Текст книги "Восьмая горизонталь (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Спортсмены, хреновы,– ворчит Семён.

Один из мужиков, видимо, старший, со шрамом от виска до шеи, ласково смотрит

из густых бровей, поглаживает густую бороду:– Вы, ребятки, не стесняйтесь, заходте, милости просимо, у нас здесь всё просто, сечь плетьми, никто не будет, на кол не сажаем, еда, сытая, вам здорово повезло, у вас есть шанс, стать свободными. Те, кто проходит

Полосу препятствий и, поднимается в ту башню, освобождается от рабства. Правда, никто

ещё не дошёл и до половины трассы, но вы, как я кумекаю, люди не простые, не из Града

Растиславль, однако?

– Туристы мы, заблудились,– Семён смотрит дерзко, мышцы перекатываются под

бронзовой кожей.

– Ну, проходте, проходте,– не сильно, но настойчиво, толкают мечами.

Заходим за ограду, на возвышении стоят добротные избы, около них, что-то пилят,

строгают, слышатся удары топором. Один мужик борется со строптивым конём, группа

зевак заключает пари, кто победит, в отдалении дрессируют степных мамонтов, ватага

мальчишек, запускают воздушного змея.

Как мило, царит спокойствие и безмятежность, но вот только, по соседству,

застыло в ожидании, мрачное сооружение – множество механизмов работают постоянно, так как связаны с потоком реки, она несётся сквозь обломки скал, и впадает в долину.

На крутящихся шестернях, до сих пор, виднеются ошмётки от человеческих тел,

они не убираются, так как подобраться к ним невозможно.

Полоса препятствия изготовлена в виде лабиринта, множество тупиков, ходов с

ловушками, блестят прутья клеток, есть участки, затопленные водой, но под водой что-то

бурлит – работают некие механизмы, мостки, над оврагами, а внизу виднеются острые

колья.

Неплохо постарались, какая изобретательность! Римляне, ни за, что так не сделали

бы! Только славяне могут такое изобрести. Меня захлёстывает гордость за этот народ, я

всё больше убеждаюсь в том – разорить нужно, это "паучье гнездо".

Нас ведут к избам, с любопытством рассматриваю народ: мужики поголовно

бородатые, бабы, в цветастых сарафанах, молодухи, как на подбор – кровь с молоком, юноши крепкие, хозяйственные. Во дворах мычит скотина, сушатся стога сена, на оградах

развешены разнообразные глиняные горшки.

Заводят во двор, он огорожен глухой оградой. Строение разительно отличается от

тех, что видели раннее. Из толстых брёвен сложен барак, окна узкие, крыша перекрыта, так же, брёвнами и искусно уложена сеном. У барака, выгул – периметр, затянутый

металлической сеткой. В нём прогуливаются будущие покорители Полосы препятствия.

Народ крепкий, сытый, но в глазах – пустота, знают, что их ждёт. Нам радушно

открывают оббитую железом дверь, входим внутрь. Пахнет потом, едой, сеном. Часть

помещения используется под спальные места, это помост, обшитый досками и, длинный

стол – обеденное место.

Дверь за спиной с грохотом закрывается. Нас видят, хмуро оглядывают. Нехотя

подходит здоровенный мужик:– Новенькие? Откуда?

– Из Севастополя,– говорю я.

– Ну, это в прошлом. А сейчас откуда?– мужик не понял шутки.

– Обосновались, у гор, поселение у нас там,– осторожно говорю я.

– Отдельно от всех решили жить, угу, мы, вот тоже, хотели самостоятельно. Быт наладили, с лесным народом, так ... более менее, впрочем, жить можно было, но вот видишь, сюда

попали.

– Надо было, в крупные города подаваться,– советую я.

– Поздно, поздно "пить боржоми, когда почки отпали",– рокочуще смеётся он.– А вы

проходите, места для всех хватит, меня Дмитрием кличут, я старший здесь. А вас как?

– Никита, Семён,– представляемся мы.

– Вот, что, воины, на столе еда, в той бочке вода, в загоне гулять можно в любое время

суток … там, кстати, отхожее место.

– Давно здесь?– спрашиваю Дмитрия.

– С полмесяца, засиделись, уж, но вот завтра ждут гостей. Недолго ждать осталось.

– Шансы, вообще есть?

– Есть,– уверенно говорит Дмитрий,– меньше тридцати процентов.

– Нам говорили, что никто ещё не прошёл.

– Стращают, если было бы так, интерес у народа исчез бы, а ведь, ставки заключают, здесь

такие деньги крутятся.

– Обнадёжил.

– Да, уж,– благодушно улыбается.

Присаживаемся за стол, он пододвигает блюдо, заполненное хорошо

прожаренными кусками мяса:– Наедайтесь, завтра сильными надо быть.

Подходит ещё народ, рассаживаются рядом, с интересом поглядывают на нас, все

как на подбор, рослые, крепкие, у каждого в глазах живёт надежда.

Разговорились. Оказалось, многие из Севастополя, часть из Симферополя,

несколько, бывшие Питерцы, а с Дмитрием, оказывается, вообще жили на одной улице, он

в десятом, а я в тридцать втором доме. Во, как бывает!

В бараке пахнет не очень, очевидно баньку, узникам, не предлагают. Нам надоело

нюхать запахи, выходим в загон. Прогуливаемся вдоль решёток, о жизни мечтаем. Таких, как мы, немного, кто-то сидит на корточках, пару человек занимаются борьбой, один, держится за толстые прутья, тоскливо смотрит на вольный мир.

Дмитрий, не отходит от нас ни на шаг, всё вспоминает как бегали на Приморский

бульвар, ловили бычков в Чёрном море, ели фруктовое мороженое ... детство вспоминает.

С сожалением поглядываю на мощного мужчину, не нравятся его воспоминания, обычно, так откровенничают перед смертью. Мы, так больше размышляем, как выбраться отсюда.

За оградой возятся бородатые мужики, вроде как занимаются делом, но иной раз, да

поглядывают на нас, следят, а за оградой виднеется пост, мужики с топорами и мечами.

Ну, куда бежать? Допустим, прорвёмся здесь, а в посёлке, куча народа. Поймают, как пить

дать. Детей вызволить необходимо, поэтому, я оборачиваюсь к Дмитрию:– Это точно, кто

пройдёт Полосу препятствий, свободным станет?

– Так и будет. Без этой изюминки, интерес пропадёт и у нас и у зрителей. Кстати, тот

мужик, что привёл вас, в прошлом был рабом. Смог пройти дистанцию, теперь,

свободный человек, нас охраняет.

– Сволочь!– зло говорит Семён.

– Почему?– удивляется Дмитрий.

– Раз остался, значит, нравится.

– Козёл!– добавляю я.– Будет возможность, морду начищу.

– А куда ж ему идти?– округляет глаза Дмитрий.

– Куда угодно, но здесь, не оставаться.

– Резонно,– чешет голову собеседник.– Я, точно уйду.

Смотрю на него, сильный мужчина, ни капли лишнего жира, мышцы, словно

высушены сухим ветром, змеятся под кожей, вроде, не слишком рельефны, но скручены

между собой, как волосяная тетива лука, небольшое усилие, и потенциальная энергия

разрядится как конденсатор, и вознесётся в резонансе, сокрушая всё на пути. Недаром

Дмитрий, эти годы существовал, лишь, в окружении своей небольшой семьи, отбиваясь от

первобытного зверья и нашествия лесных людей. Шанс пройти Полосу препятствия у него

больший, чем у других.

Он рассказал о своей жене, по его словам – настоящая амазонка. Говорит, от её

имени пахнет морем, звать Мариной. Сыновья, как подросшие волчата, Александр и

Евгений.

Люди, Вилена Ждановича, и не пытались сломить их оборону, но подкараулили

там, где он их не ждал, накинули сеть и он здесь. Я всё убеждаюсь, выжить в одиночку, никак нельзя, пусть ты, даже "Бэтман", из американских сказок.

– Продолжишь так же жить, на отшибе у всех?– спрашиваю его, но заранее знаю, такие

люди, как он, второй раз, на грабли, не наступают.

– В одиночку не выжить, вздыхает он,– в Град Растиславль подамся. Я слышал, Великий

князь, хоть и деспот,– меня коробят его слова,– всё же о народе своём печётся.

– И в чём же, он такой деспот?– меня задевают его слова, а Семён ухмыляется, незаметно

корчит мне рожи.

– Разгуляться не даёт, всё в жёстких рамках закона, грудью свободно не вздохнёшь, сразу

уткнешься в какие-то правила.

– Зато, в своём хуторе, сам себе был законом,– усмехаюсь я.

– Ага,– не замечает подвоха Дмитрий.– А вы, случаем не из Града Растиславля,– он

наклоняет голову, смотрит из нависших бровей.

– Мы? Ну ... да,

– И как вам Великий князь, Никита Васильевич?

– Мне, нравится!– с большим воодушевлением говорю я, Семён фыркает в рукав.

– Наверное, действительно, не плохой мужчина, раз его подданные о нём хорошо

отзываются,– делает глубокомысленный вывод наш собеседник.

– Мужчина действительно не плохой,– смеётся Семён, пихая меня локтем.

– Я хочу попросить вас об одной услуге,– Дмитрий внезапно становится суровым, глаза

стекленеют,– вдруг, что со мной случится, возьмите мою семью в Растиславль. Мой дом в

излучине реки Альма, на возвышенности, с одной стороны гора, стёсанная как седло, без

леса, абсолютно голая – это главный ориентир, с другой стороны, обрывы, склоны из

"живых" камней.

– Что-то ты скисаешь, друг мой, сам приведёшь,– я стараюсь возмутиться.

– Почему-то, детство вспоминаю, не к добру,– вздыхает он, я с Семёном, переглянулся.

– Мы отведём их в Град Растиславль,– серьёзно говорю я.

В глазах сильного человека мелькает признательность. Он почему-то уверен, нам

под силу преодолеть пыточную Полосу препятствий. Он, как добропорядочная собака, признал в нас волков – опытные люди, всегда в состоянии оценить силу других.

Не спеша, проходит день, лезем в вонючий барак. Мужчины стараются отвлечься

от предстоящего испытания, кто как может, кто-то играет в кости, другие, бесцельно

склоняются по бараку, часть спит, или делает вид, что спит. Дмитрий, отодрал кусок

доски, обстругивает её – хоть какое, но оружие. Правда, если выпустят медведей, они не

заметят этой щепки.

Прилёг на необструганные доски, вспоминаю, чему учил Зирд и ругаю себя за то,

что был таким плохим учеником. Хотя, если разобраться, сам Зирд, овладевал магией ни

одно столетие. Что требовать от меня, земного человека, едва царапнувшего сорокалетний

рубеж.

Незаметно подкрались гнусные сумерки, глазом не моргнёшь и – утро. На ум

ничего не приходит, прекрасно осознаю, даже, если пройдём Полосу препятствий, увечий

не избежать, перспектива не радует.

Семён, по своему обыкновению, тихо мурлычет песенку. На него зло косятся, но

замечаний не делают, трудно воспитывать человека, с такими мышцами.

– Сам Росомаха прибудет на "аттракцион",– неожиданно заявляет Дмитрий.

– Какая, росомаха?– приподнимаюсь на локтях, но уже знаю, о ком он говорит. Совсем

плохо, этот точно узнает нас.

– Генерал, Виктор Павлович, прозвище у него такое – преданный пёс самого императора

Вилена Ждановича, о нём ходят легенды, лишь князь Аскольд, ему ровня.

– Дела,– встаю с нар, Семён перестаёт мучить публику, замолкает.

– Слышали о нём?

– Кое что,– я нервно прохаживаюсь.

– Нам, какое дело, до него,– не понимает нашу реакцию Дмитрий.

– Дела нам до него никакого нет,– соглашаюсь я.– А вот у него, к нам ... всё, пора спать, завтра непростой день.

Утро, как обычно, приходит неожиданно, в вонючий барак, врывается свежий

ветер, мотылёк, занесённый сквозняком, с грохотом бьёт меня в лоб, прорываются

светлые лучики Солнца, оживляют убогое помещение.

Народ нехотя поднимается с запотевших досок, лица хмурые, злые.

– Быстрее, рабы, приводим себя в порядок, и строиться в загоне,– знакомый мужик, со

шрамом от уха до шеи, возвышается в проёме, добродушно посмеивается.– Жрать, не

советую, если распорите живот, пищей залепите кишки, а это – инфекция.

– Беспокоится гад,– обозлился Семён.

– Гнида,– соглашаюсь я.

Толпясь, выходим из барака, щуримся от яркого света. Полным ходом идут

приготовления. Вдоль Полосы препятствия, устанавливают длинные скамейки, на шестах

развешивают разноцветные ленточки, доносится запах жареного кабанчика.

Настроение у жителей приподнятое, праздничное. Бабы нажарили семечки,

малышня бегает, держа в руках леденцы на палочках, много воинов – все в доспехах, держат мечи и тяжёлые копья, стоят шеренгами вдоль "аттракциона".

Привлекает внимание один человек, он отличается от всех большим горбом на

спине и застывшим лицом, словно маска одета на изуродованное лицо, его побаиваются, но не трогают. Он долго смотрит на нас, от его взгляда, мороз проходит по коже, словно и

не человек он вовсе. Наконец он уходит, смешивается с толпой, но его взгляд ощущаю, изучающий и холодный.

Прибывают первые гости, публика разнообразная, кто пешком, кто верхом на

прирученных лошадях, кто на повозках.

Хмурюсь, наблюдая за прибывающими людьми, для них, это праздник,

развлечение, радуются как дети. Невероятно как быстро растеряли сострадание, доброту, разбухла в душах гниль, так потихоньку скатятся до уровня людоедов.

Внезапно слышится барабанный бой, голосят дудки, народ срывается с места,

бежит встречать неких высоких гостей.

– Строиться в загоне,– ревут надсмотрщики, свистят плети, нам приходиться поспешно

становиться в одну шеренгу.

Стучат копыта, во двор врываются всадники, слуги принимают поводья, помогают

спешиться знатным особам. Стёпка, суетится, заламывает шапку, улыбается во весь рот, жестикулирует, как есть – клоун.

Его, узнаю сразу. Он отличается других всадников, одет неприлично просто,

видавшая виды, изрядно потёртая кожаная куртка, небрежно накинута на плечи,

выцветшие штаны, из грубой ткани, но широкий пояс сверкает золотом и подвешен к

нему грозный меч, с блистающими каменьями на рукоятке – это Росомаха, генерал

службы безопасности.

Гл.32

Он уверено заходит в загон, и моментально узнаёт меня, но ничего не меняется в

его лице, лишь расширяются зрачки.

– Хороших мужчин подобрали,– хвалит он. Стёпка сияет лицом, шапку измял так, что она

становится похожа на коровье вымя.

– До обеда проведёте первую часть соревнования, а последними,– не глядя, тычет в нашу

сторону,– они пойдут и вот этот,– указывает он на Дмитрия.

– Конечно, десерт подают в конце, хороший выбор, бойцы, что надо!– нахваливает нас

Стёпка, гадёныш, буквально приплясывает от усердия.

– Вот и посмотрим,– серьёзно произносит Росомаха.

Отбирают первую партию, выводят из загона. Люди знают, идут на смерть,

упираются, но их колют копьями и они бегут.

Провожаю взглядом, на душе горько и пакостно, но не могу им помочь,

надеюсь, придёт время, воздастся мучителям по заслугам. В порошок сотру! Дерьмо есть

заставлю! Огнём сожгу!

Семён темнеет лицом, я вскользь касаюсь его мыслей, в них бушует ураган. Семён,

вообще, относится гипертрофированно ко всякой несправедливости, а здесь полный

беспредел, явное вырождение человеческих душ!

Идёт время, волнами прокатывается восторженный рёв толпы, в нём глохнут

крики, погибающих на ужасном маршруте людей.

– Пока, ни один не дошёл,– Дмитрий словно окаменел, нездоровый пот покрывает лицо.

Проходят несколько часов, постепенно, рёв толпы затихает, доносятся отдельные

выкрики, публика делится впечатлениями. Звучит балалайка, бабы, весело и задорно

исполняют частушки, в воздух взлетают множество воздушных змеев, украшенных

цветными лентами, пахнет шашлыком, брагой, квашеной капустой – праздник в разгаре.

– Скоро и мы будем веселить публику,– зло щёлкает зубами Дмитрий, он прячет на груди

остро отструганный кусок доски.

– Мешать будет, когда Полосу препятствия будешь проходить,– замечает Семён.

– Это от медведя.

– Не поможет.

– Если удачно ткнуть в глаз, есть шанс проскочить данный этап. Вам бы тоже обзавестись

такими же кольями,– теперь и нам советует он.

– Обойдёмся,– отмахивается Семён. Я друга понимаю, преодолевать все мостки,

перекладины, карабкаться по стенам, нырять в воду – доска будет сильно мешать. Я

вообще, предлагаю, выйти без рубашек, чтоб не дай бог, за что ни будь не зацепиться.

Томительно тянется время, о нас словно забыли, но нет, публика просто гуляет,

перекусывает, заключает новые ставки.

Знакомый скрип двери, на пороге ухмыляется бывший, раб. Впрочем, почему

бывший, раз душа рабская, значит рабом он и остался.

Мужик, поглаживает безобразный шрам на лице, в глазах радость.

– Один, почти прошёл, вот, молодец! Такой накал страстей! Вы, уж, не подведите,

сделайте людям приятное, сразу не издыхайте.

– Когда я стану свободным,– с угрозой говорит Дмитрий,– я тебе рот разорву.

– Вот и молодец, люблю таких … давайте, мужики, вас уже заждались,– он отстраняется, мы выходим. Нас уже ждут воины, они опускают копья, чтоб не артачились, но мы и так

быстро идём, и они едва поспевают за нами.

Нас встречают аплодисментами, оценили, значит. Семён, в рельефных мышцах,

которые, словно нехотя перекатываются под кожей, как валуны на сдвинувшейся осыпи.

Дмитрий, под стать ему, разница, лишь в росте, я не хилый, хотя уступаю им обоим, но

мышцы у меня тоже не маленькие.

Выходим к Полосе препятствий, над ней витает дух смерти. На вращающихся

шестернях, двигается истерзанное человеческое тело, на кольях, под двигающимися

мостками, корчится ещё живой человек, но он, обречён, из груди торчит острый шип.

Бурлящий бассейн, со скрытыми в нём механизмами, розовый от крови, из клетки, рядом

с водоёмом, доносится довольное урчание медведя-людоеда. Здесь два варианта, или

сражаешься со зверем, или прыгаешь в воду, где молотят шестерни, как в мясорубке.

Нас встречает Борис Эдуардович, насмешливо смотрит:– Решил принять ваше

условие, дать свободу – без всяких условий, но она там … на верхней площадке башни …

как станете, равноправными гражданами, милости прошу ко мне в гости.

– Первым делом сверну тебе шею,– обещает Семён.

– Не сомневаюсь,– ухмыляется тот,– кстати, мы сделали арбалетную пушку против вашей

зверюшки, ещё раз прилетит за овцой, пригвоздим как муху … это так, к слову говорю, чтоб сильно не радовались.

Нас подталкивают к началу испытания. Стоим у подвешенного мостка, с боков

привязаны верёвки, крепкие мужики приготовились дёргать их, чтоб создать

определённую амплитуду, внизу, колья.

– Я первый пойду,– говорю я.

– Да нет,– Дмитрий теснит меня,– я уже настроился, хочу, чтоб быстрее всё закончилось.

– Как знаешь,– не перечу ему.

– Определились, вот и хорошо. А вы, пока подождёте в том помещении, негоже

подсматривать, а то хитростей наберётесь, но хочу порадовать, в окошко, видна верхняя

часть башни, поэтому узнаете, прошёл ваш товарищ дистанцию или нет,– Борис

Эдуардович по-доброму смотрит на нас, но мне хочется плюнуть ему в морду.

– Очень хочу надеяться, что бы вы все встретились на верху,– добавляет он, озаряя

ласковым взглядом. Эта сволочь, уверена, мы сгинем в этом жутком "аттракционе".

Нас запирают, мы прильнули к маленькому окошку, действительно, верхняя часть

башни видна.

Нарастает рёв трибун, Дмитрий начинает проходить испытание. Я дрожу как в

лихорадке, очень переживаю за товарища, хочется надеяться – он сможет.

Восторженные крики, вперемешку с залихватским свистом, создают такую

какофонию, хочется заткнуть уши, а время идёт. Судя по всему, Дмитрий в конце пути.

Неужели дойдёт? Во мне теплица надежда, Семён тяжело дышит, такое ощущение, что из

глаз польётся ртуть.

Но где, же он? Смотрю на башню. Вроде происходит некое шевеление. Неужели

дошёл! На верхней площадке башни, появляется обескровленное лицо Дмитрия.

– А-а!!!– ревёт он,– свободен!!!– трясёт обрубками рук, но теряет равновесие, падает с

башни. Тело кувыркается в воздухе, обрубками пытается ухватиться за выступы, но

бьётся головой об камни, разлетаются мозги и уже безжизненное тело стукается об землю.

Наступает тишина и взрывается восторженным рёвом – публике понравилось

представление.

Стискиваю зубы, красная пелена опускается на глаза:– Не жить им,– с моих губ

срывается стон.

У Семёна кровь отхлынула с лица, скрипят зубы, тело окаменело от вздувшихся

мышц.

– Сейчас я,– говорит он, ни следа страха нет на лице.

– Сейчас что-то придумаю,– я бормочу, пытаюсь вспомнить хотя бы простейшие

заклинания, за время жизни в этом мире, мне становится по-настоящему страшно, но не за

себя – за друга, а это, хуже всего, уж пусть меня четвертуют. Двойник! Как же я не

додумался сразу! В этой магии возникает зримый образ объекта, из которого создаётся, а

сам его хозяин, как бы исчезает для всех. Двойник обладает абсолютной неуязвимостью, в

то же время, способен оберегать того, из которого создан, но существовать он может

лишь, минуту, а это мало, но ... кольцо Йоны, это выход!

– Становись,– уверено говорю Семёну.

– Неужели, что-то придумал?– в глазах друга светится надежда, серебристое сияние

струится с его глаз.

– Придумал,– облегчённо улыбаюсь,– я создам двойника, он обязан тебя защищать. Сам, же, ты станешь невидимым для окружающих, но тебе следует поторопиться, магия

недолговечна. Я усилю её с помощью кольца, но ты торопись,– я тку образ друга, это

оказывается настолько просто, что даже испугался. Семён колыхнулся и исчезает, а рядом

возникает абсолютная копия. Закрепляю созданное творение кольцом Йоны, вовремя,

дверь распахивается:– А ведь, добежал, сукин сын, свободным стал,– потирает от

удовольствия ладони, бывший раб,– видите, как хорошо получилось, стоит только сильно

захотеть и всё получится. Вот, только слегка оступился родимый, выпал с башни, но

замете, умер свободным человеком. Ну, кто желает первым?

Двойник Семёна делает шаг, а сам, Семён бьёт мужика со шрамом на лице, сильно,

чуть ниже спины. Тот планирует над землёй, падает в пыль, не поймёт, в чём дело, а мы

стоим неподвижно, не сходим со своих мест. Улыбка сходит с обезображенного лица, смотрит затравленно, в глазах разливается ужас:– Что это было?– он подозрительно

косится на нас.

– Вроде, как ты споткнулся,– усмехаюсь я.

– Ладно, иди, голубчик,– говорит он Семёну, но близко к нему не подходит. Дверь с

грохотом захлопывается, брякает навес на петли, я остаюсь один, несколько успокоенный, но беспокойство конечно есть.

Толпа Семёна встречает громогласным рёвом, затем шум стихает, догадываюсь,

мой друг вышел на исходную позицию. Раздаётся смех, видно происходит нечто

неординарное, догадываюсь, первое препятствие Семён проходит, затем, публика ревёт

так, что вибрирует дверь, а спустя секунду, гул удивления прокатывается в толпе, затем

аплодисменты и свист, Семён их удивляет. Интересно, на каком он этапе?

Рёв медведя угрожающий и страшный, очевидно, выпустили зверя. Происходит

нечто необъяснимое, медведь яростно ревёт, но в ярости нечто обречённое, затем,

яростный рёв сменяют визгливые нотки и ... возникает тишина, даже слышу жужжание

пчёлки. Затем, словно лавина нарастает восторженный ропот и взрывается

аплодисментами.

Наконец, долгожданный миг, на площадку башни выходит Семён, он как бог,

мышцы, рельефно вздуты, тело блестит от пота, улыбается, смотрит в мою сторону.

С полчаса меня не тревожат, словно забыли, но вот откидываются засовы, дверь

настежь открывается, мой старый знакомый бледный, не улыбается, посматривает на меня

с суеверным ужасом:– Непонятки какие-то, твой приятель медведя разорвал голыми

руками. Кто вы такие?

Презрительно улыбаюсь, нам уже задавали такой вопрос:– Люди,– говорю я.

Мужик со шрамом, почтительно, жестом, приглашает выйти, ко мне подходить

боится.

Вот и до меня дошла очередь. Подхожу к мостку, мужики с верёвками

напрягаются, делаю вид,что не решается шагнуть, медлю, то подойду, то отступлю – с

трибун слышатся смешки. Мужики с верёвками, так же посмеиваются, сзади свистят

копья, вонзаются совсем рядом, меня поторапливают.

Внезапно для всех, срываюсь с места, это становится такой неожиданностью для

мужиков, что не успевают раскачать мостик, под хохот на трибунах, я словно пролетаю

над трухлявыми перекладинам. Прохожу первый этап, самый простой, разминочный, но

дальше меня ждёт другое испытание – крутящиеся шестерни, скользкие от крови, они

движутся в разных направлениях, работают как несколько мясорубок. Обойти их

невозможно, единственный путь, прыгнуть на вращающиеся зубчатые колёса и, в момент

сцепления с другой парой, перепрыгнуть на другое и так дальше, ошибёшься в выборе, и

шестерёнки измелят – как мясной фарш. Сосредотачиваюсь, прыгаю, цепляюсь за

скользкие зубцы, моментально оказываюсь у точки сцепления с другой парой, едва

успеваю выдернуть пальцы, отлетаю на другую шестерёнки, зубцы прихватывают кожу на

плече, с разворота, ухожу выше, над головой хрустят мощные зубья, чудом

выворачиваюсь.

Рёва толпы не слышу, сосредоточен, как никогда в жизни, летаю с одной пары на

другую, на теле брызжет кровь, но боли не чувствую, в глазах крутятся страшные зубцы, их лязганье, оглушает.

Оказавшись в верхней точке, отталкиваюсь ногами, пролетаю над шестернями,

внизу обрыв с кольями, сиротливо болтается верёвка, с узлом в конце. Изгибаюсь,

успеваю её обхватить, ладони скользят, срываюсь, невероятным усилием цепляюсь за

узел. Краем глаза, вижу, на верху, срабатывает блок, сейчас верёвка, вместе со мной, рухнет на остро заточенные колья. Создаю амплитуду тела, отпускаю руки, вовремя, перелетаю на очередной мосток, а верёвка падает вниз, путается в смертельном частоколе.

Но перевести дух не успеваю, мостик приходит в движение, впереди вспыхивает завеса из

огня, несусь прямо в него, времени на раздумье нет, выпрыгиваю, падаю на земле, высота

приличная, ноги точно сломаю, но бог милует. Приземляюсь удачно, гашу падение резким

кувырком, встаю, я цел! Оглядываюсь, впереди лабиринт, а сзади, с лязганьем,

открывается клетка, тяжёлое мурлыканье, переходит в раздражённый кашель, матёрый

смилодон разъярён до придела, в глазах жёлтый огонь, мимолётом мелькает мысль, какой

он великолепный.

Зверь с ходу бросается на меня, бегу в лабиринт,там много узостей. Саблезубый

тигр с трудом протискивается и настигает меня, открывает пасть, о, какие у него клыки!

Успеваю заскочить в другое ответвление, бегу вперёд. Тупик! Бросаюсь назад, смилодон

протискивается сквозь узкий ход, обдаёт острым, звериным запахом. На счастье, есть ещё

одно ответвление, влетаю в него, сзади разъярённо кашляет голодный зверь. Ускользаю в

другой лаз, виртуозно поднырнув под страшной лапой, вновь тупик. Упираюсь плечами

об одну стену, ногами, о другую поверхность. Перебираю ногами, медленно поднимаюсь

вверх. Саблезубый тигр продирается сквозь очередную узость и вновь рядом, прыгает, но

я успеваю выскочить наверх лабиринта. Стою на стене, внизу бушует дикая кошка, но я

для неё не досягаем. Толпа аплодирует, подбадривает, бегу по стене – на пути, последнее

испытание – пол испытания, Семён облегчил мне это этап, на площадке лежит мёртвая

туша гигантского медведя, а с боку, в воде, крутятся подводные шестерёнки, создавая

множество маленьких водоворотов. Бассейн почти красный от крови, мелькают куски

человеческих тел. Прыгаю на площадку, перевожу дух, зверь мёртв и нет надобности, нырять в водоём, совсем рядом вход в башню, но не ту-то было, свистят копья,

вгрызаются в опасной близости, меня теснят к бассейну. Хватаю одно из них, отбиваюсь.

Разъярённо кричат копьеметатели, но я уверенно покидаю последнее испытание и вот уже

в башне. Бегу наверх и оказываюсь в объятиях друга. Под ликующие крики толпы,

подходим к окну. Мы, как знаменитые артисты, в пору, кланяться публике. Смотрю в

толпу, горечь и ненависть заполняет сердце, но мы свободны! Свободны? Слышится шум, по лестнице бегут вооружённые люди.

– Не держат слово,– кривлюсь в усмешке. и ищу, чем обороняться, находим пару досок, становимся в стойку. На площадку врываются копьеносцы, окружают, направляют на нас

острые жала.

Появляется Борис Эдуардович, смотрит на нас, в глазах страх:– Я не позволю вам

выбраться из башни.

– А как же ваш закон, отпускать пленников, если они пройдут Полосу препятствия?-

насмешливо говорю я, цепче обхватываю доску.

– Нарушу,– зло говорит он.

Неожиданно возникает суета, копьеносцы расступаются, появляется Росомаха, в

окружении суровых воинов, все со смертоносными мечами:– Что у нас здесь?– мягко, почти ласково говорит он.

– Так, это … рабы бунтуют,– заикается Борис Эдуардович.

– Рабы?– искренне удивляется Росомаха.– Где они?

– Эти,– трясущимся пальцем указывает на нас.

– Я вижу здесь свободных людей и прав у них больше, чем у тебя. А ты, я не запамятовал, вроде как, закон нарушил?

Борис Эдуардович сникает, если пустит лужу под себя, не удивлюсь.

– В кандалы его,– тихо говорит Росомаха,– готовьте его, к следующему этапу на Полосе

препятствия.

– За, что?!– бросается в ноги Борис Эдуардович, но его бесцеремонно оттаскивают, для

всех, он перестаёт существовать – он раб.

Росомаха смотрит на меня, едва склоняет голову в поклоне, чуть заметная улыбка

трогает губы, разворачивается, и они быстро уходят.

Гл.33

Первым делом, нам возвращают оружие, Семён бросается к топору как к любимой

женщине, воистину, он стал настоящим мужчиной. Мой бывший соперник, со стальным

взглядом во взоре, с сожалением передаёт меч. Испытываю не меньшую радость, что и

Семён. Итак, можно сказать, у нас руки развязаны, всюду встречают с восхищением, мужики зазывают на бражку, бабы – на кой чего, но нам не до них, идём к дому Машки, у

неё наши дети.

В посёлке все друг друга знают, дом указывают быстро, входим во двор. Что это?!

На цепи сидит Игорь, рядом, уткнулся в его ладони, волчонок. Мальчик видит нас,

вскакивает, цепь гремит, бросается к нам, Семён взревел как медведь арктодус, рвёт цепи, целует мальчика.

За спиной слышится характерный звук меча, доставаемого из ножен:– Кто такие?-

слышится неприязненный голос. Семён медленно оборачивается, он страшен, удобней

перехватывает рукоятку топора, мгновенье и у того голова соскочит с шеи. Бросаюсь к

другу:– Не смей, ребёнка травмируешь!

– Второй раз, спрашивать не буду,– отступает к двери бородатый, мускулистый верзила.

– Он мой сын!– рычит Семён.

– Он зверь, у него клыки,– словно выплёвывает мужик.

– Это ты, зверь,– у Семёна кровью наливаются глаза.

Игорь виснет у него на шее:– Папа, забери меня отсюда!

– Где Светочка, сынок?– мягко спрашивает Семён.

– Её здесь нет, она, с тёткой, в соседнем доме, у них там, подсобные помещения, свинок

выращивают.

– Игорь!– подзываю его к себе,– пойдём со двора, папе необходимо поговорить.

Игорь долго, с ненавистью смотрит на своего мучителя, тот от его взгляда ёжится, перекидывает меч с одной руки в другую, ловко получается, но я знаю, он почти

покойник.

Уходим, Игорь всё поглядывает из-за плеча на отца, завожу за дом, садимся на

лавочку, у дикой сирени. Ждём. Звякнуло друг о друга железо, ещё раз и ... вжик, что-то

упало на землю и покатилось.

Передёрнулся, Семён вновь перестарался. Он выходит, непривычно спокойный,

под глазами, чёрные круги.

– Идём к Светочке,– тихо говорит он. Игорь вцепился в его ладонь, плачет, слёзы капают

со скуластого лица, он размазывает их рукой, на щеках остаются грязные разводы.

– Натерпелся, сынок?– прижимает его к себе Семён.

– Они так сильно меня били и Светочку, тоже, когда вступалась за меня, потом, её отвели

в соседний дом … меня волчонок любил, давай заберём его.

– Сейчас принесу,– кинулся я.

Во дворе осмотрелся, волчонок забился в конуру, жалобно поскуливает, у крыльца

валяется обезглавленный труп, из шеи, до сих пор струится кровь, рядом валяется голова, мёртвые глаза открыты, смотрят с немым укором. Не порядок, думаю я, не ровен час