Текст книги "Великий мертвый"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Тогда вожди предложили Кортесу выйти на поле и в честной схватке над мячом доказать, что он достоин зваться правителем и мужчиной, но чужак гневно отказался, ибо религия его народа не позволяет играть с судьбой.
Вожди мгновенно за это уцепились и прямо указали, что Кортес не может быть Тлатоани – говорящим с богами, именно потому, что их боги разные, и – хуже того – его боги ненавидят мешикских богов. На что хорошо подготовленный чужак ответил, что и не претендует на это, и пусть «говорящим с богами» остается Мотекусома, а он требует лишь того, что ему, как мужу высокородной Малиналли, положено по праву – места главного вождя Союза племен – Уэй Тлакатекутли. Тем более что Мотекусома сам признал его своим преемником и сам же передал ему всю власть – строго по закону.
Вконец отчаявшиеся найти в законе хотя бы одну зацепку, запрещающую чужаку взойти на самый верх, вожди начали кричать, что процедура передачи всей полноты власти слишком сложна. Что для этого нужно еще найти триста шестьдесят девять незамужних дочерей для нового гарема. Но бледный, словно вырвавшийся из преисподней Малинче напомнил, что по закону для вступления во власть ему вполне хватает и высокородной Малиналли. А уж дочерей вожди ему постепенно подберут, – он потерпит.
И на следующий день уже все кастилане до единого собрались перед лицом все тех же вождей, и тщедушный человечек с толстой папкой в руках читал долгое и почти непереводимое послание неведомого вождя.
Он читал и читал, то пересказывая общеизвестные истины о сотворении мира, то обещая не принуждать племена креститься в новую веру, а, в конце концов, поведал, что давным-давно, чуть ли не до того, как кастильцы вышли в море, Сам Господь Бог отдал им все эти земли вместе с каждым проживающим на них человеком или скотом, – раз и навсегда.
Часть четвертая
Кортес проснулся, как всегда, с рассветом. Потянулся и раскинул руки по широченной кровати. Немного полежал, глядя, как сквозь тростниковую занавесь пытается пробиться к нему утреннее солнце, рывком сел и спустил ноги с невысокого ложа. Улыбнулся и хлопнул в ладоши.
В пустом дверном проеме мгновенно появилась толстая перепуганная мойщица и жестом показала ему, что все готово. Кортес вскочил, как был – нагишом – прошел в баню и с удовольствием улегся на теплую каменную поверхность.
Мойщицы тут же принялись за дело, и Кортес, чувствуя себя почти Нероном и уж точно – конченым грешником, с наслаждением крякал и поворачивался, подставляя под мочалки нетронутые места. А затем его тщательно омыли теплой водой, бережно промокнули большими ворсистыми утиральниками, надушили туалетной водой со странным терпким духом и подали свежую одежду.
Кортес неторопливо оделся, прошел в обеденную залу и присел на низенькую обитую мягкой тканью скамеечку. На столике мигом появилась сверкающая белизной хлопковая скатерть, а место, где изволит кушать Великий и Грозный Малинче, немедленно огородили расписными ширмами.
Блюд, как всегда, было множество. Кортес кинул в рот с десяток мелких, как ноготь большого пальца, печеных яиц, попробовал жаркое, и еще раз решил, что лучше маисовой каши ничего на свете быть не может. Откушал, выпил два глотка раскаленного какао и, омыв и промокнув мгновенно поданным утиральником руки, щелкнул пальцами.
Из соседней залы тут же выбежали несколько акробатов и жонглеров, и некоторое время Кортес любовался этим изысканным действом, обдумывая, с чего начать день.
Собственно, действительно необходимых дел было несколько. Следовало вместе с Мотекусомой навестить дом призрения ветеранов всех войн, сходить на торжественный обряд почитания грозного Уицилопочтли, проследить, как идут работы по установлению алтаря Сеньоры Нашей Марии – бок о бок с жертвенником ящерообразного Тлалока, а уже после обеда и короткого отдыха заняться главным – золотыми приисками.
Огромные, исполненные красками на хлопчатых полотнах карты один из новых секретарей Мотекусомы выдал ему сразу, как только Кортес об этом заикнулся. Пробы с каждого месторождения у Кортеса тоже были, – на рынке их продавали в прозрачных гусиных перьях, так, чтобы можно было глянуть на просвет и оценить качество песка. Оставалось уточнить детали пути и дипломатическую обстановку с окружающими племенами.
– Кортес! Кортес! – послышалось из коридора, и Великий и Грозный Малинче жестом отправил акробатов прочь.
– Что там еще?
В зал влетел запыхавшийся Ортегилья.
– Сходка, Кортес. Тебя требуют.
Кортес чертыхнулся.
– О чем еще говорить? Я же все сделал! Пусть до вечера подождут.
– Там такое… Кортес… – покачал головой Ортегилья. – Лучше тебе прямо сейчас пойти.
Кортес досадливо крякнул, отпил еще пару глотков какао и решительным шагом двинулся по темному коридору, спустился по лестнице мимо замерших громадных дворцовых гвардейцев и выскочил во двор.
Солнце тут же ударило по глазам, и Кортес прищурился. Да, здесь были почти все – за исключением разве что дозорных. Но – странное дело – сходка молчала.
– Ну, что еще стряслось? – весело и энергично поинтересовался Кортес. – Или вам опять девок не хватает?
– Золото, Кортес, – подал голос один, самый рослый. – Где наше золото?
– Какое золото? – не понял Кортес. – Если вы о приисках, так мы туда еще не дошли…
Сходка зло загомонила.
– Ты дурачка из себя не строй! – выкрикнул кто-то. – Где наши доли?
Кортес обозлился.
– А то вы не знаете? Все в нашем тайнике… ну, и в плавильне. Мы же договорились: вывезем, тогда и делить будем.
Сходка возмущенно загудела.
– В часовне трети не хватает, Кортес! А плавильня со вчерашнего дня пуста! Куда все делось?!
Кортес прекрасно помнил выгруженный прямо в воду у самого берега «балласт» в маленьких аккуратных мешках, а потому сразу помрачнел.
– Вы что… меня обвиняете?!
– А кого еще?!
– Так хочу вам напомнить! – вызверился Кортес. – Я золото не плавил! И на посту возле часовни не стоял! И вообще, я – идальго, а не вор!
Сходка снова загудела, но теперь уже растерянно.
– Где Диас? Его надо сюда!
– Здесь я! – гневно отозвался Берналь Диас и вышел на открытое место, чуть ниже Кортеса. – Кому что непонятно?
– Ты старшим в плавильне был! Куда все делось?!
– Хочу напомнить, что меня из плавильни уж месяц как турнули! – резко выкрикнул солдат. – И я ночами, как шавка на цепи, в карауле торчал, а днем, как последний индеец, кирпичи на стройку на собственной спине таскал!
Берналь Диас резко развернулся и, оттопырив зад, показал, благодаря какой именно спине часовня и была построена.
– Караульных к ответу! – заорал кто-то, но его не поддержали. Здесь в карауле стоял каждый. Да, и на стройке работали все…
– Еще вопросы есть? – обвел толпу насмешливым взглядом Кортес.
– А чего зря шуметь? – мрачно отозвался рослый солдат. – Остатки делить надо. А то, пока, пока до Кубы доберемся, там и дырявого песо не будет.
– Правильно! Делиться! – загудела толпа. – Прямо сейчас!
Кортес поморщился; все его планы на сегодняшний день рушились на глазах.
– Ну, что ж, делиться, так делиться, – пожал он плечами и сбежал со ступенек.
* * *
Когда Кортес подошел к хитро пристроенной к дворцовому комплексу часовне, тайник был открыт. Плавильщики каждый день отправляли сюда очередную партию слитков, а часовые в присутствии капитанов следили, чтобы слитки несли только в потайную комнату, но никак не обратно. Сегодня стену комнаты собирались заложить камнем, и именно поэтому делегация сходки основательно пересчитала слитки.
«Рановато вылезло…» – поморщился Кортес.
– Вот скажи нам, Кортес, – возбужденно заголосили избранные сходкой делегаты. – Здесь есть семьсот пятьдесят тысяч песо?
Кортес окинул взглядом пять одинаковых золотых штабелей.
– Ну… семьсот пятьдесят – это вряд ли, а тысяч пятьсот, наверное, будет…
– А было семьсот пятьдесят! Никак не меньше! Куда все делось?!
Кортес демонстративно потянулся к рукояти кинжала.
– Ладно! Хорош вам! Хватит пустых разговоров! – тут же одернули скандалистов. – Делить надо! Начинай, Кортес!
Кортес кивнул и подозвал казначея и Королевского нотариуса поближе.
– Смотрите в оба. Чтобы все по честному. Вот этот, – показал он на первый штабель, – королевская пятина. Все согласны?
– Все… – загудели делегаты.
– Вот эта пятина – моя. Согласно уговору.
Солдаты вздохнули. Они уже раз двадцать пожалели, что согласились выделить Кортесу пятую часть добычи, но уговор есть уговор.
– А вот эти два штабеля… – Кортес повернулся к казначею. – Сколько мы Веласкесу за армаду из одиннадцати судов должны?
– Двести двадцать тысяч, – мгновенно отозвался казначей.
– Итак, – деловито ткнул пальцем в оба штабеля Кортес. – Эти два штабеля и еще двадцать тысяч – Веласкесу. За армаду.
Солдаты охнули.
– Как это – Веласкесу?! Мы за армаду не в ответе!
Кортес, требуя тишины, поднял руку.
– Кто армаду на мель приказал посадить? – он повернулся к нотариусу. – Что там у тебя записано, Годой?
– Общее решение сходки, – тут же достал нужную бумагу Королевский нотариус.
Делегаты вызверились.
– Ты же сам! – орал кто-то. – Мне лично! Сказал, что бояться нечего, и никто, кроме тебя, за армаду долговых расписок не давал!
– Это ты перед Веласкесом в ответе!
Кортес выждал, когда они прокричатся, и пожал плечами.
– Во-первых, наши личные с Веласкесом дела никого, кроме нас, не касаются. Так?
Солдаты молчали.
– Так, я спрашиваю?! – заорал Кортес.
– Та-ак… – опустив головы, были вынуждены признать делегаты.
– И на том спасибо, – зло процедил Кортес. – Во-вторых, лично я никому армаду сажать на мель не приказывал. Кто хочет возразить?
Солдаты молчали. Кортес и впрямь ухитрился не отдать на этот счет ни единого распоряжения. Все организовали их собственные, прямо на сходке, крикуны.
– И, в-третьих, – с напором завершил Кортес, – у королевского нотариуса, слава Сеньоре Нашей Марии, есть документ, где ясно указано, кто именно в ответе за армаду Веласкеса. И там написано: сходка. И подписи стоят. Ваши подписи! Не моя!
Он выхватил у нотариуса бумагу и сунул им в рожи несколько листов, сплошь покрытых крестами и отпечатками пальцев. Солдаты стояли, как неживые.
– Отложите в долю Веласкеса еще двадцать тысяч, – сухо распорядился Кортес.
Часовые покосились на делегатов и нехотя принялись перекладывать слитки – из пятого общевойскового штабеля в третий и четвертый – Веласкесу.
– Еще нам нужно оплатить провиант, оружие, порох… – деловито начал перечислять Кортес. – Сколько там, Гонсало?
– Семьдесят четыре тысячи, – подал ему бумагу казначей.
Солдаты замерли: последний, пятый общевойсковой штабель на их глазах уменьшился вдвое.
– Ну, а теперь осталось разделить то, что принадлежит нам вместе, – развел руками Кортес. – Начинайте, Мехия.
Казначей Гонсало Мехия принялся диктовать, кому и сколько причитается, и делегаты лишь хлопали глазами. Капитанам полагалось больше всех, всадникам куда как больше, чем пешим, а пушкарям и стрелкам из аркебуз больше, чем арбалетчикам. Ну, а солдаты… оставались в самом, что ни на есть, низу.
Затем казначей напомнил, что есть еще и брат Бартоломе де Ольмедо, и падре Хуан Диас, а еще штурманы со своей, усиленной долей, а еще оставшиеся в крепости Вера Крус семьдесят душ увечных и придурковатых. А когда он высчитал из общей доли возмещение сеньору Кортесу за павшего в Сан Хуан Улуа жеребца и вынужденную покупку новой лошади… в солдатской куче осталось так мало, что не на что было смотреть.
– И это все? – не могли поверить глазам вот только что, буквально на днях разграбившие самый богатый дворец мира делегаты. – Здесь же и по сто песо на брата не выходит…
– Не унывайте. Как пришло, так и ушло, – подбодрил их Кортес. – Зато, теперь никаких долгов. Понимаете? Все остальное – только в наш общий карман! Прииски!.. Подати!.. Все! – он оглядел солдат теплым взглядом. – Я думаю, мы еще разбогатеем.
* * *
Брожения шли еще долго. Солдаты мгновенно вспомнили, как, поддавшись уговорам Кортеса, отказались от своих законных долей, из даров Мотекусомы, чтобы отправленный в Кастилию подарок Его Величеству выглядел солиднее.
Кто-то припомнил, что видел на одном из капитанов, – кажется, у Альварадо, золотую цепь из королевской пятины, но Берналь Диас предложил солдатику самому, как мужик с мужиком, разобраться с Альварадо, а не «пристегивать» к сваре других, и недовольный тут же заткнулся.
Один – из грамотных – заглянул еще глубже и начал копаться в караульных списках, выясняя, кто и когда стоял на посту у часовни, но его случайно зацепили в пьяной драке, и грамотей в четверть часа истек кровью. Ну, а самых неугомонных и заметных Кортес расположил к себе дарами – песо по триста-четыреста. И люди постепенно смирились.
Впрочем, к тому времени Кортесу было уже не до них. Обложив провинции данью золотом, он вычистил все «божье дерьмо», что еще оставалось в стране. Набрал его тысяч на двести песо и распорядился, чтобы мешикские мытари сразу доставляли его в Тлашкалу, – естественно, без ведома сходки, но с общего согласия капитанов.
А потом дошла очередь и до приисков. Допросив Мотекусому и ювелиров, он быстро выделил три главные золотоносные провинции: Сакатула на южном побережье, Туштепек – на северном и весьма изобильные Сапотек и Чинантла. Перетолковал с капитанами и выслал на разведку три группы – в каждую из провинций.
А едва группы ушли, Кортес занялся еще более важным делом – властью. Приняв по совету Марины второе, духовное имя Кецаль-Коатль – Пернатый Змей, он первым делом отстранил от поста правителя Тескоко сидящего под арестом Какама-цина. Присмотрелся к вождям и поставил над городом Тескоко его брата, юношу забитого, а потому безропотно принявшего и непосильную должность, и крещение, и новое имя «дон Карлос».
Затем Кортес потребовал от вождей исполнения обещанного и в считанные недели сыграл более полусотни своих свадеб – с дочерьми самых сильных мешикских вождей. Затем собрал счетоводов, выяснил порядок взаиморасчетов с использованием бобов какао из общегосударственной казны и начал наводить порядок. В несколько раз понизил сумму взноса в общую казну. Сразу же, за недостатком средств, распустил несколько гарнизонов – первым делом тот, что стоял в Наутле. И, наконец, разрешил Семпоале, а затем и остальным провинциям не посылать юношей в столичные училища.
И лишь когда руки Великого Малинче-Кецаль-Коатля немного освободились, он стал выбираться в город. Строго в традициях здешних мест Кортес набрасывал на плечи парадный плащ из перьев священной птицы кецаль, брал переводчиков и вооруженных арбалетами капитанов и шел на базарную площадь.
Понятно, что поначалу обыватели пугались бледного, словно сбежавшего из преисподней, безобразно поросшего волосом и столь странно воцарившегося правителя. Но постепенно люди привыкали, и вскоре при каждом выходе Кортеса на огромную базарную площадь торговцы одаривали его изящными золотыми ожерельями и вкусными бесшерстными и беззубыми щенками, благовониями и расписной керамикой, острейшими кремниевыми ножами и бумагой из агавы «амаль», кроликами и фазанами, шкурами ягуаров и пум, тортами из кукурузных коржей, меда и орехов, – короче, всем, чем сами были богаты.
А потом Кортес поднимался на пирамиду главного храма и подолгу со смешанным чувством изумления и восторга смотрел на странный, не похожий ни на один из виденных им город. Нет, это не был Иерусалим, но даже самые опытные из его солдат, бывшие и в Риме, и в Константинополе, утверждали, что таких ровных и чистых, выложенных шлифованным камнем площадей, высоких дворцов и широких улиц и каналов более нет нигде. И он смотрел и смотрел: на тысячи снующих по озеру цветастых лодок, на ровный, как струна, акведук, сбегающий в город с гор Чапультепек, на дамбы, ведущие к тающим в дымке городам-спутникам… и не мог насмотреться.
А затем наступал вечер, и Кортес возвращался во дворец, отдавал тело опытным осторожным мойщицам, кушал, отдыхал, а к ночи выходил в свой бескрайний сад с тысячами фруктовых деревьев и сотнями прозрачных ручьев, душистых полянок и прудов, полных диковинной разноцветной рыбы. Сидел, слушал птиц и смотрел на полную чувственную луну. Здесь и находила его бывшая рабыня, а ныне царствующая императрица Малиналли, тщательно следящая за тем, чтобы ее высочайший супруг не оставался в постели один, без хорошенькой юной женщины, – по крайней мере, до тех пор, пока она сама не оправится после родов.
– Кецаль-Коатль собирается ложиться спать? – интересовалась она.
– Да, Сиу-Коатль, – в тон ей отвечал Кортес. – Уже иду.
Ему было хорошо. Настолько хорошо, что временами он забывал даже о Веласкесе.
* * *
К отмщению губернатор Кубы и Королевский аделантадо Диего Веласкес де Куэльяр готовился одиннадцать месяцев подряд. К сожалению, он уже не мог исправить разрушенную жизнь ни в чем не повинной девочки – Каталины Хуарес ла Маркайда, но уж отправить Кортеса на виселицу – вполне… после улаживания некоторых формальностей.
С формальностями и вышла задержка.
Поначалу судьба благоволила. С каравеллы Кортеса, битком набитой золотом, предназначенным королю, бежал матрос. Он и передал Веласкесу письмо Диего де Ордаса с ярким описанием подарков Мотекусомы и особенно золотого диска величиной с тележное колесо.
Веласкес мигом осознал, какой шанс предоставила ему Сеньора Наша Мария и отправил вдогонку самый быстрый корабль с жестким приказом: перехватить золотую каравеллу у Гибралтара, а затем отнять и преподнести подарки Его Величеству, – но уже от имени самого Веласкеса.
Увы, суда разминулись.
Тогда люди губернатора Кубы связались с епископом Фонсекой, президентом Королевского Совета по делам Индий и с облегчением узнали, что до короля дары Кортеса не дошли, осев на полпути, в Совете. Понятно, что Фонсеке мягко намекнули на желательность подарить Его Величеству золото вместе – от имени как Фонсеки, так и Веласкеса. Но, увы, понимания не нашли.
Впрочем, Сеньор Наш Бог явно сочувствовал Веласкесу. Оказалось, посланцы Кортеса вдрызг разругались с Фонсекой, пытаясь передать Его Величеству золото лично, – как неотъемлемую часть письма Эрнана Кортеса королю. На что обиженный епископ с удовольствием задержал в Совете, как золото, так и письмо, и мстительно разрешил губернатору Кубы арестовать, а то повесить как Кортеса, так и его людей.
Это было важно. Теперь, когда слухи о богатой добыче Кортеса просочились в Королевскую Аудьенсию, повесить негодяя без поддержки сверху Веласкес уже не мог. И вот Фонсека такую поддержку давал.
Тогда Веласкес и влез в долги и начал собирать новую экспедицию. Вместе со своим генерал-капитаном Панфило де Нарваэсом он объехал всю Кубу, говорил с каждым, обещал золотые горы и все-таки набрал 19 кораблей с 20 пушками и 1400 солдат.
И снова вмешалась Королевская Аудьенсия. Высокопоставленный покровитель Кортеса – Николас де Овандо определенно желал успеха своему племяннику больше, чем Веласкесу. Но даже посланный на Кубу Королевский аудитор не мог отменить назначенного Небом отмщения.
– Аудитора ссадишь где-нибудь по пути, – чтобы не мешал, Кортеса в цепи и ко мне, добычу и все документы тоже, – жестко проинструктировал губернатор капитана Панфило де Нарваэса, – с остальными разберешься на месте.
– А если он и впрямь нашел что-то необычное? – так, на всякий случай поинтересовался Нарваэс. – Прииски, города…
– Золото и рабов – как договорились, делим по долям, а славу целиком перепишешь на себя, сынок, – ласково потрепал высоченного капитана по щеке губернатор. – Я разрешаю.
* * *
Благодаря сохранению Союза, почта работала, как и прежде, идеально, а Кортес был занят крещением самых слабых вождей и приисками. Именно поэтому сохранивший за собой пост «говорящего с богами» Мотекусома узнал о новой армаде первым. На великолепных рисунках было отражено все: пироги, лошади, пушки… и новые «мертвецы». Много «мертвецов».
А вот смысл докладов заставлял думать. Во-первых, новая армада остановилась, не доходя до крепости Вера Крус. Во-вторых, высадившаяся на берег разведка новых «мертвецов» была настороже и расспрашивала о Кортесе не без опаски.
«Уж не португальцы ли это? – с замирающим сердцем думал Мотекусома; он уже чуял возможность стравить и тех, и других. – Надо бы потянуть время…» И лишь, когда стало ясно, что Кортес вот-вот получит те же самые известия от тотонаков, Мотекусома передал красочные рисунки своему «соправителю».
– Малинче… я получил известие, – мягко произнес Тлатоани и отдал рулон с рисунками. – Прибыли восемнадцать кораблей, и, как мне сказали, люди на них похожи на тебя. Ты рад?
Кортес побледнел и едва удержался, чтобы не схватить документы немедленно.
«Может быть, и португальцы… по крайней мере, он их боится…» – понял Мотекусома и прикрыл глаза, чтобы Кортес не увидел его чувств.
Но Кортес уже ничего не видел. Схватившие полотно пальцы побелели от напряжения, а челюсти были стиснуты, словно он готовился отразить атаку целой команды игроков в мяч.
– Ты рад? – повторил вопрос Мотекусома.
– Что? – непонимающе заморгал Кортес. – А… да… Только помощников мне и не хватало.
Ортегилья на секунду задумался и перевел, как мог.
– Мне очень не хватало помощников.
Мотекусома выслушал перевод Ортегильи и улыбнулся: Кортес определенно лгал. «Великий Малинче» совершенно не желал «помощи» полутора тысяч вооруженных земляков.
* * *
Панфило де Нарваэс избавился от Королевского Аудитора сразу, – приказав силой высадить его в первом же порту. Веласкес был прав, и догляд человека, целиком подчиненного родне Кортеса был ему ни к чему. Везло Нарваэсу и дальше: утратив лишь один корабль, разбившийся о рифы, и встав неподалеку от Сан Хуан Улуа, он почти сразу же наткнулся на трех отправленных Кортесом снимать пробы с приисков солдат. И эти солдаты были из обиженных.
– Счастливчик ты, Нарваэс, – всхлипывал Сервантес-Остряк, налегая на солонину с почти забытым божественным вкусом свинины. – Кортес на семьсот пятьдесят тысяч золота взял…
– Сколько?! – подскочили капитаны.
– Семьсот пятьдесят тысяч, – подтвердил Эрнандес-Каретник. – Это все знают.
Нарваэс переглянулся с капитанами. Отобрать такую сумму, не вступая ни с кем в бой, а просто предъявив постановление об аресте, было бы сказкой.
– Вы, главное, крепость его возьмите, Вера Крус, – посоветовал Эскалоп, и ему тут же подлили хорошего кастильского вина. – Там человек семьдесят осталось – одни инвалиды.
Нарваэс широко улыбнулся. И впрямь, чтобы напрочь отрезать Кортесу все пути к бегству, достаточно было взять крепость на берегу.
– А что… солдаты меня поддержат? – чувствуя, как в груди разгорается огонь вожделения, поинтересовался Нарваэс.
– Однозначно, – кивнул Сервантес-Остряк. – Он при дележе всех обманул, даже капитанов. – Главное, возьми их в долю. Чтобы все по честному.
Капитаны иронично переглянулись. Пообещать взять в долю? Почему бы и нет?
– Да, и сколько тех солдат осталось? – горько вздохнул Эрнандес-Каретник. – Триста пятьдесят душ.
Внутри у Нарваэса полыхнуло. Даже если договориться с людьми Кортеса не удастся, его вооруженные силы превосходили число противника вчетверо.
А потом из столицы прибыло странное индейское посольство. Проделав приветственные ритуалы и щедро одарив гостей золотом, туземцы долго, где при помощи жестов и рисунков, где при помощи коллективных переводов трех солдат-дезертиров расспрашивали Нарваэса о цели его визита, но сами большей частью помалкивали. И лишь одно посланник губернатора понял ясно: Кортес в богатой индейской столице закрепился, но особого удовольствия это ни у кого не вызывает.
«Пора подминать под себя Вера Крус, – решил он. – А там посмотрим…»
* * *
Первым делом Кортес вызвал капитанов на совещание. Кинул на стол рисунки, переждал, когда пройдет первое потрясение, и сухо поинтересовался:
– Что думаете? Кто это?
– Веласкес. Больше некому, – первым подал голос Диего де Ордас.
И тогда вступил Альварадо.
– Дело не в том, кто к нам в гости пожаловал. Главное, решить, что с нашим золотом делать. Сила у них изрядная.
– Вывезти золото надо… – зашумели капитаны. – В ту же Тлашкалу. Мало ли как повернется?
Кортес покачал головой.
– Солдаты не дадут. Вас на дележе не было, а мне всю кровь отсосали, пока выясняли, куда что делось.
Изрядно запустившие руки в общую казну – пусть и с позволения Кортеса – капитаны покраснели. И тут Кортес задумался.
– Разве что… под видом доли гарнизона Вера Крус. Что скажете?
Капитаны переглянулись. Идея была неплоха.
– А что… – начал развивать мысль Кортес. – Никто, кроме самого гарнизона, к этой доле никакого отношения не имеет, а значит, помешать не может. А уж добавить к ней лишку всегда можно. Особенно в спешке.
Он оглядел капитанов.
– Ну… кто возьмется организовать спешку?
– А что ее организовывать? – хмыкнул Альварадо. – Едва начнем выяснять, кто к нам с армадой пожаловал, здесь такой гвалт поднимется! Слона можно вынести, – не заметят!
Капитаны разулыбались.
* * *
Комендант крепости Вера Крус Гонсало де Сандоваль узнал о прибытии армады от разведчиков-тотонаков. Было ясно, что устоять перед такой махиной городу не удастся, однако, и «гости» – кто бы они ни были, ничего об истинных силах города не знали. А потому Сандоваль собрал гарнизон, провел инструктаж, взял клятву оборонять крепость до конца, водрузил для поддержки боевого духа новую виселицу и приготовился ждать. И, не прошло и двух дней, как армада встала на рейде, от главного судна отделилась шлюпка, а вскоре перед настежь распахнутыми воротами крепости появились парламентеры.
Их было шестеро: священник Гевара, родич Веласкеса Амайя, нотариус Вергара и трое свидетелей из матросов – на всякий случай. Настороженно поглядывая на оборонительные сооружения и таскающих бревна индейцев, парламентеры прошли через весь город и не обнаружили ни единой души.
– Может, это уже индейская крепость, а не кастильская? – холодея от дурных предчувствий, выдавил нотариус.
– Ты думай, что говоришь! – осадил паникера падре Гевара. – Вон, посмотри, новая виселица на холме. Ее что – индейцы поставили?
– Храм Божий! – вдруг заорал один из матросов. – Братцы! Вон, смотрите! Может быть, там кто есть?!
Парламентеры ускорили шаг, мигом пересекли пустынную площадь и, чуть ли не толкаясь локтями, ввалились в храм.
Он был пуст.
– Сеньора Наша Мария! – перекрестился падре Гевара, а за ним и остальные. – Что здесь творится?
То, что в городе происходит нечто странное, видели все, и, вкупе с остовами выбросившихся на берег и вконец разбитых прибоем каравелл, общее впечатление составлялось просто жуткое. Тем более что индейцы продолжали работать, – так, словно над ними нет и никогда не было хозяев.
– Надо попробовать вон в то здание заглянуть, – осторожно предложил Амайя и ткнул пальцем в сторону самого большого, каменного дома.
– А если и там… – переглянулись парламентеры и поняли, что иного выхода, кроме как искать и когда-нибудь все-таки найти здешнюю власть, у них все равно нет.
Гуськом, пригибаясь от каждого шороха и треска, они перебежали безлюдную площадь и, на всякий случай, приосанившись, вошли в дом. И тут же увидели первого и, похоже, единственного во всем городе кастильца. Он сидел за столом и что-то быстро писал.
– Здравствуйте, сеньор, – хором, наперебой и с огромным облегчением поприветствовали незнакомца парламентеры.
– Здравствуйте, – сухо кивнул человек и встал из-за стола. – С кем имею честь?..
Парламентеры переглянулись.
– А… кто вы? – попытался выровнять положение падре Гевара.
– Капитан Гонсало де Сандоваль, – поклонился незнакомец. – Комендант города Вилья Рика де ла Вера Крус.
Парламентеры выпрямили спины, один за другим представились, а потом падре выступил вперед и, пункт за пунктом, принялся исполнять возложенную на него задачу. Он помянул и отеческую заботу губернатора Кубы аделантадо Диего Веласкеса де Куэльяра о всемерном освоении новых земель, и неблагодарность изменника Эрнана Кортеса, и силу и славу пославшего их Панфило де Нарваэса и, в конце концов, предложил то, за чем пришел, – сдать город.
– Я что-то не расслышал, святой отец… – прищурился Сандоваль. – Ты сказал, что Кортес – изменник? Или мне показалось?
– Да, сказал, – гордо выпрямился падре Гевара.
Сандоваль мгновенно посерьезнел.
– Я комендант этого города, и лишь из уважения к вашему сану, святой отец, я не назначу вам бастонаду – двести палок по спине.
– За что? – опешил Гевара.
– За оскорбление генерал-капитана и старшего судьи Новой Кастилии – вот за что, – процедил Сандоваль.
Священник побагровел.
– Вергара, – повернулся он к нотариусу, – ну-ка, зачитай сеньору коменданту текст назначения Панфило де Нарваэса. Пусть убедится, что Кортес уже – не генерал-капитан и уж тем более, не старший судья Новой Кастилии.
– Я не хочу ничего слышать, – решительно мотнул головой Сандоваль. – Если у вас есть какие-то бумаги, зачитайте их лично Кортесу, а не в моем городе…
Падре Гевара усмехнулся. Он уже одерживал верх.
– Читайте Вергара, читайте, – поощрительно кивнул он нотариусу.
– Так! – вызверился Сандоваль. – Я вижу, здесь еще кто-то сотню палок заработать хочет!
Нотариус поежился, и тогда священник взбеленился.
– Что ты слушаешь изменника! – рявкнул он. – Читай, как велено! Каждое слово!
Сандоваль развернулся, крикнул несколько слов на индейском, и комната – вся – мигом заполнилась крепкими полуголыми аборигенами, а парламентеров начали вязать.
– Отпустите меня!
– Я требую соблюдения закона!
– Ты за это поплатишься!
Сандоваль дождался, когда свяжут всех, и кивнул главному носильщику:
– Доставить в столицу.
* * *
Кортесу доложили о доставке парламентеров загодя, и он встретил их в полутора легуа от столицы.
– Вот тупой народ! – орал он на тотонаков. – Как вы могли так обращаться с моими гостями?!
Тотонаки старательно улыбались и быстро развязывали «гостей».
– Как вы, святой отец? – склонился Кортес над падре Геварой.
– Ы-ы… – выдохнул тот. – Четверо суток… на чужой спине… все затекло…
– Неужто и ночью несли? – возмутился Кортес.
Молча трясущие затекшими конечностями гости закивали, – ни на что другое их просто не хватало. А потом донельзя раздосадованный такой непонятливостью диких злобных индейцев Кортес на лучших лошадях, по лучшей дороге привез опешивших посланцев Нарваэса в свою столицу и одарил столь щедро, что у изумленных парламентеров долго не поворачивался язык зачитать то, что они привезли с собой. Но даже когда им пришлось это сделать, Кортес проявил себя с самой достойной стороны.
– Я выслушал вас, сеньоры, и надеюсь, что недоразумение вскоре иссякнет. А теперь позвольте мне предъявить свои доводы – не на бумаге, на деле.
Он провел гостей в хранилище за часовней и распахнул дверь.
