Текст книги "Запоздалый суд (Повести и рассказы)"
Автор книги: Анатолий Емельянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)
14
Да, так просто он нм не уступит и не отступит. Он даст им бой!
Такое решение окончательно принял Федот Иванович не в председательском кабинете, не в домашнем уединении, а – странное дело! – во время встречи на одной из ферм с зоотехником Василием Константиновичем. Почему именно на ферме, почему после разговора с зоотехником, а не с кем-нибудь другим – этого Федот Иванович и сам не знал. Но разве мы всегда и все знаем отчего и почему с нами происходит то, а не это?!
Когда Федот Иванович еще только подходил к ферме, до него донесся сердитый голос зоотехника. Василий Константинович кого-то распекал то ли за несвоевременную подвозку кормов, то ли за нарушение рациона, и сам строгий тон разговора понравился Федоту Ивановичу: именно так и должен разговаривать руководитель! Если начистоту, зоотехник вообще ему нравился куда больше других специалистов, взять хоть того же агронома. Агронома Федот Иванович всерьез как-то не принимал, к зоотехнику же относился с уважением. Нет, любить Василия Константиновича он не любил. Какая там любовь, если тот, не считаясь с его председательским авторитетом, прямо в глаза мог сказать такое, на что нйкто другой бы не решился.
Федот Иванович и по сей день помнит его выступление на колхозном собрании, когда утверждали устав артели, принятый на последнем съезде колхозников. Новый устав дает возможность колхозникам выбирать правление, и председателя в том числе, и открытым голосованием, и тайным. Этот пункт как раз и вызвал разговоры. Первым высказался Вася Берданкин. «Голосуем в Верховный Совет – бюллетени, голосуем в районный или в свой сельский Совет – опять бюллетени. Сколько бумаги изводим да людей от дела отрываем! Теперь нам предлагают и председателя колхоза выбирать тайно – зачем эта морока? Я за то, чтобы голосовать в открытую!..» – «А я бы предложил принять тайное голосование, – ввязался тогда в разговор зоотехник. – Водь не каждый колхозник может пойти в открытую против председателя колхоза, а тайное голосование даст объективную картину народного мнения. Никто ни на кого не нажимает, никто никого не зажимает…»
Поддержать зоотехника мало кто поддержал, прошло предложение тракторного бригадира, но Федот Иванович то собрание запомнил. И будь на месте зоотехника другой – сумел бы ему показать «объективную картину народного мнения». Но Василий Константинович – прекрасный специалист, свое дело знает в топкостях, и в таких случаях давать волю своему председательскому самолюбию нельзя. Бить но хорошему зоотехнику это все равно, что бить по самому себе. Фермы, скотные дворы – считай, половина колхозного хозяйства. И за эту половину Федот Иванович спокоен. Что толку, что агроном ему ни в чем не перечит и против него на собраниях не выступает?! Чуть что недоглядел – там не так вспахано, тут не то посеяно. А на фермах всегда все так, как нужно.
«Народ наш богат талантами…» – вспомнились слова секретаря райкома. Богат-то богат, а вот случись какая передряга с Василием Константиновичем… Ну, допустим, на повышение мужик пойдет, в управление сельского хозяйства заберут – другого такого зоотехника во всем районе не найти. Не в колхозе, а во всем районе! Что же после этого остается говорить о стоящем председателе. Языком болтать легко, а уйди Федот Иванович из председателей – кого на его место поставить!.. Кое-где вон взяли моду преобразовывать колхозы в совхозы. Отстает колхоз, так вместо того, чтобы подобрать хорошего председателя, его переделывают в совхоз, вешают на шею государства. Что же, выходит, председателя подобрать потрудней, чем из колхоза совхоз сделать. Вот тебе народ и богат талантами. Видно, все же они на дороге не валяются… Потому-то Федот Иванович и считает, что «Славе» повезло на зоотехника. И характер у Василия Константиновича золотой, позавидовать можно. Строг, сердит, но отходчив. Только что ругал оплошавшего скотника, а вот уже и смеется вместе с ним – рот до ушей, шутки шутит. Ну, и то сказать: молодой еще, нервы не успел истрепать…
Правда, в последнее время высоко – выше, чем надо бы, – думать о себе стал. То ли тут молодой гонор сказывается, то ли газетная слава мужика подпортила. Районная и республиканская газеты раззвонили на всю округу: умный, дельный зоотехник в «Славе», молодой, но уже отлично зарекомендовавший себя специалист… Вроде все правильно: умный и дельный. Недодай на ферму кормов – всех на ноги подымет, председателя за горло возьмет, а своего добьется. Заслуживает такой работник похвалы? Заслуживает. Но только всю-то хвалу на себя брать зачем? Без кормов, будь ты хоть распрекрасным специалистом, далеко не уедешь и высоких удоев и привесов не добьешься. Корма же растит и заготавливает не зоотехник, а председатель. Он – он, а не кто-нибудь! – заботится, чтобы всяких кормов на зиму хватало вдосталь. И эта забота немножко позаковыристей заботы раздать те корма скоту. Так-то, дорогой Василий Константинович!.. И если уж говорить, что слава кое-кому кружит голову – не председателю колхоза, а зоотехнику она вскружила, но ни Алексей Федорович, ни Валентин Сергеевич этого почему-то не замечают…
Закончив утренний обход ферм и скотных дворов, Федот Иванович направился в колхозную контору. Шаг его был спокойный, ровный, уверенный. Ему сделали вызов, он этот вызов принимает и даст бой!
Но все же почему решение провести общее колхозное собрание и поставить вопрос о председателе на тайное голосование – почему это решение окончательно принял Федот Иванович после встречи с зоотехником? Уж не потому ли, что вспомнилось его выступление, в котором он ратовал за тайное голосование? Или потому, что вместе с парторгом и секретарем райкома захотелось и возомнившему себя зоотехнику доказать, что, несмотря на все их нападки, колхозники все-таки поддержат председателя, и именно потому он и не боится тайного голосования?..
Не побоится он пригласить на собрание и секретаря райкома. Пусть посмотрит, пусть послушает, что думают, что говорят о председателе колхозники. И лучше всего именно на глазах секретаря райкома выставить шибко идейного отставного майора на всеобщее посмешище. Он сам нарочно выставит его кандидатуру. Он так и скажет: пусть будут два кандидата, а кому народ окажет предпочтенье, покажет тайное голосование… Конечно, по делу, если и выставлять еще какую-то кандидатуру на председательский пост, то надо выставлять зоотехника Василия Константиновича. Трудно сказать, по плечу ли ему придется председательский воз, сумеет ли он везти его так же хорошо, как это у него получается на посту животновода – это вопрос другой. Но что человек это серьезный, стоящий – каждому видно. Однако цель собрания Федот Иванович видит не в замене председателя, а именно в том, чтобы, с одной стороны, отвести возведенную на него хулу, а с другой – показать истинную цену дутой хвале Алексея Федоровича. А то он и такой, он и этакий. Вот когда в бюллетене их фамилии встанут рядом да когда те бюллетени вскроют – сразу станет ясно, кто из них плох, а кто хорош. Народ скажет свое веское слово, и секретарь райкома увидит, ради славы или ради народа живет и работает Михатайкин. Народ знает, каких трудов стоила председателю нынешняя слава колхоза «Слава». Народ красивыми словами не обманешь. И уж если его «поставили на ковер» перед коммунистами колхоза – пусть теперь постоят на том ковре и те, кто его поставил…
Заседание правления колхоза началось точно в назначенный час. Началось тихо, спокойно. Но как только Федот Иванович сказал членам правления о своем решении, поднялся шум, галдеж, неразбериха.
Даже друзья и единомышленники Федота Ивановича Василий Берданкин и агроном Александр Петрович и то не сразу поняли своего председателя, приняв его решение не более, чем за каприз. Так что даже они рьяно выступали против тайного голосования и вообще против созыва общего собрания. Но Федот Иванович продолжал настаивать, а Василий Константинович его в этом как бы поддерживал: мол, если председателю так хочется – надо ли его отговаривать.
Алексей Федорович долго молчал. Он смутно догадывался о председательском замысле, хотя понять его до конца и не мог. Председатель хочет «сыграть в демократию»? Хочет доказать свою «правоту», а заодно продемонстрировать и свою незаменимость? Партийный секретарь глядел в глаза Федота Ивановича, словно бы надеясь в них найти ответы на свои вопросы. Но тог прятал их в хитром прищуре или отводил в сторону. В конце концов Алексею Федоровичу ничего не оставалось, как тоже поднять руку за проведение общеколхозного собрания.
Но как только заседание правления закончилось, он связался по телефону с райкомом.
– Да-а, – внимательно выслушав его, протянул Валентин Сергеевич, – Хитро придумал. Ход конем… Мне-то приезжать, пожалуй, незачем. Так будет лучше… Меня заботит другое. Раздул Михатайкин этот костер, конечно, неспроста. Это понятно. По как бы… как бы самому ему в том костре не сгореть… Так что ты, Алексей Федорович, на собрании не горячись, веди дело с умом. Так и договоримся…
Для уборки клуба Михатайкин распорядился в помощь техничке нарядить еще несколько колхозниц. Они протирали стулья, стены, мыли окна и полы.
Перед обедом Федот Иванович сам пришел в клуб проверить, как идет работа.
Кажется, все сделано как надо. Зал выглядел чисто, опрятно, солидно. Тяжелые бархатные занавеси на сцене и на огромных, в два этажа, окнах. Стол для президиума под орех, такая же полированная трибуна со звездой посредине. Самые современные кресла в зале на пятьсот мест да двести мест на балконе. Как-то, будучи в Москве, увидел Федот Иванович такие кресла в концертном зале гостиницы «Россия» и тогда же загорелся во что бы то ни стало достать такие для своего колхозного клуба: пусть знают наших! Пусть хурабырцы сидят на таких же стульях, как и гости столицы! Правда, достать кресла оказалось делом не простым и удалось это сделать только аж через Совет Министров республики, по Федот Иванович не пожалел потраченных на это сил и времени: овчинка стоила выделки.
Точно так же, по особым каналам, достал он и хрустальные люстры – вон они как сверкают и переливаются! – и многое другое. И получился не клуб, а настоящий дворец или, как их сейчас называют, Дворец культуры. Такого нет еще даже в райцентре. Нет, да и, наверное, еще долго не будет: откуда им взять деньги, чтобы построить такой дворец. Сколько бумаг надо исписать, с десятью инстанциями согласовать, прежде чем отпустят такую сумму… Райкомовцам нравится клуб в «Славе», но они упрекают председателя в том, что, мол, очень мало в нем наглядной агитации. Но Федот Иванович придерживается на этот счет Своего мнения. По стенам висят портреты членов Политбюро, на сцене – писанный маслом портрет Ленина – чего же еще! Если у колхозника хороший заработок, если он сыт, обут и одет – вот она самая наглядная агитация!
В просторном фойе поставлены обтянутые бархатом – знай наших! – кабины для тайного голосования, рядом с ними – урна. Что же до бюллетеней, то Федот Иванович еще вчера сам съездил в типографию районной газеты и там прямо при нем – такому председателю да не сделать?! – отпечатали бланки бюллетеней. Целых три связки: небось не только на эти, а и еще на одни выборы хватит. Фамилии кандидатов подпечатают на машинке потом, когда колхозники сами же их выдвинут. А у него в кармане уже лежит готовое заявление: прошу освободить от обязанностей председателя по состоянию здоровья. От себя потом добавит уже неофициальное, небумажное: отработался, скажет, износился, выбирайте другого… Ну, попятное дело, просьбу его колхозники не удовлетворят, начнут упрашивать, уговаривать…
Федот Иванович мыслено представил эту сладкую для его сердца минуту, увидел жалкое растерянное лицо Алексея Федоровича, смущенного Валентина Сергеевича и довольно улыбнулся. Что будет именно так, а не иначе, он не сомневался.
Бригадирам было наказано обойти дворы колхозников лично. Собирается не собрание уполномоченных, как это часто делалось, а общее колхозное, и на него должны явиться все: от восемнадцатилетних ребят и девчонок до престарелых пенсионеров. И пусть все знают, что голосование будет тайным, как на выборах депутатов, и на собрании будет присутствовать первый секретарь райкома партии.
А для большей верности, в день собрания по местному колхозному радио выступил еще и сам Федот Иванович, повторив приглашение всем, от мала до велика, прийти на собрание.
И вот, наскоро управившись с домашними делами, колхозники к назначенному часу начали стекаться в клуб. Шли поодиночке и группами. Из соседних деревень, входящих в «Славу», ехали на машинах. И везде – и по дороге, и у клуба, и в фойе – разговоры, разговоры.
Все терялись в догадках, высказывали самые разные предположения. Что это надумал их Федот Иванович? Зачем заново устраивать выборы, если и время еще не вышло, и нужды вроде бы нет никакой? В уставе же ясно сказано, что председатель выбирается через три года, а со времени последних выборов и полгода не прошло… Многие сходились на том, что какая-то причина, наверное, есть, но что это за причина, не знали. Разговоры, пересуды велись и шепотом, будто кто-то мог подслушать, и в полный голос. Одни горячо хвалили Михатайкина, другие столь же определенно хулили.
– Настоящий хозяин, – шел разговор в одном углу. – Строгий и рачительный.
– Так-то так, да не слишком ли строг? За малейшую провинность – штраф.
– А ты бы как хотел? Ты бы хотел наводить дисциплину уговорами да разговорами?
– Но и не одними окриками да штрафами… Тем более что районный прокурор, говорят, запретил ему штрафовать колхозников.
– Очень-то он боится того прокурора! Он сам себе и судья, и прокурор. «Мы – колхоз, мы – сами хозяева! – любимая его присказка. – Не то что какой-то районный законник – Центральный Комитет и то в своих постановлениях нас не обязывает, а рекомендует…» Поди после этого поспорь с ним, скажи, что он не знает законы…
В другом углу фойе вели свой неспешный разговор седобородые старики. Много всякого им довелось повидать на своем веку, многое хранит их стариковская память. Хорошо помнят они и тяжелые военные годы, и столь же трудное послевоенное время. И куда лучше молодежи знают они, в какой бедности прозябал колхоз и как Федот Иванович Михатайкин вытащил его из этой бедности и привел к нынешнему богатству. Потому-то горой стоят они за строгого председателя.
– Не та молодежь нынче пошла. Строгостей не любит.
– А как без строгости? Без строгости нельзя. Дай-ка всем волю – тогда и от колхоза ничего не останется.
– Вожак должен быть с твердой рукой и с твердым характером… В стаде вон и то есть вожак. А в таком большом хозяйстве без твердой руки нельзя…
Между группами колхозников ходил слегка подвыпивший Ваня Козлов и как бы между прочим вставлял в разговор:
– А знаете, мужики, до чего довели некоторые агитаторы и пропагандисты нашего Федота Ивановича? Заявление об освобождении написал… Кто агитатор? А тот, кто получает сто семьдесят рубликов военной пенсии и проживет припеваючи, если колхоз и упадет.
Кто-то Козлову поддакивал, кто-то возражал.
– Волком на всех твой Федот Иванович кидается.
– Добрячков и до Михатайкина было много, да и сейчас они есть, – отвечал Козлов. – А вот такого председателя, который бы прославил колхоз на всю республику, среди тех добрячков почему-то не нашлось… Что делать, приходится выбирать между добросердечным ветродуем и строгим хозяином. Я бы лично выбрал хозяина…
Точно по звонку пришел в клуб и сам хозяин.
Был Федот Иванович по-необычному собран и подтянут. Черный костюм и белая нейлоновая рубашка придавали ему вид даже торжественный.
Правда, его несколько обескуражил недавний телефонный разговор с секретарем райкома. Федот Иванович пригласил его на нынешнее собрание, а тот, выслушав, сказал, что приехать не сможет. Он бы и рад приехать, ему, как бывшему председателю колхоза, сама идея тайного голосования кажется заслуживающей всяческого внимания. Но его вызывают в областной комитет на совещание по итогам весеннего сева… Федоту Ивановичу почуялось что-то неладное в самом тоне разговора, и он, чтобы убедиться в своей догадке, дипломатично предложил перенести собрание. «Думаю, что делать этого не стоит, – ответил Валентин Сергеевич. – Если уж задумали – проводите. Кстати, это будет нашим первым опытом; в районе, как известно, таким образом председателей колхозов мы еще не выбирали. Полагаю, и в обкоме этим делом заинтересуются. Тем более что и колхоз «Слава» в республике приметный, и председатель колхоза заметный…»
Последние туманные слова окончательно утвердили Федота Ивановича в мысли, что отказался секретарь райкома приехать на собрание неспроста. Похоже, его точно продуманный план начинает давать осечки. А так хотелось Федоту Ивановичу, чтобы секретарь райкома наглядно убедился, за кого проголосует народ: за него или за хваленого Алексея Федоровича…
Однако же уж очень-то огорчаться, наверное, резона нет. Ну, пусть Валентин Сергеевич на собрании не будет. Все равно сам факт тайного голосования будет известен и в районе, и в республике. Известны будут секретарю райкома и результаты голосования… Нет, переносить собрание нет расчета. Это может только вызвать ненужные кривотолки.
Зал полон. Опоздавшие начинают толпиться у задней стенки, заполняют проходы. Можно начинать.
Федот Иванович вышел на сцену, к столу президиума, и открыл собрание. По виду держался он ровно, спокойно. Но внимательный глаз мог бы заметить, что председатель чувствует себя напряженно и по-своему, по-михатайкински волнуется: то положит свои длинные руки на стол, то опустит их по швам; то напустит на лицо официальную холодность, то пытается улыбнуться, хотя это у него и плохо получается – вместо улыбки по лицу пробегает лишь какое-то отдаленное подобие ее, Даже председательские глаза, обычно цепкие и пронзительные, сейчас глядели не на ряды заполнивших зал людей, а скользили поверх их голов, Таким Михатайкина многие видели впервые.
Раньше, бывало, президиум выбирали быстро. А нынче и минута прошла, и другая на исходе, а в зале молчание. Наконец вышел к трибуне Вася Берданкин и самого же Михатайкина назвал первым кандидатом в президиум. Ну, а дальше-то уже пошло легко, привычно. Зоотехник Василий Константинович выкликнул Алексея Федоровича, тот, в свою очередь, зоотехника, отчего по залу пробежал легкий смешок: мол, выдвигают друг друга как бы в отместку – кому охота сидеть за столом президиума у всех на виду?..
Василий Константинович, которому поручили вести собрание, предоставил слово председателю колхоза.
Оно было кратким. Федот Иванович всего лишь сказал, что предлагает отныне выбирать колхозное правление и председателя в том числе тайным голосованием. Чтобы не было недовольных, чтобы каждый мог проголосовать, за кого ему хочется. Михатайкин еще не успел сесть, а в первом ряду уже поднялся бригадир трактористов Вася Берданкин и, не выходя на трибуну, а лишь обернувшись к залу, сказал:
– Я – против этой никому не нужной переголосовки. Ведь только что зимой единогласно избрали Федота Ивановича на пост председателя колхоза – чего же еще надо? Считаю, что зря только потревожили народ, оторвали людей от дела. Я предлагаю этот вопрос вообще снять с повестки дня.
Кое-кто выкриками с места поддержал выступление Берданкина. Но председатель опять попросил слова и продолжал стоять на своем. И кажется, только теперь сидевшие в зале люди начали понимать, что за этой настойчивостью председателя что-то кроется: то ли какая-то обида, то ли еще что-то более серьезное. Но уж если сам председатель настаивает – что ж, пусть его… Правда, многие руки поднимали неохотно, с оглядкой, словно бы опасаясь, как бы потом не нарваться на гнев Михатайкина.
После того как новый порядок избрания председателя колхоза был утвержден, Федот Иванович зачитал свое заявление.
И опять первым после него, только теперь уже выйдя на сцену, выступил бригадир трактористов. Он сказал, что выдвигает кандидатуру Федота Ивановича, и сам же начал аплодировать.
Зал, хоть и не очень дружно, поддержал аплодисменты Берданкина. Федот Иванович посчитал, что наступил главный момент собрания, и, как только бригадир сошел с трибуны, занял его место.
Сначала он поблагодарил народ за вновь оказанное ему доверие, затем повел разговор по давно намеченной линии. Хозяйство – да еще такое огромное – вести – не бородой трясти. Он старался, как только мог, старался не ради славы, а ради народа, ради его благополучия. Он вкладывал в колхозные дела не только свои силы, по и сердце, и изрядно подорвал свое здоровье, вконец истрепал нервы. Ему пора отдохнуть. Тем более что незаменимых людей нет, замена ему найдется. Он считает, что для такого ответственного поста вполне созрел Алексей Федорович, и он выдвигает его кандидатуру. Колхозный строй демократичен, а народ нынче, включая самых древних стариков и старух, грамотный, так что кого хотят, того и вычеркнут. А кто получит больше голосов, тот и станет председателем.
В зале наступила тишина. Похоже, для многих такой поворот дела оказался полной неожиданностью.
Тогда поднялся Алексей Федорович. Заговорил он не сразу. С чего начать? Рассказать о партийном собрании, об отчете Михатайкина? Но об этом и так многие знают – сколько колхозников на другой же день благодарили его за то, что осмелился укоротить распоясавшегося председателя. Люди, сидящие в этом зале, все понимают. Поняли опи, наверное, и хитрый ход Михатайкина. Вот на этот хитроумный ход и надо ответить.
Алексей Федорович тоже поблагодарил за доверие. Но ему ли, военному пенсионеру, на два года старше Михатайкина, быть председателем? Да, он агроном, но когда это было? Он все перезабыл, и ему не по плечу такое большое хозяйство. Раз Федот Иванович уважает колхозную демократию, он отводит свою кандидатуру, а заместо себя выдвигает Василия Константиновича. Человек закончил Тимирязевскую академию, заочно учится в аспирантуре. Он молод, полон сил, ему всего тридцать два года, с людьми работать может, и ему председательский воз будет впору.
Кто-то тихонько засмеялся, но это, должно быть, был нервный, от напряжения, смех. Несколько голосов отозвалось из зала:
– А что ж – правильно!
– Правильно!
– Пожалуй, и повезет…
Затем выступил Ванька Козлов, к тому времени уже почти совсем протрезвевший. Во всяком случае, речь его была не только трезвой, но и умной. Понимая, что надо сбить впечатление, которое произвело на зал слово секретаря партийной организации, Ванька внес соломоново предложение. Коли уж наш дорогой и уважаемый Федот Иванович настаивает на тайном голосовании, то пусть в бюллетене останется одна его фамилия. При выборах в Верховный Совет бывает же всего лишь один кандидат. Так и тут. Ведь и в нашем колхозе не капиталистические порядки, когда на одно место несколько карьеристов рвутся…
Уходя с трибуны, Козлов значительно так посмотрел на сидевшего в президиуме агронома Александра Петровича. Не только агроному, но и многим был понятен этот взгляд: Ванька им как бы передавал эстафету.
Александр Петрович весь напрягся, натянулся. Что делать? Принять палочку от Козлова и выступить в поддержку Михатайкина? Именно этого недут от него сторонники председателя и сам Федот Иванович прежде всего, поскольку считает, что агроном ему кругом обязан. И такое выступление вряд ли бы кого-нибудь удивило – сколько раз он уже дудел в ту же самую дудку, что и председатель! Но сегодня Александру Петровичу не хочется оказаться в одной компании с Василием Берданкиным и Ванькой Козловым. Сидеть с ними в компании за хмельным столом и то ему уже осточертело, а здесь, при всем народе… Нет, он не будет поддерживать своего дальновидного «благодетеля»! Что же тогда? Выступить против? Да, надо бы выступить в поддержку предложения Алексея Федоровича. Надо бы!.. Но агроном бледнеет, краснеет от волнения, а так и не может найти в себе достаточно силы воли, чтобы встать и сказать сидящим в зале людям то, что надо бы сказать…
Собрание между тем продолжалось. Один за другим выступили плотник и каменщик из строительной бригады и так расхваливали председателя за его хозяйственную смекалистость и разворотливость, что какой-то там зоотехник рядом с ним выглядел очень бледно.
В зале стояла напряженная тишина. По этой тишине словно бы чувствовалось, что многие здесь сидящие не очень-то одобрительно относятся к восхвалению Михатайкина. Но и выступить против никто не решался. И как знать, может, собрание и прошло бы именно так или почти так, как его планировал Федот Иванович, не выскочи из рядов Роза Полякова.
Она шла на сцену сначала быстро, решительно, но чем ближе подходила к трибуне, тем шаг ее становился медленнее и неувереннее. Словно бы уже решившись, она все еще оставалась в нерешительности.
И на трибуну вышла – не сразу заговорила, а долго мяла концы своей косынки и глядела не в зал, а в пол трибуны.
– Федот Иванович, – наконец-то набралась духу Роза, – задумал эти выборы, чтобы мы ему еще раз в ноги поклонились. Кланяемся, – она и в самом деле сделала поклон в сторону Михатайкина, – Спасибо, вам, председатель, за хлеб, за соль, спасибо, наш кормилец и поилец, как выражается ваш артист Ванька Козлов. Только… – тут Роза сделала паузу, глубоко вздохнула, словно бы набирая в грудь побольше воздуха, – только народ и без слов был благодарен вам, Федот Иванович. Потому многое и прощал, ничего не говорил вам, если даже что-то и не нравилось. А вы это молчание поняли как похвалу и почувствовали себя хозяином не только над колхозом, но и над людьми. И если кто сказал вам слово поперек – штраф, уколол правдой глаза – огорода лишу, лошади не дам. И слова только грубые, только ругательные, других нет. Многие терпят их, потому что боятся вас… А если вы на нервы ссылаетесь – что ж, может, и на самом деле подлечить их надо, отдохнуть. А коли выборы, я поддерживаю кандидатуру Василия Константиновича. Раз голосуем тайно, кого-то из двоих все равно выберем…
Зал словно прорвало. Бывает, надвигается гроза, и становится душно и тихо. Но вот ударил гром, сверкнула молния – и зашумел проливной дождь, загудело все кругом. Так и сейчас. Гул перекатывался по залу из конца в конец, люди кричали с мест, наперебой просили слова.
Председательствующему – теперь им был уже Алексей Федорович – с большим трудом удалось установить хотя бы относительную тишину и порядок.
Федот Иванович делал вид, что совершенно спокойно выслушивает выступающих против него колхозников, даже пытался улыбаться, но улыбка получалась натянутая, неестественная, неживая. В сердце же у него кипела обида. Обида на этих людей, которым он отдавал себя всего, для которых недосыпал и недоедал, за которых он переносил лишения и страдания. Да, и страдания! Вот и сейчас ведь они заставляют его страдать… И кто выступает? Лентяи пли рвачи, которым он всегда зажимал хвост, да и впредь так будет делать. Что ж, пусть выговорятся, пусть душу отведут. Потом спохватятся, да будет поздно. А это хорошо, что один за другим вылезают на трибуну – он теперь будет знать, кто держал против него камень за пазухой и вот теперь выкладывает его при всем народе. Пусть, пусть его недруги выговорятся. Их не так уж и много. Народ в большинстве своем – за него, и дойдет дело до голосования, народ скажет свое слово.
Слава богу, прения-выступления, кажется, подходят к концу. Решено оставить двух кандидатов на председательский пост. Два кандидата – так Федотом Ивановичем и было задумано. Жаль, что второй-то кандидат не Алексей Федорович. Не такой уж дурак этот отставной майор, достало ума отвести от себя беду. Ну, ничего, надо еще посмотреть, надолго ли он ее отвел…
В фойе клуба сразу на трех машинках готовили бюллетени для голосования. На одной из них выстукивала две фамилии кандидатов Шура. И каждый раз, когда она печатала «Михатайкин Ф. И.», сердце ее охватывала тревога.
А в зале тем временем шли выборы нового правления. Кандидатами называли Михатайкина, Василия Константиновича, Алексея Федоровича… Но никто не выкликнул ни Василия Берданкина, ни Ягура Ивановича. Долгое время никто не вспомнил и агронома Александра Петровича, хотя кто не понимал, что агроному, можно сказать, положено быть в составе правления. Не прошло даром для Александра Петровича его глухое молчание на нынешнем собрании! Фамилия агронома была включена в список лишь по настоянию Василия Константиновича.
Была избрана и счетная комиссия.
Бюллетени к тому времени еще не были готовы, и председательствующий объявил перерыв. Женщины как сидели, так большей частью и остались на своих местах, а мужики дружно вывалили на волю покурить.
И опять, как и перед собранием, в группах, в кучках – споры-разговоры.
– Хорошо так-то выбирать: за кого хочешь, за того и голосуй.
– Хорошо-то хорошо, да только при таких выборах как бы не получилось, что будем менять председателей каждые три года и развалим колхоз. Жизнь показывает: чем реже председатели меняются, тем колхоз крепче…
И опять от одной кучки мужиков к другой ходил Ванька Козлов и говорил:
– Если Федот Иванович останется, то на прошлогодние выработанные дни выдаст еще по килограмму хлеба. Слышите?
– Мели Емеля!
– Я сам, лично, с ним говорил…
В общем-то, похоже. Все видели, как сразу после объявления перерыва Михатайкин подозвал на сцену колхозного электрика и что-то сказал ему. Но если так, то выходит, что Федот Иванович хочет подкупить теми килограммами колхозников, чтобы набрать побольше голосов?..
Когда бюллетени были готовы, Ягур Иванович, председатель счетной комиссии, пригласил всех голосовать.
Колхозники брали бюллетени по выборам председателя, а также и членов правления, заходили в кабины. Большинство выносили оттуда бюллетени сложенными, словно бы опасались, что кто-то заметит, кого вычеркнули.
Позвали голосовать Михатайкина. Он прошел твердой походкой к столу, взял бюллетени, затем вытащил авторучку и, не заходя в кабину, на виду счетной комиссии демонстративно зачеркнул свою фамилию. Зачеркнул так энергично, что на том месте разорвалась бумага.
Проголосовавшие снова заходили в зал. Чтобы как-то занять пустое время, Алексей Федорович попросил агронома рассказать об итогах весеннего сева. Но то ли агроном говорил скучно, то ли момент был выбран неподходящим, но слушали его колхозники плохо. Возможно, многие из них вот только теперь, уже опустив бюллетени, по-настоящему задумались о дальнейших последствиях нынешнего собрания. Да, вот так, одним росчерком можно скинуть умного, хозяйственного, хоть и слишком жестокого, грубого Михатайкина и выбрать тоже дельного, знающего Василия Константиновича. Но кто точно знает, кто с полной уверенностью скажет, что второй будет лучше первого? На председательском месте мало быть просто умным и дельным, нужен еще, говорят, особый талант. Михатайкин – конь, уже долго бывший в упряжке, Василий Константинович еще не приученный к председательскому хомуту жеребенок. Впору ли ему придется тот хомут, не будет ли натирать холку?.. Того ли, того ли я зачеркнул!..
