Текст книги "Великий мертвый"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
– Господи! Какой же ты болван, Кортес! – схватился за голову Ордас. – Такое дело загубил!
Кортес стиснул зубы, но тут же взял себя в руки.
– Если прорвемся в старую часть дворца, нас оттуда и за месяц не вышибут. Пороха навалом.
– А потом? – жестко поинтересовался Сандоваль. – Что потом, Кортес?
Кортес прикрыл глаза и с ненавистью запустил пальцы в напомаженные волосы Великого Тлатоани.
– Вот наше «потом». Если не паниковать, мы еще и с добычей выйдем.
* * *
Насколько все плохо, Кортес осознал полностью примерно через полчаса. В поисках другого выхода капитаны еще раз обошли практически лишенные окон – по жаркому климату – комнаты и коридоры и вернулись ни с чем.
– Выход в сад есть, Кортес. Даже два, – первым отчитался Альварадо, – и через дверь, и через балкон. Но там во-от такие бугаи стоят. Восемь штук. А в стороне еще и караулка на полсотни бойцов. Без шума не пройдем. А на улице, – сам знаешь, – нас почикают.
Кортес яростно скрипнул зубами, – на сад он рассчитывал больше всего.
Вторым вернулся Сандоваль.
– Один из коридоров идет в гарем. Но детей полный двор. Мотекусому мимо них не протащить. Шум подымут. Ну, и воспитатели… человек двести… крепкие ребята.
А потом прибежал Ордас.
– Есть проход на кухню. Но там поваров полно. Все с ножами. А главное, оттуда все равно придется сквозь караулку пробиваться.
Кортес зарычал. Через четвертый, парадный, вход было и вовсе не пройти.
– Мотекусома сказать хочет, – ткнула пальцем в Тлатоани Марина.
– Ну, так пусть говорит! – рявкнул Кортес, и Мотекусома расслабленно расправил плечи и принялся балаболить – спокойно и уверенно.
– Мотекусома говорит, что разрешит всем выйти из города, – перевели толмачи.
– Гарантии?
– Честное слово. Заложники. Что вам еще надо? – перевели толмачи, но Марина тут же дернула Кортеса за рукав. – Не соглашайся. Тебя убьют.
– Почему?
Марина подтянула Агиляра, как всегда, если ей не хватало слов.
– Ты не в родстве с доном Карлосом, – перевел тот.
Кортес тряхнул головой и вдруг все понял.
– Мотекусома думает, раз император мне не родня, то и мстить не будет! Верно?
Марина закивала.
Кортес вспыхнул, хотел, было, снова объяснить, что вассал это почти племянник, как вдруг ясно-ясно осознал, что никому он, в общем-то, и не нужен. Даже Веласкесу. Застонал, бессильно стукнулся лбом о стену… и до него тут же дошло.
– Дворцы соединены! – заорал Кортес.
– И что? – насторожились капитаны.
– Значит, есть общие стены! Пробьем дверь!
Капитаны охнули.
– Точно! А среди своих нас так просто не взять!
Альварадо и Сандоваль кинулись в царскую оружейную залу – за инструментом, Ордас и Веласкес де Леон опять побежали по коридорам, пытаясь вычислить, какую стену рубить первой, а Кортес покрепче ухватил Великого Тлатоани за волосы, на всякий случай придавил высочайшее горло кинжалом еще сильнее и оперся о стену. В голове звенело.
– Эрнан… – внезапно подал голос так и сидящий на своей скамеечке притихший нотариус.
– Что?
– Мне это как… фиксировать?
Кортес не без труда оторвал голову от стены.
– А я все сделал по закону?
– Я не знаю, – покачал головой нотариус. – Такого еще не было…
– Тогда не торопись, – вздохнул Кортес. – Я и сам еще ни черта не понял.
* * *
Мотекусома понемногу приходил в себя. Да, крушение надежды породниться с кастиланами – пусть и на правах младшего – проходило болезненно и вызвало понятный гнев. Но затем, когда он ощутил возле горла кинжал, весь его гнев моментально улетучился, уступив место горькому осознанию, сколь наивен он был, оказывая достойные вождей почести банде обычных грабителей, пусть и превосходно вооруженных. И лишь затем по всей груди разлилось невыразимое облегчение – почти счастье. Потому что если ни Колтес, ни его братья великому вождю Карлосу Пятому не родня, то ничто не потеряно.
Во-первых, Мотекусоме не грозила кровная месть, когда кастилан перебьют. А значит, следующий набег кастилан может состояться и через год, и даже через два-три. Для переобучения армии по кастиланскому образцу, когда цель – убийство, а не пленение врага, этого вполне хватало. Но главное, Колтес мог запросто солгать, и на самом деле у великого военного вождя Карлоса Пятого вполне могли оказаться незамужние сестры.
«Наша игра в мяч еще далеко не закончена, Элнан Колтес», – почти незаметно усмехнулся Мотекусома и даже взмок от предчувствия достойной развязки всей этой грязной истории.
* * *
Нужную стену Ордас и Веласкес отыскали даже быстрее, чем Альварадо и Сандоваль принесли инструмент, – помогла странная и определенно не так давно прорубленная узкая амбразура, из которой двор старых апартаментов был виден, как на ладони. Оттуда и сориентировались.
Альварадо ухватил подаренное ему Мотекусомой копье с острым, как бритва, кремниевым наконечником, остальные капитаны расхватали обоюдоострые мечи, и спустя час или два беспрерывной ругани и споров сумели вытащить первый каменный блок. Дальше пошло легче: капитаны пробились насквозь, подозвали сквозь дыру развалившегося в тенечке часового, приказали помогать с другой стороны и бегом вернулись назад.
– Готово, Эрнан, – выдохнул Альварадо. – Пошли!
Но Кортес, продолжая удерживать Мотекусому, лишь молча смотрел куда-то сквозь него.
– Ну! Чего ты ждешь! – заорал Гонсало де Сандоваль. – Бери заложника и побежали!
– А что потом, Сандоваль? – прищурился Кортес. – Ты об этом подумал?
– Слушай, Кортес, – уже закипая, просвистел Сандоваль, – не я эту кашу заварил, но расхлебывать уже пора! Чего ты ждешь?
Кортес недобро усмехнулся.
– У нас пороха – на пару недель хороших боев. А они, – мотнул он головой в сторону, – у себя дома. Могут в осаде продержать хоть год, хоть два.
Сандоваль досадливо крякнул, а капитаны зашевелились. Это была чистая правда, но что делать с этой правдой, никто не знал.
– Поэтому мы остаемся здесь, – подытожил Кортес.
– Что-о?!
– Да, здесь, – уже тверже повторил Кортес и неожиданно выпустил Мотекусому.
Тот повертел занывшей шеей, однако со скамейки вскакивать не спешил.
– У нас же арбалеты! – пояснил Кортес. – Спрячем их под парадные накидки из перьев, что нам преподнесли.
Капитаны непонимающе переглянулись.
– И круглосуточное дежурство, – рубанул воздух рукой Кортес. – Возле постели, за столом – везде! Пока прислуга не привыкнет, что мы – его гости до гроба.
Альварадо недоверчиво хохотнул. В этом что-то было.
– И, конечно же, готовимся к отходу, – завершил Кортес и критически глянул на огромное, в полтора человеческих роста, золотое солнце, укрепленное посреди стены. – Берем, что сумеем, и – домой!
* * *
Когда Сиу-Коатль обошла всех до единого членов Тлатокана и сообщила, что ее мужа взяли в заложники, а Повелителя дротиков Иц-Кау-цина, похоже, убили, ей не поверил никто.
– Ты думай, что говоришь! – мгновенно одернул ее Верховный судья. – Полный дворец охраны, а она такую чушь несет!
Правитель города Тлакопан выражался осторожнее, но и он был скептичен.
– Ты говоришь, возле Мотекусомы четверо кастиланских вождей и Колтес…
– Всегда так, – подтвердила Женщина-Змея, – но эти четверо вождей все время разные, они явно меняют один другого… И еще… мне кажется, что у них под накидками спрятано оружие.
Правитель Тлакопана на секунду оторопел, а потом рассмеялся.
– Как они могли пронести оружие во дворец?
– Так ведь Мотекусома разрешил им везде ходить с оружием… – объяснила Сиу-Коатль. – Их даже гвардия не обыскивает!
– Нет-нет… – выставил вперед ладонь Правитель Тлакопана, – ты какие-то глупости говоришь. Как это разрешил ходить с оружием? Такого просто не бывает!
И лишь Какама-цин сразу встревожился, начал расспрашивать, и Сиу-Коатль рассказала, что Иц-Кау-цин из комнаты для совещаний так и не выходит – уже второй день подряд, а сам Тлатоани даже вождей из провинций не принимает, – одних гонцов… но, в конце концов, от нее отмахнулся и Какама-цин.
– Сейчас у Мотекусомы очень важные переговоры идут, высокородная Сиу-Коатль. Ты бы в это не вмешивалась. И, кстати, Иц-Кау-цин, как Повелитель дротиков, обязан там присутствовать. Сколько бы переговоры ни длились.
А дни все шли и шли – второй, третий, четвертый, и до членов Тлатокана вдруг стало доходить, что давно пора вызывать их на совещание, а из дворца ничего не поступает. Одни распоряжения об усиленном снабжении кастилан едой для солдат и свежей травой для Громовых Тапиров.
Только вот выводы они сделали свои.
– Мотекусома опять не собирается нас ни о чем извещать, – сокрушенно покачал при встрече головой Верховный судья. – Ни во что закон не ставит!
– Я думаю, он хочет породниться с кастиланами в одиночку, а наши дочери останутся без достойных мужей, – ревниво предположил правитель Тлакопана.
– Все ему власти не хватает… – зло процедил Какама-цин.
И когда прошло шесть дней, Высший совет, наконец-то, созрел. В нарушение этикета все трое прошли на женскую половину, переговорили с осунувшейся Сиу-Коатль и вскоре, сняв обувь и скрыв парадные одежды под одинаковыми служебными накидками, входили в зал для приемов. Огляделись и признали: все именно так, как говорила Женщина-Змея.
Кортес, оба переводчика и четверо кастиланских вождей в почетных накидках из перьев колибри и кецаля напряженно сидели над чашечками с давно остывшим какао и оставлять верховного правителя один на один с Высшим советом страны отнюдь не собирались.
– Завершились ли твои переговоры с высокочтимыми гостями? – сразу же после приветствия перешел к делу Верховный судья.
– Нет, – коротко ответил Мотекусома. – Не завершились.
– А достиг ли Великий Тлатоани хоть каких-нибудь результатов? – осторожно поинтересовался правитель Тлакопана. – Все-таки шесть дней прошло…
– Нет, не достиг.
Члены Тлатокана переглянулись. Все было очень, очень странно, однако ничего более при чужаках говорить не следовало.
– А когда ты собираешься пригласить Тлатокан на совещание?
– Мне это неизвестно.
Вожди обомлели. Таким они своего правителя еще не знали.
– И что же нам теперь делать? – совсем уже растерянно спросил Какама-цин.
– У каждого из вас есть свои обязанности, – сухо напомнил Мотекусома, – как перед Союзом, так и перед своим родом. Их и выполняйте. Идите. Я должен говорить с моими гостями.
Потрясенные вожди медленно, не поворачиваясь к Тлатоани спиной, отошли к выходу и, затрещав тростниковой занавесью, вышли. Но обсудить увиденное они отважились лишь, когда вышли на кипящую народом залитую солнцем улицу.
– Я думаю, Сиу-Коатль не ошиблась, – первым подал голос Какама-цин. – Но нам никто не поверит.
– И слава Уицилопочтли, что никто не поверит, – мертвым, пустым голосом проронил Верховный судья.
Вожди замерли.
– Почему?
Верховный судья болезненно сморщился.
– Если люди узнают, что Мотекусома, а значит, и его жены – доверенные ему дочери вождей всех племен оказались в руках у чужаков, Союз рухнет – еще солнце не успеет сесть.
* * *
Тлатокан обсуждал свалившуюся на них и почти непосильную проблему горячо и пристрастно. Каждый стоял на своем, однако в одном они сошлись мгновенно – никаких известий о постигшем их позоре вождям других народов. Иначе их собственный народ мог в считанные дни потерять все то влияние, что с таким трудом копилось на протяжении последних трехсот лет.
Поэтому совершенно отпадала идея освобождения Мотекусомы силой извне. Имевший безусловный авторитет среди воинов Иц-Кау-цин пропал без вести. А если штурмовать дворец прикажет солдатам кто-то из них, членов Тлатокана, его просто арестуют! Понятно, что удержать происшедшее в тайне тогда стало бы невозможным, и Союз опять-таки ждал позор и неизбежный распад.
Не смог бы Тлатокан привлечь к освобождению Великого Тлатоани и внутреннюю охрану дворца. Когда Мотекусома вводил правило, что дворцовая гвардия подчиняется лишь ему, он и в мыслях не держал, что когда-нибудь, сидя в самом сердце дворца, даже не сумеет отдать ей приказ.
– Лучше всего, если их как-то выманить из дворца, – подытожил все сказанное правитель Тлакопана.
Вожди согласились: это и впрямь было бы самым лучшим.
– Даже если выманить не удастся, они и сами уйдут, – резонно добавил Верховный судья.
Все переглянулись и тоже согласились. Бегство чужаков было вопросом времени.
– Но мы не можем и ждать. Уже теперь к Мотекусоме почти никого не пускают, – рассуждал вслух правитель Тлакопана. – Скоро пойдут слухи!
– Так давайте нападем! – предложил Какама-цин.
– Ты, Какама-цин, как маленький! Мы же это обсуждали! Мы не можем напасть! – зашикали на него вожди.
– Не здесь, – пояснил Какама-цин. – У моря. Там, в крепости родной брат Колтеса сидит! Нападем на него, и Колтес обязательно выйдет из дворца, чтобы помочь!
Правитель Тлакопана заинтересованно хмыкнул.
– Можно попробовать…
– А еще лучше, если они нападут первыми, – прищурился Верховный судья и оглядел членов совета. – Что скажете, можно их обхитрить?
И тогда Какама-цина осенило.
– Горные племена тотонаков, следуя примеру Семпоалы, давно не платят союзный взнос. Так?
– Верно, – признали вожди.
– Но и с кастиланами они породниться не успели.
Вожди заулыбались. Они уже чуяли, куда клонит Какама-цин.
– Мы начнем собирать с них союзный взнос, – возбужденно развивал мысль молодой вождь, – и кастилане обязательно поинтересуются, не их ли родственников обирают. Где им разобрать, с кем из тотонаков Колтес породнился, а с кем нет?
– Они выйдут из крепости, и мы их убьем! – радостно завершил правитель Тлакопана.
Члены Тлатокана замерли. Идея была безупречной, а отпор кастиланам при вмешательстве в чужие дела – абсолютно справедливым.
И вот тогда снова подал голос молодой Какама-цин.
– Не в этом дело, уважаемые. Главное, Колтеса из дворца выманить. А тех, кто в крепости сидит, мы еще двадцать раз убить успеем.
* * *
Едва члены Высшего совета вышли, Кортес выбежал в соседнюю комнату и прильнул к амбразуре. Вышедшие из парадного подъезда вожди недолго размахивали руками, а потом вдруг явно согласились. И рожи у них были мрачные…
Он так же стремительно вернулся в зал для приемов и окинул капитанов испытующим взглядом.
– Ну, что, сеньоры, пора отсюда убираться. Пахнет жареным.
Капитаны дружно перекрестились. Они давно знали, что рано или поздно это случится, и все равно – прорываться сквозь огромную, полную отборных войск столицу было жутковато.
Кортес нервно рассмеялся, вышел из комнаты для совещаний и, ускоряя шаг, двинулся по длинному темному коридору. Добрался до сияющей солнечным светом квадратной дыры меж дворцами, нагнулся и выбрался во двор старых апартаментов. Добежал до своей – самой большой и уединенной комнаты и рывком сдвинул тростниковую занавеску.
Ковров давно уже не было, а по центру апартаментов были сооружены шесть плавильных печей с высокими, выходящими сквозь прорубленную кровлю трубами. Именно в этом секретном месте специально избранные сходкой, самые доверенные солдаты вовсю плавили потихоньку вынесенное из дворца через отверстие в стене индейское золото.
Их было человек двадцать. Одни выковыривали из ювелирных украшений бесчисленные камушки, другие выдирали из плащей, вееров и диадем переплетенные золотой проволокой перья колибри и кецаля, третьи сминали очищенные от перьев ожерелья, диадемы и подвески молотками – для компактности, и лишь наиболее толковые переплавляли все это в одинаковые продолговатые слитки.
– Много еще? – поинтересовался Кортес.
Берналь Диас кивнул и ткнул рукой в сторону нескольких тщательно укрытых полотном куч. Кортес досадливо крякнул.
– Тысяч на триста-четыреста песо… месяц еще можно плавить!
Берналь Диас молча кивнул, и Кортес устало чертыхнулся.
Он убил дня три, убеждая сходку не переплавлять украшения, и проиграл. Солдатам было глубоко плевать, что ювелиры – хоть в Генуе, хоть в Мадриде дадут за такую красоту в сто-двести раз больше, чем за чистый вес. Они знали одно и твердо: если не переплавить и не пересчитать слитки поштучно, сеньоры капитаны их обязательно обманут.
В результате, сейчас, когда настало время уходить, они не имели ни того, ни другого. Большая часть ценнейших ювелирных украшений была безбожно изуродована, а переплавить золотой хлам в пригодные даже для самого примитивного учета слитки они просто не успевали.
– Шевелись! – прикрикнул Кортес на ковыряющих камушки солдат и потер занывшие виски: что-то, а голова у него здесь шла кругом беспрерывно.
Едва Кортес увидел, сколько золота за один только день вынесли из дворца солдаты, его пробил озноб. Таким богатством не обладал, пожалуй, ни один человек в Европе – ну, разве что за исключением монархов. А они все несли и несли…
Кортес был так потрясен объемом свалившихся на него сокровищ, что даже забыл затребовать у хитро помалкивающего Мотекусомы ключи от общей имперской казны! А когда вспомнил, взялся за дело жестко и непреклонно. Сначала пригрозил якобы не понимающему, о чем идет речь, Мотекусоме поджарить ему пятки, а когда это не помогло, распорядился пригласить к папе парочку его детишек. И вот тогда эта скотина поняла все – даже без перевода!
Что удивительно, вся государственная казна оказалась прямо здесь, в потайном подземном хранилище. И когда Мотекусома покорно провел их в святая святых, сдвинул простую тростниковую занавесь, и Кортес увидел эти маленькие, уложенные один на другой, идущие бесконечными рядами мешочки, он думал, что здесь и умрет. Дрожащей рукой выдернул кинжал из ножен, рассек самый ближний и обомлел. Из мешка черной хрустящей струей посыпались круглые, похожие на овечий помет бобы какао.
– Что это? Марина! Спроси его, куда он меня привел?!
Но Марина как не понимала. На подгибающихся ногах она подошла к струе, подставила руку и завизжала:
– Ты нашел казну Союза! Кортес! Ты самый богатый человек на земле!
Он их тогда чуть не убил – обоих.
А тем временем солдаты все несли и несли, обшаривая комнату за комнатой, и дней через восемь золота собралось так много, что совершенно очумевший Кортес до сих пор не представлял, как все это вынести. Лошади были нужны для прорыва, солдаты – для боя, а нагрузить золотом тысячу пришедших с ним тлашкальцев, но бросить орудия и порох, было… весьма рискованно.
А Берналь Диас все отливал и отливал – слиток за слитком.
– Сегодня-завтра уходим, – тихо проронил ему Кортес.
Диас насторожился и отставил пустую форму в сторону.
– А как выносить будем?
– Понятия не имею, – убито признал Кортес. – Но то, что осталось в зале для приемов и коридорах, тоже можно забирать. Там оно уже ни к чему, – не перед кем красоваться…
Берналь Диас охотно кивнул и вдруг рассмеялся.
– Вот только солнце дикарям придется оставить.
– Какое солнце? – не понял Кортес и глянул на бьющее сквозь тростниковую занавеску вечернее индейское светило.
– То, что в главном зале стоит, – пояснил Берналь Диас. – Нам его просто не выкатить. Никак.
Кортес мигом вспомнил высоченное, в полтора человеческих роста, отлитое одним куском золотое солнце и рассмеялся.
– Да, дьявол с ним! Оставим дикарям хотя бы их солнце. И пусть это будет нашей самой большой потерей…
* * *
На этот раз Какама-цин пришел во дворец один и не с пустыми руками. Холодно оглядев здоровенных гвардейцев у входа и показав им самый обычный, вполне в традициях двора подарок Мотекусоме, скинул обувь, поправил одетую специально для приема простую, безо всяких украшений накидку и двинулся темным коридором.
Мимо промчался взъерошенный кастиланин с мешком, и Какама-цин вежливо пропустил его мимо себя и, дождавшись, когда его осмотрит выскочившая в коридор беременная переводчица, вошел в комнату для приемов. Здесь было все точно так же, как и в прошлый раз. Вот только Кортеса не оказалось, а сидящие напротив Мотекусомы капитаны сменились.
Какама-цин подошел к Великому Тлатоани, коснулся пальцами ковра у его ног, затем – губ и лишь тогда пододвинул скамеечку и сел – спиной к капитанам.
– Я принес тебе добрую весть, дядя.
Мотекусома удивился. Очень.
– И… какую?
Какама-цин улыбнулся, поставил подарок себе на колени и аккуратно, так, чтобы не видели кастилане, приоткрыл полотняную обертку.
Лицо Мотекусомы дрогнуло.
– Это хороший подарок, Какама-цин, – признал он. – Очень хороший. Но во дворце он не принесет пользы. Найди ему более достойное применение… прошу тебя.
Какама-цин просиял, завернул огромную, страшную, бородатую и самую первую голову кастиланина в полотно и, смерив застывших в почетных накидках вражеских вождей презрительным взглядом, попятился к выходу.
– Я найду ему самое лучшее, самое полезное применение, какое смогу, Великий Тлатоани…
* * *
Улицы пришли в движение буквально за три-четыре часа до намеченного и все еще горячо обсуждаемого выхода из города.
– Кортес! – крикнул дозорный из угловой башни. – Иди сюда, Кортес! Быстрее!
Кортес чертыхнулся, сунул найденную в бумагах Мотекусомы схему города Сандовалю, пересек двор, быстро взобрался по лестнице наверх и, тяжело дыша, встал рядом.
– Что у тебя.
– Смотри… – ткнул пальцем дозорный. – Во-он там.
Кортес пригляделся. Вдоль пролегающего неподалеку канала двигалась группка до предела возбужденных горожан.
– Ты посмотри, что у них на шесте…
Кортес пригляделся и презрительно хмыкнул. Это была голова. Самая обычная голова.
– И ты меня за этим от дела оторвал?
– Он бородатый, Кортес! – с напором произнес дозорный. – Приглядись!
Кортес пригляделся… и ничего не разглядел.
– Далеко…
И вот тогда закричали с соседней башни.
– Вниз посмотри! Вниз! Прямо под вами!
Кортес высунулся из бойницы и обмер. Вдоль стены шла еще одна процессия – человек в пятьдесят, и тот, что был впереди, тоже держал шест с головой. И это определенно была голова кастильца.
– Черт! Откуда это у них?
– Это Аргэльо… из Леона, – взволнованно пояснил дозорный. – Неужто не узнаешь? Такого урода, как он, было еще поискать…
Кортес похолодел. Аргэльо он оставил в крепости Вера Крус.
– Сеньора Наша Мария!..
Он слетел вниз по лестнице, утроил посты, оторвав от дела даже тех, кто паковал золото, приказал трубить общий сбор и срочно укреплять ворота, всем, чем только можно, а спустя два часа из гарнизона Вера Крус прибежали два гонца-тотонака. Протиснулись в осторожно приоткрытые ворота, сунули Кортесу письмо, а, едва отдышавшись, стали рассказывать сами.
Кортес слушал и мрачнел. В письме-то было описано героическое сражение с целым легионом индейцев, но, судя по рассказам тотонаков, оставленного им за начальника крепости и во всеуслышанье объявленного своим родным братом Хуана Эскаланте, просто обвели вокруг пальца.
Начальник мешикского гарнизона из Наутлы выбрал самое близкое к городу Вера Крус, но еще не успевшее породниться с кастильцами селение и начал требовать взноса. Понятно, что тотонаки к уплате оказались не готовы, и военные принялись жечь крыши, поливая их – для дыма – водой.
Не разобравшийся толком, что происходит, Хуан Эскаланте «клюнул» на дым, вывел из крепости две тысячи союзных тотонаков, сорок солдат и две пушки, а когда вражеский гарнизон «дрогнул» и отступил, не придумал ничего умнее, чем «догнать» его на территории Мотекусомы – аж в Наутле.
– Вот дур-рак! – схватился за голову Кортес, едва услышал, куда занесло чертова Эскаланте. – Ну, дур-рак!
Понятно, что в Наутле на Эскаланте насели по настоящему, а главное, на вполне законных основаниях. В результате Эскаланте был тяжело ранен, а в руках врага осталось шесть кастильских трупов и один конский, головы от которых, судя по всему, показали уже всей стране, а теперь еще носят и по столице. Это было объявление войны, и, судя по торжественным шествиям вокруг дворца, столичные жители это уже понимали.
– Нельзя нам сейчас отсюда высовываться, – мрачно прокомментировал новости Альварадо.
– Да, знаю я! – закричал Кортес. – Уж получше тебя соображаю! Ты бы лучше сказал, что мне можно!
– Без башки остаться можно, – мрачно отозвался Альварадо, – если на меня будешь орать…
Это Кортеса отрезвило. Не без труда пропустив мимо ушей сказанное, он оглядел капитанов и принял решение:
– Сегодня никуда не прорываемся. Как бы ни сложилось, а Мотекусоме деться некуда, – только нам помогать.
* * *
Верховный судья очень боялся, но статус обязывал идти с докладом к Мотекусоме именно его. Тщательно собрав бумаги и торжественно простившись с женой и специально приглашенными детьми, он двинулся во дворец и, старательно преодолевая острое желание развернуться назад, вошел в парадный вход. Разулся, набросил на плечи служебную накидку и, пройдя по коридору бесконечное число шагов, оказался в комнате для приемов. Коснулся ковра у ступней Мотекусомы, затем – губ и по праву близкого родственника присел на скамейку.
– Я пришел с докладом, Великий Тлатоани, – сухо известил он.
– Говори, – разрешил Мотекусома.
Верховный судья кинул осторожный взгляд в сторону напряженно замершего Кортеса и достал из футляра послание из Наутлы.
– Наши границы в провинции Наутла беззаконно нарушили войска твоих высокочтимых гостей – кастилан.
Марина и Агиляр беспрерывно переводили белому от напряжения Кортесу.
– Решать, конечно, тебе, – продолжил Верховный судья, – но в такой ситуации высокочтимых гостей следует выслать за пределы Союза. Таков закон.
Кортес побледнел еще сильнее, а Сандоваль и Альварадо побледнели и поправили спрятанные под накидками арбалеты.
– Когда кастилане возместят нанесенный Наутле ущерб, ты снова сможешь принять их, как гостей, – тщательно проговаривал заученный текст Верховный судья. – Но сейчас им следует удалиться. Для их же безопасности.
– Это все? – тихо спросил Мотекусома.
– Все.
– Тогда иди.
Верховный судья поднялся, задом попятился к двери, а едва оба переводчика донесли суть сказанного, Кортес подскочил.
– Как это иди?! Альварадо! Догнать!
Верховный судья охнул и прибавил ходу, а, расслышав позади тяжелые шаги, схватился за сердце и, прихрамывая на обе ноги, побежал изо всех сил. А когда ему оставалось лишь завернуть за угол и преодолеть последние полтора десятка шагов, арбалет тенькнул, и меж лопаток судье вошла маленькая стрела с крепким железным наконечником.
* * *
Когда Альварадо притащил Верховного судью за ногу, в комнате воцарилась гробовая тишина.
– Т-ты зачем это сделал? – выдохнул Кортес.
– Убегал, – коротко объяснил Альварадо и все так же, за ногу поволок труп через комнату. – Куда его? К тем троим?
Ошарашенный Кортес лишь махнул рукой. И тогда Мотекусома что-то произнес.
– Он говорит, если бы Альварадо его не убил, у вас было бы целых трое суток, – быстро перевели толмачи.
– А теперь сколько? – как очнулся Кортес.
– Сутки. Дольше Высший совет Союза ждать не будет.
– Чтоб им в аду жариться! – охнул Кортес и оглядел капитанов. – Так. Берем Мотекусому и – к нам, в старые апартаменты. А когда солнце сядет, будем прорываться.
Капитаны мрачно кивнули и ухватили Великого Тлатоани подмышки.
– Кортес, – дернула его за рукав Марина. – Возьми его жен!
– Зачем они мне нужны? – отмахнулся Кортес и вдруг задумался. – А, может, детей взять?
– Дети принадлежат Мотекусоме, а женщины – племенам! – волнуясь, объяснила Марина. – Возьми жен! Пока у Кортеса женщины всех племен, никого из кастилан не тронут!
– Берем всех! – решил Кортес и повернулся к Ордасу. – Давай сюда арбалетчиков! Человек двадцать, думаю, хватит.
* * *
По ведущему в гарем темному коридору арбалетчики во главе с Кортесом шли медленно, осторожно и на ощупь. Но когда они достигли женской половины, у входа в гарем громоздилась баррикада и матрасов, а из щелей меж матрасами – повсюду! – торчали направленные в них наконечники стрел.
– Сантьяго Матаиндес! – обернулся Кортес к арбалетчикам. – Вперед, ребята!
– Бей индейцев! – заорали арбалетчики и в строгом порядке – впереди стреляющий, позади заряжающий – стронулись и пошли.
Засвистели стрелы, и Кортес, прикрывшись деревянным щитом, двинулся вслед за строем. И тут же понял, что все идет не так! Арбалетчики падали один за другим – кто пораженным в глаз, кто – в ухо.
– Матерь Божья! Что это?!
Он впервые встретил индейцев, никого не пытающихся ранить, чтобы затем взять в плен и еще живыми принести в жертву. Воспитатели просто убивали.
– Назад! – заорал он и увидел, что команда была излишней, – арбалетчики уже отступали.
– Они убивают!
– Педро убит! Диего убит!
Кортес чертыхнулся и спешно отступил вместе со всеми.
– Эй! – повернулся он к толмачам. – Скажите им, что сопротивление бесполезно. Пусть уходят, пока мы их не прикончили.
Марина послушно прокричала короткий приказ и тут же повернулась к Кортесу.
– Они не уйдут.
– Значит, умрут, – процедил Кортес и повернулся к арбалетчикам. – Готовься, ребята! Матаиндес!
– Нельзя! – дернула его за рукав Марина. – В женщин попадешь!
– Отстань, – выдернул руку Кортес.
Марина яростно зашипела, схватила его за воротник и с неожиданной силой развернула к себе.
– Каждая женщина – одно племя! Сколько женщин, – столько племен! Сколько мертвых женщин, – столько племен врагов!
Кортес вырвался… и замер. Кто-то говорил ему, что у Мотекусомы триста семьдесят жен.
«Бог мой…»
Он и подумать не мог, что этот союз так огромен.
– Я сама все сделаю, – прошипела Марина и шагнула вперед. – Сиу-Коатль!
– Куда ты?! – заорал Кортес, но было уже поздно.
Марина вышла в самый центр усеянной трупами арбалетчиков площадки и начала звать. Она кричала и кричала и умолкла лишь, когда из-за груды матрасов вышла женщина – лет пятидесяти.
Кортес прикусил губу; он определенно ее где-то встречал.
Марина подошла к женщине, что-то произнесла, и та мотнула головой. Переводчица ткнула рукой в сторону Кортеса и повысила голос. Женщина не соглашалась.
Кортес развернулся и тронул ближайшего арбалетчика.
– Найди капитанов, скажи, пусть ведут сюда Мотекусому.
Тот кивнул и скрылся в темноте. А Марина уже перешла на крик. Она кричала на женщину, как на непонятливого ребенка, показывая то в сторону кастилан, то в сторону одинаковых корпусов гарема… но добиться ничего не могла. А потом привели Мотекусому.
Капитаны зажали его между щитов, так чтобы ни у кого и в мыслях не было посягнуть на Тлатоани – единственную и последнюю их надежду.
Марина подбежала, начала кричать сквозь щиты прямо в лицо Мотекусоме, снова показывая то на арбалетчиков, то на корпуса гарема, то на Сиу-Коатль. И, кажется, Мотекусома все понял.
– Сиу-Коатль, – подозвал он.
Женщина медленно двинулась с места. Раздвигая руками ошарашенных арбалетчиков, подошла к самым щитам и замерла.
– Сиу-Коатль, – задыхаясь от возбуждения, перевела Кортесу Марина. – Если женщин убьют, союза не станет. Сделай это, Сиу-Коатль.
И тогда главная распорядительница над всем гаремом дрогнула. Она вернулась назад, что-то горестно прокричала, и воспитатели, все – зрелые, сильные мужчины, один за другим стали выходить из укрытий, бросать оружие в кучу и становиться на колени лицом к стене.
