Текст книги "Головоломка из пяти этажей (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

   – А как же нам-то быть?

   – Не знаю, ребята. Я не то, что из здания – из квартиры почти никогда не выхожу.

   Проблема завязывалась все более тугим узлом. Казалось, вот он билет на волю – хвать его рукой, а там, увы, очередная пустышка. Всю абсурдность ситуации создавал именно ее контраст: еще несколько часов назад был шумный выпускной – с музыкой, танцами и пьяными поцелуями одноклассниц. Всего несколько часов... и небо с землей поменялись местами, перевернулось все внутри и все снаружи – какая-то бетонная тюрьма с более чем странным ее обитателем. Ну не сюжет ли это для книги? Крайне уставшие да измотанные выпускники школы N9 становились, чуть ли не поминутно, более и более раздражительными. Даже сейчас в разговоре с человеком, не имеющим ни малейшего отношения к их несчастьям, им крайне тяжело было соблюдать официозно-вежливый тон.

   Впрочем, инвалид оказался не единственным жителем квартиры N4, и похоже – далеко не единственным... Из-за косяка выполз рыжий таракан, жирный такой, откормленный не хуже свиньи и нахально уставился на трех послов из Иного Мира – того, что за пределами Железной Двери. Его усы флегматично пошевеливались, словно таракан размышлял: «м-да, м-да... что ж мне с вами сделать-то?» В другой ситуации Контагин немедленно расчленил бы его какой-нибудь гравипушкой: с этими тварями у него вечная война на полях как реального, так и виртуального пространства. Но в данный момент – нельзя, все-таки чужое имущество как-никак, да и не до этого сейчас... Таракан же лениво развернулся и пополз восвояси.

   Квашников с чахлой надеждой посмотрел в глаза своих спутников, ища там хоть какую-нибудь подсказку. Косинов только развел руками:

   – Тупик... – всего одно короткое слово. Впрочем, замени это слово напыщенным красноречием, сладкозвучным эвфуизмом или громкой тирадой, что-нибудь изменилось бы?

   «ТУПИК»... И этим сказано все на свете.

   Вдруг у Контагина засветились глаза... да-да, абсолютно черные зрачки тоже порой способны озаряться:

   – Есть идея! Окно... здесь же всего второй этаж! Откроем ставни, будь они трижды неладны, и вылезем через окно.

   – Зомби! Ты – именно ты – величайший мыслитель современности! А Вундер наш полный идиот. – Индикатор настроения у всех заметно подскочил. Квашников похлопал по плечу находчивого товарища и далее обратился к незнакомцу: – Ничего же, если мы через ваше окно выберемся? Поймите, просто выхода другого нет.

   Обитатель квартиры кисловато улыбнулся... О ужас, эта улыбка! От видения, в котором половина лица пытается выразить какие-то эмоции, а другая половина остается омертвело-неподвижной... бррр! Даже пуганый-перепуганный компьютерными страшилками Контагин невольно поежился.

   – Ребята! Идея эта, несомненно, хорошая... только боюсь у вас ничего не получится.

   – С чего ради?

   – Да вы зайдите в квартиру и сами все поймете.

   Спертый, крайне неприятный запах был первым негативным ощущением и далеко не последним. Да... видок у квартиры, надо сказать... довольно своеобразен. Вместо привычных обоев или хотя бы древней извести все стены снизу доверху были обклеены газетами – неряшливо так обклеены: газетные страницы располагались то вкривь, то вкось, то на удивление прямо. Иногда их концы небрежно свисали завернутые в трубочку. Стены оказались заделанными ими везде где только возможно – в коридоре, на кухне, в единственной (на удивление просторной) комнате. Куда ни глянь – всюду статьи (иногда перевернутые вверх ногами), газетные заголовки да черно-белые фото знаменитостей. Лишь потолок оставался побеленным, а в его углах ажурная паутина создавала налет какой-то мистики. Даже в романтические шестидесятые так жили только самые-самые бедные студенты в самом-самом заброшенном общежитии. Кстати, да... со всех сторон и впрямь пахнуло советской «эстетикой». Лишь наполовину покрашенные доски, напрочь лишенные гвоздей, шатались тудым-сюдым, недовольно скрипя при этом. Контагин даже опасался наступить в некое неудобное место, где пол вдруг возьмет и развалится окончательно. Меблировке помещения даже аскеты не позавидовали бы: на продавленном старом диване виднелись минимум три заплатки и минимум дюжина маленьких дыр, сквозь которые желтел поролон. Еще интерьер пытались дополнить пара кривоногих деревянных табуреток, но пожалуй, тем самым только больше уродовали его. На одной из них стоял маленький радиоприемник, а из динамика негромко доносилась джазовая увертюра – музыка, в которой импровизация порой скатывалась в откровенный хаос, и это для тонкого слуха Косинова выглядело полной белибердой. Косинов – единственный из троих, кто ценил и понимал классику.

   Еще, помимо хлипкого шкафа да вязаного круглого половика, в глаза бросалась огромная книжная полка, с самого низу и чуть ли не до потолка заставленная потрепанными печатными изданиями. Мопассан, Дюма-младший, Драйзер, Хемингуэй – эти и многие другие имена отчетливо проглядывались на потемневших переплетах. Казалось, души самих авторов витают где-то поблизости, время от времени вселяясь в собственные произведения.

   – Читаете? – спросил Квашников более для того, чтобы заполнить неловкое молчание.

   – А что еще делать в моем-то положении? Некоторые уж раз по пять прочитал, сам же и комментирую прочитанное. Вслух. Чтоб не сойти с ума от полного одиночества.

   Снова раздался стук костылей да скрип несогласных друг с другом половых досок. Хозяин квартиры присел на диван, и тот тоже скрипнул – протяжно, даже ласково, будто по-своему мурлыкая.

   – Слышь, отец... водички бы попить, сушняк страшный, – взмолился Контагин. Слипшиеся волосы да усталость в глазах превращали его и без того жалкий вид в откровенно жалостливый.

   – Я тоже не откажусь, – вторил Косинов.

   – Там на кухне графин и стаканы. Мало будет – из-под крана нальете, – лицо хозяина, изуродованное жизненными катаклизмами, становилось наконец привычным для взора. – Давайте хоть познакомимся, что ли? Меня Анатолий Ефимович... да зовите просто «дед», не обижусь.

   – Зом... то есть Вадим, – Контагин протянул руку, удивляясь как непривычно для слуха звучит собственное имя.

   – Иван.

   – Юрий.

   Вода оказалась горьковатой и какой-то протухшей, даже Зомби на шабаше нечисти такую бы пить не стал. Но жажда, оказывается, может быть сильнее самой сексуальной страсти, да и похмелья еще никто директивой свыше не отменял. Выпили по два стакана. Теперь самое время было заняться ставнями, но вот тут полный облом! Закрытые наглухо створки с этой стороны оказались заваренными железными пластинами. Заваренными на совесть и, кажется, навеки. Каких-либо приспособлений – крючков, щеколд, петель – с помощью которых ставни открывались бы изнутри квартиры, обнаружено не было. На кухне и в комнате – одинаковая картина.

   – Здесь тюрьма, что ли, была?! – Квашников сжал кулаки в совершенно бесполезном жесте.

   – Я знаю не больше вашего, ребята. Спасибо вот электричеству, иначе вообще б без света сидел.

   – Мудрена мать, куда мы попали?! – Иваноид еще сильнее сжал кулаки. – Прости, отец...

   Затем он подошел к окну, открыл форточку и что есть силушки богатырской надавил на ставню... та даже не скрипнула для приличия. Пару раз стукнул ее тыльной стороной ладони и только взвыл от боли.

   – И так во всех квартирах? Ну не маразм ли? Можно ж было решетки сделать.

   – Постой-ка, – Контагин подался вперед и прислонил ухо к форточке, – о-го-го... да снаружи настоящий ливень!

   Первыми пришли раскаты грома, взявшего власть во внешнем мире. Пару раз сквозь щель в ставнях сверкнула молния, безуспешно пытаясь проникнуть туда, где и так достаточно света. Снова гром. И снова молния. Кажется, они соревновались друг с другом за лидерство. И все это сквозь мощный шум дождя, реквием агонизирующего ветра и тихий-тихий шелест перепуганной листвы.

   Контагин повернул голову, своим туповатым выражением лица озадачив себя и остальных:

   – А ведь если Идеальномыслящий пошел искать дорогу и заблудился, ему сейчас куда хуже, чем нам. Бедный-бедный Вундер...

   – Так ему, заразе, и надо! – чуть не плюнул словами Иваноид.

   – А ты о нас подумал? Возможно, он для нас единственная надежда!

   Истеричка-непогода что-то еще повыла, доказывая всем живущим, что они неправы. Ветер померился силой со створками ставней и похоже признал свое поражение. А дождь, лицемерно оплакивающий грехи всех людей, не имел ни начала, ни конца. Так казалось.

   – Ладно, отец, еще раз извини за беспокойство, мы пойдем пожалуй. – Квашников сделал неопределенный знак рукой и направился к выходу, уже у порога он обернулся и спросил: – Анатолий Ефремович...

   – Ефимович, но не суть.

   – Вам это странно будет слышать... скажите, а какой сейчас год?

   Мужчина снова пытался улыбнуться – может, расценил этот вопрос как проверку на здравомыслие? Физическая ущербность не отразилась ли на умственной? Впрочем, в голосе его не было ни тени обиды. Он слегка приподнялся на костылях, сделав для единственной ноги нечто вроде разминки, и произнес сквозь смех:

   – Ну вы даете, ребята! И трезвые вроде. На ваших ленточках какой год написан? Не 2013-ый?

   Дверь медленно закрылась. Сначала исчезла одна половина лица – та, что настоящая... нет, подробностей лучше избежать.

   Все трое уселись на ступеньках между вторым и третьим этажом.

   – Ну дела... – произнес кто-то.

   Траурная тишина ненавязчиво окутывала сознание и колдовала над душой, словно и не было ничего: ни минувшего разговора, ни калеки с обожженным лицом. Ни выпускного, ни школы как таковой, ни самой жизни протяженностью в шестнадцать лет – ничего, кроме этого склепа из бетонной лестницы да серого потолка.

   – Добро пожаловать в ад, господа... Что, Зомби, покурим перед смертью? – Квашников похлопал себя по карманам в поисках зажигалки.

   Каждый достал из своей пачки по сигарете, и язычок пламени, пару раз промелькнув у лица некурящего Косинова, совершил свой ежедневный ритуал – столь привычный для поклонников табака. Две струйки дыма, извиваясь и закручиваясь между собой в сизом облаке, образовали под потолком некое подобие тумана чем-то похожего на искусственное небо. Хилая сорокаваттная лампочка пыталась подарить жизнь этому небу, но ее свет лишь разогнал нелепый оптический обман. Душа потребляла дым как фимиам от церковных молитв, ища при этом хоть временное да облегчение.

   – И чего нам остается? Тупо сидеть и тупо ждать, пока в дверь подъезда придет спаситель? Каки... – сломленный усталостью, Контагин попытался разлечься прямо на ступеньках, почувствовав спиной сразу несколько острых углов. – Каким образом, спрашивается, он сможет открыть второй раз дверь, если с этой стороны она не открывается в принципе?

   – А можно еще вопрос? – Косинов несколько раз кашлянул от назойливого табака.

   – Нет, конечно! – возразил Квашников. – Давайте просто помолчим и бессмысленно посмотрим во-он в тот потолок... Спрашивай, раз начал!

   – Иваноид, подумай! Вода из крана... откуда она? Ладно, я уже смирился с существованием мифического подземного генератора, который вырабатывает энергию. Но кто-нибудь видел, чтобы к дому были подведены трубы?

   – Эх, Косинус, Косинус... любишь ты на пустом месте все запутать и усложнить. Прям как наша математичка. Где-то неподалеку озеро должно быть, как ее мать...

   – Пьяное Озеро, – подсказал Контагин.

   – Мы там в детстве часто купались, тебя еще в нашем классе не было. Ну, а не видно труб... значит под землей, наверное.

   – Ради единственного дома! Рыть траншею под землей! Под корнями деревьев! Потом все закапывать! Слышал я про озеро – километра три, не ближе отсюда!

   – Ты говоришь так, как будто наезжаешь! Я-то почем знаю? – Квашников нервно стряхнул пепел сигареты, и серебристая пыль с мнимым благородством покрыла кусочек лестницы под ногами. – Скажу по-своему: «это величайшая загадка мыслителей современности», но вряд ли тебя вставляет такая формулировка!

   – Может, пришельцы какие...

   – Зомби, помолчи, а?

   Расшатанные нервы влекли дисгармонию во всем абсолютно: в разговоре, в мечущихся мыслях и взбудораженных ими чувствах. Ступеньки лестницы вдруг показались беззвучным каменным водопадом, который несет их тела в небытие серой ночи, где все сделано из цемента – время, пространство, даже сама темнота. Квашников сверкнул болидом-окурком и задал более чем странный вопрос:

   – Из вас в чудеса кто-нибудь верит?

   Да, наверное самое время подумать об этом трем агностикам без бога в голове. Но последующие действия Иваноида быстро внесли прагматизм в произнесенную реплику. Он достал свой мобильник и попытался набрать несколько подвернувшихся под руку номеров, потом долго грел им правое ухо.

   – Да брось ты, Иваноид! Даже на окраине города часто нет связи, с чего бы она появилась здесь...

   – ...в болоте среди лягушек, ты хотел сказать? Понятно, в чудеса здесь никто не верит... кстати, Зомби, почему у тебя, терпилы, до сих пор нет ни айфона, ни сотового? Родаки, я слышал, по уши в деньгах, давно бы и iPad заимел.

   Контагин еще больше взъерошил свои вечно растрепанные волосы – растрепанные, надо полагать, в жестких виртуальных баталиях – и ответил коротким ребусом:

   – Неужели так сложно догадаться?

   – Ну догадай нас, будь любезен!

   – Отсутствием сотового телефона я отличаюсь от общей серой массы людей.

   Косинов сразу поддержал идею:

   – Круто! Я свой тоже, наверное, выброшу. – С этими скоропалительными словами, смысл которых бежал впереди звуков, он поерзал на жестких ступеньках. Одна нога уже затекла и начала неметь – сидели ведь не в театральной ложе, как-никак.

   – Ну да, можно было и самим догадаться... – продолжал Квашников, – а еще ты всю жизнь не причесываешься и ходишь в самых дешевых джинсах, чтобы чего доброго случайно не слиться с серой массой прилично одетых граждан.

   – Спасибо за комплимент, – Контагин говорил вполне искренне.

   – Спасибо хотя бы за спасибо, – Иваноид тоже не лукавил.

   Тем временем Морфей уже давно колдовал в чуть задымленном воздухе. Его липкие чары проникли в сознание каждого, укладывая непослушные мысли в теплые кровати: «спать, спать, спать...» – нежно шептал Морфей. Одни мысли охотно ложились, другие – взбудораженные и непокорные – все еще норовили побегать, пошалить, покачаться на извилинах мозга да потеребить нервные клетки. В сознании наступал вечер, и Ясность Ума, местное светило, закатилось куда-то за периферию туманного горизонта ощущений. «Спать, спать, спать...»

   – Спать охота! – заныл Контагин, протирая покрасневшие глаза. – Как-никак всю ночь тусили да по лесу шлялись.

   Косинов смачно зевнул:

   – Первый раз мечтаешь о постели больше чем о женщине в этой постели... – зевки повторялись снова и снова. Он похлопал ладошкой по холодным ступенькам лестницы. – Да неужто на голом цементе придется ложиться? Не, я так скорее всего подохну или простуду подхвачу... Слушайте, парни, а может к этому инвалиду попроситься? Отдохнем и назад свалим.

   – Э, совесть имейте! – Квашников поежился, но не от холода, а от прилипшей к телу вялости. – Во-первых, там всего один диван... а во-вторых, у человека и так жизнь не сахар, еще и мы со своими проблемами. Хотя, подождите...

   Иваноид поднялся, от усталости пол казался каким-то намагниченным, он пьяно прошелся вниз и снова постучался в квартиру N4:

   – Анатолий Ефимович! Откройте на минуту! – он едва сдержался, чтобы не отшатнуться, как только вновь увидел половину человеческого лица. – Извините! Хоть какие-нибудь тряпки – старые, ненужные, нам бы только под голову постелить...

   – Конечно, ребята, это барахло найдется. – Из дальнего угла квартиры тихо-тихо доносился полонез Агинского.

   И кто бы мог подумать, что пара разорванных фуфаек, вязаный половичок да огромная черная тряпка, статусом чуть выше половой, в определенных обстоятельствах могут выглядеть настоящим богатством. Короче, расположились на площадке четвертого этажа – там банально теплее. Фуфайки – под головы, просторной тряпкой прикрыли цементный пол, а узкий половичок долго мусолили и перетягивали между собой, пытаясь втроем им укрыться. Квашников сначала хотел спеть колыбельную, но после передумал и ограничился напутственной речью:

   – Лядь, ну и приключения! Спасибо тебе, Косинус, что завел нас в столь чудесное царство!

   На свое счастье Косинов уже дрых без задних конечностей, а Контагин успел даже захрапеть. Его басистый храп разгуливал по всем четырем этажам, напрочь отпугивая слоняющихся от безделья привидений. Тайну же пятого этажа охраняли три огромных замка из монолитного чугуна. Где сейчас находился Лединеев (хотя бы гипотетически) никто не увидел даже во сне. Кстати...

   Сегодня у всех троих сны были из железа и бетона, и у каждого – индивидуальный. Квашникову например снилось, как он со здоровенной кувалдой в руках выламывает дверь подъезда. Железная дверь всячески изгибается вот-вот готовая сдаться, но кувалда вдруг ломается и соскальзывает по ноге. Потом из разных квартир понабежали врачи, наложили ему гипс, привязали к носилкам и долго-долго куда-то несли... еще мельтешили незнакомые лица, слышались длительные суетные разговоры и – мягкая темнота... Косинов же в своем сне был с огромным букетом цветов, он то поднимался на четвертый этаж, то спускался на первый – и так несколько раз, при этом был уверен, что именно здесь ему назначено свидание. Далее произошло вот что: цепи с чугунными замками сами собой падают, открывается загадочная дверь на пятый этаж. Оттуда выходит прекрасная незнакомка в белой фате и говорит: «Юра, спаси меня, здесь плохо...» Самый ожидаемый и самый предсказуемый сон видел Контагин. Он находился внутри компьютерной игры, где бегал по бетонной лестнице с уровня на уровень, отстреливая нечисть. Выхода в следующий этап нигде так и не наблюдалось – всюду только закрытые двери, двери, двери... их было огромное количество.

   Три совершенно различных сна, однако, имели общую черту – ни один из них не выходил своим мнимым пространством за пределы пятиэтажного здания...

   Первым проснулся Косинов: ни пестрого букета цветов, ни приятной елейной романтики, ни той девушки в свадебной фате... как только он сообразил где находится – сразу хотелось блевануть. Субтильная ткань сновидений порвалась, обнажая жгучую пустотой реальность. Пока он бегал до подъезда в надежде, что дверь чьими-то молитвами вдруг да отварилась, проснулись и остальные. Квашников долго потягивался, собирая слова в мозаику речи:

   – Мы еще в дурдоме? – вот и все, что получилось.

   – Пинзаданза... – грустно-грустно выразился Контагин, нащупывая в кармане пачку «Балканской звезды». – Короче, надо что-то делать! На Вундера надежды нет – его это...

   – Либо съел Серый волк, либо изнасиловала Красная Шапочка, – меланхолично подсказал Иваноид.

   – Во-во. Представим, что нет Вундера, сгинул... кстати, а сколько часов мы уже здесь?

   Косинов достал свой мобильник и включил подсветку:

   – Сейчас три часа ночи... короче, считайте сами. – Он принялся растирать пальцами виски, где невидимые чертики начали стучать маленькими молоточками недовольные повышенным давлением во всем организме.

   Скудный свет убогих лампочек откровенно уже действовал на нервы. Тишина стояла как в морге, торжественная и навеки успокаивающая.

   – Надо ломать дверь – ту, что в подъезде – ломать любыми способами. Нужен либо ломик, либо монтировка, либо что-нибудь из этого логического ряда. – Квашников помассировал щетину на своих скулах и покосился в сторону самой верхней лестницы. – И все же интересно: что там, на пятом этаже?

   В два прыжка он оказался около дубовой двери, от вида которой вновь поехало в голове – вдоль и поперек опутанная цепями да еще с тремя пудовыми замками она могла преграждать вход либо в арсенал с оружием массового поражения, либо в ад населенный чертями. В раю таких дверей не делают, это точно. Иваноид обвил рукой одну из цепей – ту, что показалась ему более «хлипкой» – и обратился к остальным:

   – Хотя бы попытаемся! Все втроем! Ну?!

   Дернули РАЗ...

   Дернули ДВА...

   Дернули ТРИ...

   Цепи возмущенно залязгали нестройным многоголосьем, но штыри их удерживающие даже не шелохнулись. Результат у попытки все-таки был: некогда парадные выпускные костюмы теперь, вдобавок ко всему, покрылись еще огромными пятнами ржавчины. Одному только Зомби нипочем: будучи нечистью изначально, он просто ею и остался. В углу возле двери заметили большую треугольную паутину и притаившегося на ее шелковых просторах восьмилапого паука. Паук подумал, что трое великанов демонстрируют перед ним свою силу и мужество, поэтому решил первым в драку не лезть. Взял да помер понарошку.

   – Я, кстати, заметил, – Косинов снял пиджак и несколько раз тряханул им воздух, – на одном из окон пятого этажа нет ставней. Простое стекло.

   – Подтверждаю, – Квашников крайне осторожно дотронулся пальцем до паутины, но ее зодчий упорно продолжал изображать из себя мертвого. – Только не разделяю оптимизма: допустим, добрались мы до окна и что дальше? Лететь с пятого этажа на крыльях любви к свободе? Даже балконов нет, чтобы зацепиться.

   Тем не менее, перетягивание цепей организм расценил в качестве физзарядки, и все трое почувствовали прилив бодрости с привычным вдобавок желанием свернуть горы, если понадобится. (Взлом дверей под категорию подвигов почему-то не попадал).

   – Надвигается другая проблема – голод, если надолго здесь задержимся, – произнося это, Контагин как-то недовольно поерзал на одном месте и добавил тише: – Меня уже зовут духи дерьмосферы...

   – Чего бормочешь?

   – В туалет, говорю, захотелось! И другого места, как под лестницей на первом этаже, я не вижу. В жизнь никогда этой гадостью не занимался...

   Для возражений ни у кого не нашлось аргументов. День внутри здания ничем не отличался от ночи, вечера или утра. Милостью забывчивого архитектора на лестничных площадках окна напрочь отсутствовали, и весь свет в этом мире обеспечивали полудохлые сорокаваттные лампочки – они отрабатывали как роль утренней зари, так и вечернего заката. Небогатые до неприличия краски действительности, ее скудный интерьер, сухой коллаж и полное отсутствие каких-либо перемен создавали иллюзию вечного порядка. Ничего не меняется – значит, ничего не меняется в том числе и в худшую сторону. В столь простой сентенции находилась крупица оптимизма, однако.

   Косинов подошел к квартире N10 и изумленно вскинул брови, потом приложился ухом к двери.

   – Не может быть... там до сих пор гулянка? Песни орут, голосят, смеются...

   – Косинус, долби в дверь что есть силы!

   Упрашивать не пришлось, глухие удары посыпались один за другим – даже паучок затрясся вместе со своей драгоценной паутиной.

   – Кричи, что мы из полиции, – посоветовал Квашников.

   – Откройте, полиция!

   – Скажи, что сломаем дверь.

   – Сейчас дверь вынесем! Направленным взрывом!

   Бесполезно. «Гулянка», как ни в чем не бывало, шла своим чередом: уже знакомый слуху баритон произнес совершенно неразборчивый тост, после которого вновь запели язвительной стройностью нескольких голосов.

   – Смертные, тут только три варианта, – констатировал факт Зомби: – либо нас демонстративно не замечают, либо это и впрямь общество глухих, либо их НЕТУ...

   – Что значит – НЕТУ? Кого нету?

   – Тех, кто обитает за пределами железной двери.

   Квашников в который уж раз сжал пухлые кулаки, посылая немую угрозу сам не ведая кому. Его глаза, постоянно спокойные и как минимум уверенные в своем взгляде, переживали неведомую ранее растерянность. На лбу поселилась вечная испарина.

   – Когда отсюда выберусь, вернусь с мужиками и разнесу это гнездо в прах!

   – Ты для начала выберись... – Косинов только сейчас оторвал ухо от прохладного металла. – И вообще, парни, происходящее мне все больше и больше напоминает специально подстроенную ловушку. Крутится шальная мысль «уж не Вундер ли тут замешан?» Может, это своеобразный «сюрприз» на наш выпускной?

   – Да ну... уже давно бы открыли и стояли всем классом с букетами цветов. Косинус, будь реалистом, наши жалкие души не стоят таких дорогостоящих розыгрышей. Бред твоя гипотеза.

   На четырех доступных этажах электрические звонки были обнаружены только в двух квартирах – N5 (звук похожий на ужасную дрель) и N11 (щебетанье механической птицы). Остальные двери, в прямом смысле железно преграждающие вход, оставалось только долбить (рукой, ногой, спиной, бестолковой головой – нужное подчеркнуть). Но ни усиленные звонки, ни другие попытки куда-либо проникнуть не приводили к успеху. Четвертая квартира, пожалуй, единственное исключение. Несомненно, все двери делались оптом под один заказ, и единственное, чем они отличались друг от друга, это меняющиеся на них цифры – от 1 до 12. Любопытное замечание, но в мире чисел тоже присутствовала собственная иерархия: двойка превозносилась над единицей, тройка уже снисходительно смотрела на двойку, ну а пятерка, к примеру, почитала ту и другую просто бродягами в цифровой вселенной. Девятка мнила себя чуть ли не королевой, она даже писалась этак винтажно-вычурно. И все они вместе взятые считали ноль полным Нулем, ничтожеством из ничтожеств.

   – Так, ломаем дверь подъезда! Как угодно! Чем угодно! – резко заявил Квашников. – Группа поддержки у нас небольшая, один несчастный калека, но делать нечего – идем за помощью к нему.

   Снова постучались в квартиру N4.

   – Анатолий Ефимович! Это мы, откройте на пару минут... пожалуйста.

   Еле различимое слухом «сейчас-сейчас...» донеслось чуть ли не из-за горизонта. Потом был приближающийся стук костылей и нежный щелчок замка. Их новый знакомый то ли не ложился спать, то ли вообще никогда не спал – стоял в том же одеянии и, казалось, в той же позе. Обожженная половина лица не стеснялась и не пряталась куда-то в тень.

   – Ну привет, ребята, все еще не на свободе? Вы так долго ждать будете, мой сын не скоро заявится... А знаете что – ломайте к чертям собачьим эту дверь! Кому надо – починят. Я бы даже вам помог, да сами видите... – он бросил взгляд на подвязанную в узел штанину. – Мной только кресты на кладбище подпирать, чтобы не косились от времени. Хе-хе. Юмор у меня такой.

   – Отец, хоть что-нибудь твердое и железное – монтировка, лом, гвоздодер... имеются?

   – Э-э-э-э-э-эх, ребята... – Анатолий Ефимович до нелепости долго тянул звук "э": или собирался мыслями, или просто знал, что ответ отрицательный. – Когда сын привез меня сюда, в квартире не было ничего, кроме того транзистора, что вы видели, дивана и книжной полки с бегающими тараканами. Даже табуретки самим пришлось доставать, а ложки с вилками собирали по всяким помойкам... не люблю вспоминать то время. Максимум что имеется, так вон... консервный нож. И тот гнутый, вот-вот сломается.

   Квашников беззвучно поматерился и даже зажмурил для этого действа глаза. Но хозяин квартиры как-то заметно переменился во взгляде: тот глаз, что находился на обожженной стороне лица словно стал чуть более живым. А мягкий голос продолжал:

   – Честное слово, у меня ничего нет. Но я знаю где достать гвоздодер.

   – Знаете где достать? – удивился Косинов. Сама постановка вопроса звучала нелепо: все вокруг давно обшарено ими до последнего угла.

   Человек на костылях совершенно не умел скрывать свои чувства: он снова замялся, пытался прятать взор, и это выглядело настолько подчеркнуто, что сомнений не оставалось – калека чего-то не договаривает. Сам Анатолий Ефимович быстро понял, что пора объясниться:

   – Ребята, только не подумайте, что я с вами торгуюсь, но я тоже нуждаюсь в вашей помощи... сущие пустяки. Просто помогите, и скажу где взять этот клятый гвоздодер. А?

   – Да мы бы и так помогли, – Косинов посмотрел на своих товарищей, но те пока предпочитали двусмысленное молчание каким-нибудь конкретным, но нелепым словам. – В чем проблема-то?

   Вообще, характер доверительного и почти дружеского разговора незаметно поменялся: возникало чувство, что им начинают ставить какие-то условия, и пока не поймешь – к добру все это или ко злу. У давно повзрослевших парней мир уже перестал делиться на «черное» и «белое», «злое» и «доброе», «правильное» и «неправильное» со своей вечной антиномией и борьбой противоположностей. Сложившаяся ситуация тем более теряла реализм, чем нелогичней становилась последовательность ее событий и чем сложнее ум склеивал все причины и следствия в единую гирлянду Происходящего.

   – В чем проблема-то? – с точностью до буквы повторил вопрос Косинов.

   – У меня Мутный денег занял, полторы тысячи рублей, а отдавать как видно не собирается. Ребята, вы б поговорили с ним, мне деньги ой-как...

   – Стоп! Стоп! – Квашников выставил руку вперед, создавая заслон словесному потоку. – Какой еще «мутный»?? Вам что, денег надо? У нас есть немного...

   – Мутогин Дмитрий, я его Мутным зову, да и характер у него соответствующий... Он в одиннадцатой квартире обитает, вот зараза такая, денег занимал на два дня, а...

   – Стоп еше раз! – уже обе руки Квашникова оказались выкинутыми вперед. – Здесь кроме вас еще кто-то живет?! Мы же стучали во все квартиры, готовы были...

   – Не-е-е-е-е-е, ребята! – опять эта привычка до бесконечности тянуть гласные, – он просто так чужакам не откроет. Скажите, что вы от меня, от Анатолия Гаврилова.

   Странноватый одноногий собеседник совершил столь же странное действие: вынул из подмышек костыли, поменял их местами, левый – на правый, затем снова сунул их подмышки. И что изменилось? Потом дверь сама собой принялась медленно закрываться, издавая протяжный ворчливый скрип. Щелчок замка выглядел тонким намеком, что они не такие уж желанные гости в этом доме. Компания переглянулась в общем поиске нужной эмоции или хотя бы нужного слова, за которое можно зацепиться для продолжения беседы. Ведь самое простое дело: несчастный человек попросил вернуть долг – вежливо так попросил. Косинов вдруг поймал себя на мысли, что наматывает уже пятнадцатый виток волос вокруг указательного пальца.

   – Квартира одиннадцать... квар... а, там еще звонок – типа птичка поет.

   Никто не мог объяснить, почему они так медленно и так нехотя поднимаются на четвертый этаж. Справа по борту вспыхивали и медленно угасали электрические лампочки, слева буквой Z вилась балюстрада неряшливой лестницы. Когда уже все трое недоверчиво пялились на цифру 11, Квашников вдруг произнес совершенно не в текущую тему:

   – Я же Ленке, сеструхе, забыл SMS-ку отослать, а ведь обещал!