Текст книги "Восьмая горизонталь (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

заглянет кто, вновь на нас объявят охоту.

Нашёл погреб, затаскиваю туда мертвеца и часть его тела, закрываю крышкой,

кровь на земле, припорошил соломой. Ругаюсь, на чём свет стоит, надо было ему просто

зубы выбить, а не убивать! Хотя, обращаю внимание на брошенный меч, не с

беззащитным человеком сражался Семён.

Вытаскиваю за загривок волчонка, тот постарался меня цапнуть, не понимает, что

его спасают. Нагнал Семёна с Игорем, мальчик кинулся к зверёнышу, прижимает к груди, волчонок скулит, лижется, на нас с Семёном, порыкивает.

Останавливаемся у избы напротив, режет слух ругань:– Ах, ты негодная, к зверю

хочет идти! Мало тебя Фёдор стегал! Сейчас его позову! Ты, у меня, допрыгаешься, дрянь! К ней с лаской! На, тебе, деточка, это, скушай сладенького! Отдам тебя к

монашкам! Ты, у меня допросишься!

Резко открываю калитку. Светочка моментально видит нас, с криком бросается:-

Дядя Никита, дядя Семён, братик!

Прижимаю к себе хрупкое детское тельце, она счастлива, смеётся, гладит

спутанные волосы Игорю, затем оборачивается, в глазах появляется жёсткость, почти как

у Аскольда:– Теперь посмотрим, кто из нас допрыгался тётка!

Женщина от неожиданности пятится, затем руки в боки, взгляд становится

надменным, брови ползут вверх, набычилась, пятнами идёт лицо:– Что вам надо! Прочь, со двора! А девочку, оставьте, она моя собственность и кто разрешил зверя забирать и

волчонка? Сейчас Фёдора позову!

Внезапно она натыкается на взгляд Семёна, что-то читает в нём, пятится:– Где

Фёдор?!– в голосе проявляются визгливые нотки.

– Пусть отдаст моё ожерелье, мне его тётя Грайя подарила!– с гневом говорит Светлана

Аскольдовна.

Семён приближается к сильно струхнувшей женщине, протягивает тяжёлую

ладонь.

– Не дам!– взвизгивает она, пытается поднырнуть под его руку, но Семён хватает её за

шиворот, быстро снимает, горящее ослепительным огнём, украшение. Женщина пытается

вцепиться ему грязными ногтями в лицо, но он не сильно отталкивает её от себя. Это, оказывается достаточным, чтоб та отлетела на несколько метров и выломала головой

перегородку, за которой хрюкают дикие свиньи.

Собираемся уходить, неожиданно Семён оттаскивает, потерявшую сознание

женщину, от загона:– Кабанчики, могут уши и нос объесть,– говорит он.

Быстро идём по улице. Необходимо уйти с посёлка как можно быстрее. Тётка

очухается, найдёт мёртвого Фёдора, такой шум подымет, но сначала, к дому Бориса

Эдуардовича, под крыльцом валяются бесценные артефакты и лечебная смола.

У дома сталкиваемся со Стёпкой и его бородатой командой.

– Здрасте!– приветливо снимает изломанную шапку, его лицо лучится радостью, такое

ощущение, что он встретил лучших друзей, так хочется дать в морду, прямо зуд пошёл в

костяшках кулаков, но с нами дети, да и в любые конфликты лезть не следует, забрать

артефакты и дёргать отсюда как можно быстрее.

Но Стёпка так и лезет высказать нам почтение ...

– Ты бы посторонился, мил человек, нам вещи забрать надо,– рыкнул Семён.

– Надеюсь, зла на меня не держите?– склоняется в поклоне Стёпка.

– Не держим. Уйди, не то задену,– поводит Семён широченными плечами.

– Такие мужчины! Зачем вам куда-то уходить? Идите в мою команду! Дом отгрохаем,

женщин дадим, денег много будит, глядишь, сам генерал Виктор Павлович, то бишь,

Росомаха, вас заметит.

– Уйди, задену,– Семён едва сдерживается.

– Как хотите,– грустит Стёпка и вдруг лицо озаряется надеждой,– каждому, с десяток рабов

дам!

Слышу знакомый звук – хрясть, Стёпка летит в руки воинам, те мигом

вытаскивают мечи.

– Семён Семёнович, ну почему ты такой не сдержанный!– выхватываю меч, описываю

свистящий круг.

Стёпка с трудом поднимается, с носа течёт кровь, в глазах обида и непонимание:-

Право, вы дикари,– изрекает он.– Идите по своим делам. В любом случае, с такими

характерами, не уживёмся. С богом. Постарайтесь не попадаться мне и моим людям на

глаза, когда выйдете из посёлка. Следующую Полосу препятствия, не пройдёте,

гарантирую,– он плюёт кровью нам под ноги.

Расходимся, неприязненно косимся друг на друга. Светочка, не преминула показать

им язык, Игорь, сосредоточенно тащит волчонка, а так бы, точно погрозил кулаком, глазёнки у него злые, вот-вот сверкнут молнии.

Входим во двор бывшего хозяина, а ныне раба, Бориса Эдуардовича. Нас

встречают гробовым молчанием. Бабы, бородатые мужики, всё побросали, смотрят на нас

с нескрываемой злостью, лишь малыши резвится на обширном дворе, им невдомёк, что

мы, именно те, кто лишил свободы их хозяина, владельца этого поместья.

– И-и-и, совсем совесть потеряли!– заголосила мордастая баба.– Упекли, кормильца и

пришли поиздеваться, над нами, грешными! Глазёнки б вам выцарапать, волосы выдрать.

– Шли бы вы, со двора,– с угрозой говорит жилистый, чернобородый мужик.

Я взираю на эту разношёрстную публику и, чем-то её жаль. Не сомневаюсь, для

них, Эдуард Борисович, был хорошим хозяином, благородным отцом своего

многочисленного семейства. Ну, а мы то, тут, причём? Корчу недоуменную рожу, чешу в

удивлении голову:– Так, мы, по приглашению, лично Борис Эдуардович нас пригласил.

Он так сказал, как будете свободными, милости прошу в гости. Вот, мы и здесь. Стол бы

лучше накрыли. Не хорошо не исполнять волю вашего хорошего, бывшего хозяина.

– Пригласил?!– всплескивает руками молодая, кровь с молоком, девица.

– Не может быть?– ахнул чернобородый.

– Какой порядочный, высокого нрава человек!– мордастая баба в страданиях закатывает

глаза.

– Кто сейчас за хозяина?– строго спрашиваю я.

Чернобородый горестно высмаркивается, смущённо прикрывает глаза, но в них я

улавливаю промелькнувшее торжество. Никак, мужик, благодарен нам, за свершившийся

факт!

– Мне, пришлось, занять его место,– ещё чуть-чуть и он разрыдается. Вот, лицемер!

Чувствую, закрутит он здесь, гайки.

– Так, командуй!

– Ну, как бы это сказать … в дом, что ли, проходите, гости дорогие. Если, на то воля

уважаемого Бориса Эдуардовича … никак нельзя идти супротив неё!

– Именно так,– хвалю его.

Светочке и Игорю дают по леденцу на палочке, волчонку наливают молоко, мы

степенно идём к крыльцу. Вон, они, артефакты! Валяются в грязи, никто ими не

заинтересовался. Сразу не кидаюсь, чтоб не заподозрили, что ценны они для нас. Заходим

в дом, пахнет сушёными травами, свежевыструганной доской, плавают ароматы

настоящего украинского борща, а запах котлет – возвышает душу. Глотаю слюнки,

давненько ни ели такой еды.

В предбаннике складываем оружие. С кувшина поливают на руки, умываемся,

степенно входим в большой зал.

По центру стоит здоровенный стол, изготовленный из толстых дубовых досок,

застелен цветастой скатертью. Молодухи поспешно заполняют его всякой всячиной.

О! В центр стола кладут поднос, доверху наполненный душистым, покрытым

коричневатой корочкой, воздушным хлебом, на подносах благоухают всевозможные

колбасы, окорока, белеет пласт наперчённого сала, кучками лежит чеснок, зелёный лук, сметана, творог, головка сыра, естественно, борщ и котлеты по-киевски, а так же, квас, морс, соки из свежих яблок, вино, самогон, в запотевшем сосуде. Хорошо жил, Борис

Эдуардович! Сам виноват, злость и вседозволенность сгубила.

Садимся за стол. По началу, на нас многие бросают неприязненные взгляды, затем,

после рюмки, другой, кстати, мы ни-ни, в отличие от бывшего хозяина, законы не

нарушаем, полезли к нам обниматься. Изъявляют нам высокое почтение, восторгаются

храбростью и т. д. и т.п. Мордастая баба, под конец застолья, разрыдалась, обозвала нас

сынками, слюняво чмокает в щёки – впрочем, самая обычная попойка. Далее пригласили

балалайщиков, те как взъярили, дом с фундамента едва не слетел. Всё же, какие радушные

люди!

Прощались уже под вечер, народ вывалил из хаты, горланит песни, обнимаются,

бабы виснут на наших шеях. Чернобородый, кстати, он оказался старшим зятем, Бориса

Эдуардовича, Григорий Охлобыстин, притащил нам наши ранцы, забили всякой всячиной.

Я мимоходом, прихватил артефакты и ведёрки со смолой, и мы, под бренчанье балалаек, расстались.

Безусловно, идти в ночь, высшей степени абсурдно, но и так сидели как на иголках.

Жена, то есть, вдова Фёдора, в любой момент может обнаружить мертвеца в погребе и, тогда у нас начнутся новые проблемы. Уж лучше к первобытным зверям, чем оставаться у

этих, благожелательных людей, настроение, у них, быстро меняется, сейчас с хлебом и

солью, завтра – на кол.

Без помех выходим с посёлка. Нас все знают, воины у ворот, жмут руки,

высказывают своё почтение, сожалеют, что уходим., но никто нас не удерживает, по

закону – мы свободные люди.

Пытаюсь связаться с Виргом, но он невнятно сообщает, что в каких-то горах и,

мысленная нить обрывается, он далеко и он занят.

Вспоминаем Росомаху, не выдал, пришёл на помощь, необычный человек и его

можно понять, он высокого полёта, для него, данная ситуация – большая политика, такие

люди чтят своих царей и чужих правителей. В данный момент, у нас не идёт война друг с

другом, только готовимся. Уверен, даже если бы мы воевали, он отпустил бы меня,

Аскольда – вряд ли. Для него, было бы большой честью, ворваться к нам в город и

потребовать от меня, сложить оружие, вот тогда бы он стал героем, вот тогда пленил бы

меня, тогда, это было бы правильно. Росомаха не торопится, делает своё дело и правильно

его исполняет. Поэтому он второе лицо, после императора Вилена Ждановича.

Единственное, что могу сказать, сожалею, что он не с нами. Хотя, если разобраться, два

таких человека, как князь Аскольд и генерал Виктор Павлович, понятие несовместимое.

Темнеет быстро, впереди лесная чаща, на душе тревога, дети болтают друг с

другом, тискают, очумевшего от ласок, волчонка. Жёлтая Луна показалась из-за верхушек

сосен, ухает сова, в зарослях завозилась ночная живность, внезапно слышим далёкий

истеричный вопль, жена Фёдора заглянула в погреб.

Гл.34

– Наше время истекло,– вздрагиваю я, взбрыкиваю плечами, чтоб ушёл озноб,– уходим в

лес, зверьё менее кровожадное, чем люди.

– Звери не кровожадные, не соглашается Семён,– пищу добывают, больше чем съедят, обычно не убивают, это люди испорчены, всё им мало, а то и ради удовольствия убивают,-

Семён с лёгкостью несёт топор, случайные ветки, попав на остриё, состругиваются словно

от лезвия бритвы. Идёт легко, но шаг тяжёл, как у медведя, он заботливо подгоняет Игоря, когда тот, зазевавшись на очередного светляка, тащит за собой Светочку.

Дети, вырвавшись из лап бессовестных людей, отдыхают душой, они не понимают,

что мы уходим неизвестно куда в ночь. Что ждёт вон, за теми тёмными кустами? Вдруг, там залёг первобытный хищник, пуская слюни, в предвкушении вкусного ужина. Они

безгранично верят нам, настроение приподнятое, поочерёдно ласкают, обессилившего от

внимания, волчонка. Зверёк возбуждённо ловит ночные запахи, крутит головой, иной раз, пытается вырваться из крепких объятий мальчика, но Игорь знает, зверёнышу одному не

выжить в лесу, судьба у него такая, жить с человеком.

Идти страшно, совсем стемнело, сосны шумят на ветру, хлопают крыльями ночные

хищные птицы, где-то слышится тяжёлая поступь лесных гигантов, трещат ветки, падают

сгнившие у корня деревья, в любой момент наткнёмся на любителей полакомиться нашим

мясом.

Толстая шапка из хвои приятно пружинит под ногами, шишки отлетают в сторону,

спотыкаемся о многочисленные муравейники, осторожно обходим лохматые лианы, как

следствие, их любят многочисленные паукообразные, в сплетениях гибких колец,

разворачивают свои ажурные постройки, иной раз, пробежит по упругим ветвям длинная

сороконожка, шелестя многочисленными лапками – быть укушенными не очень хочется.

Ночные звуки постепенно заполняют пространство. Их мало, но в ночи они

явственно разносятся вокруг – резкие, тревожащие душу.

Детишки умолкли, волчонок встревожен, его будоражат ночные звуки и запахи, он

водит острыми ушами, нюхает воздух, вздрагивает, поскуливает, пытается глубже

заползти под курточку Игорю. Его успокаивают, но он весь извёлся, наверное, многие

запахи он знает и боится их хозяев.

Меч оголяю, держу остриём вперёд, сзади, неслышно идёт Семён с чудовищным

топором. Нам бы пройти хотя бы с десяток километров, а там, костёр разожжем. Здесь

нельзя, вдруг за нами погоня. Стёпка, тот из штанов вылезет, дай ему заполучить нас

обратно. Нет, дружок, не предоставим тебе этой радости!

В лесу идти, сравнительно легко, стволы сосен отстают друг от друга на десятки

метров. К счастью, на пути не встречаются заросли ежевики и прочей колючей гадости.

Пока идём спокойно, но волнует факт, в прореженных лесах, живут особо крупные

хищники, а радует то – сухо … сам себе накаркал, под ногами зачавкала вода. Я ругаюсь, сворачиваю – утыкаемся в вонючее болотце – вновь летят брызги, крутимся, то туда, то

сюда – всюду вода. Ноги промокли, обувь отяжелела, пытаемся вернуться обратно, но

неясный шум заставляет насторожиться, останавливаемся, сдерживаем рвущееся из

лёгких дыхание, прислушиваемся. По нашему следу, ковыляет тяжёлый зверь.

– Слышишь?– спрашиваю Семёна и не спеша снимаю лук, вкладываю мощную стрелу с

треугольным наконечником – это на крупного зверя.

– Давно. Я ведь, сзади иду.

– Что не говорил?

– Зачем? Он идёт себе и идёт, может, простое совпадение, что за нами, если бы охотился, такой шум не создавал.

– Он просто очень большой,– замечаю я, поэтому и шороха от него много.

– Ну, да, конечно, разве не помнишь, как степные мамонты ходят? Заметишь их только

тогда, когда они в метре от тебя.

– И все же он идёт за нами,– я уверен в своих предположениях, как мне не нравится данная

ситуация, мороз продирает спину, даже на таком расстоянии ощущаю зловонье,

исходящее от его тела и долетают невнятные всхлипывающие звуки.

Приходится уходить в воду. Усаживаю на плечи Светочку, она с радостью

обхватывает острыми коленками шею и цепляется ручонками за голову.

– Но, но, коняшка,– смеётся она.

– Тихо, кошка дикая,– зыкнул на неё,– уроню, в муравейник упадёшь, попу накусают!

Семён, хотевшего возмутиться Игоря, так же закидывает на плечи. У него там

удобно, на его плечах могут даже пару взрослых поместиться.

Хлюпаем по воде, ноги ощущают шапку из сплетения корней и листьев. Пока они

хорошо держат наш вес, но мы уходим всё глубже и глубже в болото. Может, это даже не

болото, а некогда происшедший разлив реки, но вода застоялась и потихоньку гниёт.

Плавает всевозможный мусор: обломки веток, сучки, мох, раздувшиеся трупики мелких

зверюшек. Отгоняем палками, поднимаем муть со дна. Булькает. На поверхность

вырываются воздушные пузыри, взрываются как хлопушки, наполняя воздух

тошнотворным запахом. Вроде как, что-то холодное и скользкое тронулось о ноги,

шарахаюсь в сторону, поднимая тучи брызг, вонзаю меч, но утыкаюсь в ил. Девочка

пугается, припухла на моей шее, вцепилась за уши, морщусь от боли, но замечание не

делаю. Сзади зло ругается Семён, погрузившись до подбородка, с шумом выбирается из

ямы, отдирает от рук жирных пиявок, отбрасывает в сторону. Вода вспенивается,

мелькают белые брюха водяных гадов, хлопают широкие пасти, заглатывая насосавшихся

крови пиявок.

Деревья истончились, кое-где стоят лишённые листвы, в лохматых лишайниках,

часто – просто обломанные, пни сгнили и мерцают гнилушками, синеватые огни

разбросаны по всему лесу. Вскоре вообще не осталось живых деревьев, светящийся газ

колышется над поверхностью, стоит упасть и глотнуть в лёгкие – жуткая смерть.

Выломали длинные жерди, ступаем шаг в шаг, ноги вязнут в тине. Скопления

газов, прорываются сквозь прорванный настил гниющей органики, большими пузырями

поднимаются на поверхность, с шумом лопаются, наполняют воздух сероводородом.

Идём по пояс в воде, иной раз опускаемся, чуть ли не до подбородка. Светочка

ойкает, поджимает ножки, Игорь крепко держит дрожащего волчонка, длиной веткой

отгоняет хвостатых, ожиревших и обнаглевших лягушек.

– В Крыму, такие болота, как где-то на Амазонке … идём, идём, конца и края нет. Сейчас

весь полуостров пройдём,– Семён ворчит, раздвигает могучим торсом, как кисель, дурно

пахнущую воду и как назло, его атаковали пиявки. Под повязкой на голове, набухает

чёрное пятно, и стекают капельки крови – он неудачно ударился о бугристый сук. Твари, чуют свежую кровь, вот и лезут, Семён раздражённо сдёргивает их с кожи и кормит

благодарных земноводных.

– Да не Крым это ещё,– улыбаюсь я,– он сейчас является частью Кавказа, ты же знаешь, разведчики при тебе докладывали, Азовского моря нет, на его месте непроходимые леса, плавно переходящие в горы. Этак, через сто тысяч лет, море затопит низменности и

возникнет полуостров, тот, который все мы знаем, с пальмами, лежаками на пляжах, пансионатами, и вечно пьяными отдыхающими.

Семён вздыхает, очевидно, вспоминает бархатные ночи, музыку на Приморском

бульваре, одетых в парадную форму, моряков, военные корабли на рейде, праздничные

салюты ... прекрасных женщин, цокающих на тонких каблучках по скользкой брусчатке, эротично виляющими бёдрами.

Вместе вздыхаем и вместе смеёмся, нас посетили одинаковые мысли, но вокруг

реальность, а она вонючая. Нездоровые испарения едкими струйками поднимаются к

нашим ноздрям, поверхность воды парит, мерцает зеленоватыми сполохами, виднеются

неясные тени, воображение рисует страшные морды упырей, водяных и прочих гадов

гнилого болота.

Казалось, в протухшей, насыщенной сероводородом воде не должно быть жизни,

но замечаем, на некоторых кочках шевелятся тёмные, бугристые существа.

Фосфоресцируют насыщенные жёлтым огнём, круглые немигающие глаза. Изредка,

водные животные, переваливаются с боку на бок, прыгают в воду, неясные тени

проносятся совсем рядом, приходится отгонять шестами. Не понятно, что у них на уме, если таковой у них имеется.

Зверь, что шёл за нами, останавливается на краю болота, долго скулит, подвывает, обречённо всхлипывает и шлёпает правее, наверное, там есть обходной путь. Делаю

поправку в движении, заворачиваем в ту сторону, оно, конечно, не хочется встречаться с

ним, но сгинуть в топи, совсем не радует. Идём параллельным курсом, Семён сквозь зубы

ругается, обещает неведомому зверю отрубить уши.

Тем временем болотные твари совсем осмелели, грязно белое брюхо проявляется в

мутной воде, у ноги щёлкают зубы, успеваю пронзить мечом, лезвие входит, словно в

резину, Семён, с размаху, бьёт топором по толстой спине, нечто с шипением отлетает в

сторону и лихорадочными скачками шлёпает по воде прочь.

– Настырные, надо идти правее, не то ноги отгрызут,– вновь протыкаю атаковавшую меня

тварь.

Болото приходит в движение, вдали, под призрачным светом мерцающего газа, как

тёмные валуны, просматриваются огромные туши. Они шевелятся, то одна, то другая, срываются вводу и гребут к нам.

– Однако ноги надо делать,– лязгаю от страха зубами я.

– Дядя Никита, островок!– вскидывает ручонку Светочка.

Действительно, по курсу, виднеется холм, заросший кривыми деревьями. Бежим,

пинаем ногами обнаглевших тварей, а сзади пенится вода, амфибии, мешая друг другу, несутся за нами.

– А я их, пиявками кормил!– в отчаянии кричит Семён, мощно раздвигая воду, оставляя за

собой расходящиеся волны, как от парохода, несущегося на всех парах.

Выскакиваем на твёрдую поверхность, следом выпрыгивает безобразная тварь,

Семён молниеносно изгибается, гудит лезвие топора, амфибия разваливается на две

равные половины, следующая, свистит мой меч, в разные стороны брызгает зеленоватая

гадость. Островок окружают со всех сторон, но мы работаем как мясники в разделке, в

разные стороны летят кровавые ошмётки.

Наконец, малюсенькие мозги рептилий понимают сложившуюся обстановку, они

отпрянули, бултыхаются в зловонной жиже, а в отдалении появляются настоящие

исполины, гребут медленно, не торопятся.

– Это крокодилы?– у Светочки от ужаса округляются глазёнки.

– Большие лягушки,– Семён недолго смотрит на бородавчатые туши, затем, как по

команде, лихорадочно собираем сухой хворост. Удивительно, но его в избытке, засохшие

ветви деревьев на каждом шагу. Ломаем, бросаем в кучу, гора из сушняка растёт. Делаем

из него полукруг. Игорь со Светочкой обдирают иссушенный лишайник, с пней снимают

трухлявый мох, белые личинки осыпаются под ноги, скрипят челюстями, но дети не

обращают на них внимание, лица сосредоточены, губки сжаты, надрали целую гору.

Безобразные твари выползают на сушу, воняет тиной, сырой рыбой, лезут прямо на

завалы из хвороста. Высекаем огонь, спасительное пламя бежит тонким веточкам, как

порох вспыхивает иссушенный ветрами лохматый лишайник, от жара занимаются толстые

ветви.

Хозяева болот отпрянули, отползают от завесы огня, пытаются обогнуть гудящее

пламя, кидаем горящие ветки в лобастые морды, рептилии с шипением пытаются

увернуться, ходуном ходит кустарник, низкий рёв вырывается из глоток. Дети помогают, запаливать костры, это у них здорово получается.

Невыносимо жарко, едкий дым разъедает гортань и лёгкие. Порвали рубашку,

намочили водой, заставили всех одеть, даже вопящему в возмущении волчонку, натянули

её на пасть.

Болотная нечисть отступила, но далеко не отходит, вода бурлит, в серебристых

лучах Луны, мелькают бородавчатые тела, хлопают пасти, низкочастотный рёв стелется

над ядовитым туманом, а там, где кончается гнилая вода и поднимается кручей берег, между тёмными стволами старых сосен, мелькают жёлтые глаза нашего давнего

преследователя. Нечто взгорбленное всхлипывает, огорчённо подвывает, изредка

пытается зайти в воду, но боится земноводных.

Мне кажется странным, такое маниакальное преследование, словно кто толкает

хищников нам навстречу.

Островок – единственное спасение, костёр горит, сушняка много, огонь полыхает,

освещая болото на многие десятки метров.

– Стёпка, с командой, не пожелает зайти на огонёк?– делает предположение Семён. Он

поправляет горящие ветки, швыряет пылающие головни в настырных земноводных. Игорь

со Светочкой продолжают сдирать целые пласты сухого лишайника и складывают у

наших ног.

– Не, дебил, утром пойдёт, как только Солнце взойдёт,– я внимательно оглядываюсь, рептилии полностью покидают островок, плещутся между корней на мелководье, но не

уходят, странно, меня вновь посещают сии мысли – неспроста.

Трещит костёр, разбрасывая в ночь снопы искр, совсем пропахли дымом, но зато

просушили одежду. Спасительный ветерок несколько сдувает едкую гарь в сторону

болота, дым, опускается на поверхность воды, смешивается со светящимся газом,

получается нечто гремучее и всё это зависает в метре над поверхностью, даже

земноводные недовольны, в панике разбегаются в разные стороны. А на берегу рыскает

непонятный зверь, иной раз, при свете Луны, мелькает его контур, размером с крупного

быка, поблёскивает мокрое рыло, словно свинячье, зверь нюхает воздух, виднеются

отблески крупных клыков. Что за адский зверь? Вероятно и медведь, не рискнул бы

вступить с ним в единоборство, чем-то древним веет от него, более древним, чем этот

первобытный мир.

Пользуясь возникшей передышкой, достаём из ранцев еду, во флягах родниковую

воду. Гостеприимная челядь Бориса Эдуардовича, положила домашние колбасы,

копчёные окорока, сыр, мягчайшее сало по-украински, естественно – каравай хлеба с

золотистой корочкой и одуряющим ароматом, даже глиняный горшочек, забитый сотами

дикого мёда – вот молодцы, о ребятне подумали! И всё почему? Григорий Охлобыстин

получил власть, благодаря нам, сердешным, благодарный он человек, как я погляжу!

Между корнями высохшего дерева, выгребаем мусор, разгоняем злых жуков с

длиннющими усами, Светочка, на правах хозяйки, застилает вычищенное место чистым

мхом. Здорово у неё получается! Вспоминаю Ладу и Яну, они всегда умеют создать уют

из ничего, на пустом месте, своего рода, женская магия.

Игоря, девочка заставила настрогать веточек, чтоб не есть руками, он её во всём

слушается, достаёт кинжал, подарок прелестной Грайи и достаточно искусно

выстругивает заострённые палочки. Семён посмеивается, он бы ел руками, да и я тоже, но

берём импровизированные столовые приборы.

Наше наглое чавканье разносится по всему болоту, на душе теплеет, посещают

праведные мысли – как только доберусь до дому, начну собирать войско. Князь Борис

Анатольевич создал действительно боеспособную группировку. Ежедневные

изматывающие тренировки, отработка военных навыков: рукопашный бой, владение

всеми видами холодного оружия, стратегия ведения боя в различных условиях, а так же -

обязательный воинский призыв на пять лет, это силно укрепило наше государство.

Войной пойду на Господин Великий Ждан, и пусть считают меня после этого агрессором, но я вычищу заразу раз и навсегда, а то что получается, только вышел за приделы города и

можно попасть в рабство.

– А не проще послов послать, договориться о межгосударственных законах,– с мудростью

изрекает мой друг, уловив мои мысли.

– Правильно думаешь! Именно! Межгосударственные законы – это то, что нам

необходимо, но после того как разобьём Вилен Ждановича, вот тогда сядем за стол

переговоров и создадим Свод Законов для всех нас.

– Не хочешь, Никита, демократии,– вздыхает Семён.– Чем мы лучше их будем?

– У нас рабов нет.

– Всё равно, ты самодержец.

– Ну, это как рассматривать, по крайней мере, если я совершу уголовное преступление, меня привлекут как обычного гражданина, депутатской неприкосновенности, как это было

раньше, в той жизни, у нас нет – закон един для всех.

– Хоть в этом ты демократ,– облегчённо вздыхает Семён.

– Ошибаешься, именно демократические институты власти придумали для себя лазейки, типа, депутатской, прокурорской и прочих неприкосновенностей. Можно "легонько"

шалить, пожурят лишь свои, такие же демократы и дело прикроют. Сколько раз такое

бывало, разве не помнишь?

Дети не понимают наших разговоров, шушукаются, смеются, лопают мёд, даже за

ушами хрустит, а тем временем болото живёт своей жизнью, что-то булькает, где-то

раздаётся низкий рёв, взрывается вода, от мощного удара хвоста. Нас не тревожат, но я не

перестаю, до боли в глазах, всматриваться в темень, твари отступили, но не собираются

уходить, словно ждут чего-то. Во мне всё сильнее зреет уверенность, необходимо

покинуть островок и делать надо, прямо сейчас. Смотрю на друга, он читает мысли, кивает, его, так же как и меня гнетут вполне осязаемые опасения, но как выбраться из

этого болота?

– Плот. Нам нужен плот,– осеняет Семёна,– брёвен достаточно, лиан в изобилии, за два

часа справимся.

Оглядываю островок, он завален приплывшими стволами, между ними копошатся

омерзительные, склизкие твари, а на подступах к островку, где нет дыма, виднеются

горбатые спины чудовищ.

Ворошим костёр, сдвигаем в сторону берега, огненные сучки валятся в воду,

разгоняя пресноводных гадов.

Приходится вновь прыгать в воду, я не подпускаю амфибий к Семёну, а он как

спички ворочает огромные стволы, вроде как особо не напрягается, но мышцы гуляют под

кожей, словно чугунные гири. Удивительной силы человек!

Постепенно начинает вырисовываться конструкция плота. Его необходимо делать

достаточно узким, чтоб проходил между мёртвыми деревьями, но и грузоподъёмность

нужна достаточно большой. В этом месте, глубина не более метра, двух, но дальше, в

призрачном свете мерцающего болотного газа, виднеются лишь верхушки затопленных

деревьев. Решаю плыть туда, очень вероятно, по близости река, убьём двух зайцев, оторвёмся от преследования наземного зверя и скроем следы, если за нами будет погоня.

Плот почти закончен, помогаю Семёну скрутить брёвна крепкими лианами. Водная

нечисть держится на некотором отдалении, познакомилась с острым мечом. Монстры, что

в отдалении, вообще теряют к нам всякий интерес, взбираются на кочки, глаза светятся

как гигантские светляки. Адский зверь неожиданно всхлипывает, обиженно скулит и

галопом несётся в самую чащу, я даже бросаю работу, настолько удивлён, но начинаю

догадываться причине поспешного бегства, в глубине леса мелькают отблески света, словно автомобильные фары и я вспоминаю ночёвку у разлома с аммиачными тварями.

Неужели выследили?

– Это они,– подтверждает догадку друг.– Но как они узнали о нас?

– А не тот ли горбатый незнакомец, которого видели в посёлке, шпион наших аммиачных

"друзей"?

– Очень может быть,– хмурится Семён.

Спешим, затягиваем последние узлы, накидываем на плот сухого валежника,

стелем мох, вырубаем длинные ветви, чтоб толкать плот, бросаем вещи, усаживаем по

центру детей. Едва сдвинули его с места, а на берегу скапливается достаточно много

огней. Силуэты пекельных тварей мелькают, ползают, извиваются, один из них сразу

бросается в глаза – горбач, они в воду не заходят, толпятся у самой кромке, слышатся

вздохи, невнятное бормотание, взмахивают конечностям, но вот закачались деревья, то

одно, то другое падает с оглушительным треском, брызги летят в разные стороны.

– Что они делают?– удивляется Семён.

– Плот, что ли?– всматриваюсь в лихорадочную суету на берегу.

– Неужели у них получится?

– Узнаем потом, быстрее уходим,– упираюсь на шест, Семён присоединяет усилия и наше

плавсредство быстро скользит между торчащими деревьями.

На этот раз земноводные не обращают на нас внимания, застыли на кочках, лишь

глаза светятся. Осторожно огибаем, одного даже случайно касаемся, но тот немного

отодвинулся и замер в великой задумчивости.

Берег удаляется, огни хаотично мелькают, с плотом, у пекельных тварей, явно не

получается. Мозгов, что ли не хватает? Очевидно, исполнители не обладают сильным

интеллектом, мы скалим зубы в ухмылках. Нашли с кем тягаться! Но, внезапно вновь

встрепенулись земноводные, шевелятся на кочках, в мутной воде мелькает всяческая

мелочь, маленькие зубастые лягушки прыгают на плот,

Игорь, с рычанием смахивает за борт, а крупные земноводные с шумом

заваливаются в воду и гребут к нам. Пришельцы из тьмы поняли к нам на плоту не

подобраться и пускают по следу водных хищников, к сожалению, с мозгами у них всё в

порядке, вздыхаю и сильнее налегаю на шест, рядом пыхтит Семён. Плот несётся между

чёрными деревьями, чудом не цепляясь за торчащие из воды ветви, а впереди виднеется

просвет, это разлившаяся река, выйдем в неё, и понесёт течение прочь от всей мерзости.

Сзади бурлит вода от настигающих безобразных амфибий, но заметна некая

тенденция, власть пришельцев над земноводными ослабевает на расстоянии, чудовища

плывут за нами больше по инерции. Зажигаем на середине плота огонь и забрасываем

хищников горящими пучками мха и лишайника, им это не нравится, отваливают в

сторону, уходят под воду и таятся на глубине, а мы выплываем в реку. Постепенно плот

захватывает течение и выносит на центр реки. Теперь можно вздохнуть свободно, мы

оторвались.

Дети прижимаются к нам, волчонок неожиданно лезет мне под куртку, тычется