Текст книги "Великий мертвый"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Часть третья
С этого момента отряд пошел уже по дамбе. Широкая, для четырех всадников насыпь, как и все здесь, была аккуратно выложена тесаным камнем, и пока они дошли до самого города, Кортес насчитал пять разводных мостов и несколько промежуточных округлых площадок, на которых могли разминуться слишком уж большие грузы. А за две-три сотни шагов до высоких и тоже из белого камня стен навстречу отряду вышли жрецы и вожди.
– Ты посмотри, как они одеты! – восторженно шепнул Кортесу прижимающийся поближе Ордас. – Вот это роскошь!
Кортес кивнул, спешился с коня, и один из жрецов подошел и коснулся камня у его ног.
– Добро пожаловать, – уже без Агиляра и почти выговаривая букву «р», перевела на кастильский язык Марина.
Кортес учтиво поклонился.
– Великий Мотекусома Шокойо-цин ждет тебя и твоих братьев, Элнан Колтес.
Кортес все так же учтиво склонил голову.
– С кем имею честь?
Марина спросила и выдала уже совсем непроизносимое имя из полутора десятков слогов.
– Передай… э-э… достойному вождю, что я очень рад…
– Кортес, – прошипел за спиной Ордас. – Мотекусома ждет…
Кортес прокашлялся и начал сызнова:
– Передай достойному… как ты сказала? Как его зовут?
Марина повторила имя жреца.
– Кортес! – уже не стесняясь, дернул его за рукав Ордас. – Он ждет!
– Передай высокочтимому…
– Кортес!
Внутри у Кортеса полыхнуло, и он развернулся к Ордасу.
– Ты слишком долго числился в прислуге, друг. Так что лучше помолчи.
Бывший губернаторский мажордом побагровел, но заткнулся. А Кортес беспечно расходуя драгоценное время Великого Тлатоани Мотекусомы Шокойо-цина, все расспрашивал и расспрашивал, и оторопевший от столь преступного нарушения регламента и проклявший все на свете жрец, был вынужден отвечать и отвечать. И лишь когда должная пауза была выдержана, Кортес учтиво раскланялся, и прошел отделяющие его от Мотекусомы три десятка шагов.
Крепкие носильщики присели, свита медленно и учтиво помогла Мотекусоме сойти с отделанных золотом носилок, и Великий Тлатоани, ступив на заботливо разостланную на камнях дамбы расшитую золотом ткань, сделал шаг вперед.
Кортес тоже шагнул. Он старался не смотреть на усыпанную жемчугом и нефритовым бисером одежду правителя – только в глаза.
Они оба, строго одновременно, склонили головы, и вот тогда Мотекусома что-то произнес.
– Я рад встретить столь высокородного и отважного сеньора, как ты, Эрнан Кортес, – перевели Марина и Агиляр. – Здравствуй много лет.
– Я рад увидеть Великого Тлатоани Мотекусому Шокойо-цина, – в тон ему отозвался Кортес и сунул руку за пазуху.
Носильщики напряглись, и Кортес приостановил движение руки.
– Это подарок, – объяснил он и вытащил надушенный мускусом платок.
Носильщики хищно повели ноздрями. Этого запаха здесь не знали.
Кортес торжественно развернул платок и вытянул сверкнувшие на солнце разноцветные стеклянные бусы – лучшие изо всех, что у него были. Замерла даже дрессированная свита: они такой красоты не видели никогда.
Кортес осторожно шагнул вперед, на расстояние вытянутой руки, затем еще ближе, аккуратно водрузил бусы на шею Мотекусомы и развел руки, чтобы обнять… как равного.
Сильные чужие руки подхватили его под локти мгновенно, и Кортес, едва подавив смущение, был вынужден отказаться от объятий и вернуться на шаг назад.
Мотекусома улыбнулся – не снисходительно, нет, – просто улыбнулся и что-то произнес. Марина и Агиляр перевели, что сейчас их проводят в апартаменты. Кортес на секунду прикрыл глаза; никогда прежде он не встречался со столь высокопоставленной особой.
* * *
Едва Мотекусома проводил гостей в их покои и водрузил на шею Кортеса ответный подарок – изящную золотую цепь в виде сцепившихся креветок, он первым делом созвал Высший совет.
Все было обсуждено еще накануне, однако перед столь важными переговорами Великий Тлатоани был просто обязан еще раз обсудить с Тлатоканом каждый вопрос. Но на этот раз Высший совет долго помалкивал.
– Тебе нужно просто породниться с кастиланами, – наконец-то выдавил изрядно перепуганный последними событиями Верховный судья.
– Разведчики заметили среди четвероногих кастиланскую женщину по имени Малия де Эстлада, – осторожно напомнил Какама-цин, – может быть, ее в жены возьмешь?
Мотекусома задумчиво покачал головой.
– Вряд ли это дочка великого вождя Карлоса Пятого. А ничто другое нас не устроит.
– Не можешь поймать черепаху, – нравоучительно произнес Верховный судья, – поймай хотя бы ящерицу.
– Нет-нет, – замотал головой Мотекусома. – Нам нужны гарантии долгих и мирных отношений. Надо настаивать на дочке главного вождя.
Вожди озабоченно вздохнули.
– А если не согласятся? – озаботился Повелитель дротиков. – Неужели своих дочерей отдавать?
Мотекусома развел руками. Можно было поступить и так, но это стало бы политическим проигрышем.
– В крайнем случае, мне придется предложить Карлосу Пятому в жены свою дочь, – досадливо крякнул он.
Вожди приуныли. Проблема сватовства была крайне важной, и все понимали, насколько выгоднее взять дочку главного вождя кастилан, нежели отдать ему свою. Ибо в первом случае старшим в кастилано-мешикском союзе становился Мотекусома, а во втором – вождь кастилан Карлос Пятый.
– Настаивай на равных отношениях, – подытожил Верховный судья. – Это самое честное.
– Правильно, – поддержали вожди, – ты отдашь Карлосу Пятому свою дочку, а он тебе – свою.
– Если он хороший вождь, должен согласиться…
Мотекусома невесело усмехнулся. В отличие от членов Тлатокана, он уже понял, насколько непрочны союзы, созданные на равных. Потому что власть поровну все одно не делится.
* * *
Проведя через весь огромный, наполненный торговцами, перевозчиками, солдатами, ремесленниками и чиновниками город, ошеломленных кастильцев лишь спустя три или четыре часа доставили на место – в покои отца Великого Тлатоани. Эти покои примыкали к дворцу самого Мотекусомы стена к стене, и когда-то здесь и размещалась главная резиденция. Но при Мотекусоме, когда в казне появились сотни дополнительных мешков драгоценного какао, к покоям быстро пристроили новую резиденцию – поближе к стадиону.
Впрочем, и старый дворец сверкал поистине Константинопольской роскошью.
– Это для твоих воинов, – перевела Марина, и Кортес не без оторопи оглядел роскошное, завешанное сверкающим золотой нитью балдахином и покрытое расшитым одеялом ложе посреди огромной комнаты.
Юркий индейский мажордом быстро забалоболил.
– У твоих капитанов комнаты будут намного больше, – перевела Марина. – Не беспокойся Кортес.
Кортес рукавом вытер взмокший лоб, но его тут же провели в его собственные покои, и он, – не веря, – на секунду прикрыл глаза. Так не жил ни один из кастильских королей.
– Заходи, Кортес, – взяла его под руку Марина.
Кортес прикусил губу, осторожно ступил на ковер самых немыслимых расцветок, подошел к своему ложу и не без усилия заставил себя присесть. Ложе мягко спружинило. И тогда он рассмеялся и повалился на расшитое цветастое покрывало всей спиной. Марина осторожно, так, чтобы не мешал заметно округлившийся живот, пристроилась рядом и обняла его за талию.
– Это все – твое, Кортес.
* * *
Тем же вечером падре Хуана Диаса и брата Бартоломе вместе с Кортесом и его капитанами пригласили к Мотекусоме на ужин, и для обеих сторон это застолье стало самым необычным за всю жизнь.
Во-первых, кастильцы, ссылаясь на священный для них воинский обычай, наотрез отказались расстаться с оружием и после долгих препирательств с начальником дворцовой гвардии, по личному приказу Великого Тлатоани, их впустили в покои, как есть, – с маленькими, удобными и очень мощными арбалетами в руках.
Во-вторых, Мотекусома распорядился не задвигать расписанные змеями и птицами ширмы, так, чтобы он мог постоянно видеть своих гостей. Как сказали переводчики, это было немыслимое исключение, ибо по традиции Мотекусома никогда не ест в обществе.
А в-третьих, кастильцы мало того, что сидели, так и еще и не опускали глаз перед Великим Тлатоани, и даже присылаемые с его стола яства поедали сидя! Такого во дворце не знали лет триста…
Но всего необычнее была еда. Понятно, что поначалу капитаны смущались, но, усевшись на низенькие скамеечки вокруг невысокого круглого стола, поняли, что приличия следует соблюдать, и принялись осторожно пробовать печеные яйца неведомых птиц, нежные щенячьи лапки и странные на вид фрукты.
Впрочем, и беседа шла такая же диковинная, и Кортес, пытаясь не смотреть на цельнолитое золотое солнце в полтора человеческих роста за спиной Мотекусомы, первым подал пример, учтиво спросив, сколько же человек готовили это удивительный ужин.
Мотекусома рассмеялся.
– Я не знаю, – перевели Марина и Агиляр. – Надо спросить у мажордома.
– А рыба в вашем озере водится? – взволнованно поддержал светскую беседу Диего де Ордас.
– Да, конечно, – кивнул Мотекусома, – но на этом столе ее нет. Здесь рыба лишь из горных ручьев.
– А человечину вы едите? – заинтересованно шмыгнул носом брат Бартоломе.
– Иногда.
Капитаны замерли и судорожно обыскали стол настороженными взглядами.
– А вы разве нет? – понял, что вышло неладно, Мотекусома.
Брат Бартоломе громко икнул и выронил щенячью лапку.
– Нет, – ответил за всех падре Диас. – Нам это запрещено.
Мотекусома удивился.
– Даже воинам и духовным лицам?
Капитаны переглянулись. Здесь все знали, что кое-кто из них человечинку пробовал – там, на Кубе, но обсуждать же это на дипломатическом приеме?..
– Никому нельзя, – сделал отметающий жест падре Хуан Диас. – Перед Божьим законом у нас равны все.
Мотекусома выслушал перевод и сочувственно закивал.
– Да… заветы предков следует соблюдать. Вы кушайте, кушайте…
Но настроение было испорчено, и даже выслушав заверения, что человечины здесь не может быть хотя бы потому, что день сегодня самый обычный, не священный, капитаны к еде уже не притронулись.
Мотекусома вздохнул, подал знак, чтобы столик – целиком – вынесли, и вместо него поставили новый и принесли черный дымящийся напиток и трубочки из скрученных коричневых листьев.
– Какао? Табак? – жестом предложил Мотекусома и прикурил от услужливо поднесенного дворецким фитиля.
Кастильцы замотали головами. Черный терпкий напиток из похожих на овечий навоз орешков двое из них уже пили и так возбудились, что до утра не спали.
Мотекусома выпустил из ноздрей синий дым и вмиг стал похож на Люцифера.
– Я тебе говорил, святой отец, – яростно прошептал на ухо Диасу брат Бартоломе, – это самое настоящее сатанинское гнездо!
Падре пожал плечами. Если честно, он уже совсем запутался, пытаясь понять, откуда пошла и во что может произрасти столь причудливая религия, как у индейцев. Если им, разумеется, не помешать.
– Смотри, что делает, нехристь! – яростно прошептал брат Бартоломе.
Падре кинул взгляд в сторону Мотекусомы и снова опустил глаза. Если честно, пускание дыма из ноздрей и его приводило в замешательство.
– Попробуйте, – улыбнулся Мотекусома, – это вкусно.
Но кастильцы лишь подавленно молчали.
Падре Диас оглядел капитанов и понял, что положение следует спасать, или отношения могут не наладиться. Вздохнул и потянулся за дымящейся чашечкой раскаленного напитка.
– Ты что? – охнул брат Бартоломе. – Начнешь с чертового какао, а кончишь человечиной! Я тебе точно говорю!
Но падре уже решился. Набрал напитка в рот, отметил, что, несмотря на приятный запах, у него, как и говорили, омерзительно горький вкус, и глотнул. Капитаны не отрывали от него глаз.
В голову ударило, а во рту появился жуткий привкус. У падре разгорелось лицо, и он подумал, что надо бы это чем-нибудь заесть, чтобы не опьянеть. Но еду уже унесли.
– Все у вас, не как у людей, – пробормотал падре.
Нет, он не был пьян. Напротив, по всему телу разлилась бодрость и желание наставлять и просвещать – без устали.
– А людей в жертву приносить вы прекращайте, – решительно выпалил он. – Папа Римский этого не одобряет.
Агиляр оторопело посмотрел на Кортеса, и тот, глянув на заинтересованно пускающего из ноздрей дым Великого Тлатоани, поморщился и нехотя кивнул:
– Переводи.
* * *
За одни эти сутки Мотекусома узнал о кастиланах чуть ли не столько же полезного, сколько за все предыдущие годы.
Во-первых, кастилан пересчитали, а банщики, с трудом уговорив Кортеса, испытать здешнюю, дворцовую – не чета остальным – баню, и внимательно разглядев моющихся по очереди солдат, отметили, что многие из них не только завшивлены, но и серьезно больны. У одних в паху вздувались такие огромные желваки, что они передвигались, лишь расставив ноги. Другие беспрерывно кашляли, а уж это лихорадочное сияние в глазах банщики наблюдали у всех.
Во-вторых, единственная женщина в отряде определенно ни была никому близкой родней. Более того, у банщиц возникло подозрение, что она склонна к беспорядочным отношениям, как с мужчинами, так и с женщинами, что делало ее непригодной в качестве невесты Великого Тлатоани или его племянников.
Но наиболее потрясающей оказалась проповедь опьяневшего от какао жреца. Нет, в целом она почти совпадала с тем, что Мотекусома уже знал, – от перебежчика Мельчорехо. Но были и детали… ох, какие важные детали!
* * *
Совещание капитанов проходило бурно.
– Не будь же таким идиотом, Кортес! – позабыв про не так давно опробованные кандалы, орал Ордас. – Не пойдет он в подданство дону Карлосу!
– А ты что предлагаешь? – играл желваками челюстей бледный от бешенства Кортес.
– У него людей больше, чем во всей Кастилии, – нестройно, однако почти полным составом поддержали Ордаса капитаны.
Кортес вскочил.
– Хватит юлить! Говори прямо: что… ты… предлагаешь?!
Бывший губернаторский мажордом смутился. Варианта равноправных отношений с дикарями разработанное лучшими юристами Кастилии «Рекеримьенто» не предполагало. Только ввод во владение, крещение и подчинение отеческой руке монарха.
– Кортес прав, – поддержал генерал-капитана сидящий у стены Альварадо. – Сказано, ввести во владение, значит, надо вводить.
Кто-то саркастично хохотнул. Этот набитый людьми, словно рыбье брюхо икрой, город видели все. И был этот город, по мнению бывалых солдат, пожалуй, побольше, чем Рим.
– Ладно, там видно будет, – внезапно вздохнул Кортес. – Я и сам еще не знаю, как все пойдет.
Он повернулся к тростниковой занавеси на пустом дверном проеме.
– Марина!
– Да… – зашелестела занавесь.
– Узнай, как там Мотекусома. Когда нас примет?
– Уже узнала, – кивнула Марина. – Мотекусома играет в мяч с вождями. Пока с тобой говорить не может.
Кортес раздраженно махнул рукой. Он категорически не понимал этой страны, где сюзерен может купаться в золоте и при этом играть с вассалами в какую-то дурацкую игру, – словно мальчишка. А когда Марина стремительно скрылась за тростниковой занавесью, Кортес повернулся к своим капитанам.
– Со мной пойдут пятеро: нотариус, Альварадо, Ордас, Веласкес де Леон и Сандоваль, – он критически оглядел капитанов. – И, ради всего святого, сеньоры, держите язык за зубами! А не как вчера падре Хуан Диас…
* * *
Мотекусома со своей командой выиграл у сборной команды Тлатокана со счетом 14:12, – новый состав толкователей, помня о позорном изгнании предыдущего, подсуживать противнику Мотекусомы уже не смел.
– Только будь с ними поосторожнее, – напоследок попросил старый Верховный судья. – Игра игрой, а как в переговорах мяч ляжет, никто заранее не скажет.
Мотекусома кивнул и неторопливо двинулся отмываться от запаха игры. Позволил снять с себя шлем и щитки, затем вымокшую одежду и улегся на теплую каменную плиту, предоставляя делать остальное зрелым, не моложе сорока лет мойщицам.
Так было не всегда, и еще его дядя Ауисотль содержал как раз наоборот – лишь юных, чтобы девочки еще успели выйти замуж. Однако те времена закончились вместе со смертью дяди, и новая Сиу-Коатль, прощала новому Тлатоани и своему мужу только его триста шестьдесят девять законных жен – строго по одной от каждого рода.
– Великий Тлатоани…
– Да, – не поворачивая головы, отозвался Мотекусома.
Это был секретарь, получивший разрешение отрывать Тлатоани новостями до тех пор, пока в его дворце гостят чужаки.
– Кастилане настаивают на встрече.
– Пусть ждут, – улыбнулся Мотекусома. – Я полгода ждал.
Секретарь вышел, а Мотексома, с наслаждением подставляя тело упругим и одновременно нежным щеткам мойщиц, домылся до конца, досуха вытерся большим пушистым полотенцем, неспешно подобрал одежду, выпил божественного какао и закурил.
– Превосходный табак, – пробормотал он и выглянул в узкую амбразуру, прорубленную специально, чтобы он мог видеть старую часть дворца.
Кортес бегал по двору и орал на солдат.
– Хорошо… – рассмеялся Тлатоани. – О-очень хорошо.
И лишь убедившись, что ожидание достаточно измотало кастилан, он подал секретарю знак приглашать гостей. А когда пятерых самых главных кастиланских вождей и невысокого человека с кожаной папкой в руке провели, улыбнулся и жестом пригласил проследовать за ним.
– Сейчас я вам покажу то, что видели лишь несколько человек, – завел Мотекусома дорогих гостей в одно из самых любимых своих зданий.
Капитаны обмерли. Стены огромного помещения – от пола до потолка – были сплошь увешаны оружием… и каким!
– Можете взять любое и проверить в деле, – перевели Марина и Агиляр.
Секретарь тут же сдвинул в сторону единственную остающуюся пустой стену, и капитаны дружно охнули: за стеной стояли искусно выполненные муляжи противника – руби любого!
– Ого! – снял длиннющее копье Альварадо и пальцем опробовал одно из четырех кремневых лезвий. – Черт! Да им бриться можно!
– Мой подарок солнечному Альварадо, – перевели Марина и Агиляр, и капитан удовлетворенно тряхнул рыжей шевелюрой.
– А вот складные щиты, – едва успевали переводить толмачи, – а вот копьеметалки, с которыми пробивают и доску шириной в ладонь, а вот шлемы из кости и особого дерева…
Ошарашенные капитаны снимали оружие со стен, взвешивали в руках, пробовали, хвастали своими особенными ударами, и лишь когда накал начал спадать, Мотекусома мгновенно провел высоких гостей в следующее здание и переключил их внимание на очередные диковины.
– Ягуар, – с уважением произнесла Марина.
– Че-орт… – обомлели капитаны.
Огромные, хотя, вероятно, и меньше льва, кошки метались внутри двух десятков клеток, жутко крича, бросаясь на прутья и пытаясь достать людей когтистыми лапами.
– В первый раз такое вижу, – признал ошеломленный Сандоваль. – Только на картинках…
Мотекусома улыбнулся и стремительно повел их дальше, показывая все, чем располагал: десятки видов попугаев сказочных цветов, кречетов, соколов и орлов, возле которых капитаны мигом застряли, отчаянно споря, за сколько дней можно выдрессировать такую птицу для охоты, и во сколько золотых песо обошлась бы она в Кастилии…
– Вам принесут таких, – пообещал Мотексома и решительно повел их дальше. – Смотрите.
Капитаны заглянули внутрь огромной, шагов пятнадцати в длину каменной лохани и отпрянули.
– Анаконда… – объяснил Мотекусома. – Издалека привезли. Здесь таких нет. Могу подарить.
– Боже упаси! – перекрестились капитаны. – У нас в Кастилии и своих гадов хватает…
А потом были никогда не виденные кастильцами кайманы и фламинго, гремучие змеи и райские птицы с хвостами в человечий рост, горбуны и карлики, волосатая женщина и невысокий, приветливый индеец, охотно показавший гостям оба своих пениса. И только в самом конце затянувшейся прогулки Мотекусома привел их в главное, стоящее поодаль самое просторное здание.
Капитаны вошли и замерли.
– Когда вы их арестовали? – перевела Мотекусоме Марина. – И за что?
– Они совершенно свободные люди, – улыбнулся Тлатоани.
– Кто они – португальцы? Или… наши? – резко развернулся к правителю Кортес.
Мотекусома выслушал перевод и рассмеялся.
– Здесь только тлашкальцы и мешики. Больше никого.
– Но они же белые! – заорал Кортес, тыкая кинжалом в сторону испуганно привставших европейцев, словно для смеху наряженных в изукрашенное индейское платье.
Мотекусома нахмурился, и оба его довольно крепких секретаря зажали вооруженного гостя с двух сторон – так, на всякий случай. Кортес тряхнул головой и сунул кинжал в ножны.
Мотекусома заговорил, толмачи начали переводить, а Кортес все смотрел и не верил.
– Они все зачаты здесь, нашими женщинами от наших мужчин. Просто раз в десять-двадцать лет кто-то рождается вот таким – светловолосым, а иногда и голубоглазым. Никто не знает, почему.
Кортес шагнул вперед и коснулся груди самого старшего.
– Ты откуда? Кастилия? Ломбардия? Арагон?
Тот испуганно, словно ища поддержки, посмотрел в сторону Мотекусомы и тут же забалаболил на местном.
– Я не понимаю, что он говорит, Великий Тлатоани, – перевели толмачи. – Что мне делать?
Кортес оторопел, подошел ко второму, затем к третьему, затем, по возможности учтиво поклонившись, но, уже теряя разум, обратился к немолодой огненно-рыжей женщине с пронзительно-синими кастильскими глазами… изо всех четверых его не понимал никто.
И тогда Кортес просто развернулся и побрел к выходу. Ноги не держали.
– Вот теперь можно и о деле переговорить, – мягко улыбнулся вслед Мотекусома.
* * *
Мотекусома вел их, как по ниточке, – строго этап за этапом. Убедился, что оба секретаря на месте, усадил капитанов перед собой, как равных, – на непривычно низенькие мягкие скамейки и распорядился пригласить Повелителя дротиков Иц-Кау-цина – единственного, кто по законам военного времени имел право видеть ход любых переговоров. И тут же, не давая кастиланам опомниться, перешел к делу.
– Ты, Элнан Колтес, уполномочен принимать любые решения о войне и мире, но сюда пришел с миром. Верно?
Марина перевела, и Кортес непонимающе тряхнул головой, – он еще был не здесь. А Мотекусома уже продолжал:
– И, как ты мог убедиться, наш Союз также ни разу не проявил враждебности ни к тебе, ни к твоему вождю Карлосу Пятому.
Кортес моргнул, с трудом сообразил, о чем речь, и был вынужден признать:
– Это так.
– Тогда, может быть, нам пора поговорить об общем союзе?
Глаза Кортеса заблестели. Он еще не до конца понимал, куда клонит Мотекусома, но чувствовал, что пока тот идет прямо к нему в руки.
– Почему бы и нет? – он повернулся к нотариусу. – Годой, доставай бумаги…
Годой достал «Рекеримьенто», и Мотекусома, выждав для приличия паузу, но, вовсе не желая выпускать инициативы, тут же продолжил.
– У твоего вождя Карлоса Пятого есть дочери?
Кортес растерялся, – столь неожиданным оказался вопрос.
– Так, он еще молодой…
– А сестры? Или двоюродные сестры по матери?
– Принцессы? Кажется, есть… а при чем здесь…
И тут до него дошло! А Мотекусома тем временем уже выслушал перевод, очень торжественно что-то произнес, и по спине Кортеса промчался ледяной ураган.
– Я думаю, мне следует породниться с твоим вождем доном Карлосом Пятым, – с некоторым неудовольствием перевела Марина и с некоторым ужасом – Агиляр. – Я согласен взять в жены его сестру.
Наступила такая тишина, что стало слышно, как на далеком стадионе ревет восхищенная толпа. И вот тогда Альварадо захохотал.
– Ты?.. Го-го-го! Принцессу Священной Римской империи захотел?! Го-го-го!
Мотекусома встревожился.
– Ты правильно перевела? – повернулся он к Марине.
Та кивнула.
– Тогда над чем он смеется?
Марина глянула на Альварадо и с искренним недоумением пожала плечами.
– Я не знаю.
Альварадо уже буквально рыдал от смеха, и постепенно на лицах даже самых осторожные капитанов появлялись кривые усмешки.
– Хватит! – заорал Кортес. – Альварадо! Заткнись!
Альварадо еще несколько раз гыгыкнул… и все-таки стих.
– Думаю… – после долгой паузы протянул Кортес и посмотрел Мотекусоме прямо в глаза, – это невозможно. Все сестры и двоюродные сестры императора Священной Римской империи дона Карлоса Пятого замужем.
Встревоженный смехом Альварадо правитель задумался и тут же нашел выход:
– Ты говорил, что высокородная Донья Хуана, мать великого вождя Карлоса Пятого – вдова.
– Ну…
– Тогда, может быть, она согласится еще раз выйти замуж?..
Кортес прикусил губу, и Мотекусома успокаивающе выставил вперед ладонь.
– Никто не собирается нарушать ее благочестивый покой против ее воли, но в интересах прочного союза наших народов…
Марина и Агиляр все переводили и переводили, и Кортес все мрачнел и мрачнел, – он понятия не имел, как выйти из этого тупика. А потом Великий Тлатоани закончил, и Кортес был вынужден отвечать.
– Есть ведь и другой выход, – собравшись в комок, напомнил он, – ты можешь отдать своих дочерей нам. Все так поступают.
– И стать младшим в союзе? – иронично поднял бровь Мотекусома.
– Вступить в Священную Римскую империю это очень большая честь, – не согласился Кортес. – Даже младшим.
И тогда Мотексома улыбнулся.
– Я вот вспомнил, что рассказывал твой жрец, – перевели толмачи. – Если я не могу соединиться с Кастилией на равных, как брат с братом, то, может быть, мне стоит побрататься с правителем бескрайней Турецкой империи?
Кортеса как ударили в грудь.
«Сеньора Наша Мария! – охнул он, мигом вспомнив нетрезвые откровения хлебнувшего какао святого отца. – Ну, падре! Ну, болтун!»
– Или с «нечестивой» Хазарией? – еще больше повеселел Мотекусома. – А, может, лучше с франками? Вы, насколько я помню, с ними в состоянии вечной войны?
Капитаны сидели ни живы, ни мертвы.
«Он просто торгуется… – старательно успокаивал себя Кортес. – Надо просто что-нибудь придумать…»
– У Хазарии нет флота, – начал он с самого простого. – У франков постоянная смута… а Турки воюют с Персами, и не похоже, чтобы выигрывали…
Мотекусома озабоченно хмыкнул. Колтес определенно понимал, что вступать в союз со страной, в которой вечная смута или война, никому не выгодно. И тогда он вытащил последний, самый сильный козырь.
– Португалия, – хитро улыбнулся Великий Тлатоани. – Вот с кем можно договориться о союзе. Ни смут, ни войны, пироги не хуже ваших, а Тепуско и Громовых Тапиров у них, что звезд на небе. Ваш жрец так все красиво описал…
Кортес похолодел. Слухи о шпионских экспедициях Португалии бродили среди штурманов постоянно, и Мотекусома вполне мог стравить две великие страны между собой – за такой-то пирог! Чертов индеец выигрывал переговоры этап за этапом – с самого начала.
– Сеньор Кортес, – прокашлялись сзади, и Кортес обернулся.
Королевский нотариус протягивал ему бумагу.
– Это копия нашего договора с Португалией о разделе мира.
Кортес облегченно выдохнул, трясущейся рукой принял из рук запасливого нотариуса копию договора и протянул секретарю Мотекусомы.
– Португальцы сюда не придут никогда, – торжествуя, провозгласил он.
Мотекусома хмыкнул, внимательно осмотрел обе печати, поинтересовался, переведут ли ему текст, и, получив заверения, решил, что на этом сегодня лучше и закончить. Ему не удалось встать на равных, но совесть Тлатоани была чиста, – он сделал все, что мог.
– Хорошо, – кивнул он, – завтра я начну подбирать достойных жен для твоих вождей… вот только один вопрос…
Кортес победно оглядел капитанов и приготовился отвечать.
– Твои вожди… они в какой степени родства с Женщиной-Змеей Хуаной и ее благородным сыном Карлосом Пятым?
Кортес поперхнулся, косо глянул в сторону Королевского нотариуса и понял, что врать нельзя. По крайней мере, не в такой момент и не в такой компании – кто-нибудь когда-нибудь да донесет. И тогда Королевские альгуасилы выловят его и сунут в петлю, где бы он ни находился.
– Они не родственники императору. Они его преданные и очень родовитые вассалы.
Мотекусома выслушал перевод, растерянно моргнул и побагровел.
– Наемники?.. Так вы для Дона Карлоса – никто?!
В лицо Кортеса ударила кровь, но он сдержался и принялся судорожно соображать, как донести до этого дикаря простую мысль: служба императору больше, чем любое родство!
И тогда рассмеялся Мотекусома – горько, навзрыд.
– Я думал, что кастилане – достойные люди, – быстро переводили белые от ужаса толмачи, – а мне предлагают отдать моих дочерей самым обычным воинам…
Альварадо вскочил, но Кортес тут же остановил его яростным жестом.
– Сидеть!
Мотекусома сидел и мотал головой, словно никак не мог понять, что теперь делать, а потом как очнулся, – встал, метнул в ставших свидетелями его позора секретарей испепеляющий взгляд и развернулся к Кортесу.
– Прошу вас покинуть столицу. Немедленно.
* * *
Кортес принял решение мгновенно.
– Альварадо! К дверям! – заорал он.
Огромный Альварадо мигом перегородил выход и в следующую секунду насадил вздумавшего бежать за помощью секретаря на кинжал.
Второй секретарь метнулся в другую сторону, и его, почти автоматически, принял Гонсало де Сандоваль. Сбросил захрипевшего, схватившегося за лезвие бумагомараку на ковер и развернулся к Кортесу.
– И что теперь?!
Кортес, даже не слушая, рванулся к Мотекусоме.
– Т-с-с, – ласково, как ребенку, произнес он и, не отрывая лезвия от высочайшего горла, сорвал жалобно звякнувший золотыми бляшками пояс – вместе с оружием. – Не надо.
И тогда простоявший все это время у стены Повелитель дротиков Иц-Кау-цин побежал прямо на него.
– Взять его! – заорал Кортес.
Иц-Кау-цин получил арбалетную стрелу в плечо, пошатнулся, на удивление легко уклонился от меча Веласкеса де Леона, отскочил и снова кинулся спасать Мотекусому, и лишь тогда получил еще одну стрелу из арбалета – точно в ухо.
– Че-орт… – болезненно простонал Кортес. – Вот че-орт…
Он уже чуял, во что вляпался.
– Глянь, что там, снаружи! – крикнул он Веласкесу де Леону.
Веласкес де Леон с мечом наперевес помчался осматривать ведущий к парадному входу коридор, капитаны заметались по комнате, пытаясь понять, сколько же выходов здесь есть, и лишь Гонсало де Сандоваль остался там, где и стоял, – над трупом секретаря. Но вид у него был совершенно безумный.
– Что теперь делать, Кортес?! Я тебя еще раз спрашиваю! – заорал он. – Или ты глухой?!
– Нет, не глухой! – рявкнул Кортес и силой усадил ошеломленного Тлатоани на его скамейку. – Переведите ему: не будет вскакивать, останется жив.
Замершие толмачи стремительно перевели.
– Вот так… – выдохнул Кортес, захватывая севшего на скамейку и сразу ставшего ему ростом по грудь Тлатоани поудобнее. – Вот так…
– В коридоре никого нет, – ворвался запыхавшийся Веласкес де Леон, – а дальше, сам знаешь, – охрана.
И лишь тогда капитаны пришли в себя.
– Ты с ума сошел… – прошипел белый от ужаса Ордас.
– Помолчи, – оборвал его Кортес.
– Ты хоть видишь, во что нас втянул?! – взвился Ордас. – Мы же снова в ловушке! И это тебе не Чолула!
Кортес поджал губы и еще плотнее прижал кинжал к горлу Великого Тлатоани.
– Значит, думай, как нам из этого города выйти.
Мотекусома что-то прохрипел.
– Что он сказал?
Толмачи перекинулись парой слов и дружно отвели глаза.
– Он спрашивает, на что вы рассчитываете, – с трудом произнес Агиляр.
Кортес яростно зарычал, – вопрос был откровенно издевательский.
