Текст книги "Головоломка из пяти этажей (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

   Как ни оттягивали момент, а кнопка звонка была-таки нажата.

   – Мы от Анатолия Гаврилова, соседа вашего! – авторство реплики принадлежало Косинову, он же и исполнитель.

   Ждали минуту, ждали две... Механическая птичка еще неоднократно выдавала свои однотипные рулады из нескольких нот, пока с обратной стороны двери наконец не послышалась возня.

   – Да неужели, – прошептал Контагин.

   В русской классической литературе прежде, чем знакомить читателя с новым героем романа, обязательно описывали его внешний вид. Ну например: «у господина Такого-то были такие-то усы, такой-то сюртук, такие-то черты лица», еще как правило походка – «или уверенная, или неряшливая или в меру застенчивая». Считалось, что портрет завуалировано подчеркивает характер. Современные литераторы часто отступают от этого правила либо попросту ленятся. В данном случае, если упустить описание внешнего вида, станет бессмысленным все дальнейшее повествование. Итак...

   ИТАК.

   Человек, появившийся в дверном проеме, словно только что сошел с палубы корабля, шагнул прямо оттуда в серый коридор вечного уныния: его бугристое тело плотно обтягивала тельняшка, черные брюки-клеш почти подметали собою пол, на голове – матросская бескозырка с двумя ленточками, как и полагается. Из-под бескозырки вздымались рыжие вихри волос. Его первые фразы быстро рассеяли все многоточия недосказанности и поставили жирный восклицательный знак полной ясности:

   – Привет, юнги! Это вы здесь шумите-гремите-грохочите? – моряк (или выдающий себя за моряка) уперся огромными ручищами в оба косяка и вытянул вперед голову: вроде как внимательнее рассмотреть незваных гостей. – Юнги! Непорядок в нашем форте! Надо бы тише себя вести. Вас Двуликий ко мне послал? Так? Чего надо?

   – Вас Дмитрий зовут? – неуверенно начал Косинов.

   – Ну Дмитрий, ну зовут, ну меня... Надо чего?

   Сразу говорить о деньгах было как-то неуместно, поэтому Косинов окольными путями пытался сделать беседу более дружественной. Слегка нагловатый тон обитателя одиннадцатой квартиры обескураживал и ставил под большое сомнение успех выполняемого поручения.

   – У ваших соседей, – он указал на дверь с номером 10, – праздник какой? Мы несколько раз стучали...

   – Даже не пытайтесь, – грубо оборвал матрос и скривил физиономию в брезгливой ухмылке. – Запой у них. Вечный. Они никогда не откроют.

   – А вы не знаете, как открыть дверь подъезда?

   – Не знаю и знать не хочу... Поймите, юнги, когда-то я был отличным моряком, бороздил вдоль и поперек просторы Ледовитого океана, даже на атомном крейсере ходил. Эх, времечко было! Знаете, как мы называли умеренный северо-восточный ветер? Малые зубки Большого Дракона. А если ветер штормовой – большие зубки Большого Дракона! Романтика! Но вот сейчас... как бы... я не совсем в ладах с представителями закона, скрываюсь я тут, поэтому чем меньше людей будут знать об этом месте, тем лучше. И уж точно никакие двери открывать я не нанимаюсь.

   Квашников осторожно посторонил Косинова, решив сам продолжить беседу:

   – Ваш сосед снизу говорит, что вы ему полтора косаря должны.

   Смех, взорвавший тишину вокруг, оказался неприлично громким и раскатистым, в нем противоречиво сочетались и детская непосредственность, и неприкрытое нахальство и нечто личное, непонятное. В широченной да, в общем-то, красивой улыбке не хватало ровно одного зуба. Моряк передернул могучими плечами, а со стороны показалось будто он поколебал ими само небо. Огромные бугры мускул не спеша, с некой ленцой перекатывались под тельняшкой.

   – А вы типа вышибалы, да? – и снова звуковые всполохи смеха.

   – Не понимаю, чего здесь веселого? И еще не понимаю: почему бы старому искалеченному человеку не вернуть его законные деньги? – Квашников резко изменился во взгляде, но Дмитрию было чихать на все это.

   Он и впрямь чихнул. Потом произнес:

   – Нужны полторы тысячи? – ровным счетом из ниоткуда перед взором всех четверых появилась слегка замусоленная колода карт. – А ты выиграй!

   – Послушайте, послушайте... – Квашников усилием воли подавил подступающий к горлу гнев. – Все что нам надо, это просто выйти из этого проклятого дома! Больше ничего! Какие игры?! Какие карты?! Вы откровенно издеваетесь?

   – Тихо, тихо, юнга! Чего завелся? У нас на флоте таких буйных быстро награждали шваброй и половой тряпкой. – Матрос принялся машинально тасовать карты. Тут надо заметить, что грубоватые на вид пальцы довольно ловко перемешивали меж собой разноцветные картинки: создавалось нелепое впечатление, будто Дмитрий вот-вот собирается показать какой-нибудь карточный фокус, но он вдруг увлекся риторикой: – Итак, юнги, пора обрисовать ситуацию. Так? Так! А ситуация следующая... Первое – это вы вломились в мою квартиру, а не я в вашу. Второе – это вы требуете у меня денег, а не я у вас. И каков же мой ответ? Я предлагаю их выиграть в честной игре. Так поступают люди во всем мире.

   Квашников несколько раз мотнул головой – весьма туго, но понимая: возразить-то и нечего. Случись то же самое в другое время да при других обстоятельствах – все выглядело бы вполне резонно. Колода карт с вычурной театральностью перепорхнула из одной ладони в другую, и матрос спрятал ее в кармане брюк. Потом просто помолчали и просто поглядели друг на друга.

   – Нам надо посоветоваться, подождите пару минут.

   Трое парней спустились на лестничную площадку третьего этажа. Ленточки с выпускного вечера, до сих пор перекинутые через плечо, выглядели теперь настолько замарано и уныло, что пора уж было их выкинуть на свалку жизненной истории. О них даже не вспоминали: болтается тряпка – и пусть дальше болтается. Контагин как-то пытался подпоясываться ею словно кушаком, но этот прикол быстро ему надоел, и ленточка снова висела как надо – алой молнией перечеркивая грудь снизу доверху.

   – Кто чего скажет? – очень тихо спросил Квашников, но не услышав в ответ ни звука, сам же продолжил мысль: – Или вы считаете, холодное презрительное молчание красноречивее всяких слов? Я подписываюсь...

   Косинов всем телом прижался к стене, да с такой силой, будто хотел вывалиться из этой пятиэтажной тюрьмы в некую другую реальность:

   – Не понимаю, что происходит вообще? Откуда здесь эти люди? Кто они: секта – не секта, отшельники – не отшельники, бродяги – не бродяги?? Они не производят впечатление нормальных людей из нормального мира. – Его взор лениво полоснул пустоту и остановился на Контагине. – Извини, Зомби, я забыл, что к числу «нормальных людей из нормального мира» ты тоже не относишься.

   Контагин совершенно игнорировал эвфемизм в свой адрес, переключившись на другую тему:

   – А намылить бы этому морячку рожу! – Потом он пощупал свою более чем скромную мускулатуру и уже не столь уверенно произнес: – Ну почему я не такой здоровенький, как этот речной амбал? Или хотя бы как ты, Иваноид...

   Квашников пощелкал косточками пальцев и вздохнул:

   – Так. В карты кто-нибудь играть умеет?

   – Ты серьезно?!

   – А у кого-то другие идеи? Сидеть и медитировать на потолок? Высказывайте!

   Контагин опустил взгляд, словно чувствовал личную вину за сложившуюся ситуацию:

   – Я только в компьютерные игры, больше ни во что. Карты? Фи!

   Косинов нервно подергал свои длинные патлы:

   – Ну бывает, играю иногда.

   – Идем!

   На удивление всем, матрос до сих пор стоял на пороге, терпеливо поджидая своих незваных гостей, будто размышляя: «а куда вы, к чертям, отсюда денетесь?» Его чуб, вскинутый из-под бескозырки вихрем рыжей волны, казался добродушно-светлым, обманчиво отражающим характер. Да и сам Дмитрий производил впечатление типичного русского парня, без гнильцы и без показного апломба. Но это только со стороны и только чисто внешне.

   – Мы будем играть, – хмуро констатировал Квашников, потом слегка подтолкнул вперед Косинова: – Он будет.

   Лампочка пару раз мигнула зачумленным светом – или перебои с электричеством, или банальная мистика...

   ###___четвертый_осколок_мозаики___###

   Прямо на пороге появился маленький круглый столик, будто специально заточенный под картежные игры. Дмитрий подмигнул и взялся тасовать давно перетасованную колоду.

   – Вы это... даже внутрь нас не пригласите?

   – Юнги! Гляньте на ситуацию моими глазами: кто вы такие, откуда, что у вас на уме – почем мне, простодушному, знать? Можа грабители какие? Сдвигай! – колода оказалась перед самым носом Косинова. – Теперь на выбор: покер, преферанс, двадцать одно или... – после предлога «или» матрос замялся, его постоянно сияющее радужное лицо подернулось тенью неуловимого чувства, – в подкидного дурачка... Это на случай, если ни во что больше не умеете.

   Преферанс Косинус отклонил сразу: в него он играл так давно, что смутно помнил сами правила. Можно бы рискнуть в покер, но глаза Дмитрия выдавали в их хозяине бывалого насквозь прожженного шулера. Сказать «в подкидного» не позволяла обыкновенная гордость и, как-никак, статус выпускника средней школы. Нужно что-нибудь простое, но не примитивное.

   – Двадцать одно! – хотел произнести с яркой выразительностью, но получилось истошно да нелепо-громко.

   – Хорошо, хорошо... будь я лицемером, сказал бы «прекрасный выбор!» Теперь проясняем последнюю деталь и – понеслась! Я ставлю на кон полторы тысячи. Ваше слово?

   Об этом сразу даже не подумали. Квашников раздраженно похлопал свои карманы:

   – Я пустой.

   – Ну... у меня наберется стольник с копейками, – Перед мысленным взором Контагина пронеслись его скудные наличные деньги. – Да если б было полтора косаря, то кой смысл играть? Отдали бы так.

   – Согласен! – неожиданно выпалил Дмитрий, и скромная по размеру пачка ценных бумажек на пару грамм увеличила вес стола. – Прошу заметить, какое благородство с моей стороны: я ставлю на кон в пятнадцать раз больше, чем вы! Хотя игра идет на равных. Стыдно, юнги, обижаться на такое!

   Зомби долго возился в своих закромах, пока не вытащил банкноту в пятьдесят рублей да кучу мелочи того же эквивалента. Матрос закатал рукава тельняшки, этак демонстративно, показывая свои чистые руки в принципе неспособные к обману. Потом присел на корточки и зачем-то пристально посмотрел в лицо Косинова, неплохо устроившегося напротив.

   – А ты, голубоглазый красавец, наверняка любимец женщин, а?

   – Уж точно не мужчин. И глаза, кстати, у меня не голубые, а синевато-зеленые. Специалисты говорят – цвета аквамарина.

   Саркастический смешок легкой издевкой потревожил слух каждого и отпечатался на лице моряка кривой ухмылкой.

   – Ну что, юнга, удачного течения в фарватере! Кому первому?

   – Мне давай, только из середины колоды!

   Как только карта коснулась стола, Косинов мигом накрыл ее ладонью, дабы соперник не успел внимательно разглядеть рубашку. Дмитрий только весело рассмеялся, ничего не сказав. Дверь в квартиру все время оставалась настежь распахнутой, и любопытные взоры нет-нет да пытались проникнуть в ее сомнительные тайны. Единственное, что удалось пока рассмотреть, это обои в прихожей цвета перванша (выглядит как грязно-голубой, и непонятно: задумывалось ли так изначально или это просто налет пыли). На стене висели часы, обрамленные фигурной резьбой. Тиканье маятника создавало впечатление, что кто-то невидимый хочет открыть сломанный замок, но его ключ постоянно проворачивается: «чик-чик, чик-чик, чик-чик, чик-чик» – и так до бесконечности. Еще рогами сказочного животного из стены торчала вешалка для одежды с полнейшим отсутствием этой самой одежды.

   Косинов недолго любовался семеркой бубей, от красных ромбиков да скупого освещения зарябило в глазах.

   – Еще!

   Следующей привалила крестовая шестерка, занимая менее почетное место в иерархии карточной колоды.

   – Еще!

   Валет пик.

   – Еще!

   Валет червей.

   – Еще!

   Валет бубей. Да что ты будешь делать! Одурманенная Фортуна прикалывается, что ли?

   – Достаточно.

   Дмитрий внимательно посмотрел в глаза партнеру – хмуро так, без толики ухмылки. Потом вытащил две карты для себя и этим ограничился.

   – У меня ровно двадцать! Люблю круглые числа, круглые даты и круглых дураков, которые со мной играют! – он показал две десятки и похлопал самому себе в ладоши. – Звучит пошло, но тебя, юнга, может спасти только очко.

   – Да нет, пролетел я... – Косинов произнес это с такой фатальной обреченностью, будто еще много тысяч лет назад в Книге Судеб было заранее предначертано, что «Косинов Юрий, сын Александра, раб стихии, в июне 7589 года от Начала Творения проиграет некому Дмитрию в карты». Н-да, грустно вообще-то...

   Деньги, правящие нашим миром, обладающие практически всем, кроме эмоций, равнодушно перекочевали в огромные ладони матроса. «Дзынь-дзынь-дзынь» – причудливо позвякивала зомбиевская мелочь, и звон этот в компании четырех свидетелей, у трех из них уж точно вызывал раздражение. Остроумных комментариев к происходящему пока не находилось, но кое-кто явно вошел в раж.

   Раздался приглушенный стук о крышку столика.

   – Ставлю свой мобильник!

   – Косинус, а ты хорошо подумал?

   – Здесь не надо думать, здесь тупая вероятность, которая рано или поздно повернется в мою сторону! Только уговор, сейчас я тасую и раздаю!

   Матрос лихо передернул плечами.

   – Да на здоровье... как тебя там... Котангенс? А бабы в постели тебя тоже так зовут? Хе-хе. У нас на флоте один чудак был, Архимедом звали, все нам мозги полоскал, что мы не по научному плаваем, не по научному корабль построили и вообще – живем не по научному...

   Косинов даже не пытался вникать в смысл фраз, сотрясающих пустой воздух: от каждой шутки моряка исходил какой-то тухлый запашок словесной гнили. Иногда казалось, что эту гниль порождала сама его душа. И жеманный смех (когда лицо сияет улыбкой, а голос распространяет едва уловимую желчь), и бегающие по сторонам глаза (точно выискивающие что где плохо лежит) в совокупности вызывали неприязненные чувства. Неспроста тот инвалид его Мутным назвал, вернее и не скажешь. Впрочем, роль добродушного «в доску своего» парня морячок играл на «отлично».

   – Мне достаточно, юнга! – произнес он, держа в руках уже четыре карты. – Считай, ты опять проиграл!

   Этот почти демонический оптимизм оппонента, что говорить, немало обескуражил Косинова. Тем не менее для себя он вынул из колоды пиковую десятку и двух королей (родственно-пикового и крестового). Больше судьбу решил не испытывать.

   – И мне хватит...

   Дмитрий снял с головы бескозырку, весело мотнул шевелюрой, и снова ее нахлобучил на прежнее место. Потом придурковато заулыбался, подмигивая попеременно то левым, то правым глазом:

   – Не напрягайся так, юнга. Я блефую, перебор у меня...

   И он небрежно кинул карты на столик, даже не раскрыв их.

   – Выходит что... я выиграл?

   Косинов почувствовал как его дружески похлопали по плечу. Но главная странность заключалась даже не в этом, а в том – с какой непринужденной легкостью матрос расстался с полутора тысячью рублями, все также улыбаясь и изображая наигранную беспечность. Может, не такой уж он скользкий субъект, этот Дмитрий? Черти – и те вряд ли разберутся. Вот здесь самое время было ставить точку, кланяться и расходиться, но Квашников задал вопрос, который... короче, лучше бы он промолчал:

   – Интересно, что можно купить за эти деньги среди тайги? Я скоро стану фанатом вашего Дома...

   – Эй, эй! – Матрос пощелкал пальцами перед глазами Иваноида. – Не перетруждай свой мозг, юнга, мы вообще-то на острове находимся.

   – Ну да, ну да... это как в песне поется: «зеленое море тайги». Вы это имеете... подождите, вы о чем?

   Матрос почесал за ухом и, казалось, впервые за последние двадцать минут стал предельно серьезным:

   – Ну вы даете! Остров Котельный, что в море Лаптевых! Мы сейчас на нем и находимся, а вы куда собрались? Я еще думаю: чего они рвутся эту дверь ломать? Со всех сторон – вода. Судно раз в месяц приходит.

   Квашников изучающе осмотрел собеседника с головы до ног, потом выставил оба указательных пальца вперед и попытался изобразить улыбку:

   – Понимаю! Это у вас на флоте шутки такие... когда долго суши не видите, типа «мы на острове, мы на острове». И всем весело. М-да...

   Обратить сказанное в смех ну никак не получилось: вышло кисло, тупо, бездарно. А главное, что Дмитрий все больше и больше глядел на них как на диковинные экспонаты, нацепившие на себя маски людей. Мимика его лица расслабились, перестала играть сменяющие друг друга роли и теперь казалась несколько растерянной. Наверное, эта растерянность и есть статическое, нетронутое состояние любой человеческой мимики. Даже голос их нового знакомого изменился в сторону низкочастотного диапазона:

   – ...ну как знаете! Если вам легче от мысли, что мы в какой-то тайге...

   – Постойте, Дмитрий! Вы нас не разыгрываете? Вы всерьез думаете, что дом стоит на острове в море?! Честное слово, нам сейчас не до приколов.

   – А где же еще? Юнги, северные ветра очень пагубно влияют на мозги, сочувствую...

   – Да гляньте в окно! – уже чуть не психовал Квашников, вулканом извергая каждую букву.

   – Я бы с удовольствием, да какой-то умник заварил намертво все ставни в нашем форте.

   – Ах, ну да...

   Матрос еще несколько секунд поиграл густыми бровями – тем, скорее всего, выражая собственное удивление. Затем молча закрыл дверь, которая, в свою очередь, потревожила окружающее пространство протяжным ленивым зевком. Сонливая по природе пустота и не думала просыпаться от случайных звуков. Резная цифра «11» осталась, пожалуй, единственным декоративным украшением наглухо закрытой квартиры.

   – Ладно, парни, деньги у нас, и это главное. – Косинов помахал, точно веером, пачкой бумажек у себя перед носом. – Двигаемся на второй этаж и будем надеяться, что веселые приключения трех идиотов на этом заканчиваются.

   Вниз спускались крайне неторопливо, отмечая шагами каждую отдельную ступеньку, тем самым как бы подчеркивая ее индивидуальность, неповторимость в ряду себе подобных. Вообще, степень свободы наших, с позволения сказать, «путешественников» не баловала просторами: всего-навсего четыре этажа (это четыре площадки, восемь лестничных пролетов да еще подъезд). Если б кому-нибудь взбрело в голову просто «погулять» по железобетонным просторам данной локации, его маршрут сложно насытить многообразием. Ну например... можно было спуститься с третьего этажа на второй, потом подняться на четвертый (э-эх, самая вершина!), далее спуститься к подъезду и полюбоваться шафрановым лампионом (э-эх, экзотика!), потом снова подняться на второй этаж, на третий, «красивой походкой» сойти на первый... и так до тех пор, пока не начнешь биться головой о стены. Стены, кстати, наполовину покрашенные муторной болотной зеленью, уже становились тошнотворны для взора. Изредка открывающиеся и закрывающиеся двери квартир выглядели как порталы в иные миры. Дверь подъезда, соответственно, запечатанный неким древним заклинанием портал к свободе... Вот такие аллегории, мать их.

   – А чему вы удивляетесь, смертные? Если бы я пару недель здесь пожил с наглухо замурованными дверями да окнами, у меня б тоже чердак размыло. – Контагин постучал кулаком по своей лохматой голове. – Я бы начал думать, что где-нибудь на луне нахожусь.

   – Не нравится мне все это... – вымучено произнес Косинов. – Не пойму, какова причина столь странного поведения этих «жильцов»...

   – Какава причина, татава ее личина, а в личине дурачина... Во, я скороговорку придумал! Ха! – Квашников самодовольно заулыбался. – Молодец я, да? Кстати, мы пришли.

   Знакомую дверь квартиры N4 встречали уже как-то по-особому, приветливо. Стучать долго не пришлось, а вот привыкнуть к внешнему виду ее обитателя до сих пор... да, тут какие-либо шутки выглядели бы за гранью кощунства. Несчастный старик на скрипучих костылях с изуродованным лицом безо всяких слов напоминал, что выпускники девятой школы попали еще в сравнительно неплохую жизненную ситуацию, зря только воют на свою судьбу. Анатолий Ефимович попытался слабо улыбнуться, прекрасно понимая, как нелепо эта улыбка выглядит на обожженной стороне лица.

   – Отец, вот деньги, полторы тысячи. Мы просто поговорили с ним по душам. – Косинов медленно отсчитал пятнадцать сотенных купюр. – Мы свою часть договора выполнили.

   – Конечно, конечно, ребята! Ох, спасибо вам... а то Мутный бы еще года два отдавал. Ах, да... гвоздодер!

   – Будем признательны.

   – Я уже говорил, у меня его нет. Гвоздодер имеется у Шестиглазого, я это точно знаю.

   Контагин закрыл лицо руками и чуть не заржал на всю округу, прислонившись к стенке и медленно оседая на пол. Просто смех сейчас мог быть совершенно неправильно истолкован.

   – У к-кого, к-кого?? – Квашников, едва справляясь со спонтанными эмоциями, отвел глаза в сторону от греха подальше.

   – У Шестиглазого, он живет в девятой квартире.

   Наступило секундное безмолвие, не наполненная, а просто утрамбованная сумбуром разнородных чувств: замешательством, недоумением, раздражением и горьковатой иронией происходящего. Квашников провел пальцем по воздуху несколько неровных окружностей и обратился с очевидным вопросом:

   – Скажите, а в этой местности еще много обитает... Личностей?

   – Ой, ребята, понятия не имею, я только Мутного да Шестиглазого знаю. Замкнутый я человек по натуре своей, анахорет.

   – Дайте угадаю! – спешно продолжал Иваноид. – Дверь в девятую квартиру нам, разумеется, просто так никто не откроет – для этого надо сказать ваше имя и фамилию. Так?

   Анатолий Ефимович чуть помедлил с ответом, один его глаз (что находился на уцелевшей стороне) странноватым образом прищурился, многократно усиливая при этом старческие морщины.

   – Понимаю, типа вы подначиваете меня... шуткуете так. Скажу вам как попасть в девятую квартиру: после того как постучитесь нужно громко, чтобы он услышал, произнести фразу... предупреждаю, это покажется вам странным: «МЫ ПРИШЛИ ЗА РАСТВОРОМ». Запомнили?

   – Косинус, ты запомнил?

   – Запомнил, запомнил...

   – Ну успехов, ребята. – Калека еще раз потеребил пачку денег в трясущихся руках и почти беззвучно исчез за металлическими дверями.

   После того как миновали лестничный пролет, Контагин обернулся к остальным:

   – Все не могу подобрать подходящее матершиное слово, чтобы выразить свои чувства!

   – Что вы, любезный Зомби, в русском языке нет и в принципе не может быть матершиных слов. – Косинов обеими пятернями закинул назад непослушную челку и устремил синевато-зеленый взор в абсолютно черные зрачки. – Кроме одного!

   – Пинзаданза?

   – Угадал.

   Квашников продефилировал по площадке непривычно-размашистыми шагами, недовольно плюнул вниз и тут же растер плевок по грязному цементу:

   – Вы зря прикалываетесь, бестолочи! Наше дело, кажется, полная хрень... Стучите кто-нибудь, чего тянуть?

   Дверь квартиры N9 если чем и выделялась среди остальных, так пожалуй лишь этой цифрой, слегка неровно приклеенной к ее серебристому покрытию. Впрочем, не только... еще в воздухе повеяло кисловатым запахом, имеющим отношение к чему угодно, только не к кулинарии. В запахе этом, ранее никем не замеченном, проскальзывало даже что-то ностальгическое, связанное с... школьными уроками химии?

   Косинов забарабанил по звонкому металлу и отчетливо выговорил:

   – МЫ ПРИШЛИ ЗА РАСТВОРОМ! – сам с трудом веря тому, что за ерунду он здесь несет.

   – Может, бухло? – подал Контагин хоть одну светлую идею.

   Когда наконец донеслись шумы, стуки и шорохи (будто кто-то несколько раз ударялся о стены, прежде чем достигнуть порога), вся компания крайне насторожилась. Стало даже жутковато... ведь прямо сейчас должен появиться некто Шестиглазый. Квашников на всякий случай сжал кулаки и приготовился ко Всему Абсолютно.

   Дверь слегка приоткрылась и оттуда высунулась худющая голова с идеальной лысиной наверху и длинной, в два раза больше лица, седой бородой внизу. На крючковатом носу были надеты друг на друга аж двое очков, перевязанные сложным хитросплетением резинок. Четыре здоровые линзы так сильно увеличивали глаза появившегося субъекта, что они казались больше чуть ли не раза в три их естественного размера и располагались почти на висках. На вид старичку было лет за семьдесят, многочисленные иероглифы вдавленных в кожу морщин могли символизировать только одно – годы, годы и еще раз годы, прожитые наверное как-то по-особенному.

   – Вы от Михал Савелитя? – Ух и противным показался этот голос: скрипучим, резким да еще с фонтанирующей слюной.

   – Ага, от Михал Савелича! Прямо и никуда не сворачивая!

   Маленькая голова неуклюже покрутилась туда-сюда, посверкала всеми четырьмя линзами, чванливо поморщилась, задирая верхнюю губу, и лишь после этих сумбурных телесных манипуляций дверь соизволила распахнуться полностью. Из квартиры выползло человекоподобное существо крайне низенького роста, сутулое, одиозной внешности и с неприлично худыми плечами. Синий замаранный халат свисал почти до пят, откуда торчали непомерно большие домашние тапочки. Шестиглазый прошаркал ими несколько миниатюрных шагов.

   – А раствор есе не готов, передайте Михал Савелитю мои зуткие-зуткие извинения, не готов раствор, м-ня...

   Маленький человек задрал голову и посмотрел огромными выпуклыми глазищами на каждого из гостей в отдельности, причем, на каждого– по особенному. А будь голова задрана чуточку выше она б наверняка оторвалась от худой шеи. Контагина он лишь осенил мимолетным взглядом, исполненным равнодушия. Косинова смерил взором целых несколько раз с ног до головы и обратно, словно убеждая себя, что это просто очень длинный-длинный человек, а не оптический обман. Больше всех его интерес задержался на Иваноиде, он долго щурился, напоминая какого-то кривляющегося головастика.

   – У вас есть утеная степень, юноса?

   – Младший научный сотрудник Квашников, – погнал откровенную пургу Иваноид и несколько брезгливо протянул руку.

   – Ага, м-ня... Евгений Титиков, профессор. Занимаюсь секретными наутьными разработками.

   – Очень приятно, Ти... Чичиков? Как книжного героя?

   – Да, Титиков, Титиков, м-ня...

   Мало того, что профессор шепелявил от природы, он еще был почти без зубов. Фонетика речи таких людей словно пишущая машинка с несколькими сломанными клавишами. Вместо "ш" и "щ" с языка постоянно норовит слететь шипящая как змея "с", звонкое и уверенное в себе "ч" вырождается в невнятное «ть», а звуки "ж" и "з" даже профессиональный логопед не отличит друг от друга. Люди с таким дефектом речи и под страхом смертной казни не произнесут фразы типа «у меня между зубов пища застряла». Выпускники школы номер девять изрядно утомившимся взором осматривали апологета российской науки. На вопрос «откуда это чудо здесь вообще взялось?» мозгу было просто лень придумывать невразумительные ответы, неубедительные и не связанные априори с логикой, по причине отсутствия упомянутой только что логики. Короче, мозги и мысли в них обитающие вошли в полный ступор.

   Квашников мотнул головой, отгоняя нечто липкое и навязчивое для сознания:

   – Послушайте, профессор, как дверь в подъезде открыть? Знаете?

   Шестиглазый замахал одной из своих конечностей:

   – Сто вы, сто вы! Меня привезли сюда с завязанными глазами! Спецслузбы! Сказали, сто объект отень-отень секретный, м-ня... Сказали, сто не выпустят отсюда, пока я не изобрету раствор! Я ведь работаю на правительство! М-ня...

   – Что за раствор-то? – безо всякой задней мысли спросил Косинов.

   Увеличенные до гротеска глаза ученого выпучились еще больше и теперь чуть не вылезли за края линз. Скрипучий старческий голос заметно повысил тон:

   – Сто за бестактность, молодой теловек! Это отень секретно! Отень!

   Произнесено было с такой желчью, с такой нервной экспрессией, словно профессору наступили на ногу и на самом деле он хотел крикнуть: «ублюдки, глядите на кого наеззяете!!» Если при закрытой двери от квартиры веял лишь едва уловимый запашок, то сейчас пхнуло откровенно! Как из прогнившей пасти мифического чудовища, которое не чистило зубы лет миллионов сто. И опять припомнились уроки химии, так как воздух наполняли явно какие-то реагенты. Если пропорционально смешать все жидкости в мире в помойном ведре и пропарить полученную эмульсию на медленном огне – получится примерно тот же результат.

   – А глянуть можно? – из чисто практического любопытства спросил Контагин, указывая в коридор.

   – Молодой теловек, а вы обладаете утеной степенью? – Чичиков чуть ли не ткнулся крючковатым носом в пуловер Зомби, разглядывая его сквозь все четыре линзы.

   – Доцент, – небрежно бросил Контагин и перешагнул порог. Остальные пока воздержались.

   Сразу бросались в глаза изрядно пожелтевшие стены: то, что когда-то было чисто побелено, под влиянием, надо полагать, «секретных опытов» обрело болезненный цвет. На полу небрежно валялись еще две пары домашних тапочек с дырками на носке: тапочки валялись так, будто поссорившиеся разбегались друг от друга по разным углам. Сам пол был устлан линолеумом незатейливой расцветки под серую плитку, и линолеум этот только в коридоре был прожжен минимум в десяти местах. Кислотой, что ли? Почерневшие обугленные дыры обнажали квинтэссенцию вездесущего цемента. Что творилось на кухне и в единственной комнате, в принципе, можно было предвидеть заранее. Контагин ни на йоту не удивился, когда увидел множество маленьких столиков сплошь заставленных пробирками, колбами, мензурками, всякими чудо-юдо-приборами со спиральными змеевиками и масса-масса разнородных жидких реактивов. Их разнообразные цвета пробегали почти весь видимый спектр от темно-красного до приторно-лазурного (светло-голубого), от этого даже зарябило в глазах. А что творилось с органами обоняния... Зомби поморщил нос, затем усиленно его почесал. «И как он здесь спит?» – шепотом пронеслось в голове. Бросил мимолетный взгляд на ставни – та же картина: наглухо закрыты и заварены изнутри. На одной стене была криво прибита полочка для книг. Несколько томов по органической и неорганической химии аккуратно, точно по шеренге, стояли один за другим. На обложках – длинные мозгодробильные формулы и рисунки молекул похожих на многоногих каракатиц: всякие там циклобутаны да циклопропаны иже им подобные. На самом краю перекошенной полки лежала пластинка домино достоинством 0:2.

   – Вам это нужно? – Контагин играючи покрутил в руке доминошку, но та, не подготовленная к акробатическим финтам между пальцев, сорвалась и шмякнулась на пол.

   – Да на кой мне этот хлам, – профессор даже не глянул в его сторону. – Забирай.