Текст книги "Владимир Крючков. Время рассудит"

Автор книги: Анатолий Житнухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Ракоши всю жизнь винил себя в том, что поддался давлению Москвы и дал согласие оставить высший партийный пост и покинуть Венгрию в июне 1956 года. Он был уверен, что если бы продолжал руководить ВПТ, то не дал бы событиям принять драматический характер и завершиться для его страны такой трагической развязкой. Но, как мы знаем, у истории нет сослагательного наклонения, и бессмысленно гадать, чем бы всё закончилось в Венгрии, если бы Ракоши остался в стране.

Заметим, что Андропов ценил и уважал Ракоши и был против того, чтобы его в тот момент, когда обстановка в Венгрии накалилась, отозвали в Советский Союз. А вот к Имре Надю Юрий Владимирович относился с большим недоверием. Возможно, поэтому в Москве летом 1956 года возникла идея сменить несговорчивого Андропова на нового посла. Подобрали даже кандидатуру – секретаря ЦК Компартии Белоруссии П. А. Абрасимова. Но в последний момент у Хрущёва появились какие-то сомнения, и все остались на своих прежних постах.

Андропов уважал Ракоши не за его жёсткость, как принято считать в либеральной печати, а за его знания, опыт, деловые и организаторские качества. Даже для американских и западных спецслужб было вполне очевидно, что в его лице Венгрия имела сильного руководителя, способного обеспечить нормальное политическое и экономическое развитие страны. Этого-то они как раз и не могли допустить, так как понимали, что Ракоши никогда не отступит с твёрдой просоветской позиции.

27 апреля 1956 года глава миссии США в Будапеште, направив в Вашингтон рекомендации по мерам, цель которых – скорейшая отставка Ракоши, признавал, что Ракоши, отстранив Надя от руководства правительством, сумел добиться стабилизации и даже улучшения социально-экономического положения Венгрии. Теперь же, как отмечали американские дипломаты, «костяшки домино в Восточной Европе стали падать, ситуация в Венгрии ухудшается быстро», в связи с чем необходимо «усилить внутрипартийную оппозицию Ракоши», то есть поддержать группу Надя и идущую за ним творческую интеллигенцию. В послании подчёркивалось, что «соответствующие» действия США могут прямо повлиять на будущее Венгрии[62]62
  См.: Платошкин Н. Н. Будапешт: мрачная осень 56-го // Военно-исторический журнал. 2010. № 2.


[Закрыть].

Реализуя планы США, радиостанция «Свободная Европа» неустанно твердила в своих передачах на Венгрию, что только Имре Надь может быть достойным её лидером (эта идея странным образом совпала с намерениями А. И. Микояна).

После отъезда Ракоши в СССР партию возглавил Эрнё Герё. Это был человек, совершенно не обладавший качествами политического руководителя, сухой по характеру, лишённый какого бы то ни было ораторского дара (как убедился Крючков, работая в Венгрии, это качество имеет для венгров очень большое значение). Герё с самого начала показал свою беспомощность и не только не приобрёл влияния в широких массах, но и растерял последние остатки авторитета партии.

Герё – не единственная крупная кадровая ошибка, к которой были причастны советские руководители. Когда события в стране приняли угрожающий характер, он не раз обращался к советскому послу с просьбами и призывами оказать венгерскому руководству военную поддержку. Но Андропов отказался ставить перед Москвой вопрос о вводе наших войск в Будапешт. Поэтому Герё стал решать этот вопрос напрямую с Хрущёвым.

О твёрдой позиции Андропова свидетельствует не только Крючков. То, что Андропов не был инициатором ввода советских войск в Будапешт, в беседе с автором книги подтвердил и В. Н. Казимиров, известный советский дипломат, в прошлом – чрезвычайный и полномочный посол, а ныне – председатель совета ветеранов МИДа. (Владимир Николаевич тогда был немного моложе Крючкова, с которым у него установились дружеские отношения, но имел уже более солидный опыт работы в Венгрии – до назначения в Будапешт успел поработать в советском консульстве в Дебрецене.) В то же время позиция Андропова не означала, что он возражал против силового решения проблемы: бесчинства на улицах, чинимые вооружёнными бандами, не оставляли возможности для иного выбора.

23 октября, когда людские массы выплеснулись на улицы, Герё заявил о своей отставке. В условиях полной политической неразберихи в ночь с 23 на 24 октября был экстренно созван пленум ЦК ВПТ. Члены ЦК, находившиеся в явной растерянности, фактически всю полноту власти передали Имре Надю, который возглавил правительство. Ведь знало же большинство Центрального комитета цену Надю, но, видно, сказались давление оппозиции и та странная благосклонность, которую проявляла к Надю Москва. Бывший премьер Андраш Хегедюш, молодой и талантливый руководитель, стал его замом.

Надь никоим образом не возражал, когда и участники пленума, и члены правительства приняли решение обратиться за помощью к Советскому Союзу. Но когда Андропов обратился с настойчивой просьбой оформить эту просьбу документально, Надь подписывать соответствующий документ отказался, переложив ответственность на Хегедюша. А через несколько дней, лишь только части советских войск начали вытеснять мятежников из Будапешта, Надь провозгласил восстание (которое раньше сам называл контрреволюционным) национально-демократическим движением и потребовал вывода советских войск из столицы. Одновременно он заявил о выходе Венгрии из Организации Варшавского договора и призвал к вводу в Венгрию войск ООН.

Вот чем обернулись надежды Москвы на то, что Надь попытается стабилизировать обстановку в стране, погасить вооружённые конфликты – это не входило в его планы. Опытный политический интриган вознамерился управлять выступлениями мятежников, использовать их в своих интересах. Но поскольку воспринимали его далеко не все лидеры контрреволюционных сил, Надь пытался вызвать к себе симпатии, выступая с призывами к реставрации капитализма и антисоветскими заявлениями.

Стало очевидным, что советское руководство, главным образом Хрущёв и Микоян, допустило новый кадровый просчёт, на этот раз – фатальный.

Следует сказать, что ещё в 1953 году, когда Надь стал премьер-министром, между ним и Ракоши возникали принципиальные разногласия по вопросам социалистического строительства в Венгрии. Правительство Имре Надя провозгласило либерально-буржуазный «новый курс», были освобождены политзаключённые, безграничное поле деятельности получили диссиденты, поощрялись статьи в прессе, направленные на критику социалистического строя. Вполне обоснованно Надь обвинялся в поддержке сил, выступавших за реставрацию буржуазных порядков, в разжигании националистических настроений, критиковался за непоследовательность во взглядах и политике. Практически у всех вызывала раздражение его склонность к демагогии. В конце концов весной 1955 года он был отстранён от дел и исключён из ВПТ.

Почему А. И. Микоян выступил с инициативой реанимировать политический труп и вернуть дискредитировавшего себя деятеля к руководству страной, остаётся загадкой. Очевидно, он полагал, что Ракоши был к Надю несправедлив и проявил к нему излишнюю жёсткость. Отметим, что мнение Микояна не нашло поддержки ни в Москве, ни в ЦК ВПТ. Прислушался к нему лишь Н. С. Хрущёв, который в июне поручил Микояну вылететь в Будапешт, чтобы в личной встрече проверить, обоснована его позиция или нет.

К организации этой встречи оказался причастен Крючков. Накануне визита Микояна Андропов поручил ему разыскать Надя, созвониться с ним и выяснить, согласен ли тот встретиться в советском посольстве с Микояном. Согласие было получено. А вскоре Крючков получил и новое задание – привести Надя на встречу с Микояном. Предоставим слово Владимиру Александровичу:

«По дороге Надь с теплотой рассказывал о своём пребывании в Советском Союзе, говорил, что привык к советской прессе, особенно к «Правде», регулярно слушает московское радио. По поводу своей дочери мой спутник заметил, что она вообще больше русская, чем венгерка, как по воспитанию, так и по языку. Сам Надь по-русски говорил совершенно свободно, без всякого акцента. В машине он ненавязчиво обронил несколько фраз о том, что не мыслит Венгрию без тесного союза с Советским государством, дал понять, что лучше его кандидатуры Москва не найдёт, что с ситуацией в стране только он в состоянии справиться.

Как мне рассказывали, беседа Микояна с Надем носила характер глубокого зондажа и завершилась обоюдным выводом о целесообразности взаимного сотрудничества. Но, как отмечали венгерские друзья, Надь часто говорил одно, а делал совсем другое»[63]63
  Крючков В. А. Личное дело. М.: Эксмо, 2003. С. 54.


[Закрыть].

К личности этой, как считал Крючков, «роковой для Венгрии фигуры» мы ещё вернёмся. А сейчас – несколько слов о том, в какой обстановке приходилось работать сотрудникам посольства, которое оказалось, по существу, на осадном положении. Сначала – об одном эпизоде, о котором рассказал автору В. Н. Казимиров. В городе шла перестрелка, когда Андропов проводил планёрку. Неожиданно оконные стёкла с треском прошила пуля. Все находившиеся в кабинете, согласно инструкции, попадали на пол (одного Андропова это не смутило – он оставался сидеть), и Казимиров увидел, что срикошетившая обо что-то пуля лежит прямо перед ним. Он не растерялся и быстро положил её в карман – на память. Долго хранил её у себя, а спустя 20 лет подарил её Юрию Владимировичу в его день рождения.

И Крючков, и Казимиров отмечали одну важную черту Андропова: он доверял молодым сотрудникам. Когда начались первые демонстрации, он сразу же собрал всех, кто знал венгерский, и провёл с ними совещание. Чувствовалось, что для Юрия Владимировича оно было нелёгким. Задача, которую поставил посол, заключалась в следующем: любыми путями собрать как можно больше информации о настроениях людей, митингующих на улицах. Андропов считал, что, если посольство хочет иметь полную и объективную картину, оно не может полагаться только на спецслужбы. Тем более что накануне событий были расхождения в оценках происходящего: разведка оценивала перспективу более оптимистично, чем посол, который заранее предупреждал Москву о возможности уличного сценария развития событий (подчеркнём, что о «соревновательности» или соперничестве в той обстановке и речи не было – все друг другу помогали). Дело было рискованное, но каждый понимал его важность.

Сейчас Казимиров с улыбкой вспоминает о том, как сотрудники посольства шли в толпы митингующих. Но тогда было не до смеха. Тот же Крючков, в пошитых перед загранкомандировкой по московской моде широких брюках, с сохранявшимся акцентом, который не оставлял сомнений в национальной принадлежности говорившего, слишком мало напоминал венгра. Сам Крючков вспоминал, что знание венгерского языка позволяло вступать с венграми в разговоры, получать свежую информацию прямо из центра событий. Но хорошо, если перед тобой оказывался благожелательный собеседник – частенько попытки завязать беседу заканчивались тем, что приходилось в буквальном смысле слова уносить ноги, как только по акценту в тебе распознавали русского.

Митинги отличались не только агрессивной риторикой – то там, то здесь раздавали оружие, вспыхивали потасовки. 23 октября над толпами растянули изображение нового польского лидера Гомулки, со всех сторон звучали призывы идти на радиокомитет и захватить его.

Крючков находился в рядах демонстрантов, когда те, разогретые собственными выступлениями и подстрекателями, двинулись на площадь Сталина – низвергать памятник советскому вождю. Вот как он описывает это действо:

«Её (статуи) низвержение сопровождалось безудержным ликованием собравшихся. Казалось, большего восторга и счастья никто из присутствовавших в своей жизни не испытывал. Сначала памятник с помощью автомашины раскачали из стороны в сторону, а затем, подрезав автогеном часть фигуры чуть выше сапог, тягачами свалили навзничь (так и стоял потом ещё несколько дней на площади постамент с одними сапогами на нём, что дало повод жителям Будапешта тут же окрестить это место «площадью сапог»). Повергнутая статуя мгновенно скрылась под телами забравшихся на неё людей. Площадь огласилась каким-то диким рёвом. И вдруг – то ли от ещё сохранившегося страха перед этим человеком, то ли просто отрезвев от отвратительной сцены варварства – люди как-то разом притихли и стали поспешно уходить, вернее, даже убегать прочь от зловещих обломков. Через минуту бегство приобрело массовый характер, толпа была буквально охвачена паникой…»

Другая задача, которую решали сотрудники посольства, пренебрегая собственной безопасностью, – спасти от расправы партийных активистов, не успевших укрыться от беснующихся нацистов и бандитов (вспомним, какую кровавую баню устроили те в Будапештском горкоме ВПТ), вывезти их в безопасное место, используя, в том числе, возможности посольств социалистических стран. При этом часто действовали они по личной инициативе, используя связи в кругах своих венгерских друзей, контакты и возможности. Казимирову, например, пригодились многочисленные знакомства среди венгерских любителей футбола. Дело в том, что он сам был прекрасным футболистом (в молодости занимался в московском «Торпедо» и выступал за юношескую команду этого прославленного советского клуба), а в Будапеште слыл страстным болельщиком и знатоком венгерского футбола.

Для эвакуации венгерских коммунистов Владимир Николаевич использовал грузовик Военторга, где работала его жена. Так, 2 ноября он узнал от заведующего международным отделом ЦК ВПТ Шандора Ногради, что многие руководители ВНР порвали с Имре Надем и им грозит расправа. На следующий день Казимиров вместе с водителем-венгром приехал по условленному адресу. Всех ожидавших благополучно разместили в фургоне, и машина тронулась. Однако вскоре её остановил патруль с повязками Национальной гвардии, которым командовал человек в мундире хортистского офицера. К счастью, пронесло: документы проверили только у водителя, а они оказались в порядке (между прочим, статус Казимирова в то время ещё не предоставлял ему дипломатической неприкосновенности). Люди были спасены.

В те дни в экстремальную ситуацию мог попасть любой сотрудник посольства, едва он выходил в город, выполняя какое-либо поручение, связанное с посещением учреждений, ведомств, посольств социалистических стран.

В. Н. Казимиров тепло отзывался о Крючкове, который в критический период развития событий стал одним из наиболее доверенных лиц Андропова. При этом Владимир Александрович никогда не относился к тем людям, которые стремятся выслужиться перед начальством или угодить руководителю. Он всегда имел собственное мнение по тем вопросам, которые обсуждались в посольстве на совещаниях и планёрках, не скрывал его, излагал своё мнение спокойно и аргументированно. А Юрий Владимирович искренне уважал подчинённых, не боявшихся ему перечить, отстаивавших свою точку зрения.

Безусловно, большую роль сыграло хорошее знание Крючковым венгерского языка, и на многих встречах с венгерскими руководителями Владимир Александрович выполнял обязанности переводчика. И что ещё отмечал Казимиров, так это необычайную дисциплинированность и исполнительность Крючкова – качества, которые, казалось, были у него в крови.

Андропов, всегда требовавший системности и порядка в делах, отучал отдельных работников посольства от разболтанности весьма оригинальным способом. Сам он приходил на службу за полчаса до начала рабочего дня, а сотрудники посольства, придя на работу, расписывались у дежурного в журнале. Но в ту минуту, когда официально начинался рабочий день, дежурный нёс журнал в кабинет посла и клал на отдельный столик. Опоздавший вынужден был идти расписываться в кабинет руководителя. Посол при этом продолжал читать свои бумаги и даже, похоже, не обращал на проштрафившихся никакого внимания. Казимиров, как он сам вспоминал, там тоже пару раз побывал, после чего опаздывать перестал. Одним из немногих сотрудников, кому не пришлось ни разу перед началом рабочего дня расписываться в кабинете посла, был Крючков.

Но отличался он не только собранностью и деловыми качествами. Ему было свойственно какое-то неуёмное стремление помогать и делать добро окружающим, и это были не просто жесты и знаки внимания, которые в повседневной жизни носят скорее символический характер. Речь идёт о вещах более серьёзных и существенных. Причём, помогая людям, Крючков старался оставаться в тени, незамеченным. Казимиров привёл пример из собственной жизни. По возвращении из Венгрии его семья, которая нуждалась в жилье, долго не могла получить от МИДа нормальную квартиру. Предложения были, но по всему было видно, что исходили они от тех, для кого главное – «решить вопрос», а там хоть трава не расти. Совершенно неожиданно Владимир Николаевич узнал, что его жилищной проблемой занимается соответствующая служба ЦК КПСС (с чего бы это?), и вскоре она благополучно разрешилась. Лишь через несколько лет он совершенно случайно выяснил, что здесь не обошлось без участия Крючкова, который подключил к решению вопроса Андропова, уже имевшего в ту пору в ЦК КПСС большое влияние…

Владимир Александрович в горячие дни венгерских событий сопровождал посла, пожалуй, в большинстве его выездов. А они были непростыми и в любой момент могли печально закончиться. Крючков, по своей скромности, которая, кстати, отличала его на протяжении всей жизни, в опубликованных воспоминаниях об участии в этих поездках умалчивает. Но описывает один случай, из которого можно понять, с чем были сопряжены выезды посла.

Так, в ночь на 24 октября Андропов вместе с военным атташе отправился на военный аэродром встречать высокопоставленных гостей из Москвы. На окраине столицы они попали в засаду, были обстреляны, при этом их пробитая пулями автомашина, к тому же ещё угодившая в завал из деревьев, полностью вышла из строя. Пассажирам пришлось глубокой ночью в течение двух часов пешком добираться до советского посольства. А на улицах Будапешта было неспокойно, по ним бродили толпы возбуждённых и вооружённых людей, которые несколько раз пытались остановить странных пешеходов. Однако каким-то чудом всё обошлось благополучно. Участники этого ночного «похода» были удивлены выдержкой и самообладанием Андропова. Сам же Юрий Владимирович признался потом, что это происшествие стоило ему огромного нервного напряжения.

Надо сказать, что Юрий Владимирович беспокоился больше не за себя. Всем было видно, что он переживал прежде всего за безопасность сотрудников посольства и их семей (жёны и дети сотрудников были эвакуированы в самом начале ноября, в разгар бесчинств, творившихся вокруг посольства). Постоянное нервное и физическое напряжение дало о себе знать – в декабре 1956 года Андропов перенёс инфаркт. Его здоровье оказалось серьёзно подорванным в самом расцвете сил – ему было только 42 года…

4 ноября, чтобы пресечь действие мятежных групп, принявших откровенно кровавый и разбойный характер, в Будапешт вновь вошли советские части. Отказавшись от цивилизованных способов борьбы и разрешения жизненно важных для страны проблем мирным способом, не признавая серьёзных уступок и подвижек, предпринятых со стороны руководства ВНР, мятежники сами сделали этот выбор.

Существует мнение, что если бы не серьёзные кадровые просчёты, в которых, безусловно, была вина и советского руководства, развитие событий в Венгрии, процесс назревших преобразований можно было решить иным образом. Но, думается, даже избежав серьёзных ошибок, от непримиримых, жестоких столкновений уйти бы не удалось – такой сценарий совершенно не устраивал ЦРУ и спецслужбы западных стран, чьи замыслы и цели носили глобальный характер: переворот в Венгрии должен был стать лишь первым этапом открытой борьбы за полное уничтожение «коммунистической заразы» в Европе.

Имре Надь бежал в югославское посольство, а затем был вывезен вместе со своими ближайшими сообщниками в Румынию. В июле 1957 года он был возвращён в Венгрию и предстал перед судом, который приговорил его к высшей мере наказания.

Новый руководитель Венгрии – Янош Кадар воспринял историю с Надем как свою личную трагедию, которая не оставляла его в покое на протяжении всей жизни. Крючков, который сдружился с Кадаром, очень сожалел, что тот не дожил до того дня, когда стали известны материалы, раскрывающие непосредственное участие Надя в репрессиях, развёрнутых против венгерских коммунистов, находившихся в СССР, в 1930-е годы.

В 1989 году В. А. Крючков, будучи председателем КГБ СССР, представил в Политбюро ЦК КПСС архивные материалы, касающиеся Имре Надя. В них раскрывалась неблаговидная деятельность венгерского политика, который с 1933 года сотрудничал с НКВД как секретный агент по кличке «Володя». В результате множества лживых доносов на своих соотечественников, многие из которых были сотрудниками Коминтерна, Надь обрёк на смерть более 150 венгерских коммунистов. Эти материалы были направлены руководству Венгерской социалистической рабочей партии, которая попросту положила их «под сукно» – в это время в Венгрии, как и в СССР, бурными темпами шёл процесс «демократизации». Нужны были мученики «за свободу и демократию», и венгры решили, что именно Надь подходит на роль национального героя.

Советская сторона отнеслась тогда к позиции ЦК ВСРП с полным пониманием, поскольку у неё к этому времени было большое количество своих новоявленных страстотерпцев и борцов против «тоталитарного режима» с сомнительными биографиями.

Осенью 1992 года Б. Н. Ельцин, поддерживая созданный ему имидж лидера российских демократов, который на Западе не пошатнулся даже после расстрела в октябре 1993 года Верховного Совета РФ, передал президенту Венгрии обширное досье, посвящённое драматическим событиям 1956 года. Несмотря на то что там было и немало неизвестных ранее документов, ничего принципиально нового оно не содержало. Но важен был жест, свидетельствующий о том, что ельцинское руководство России признаёт вину руководства СССР за то, что оно, введя в Будапешт войска, не позволило тогда Венгрии встать на путь «свободного развития». По существу, Россия в оценке венгерских событий полностью поддержала позицию западной пропаганды.

С тех пор ничего не поменялось.

Остаётся только надеяться, что не за горами то время, когда мы начнём уважать себя и свою историю.