Текст книги "Иверский свет"

Автор книги: Андрей Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

достать птичье молоко.

Что видала ты, квартира?

В облаках летает с лирой

неоклассик, как Пыеро,

в спину всунувши перо.

Перо всунул – полетал,

перо вынул – написал...

Хорошо летать без трассы,

оглашая небо Штраусом,

для квартиры у властей

нет предела скоростей...

А внизу, разинув рот,

дом покинутый орет,

как без ящика комод:

«Кто ж в квартиру сгоряча

ключ сует от «Москвича»?

Надо бы от самосвала,

чтоб все зданье полетало».

НОВОСЕЛЬЕ

Человек несет по свету стол

на спине, как нужно со столами,

будто мебель в небе расставляет.

А когда он выпить отошел,

стол висеть в пространстве оставался.

Ангелы сидели за столом,

завтракали, вниз челом висели.

К ночи он вернулся, утомлен.

Присоединился к новоселью.

У столов, небесных и волшебных,

званые сидят с шести сторон.

ПОЧТА ТЕЛЕПОЭТА

«Уважаймый тов. ТВ!

У меня вопрос к тебе:

твои рифмы не тае,

где купить ковер в Москве?»

«Уважаймый тов. ТВ,

у меня вопрос к тебе:

почитайте о любви.

Мисс ТУ».

«Уважаймый тов. ТВ,

у меня вопрос к тебе:

а зеленый крокодил

выделяет хлорофилл?»

«Уважаймый тов. ТВ,

шлю Вам песню о Неве:

«Как пошел драгунский полк,

содрогнулся дамский пол».

«Вы вчера передавали

рыбу в кляре.

Умоляю, повторите,

к ней картошки отварите».

«Я рожден после трамваев.

Моя мама – Магомаев.

Вышли сотню или две».

«Уважаймый тов. ТВ,

у мекя вопрос к тебе:

если волка поливать – он квакает?

Умещается ли С. в фольксвагене?»

«Уважаймый АВ,

что сказать твоей вдове?»

Я люблю, как черт по вызов/,

вылезать из телевизору

и квартирною Москвой

побродить, как домовой.

В тебе резкость переводят,

при тебе детей заводят,

тебе пишут при тебе:

«Уважаймый тов. ТВ!..»

МЕНАДЫ

«Меняю Зюзино на Пресню.

Меняю Зыкину на Пресли.

Меняю мужа с двумя внуками

на бортмеханика во Внукове.

Меняю дом, который сносят,

на дом, чья стройка под вопросом.

Меняю друга одной приятельницы

на мужа одной писательницы.

Меняю масло на чеканку.

Меняю Сочи на Чикаго.

По курсу – один к четырем,

с полосою не берем.

Отдам сарай с канализацией,

где все течет и все меняется.

Друг, постой за меня год за трельяжем,

а я посижу за тебя год за кражу...

Пока ходил менять фамилию,

меня за Бремом обменили.

Не тот мой дом, не те картины,

и в зеркале не тот мужчина.

Ищу район (пусть без метро) —

где нет Обменного Бюро!»

КРЕДО

Иду на Человек с головою песьей,

иду на Зверь с человечьей спесью,

иду на Вор с соловьиной песнью.

«Иду на Вы» – этот клич опробовали

все от Святослава до Роберта.

Иные битвы – иные опыты.

Но я иду, темнотой изрезан,

чтобы услышать из темноты

пропащий отзыв из чащи леса:

«Иду на Ты!»

Мы все родились искать ответа,

«на ты» нам – чаща, «на ты» – цветы

«Иду на Вы» – это щит поэта,

а смысл поэта – идти «на ты»1

Иду на Ты, человече дивный,

в снегу целую твои следы.

Неразумеющие, идите вы...

Иду на Ты!

МЕЛОДИИ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

Есть лирика великая —

кириллица!

Как крик у Шостаковича – «три лилии!» —

белеет «Ш» в клавиатуре Гипельса —

кириллица!

И фырчет «Ф», похожее на филина.

Забьет крылами «У» горизонтальное —

и утки унесутся за Онтарио.

В латынь – латунь органная откликнулась

а хоровые клиросы —

в кириллицу!

«Б» в даль из-под ладони загляделася —

как бсгоматерь, ждущая младенца.

ТРАВМАТОЛОГИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА

Не «Отче наш», не обида, не ужас

сквозь мостовую и стужу ночную,

первое, что осенило, очнувшись:

«Чувствую – стало быть, существую».

А в коридоре больничном, как в пристани,

не протестуя, по два на стуле,

тесно сидели суровые истины —

«Чувствую – стало быть, существую».

Боли рассказывают друг другу.

«Мать, – говорю, – подверни полотенце».

Нянчит старуха кормилицу-руку,

словно спеленатого младенца.

Я за тобою, мать малолетняя,

я за тобой, обожженец вчистую.

Я не последний, увы, не последний...

Чувствую – стало быть, существую.

«Сын, – утешают, – ключица не бознать что... !

Звякнут прибывшему термосом с чаем.

Тоже обходятся без обезболивающего.

Так существуем, так ощущаем.

Это впадает народное чувство

из каждодневной стихии – в другую ..

Этого не рассказал Заратустра —

«Чувствую – стало быть, существую».

Пусть ты расшибся, завтра из гипса

слушая первую птицу земную,

ты понимаешь, что не ошибся —

чувствую – стало быть, существую!

Ты подойдешь для других незаметно,

Как ты узнала в разлуку такую?

Я поднимусь – уступлю тебе место.

Чувствую – стало быть, существую.

ДУМАЙТЕ ПОСТУПКАМИ

Не хватает жизни,

чтобы жизнь обдумать.

Во вод афоризма —

головой об тумбу?

Думайте поступками,

думайте разлуками,

дудками пастушьими,

встречами разутыми,

в поезде камышинском

думайте платформами,

станьте злоумышленниками

чудотворными!

Гениальней саженец,

чем идея саженца.

На случайной станции,

побледнев, высаживайтесь.

Помните, события —

это мысли жизни.

Мысль моя забытая,

ты вбежала сызнова.

Будто дверью ошибся,

пахнет розой и «Шипкой»,

будто жизнью ошибся во тьме —

будто ты получил свиданье,

предназначенное не тебе.

Ни за что – это время

и репей на коленке,

вниз сбегающей по тропе, -

удивленное благодаренье,

предназначенное не тебе.

Благодать без понятья,

или камня проклятье,

промахнувшееся в слепоте?

Задушили тебя в объятьях,

предназначенных не тебе.

Эти залы с цветами,

вся Россия за вами,

и разбитая песнь на губе —

заповеднейшее свиданье,

предназначенное не тебе.

Отпираться наивно.

Есть, наверное, лифты,

чтоб не лезть на балкон по трубе.

Прости, господи, за молитвы,

предназначенные не тебе.

Я вернусь, когда в город уйдешь,

и уткнусь в твой плащок на ватине.

И пойму, что шел с вечера дождь

и что из дому ты выходила.

Выбегала с крыльца до ворот,

возвращалась понуро к крылечку.

Хорошо, когда любит и ждет.

Но от этого только не легче.

Когда всегда передо мной

прикидываешься беспечной,

я думаю, какой ценой

твой свет всегдашний обеспечен.

Мы были счастливы в воде,

где нету городской полыни,

где ты естественна и где

твои красивые заплывы.

Как трудно быть тебе земной,

казаться из земного теста

весною, летом и зимой

и только месяц быть естественной.

Ах, скука, сука, скукота,

где город и бензином морят,

ах, суша, суша, сухота —

а ты для бога и для моря.

СОСНЫ

Я обожаю воздух сосновый!

Сентиментальности – от лукавого.

Вдохните разлуку в себя до озноба,

до иглоукалыванья, до иглоукалыван

Вденьте по ветке в каждую иголку,

в каждую ветку вденьте по дереву,

в каждое дерево родину вденьте —

и вы поймете, почему так колко.

ОПИСАНИЕ

I сентиментальны! документах, стихах н молитвах

славных злоключений Действительного Камер-Герра

НИКОЛАЯ РЕЗАНОВА,

доблестных Офицероо Флота Хвастова и Довыдова,

их быстрых парусников «Юнона» и «Авось»,

сан францисского Коменданта Дон Хосе Дарио

Аргуэльо. любезной дочери его Кончи

с приложением карты странствий необычайных.

«Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделбть

исповедь частных моих приключений. Прекрасная Кон-

сепсия умножала день ото дня ко мне вежливости, раз-

ные интересные в положении моем услуги и искрен-

ность, начали нелрименио заполнять пустоту в моем

сердце, мы ежечастно зближались в объяснениях, ко-

торые кончились тем, что она дала мне руку свою... »

Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву

17 июня 1806 г.

ЩГИА. ф 13, с. 1, Д. 687)

«Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помо-

щи Божьей надеюсь хорошо исполнить его, мне пер-

вому из Россиян здесь бродить таи сказать по ноже-

вому острию... »

Н. Резанов – директорам Русско-

амер. компании 6 ноября 1805 г.

«Теперь надеюсь, что «Авось» наш в Мае на соду

спущен будет... »

от Резанова же 15 февраля 1806 г.

Секретно

I. ПРОЛОГ

В Сан-Франциско «Авось» пиратствует —

ЧП1

Доченька губернаторская

спит у русского на плече.*

И за то, что дыханьем слабым

тельный крест его запотел,

Католичество и Православье,

вздев крыла, стоят у портьер.

Расшатываются устои.

Ей шестнадцать с позавчера,

с дня рождения удрала!

На посту Довыдов с Хвастовым

пьют и крестятся до утра.

ХВАСТОВ: А что ты думаешь, Довыдов...

ДОВЫДОВ: О происхожденье видов?

ХВАСТОВ. Да нет...

(Молитва Кончи Аргуэльо—Богоматери)

Плачет с сан-францисской колокольни

барышня. Аукается с ней

Ярославна? Нет, Кончаковна —

Кончаковне посолоней!

«Укрепи меня, Матерь-заступница,

против родины и отца,

государственная преступница,

полюбила я пришлеца.

Полюбила за славу риска,

в непроглядные времена

на балконе высекла искру

пряжка сброшенного ремня.

И за то, что учил впервые

словесам ненашей страны,

что как будто цветы ночные,

распускающиеся в порыве,

ночью пахнут, а днем – дурны.

Пособи мне, как пособила б

баба бабе. Ах, Божья Мать,

ты, которая не любила,

как ты можешь меня понять?!

Как нища ты, людская вселенная,

в боги выбравшая свои

плод искусственного осеменения,

дитя духа и нелюбви!

Нелюбовь в ваших сводах законочных

Где ж исток?

Губернаторская дочь, Конча,

рада я, что сын твой издох!.. »

И ответила Непорочная:

«Доченька...»

Ну, а дальше мы знать не вправе,

что там шепчут две бабы с тоской —

одна вся в серебре, другая —

до колен в рубашке мужской.

IV

ХВАСТОВ: А что ты думаешь, Довыдов...

ДОВЫДОВ: Как вздернуть немцев и пиитов?

ХВАСТОВ: Да нет...

ДОВЫДОВ: Что деспоты не создают условий для работы?

ХВАСТОВ: Да нет...

V

[Молитва Резанова—Богоматери)

«Ну, что тебе надо еще от меня?

Икона прохладна. Часовня тесна.

Я музыка поля, ты музыка сада,

ну что тебе надо еще от меня?

Я был не из знати. Простая семья.

Сказала: «Ты темен» – учился латычи.

Я новые земли открыл золотые.

И это гордыни твоей не цена?

Всю жизнь загубил я во имя Твоя.

Зачем же лишаешь последней услады?

Она ж несмышленыш и малое чадо...

Ну, что тебе мало уже от меня?»

И вздрогнули ризы, окладом звеня.

И вышла усталая и без наряда.

Сказала: «Люблю тебя, глупый. Нет сладу.

Ну что тебе надо еще от меня?»

VI

ХВАСТОВ: А что ты думаешь, Довыдов...

ДОВЫДОВ: О макси-хламидах?

ХВАСТОВ: Да нет...

ДОВЫДОВ: Дистрофично безвластие, а власть ката-

строфична?

ХВАСТОВ: Да нет.

ДОВЫДОВ: Вы надулись? Что я и крепостник и вольно-

думец?

ХВАСТОВ: Да нет. О бабе, о резановской.

Вдруг нас американцы водят за нос?

ДОВЫДОВ: Мыслю, как и ты, Хвастов, – давить их,

шлюх, без лишних слов.

ХВАСТОВ: Глядь! Дева в небе показалась, на облачке.

ДОВЫДОВ: Показалось...

VII

(Описание свадьбы, имевшей быть 1 апреля 1806 г.)

«Губернатор а доказательство искренности и с сла-

быми ногами танцевал у меня, и мы не щадили пороху

ни ьа судне, ни на крепости, гишпанские гитары смеши-

вались с русскими песельниками. И ежели я не мог

окончить женитьбы моей, то еде пал кондиционный акт...)-

Помнишь, свадебные слуги, после радужной севрюги,

апельсинами в вине обносили не?

как лиловый поп в битловке, под колокола былого,

кольца, тесные с обновки с имечком на тыльной

стороне, —

нам примерил не?

а Довыдова с Хвастовым, в зал обеденный с восторгом

впрыгнувших на скакуне, —

выводили не?

а мамаша, удивившись, будто давленые вишни

на брюссельской простыне, озадаченной родне, —

предъявила не?

(лейтенантик Н ф

застрелился не)

а когда вы шли с поклоном, смертно-бледная мадонна

к фиолетовой стене

отвернулась не?

Губернаторская дочка,

где те гости? Ночь пуста.

Перепутались цепочкой

два нательные креста.

АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ,

ОТНОСЯЩИЕСЯ К ДЕЛУ РЕЗАНОВА Н. П.

(Комментируют арх. крысы—игреки и иксы)

№ 1

«...но имя Монарха нашего более благословляться

будет, когда в счастливые дни ОГО свергнут Россияне

рабство чуждым народам... Государство в одном месте

избавляется вредных членов, но в другом от них ме

получает пользу и ими города создает... »

Н. РЕЗАНОВ – Н. РУМЯНЦЕВУ

№ 2. Второе письмо Резанова – И. И. Дмитриеву

Любезный Государь Иван Иваныч Дмитриев,

оповещаю, что достал

тебе настойку из термитов.

Душой я бешено устал!

Чего ищу? Чего-то свежего!

Земли старые – старый сифилис.

Начинают театры с вешалок.

Начинаются царства с виселиц.

Земли новые – табула раза.

Расселю там новую расу —

Третий Мир – без деньги и петли,

ни республики, ни короны!

Где земли золотое лоно,

как по золоту пишут иконы,

будут лики людей светлы.

Был мне сон, дурной и чудесный.

(Видно, я переел синюх.)

Да, случась при Дворе, посодействуй —

на американочке женюсь...

ЧИН ИКС:

«А вы, Резанов,

из куртизанов!

Хихикс...»

N9 3. Выписка из истории гг. Допыдова и Хвастова

Были петербуржцы – станем сыктывкарцы.

На снегу дуэльном – два костра.

Одного – на небо, другого – в карцер!

После сатисфакции – два конца!

Но пуля врезалась в пулю встречную.

Ай да Довыдов и Хвастов!

Враги вечные на братсъво венчаны.

И оба – к Резанову, на Дальний Восток...

ЧИН ИГРЕК:

«Засечены в подпольных играх».

ЧИН ИКС:

«Но государство ценит риск».

«15 февраля 1806 г. Объясняя вам многие характеры,

приступлю теперь к прискорбному для меня описанию

г. X >, главного действующего лица в шапостях и вреде

общественном и столь же полеэнаго и любезнаго чело-

века, когда в настоящих он правилах... В то самое время

покупал я судно Юнону и сколь скоро купил, то эделал

его начальником, и в то же время написал к нему Мич-

мана Довыдова. Вступя на судно, открыл он то пьянство,

которое три месяца кряду продолжалось, ибо на одну

свою персону, как из счета его • заборе увидите, вы-

пил 9ведр французской водки и 2 ведра крепнаго

спирту кроме отпусков другим и, словом, споил с нругу

корабельных, подмастерьев, штурманов и офицеров.

Беспросыпное его пьянство лишило его ума, и он всякую

ночь снимается с якоря, но к счастью, что матросы все-

гда пьяны...»

(Из второго секретного письма Резанова)

«17 июня 18С6 г. Здесь видел я опыт искусства Лей-

тенанта Хвастоеа. ибо должно отдать справедливость, что

одною его решимостью спаслись мы, и столько же

удачно вышли мы из мест, каменными грядами окру-

женных».

РЕЗАНОВ – министру коммерции

РАПОРТ

Мы – Довыдов и Хвастов,

оба лейтенанты.

Прикажите – в сто стволов

жахнем латинянам!

«Стоп, Довыдов и Хвастов!» —

«Вы мягки, Резанов». —

«Уезжаю. Дайте штоф.

Вас оставлю в замах».

В бой, Довыдов и Хвастов!

Улетели. Рапорт:

«Пять восточных островов

Ваши, Император!»

«Я должен отдать справедливость искусству

гг. Хвастова и Довыдова, которые весьма поспешно со-

вершили рейсы их... *

«18 октября 1807 г. Когда я взошел к Капитану Бу-

харину, он, призвав караульного унтер-офицера, велел

арестовать меня Ни мне. ни Лейтенаигу Хвастову не

позволялось выходить из дому и даже видеть лицо

какого-либо смертного... Лейтенант Хвастов впал в

опасную горячку.

Вот картина моего состояния! Вот награда, есть ли

не услуг, то по крайней мере желания оказать оные.

При сравнении прошедшей моей жизни и настоящей

сердце обливается кровью и оскорбленная столь жесто-

ким образом честь заставляет проклинать виновника и

самую жизнь.

Мичман ДОВЫДОВ».

(Выписка из «Донесения Мичмана

Довыдова на квартире уже под по-

литическим караулом»).

N9 4. В темнице

ДОВЫДОВ: А что ты думаешь, Хвастов?,.

ХВАСТОВ: Бухарин! Сука! Враг Христов!

Сатрап! Вор! Бабник! Педераст!

ДОВЫДОВ: Тсс... Стражник передаст...

ХВАСТОВ: Хрен! Скот! Мы, офицеры, страждем!

Эй, стражник!

Нажрался, паразит."Разит.

СТРАЖНИК: С-ик тран-зит...

Восток алеет. Помолись.

ХВАСТОВ (бледнеет)' Это мысль.

13'

387

О, Дева, в ризах как стеклярус!

Ты что, к Резанову являлась?

(Мы на Тебя не слали кляуз,

мы за Тебя интриговали

против американской крали.)

Спаси невинных индивидов!..

(В ужасе.) Гляди, Довыдов.

Распались цепи. Стража отвалилась.

Дверь отворилась.

И кони у крыльца в кибитке...

ГОЛОС: Бегите!

По трассе будущей Турксиба.

ДОВЫДОВ И ХВАСТОВ: Спасибо!

(Бегут.)

ДОВЫДОВ: Зер гут.

Религия не лишена основ.

А? Что ты думаешь, Хвастов?

№ 5. Мнение критика Зета:

От этих модернистских оборотцев

Резанов ваш в гробу перевернется!

МНЕНИЕ ПОЭТА

Перевернется – значит, оживет.

Живи, Резанов! «Авось», вперед!

№ 6 Чин игрек:

Вот панегирик:

«Николай Резанов был прозорливым политиком.

Живи Н. Резанов на 10 лет дольше, то, что мы назы-

вавм сейчас Калифорнией и Американской Британской

Колумбией, были бы русской территорией».

Адмирал Ван Дере (США).

ЧИН ИКС:

Сравним, что говорит нам Головнин:

«Сей г. Резанов был человек скорый, горячий,

затейливый, писак*, говорун, имеющий голову более

способную создавать воздушные замки в кабинете, не-

жели к великим делам, происходящим в свете... »

Флота Капитан 2-го ранга и кавалер

В. М. Голочнин,

ЧИН ИКС:

«А вы, Резанов,

пропили замок.

Вот Иск».

№ 7. Из письма Резанооа – Державину

ут одного гишпанца угораздило

о-своему переложить Горация.

Понятно, это не Державин,

но любопытен по терзаньям:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный.

Увечный

наш бренный разум цепляется за пирамиды, статуи,

памятные места —

щета!

Тыща лет больше, тыща лет меньше – но далее ни

черта!

– последний поэт цивилизации.

Не нашей, римской, а цивилизации вообще.

В эпоху духовного кризиса и цифиризации

культура – позорнейшая из вещей.

Позорно знать неправду и не назвать ее,

а назвавши, позорно не искоренять,

позорно похороны называть свадьбою,

да еще кривляться на похорон а».

За эти слове меня современники удаттят.

А будущий афро-евро-америко-азиат

с корнем выроет мой фундамент,

и будет дыра из илане1ы зии1ь.

И они примутся доказывать, что слова мои были

вздорные.

Сложат лучшие песни, танцы, понапишут книг...

И я буду счастлив, что меня справедливо вздернули.

Это будет тот еще памятник!»

№

8«16 августа 1804 г. Я должен тан же Вашему Импе-

раторскому Величеству представить замечания мои

о приметном здесь уменьшении народа. Еще более

препятствует размножению жителей недостаток жен-

ского полу. Здесь теперь более нежели 30-ть человек

по одной женщине. Молодые люди приходят в от-

чаянье, а женщины разными по нужде хитростями

вовлекаются в распутство и делаются к деторождению

неспособными».

|Из письма Н. Резанова Императору)

ЧИН ИКС:

«И ты, без женщин забуревший,

на импорт клюнул зарубежный?!

Раскис!»

«Предложение мое сразило воспитанных в фана

тизме родителей ея, разность религий, и впереди раз

лука с дочерью было для ник громовым ударом».

Отнесите родителям выкуп

за жену:

макси-шубу с опушкой из выхухоля,

фасон «бабушка-инженю».

Принесите кровать с подзорами,

и, как зрящий сквозь землю глаз,

принесите трубу подзорную

под названием «унитаз»

(если глянуть в ее окуляры,

ты увидишь сквозь шар земной

трубы нашего полушария,

наблюдающие за тобой),

принесите бокалы силезские

из поющего хрусталя,

ведешь влево – поют «Марсельезу»,

ну а вправо – «Храни короля»,

принесите три самых желания,

что я прятал от жен и друзей,

что угрюмо отдал на заклание

авантюрной планиде моей!..

Принесите карты открытий,

в дымке золота как пыльца,

и, облив самогоном, —

сожгите

у надменных дверей дворца!

нули к Миссионерам, те не знали, как

.и бедную Консепсию в церковь, испове-

–еждали к отказу, но решимость с обеих

нец всех успокоила. Святые отцы оставили

ю Римского Престола, и я принудил помол-

на что соглашено с тем, чтоб до разрешения

ото сие тайною».

№ 10 Чин мне!

«Еще есть образ Божьей Матери,

где на эмальке матовой

автограф Их-с...»

«Я представлял ей край Российской посуровее и

притом во всем изобильной, она была готова жить

в нем... »

№ 11. Резанов – Конче

Я тебе расскажу о России,

где злодействует соловей,

сжатый страшной любовной силой,

как серебряный силомер.

Там храм Матери Чудотворной.

От стены наклонились в пруд

белоснежные контрофорсы,

будто лошади воду пьют.

Их ночная вода поила

вкусом чуда и чабреца,

чтоб наполнить земною силой

утомленные небеса.

Через год мы вернемся в Россию.

Вспыхнет золото и картечь.

Я заставлю, чтоб согласились

царь мой, Папа и твой отец!

VIII

(В сенате)

Восхитились. Разобрались. Заклеймили.

Разобрались. Наградили. Вознесли.

Разобрались. Взревновали. Позабыли.

Господи благослови!

А Довыдова с Хвастовым посадили.

IX

(Молитва Богоматери – Резанову)

Светлый мой, возлюбленный, студится

тыща восемьсотая весна!

Матерь от Любви Своей Отступница,

я перед природою грешна.

Слушая рождественские звоны,

думаешь, я радостна была?

О любви моей незарожденной

похоронно бьют колокола.

Надругались. А о бабе позабыли.

В честь греха в церквах горят светильни.

Плоть не против Духа, ибо дух —

то, что возникает между двух.

Тело отпусти на покаяние!

Мои церкви в тыщи киловатт

загашу за счастье окаянное

губы в табаке поцеловать!

В бабе государственность – притворство.

Править ей державами нельзя.

К лику Николая-чудотворца

пририсую синие глаза.

Бог, Любовь Единая в двух лицах,

воскреси любою из марусь...

Николай и наглая девица,

вам молюсь!

МИЛОС

Спите, милые, на шкурах росомаховых.

Он погибнет в Красноярске через год.

Она выбросит в пучину мертвый плод,

станет первой сан-францисскою монахиней.

КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

Сашка Марков, ты – король лаборатории.

Шишка сыска, стихотворец и дитя.

Пред тобою все оторвы припортовые

обожающе снижают скоростя.

Кабинет криминалистики – как перечень.

Сашка Марков, будь Вергилием, веди!

Обвиняемые или потерпевшие,

стонут вещи с отпечатками беды.

Чья вина позапекалась на напильнике?

Группа крови. Заспиртованный урод.

Заявление: «Раскаявшись, насильника

на поруки потерпевшая берет».

И, глядя на эту космографию,

точно дети нос приплюснувши во мрак,

под стеклом стола четыре фотографии —

ах, Марина, Маяковский, Пастернак...

397

Ах, поэты, с беззаветностью отдавшиеся

ситуациям, эпохам, временам, —

обвиняемые или пострадавшие,

с беспощадностью прощающие нам!

Экспертиза, называемая славою,

в наше время для познанья нет преград.

Знают правые, что левые творят,

но не ведают, где левые, где правые...

И, глядя в меня глазами потеплевшими,

инстинктивно проклинаемое мной,

•бе им я ем о е или потерпевшее,

воет Время над моею головой!

Победители, прикованные к пленным.

Невменяемой эпохи лабиринт.

Просветление на грани преступления.

Боже правый, Сашка Марков, разберись!

БОБРОВЫЙ ПЛАЧ

Я на болотной тропе вечерней

встретил бобра. Он заплакал вхлюп.

Ручкой стоп-крана

торчал плачевно

красной эмали передний зуб.

Вставши на ласты, наморщась жалко

(у ник чешуйчатые хвосты),

хлещет усатейшея русалка.

Ну, пропусти! Ну, пропусти!

(Метод нашли, ревуны коверные.

Стоит затронуть их закуток,

выйдут и плачут

пред экск-еваторол» —

экскаваторщик наутек!

Выйдут семейкой и лапки сложат,

и заслонят от мотора кров.

«Ваша сила —

а наши слезы.

Рев – на рев!»)

В глазках старенького ребенка

слезы стоят на моем пути.

Ты что – уличная колонка?

Ну, пропусти, ну, пропусти!

Может, рыдал, что вода уходит?

Может, иное молил спасти?

Может быть, мстил за разор угодий?

Слезы стоят на моем пути.

Что же коленки мои ослабли?

Не останавливали пока

ни телефонные Ярославны,

ни бесноватые слезы царька.

Или же заводи и речишник

вышли дорогу не уступать,

вынесли

плачущий

Образ Пречистый,

чтоб я опомнился, супостат?

Будьте бобры, мои годы и долы,

не для печали, а для борьбы,

встречные

плакальщики

укора,

будьте бобры,

будьте бобры!

Непреступаемая для поступи,

непреступаемая стезя,

непреступаемая – о господи! —

непреступаемая слеза...

Я его крыл. Я дубасил палкой.

Я повернулся назад в сердцах.

Но за спиной моей новый плакал —

непроходимый другой в слезах.

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПЛЯЖИ

Людмила,

в сочельник,

Людмила, Людмила

в вагоне зажженная елочка пляшет.

Мы выйдем у взморья.

Оно нелюдимо.

В снегу наши пляжи!

В снегу наше лето.

Боюсь провалиться.

Под снегом шуршат наши тени песчаные.

Как если бы гипсом

криминалисты

следы опечатали.

В снегу наши августы, жар босоножек —

все лажа!

Как жрут англичане огонь и мороженое,

мы бросимся навзничь

на снежные пляжи.

Сто раз хоронили нас мудро и матерно,

мы вас «эпатируем счастьем», мудрилы?..

Когда же ты встанешь,

останется вмятина —

в снегу во весь рост отпечаток

Людмилы.

Людмила,

с тех пор в моей спутанной жизни

звенит пустота —

в форме шеи с плечами,

и две пустоты —

как ладони оттиснуты,

и тянет и тянет, как тяга печная!

С звездою во лбу прибегала ты осенью

в промокшей штормовке.

Вода западала в надбровную оспинку.

(Наверно, песчинка прилипла к формовке.)

Людмила, ау, я помолвлен с двойняшками.

Не плачь. Не в Путивле.

Как рядом болишь ты, подушку обмявши,

и тень жалюзи

на тебе,

как тельняшка...

Как будто тебя

от меня ампутировали.

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС

«Дверь отворите гостье с дороги!»

Выйду, открою – стоят на пороге,

словно картина в раме, фрамуге,

белые брюки, белые брюки!