Текст книги "Головоломка из пяти этажей (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

   – Все не возьму в толк: какой смысл рыть подземный ход из одной квартиры в другую? Когда до нее буквально несколько шагов.

   – Так удобно к чужой жене по ночам лазить. – Косинов пытался пошутить, но сам же скривил недовольную морду от этой шутки.

   – Посмотри на себя, трубочист! Никакая чужая жена такую грязную свинью к себе в постель не положит!

   Спорить дальше не стали. Еще минут пятнадцать рассматривали паноптикум диковинных часовых механизмов, осторожно трогая их пальцами, а объяснять происходящее даже никто и не пытался. Квашников подошел к закрытым ставням, испробовал на них болевой порог своих сжатых кулаков и обратился к остальной компании:

   – Рано или поздно мы по любому выберемся отсюда! Те, кто затеяли с нами игру, даже не представляют, что будят во мне настоящего зверя. – Иваноид говорил с таким пристрастием, что веснушки на его лице стали пунцовыми от злости. – В самом крайнем случае я руками...

   – А ну, тихо!!! – не своим голосом заорал Косинов и поднял обе ладони вверх. Снаружи донесся какой-то грохот. – Только что хлопнула дверь подъезда! Сюда кто-то вошел!

   Наверное, ракета не стартует с такой скоростью, с которой все трое сорвались с места. Квашников и Контагин, столкнувшись между собой, тут же растянулись на полу. Косинов первый оказался в подъезде. Его взор уловил лишь завершающий фрагмент эпизода – две рыжие косички и пышные белые банты скрылись за дверью квартиры N2. И все вокруг вновь захлопнулось и защелкнулось. Как остервенелый, он подбежал к входной двери и принялся пинать ее ногами, царапать когтями, выть в пустоту, неистово орать:

   – Еще бы минуту назад! И мы бы успели!!

   – Кто пришел-то?! – Квашников тупо посмотрел по сторонам, все четыре стороны также тупо ответили ему безразличием.

   – Та девчонка! На качелях еще качалась, помните? Маша, кажется, зовут... она из второй квартиры.

   Иваноид выставил указательный палец на соседнюю дверь, глаза его сделались совсем круглые:

   – Она там?

   – Только что вошла!

   Квашников принялся тарабанить по железу.

   – Идиот! Так ты ее просто напугаешь. – Косинов с глубочайшей досадой обхватил лицо руками и присел на корточки. Свобода была в нескольких метрах от него, в прямом и переносном смысле. И вот облом... – Парни, давайте прежде всего успокоимся и не будем орать. Вступить в диалог с девчонкой – для нас сейчас единственная спасительная ниточка. У Идеальномыслящего это вроде как не получилось.

   Когда все замолчали, мрачный свет лампочки стал еще мрачнее. А тишина, субстанция из которой соткан воздух, была более подавляющей, чем обычно. Косинов совершил жест левой рукой, который можно однозначно истолковать так: «заткнитесь и не мешайте мне». Потом он прошел пару шагов и тихо постучал:

   – Маша, мы ничего плохого не сделаем, мы только поговорить. – Важно было сохранить баланс голоса, чтобы не скатываться на крик. – Маша, мы хорошие люди, нам нужна твоя помощь.

   Из квартиры N2 донеслась невнятная возня, якобы что-то где-то рассыпалось, последовавший далее приглушенный металлический звон на слух ровным счетом ни о чем не говорил – металл ударил о металл, не более того. Лишь потом из-за двери послышался детский голос:

   – Мне родители сказали, чтобы я никому не открывала!

   – Хорошо, хорошо! Нам этого и не надо, мы так поговорим. Маша, ты знаешь как открыть подъезд?

   – Знаю, никак!

   – Но ты... – Косинов почувствовал внезапный прилив сумбурных и противоречивых эмоций, закрыл лицо ладонями, глубоко вздохнул. – Но ты же как-то проходишь?

   Возникшая минута молчания оказалась столь длинной, что в чуть приоткрытой квартире N3 под бой часов успела проголосить еще одна механическая кукушка. Проголосила и опять уснула в спутанной между часовых стрелок паутине времени.

   – Я не понимаю, как это работает! – голос девчонки становился раздражительным. – Большая дверь сама распахнется, когда ей надо! На нашей улице все двери такие! Это ленинская партия нас оберегает от грабителей и нехороших дядек, как вы!

   – Что значит «на нашей улице»? При чем тут ленинская...

   Косинова с силой дернули за рукав и шепнули на ухо:

   – Эта чокнутая думает, что живет в 67-ом году. Вундер так сказал. Ты до сих пор не вкурил, что находишься в доме, населенном одними дебилами?

   Голос Маши с той стороны двери только усугубил подозрительный статус местных жильцов:

   – А вы, дяденьки, комсомольцы?

   – Да-да, обязательно комсомольцы!

   – Все равно не пущу, врете вы все!

   Косинов отчаянно выискивал зацепку для продолжения беседы, иначе девчонка вот-вот может соскочить, и сомнительно – пойдет ли она на контакт еще раз. Необходимо было спросить самое-самое важное. Стоящий позади Квашников похлопал его по плечу и для чего-то свел пальцы в два кругляшка, приложив их к своим глазам.

   – Послушай, Маша, а куда подевался тот непутевый дяденька, совсем не комсомолец, что с тобой разговаривал? Он в очках, на Гарри Поттера еще чем-то похож.

   Иваноид схватился за голову: «шестьдесят седьмой год, какие Гарри Поттеры?» Но девочка мигом сообразила о ком речь:

   – А-а... дядя-дурачок! Его сбила машина, когда он переходил дорогу. В больнице наверное.

   – Что ты несешь?! Какая машина?.. Маша... Маша!

   Она больше не соизволила ничего сказать: не попрощалась, ни в чем не объяснилась. Голос за дверью просто исчез и все – как будто только что разговаривали с неким духом ребенка, случайно забредшим сюда с ближайшего спиритического сеанса и улетучившимся в свое обиталище. Косинов сильно пожалел, что вообще спросил ее про Вундера. Бреда и так уже наглотались в достатке, а тут все еще больше запутывалось. Да, путалось все во всем – слова в непослушном языке, мысли в плетеных извилинах мозга, злая правда в красивой лжи и угрюмая ложь в дебрях туманной правды. Все на свете перемешалось клубком логической несуразицы. И где-то далеко живет сумасшедший философ, который наверняка скажет: «так оно и должно быть, это наша реальность».

   – Что остается? – Квашников похрустел косточками пальцев. – Дежурить по очереди у двери? Рано или поздно кто-нибудь еще появится. Может быть...

   – Я устал! – взмолился Контагин. Услышать от Зомби о человеческой усталости раньше показалось бы забавной иронией, но сейчас уже надоели всякие приколы. – Чертовски устал! – Нет, у него, оказывается, даже усталость носит демонический характер. – Пойду, сяду в кресло-качалку, мне тиканье часов успокаивает нервы.

   Никто не заметил, как он ушел. Но было невозможно не заметить, как он пулей выскочил из третьей квартиры с выпученными черными глазами на побледневшем лице. Обугленные зрачки чуть не вываливались наружу:

   – Там... там... в кресле кто-то сидит!

   – Зомби, ты уже все мозги себе расплескал! Никто внутрь не заходил.

   Контагин перешел на пантомиму: беззвучно открывал и закрывал рот, шарил по воздуху руками, сгибал по очереди пальцы, указывая ими на дверь. Времена розыгрышей, кажется, давно уже прошли, поэтому его выходку пришлось воспринимать всерьез.

   – Ладно! – Квашников хлопнул его по плечу, приводя в чувства. – Идем все трое. Я первый.

   Опять это царство загадочного Хранителя Времени – кругом часы, часы, часы... и только часы. Они присутствовали повсюду и начинались сразу с коридора. Наверное, здесь временем можно было управлять: притормозить его, заставить бежать быстрее, остановить вовсе или даже взять взаймы. Только надо научиться, как это делается. Оказавшись в комнате пришлось еще раз вздрогнуть – всем троим. В кресле, которое слегка покачивалось, действительно кто-то сидел, отвернувшись в дальний угол. Из-за спинки кресла торчали небрежно растрепанные красные волосы и не просто красные, а вызывающего ярко-алого цвета. На голове была шляпа-сомбреро с широкими полями, чуть закрученными по краям, ее тулья венчалась букетиком из нескольких цветов пестрящих желтизной – кажется, это настурция, редкое садовое растение. Неизвестный еще пару раз слегка покачнулся и замер. Он просто не мог не услышать шаги позади себя, если он не глухой, конечно.

   – Уважаемый, вы кто? – мягко спросил Квашников, изображая голосом человеколюбие.

   Нет ответа.

   – Вы здесь живете? Это все ваши часы?

   Нет ответа.

   – Скажите хоть что-нибудь. Мы пришли просто поговорить, сейчас уйдем. Извините, если что не так.

   Нет ответа.

   – Вообще-то, это невежливо демонстративно молчать, когда гости о чем-то спрашивают. Вам не кажется?

   Нет ответа. Контагин уже принялся кулаками изображать из себя боксера, вопросительно поглядывая на остальных, мол: «может, ему втащить хорошенько?»

   – Послушайте, нам приколы вашего дурдома уже надоели! – Иваноид резко подошел к креслу, так же резко развернул его и... от неожиданности вскрикнул. Позже ему было стыдно за этот крик.

   На него смотрели нарисованные зеленым фломастером глаза со зрачками в виде немецкой свастики. Брови, ресницы, нос и рот – тоже рисованные, причем, крайне небрежно, словно наспех. Рот криво съехал набок, из него торчали заостренные фиолетовые зубы, ресницы над глазами выглядели столь громоздкими, что почти касались волос, вместо которых, разумеется, находился парик. В кресле сидело чучело, набитое соломой, его кожей являлась простая грязная мешковина, из которой то здесь, то там торчали сухие кончики, производя комичный эффект «волосатости». Руки и ноги чучела походили на свисающую серую колбасу и заканчивались уродливыми культями. Кстати, на правую руку для чего-то были надеты простенькие часы. Ах, ну да... часы – здесь же без них ничего не обходится. Косинов первым отошел от шока:

   – Проникнуть сюда это чудо могло только одним способом – через подземный лаз, вернее, его принесли, естественно. Девчонка и одноногий инвалид из подозреваемых исключаются сразу, бабушка, разумеется, тоже. Вывод: или это некто для нас еще неизвестный, или на выбор: Чичиков, Вечно Веселый, Морячок. Кто-то с нами играет в совсем несмешные игры.

   – Но зачем? Зачем?! – Квашников всплеснул руками и тихо помолился матом.

   Косинов снял с чучела часы и принялся их внимательно разглядывать. Ремешок из самого простого кожзаменителя весь потрескался. Они не тикали, а время на них было остановлено на тринадцати минутах девятого. Круглый циферблат с чуть проржавевшим корпусом выглядел доисторическим – незатейливые черные стрелки, лишенные малейшей эстетики, и двенадцать таких же черных цифр, хороводом окружившим надпись «Ракета».

   – Заметьте важную деталь, – Косинов потряс в воздухе реликтом из советского времени, – это единственные часы, которые стоят. – Потом он для чего-то долго всматривался в створки закрытого сейфа, точно желал на экстрасенсорном уровне проникнуть взором внутрь. – О черти... я, кажется, понимаю... понимаю...

   – Тогда понимай доходчиво и разборчиво, чтоб всем ясно стало! – Квашников тоже уставился на сейф, но лишь пожал плечами.

   – Понимаю...

   Где-то на кухне забили почти одновременно сразу двое часов, но кукушка больше не высовывалась – обленилась наверное. Нескончаемое тиканье маятников продолжало создавать иллюзию стрекота целого роя насекомых: воздух был перенасыщен постукиванием, подрынькиванием и мелодичным подзынькиванием. Невидимые насекомые, скорее всего, таким образом общались между собой. Косинов подошел ближе к сейфу и показал пальцем на число, выведенное мелом: 2013.

   – Это не год, как мы раньше думали, это... – он демонстративно поднял вверх ручные часы. – Это время: 20 часов 13 минут. Здесь ровно столько же, и они стоят.

   – Ну, ну, ну! И чего? – Контагин долго запрягал свое «ну», чтобы сказать простое «и чего?»

   Дальше с Косиновым начало твориться такое, что за него поначалу даже испугались. Как одержимый он принялся трясти каждого за плечи:

   – Вам покажется это очень-очень странным, но я догадываюсь, что делать дальше! Давайте хотя бы попробуем!

   – Что именно?! – Иваноид брезгливо стряхнул его пальцы со своих широких плеч.

   – Нужно остановить все часы! Но сначала на них необходимо выставить одно и то же время – тринадцать минут девятого.

   – И на зачем такие сложности?!

   – Не знаю! Я просто чувствую! Я уже начинаю мыслить, как мыслят все в этом доме.

   Сначала хотели возразить, потом подумали: а смысл? Как и раньше, обыкновенное отсутствие более оригинальных идей толкнуло на поступок откровенно нелепый – они, ворча и недоумевая, взялись переводить стрелки на всех часах с последующей их остановкой. В ходиках достаточно было снять грузило или притормозить маятник, и те сразу замирали, но в некоторых часах приходилось залазить в сам механизм и грубо снимать шестеренки или как-то по-другому изолировать пружину – движущую силу местного времени. Пришлось вдобавок из первой квартиры принести стулья, так как до некоторых экземпляров, висящих под самым потолком, не доставал даже длинноногий Косинов. Все это время чучело без движения восседало на кресле и агрессивным нарисованным взором наблюдало за вакханалией Живых и Суетящихся. Мертвая мимика его лица даже не пыталась намекнуть – правильно они поступают или нет. Вся работа заняла минут сорок, после чего больше в квартире ничто не тикало, даже как-то скучно стало... Все часы стояли, а их стрелки, как под копирку, показывали тринадцать минут девятого.

   – И дальше что? – с нескрываемым сарказмом спросил Квашников. – Ты надеялся на чудо? Или тебе просто качающиеся маятники на нервы действовали?

   Косинов слегка затупил. Он посмотрел на пугало с почти садистским желанием выпотрошить из него всю солому и поискать ответ внутри этой бутафорной пустоты. Нет, Страшилу пока трогать не стоит, и он принялся размышлять по-другому:

   – Включаем логику: раньше все часы шли, лишь одни стояли – те, что у меня в руках. А теперь попробуем наоборот. – Он сильнее взялся за ремешок и стал подкручивать колесико механического завода. Как только по циферблату поползла секундная стрелка... неожиданный звук уж в третий или четвертый раз заставил невольно вздрогнуть горемычную троицу. Только чучело так и сидело без движения.

   Кто-нибудь помнит мелодию далекой телевизионной передачи «В гостях у сказки»? Именно под эту мелодию, исполняемую черт знает где и черт знает каким способом, резко распахнулись створки миниатюрного сейфа – того самого, что в стене. Косинов праздновал торжество собственного разума: свысока посмотрел на остальных и похлопал сам себе в ладоши.

   – И почему все именно Лединеева считают Идеальномыслящим?

   В контексте произошедших событий замечание более чем справедливое. Внутри сейфа имелось небольшое углубление: денег там никаких не обнаружилось, зато к стенке с помощью медицинского шприца была прикреплена записка со знакомым почерком. Сказать, что это было ожидаемо, с неким сомнением, наверное, все-таки можно: если внимательно посмотреть на уставшие и почти равнодушные лица выпускников. Ах, да... важная для Зомби деталь! На дне еще лежала доминошка 3:3, которая немедленно оказалась в его кармане. Квашников почему-то заинтересовался в первую очередь не запиской, а именно шприцом – крутил его, разглядывал, разнюхивал:

   – Уже в третий раз одно и тоже! Сочинитель стихов нарик, что ли?

   В том факте, что на листке написано продолжение «поэмы», а не рецепт, к примеру, ореховой самогонки, никто не сомневался. Дословно новый текст выглядел следующим образом:

   "Хорошо мышатам стало –

   Все наелись до отвала,

   Все помылись и поспали

   И подумали: "Едва ли

   Нас ласкают добротой,

   Может, кормят на убой?"

   Синеглазый заорет:

   "Посмотрите, злюка-крот

   Прокопал внизу нору,

   Убегая поутру.

   Побежали-ка втроем

   Да за хвост его возьмем!"

   Долго за кротом носились,

   Потешались и резвились,

   Но проворный хвост крота

   Лишь мелькнул издалека,

   Помахал и хлопнул дверью.

   "В жизнь я в это не поверю, –

   Говорит мышонок ловко, –

   Чтобы наша мышеловка,

   Что без окон и дверей,

   Не имела бы щелей.

   Может, клетку отогнем,

   Повезет – и прошмыгнем!

   И окажемся снаружи,

   Вдоволь порезвимся в луже!"

   Но мышатам невдомек,

   Что не выломать пруток,

   Лишь застрянут ко греху,

   Выход – только наверху.

   Только в небе нет оков

   Для семейства грызунов!

   Три замка и три ключа,

   Что ломали сгоряча.

   Хватит игр и потех,

   Нужно думать, как наверх

   Проползти или прокрасться

   Да с замками разобраться.

   Первый ключ у книжных магов,

   Среди звезд и красных флагов.

   Ведь не будет путь пройден,

   Пока Шторм не завершен!"

   Косинов, читающий сие творение – с чувством, с толком, с расстановкой – выдохнул горький воздух, пропитанный незавершенными рифмами, и покачал головой:

   – Я уже потихоньку становлюсь фанатом этого Сочинителя! Скоро у меня начнется ломка, если долго не будет продолжения. История про бедных мышат просто увлекательнейшая, согласитесь? – Он в тысячный раз за день поправил застилающие лицо черные волосы.

   – Ты лучше объясни, с какой радости сейф открылся. – Квашников подергал туда-сюда створки, хотел сломать, но проявил гуманность и лишь немного погнул.

   – Здесь нет никакой мистики. Наверное, внутри всех часов стоят дистанционные передатчики с закодированным расположением стрелок. Ну в общем... если очень долго повозиться, то можно сделать подобного рода фокус. Другой вопрос – зачем? И кому это надо? Не слишком ли много денег вложили в это сомнительное развлечение? Но я бы сейчас лучше обратился к стихам, вернее – к их толкованию. Мысль о том, что выйти из здания (теоретически) можно и через пятый этаж, крутилась у нас давно. Не зря ведь там висят эти цепи с амбарными замками. В нашей прекрасной поэме даже не намеком, а прямым текстом говорится, что где-то нужно искать ключи. Цитирую: «Первый ключ у книжных магов, среди звезд и красных флагов». Как любит говорить Иваноид: «а сейчас вопрос повышенной сложности». Что бы это значило? Думаем, парни! Думаем! Но если придется опять по кирпичам разбирать стены, я реально свихнусь!

   Далее Косинов совершил несвойственный ему поступок агрессии: он подошел к креслу-качалке, взял за шиворот чучело, посмотрел своими наглыми глазами в его наглые глаза, потом подкинул его в воздух весело пнул под зад. Страшило полетел в одну сторону, красный парик – в другую, а шляпа-сомбреро взмыла аж к потолку и, красиво планируя, упала на голову Контагина. Парик с миллионами щупалец-волос алой медузой распростерся на полу.

   – И чего ты кому хотел доказать? – спросил Зомби, снимая с себя сомбреро. – Клеевая шляпа, между прочим!

   Вместо ответа самый длинный член их команды уселся на кресло, закрыл глаза и принялся раскачиваться, неумело изображая блаженство.

   «Косинов Юрий Александрович родился в уездном городе N такой-то губернии в таком-то году», – было бы написано в классическом романе 19-го века, если бы Косинус в качестве бреда вдруг оказался его литературным героем. Но героем он никаким не был, не рождался им изначально по судьбе, и более того – даже не пытался им становиться, предпочитая жизнь тихую и безмятежную. Родители его оба офицеры сухопутных войск, так что жизнь помотала маленького Юрика вместе с мотающейся по всей стране военной частью N956783. Каждый раз расставание с насиженным местом было для него болезненным, и дело тут, конечно же, не в самом месте с определенными координатами пространства, а в том, что приходилось терять друзей, к которым так сильно привык. А заводить друзей новых – процесс для него трудоемкий, сомнительный и полный неудач. В детстве Юрику покупали огромное количество игрушек: танчиков, автоматов, вертолетов, боевых корабликов с пушками – чего еще можно ожидать от родителей, которые оба служат в армии? Только их сын не особо был расположен к военной технике, даже бутафорной, зато рано научился читать и вечерами просиживал за любимыми сказками. «Приключения Буратино», «Волшебник Изумрудного города», «Незнайка» являлись его любимыми произведениями и были перечитаны десятки раз, так что он знал их почти наизусть. Отец как-то скептически поглядывал на увлечения Юрика, но долгое время все списывал на детский возраст. Взрослея, Косинов не становился брутальнее: военное искусство его не интересовало абсолютно, со спортом дружил, но только в рамках школьной программы, а вот завсегдатаем библиотек стал с первого класса. Причем, читал в основном любовные да исторические романы. Детективы считал словесным поносом, а фэнтези – бредом больных умов. Был до одержимости уверен, что является приверженцем исключительно богемной литературы. Скорее всего книги и развили в нем заложенную от природы сентиментальность. Он рано начал влюбляться, и каждая влюбленность приносила ему немалые переживания. Как-то в седьмом классе из-за переезда военной части на новое место, он вынужден был переселиться чуть ли не на четверть земного шара, но это все были мелочи по сравнению с тем, что он больше не увидит Алену Каричеву, даже по этому поводу хотел с собой что-то сделать. Полгода писали друг другу письма, потом болезнь растворилась в ворохе новых проблем. И свежие ветра перемен зализали нанесенные судьбой раны. С тех пор поклялся себе ни в кого не влюбляться, да куда там... его нервная система словно состояла из магнитов к противоположному полу. После забытой Аленки в мир прекрасного явилась Валерия Асинвер, потом Даша Савельская, ну а теперь Маринка Латунина, с которой он все никак не может определиться – друзья ли они по сексу, друзья ли они по жизни, шутливо ли влюбленные или всерьез будущие муж и жена. Маринка все разговоры на подобные темы ловко умеет переводить в шутку. Совсем недавно Косинов попробовал писать стихи, читал их Маринке, но та настолько завуалировала свое восхищение ими: «Юрочка, ты у меня самый гениальненький гений!», что «Юрочка» воспринял это как очередную иронию и даже слегка обиделся. Ведь он старался! Сочинял! Но все это в прошлом... бесконечно-далеком и призрачно-близком.

   В данный момент Косинус сидел прямо на полу, обхватив голову руками и думал только об одном: «в какую же задниу мы попали? у нее хоть название имеется?» Его длинные черные волосы, как водопад из дегтя, обвивали лицо, плечи и своими кончиками пронзали пустоту. Он редко ругался матом (интеллигент как-никак), но в этом доме брань регулярно вырывалась сама собой.

   – А у меня идея, – произнес Контагин и расстался наконец с этой дурацкой шляпой. – Как там сказано: «первый ключ у книжных магов, среди звезд и красных флагов». Кто такие книжные маги даже моя извращенная фантазия не понимает, а вот звезды и красные флаги – это символ советской эпохи. Понимаете, о чем речь? Надо спросить у девчонки, она здесь единственная, кто проживает в шестьдесят седьмом году. Дура, понятно, но это не лечится.

   Квашников только пожал своими могучими плечами, Косинов скривил постную мину:

   – Не исключено, конечно... Только ты попробуй сейчас поговори с ней, она и к порогу не подойдет, хотя... что мы теряем?

   И снова перед взором квартира N2 с маленьким глазком в двери. Кстати, любопытное замечание: во всем доме глазок имелся только на этой двери, больше нигде. А вот звонок почему-то отсутствовал. «Вопрос повышенной сложности», – как сказал бы Иваноид.

   – Маша! Эй, Маша! – Косинов постучал ровно три раза, почему-то подумав, что именно три раза есть признак вежливости. – Маша, мы только один вопрос задаваем... задамся... тьфу, зададим. У меня уже язык плетется. Маша, подойди! – И еще несколько стуков, контрольных.

   Наконец послышались шаги, потом возня, потом знакомый детский голос:

   – Что вам надо? Я все равно не открою!

   – Ответь, пожалуйста, у тебя есть ключи от пятого этажа? Там еще цепи и замки такие огромные. Ты ведь пионерка? А пионеры всегда только правду гово...

   – Есть один!

   Все трое ощутили волну облегчения, даже жизнь приятней стала.

   – Послушай, Маша, мы сейчас отойдем на безопасное расстояние, а ты просто выбрось этот ключ за дверь! Пожалуйста! Мы отдадим. Честное комсомольское!

   Молчание из закрытой квартиры выглядело затяжным, нервным и смешанным с непонятным страхом. Голос девчонки чуть изменил свою интонацию:

   – Не врите, злые дядьки, вы не комсомольцы! А ключ я вам дам при одном условии. Если вы найдете мне три мои игрушки – утенка Диму, шута Петю и Сквалиолиуса.

   За волной облегчения пришла волна страшного разочарования, в душе у каждого заштормило. Квашников всплеснул руками:

   – О нет!! Нет! Ну когда это закончится?! – в этот возглас он вложил всю ярость голоса, на какую был способен.

   Местный дипломат Косинов зло отдышался, но понимал, что переговоры с дикой оппоненткой необходимо продолжать:

   – Скажи, где их хотя бы искать? И что за Сквалиолиус такой?

   – Не знаю... да что вы за дурные дядьки? Если бы я знала, я бы сама их нашла!

   Это была последняя реплика, пришедшая из квартиры N2. Косинов еще пытался что-то выяснить, даже грозился, но девчонка опять потеряла всякий интерес к беседе. Ее дух исчез. В общем-то, если очень усердно подумать, имеется в произошедшем и меленькая положительная деталь. Словарный запас выпускников девятой школы пополнился новым словом «Сквалиолиус». Радуйтесь, если сможете! Ха! Уныло-приуныло посмотрели на железную дверь подъезда, об которую разве что оставалось биться в отчаянии головой. Полумертвый электрический свет даже не пытался разгонять это уныние, наоборот – еще больше нагонял тоски. Но присутствовала в той тоске некоторая манящая интрига. Хотелось уже чисто из человеческого упорства или хотя бы из злости узнать: что за утенок такой Дима, где еще два ключа, и главное – как все же выбраться из этой чертовой пятиэтажки?

   – Над нами просто издеваются, – с печалью в голосе констатировал Контагин. – Даже девчонка и та издевается! Послушайте, а может они все вместе – банда? А?

   Квашников постоянно вытирал пот на лбу: лампочками напекало, что ли? Ему даже было слегка стыдно, что здоровенный детина, склеенный из мускулов, бицепсов, трицепсов, и ничего не в состоянии сделать в простой дурацкой ситуации. Он потеребил еще больше, чем прежде, проросшую щетину и твердо сказал:

   – Так, не раскисать! Все доступные нам комнаты мы полностью обшарили, на лестницах тоже ничего нет. Вывод один: как бы нам этого не хотелось, но снова придется идти на поклон к идиотам-жильцам. И начнем с самого низа.

   Прежде чем открылась дверь квартиры N4 ждали минут пять и подумали: «уж не помер ли?» Ветеран «второй гражданской» Гаврилов появился на пороге какой-то... не такой. Взор его выглядел слишком уставшими, он пошатывался на костылях и казалось, будь здесь малейший ветерок... Раздражение на обитателей дома резко сменилось прежней жалостью, во всяком случае – к инвалиду точно. А если принять во внимание, что все они здесь по-своему больные, то и разговаривать с ними следует – как доктор с пациентом. Глаз на обожженной стороне лица был почти закрыт, создавая противоречивое ощущение постоянного подмигивания.

   – Анатолий Ефимович, – Квашников не знал как начать, – извините нас. Мы должны задать вопрос, который вам покажется даже не странным, а откровенно дурацким. Но поверьте, для нас он очень важен. Вы не знаете, где найти утенка Диму, шута Петю и Сквалиолиуса? Это игрушки той ненормальной девчонки, что живет на первом этаже.

   Ответ, увы, был вполне ожидаем:

   – Приболел я, ребята, серьезно приболел. Мне не до шутов и не до детских игрушек. Не знаю я ничего.

   Дверь закрывалась очень медленно, и казалось, ее закрывает не человеческая рука, а легкий сквознячок.

   – По-моему, бесполезняк, – мрачно заявил Контагин. – Миссия невыполнима. Встряли мы, и надолго.

   – Да заткнись ты, Зомби! Твоего загробного пессимизма еще не хватало! Идем дальше!

   Следующей по курсу была квартира N7. И вот тут сильно призадумались: стоит ли спрашивать о таких глупостях старенькую бабушку – не просто долгожительницу, а дожившую аж до самого конца света. Колебались, сомневались, но тем не менее в дверь постучали и задали тот же вопрос. Черный платок, черная кофта и черная юбка могли означать только одно – вечный траур. Траур по здравомыслию. Здесь такое в порядке вещей. Валентина Константиновна долго гладила лицо, точно хотела разгладить старческие морщины и помолодеть. На самом же деле она не поняла даже смысла вопроса.

   – Внучеки, вы кого-то потеряли?

   – Ну... – Квашников включил спинной мозг и принялся выкручиваться из неловкой ситуации: – Детские игрушки такие, ими играла девочка с первого этажа. Рыжая такая, с бантами.

   Валентина Константиновна сложила свои дряхлые руки на его груди и дрожащим голосом произнесла:

   – Внучек! Все, скоро все исчезнет! Мир погиб, и мы погибнем! Сначала первый этаж, потом второй, а там и до меня смерть доберется! – Она опять была готова пустить слезы.

   – Извините.

   Шаркающие по полу шаги удалялись так тихо, что снова пришли эти умодробящие ассоциации с привидением. Еще полностью черное одеяние – да, именно «одеяние», потому как привидения «одежду» не носят. В голове слегка помутнело, но ненадолго. Контагин оглянулся вокруг, указал пальцем на квартиру N8 и изобразил на лице вопросительный знак размером с само лицо.

   – Ну уж нет!! – Иваноид в унисон своей экспрессии даже замахал руками. – Сейчас опять вылетит это размалеванное чучело и начнет по нам из ружья палить! У меня до сих пор в ушах звон не прошел.

   – Ты прав, брат по разуму. Тогда к «Титикову», если он там еще не загнулся от передозировки.

   В квартиру N9 стучали минут пять. Но этот факт даже никого не раздражал, ибо все понимали, что Великий Ученый и Великий Мыслитель современности Евгений Чичиков помимо своей основной профессии (наркомании) усердно занимался изготовлением таинственного раствора для самого Михал Савелича! Несомненно, его открытие должно повернуть всю мировую науку, если он сам прежде не повернется умом. И такая мелочь, как пять минут туда-сюда...

   – Да откроешь ты, сука, или нет?! – Квашников долбил ногою по двери примерно так же, как конь лягает навязчивых незнакомцев.

   Наконец щелкнул замок, и из-за двери появилась нелепая физиономия Шестиглазого. Физиономия была еще чем-то недовольна: морщинистая лысина повращалась в разные стороны, ученый поморщил нос похожий на крючок, прибитый к лицу вверх тормашками, и разумеется, поправил все четыре линзы очков. Это действие было для него что-то вроде ритуала – как для Косинова постоянно поправлять волосы. Длинная седая борода походила на метлу, по чьей-то ошибке прикрепленную к голове гвоздями волос. Шестиглазый почесал эту метлу и спросил: