Текст книги "Восьмая горизонталь (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Пули впиваются в жирное брюхо, но зверь, словно не чувствует боли. В два

прыжка он настигает первого человека и просто давит его своим весом, в другого – плюёт

языком и втаскивает в пасть, мощные челюсти смыкаются на голове, раздаётся противный

хруст, и тело несчастного последний раз изгибается в конвульсиях. На это больше

смотреть не могу, направляю лазерный луч в короткую шею зверя, шкура дымится,

рептилия быстро разворачивается, но нас не видит, с удвоенной яростью бросается на

людей.

– Бей в шею!– кричу я. Семён и сам догадывается, его луч впивается рядом, выгрызая

огромную дыру, но живучесть рептилии просто поразительная, кажется, практически

перерезали шею, а животное скачет по зарослям, сминая людей, но рёв более не

вырывался, лишь с хрипом и бульканьем выплёскиваются кровавые брызги.

Крики боли и ярости, вперемешку с автоматными очередями, постепенно стихают,

мы покидаем укрытие и, не таясь, жжём исполосованное жуткими ранами чудовище.

Наконец рептилия видит нас, оставляет в покое изувеченные тела и, западая на передние

лапы, проворно ковыляет к нам. Такой жути никогда не видел, монстр вырастает на

глазах, надвигаясь своей тушей, ещё мгновенье и нас постигнет страшная смерть, в нос

нестерпимо бьёт мускусом, болотом и гарью обожженной плоти.

Пятимся к своему укрытию, но впопыхах боя теряем его из виду, всюду обломки

каменной крошки, некуда забиться, поэтому в отчаянии шпарим ему в горло. Монстр

совсем ослаб, видно, как воздух всасывается не через пасть, а пробитым горлом вместе с

кровью, он захлёбывается, но упрямо прёт на нас. Неожиданно раздаётся сухой треск

выстрелов, пули шлёпают по морде рептилии, один глаз лопается и растекается на

бородавчатой коже, очередью пробивает главную артерию, идущую к голове, это и

предрешило поединок, монстр замирает, заваливается на передние лапы, ухает мордой в

землю. Некоторое время сердце глухо бьётся под серой кожей, толчками выгоняя

последнюю кровь, но вот и оно затихает.

Стоим и молчим, не можем отойти от потрясения, потом опомнились и

принимаемся шарить глазами по сторонам. Кто же нам помог? Картина предстаёт перед

глазами страшная, изувеченные тела разбросаны на вспаханной рептилией земле. Люди

лежат в разных позах, суставы выворочены, комбинезоны порваны, залиты кровью, у

многих шлемы слетели, и я понял – они не нашей расы их кожа светлого оливкового цвета, глаза огромные, сквозь закрытые веки пробивается полная чернота без намёка на белки.

Неожиданно один из людей шевелится, закашлялся, из-за рта выплеснулась кровь, грудь

незнакомца с хрипом вздымается, сквозь порванную ткань выглядывают белые кости

рёбер. Он смотрит на нас, холодок бежит от его взгляда – глаза иссиня чёрного цвета, а в

центре яркий, красный, вертикальный как у кошки, зрачок. Человек долго смотрит, затем

силы покидают его, он стонет, страшные глаза закрываются и человек теряет сознание.

– Это не он стрелял,– замечает Семён,– кто-то другой.

– Догадался,– рассеяно бурчу я,– но тот другой помог нам, давай не отвлекаться, этому

человеку необходимо сделать перевязку.

Стягиваем пропитанный кровью комбинезон. Как у всякого врача в моей сумке

всегда найдётся перевязочный материал, антисептики, ранозаживляющие порошки, а так

же – хирургические инструменты.

Первым делом диагностирую пациента. Вздыхаю свободно, серьёзных внутренних

повреждений нет. Благо человек без сознания, поэтому промываем раны, с помощью

Семёна быстро накладываю швы и крепко стягиваю рёбра бинтами, затем вливаю в рот

немного воды с антисептиком, человек глотает, стонет, вновь открывает страшные глаза, попытается подняться, но я мягко удерживаю его. Он скашивает глаза на

перебинтованную грудь, хрипло произносит непонятную фразу, видимо благодарит.

Оставив с ним Семёна, я обследую других людей, к сожалению – все мертвы.

Постоянно шарю глазами по окружающим зарослям, но наш помощник не торопится

показаться, это беспокоит и нервирует, непонятно, что у того на душе, вдруг зарядит из-за

кустов из автомата. Возвращаюсь к раненому и обращаюсь к Семёну:– Что делать будем?

– Подтащим к катеру, а там сами пусть им занимаются.

– Как всегда прав,– улыбаюсь я.

Семён стягивает с себя куртку, раскладывает на земле, привязываем пару толстых

веток и получились достаточно сносные носилки. Затем осторожно перемещаем туда

человека, тот скрипит зубами от боли, но не стонет, сразу видно, крепкий орешек, привык

переносить боль.

Стараясь идти плавно, подходим к реке, ни кто нас не встречает. Катер уткнулся в

отмель, слегка покачивается, чёрная броня тускло блестит, спаренный пулемёт задран

вверх, внезапно он дёргается и качнулся в нашу сторону.

– Да, что б вас!– ругаюсь я, но носилки не бросаю.– Эй, вы, там! Примите раненого!-

взревел я.

Может мой властный тон, подействовал, круглый люк бесшумно вывинчивается,

показывается автомат, затем появляется человек в защитном шлеме, он держится

настороженно, но славу богу в нас не целится.

– Всё, наша миссия закончилась, кладём раненого и уходим,– шепчу Семёну.

Бережно опускаем носилки и собираемся уходить, но не тут-то было, раздаётся

резкий выкрик и над нашими головами трещит автоматная очередь.

– Что за хамство,– оборачиваюсь я, раздражение накатывается как волна.

Чужак стоит на берегу, автомат направлен в нашу сторону. Я жалею, что бластеры

висят за спинами, снять явно не успеем, стоим, резких движений не делаем.

Незнакомец подходит к раненому, всё ещё целясь в нас, между ними завязывается

разговор.

– Как собаки лают,– ехидно усмехаюсь я.

Что-то, обсудив, чужак направляется к нам, остановился в трёх метрах, визгливо

выкрикивает, указывая на бластеры.

– Хочет нас разоружить. Вот, что, снимай бластер, клади влево, а я – вправо, а как

кашляну, прыгай в сторону. Мы этого молодчика стреножим, он ещё не знает, с кем

связался,– уверенно говорю я.

Всё получилось как по нотам, как только я подал сигнал, Семён прыгает в сторону, а я метнулся в ноги чужаку. Произошло всё быстро, приёмом самбо перехватываю руку на

излом, но в последний момент жалею, не стал ломать, просто швыряю через плечо,

болевым приёмом перехватываю автомат и вот теперь стою с оружием в руках, а

спецназовец уткнулся рылом в сырую землю.

Затем, пока тот не пришёл в себя от удара, заслонился его телом, в случае если на

катере ещё кто-то есть, оттаскиваю к каменным балкам. Там Семён занимает оборону, а я

усаживаю чужака рядом с собой и с бесцеремонностью сдёргиваю шлем – чёрные как ночь

густые волосы, обрамляющие лицо чужака, искрясь, рассыпаются за плечами.

– Девица?!– ахает Семён.

Я отпрянул в удивлении и восхищении – безупречный овал лица, чуть вздёрнутый

без изъянов носик, пухлые губы ждут любви, кожа, словно полированный нефрит, глаза

прикрыты пушистыми длинными ресницами. Внезапно из щёлочек глаз вырвался

багровый огонь – мигом трезвею.

Женщина в упор смотрит, чуть не испепеляет взглядом. В огромных глазах бушует

пламя, вытянутые зрачки, на моих глазах, принимают форму огненных шаров, губки

упрямо сжимаются, она с вызовом рыкнула нечто невразумительное.

– Ты бы не рычала, а сказала, что ни будь,– примиряющее говорю я. Женщина слов моих

не поняла, но интонации речи воспринимает правильно. Её зрачки сужаются в

вертикальные линии, она внимательно рассматривает меня, губки чуть приоткрываются, блестят как жемчуг ровные зубки. Внезапно глаза вновь наливаются огнём, она

вытягивает шею к моему плечу и с напряжённым вниманием рассматривает шрам в виде

короны, затем поднимает взгляд, огня в них нет, едва заметные красные щёлки

гармонично вливаются в пейзаж чёрных глаз.

Даже не ожидал, что спецназовец в юбке может так ворковать, как голубка перед

своим голубком. Лающий голос сглажен мягкостью интонаций, вся фигура выражает

покорность.

– Ладно, проехали,– смягчаюсь я поднимаясь, её автомат перекидываю рядом с бластером, протягиваю руку, помогаю встать. Она покорно обхватывает своей лапкой ладонь, пухлые

губы трогает признательная улыбка.

– Поможем погрузить твоего напарника на катер, затем, извини подруга, будем

вынуждены откланяться. Дела. Надеюсь, нас не зарядишь очередью из пулемёта?

– Их в живых осталось лишь двое,– высказывает предположение Семён.– Три человека

мертвы, один ранен и наша девица.

Вновь оказываемся на берегу. Раненый, видит нас, попытался приподняться, но

падает, снова скрипит зубами от боли, пот крупными каплями блестит на потемневшем

лице.

Женщина склоняется над ним, её речь, как лай хорошей дворняги, совсем

развеселила меня, с трудом сдерживаю улыбку. Раненый внимательно слушает, затем в

глазах вспыхивает огонь, он пристально смотрит на меня, я догадываюсь, хочет

рассмотреть мой шрам, как бы невзначай, поворачиваюсь к нему плечом, возглас

изумления вырывается у чужака. Он торопливо пытается, что-то говорить, но ему сложно, боль кривит лицо, пришлось вмешаться, подхожу, мягко прикрываю ладонью рот, он

понял, улыбается, яркий огонь исчезает в глазах.

Катер, внутри, оказался не таким и маленьким, Он достаточно широкий, несколько

кают, ходовой мостик, штурвал, рычаги, лесенка, ведущая в круглую башню, спаренный

пулемёт на треноге и орудие, похожее на миномётную установку.

Женщина открывает одну из кают, мы вносим раненого, укладываем на плоскую

жёсткую кровать. Она открывает аптечку, достаёт обычный шприц, ломает ампулу,

набирает прозрачную жидкость в шприц и виртуозно делает инъекцию в руку раненому.

Лицо мужчины расслабляется, он закрывает глаза, засыпает.

– Вот и всё, дорогая, нам пора,– говорю я. Она понимает, засуетилась, хватает меня за

руки, вновь обжигает пламенным взглядом, явно не хочет отпускать.

– Не знаю, что ты там обо мне надумала, но нам необходимо идти,– высвобождаю её руки.

Женщина тяжело дышит, взгляд скачет по различным полкам, неожиданно

срывается с места, лезет в шкаф и вытягивает толстую папку. Разворошив ей, что-то ищет, наконец, находит что искала и с поклоном даёт мне лист бумаги. На листе изображена

ваза в переплетении необычных цветов, сверху закрыта пломбой. Перевожу взгляд на

другой рисунок – маска, очень странная. Внимательно всматриваюсь в неё, что-то

кольнуло сознание, где-то её видел. Долго смотрю на рисунки, пытаюсь вспомнить. Рядом

подвывает от нетерпения наша спутница. Затем она протягивает ещё один рисунок. На

нём изображён морской пейзаж, море в дымке, на набережной стоят мужчина и женщина.

Мужчина рассматривает маску, взятую с прилавка магазинчика.

– А ведь это ты!– ахает Семён.

– Как?– удивляюсь я, но неожиданно понимаю, действительно, человек, изображённый на

рисунке, моя точная копия. Внезапно бросает в жар, сюжеты из далёкого сна всплывают в

моей голове ясно и чётко. Да быть такого не может! Это был сон, простой сон. Какой

Марс? Какой я? Что это за женщина рядом? Причём тут ваза, маска? Я потрясён, а

женщина подсовывает ещё один рисунок. Моё лицо сразу покрывается испариной. На нём

изображён настоящий ад, страшные чудовища рвут земную твердь, вгрызаясь в её

глубины, горы трупов разбросаны по всей земле и в уютных пещерах, ядовитый туман

стелется над страшным разломом. Ещё один рисунок несказанно удивляет, он не с моего

сна, на нём изображён я, на плече сияет корона, а я рву на части ад с его кошмарными

обитателями, а надо мной воздухе – ваза с маской. Понятно, он иносказателен, но явно

указывает, что я должен сыграть не последнюю роль в очищении этого мира от

инопланетной заразы. То, что это пришельцы, я уверен, вспоминаю встречу у разлома с

аммиачной нечистью.

За спиной вздыхает Семён, он не менее меня потрясён. Груз ответственности за

судьбу мира наваливается плечи, вспыхивает болью корона на плече, её золотистый свет

заливает каюту. Чисто по-женски ойкает наша спутница, Семён отпрянул в удивлении.

– Как видно ты себе не принадлежишь,– грустно, но уверено изрекает он.

– Что-то за собой чувствовал,– сникаю я. Очень непросто осознавать себя неким

спасителем всего мира, почти как в пошлых американских боевиках, даже сплюнуть

хочется.

Возбуждённо лает наша спутница, указывая на вазу с маской, затем на себя.

– Эти артефакты у неё, или у них,– понимаю я.

– Ты отправляйся с ними, а я сам найду детей,– убеждённо говорит друг.

– Да, конечно,– не соглашаюсь с ним,– сам он пойдёт! Сначала найдём Светочку с Игорем, потом будем спасать мир,– хмыкаю я.– Попробую объяснить девушке ситуацию.

Беру один из рисунков, переворачиваю чистым листом и делаю жест, будто хочу,

что-то написать. Женщина моментально выуживает из ящика карандаш и почтительно

кладёт на лист бумаги. Конечно я не художник, но я догадываюсь, наша спутница

обладает абстрактным мышлением, поэтому схематично рисую нескольких человечков.

На двух указал, что это я с Семёном, на человечка с длинными волосами – на неё,

раненого изображаю лежащим на кровати. Женщина кивает. В то же время на её

мордашке возникает непонимающее выражение, может у них как у северных народов,

кивок означает отрицание? Продолжаю рисовать дальше. Изображаю берег реки и за

стеной ещё двух человечков. Затем отдельно рисую человека, а рядом маленькую

фигурку. На большую указал, что это я, а на маленькую, те, что за стеной.

– Вард!– вырывается у женщины восклицание. Она сплёскивает руками и тянется к

автомату, что висит у меня за спиной.

– Она хочет идти с нами,– понимаю я.

– Я бы не давал ей оружие,– хмурится Семён.

– А, пусть берёт,– отмахиваюсь я.

Выбираемся на палубу. Должно быть сейчас, ближе к двенадцати, но серость утра

лишь слегка разбавилось светом, словно сквозь грозовые тучи пытается вырваться

Солнце, но без шансов на успех, а вдали виднеются стены купола, которые должны

состыковываться со сводом, но на его месте клубится белый туман. Стайка птиц или

птеродактилей весело шныряет у отмелей, не обращая внимания на ракообразных мокриц, которые деловито, как люди, ходят на передних конечностях и выхватывают клешнями

всякую живность.

За каменным валом, у которого произошла схватка с амфибией – силуэты

заброшенного города, где-то в развалинах, прячутся наши дети.

Наша спутница первая прыгает на берег, морщится, для неё скудное освещение

слишком яркое. Красные зрачки растягиваются в едва заметные щели. Она без шлема, волосы искрятся на плечах как у хорошей лошади хвост. Она деловито лает, видно

торопит, лицо серьёзное, озирается по сторонам, её автомат выписывает кренделя.

Мы прыгаем следом. Я торможу рвущуюся вперёд женщину, взглядом указываю

место между мной и Семёном. Негоже ей подвергать себя первой опасности. Она без

ропота пристраивается за спиной и мы, огибая место трагедии, двигаемся к каменной

лестнице.

– Надо бы похоронить,– грустно изрекает Семён, глядя на изувеченные трупы.

– Это она пусть решает, может не в их традициях хоронить тела,– замечаю я.

Рептилия лежит, как лежала, но вокруг неё уже шныряют шустрые ящерки,

ящерки-пираньи, определяю я, с опаской смотрю на них, но они заняты своим делом, на

нас не обращают внимание.

У лестницы пришлось идти мимо первой жертвы. От спецназовца почти ничего не

осталось, кости разбросаны вдоль стены, из которой угрюмо смотрят тёмные проёмы

окон. Женщина замедляет шаг у останков одного из людей, отрывистое рыдание

вырывается из горла, но она сдерживается и идёт дальше. Я замечаю, у неё это первые

эмоции, относительно своих товарищей. Представляю, как в душе переживает, но

держится как истинный солдат.

Ступени сложены из грубо оттёсанных глыб, ведут вверх между потемневших от

времени стен. Следы некогда металлических перил ржавчиной опоясывают весь периметр

лестницы. Разноцветные ящерки носятся по плитам, борются с толстыми жуками,

кидаются на скорпионов, забавно верещат и нас не боятся.

Осторожно ступаем на покрытые, многочисленными лишайниками, ступени. Я на

пределе возможностей., впитываю в себя все запахи и звуки, кто его знает, что за напасть

ожидает в развалинах, за стеной.

Так называемое небо, в клубах тумана, будто всасывается нам навстречу.

Неожиданно пелена блекнет, разбросанная ветром и, на мгновенье проступают далёкие

контуры пещерных сводов. Иллюзия нахождения на поверхности мигом исчезает – мы

глубоко под землёй, тоска пронзает сердце, скорее б выбраться наружу.

Наконец выходим на верхний уровень. Перед нами серый город. Разбитые

автомобильные дороги, всюду валяются проржавевшие металлоконструкции, на земле

лежат бетонные опоры, может, служили для поддержки проводов или по тросам бегали

вагонетки. Почти нет растений, но много мха в расселинах и трещинах, да грибы, они на

длинных ножках, бледные, источают неприятный запах, яд капельками свисает с

мшистого цвета шляпок.

А вот и потухшее кострище со следами стоянки. В углях валяется кусок сгоревшего

мяса, перевёрнутый котелок, подсумок с рожками для автомата и прибор похожий на

рацию, здесь находился разведчик спецгруппы, погиб, спасая наших детей.

Эмоциональная дорожка, напитанная страхом и страданием нашей ребятни,

колеблется немного в стороне от стоянки, след тянется в молчаливые каменные джунгли

мёртвого города. Я останавливаюсь, мне не хочется идти, страх как паутина опускается на

сердце. В городе нет людей, но там кто-то живёт и чувствует себя хозяином – это его

развалины, он ждёт нас. Я это понимаю, поэтому стою, не решаясь сделать шаг. На меня в

недоумении поглядывает наша спутница, её глаза мерцают красным. Семён меня хорошо

знает, поэтому спрашивает:– Там опасность?

– Если б я знал, но мне почему-то не по себе.

– Значит надо готовиться к бою,– резюмирует друг.

– Нам бы ту лазерную установку, что не смогли взять,– уныло говорю я.

– Неужели всё так серьёзно?

– Я же сказал, если б знал, но на мои ноги, словно гири, одели, руки как ватные.

– А давай вернёмся на тот уровень, мокрицу убили, заберём лазер,– Семён не на шутку

встревожен.

– Времени нет,– твёрдо говорю я и делаю шаг, страх загоняю в глубину сознания.

Рефлексы заработали как хорошо смазанные шестерёнки, невиданная сила вливается в

мою сущность, но только бы её хватило, впереди враг непростой и он знает о нас.

Наверное, во мне, что-то меняется, по крайней мере, наша спутница, поглядывая на

меня, повизгивает от страха и даже Семён отводит взгляд. Моя одежда мешает идти, я

сжимаю мышцы, и ткань лопается под прокатившейся волной стальных бугров.

Пру как танк, мелкий щебень выстреливает из-под ног, а громада города

надвигается. Наш враг зашевелился в развалинах, тяжёлая волна странной радости

прокатывается от него, почти осязаемо накрывает удушливой волной.

Он долго ждал, а дети, меня внезапно озаряет – ловушка для меня. Он чужой под

землёй, он чужой на Земле, он прислан невероятно давно. Моё появление было

спрогнозировано неким чуждым человеку разумом. Меня посещает мысль: «Это игры

богов, а я пешка в их партии. Но пешка, которая станет ферзём!» Грозно рычу, наша

спутница, пискнув, отскакивает в сторону, поглядывает на меня с суеверным ужасом.

Впереди показывается неземной красоты ажурная конструкция. Словно из

хрустальных нитей соткан туннель и ведёт он к сияющему куполу, затаившемуся между

стен.

– Что это?– в голосе друга сквозит восхищение.

– Паучий ход,– обливаю его словно из ушата ледяной водой.

– Неужели такое бывает?

– На Земле не бывает. Этого хищника давно привезли сюда – он ждёт нас.

– Ты убьёшь его?

– Мне с ним не справиться.

– Тогда почему мы идём?

– Мы стоим,– усмехаюсь я.

– Не понимаю.

– Не мешай, неожиданно обрываю его. Перед глазами возникает красная пелена, лопаются

кровеносные сосуды, шрам на плече горит как термит. Я вхожу в контакт со всем живым

пещерного мира. Зашевелились на отмелях мокрицы, лязгая клешнями, ползут в нашу

сторону. Всевозможные рептилии нехотя выбираются на берег и, неуклюже прыгая,

двинулись к нам. Ящерки пираньи собираются в стаи. Птеранодоны сорвались со скал и

планируют к городу. Сзади трещат заросли, показываются страшные лобастые морды.

Лавина живых существ заполняет всё пространство рядом с нами.

Семён понимает всё, смотрит на меня с восхищением. Нашей спутнице так же стал

доходить смысл происходящего, она уже не повизгивает, прижалась ко мне, только

изредка вздрагивает и кидает на меня восхищённые взгляды.

Пахнет болотом, рыбой, мускусом – странная армия замерла цепью вдоль города. Я

вижу их всех, я держу всех, незримые нити парят в пространстве, каждая закреплена за

одним из существ, а весь пучок уходит в меня, словно вожжами удерживаю живых

существ пещеры, но если дам слабину, зверьё набросятся на нас. Напряжение на пределе, даже пот перестал идти, а сочится из пор кровь.

Первыми в бой посылаю мокриц. Они смешно семенят на передних лапах,

воинственно размахивают клешнями, броня блестит как металл. Дойдя до паутины,

останавливаются, видно знакомы с этим хищником, но я безжалостно заставляю их идти

вперёд. Они скрываются в паутинном туннеле, и тут раздаётся раздражённый скрежет.

Внутренним взором наблюдаю, как мокрицы двигаются внутри паутины, то одна то

другая путается в ловчих сетях, зависает, пытается клешнями перекусить неимоверно

прочную паутину. Но в большей массе всё, же бронированные чудовища продвигаются к

логову. Сияющий купол приходит в движение, Хозяин двигается к не прошеным гостям.

Я вижу его, содрогаюсь и испытываю восторг одновременно. Он величиной с

грузовик, великолепен своей расцветкой: брюхо усыпано сияющими как жемчуг пятнами, головогрудь в узоре кремовых, жёлтых, розовых и синих цветах, мрачным огнём светятся

красные глаза, лохматые лапы полосатые как тигриная шкура, хелицеры – насыщенно

чёрные и между ними набухает капля яда.

Он оторопел, увидев столько мяса. Мокрицы замечают своего смертельного врага,

опускают броневые пластины на морды и ринулись в атаку. Паук от неожиданности

отпрянул, но раздражение захлёстывает всю его сущность, он вздыбливается и прыгает.

Десятки мокриц вцепились в его членистые лапы, но не могут перекусить, в, то, же время

паук без труда разрывает их броню. Финал завершается быстро, не прошло и десяти

минут, а паук, разбросав по сторонам изувеченные туши, выбирается из туннеля, одна

лапа волочится по земле – всё же небольшая, но победа.

Не даю ему опомниться, пускаю ящерок пираний, а сверху насылаю птеранодонов.

Летающие ящеры пытаются вырвать глаза, он отвлекается на них, а вокруг целое море

раздражённых существ. Они с писком окружили паука, наскакивают с разных сторон, но

их острые как бритва зубы ломаются об его броню. Всё же вижу, где-то на теле монстра

блестит зелёная сукровица. От прыжков властелина мёртвого города, стоит гул, он

невероятно раздражён, за всю историю жизни в развалинах, ни разу он не видел такого

хамства – его атакует пища!

Море из ящерок пираний иссякает, маленькими трупиками усыпана вся земля,

словно блохи попадали с собаки после обработки ядохимикатами. Но всё, же лепту свою

внесли, паук несколько растерян, да и подустал маленько, не привык он к таким

нагрузкам. Обычно перекачки крови в членистые лапы хватало для одного прыжка, чтобы

убить жертву. Он весь ощетинивается, передние лапы торчат в разные стороны, от яда

промокли хелицеры, неподвижные рубиновые глаза охватывают всю панораму в целом.

Он видит меня, он получил сигнал на убийство, он жаждет этого, но кровь загустела, требуется отдых, но он не угадал, отдыха ему не дам, посылаю в бой тяжёлых рептилий.

Паук попятился, он обладает разумом, понял, не совладать ему с таким полчищем,

незнающих боли животных. Кровь его ещё густа, с трудом вползает в паутинный туннель, лихорадочно плетёт липкие нити, в надежде задержать водяных монстров, но те, с

кваканьем, с клокотанием, рычанием несутся как каменная лавина. Многие путаются в

паутине, зависают на ней навсегда, но амфибий много. Большая часть настигает паука у

сияющего купола, их мощные челюсти хоть и с трудом, но ломают членистые лапы.

Особо настырные земноводные, подбираются к брюху и вцепляются когтями, зелёная

сукровица заливает землю, паук сучит лапами, в бешеной злобе разрывает непрошеных

гостей, но финал близок, он не в пользу хозяина развалин, кровь совсем загустела, ещё

минута и он замрёт в смертельной усталости. Так и произошло, паук падает на лапы, тяжёлые рептилии переворачивают его на бок и с наслаждением вгрызаются в брюхо.

Толстая кожа с грохотом лопается, кишки хлынули на лобастые морды. Я дрожу в

страшном напряжении, всё, не могу держать орду пещерных животных. Красная пелена

пульсирует, прерывается, струны, связывающие животных, лопаются, то один зверь, то

другой, трясёт головой и освобождается от наваждения.

– Делаем ноги,– шепчу я, но не могу сделать и шага, судороги выворачивают тело,

заваливаюсь на спину прямо в объятия друга, сознание меркнет, сильные руки куда-то

тянут. Рядом суетится наша подруга, обжигает участливым взглядом. Слышу автоматные

очереди, кто-то из хищников нами заинтересовался.

Семён тащит меня как заправский рысак, сзади отстреливается пещерная женщина.

Перед глазами всё плывёт, сознание проваливается в пропасть. Тишина.

Гл.18

Не знаю, сколько времени провалялся без сознания. С трудом выплываю из

небытия, испытывая дурноту и жажду. Открываю глаза. Темно. Неожиданно вижу рядом

два горящих пятна, они приближаются ко мне, в ужасе вскакиваю.

– Я тоже, когда это увидел, чуть не обделался,– звучит под ухом ласковый басок Семёна,– у

нашей девушки глаза в темноте светятся как красные фонари в Амстердаме.

– Дядя Никита!– неожиданно слышу такой долгожданный детский писк, Светочка кидается

на шею. У меня перехватывает дыхание от радости.

– Нашлись? Сорванцы! Игорь где?

– Оторвать от себя не могу,– смеётся Семён. Вдруг, ещё одни детские ручонки обвивают

мне шею.

– Дядя Никита, так хорошо, что нас нашли, нам было так страшно.

– Это тебе было страшно,– вмешивается бандерша Светочка, но поспешно признаётся:– Я

тоже боялась, десь всюду такие страшилки. А меня несколько раз Игорёша спас, я чуть в

колодец не упала, он меня вытащил, а потом ящерицу зубастую отлупил, она убежала.

– Ах, вы, мои дети,– растроганно улыбаюсь я.

– А ещё, эта тётя ... с красными глазами, летающее чудовище убила,– лепечет маленькое

сокровище.

– Она такая хорошая,– соглашается Игорёк.

– И такая смелая,– вторит ему Светочка.

Я смотрю на два светящихся пятна, благодарности нет границ. Женщина понимает

мои эмоции, что-то мягко воркует.

– А мы, где?– встрепенулся я.

Вспыхивает фонарь бластера. Свет высвечивает причудливую колоннаду,

различные статуэтки, монстра, застывшего в металле, высоких людей оседлавших

крылатых драконов.

– Музей, здесь прятались дети.

Луч фонаря скользит по земле, останавливается на зубастом, с кожистыми

крыльями, звере, изрешечённого пулями.

– Прорвался в двери, наша девушка его прикончила.

– А, что делается снаружи?

– Зверья много, но потихоньку расходится. Скоро нам выходить.

– Ребята, наверное, голодные, ты их накормил?

– Мы наелись, даже пуза болят,– верещит малышня.

– Скормил им все наши запасы и всю воду.

– Правильно,– успокаиваюсь я, облизывая пересохшие губы.

Женщина как тень приближается ко мне, пылающие глаза смотрят в упор, ёжусь,

не привык ещё. Она суёт мне в руку холодную флягу.

– Вот спасибо,– встрепенулся я, с наслаждением пью освежающую жидкость. Это не вода, напиток из необычного вкуса растений. Жажда моментально исчезает, сила стремительно

возвращается в тело.

– Здорово,– встаю на ноги, включаю фонарь бластера, случайно навожу луч в лицо

пещерной женщине. Она раздражённо шипит, прикрывая ладонями пылающие угли-глаза.

– Ой, извини,– расстроился я из-за случайно проявленной бестактности.

Она понимает, что-то говорит, в её голосе, похожем на лай, слышатся

снисходительные интонации.

Светочка вертится около неё, ей так нравится тётя. Ещё бы, она сразила летающего

дракона!

Женщина млеет от внимания озорной девочки, ласково разговаривает с ней.

Светочка хохочет, её забавляет её речь. Чуть позже, поборов гордость, подходит Игорь.

Он сразу начинает щупать автомат, но та, смеясь, перекидывает через плечо, вытаскивает

блестящий кинжал и дарит мальчику. Ребёнок, с детской непосредственностью, утыкается

ей в грудь. Светочка моментально надувает губки, но женщина снимает ожерелье из

хрусталя, сверкнувшее восхитительным блеском, и одевает на тонкую шейку девочки.

– Сейчас ночь?– спрашиваю Семёна.

– Ближе к пяти. В городе светло. Здесь просто нет окон.

– Значит, я был без сознания пару часов.

– Около того.

– И как ты думаешь нам поступить, лезть за артефактами или сначала отведём детей

домой?

– Правильнее, конечно, домой, они столько вынесли, устали. В то же время, представлю, что нам придётся вновь повторить весь этот путь. Может это не далеко? У меня

ощущение, эти предметы невероятно могущественны. Вдруг, действительно, от них

зависит судьба нашего мира. Пещерный народ знает о какой-то тайне, придаёт им

огромное значение. Всё же необходимо взять их сейчас, а дети быстро пришли в себя, они

адаптируются лучше нас. Видишь, Игорь уже оседлал летающего ящера, а Света повела

нашу спутницу по музею, они абсолютно успокоились, ведут спокойно, всё им интересно, для них прогулка в город пещерных людей будет увлекательна.

– Решено, идём за артефактами,– соглашаюсь я, хотя, будто кошки, чуть поскребли душу.

Глаза привыкают к темноте, я хорошо различаю зал, в котором находимся. По

центру возвышается постамент, заваленный тяжёлыми костями, чуть поодаль, притаился

череп монстра, огромный как валун – пустые глазницы когда-то видели своих жертв, кинжаловидные зубы с лёгкостью рвали плоть травоядных титанов, тираннозавр по

сравнению с ним – птенец.

Полукругом, вдоль стены, белеют колонны. Они ссужаются к верху и увенчаны

круглыми шарами, наверное, изображают яйца динозавров. Напротив их, в экспрессии

полёта, застыли композиции из различных сцен. Изображены худощавые всадники, на

крылатых драконах, как живые, отливая сталью, группа людей застыла у большого шара.

Статуи искусно вылиты из металла, эмоции чётко прослеживаются на лицах. С

удивлением понимаю, они смотрят на Землю. Континенты сдвинуты, океан один, но это

все, же Земля. Колонисты, догадываюсь я, в далёком прошлом они прибыли на нашу

планету и быть может она стала их домом. А вдруг мы их потомки? Да нет же, Дарвин

сказал, мы произошли от обезьян. По его мнению, всё эволюционирует от простого, к

сложному. Правда, вот досада, ни одного достоверного промежуточного звена ни у

микробов, ни у растений, ни у животных, включая человека, не обнаружено.

Австралопитеки, синантропы, питекантропы и пр. были обычными, заурядными

обезьянами, и хотя их выпрямили сторонники дарвинизма, подгоняя приматов под

эволюционное учение, к сожалению, они передвигались так же как наши макаки,