Текст книги "Великий мертвый"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
– Я сегодня людей с севера по центральному каналу возил, – вспомнил перевозчик. – Они как раз последний товар скинули… домой собирались.
– Где они остановились? – насел Куит-Лауак.
– Пошли покажу, – пожал плечами перевозчик.
И через считанные минуты Куит-Лауак с десятком воинов ворвался на постоялый двор с небольшим, исполненным в северной традиции алтарем Уицилопочтли в самом центре.
– Где купцы?! – крикнул он. – Еще не уехали?
– Тише-тише… – зашикали на него. – Приличия соблюдайте, уважаемый.
– Где они?! – еще громче выкрикнул Куит-Лауак и принялся сдвигать тростниковые занавеси и заглядывать внутрь номеров. – Извините… Вы не видели?… Ох, еще раз извините…
А когда он сдвинул предпоследнюю занавесь, то понял, что поиски завершились. Окруженный двенадцатью – в строгом согласии с ритуалом – помощниками Человек-Уицилопочтли сидел в самом центре трапезной и медленно, торжественно вкушал тело священного гриба.
– Мужчины! – повернулся Куит-Лауак к задержавшимся на той стороне квадратного двора друзьям. – Ко мне! Я нашел!
– Ты кто такой? – с угрожающим видом поднялся один из помощников. – А ну, выйди!
– Лучше помолчи, – положил руку на подвешенный к поясу обоюдоострый меч Куит-Лауак. – Целее будешь.
И тогда они начали вставать один за другим – все двенадцать. И оружие было у каждого. Куит-Лауак пронзительно свистнул, подзывая запоздавших друзей, и они сшиблись, даже не пытаясь выяснить, кто за что воюет… И лишь когда более опытные, закаленные в стычках купцы начали беспощадно теснить окровавленных друзей Куит-Лауака к выходу с постоялого двора, он решил пойти на мировую.
– Мы ничего не возьмем! Только праведника!
– Зачем он тебе?! – наседал самый старший из купцов.
– Он не мне… он всем нам нужен… Меня совет жрецов послал.
– Что-о? – охнул старший и поднял руку, призывая остановить бой. – Совет жрецов Мешико?
Жадно глотающий воздух Куит-Лауак кивнул.
– А зачем им чужак? – оторопел купец.
– Выхода уже нет… – мотнул головой Куит-Лауак. – Пора изгонять кастилан.
Купец повернулся к своим.
– А ну, прекратить! Хватит, я сказал!
Те понемногу начали отступать от почти изгнанного противника.
– Кастилан гнать пора, но я не отдам тебе праведника, – покачал головой купец. – Ты знаешь закон: это наш праведник, он нашей крови. Никто не может…
И тогда из-за тростниковой занавеси показалась фигура Человека-Уицилопочтли, и по каждому его замедленному движению было видно – он уже наполовину там, наверху.
– Я пойду с ними… – тихо произнес праведник. – Ибо перед лицом конца света равны все, а поэтому в нашей земле давно уже нет ни своих, ни чужих…
* * *
Едва Кортес вышел из дворца, падре Хуан Диас прочно засел в дворцовой библиотеке. Он уже разбирал кое-что в этих лишь поначалу показавшихся примитивными значках и понемногу дошел даже до Священных Писаний мешикских жрецов. Но, чем глубже падре уходил в рукописи, тем жутче ему становилось: понятия не имевшие ни о Европе, ни о Древнем Риме, жрецы этого Богом забытого народа пересказывали отдельные места Ветхого Завета один в один.
– Чертовщина какая-то! – выдохнул святой отец, отложил книгу и вышел на балкон библиотеки – отдышаться.
То, что Писания перекликались, было еще полбеды. Главное, мешики имели свой собственный взгляд на общую историю человечества – пусть и несколько странноватый, а порой неоправданно жестокий, но уж точно более обширный, чем все, что он видел до сих пор.
– Это ересь… – выдохнул падре и тут же усмехнулся.
Еще лет двадцать лет назад он видел немало подобной ереси – даже в монастырской библиотеке, а потом из Ватикана прибыли распоряжения и списки, и девяносто девять фолиантов из ста тихо и методично отправили в печи – той же зимой.
Бог мой! Сколько там всего было! Недостаточно почетные родословия правящих династий, а значит, и неправильные истории стран, слишком старые штурманские карты и описания слишком уж греховных обрядов европейских народов… в общем, все ненужное. А здесь… здесь падре Хуан Диас копался – или купался? – во грехе в таких количествах, что, знай об этом инквизиция…
Святой отец содрогнулся и, чтобы отвлечься от нахлынувших воспоминаний и унять мгновенно пробившую тело дрожь, принялся внимательно рассматривать дворцовую площадь.
Собственно, эта площадь лишь в южной своей части была дворцовой. Северная ее часть примыкала к огромному храмовому комплексу, а с запада и востока была ограничена каменными трибунами – хоть для Большого совета вождей, хоть для игры в мяч. Вот и теперь здесь определенно что-то происходило… Падре прищурился и обмер: на южной стороне площади устанавливали самый настоящий крест!
– Матерь Божья! – выдохнул падре и пригляделся. – Это еще что?!
Все пространство возле креста стремительно заполнялось гудящим народом. А потом откуда-то появился полуголый, чуть пошатывающийся индеец, и падре Диас обмер. Даже с такого расстояния было видно: это его крестник – беглый толмач Мельчорехо!
* * *
Куит-Лауак стремительно натягивал щитки для игры в мяч.
– Скоро там?! – раздраженно кинул он наблюдателям.
– Только начали…
Куит-Лауак яростно застонал, вскочил, немного попрыгал, давая снаряжению облечь тело и, раздвигая соплеменников, прошел в первые ряды. Северянина уже привязывали к кресту.
– А почему не столб?
– Он сам настоял, – ответил кто-то. – Совет жрецов сказал, что так раньше не было, а он говорит, иначе я уйду. Пришлось поставить крест.
Куит-Лауак досадливо цокнул языком. Сын жреца, он прекрасно знал: веками проверенный обычай следовало соблюсти до малейших деталей, хотя… совет жрецов тоже понять можно.
Подчиняясь жесту седого, покрытого шрамами командира, воины отошли на два десятка шагов, и северянин едва заметно кивнул, показывая, что уже готов начать путь. Люди замерли. Командир тут же махнул рукой, и в руки Человека-Уицилопочтли со свистом вошли первые стрелы.
Толпа охнула.
– Ты про моего сыночка не забудь там, наверху сказать! – прорыдал женский голос. – Чтоб не болел…
– И про наших братьев напомни, северянин! Уж год, как вестей нет!
– И чтоб урожай был, попроси!
Истекающий кровью прведник приподнял голову и слабо улыбнулся.
– Услышал! – обрадовались люди. – Он услышал…
Седой командир дождался, когда люди успокоятся, и махнул второй раз. Взвизгнули стрелы, и по ногам человека-бога тоже потекла кровь.
– Слишком быстро… – недовольно проворчали рядом. – Боги любят медленную смерть…
– Заткнись! – взорвался Куит-Лауак. – Уважение имей! Можно подумать, никто, кроме тебя, не знает!
Стрелы взвизгнули еще раз и еще раз, и еще, поражая конечности привязанного к невысокому кресту праведника, а потом командир скупым жестом остановил воинов и подошел ближе. Обеими руками взял Человека-Уицилопочтли за мокрые холодные скулы и заглянул истекающему кровью посланнику в туманящиеся глаза.
– Ты, сынок, главное, про кастилан Ему все расскажи. Пусть вступится за нас, пока не поздно…
Протянул руку, не глядя, принял протянутый жрецом освященный дротик и бережно пронзил праведное сердце.
Толпа с облегчением вздохнула.
– Пора! – повернулся Куит-Лауак и жестом приказал команде следовать за ним – на поле.
– Накажем трусов! – подбадривая друг друга, заорали игроки и перешли на бег. – Чтоб уже не боялись!
Там, в центре поля их уже поджидала сборная команда не таких уж и пожилых вождей.
– Сунем мальчишкам! – хором рявкнули крепкие опытные мужики. – Боги покажут, на чьей стороне правда!
* * *
Альварадо растолкали посреди ночи – в самом финале невнятного кошмарного сна.
– Ух! Кто это?! – вскочил мигом взмокший капитан.
– Это я, падре Хуан Диас!
– А-а-а… святой отец, – с облегчением рухнул обратно в постель Альварадо и скинул с себя горячую ногу одной из индейских жен. – Что еще не так? Мыши просвирки поели?
– Там такое! Там такое! – принялся тормошить его падре Диас. – Вставайте, негодяй! Как можно спать?!
Альварадо, едва удержавшись от хорошей затрещины, с усилием поднялся и, как был, босиком подошел к торчащей из стены расписной керамической трубе. Плеснул водой в лицо несколько раз и понемногу пришел в себя.
– Что вы копаетесь?! Там человека убивают! – заорал падре Диас. – Нашего Мельчорехо!
– Стоп-стоп! – выставил руку Альварадо. – Мельчорехо уже год как труп…
– Я вам говорю: это – Мельчорехо! Что я – своего крестника не узнал?! Там, вообще, такое творится! Вся площадь полна!
Альварадо прищурился.
– Бунт, что ли? То-то они уже сутки в барабаны молотят – башка трещит…
– Я не знаю, – бессильно признал падре. – Но они его на крест привязали…
– Что-о? – вскинулся Альварадо. – Как это – на крест? Как христианского мученика?!
Святой отец еще что-то пробормотал, но Альварадо его уже не слушал. Накинул перевязь и, как был почти голым, выбежал в коридор. Сунулся в крайнюю комнату и замер.
– Тс-с… он только уснул, – прижала палец к губам Марина.
Альварадо кинул взгляд на вечно плачущего младенца и жестом выманил Марину в коридор.
– Пошли со мной, объяснишь, что там, – взял ее за руку Альварадо.
Отмахиваясь от семенящего за ними святого отца, он вывел Марину на балкон библиотеки – лучшее место для обзора во всем дворце и замер. Это и впрямь был беглец и предатель Мельчорехо, но его уже снимали с креста. А на площади, вмиг ставшей стадионом, творилось еще более богохульное действо, – они еще и играли!
– Язычники чертовы! – процедил Альварадо. – Ну, я Мотекусоме завтра устрою!
Ему был глубоко безразличен сам Мельчорехо, но надругательства над таинством смерти Альварадо не терпел. Да, и Мотекусома клялся, что никаких пакостей не будет! Лишь бы праздник разрешили.
– Это же Человек-Уицилопочтли! – внезапно охнула Марина.
– А что это такое? – забеспокоился Альварадо.
– Т-с-с, – жестом приказала молчать Марина и прислушалась. – Это важная игра… здесь играют… молодые против стариков. Обычно так не бывает.
Она слушала еще несколько минут, а потом вдруг повернулась к Альварадо и Диасу и вытерла мгновенно выступивший на лбу пот.
– Они играют на вас.
* * *
Кортес обвалился на лагерь Нарваэса в самый ливень. Мгновенно захватил орудия и лошадей и после стремительного обмена паролем «Дух Святой», присоединил к себе три четверти скупленных на корню военных сил противника. Нет, кое-кто еще сопротивлялся, но уже через час к нему привели Нарваэса, – причем, свои же.
Растерянный гигант прижимал к лицу окровавленный платок и непонимающе озирался по сторонам единственным уцелевшим глазом.
– Тебе конец, – прохрипел Нарваэс, едва разглядел Кортеса. – Ты же против Короны пошел!
Кортес усмехнулся и уселся на барабан.
– Против Короны пошел не я, а ты. Еще когда не позволил Королевскому аудитору сопровождать поход.
Нарваэс болезненно поморщился. Аудитор был доверенным лицом Николаса де Овандо, а значит, и человеком Кортеса, но суд, разумеется, этим не пробьешь.
– Законник чертов… – буркнул он. – Бумагомарака…
Кортес терпеливо подождал, когда тот пробормочется, и с удовольствием продолжил:
– Кроме того, у тебя нет Королевского нотариуса, чтобы предъявить мне приказ об отстранении по всей форме.
– Как это нет? – возмутился Нарваэс и тут же зашипел от боли.
– А он свое свидетельство где-то потерял, – тут же объяснил Кортес и обернулся. – Алонсо де Мата! Иди сюда, подтверди…
– Чистая правда, сеньор Нарваэс… – вынырнул как ниоткуда нотариус. – То ли на корабле оставил, то ли…
– Тварь! – выдохнул Нарваэс. – Продался!
Кортес немного подождал, закинул ногу на ногу и выдвинул последний козырь.
– А главное, ты разорял Семпоалу – землю кастильской Короны. А это уже чистой пробы разбой. Ты уголовник, Нарваэс.
– А ты?! – рванулся вперед, но тут же повис в руках конвоя Нарваэс. – Ты ничего не разорял?! Или у тебя в экспедиции одни херувимы?!
Кортес покачал головой.
– Ты так ничего и не понял, Нарваэс. Я обкатал своих ребят на две сотни легуа ближе к Кубе, пока рабов брал. И сюда они пришли уже солдатами – лишней курицы не взяли. А ты со своими новичками мало того, что захотел поиметь все и сразу, так еще и на чужое позарился. А за это наказывают, Нарваэс.
* * *
Куит-Лауак стал проигрывать сразу, – сборная пожилых оппозиционеров оказалась на удивление хороша. Нет, они вовсе не порывались забить мяч в самое почетное – на высоте трех человеческих ростов – каменное кольцо «лона смерти», но уж сунуть мяч в одну из шести дырок в бортах стадиона случая не упускали, и зарабатывали очко за очком.
– Ну, куда ты смотрел, Койот?! – чуть не плакал Куит-Лауак после очередного конфуза. – Такой легкий мяч упустил…
– Вот сам бы и перехватил! – огрызался расстроенный Койот, – а я, что мог, то и сделал…
А потом на балконе дворца появились фигуры двух кастилан и предавшей свой народ высокородной Малиналли, и стадион на мгновение замер, а внутри у Куит-Лауака словно полыхнула молния.
– Мне! – яростно распорядился он и тут же получил мяч, подбросил его коленом и, чуя всем своим существом, как вселенная свернулась до размеров этого мяча, пнул его вверх.
Мяч вошел точно в каменное кольцо – то самое, на девять очков.
Стадион охнул.
Куит-Лауак дождался следующего судейского хлопка и на этот раз перехватил мяч сам. Передал его Койоту, снова принял и легко сунул в боковую дыру.
– Хо-хо! – захохотал на трибуне какой-то ценитель. – Вот что значит настоящий мужчина! Везде дырку найдет!
Куит-Лауак стиснул челюсти и на следующем хлопке не дал «старичкам» даже опомниться: перехватил мяч и пнул его через себя, даже не глядя… и снова попал – в «девятиочковое».
Трибуны взорвались: такого здесь не видели годиков двадцать, еще с той поры, когда Мотекусома был молодым. Вторя людям, загрохотали и священные барабаны-атабали, а едва Куит-Лауак изготовился взять еще один мяч, как вдруг атабали смолкли – разом.
Куит-Лауак тряхнул головой; ему показалось, он оглох! Поднял глаза и увидел солнечного Тонатиу-Альварадо. Огненно-рыжий кастиланин стоял с обнаженным двуручным мечом возле главных атабали, а возле его ног корчился залитый кровью барабанщик – без обеих рук.
– Сантьяго Матаиндес! – жутким, томящим сердце голосом заорал Альварадо, и от всех четырех ворот двинулись кастилане.
Они шли и шли – бледные, словно сбежавшие из преисподней духи, с большими деревянными щитами наперевес и уже обнаженным оружием, и одни двинулись к танцевавшим неподалеку в знак поддержки игроков мальчишкам-болельщикам, а другие пошли прямо по широким каменным ступеням трибун, рубя налево и направо.
Куит-Лауак сорвал шлем, и его уши вмиг наполнились ревом.
«Оружие!» – мелькнуло в голове, но он уже знал – мысль пустая: с оружием на этот великий праздник не приходил никто.
– Сантьяго Матаиндес!
И не видящие с трибуны, что выход уже перекрыт, вожди метнулись к Воротам Орлов и Ягуаров, надеясь прорваться к арсеналу.
– Сантьяго Матаиндес!
И вечно голодные кастиланские боги вырвались из преисподней и мигом слетелись к двум главным воротам стадиона, жадно вдыхая запах свежей крови.
– Сантьяго Матаиндес!
И Куитлауак понял, что живыми отсюда не выпустят никого.
* * *
С той самой минуты, как они вошли на стадион, – да что там! – с той самой минуты, как они вошли в этот проклятый город, Альварадо знал, что добром это не кончится. Но действовать вынужден был методично и планомерно.
– Вождей! Вождей добейте! – орал он, прыгая по скользким, залитым кровью ступеням трибун.
И уже прикидывал, какой дорогой им всем придется уходить из города – раньше или позже.
– Не выпускать! – кинулся он к Воротам Ягуаров, видя, что защита слабовата.
А сам уже рычал от досады, вспоминая, как немного на самом деле во дворце запасов пороха и ядер.
– Во имя Сеньоры Нашей Марии! – подбадривал он очумевших от столь стремительной рубки солдат.
И через минуту уже взбегал по ступеням высоченного храма Уицилопочтли. Рубанул одного за другим двух набросившихся жрецов, с усилием повалил хлебного гиганта на пол и принялся отдирать липкие, тошнотворно пахнущие сдобой и медом золотые пластины.
– Чертов Кортес! – беспрерывно бормотал он. – Разве это – доля?! Вот у Веласкеса – доля! А у меня?! Смех!
И тогда он услышал этот вой. Он был так жуток, что поначалу выскочивший на площадку пирамиды Альварадо даже не понял, откуда исходит наибольшая угроза, а потом увидел стекающиеся к стадиону факельные огни и взревел.
– Назад! – метнулся он по ступенькам вниз, чувствуя, как прыгает в нашитых на камзол карманах слипшееся золото. – Всем отступать! Отступать, а не бежать! Вместе! Вместе, я сказал!..
* * *
Одержав победу, Кортес первым делом послал Франсиско де Луго на побережье – с приказом снять с армады Нарваэса и вынести на сушу рули, компасы и все остальное, дающее возможность выйти в море без его, Кортеса, приказа. И снова помогло золото, – штурманы подчинились без малейшей попытки к бунту. Затем он торжественно похоронил десятерых убитых с обеих сторон. И только затем разрешил брату Бартоломе отслужить мессу в честь давно уже наступившего дня Пасхи Духа Святого.
А вечером был парад. Музыканты из корпуса Нарваэса играли туш и орали «Слава нашим римлянам!», а когда прибыли две тысячи союзных Кортесу индейцев из Чинантлы, бывшие подчиненные Нарваэсу капитаны и солдаты по несколько раз и с огромным облегчением перекрестились.
Индейцы шли под густой барабанный бой своим особенным маршем – несколько шагов вперед, один назад, и не нарушали единства строя ничем. Одновременно вскидывали копья, одновременно ухали, поражая невидимого врага, и одновременно отступали. А, едва поравнявшись с членами командного состава кастильцев, разом повернули оружие в сторону невольно подавшихся назад капитанов.
– Да здлавствует кололь! – как один человек, рявкнули они. – Наш сеньол!
Капитаны оторопело моргнули.
– Да здлавствует Элнан Колтес! Наш полководец!
И, пожалуй, лишь тогда капитаны до конца осознали, с кем вел их воевать Нарваэс.
– Ну, Кортес! Ну, молодец! Вот это выучка! – смущенно кинулись они поздравлять Кортеса. – Неужели они все твои?!
И Кортес принимал поздравления, улыбался, но уже понимал: испуг скоро проходит, а вот жадность – это навсегда. А значит, капитанов нужно продолжать покупать и покупать, пока они, все до единого, не подпишут с ним тот контракт, который ему нужен.
* * *
Куит-Лауак убил только одного кастиланина. Тот ударил его копьем, но железный наконечник согнулся и застрял в массивном нагрудном щитке, и, пока враг пытался выдернуть копье, Куит-Лауак швырнул ему в лицо то, что было в руках, – тяжелый каучуковый мяч.
Позже Куит-Лауака били еще несколько раз – в плечо, в живот, по голове, но его снова и снова спасало снаряжение для игры. А потом наступил момент, когда в живых осталось от силы два десятка вождей, и Куит-Лауак осел на колени, стиснул челюсти и с горьким ощущением несмываемого позора заставил себя упасть лицом вниз, – как мертвый среди мертвых.
И лишь тогда подоспела подмога.
* * *
Уже на третий день после парада собственные солдаты и даже капитаны Кортеса начали проявлять недовольство. В основном, неумеренной щедростью генерал-капитана к побежденным капитанам Нарваэса.
– Я не пойму, Кортес, – наступал Алонсо де Авила, – из каких таких бездонных запасов это золото?
– Ты хочешь сказать, что я вор?! – прищурился Кортес.
– Нет, – благоразумно сдал назад Авила. – Просто я не пойму, с чего такая щедрость? На кой ты этих новичков задабриваешь?
– Мне нужны новые солдаты, – отрезал Кортес. – Вот и все. Кому не нравится, пусть катится обратно на Кубу!
Авила побагровел.
– Будешь такими словами бросаться, вообще без солдат останешься.
Кортес хотел, было, тоже вспылить, но удержался.
– Кастильские бабы еще нарожают, – холодно произнес он. – Слава Богу, у нас в Кастилии каждый мальчишка – солдат.
А тем временем недовольство стремительно росло, и однажды, перед самым подписанием капитанами Нарваэса контрактов с Кортесом, прибыли делегаты из крепости Вера Крус.
– Мы слышали, ты золото даришь, Кортес, – мрачно изрек старший делегации Хуан де Алькантар, известный под кличкой «Старый».
– Только за службу, – усмехнувшись, развел руками Кортес.
Делегаты переглянулись.
– А разве мы плохо тебе служили? Где наша доля, Кортес?
Капитаны Нарваэса заинтересованно следили за развитием беседы.
– Никуда ваша доля не делась, – рассмеялся Кортес.
– Так, где она?
Кортес на секунду замешкался и понял, что ни врать, ни отказывать при новичках нельзя.
– В Тлашкале, – почти равнодушно кинул он.
– А почему она в Тлашкале? – насторожились делегаты. – Главная казна в Мешико, а наша доля почему-то оказалась в Тлашкале…
Кортес криво улыбнулся.
– Для безопасности, друзья, только для пущей безопасности…
Делегаты помрачнели и поджали губы.
– Мы хотим получить ее, Кортес, – внятно произнес Алькантар. – У нас в карманах – как раз самое безопасное место.
Кортес мысленно чертыхнулся. Прежде чем отдать долю гарнизона, от нее следовало отделить не учтенное сходкой «лишнее» золото. Однако ответить гарнизону он должен был немедленно…
– Собирайте сходку гарнизона, избирайте доверенного человека и – вперед! – пожал он плечами. – Письмо к отцу Шикотенкатля я дам.
Кортес уже прикинул, что пока делегаты будут добираться до Вера Крус, собирать сходку, а затем еще и возвращаться назад, он вполне успеет вывезти из Тлашкалы все лишнее.
– У нас уже есть доверенное лицо, – победно улыбнулись делегаты, – Вот он: Хуан де Алькантар. Давай письмо, Кортес. Он поедет прямо сейчас.
Кортеса как ударили в живот.
* * *
Альварадо едва успел ввалиться в ворота старых апартаментов дворца, когда в небе сверкнула первая молния начавшегося сезона дождей, а через высоченные каменные стены посыпались первые, наудачу пущенные стрелы.
– Все живы? – выдохнул он.
– У нас один погиб, – отозвался один из старших команды.
– А у меня четверо.
– И у меня двое…
Альварадо грязно выругался: сколько он помнил, головы кастильцев оказывали на индейцев прямо-таки магическое действие, – язычники тут же рвались в бой.
– Осмотреть и укрепить все ворота! – хрипло скомандовал он. – Проверить боезапас! Усилить караулы вдвое.
В ворота тяжело ударили.
– Всем остальным – на стены! – выдохнул Альварадо.
Солдаты кинулись выполнять приказание, и Альварадо поймал на себе взгляд вождя двух тысяч крепких тлашкальских «носильщиков», предусмотрительно вызванных Кортесом в столицу перед тем, как уйти.
– Вам пока работы не будет, – мотнул головой Альварадо. – Ждите.
Вождь оценивающе глянул, как взбираются на стены кастильцы и развел руками, – нельзя так нельзя. Но прошло не более двух часов, и Альварадо, едва сумев отправить переодетого в одежду дворцовой прислуги гонца за подмогой, признал, что заблуждался, и ему нужен каждый человек. А осаждающие все прибывали.
Уже после первых попыток ворваться в старые апартаменты с налета среди индейцев мгновенно появились командиры, а, не прошло и суток, как осада приняла продуманный и бескомпромиссный характер. На улицах стремительно росли баррикады, мосты убирались, а ведущие к дворцу каналы круглые сутки углублялись, на глазах превращаясь в почти непреодолимую водную преграду. И – Бог мой! – сколько же здесь было людей… они шли и шли, и Альварадо прошибал холодный пот, едва он представлял себе, что его – рано или поздно – постигнет, если Кортес и Нарваэс перебьют друг друга, а он с гарнизоном останется в этой мышеловке.
А потом из расписных керамических труб перестала поступать вода.
* * *
Никогда ни сидевшие в кандалах и вчетверо превосходящие числом «старичков», капитаны Нарваэса быстро осваивались. А когда они увидели, с какой легкостью Кортес выдал гарнизону Вера Крус его изрядную по размерам долю, вдруг посыпались двусмысленные шутки насчет повторного дележа Мешиканской добычи – нет, разумеется, только шутки…
И тогда Кортес решился. Зная, что позволить нагловатым нахлебникам войти в столицу – ни под каким предлогом – нельзя, он стремительно принялся формировать два отряда для экспедиций в Пануко и на Коацакоалькос. Пропорция состава была тщательно продуманной: двадцать своих на сто новичков – самых буйных.
– А где этот Коацакоалькос? – уже приготовившиеся хотя бы подержать в руках сказочную мешиканскую добычу, кривились новички.
– Какая вам разница? – хмыкнул Кортес. – Главное, что это золотоносная провинция, пригодная еще и для разведения скота. Вы ведь еще помните, сколько на лошадях можно заработать? Да, и прииски…
Капитаны уважительно притихли.
– Деньги на закупку скота я дам, – развел руками Кортес. – Работников там полно. В долях не обижу, – вон, Ордас хорошо знает.
Уже сидевший в кандалах, однако отнюдь не обиженный долей Диего де Ордас преданно ощерился.
– Завтра с утра выходите, – коротко распорядился Кортес. – И учтите: если кто-то с вечера не приготовит, скажем, альпаргаты, пусть не обижается, – утром пойдет босиком. У нас так…
Капитаны для приличия пошумели, но каждый помнил: договор с Кортесом подписан, а значит, придется идти, куда посылают. А едва отряды покинули город, а небо затянуло синими грозовыми тучами, прибежал гонец из Мешико.
«Это Альварадо пишет. В столице мятеж», – прочитал Кортес и встревожено затаил дыхание.
Он оставил столицу в абсолютном спокойствии – Какама-цин в цепях, Мотекусома под домашним арестом… и все-таки город был ненадежен.
«Вожди хотели напасть на нас, – писал Альварадо, – но я их опередил и убил почти всех…»
В небе раскатисто пророкотал гром, и по спине Кортеса пробежал холодок. Он знал, что Альварадо не смог бы собрать в одном месте всех без исключения вождей, но знал и другое: убийство даже одного вождя – огромная беда.
«Это все из-за Мельчорехо, – разбирал Кортес прыгающие буквы, – его здесь распяли, как Христа, а потом…»
– Уф-ф. Ты, верно, напился, Альварадо! Мельчорехо уже год, как покойник, – с облегчением выдохнул Кортес и повернулся к Ортегильо. – Спроси гонца, что там происходит…
– Восстание, – коротко перевел Ортегильо.
– И кто взбунтовался? – уже не зная, чему верить, прищурился Кортес.
Все еще не успевший отдышаться гонец произнес длинную тираду.
– Он говорит, вся столица, – растерянно моргнул толмач. – Альварадо убил почти всех вождей и много жрецов, и теперь сидит во дворце – в осаде.
– Что-о?! – подскочил Кортес. – Как это в осаде?!
Гонец что-то пробалаболил.
– Да, в осаде, – подтвердил Ортегильо. – В старых апартаментах. Осаждают со всех сторон, мешиканцы уже сделали два пролома в стенах и несколько раз поджигали ворота.
– Господи! – схватился за голову Кортес. – Чертов Альварадо! Что ты натворил!
Он превосходно понимал, что его ждет, если этот край немедленно не замирить, – утрата добычи, в том числе и законной королевской пятины и не менее законной доли Веласкеса, горящая под ногами земля, поимка своими же капитанами, цепи, суд на Кубе и виселица. В последнем он был особенно уверен, – после утраты такого количества золота Короны его даже Николас де Овандо не спасет.
– Ну, две-три недели Альварадо продержится… – бормотал он. – Просто обязан продержаться…
Во дворец нужно было вернуться любой ценой. Если не за Мотекусомой и Какама-цином, то за их гаремами – главной гарантией послушания провинциальных вождей.
«Стоп! – осенило Кортеса. – У меня же теперь и свой гарем есть! Неужели мешики против своего зятя пойдут?!»
В крайнем случае… следовало бросать гаремы и спасать золото, а если в столицу не удастся даже войти … что ж, все его богатство сводилось к неучтенным сходкой двумстам тысячам, лежащим в Тлашкале.
«Берналь Диас… – понял он. – Такое дело больше поручить некому…»
– Приведи мне Диаса, – повернулся он к Ортегилье. – И сразу же объяви сбор капитанов. Немедленно! Но чтоб язык мне держал за зубами. Иначе отрежу!
* * *
Когда недоумевающие капитаны, невзирая на льющий, как из ведра, дождь, собрались, Кортес первым делом подозвал коменданта крепости Вера Крус Гонсало де Сандоваля.
– Готовься передавать крепость Родриго Рангелю, – вполголоса произнес он. – Со мной пойдешь.
Умненький Сандоваль кинул на Кортеса испытующий взгляд, но промолчал.
– Ну, что друзья, – широко улыбнулся Кортес капитанам. – Кто-то из вас хотел военной славы и добычи?
Капитаны удивленно зашумели, и Кортес улыбнулся еще шире.
– Сеньор Наш Бог услышал ваши молитвы…
– Мы думали, ты здесь уже всех замирил, даже нам ничего не оставил, – произнес кто-то, и капитаны хамовато засмеялись.
– Так оно и было, – кивнул Кортес, – но в столице случился мелкий мятеж, и нам придется его подавить – быстро и беспощадно.
Капитаны переглянулись.
– А-а… насколько мятеж… мелкий?
Кортес выдержал паузу и глянул в сторону замершего Сандоваля.
– Это неправильный вопрос. Мы обычно спрашиваем две вещи: попал ли кто из наших товарищей в беду, и против кого мятеж. Отвечаю сразу на оба: в беду попал Альварадо с товарищами, а мятеж против Короны.
– Может, Альварадо сам виноват? – хрипловато выкрикнул кто-то из толпы.
– Если он виноват, он ответит перед Королевским судом, – отчеканил Кортес. – А наша задача: вернуть мятежников под руку Кастилии и всей Священной Римской империи.
Он повернулся к Королевскому нотариусу.
– Подтвердите, Годой.
– Это так, – привычно закачал головой нотариус.
Капитаны скривились. Они уже чувствовали: там, где однажды прошел Кортес, большой добычи уже не возьмешь, так что шкурой предстоит рисковать не за свой интерес, а за королевский.
– Надо срочно вернуть экспедиции в Пануко и Коацакоалькос, – предложил Гонсало де Сандоваль. – Все-таки две с половиной сотни бойцов…
– Я уже послал за ними, – кивнул Кортес.
– А индейцы? – вспомнил кто-то бравых союзников из Чинантлы.
Кортес нахмурил брови и сосредоточился.
– Хорошо. Индейцами я займусь сам, а ваша задача: дождаться возвращения экспедиций и выступить вслед за мной в Тлашкалу. Оттуда и ударим.
* * *
Когда насквозь промокший от вечного дождя Хуан де Алькантар пешком, с двумя товарищами, полусотней тотонаков и письмом, дозволяющим вынос доли гарнизона Вера Крус, прибыл в Тлашкалу и нашел отца Шикотенкатля – старого слепого вождя, тот выглядел напуганным.
– А-а… ваши уже здесь… – выдавил он.
– Как здесь? – не мог сообразить уже знающий по-мешикски Алькантар.
– Да, здесь, – подтвердил старик. – Золото вывозят.
Алькантар вскочил.
– Кто позволил?! Где это?! Откуда они его вывозят, я спрашиваю!
– Из арсенала, – моргнул ненужными веками слепец. – Это на площади.
Алькантар грязно ругнулся и выскочил во двор.
– Быстро к арсеналу! – скомандовал он. – Нас кто-то опередил!
Товарищи зло крякнули и сопровождаемые полусотней тотонаков помчались в центр города. Выскочили на центральную площадь, добежали до арсенала и замерли. У входа в арсенал стояли три лошади – все новые, из отряда Нарваэса.
– Ч-черт… – стиснул челюсти Алькантар.
Он уже понимал, что Кортес в очередной раз предпочел капитанов Нарваэса своим старым, проверенным в боях солдатам, и кто-то сейчас получит еще даже не заработанный кредит, а гарнизон – очередную порцию обещаний расплатиться как-нибудь потом.
