздух пугливые облачка цемента, а в стене уже зияла здоровенная воронка обнажающая кладку красного кирпича. Косинов, не будь дураком, в несколько прыжков оказался этажом ниже. Контагин забился в угол и закрыл голову руками, бормоча при этом что-то неразборчивое. А дуло двустволки, оскалившееся пустыми бездонными глазницами, смотрело прямо в грудь Иваноиду.

   Вечно Веселый, из тела которого скоропостижно иссякло любое проявление веселья, изменился до собственной противоположности. Теперь в ярком красно-синем костюме, неудачно пародирующем нашу черно-белую жизнь, находился настоящий безумец: его глаза блестели гневом, улыбка деградировала до оскала, а праздничная маска лица с круглым пластмассовым носом да окровавленной челюстью годилась бы только на Хэллоувин.

   – Я нес вам радость... но вы ответили мне злом за добро... – Каждый звук был шипящим, а палец дрожал на резном курке.

   – Спокойно... я все понял... ухожу... ухожу...

   Квашников, рефлекторно закрываясь ладонью от оружия, принялся пятиться назад. Сделал шаг, другой, третий... его нога вдруг не почувствовала опоры, а тело с криками и нецензурной бранью закувыркалось вниз по бетонной лестнице. В конце он изверг пронзительный стон и, если бы стоны обладали силой проклятия, часть дома наверняка бы рухнула.

   Долгое время никто не произносил ни слова. Лишь было слышно, как захлопнулась дверь квартиры N8: со своей стороны клоун также не счел нужным ни с кем прощаться. Контагин сидел в углу и, медленно отходя от шока, разглядывал выбоину в стене – памятную роспись минувшего выстрела. Квашников лежал с закрытыми глазами, схватившись за ногу, потирая, поглаживая, массажируя ее, и тихо стонал. Боль отступала крайне неохотно, резвясь в человеческом теле как в родной для нее стихии, улетать в бесчувственное пространство ей было совсем неинтересно. Боли вообще нет смысла жить, если некого рядом мучить. Вот такая герменевтика.

   – Перелома нет? – осторожно спросил Косинов.

   Иваноид закатал штанину и долго осматривал огромную красную ссадину, сквозь которую просачивались багровые капли. Стопа покалеченной ноги постоянно шевелилась, дабы убедить всех в собственной работоспособности.

   – Вроде нет, если только кость не треснула. Ну арлекин, падла, я ведь такое не прощаю... Мудрена мать, еще башкой долбанулся! Да костями по ступенькам погремел! Все тело воет по-волчьи.

   – Пинзаданза! – выкрикнул откуда-то издалека Контагин свое козырное слово, вроде как объявляя им войну всему миру.

   Квашников кряхтя поднялся и, жутко хромая да опираясь на стену, свершил несколько шагов. Все тело ныло, но боль в ноге была самой острой, даже свет лампочек слегка померк во взоре полном мистических мурашек. Впрочем, кость осталась цела – и это, пожалуй, главная радостная новость на данный момент, к тому же – единственная.

   – Слышь, Иваноид, давай отведем тебя на четвертый этаж, там еще эти фуфайки, тебе полежать надо.

   У Квашникова сейчас не находилось сил ни спорить, ни соглашаться, ни даже что-либо осмысливать. Он вяло махнул рукой и поплелся выше по ступенькам. Там на площадке все еще лежало то тряпье, что милостиво было предоставлено калекой с четвертой квартиры, и как оно теперь оказалось кстати! По любому лучше, чем на голом бетоне сидеть.

   – Ну мы попали, парни! Если спустя тридцать или сорок лет мы встретимся, чтобы вспомнить наш выпускной, вряд ли мы станем вспоминать танцующих в мини-юбках одноклассниц, пьяные поцелуи, возгласы «прощай, школа!», даже рассвет с бутылкой портвейна, и тот вряд ли придет на ум... Нет! Мы вспомним именно эту каменную тюрьму! Клоуна с ружьем, профессора-шизика, дурацкие карточные игры! И именно таким наш выпускной останется в памяти на всю жизнь, понимаете?

   Косинов говорил тоном, которым обычно читают проповеди с амвона. Только от его проповеди ни душевного облегчения, ни какого-либо наставления, ни ответа на фундаментальный вопрос жизни – что делать дальше? Озвучивать этот вопрос даже как-то было страшновато, но Контагин рискнул:

   – Что нам теперь остается? Тупо сидеть и тупо ждать, пока тупо не появятся спасители извне? – И чуть тише добавил: – А никому не приходило на ум, что мы останемся здесь навсегда?

   Последнее из произнесенных слов пахло страхом и вечностью.

   – Зомби, сплюнь, нас уже давно ищут! Да и Вундеру, золотому как-никак медалисту, достаточно спинного мозга, чтобы понять – с нами какая-то фигня случилась! Мы же не в прятки играли... – Косинов задумался, наивно полагая, что в его личной задумчивости кроется сакральный смысл происходящего. Потом мотнул своей знаменитой челкой и продолжил: – Уже всякая дребедень начинает в голову лезть. Может, Вундер с континуумом не так уж и ошибался, и мы сейчас в каком-нибудь виртуальном пространстве...

   – Ага! По адресу: http://www.ул.Апостолов,13. Тогда нам не поможет МЧС, нас только по гиперссылкам нужно будет разыскать. Косинус, не будь занудой, а?

   Если раньше парни еще позволяли себе фривольные шуточки, связанные со всеми нелепыми событиями последних суток, то сейчас их голоса становились все более раздражительными, а реплики – более жесткими и недвусмысленными. Свобода находилась менее чем в полуметре от тела, за толщей панельных плит, из которых, как из детского конструктора, собирали и собирают похожие на карточные домики многоэтажки. Молчание, наступившее в эти минуты, пожалуй, было самым затяжным за последнее время. Все трое, поддавшись личной рефлексии, впали в разноцветный круговорот мыслей. Но почему-то цвета у этих мыслей были куда ярче их идейного содержания. Словно в калейдоскопе прокручивали все минувшие события: выпускной вечер, буйная хмельная ночь, дурацкая поломка машины, лес, рассвет, пятиэтажный дом со ставнями, девчонка на качелях, и так далее, и так далее, и так далее... Калейдоскоп крутился, глупые картинки складывались в нем так да сяк, но стройной мозаики из них никак не получалось.

   Контагин хмуро посмотрел на дубовую дверь, опутанную мощными цепями, от которой веяло некой средневековой романтикой. Если судить по толщине цепей, то за дверью должен находиться сундук с пиратскими сокровищами, не меньше. А там всего-навсего пятый этаж бедной убогой хрущевки, скрытый для взоров, скрытый для мыслей и догадок. Понятно только одно – если кто-то так упорно навешивал эти громоздкие цепи да еще с тремя амбарными замками в придачу, значит что-то там скрывал или скрывает до сих пор. Романтика выглядела на грани мистики. И это ощущение усиливала большая паутина в верхнем углу, которая... слегка подергивалась? Или просто мерещится от голода? Контагин подошел поближе и тотчас все понял: в липких сетях, похожих на обрывок тюли, барахталась муха. Наверняка – та самая.

   – Ого, наша старая знакомая! Так и думали, что рано или поздно сюда угодит.

   Муха издавала свое искрометное «з-з-з-з», теребила крыльями нити паутины, которые в ее глазах казались здоровенными канатами, и никак не могла понять – что это за странный великан так пристально наблюдает за ней со стороны. Обладая интеллектом, измеряемым всего десятками байтов, муха была способна подумать только об одном: «ого, я умею думать!» Восьмилапый хищник, почти как лев в мире насекомых, затаился на краю своей паутины и терпеливо ждал пока жертва окончательно обессилит.

   – Слушайте, а давайте пауку какое-нибудь имя дадим, – неожиданно предложил Контагин. – Как-никак братан наш по несчастью, тоже несладко ему здесь.

   Косинов лишь отмахнулся:

   – Зови его Васькой, кто тебе не дает.

   – Ну уж нет! Не надо унижать и без того низшие формы жизни. Я ему дам имя аристократическое, этакое... например, Аристарх Вениаминович. И вы, смертные, не вздумайте к нему обращаться никак иначе!

   – Зомби, у тебя гниют мозги!

   Аристарх Вениаминович едва заметно пошевелил двумя передними лапками, по-своему выражая какие-то эмоции, остальные шесть лап оставались без движения. Паук справедливо считал, что лучшая из маскировок – это притвориться мертвым, а лучшая из атак – внезапно воскреснуть и напугать жертву до смерти. Муха, кстати, уже перестала дрыгаться, но отнюдь не оттого, что обессилила – просто пришла к выводу: какой смысл куда-то лететь, когда здесь, прямо на паутине, можно развалиться и прекрасно отдохнуть. Как на перине.

   – Вот что я вам скажу, парни, мы в огромном анусе. Понимайте это прямо или иносказательно, как хотите. – Косинов, усевшись у стенки, вытянул свои длинные ноги почти на полплощадки. – Но есть одна мысль...

   – Мысль?! – попытался искренне удивиться Контагин, как будто впервые слышит о существовании мыслей как таковых.

   – Да. Из всех жильцов этого дома (тут слово «жильцы» и слово «дом» берем на случай всякий в жирные кавычки) лишь один-единственный человек выглядит как здравомыслящий. Понятно о ком я говорю: об инвалиде с четвертой квартиры. Надо бы попытаться поговорить с ним еще раз, может он наконец растолкует – что за бардак здесь творится...

   В связи с отсутствием более оригинальных идей возражений не последовало. Все трое поднялись и молча поплелись на второй этаж. Квашников шел последним, жутко при этом хромая, но здесь ключевое слово – шел. Самостоятельно. Когда перед его взором проплывала дверь квартиры N8, челюсти свело от гнева, но на большее он пока был неспособен. Прежде чем постучать к несчастному товарищу Гаврилову, еще и уж в который раз спустились в самый низ, тайно ожидая, что Какое-Нибудь Чудо отворило запертый портал подъезда. Но чудеса, увы, в этом странном месте как-то сразу закончились, даже не начинаясь.

   – Анатолий Ефимович, это мы! Откройте на минуту! – почти умоляющим голосом произнес Косинов.

   ###___шестой_осколок_мозаики___###

   Инвалид выглядел заспанным, сразу вызывая состояние некой вины за бесцеремонное вторжение. Тут стоит заметить, что понятие «дня» и понятие «ночи» внутри здания давно размыли грань между собой и перемешались в своего рода вечное электрическое утро, причем – довольно условное. По наглухо закрытым ставням да чуть живому свету дешевых лампочек сложно было сообразить не то что точное время суток, а даже какое сейчас идет столетие. Можно, впрочем, ориентироваться по часам в сотовых телефонах, но местные жители уж точно распорядок дня планируют не по ним. Хозяин четвертой квартиры снова стоял в дверном проеме и снова своим видом ворошил в душе муторные, гнетущие и противоречивые ощущения. Его костыли, казалось, давно срослись с искалеченным телом. Обожженная половина лица выглядела как половина страшной маски, провоцируя обманчивое чувство, что стоит эту маску просто снять...

   – Привет, ребята. Давно не виделись.

   Тут и не поймешь: то ли старик иронизировал, то ли пытался тактично намекнуть, что парни уже зачастили к нему со своими проблемами. Косинов собрал блуждающие хаотичным сбродом мысли в упорядочную матрицу, в коей каждой мысли определялось строгое место, перевел дух и как можно вежливей сказал:

   – Анатолий Ефимович, послушайте нас! Объясните, пожалуйста, если можете – что здесь вообще происходит? Откуда взялся моряк? Что за бред с морем Лаптевых? Откуда сумасшедший ученый? Из какого цирка сбежал этот клоун? Что они все здесь делают? Они вообще когда-нибудь выходят из дома? Откуда тут вода и электричество?! Растолкуйте нам!! – Косинов сам не заметил, как с каждой фразой все более и более повышал тон, потом осекся: – Извините...

   Гаврилов некоторое время раскачивал головой, то кивая ей (якобы «да, да, понятно»), то мотая ей справа налево в привычном для всех жесте отрицания.

   – Ребята, я уже вам говорил, что мало общаюсь с местными. Да, люди они довольно странные, согласен. Но ведь здесь же одичать можно! Сами должны понимать. Тут еще какая-то девчонка маленькая бегает – рыжая, с бантами и косичками. Так вот она постоянно талдычит про своих родителей, только вот родителей самих я почему-то ни разу не видел. Непонятно как-то. Странно. Загадочно.

   – Отец... – Косинов выдержал паузу, подбирая подходящие слова для довольно щепетильной мысли. – Как-то неудобно было раньше спрашивать: а где это тебя так... изувечило? Не хочешь – не отвечай.

   – Отчего ж, отвечу! – Показалось, что калека даже приободрился. – Вторая Гражданская война, будь она проклята! У-у-ух и смутное время было! Не дай бог вам такое пережить! Ногу взрывом...

   – Подождите, подождите! Вторая Гражданская – это как понять? Чечня?

   Гаврилов изумленно похлопал ресницами, как будто разговор вдруг перевели в область высшей математики. Даже на обожженной коже морщины чуточку изменили свое положение.

   – Что-то я вас тоже, ребята, не понимаю: вы имеете в виду государство Ичкерия? Там сейчас Дудаев еще президентствует. Я говорю про Вторую Гражданскую, она началась сразу после распада Советского Союза... ах да, вас еще на свете не было... так в школе ж должны были учить! Страх Божий было, а не время! Мир распадался! Дальний Восток отделился от России и воевал с Китаем, так называемая «Новая Сибирь» пошла войной на Якутию, Уральский Округ бился с Москвой за власть в стране! Семнадцать миллионов жизней унесло, почти как в Отечественную... Ох, жара стояла! Даже сейчас вспоминаю – дрожь колотит!

   Косинова разбило на кашель. Используя этот кашель как отвлекающий маневр от собственного недоумения, он еще пытался говорить с Гавриловым как с себе подобным. Слово «шутка» никак не слетало с языка и выглядело бы в данной ситуации вершиной кощунства. Но он нашел другой подход:

   – Вы, Анатолий Ефимович, наверное, пишите какую-то альтернативную историю. Типа «Времена Ельцина»... как бы развивались события при определенных обстоятельствах... я угадал?

   – Ельцина? Так его ж убили в январе 92-го! В принципе, неплохой был мужик, править только не умел. Потом Лебедь пришел – тоже убили! Эх... нескоро порядок удалось навести.

   Самым удручающим в сложившейся ситуации было, конечно же, не те семнадцать миллионов унесенных жизней, невесть откуда возникших, а совсем другое: Гаврилов выглядел абсолютно серьезным, у него даже слезы на глазах выступили. Такое нередко случается с настоящими ветеранами, когда они вспоминают баталии ушедшей молодости. Квашников и Контагин, стоящие чуть поодаль, только и делали что переглядывались и молчаливо разводили руками. Косинов, не теряя настроенного такта, осторожно продолжал:

   – Вот если предположить... просто предположить, что Ельцин умер не в 92-ом, а весной 2006-го года от сердечного приступа, Второй Гражданской войны, к счастью для всех, не было. Дудаев же наоборот – давно погиб, Чечня входит в состав России, а президент у нас Путин. Гипотетичес...

   – Что вы несете, молодой человек! Что за Путин еще? – вот и ожидаемая обида в голосе старика. – Вы же выпускники! Чему вас в школе учили? Двойка пади по истории была? И вообще, ребята, если вы явились просто поболтать... извините, я устал. Хоть с тремя ногами, но устал.