Текст книги "Владимир Крючков. Время рассудит"

Автор книги: Анатолий Житнухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Несколько лет назад у автора состоялся разговор с настоятелем сельского православного храма, расположенного в одном из удалённых уголков Подмосковья. Речь шла о настроениях и нуждах людей, живущих в российской глубинке. То, что высказал священнослужитель в ходе беседы, было неожиданным: «Прихожане мне говорят, что они и не заметили, что в годы правления Брежнева жили при коммунизме». Но ведь если подумать, то и в самом деле: именно тогда сложился тот особый тип отношений между людьми, который, при всех больших и малых жизненных проблемах, полнее всего соответствовал их пониманию гуманности и человечности. О высоких материях не рассуждали в повседневной жизни – ведь такие человеческие качества, как открытость, доброта, взаимное доверие и уважение, стремление к справедливости, были настолько привычны, что попросту не замечались. Хотелось жить лучше, но в целом в стране царила атмосфера спокойствия и уверенности…

…Работа в аппарате ЦК КПСС – это прежде всего высокий уровень ответственности. Ответственности, которая отнюдь не является синонимом исполнительности. Международная деятельность ЦК КПСС и Министерства иностранных дел в советское время, хотя и была направлена на достижение общих целей, решение общих задач, всё-таки несколько отличалась по своему характеру. ЦК КПСС осуществлял политическое руководство, разрабатывал политическую линию, а работа МИДа носила, если так можно сказать, подчинённый характер, заключалась в реализации политических и стратегических задач, которые ставились перед внешнеполитическим ведомством.

Эту разницу, как и свою личную ответственность, связанную с широкими полномочиями, позволяющими самостоятельно принимать решения по многим важным вопросам, Крючков понял и почувствовал сразу же после прихода в отдел Андропова. Причём ответственность эта со временем только возрастала, что было связано с двумя обстоятельствами. Первое – это избрание Андропова в 1962 году секретарём ЦК КПСС с сохранением за ним должности заведующего отделом; помимо признания личных заслуг и роста авторитета Юрия Владимировича в руководстве партии это означало и усиление внимания ЦК к развитию и укреплению связей со странами социалистического содружества. Второе – назначение Крючкова заведующим сектором, что значительно расширяло и его полномочия, и круг возложенных на него задач.

Хотелось бы обратить внимание на некоторые существенные нюансы, специфические особенности деятельности отдела, в котором работал Крючков, отличавшие его от большинства других подразделений аппарата ЦК КПСС. Развитие отношений и связей с братскими странами находилось в постоянной динамике, что уже само по себе побуждало сотрудников, занимавшихся внешнеполитическими вопросами, к творческому стилю деятельности, к поиску новых форм работы. При таком подходе к делу неприемлемы стереотипы, цикличность, монотонность – всё то, что часто входит в привычку человека и со временем превращает его в косного функционера с набором традиционных обязанностей, довольствующегося тем, что есть, сторонящегося всего нового.

В прежние времена автору не раз приходилось сталкиваться с сотрудниками партийных аппаратов, проработавшими в руководящих органах по 10–15 и более лет. И во многих случаях их главная забота сводилась к тому, чтобы, подобно чеховскому «человеку в футляре», жившему по принципу «как бы чего не вышло», уберечь себя от всевозможных потрясений и неприятностей и благополучно досидеть на своей должности до пенсии, сохранив льготы и привилегии. Если такие люди и попадали в отдел по связям с рабочими и коммунистическими партиями социалистических стран, то они там долго не уживались и вынуждены были искать себе места поспокойнее. Не будем забывать, что отдел возглавлял Андропов, а под его руководством все бюрократические манеры, обеспечивавшие партийным чиновникам «непотопляемость», пресекались на корню. Поэтому утверждения недругов Крючкова, пытающихся представить дело так, будто на его последующей работе в органах госбезопасности сказались «привычки партократа», ничего общего с действительностью не имеют. Такими привычками Крючков похвастаться не мог. Вся предшествующая его биография – трудовая деятельность в рабочих коллективах Сталинграда военного времени, прокурорская работа, азы которой он постигал в самых низовых звеньях, дипломатическая служба в Венгрии, совпавшая с периодом тяжелейших потрясений, наконец, первые шаги в политике под руководством Андропова – свидетельствует о том, что этот человек – из другого теста.

Не стоит, наверное, говорить, что полной самоотдачи требовали от Крючкова обязанности помощника Андропова как секретаря ЦК КПСС. Именно эта должность, на которой Владимир Александрович трудился в течение двух лет, способствовала его дальнейшему сближению с Юрием Владимировичем, значительно расширила его политический кругозор, приоткрыла завесу, отделяющую реальный мир большой политики от простых смертных. Как вспоминает Крючков, новая должность позволяла быть в курсе многих дел, связанных с обстановкой и взаимоотношениями в высших эшелонах власти. И ему, как нам представляется, удалось подметить немало интересного.

Прежде всего Крючков отмечает, что в то время очень бурно и подолгу проходили заседания Политбюро и Секретариата ЦК КПСС (напомним, что это были первые годы правления Л. И. Брежнева и до застоя было ещё далеко). Речь на заседаниях руководящих органов партии шла не только о конкретных вопросах экономики, социальной политики, культуры и текущих делах. На них обсуждались и проблемы глобального, стратегического характера, связанные с перспективами развития советского общества.

Обычно сталкивались две основные позиции. Одну из них отражали сторонники постепенных, без крутых поворотов, перемен и преобразований, позволявших избежать нежелательных потрясений. Таких взглядов придерживался и Л. И. Брежнев. За путь более радикальных реформ выступал А. Н. Косыгин. По наблюдениям Крючкова, Алексей Николаевич, отстаивая свои идеи, проявлял редкостное упорство, не терпел возражений и на все замечания реагировал болезненно. Он вёл себя так, словно экономика – исключительно его вотчина, и этим настроил против себя многих руководителей партии.

Одним из оппонентов Косыгина был Андропов, который опасался, что предлагаемые предсовмина темпы осуществления реформ могут вызвать не только опасные последствия, но и приведут к размыванию основ социально-политического строя в СССР. Кроме того, Юрий Владимирович считал, что при разработке реформ не всегда в должной мере учитывались вопросы национальной безопасности.

Андропов – политик взвешенный, противник резких, необдуманных шагов. Крючков рассказывает о диалоге между Юрием Владимировичем и советским разведчиком Кимом Филби (англичанином по происхождению), состоявшемся в 1977 году. Речь между ними зашла о проблемах экономического развития СССР и об отношении к диссидентам. Андропов высказал тогда мысль о необходимости «кое-что подправить в нашем общественном развитии и прибавить темпов в социальных переменах». На что Филби заметил: «Я хотя и коммунист, но сторонник английского консерватизма в мышлении. Лучше не спешить». Андропов одобрительно рассмеялся: «Очень интересно!»

Разногласия между двумя влиятельными деятелями партии – Косыгиным и Андроповым – носили не только политический характер. В их отношениях присутствовала какая-то личная несовместимость, и стычки с Косыгиным действовали на Андропова просто удручающе[87]87
  См.: Крючков В. А. Личное дело. М.: Эксмо, 2003. С. 79–80.


[Закрыть].

Крючков пришёл к выводу, что назначение Андропова на пост председателя КГБ СССР в мае 1967 года (как и освобождение его от обязанностей секретаря ЦК по важнейшему направлению – связям с социалистическими странами) явилось в определённой мере уступкой Брежнева Косыгину. В то же время Леонид Ильич хорошо понимал, что на должность руководителя госбезопасности нужен сильный и одновременно лояльный к нему, верный руководитель, способный обеспечить и безопасность его деятельности, и должную работоспособность важнейшего рычага государственной власти, каким являлся КГБ. Не случайно Леонид Ильич все последующие годы, вплоть до самой своей смерти, уделял работе Комитета госбезопасности особое внимание, был хорошо информирован о положении дел в КГБ, всегда проявлял заботу о чекистах.

Отношения между Крючковым и Андроповым, основанные на взаимном доверии и уважении, ко времени нового назначения Юрия Владимировича носили такой характер, что судьба Владимира Александровича была фактически предопределена: он был назначен помощником председателя КГБ.

Заметим, что Крючков был одним из нескольких сотрудников ЦК КПСС, которых Андропов пригласил в свою новую команду. Явление в общем-то обыденное и естественное – мало кто из больших руководителей, назначенных на важный участок деятельности, приступает к работе без привлечения в свою команду людей проверенных, на которых можно положиться. Конечно, многое зависит от того, какие цели команда преследует. В целом ряде нынешних государственных структур мы сталкиваемся с тем, что к руководству приходят команды, которые порой занимаются не слишком благовидными делами, в том числе организованным воровством и коррупцией, повсеместным насаждением кумовства. В советское время такое было невозможно. Отдельные исключения были связаны в основном с системой торговли и с зарождением региональных и местных «князьков» в ряде союзных республик. Но это уже касается времени позднего застоя и разложения советской элиты в 1980-е годы.

Андропов умел подбирать профессионалов, что не исключало проявлений некоторой ревности к «его» людям и вызывало недовольство со стороны некоторых старых чекистов, считавших, что сотрудники органов «со стороны» мало к чему пригодны, к тому же нередко мешают их продвижению по служебной лестнице. Такая реакция характерна для людей, уверовавших в свою профессиональную исключительность, которой бывают подвержены люди редких профессий, в том числе и разведчики. А недовольство зачастую порождается чувством снобизма или неудовлетворённости своим положением, что чаще всего не имеет никакого отношения к существу дела.

Кстати, от ветеранов разведки приходилось слышать, что в снобизме иногда упрекал отдельных разведчиков и Крючков. Впрочем, на этот счёт он оставил и прямые высказывания в воспоминаниях, например: «Разведка всегда отличалась своей кастовостью и определённым снобизмом». Будучи человеком чрезвычайно скромным, он не любил, когда кто-то из числа его подчинённых намекал на свою особенность, профессиональную исключительность. Однако заметим, что Крючков, проявляя мудрость руководителя, к подобным слабостям относился снисходительно и никаких «революций» в сознании подчинённых совершать не собирался.

Высказанные нами суждения прямо или косвенно подтверждаются авторитетными свидетельствами. Например, бывший руководитель Первого главного управления Л. В. Шебаршин (он сменил на этом посту Крючкова, когда Владимир Александрович был назначен председателем КГБ СССР) в своей книге «Рука Москвы» пишет:

«Несколько слов о корпоративности. В Комитете госбезопасности к Первому главному управлению издавна сложилось особое, уважительное, но с оттенком холодности и зависти отношение. Сотрудники службы во многом были лучше подготовлены, чем остальной личный состав Комитета в целом, они работали за рубежом и, следовательно, были лучше обеспечены материально, им не приходилось заниматься «грязной работой», то есть бороться с внутренними подрывными элементами, круг которых никогда радикально не сужался. Попасть на службу в ПГУ было предметом затаённых или открытых мечтаний большинства молодых сотрудников госбезопасности, но лишь немногие удостаивались этой чести. Разведка была организацией, закрытой не только для общества, но и в значительной степени для КГБ. Сама специфика работы сплачивала разведчиков в своеобразное товарищество со своими традициями, дисциплиной, условностями, особым профессиональным языком».

А вот ещё одно его свидетельство:

«Обиженные в службе (имеется в виду ПГУ. – А. Ж.) встречаются нередко. Людям вообще трудно даётся правильная самооценка, и мы в этом отношении не исключение. Сколько раз мне приходилось убеждать своих и старых, и молодых коллег, что мнение окружающих, их оценка твоей деятельности – это единственное зеркало, в котором можно увидеть самого себя; что следует искать причины своих трудностей не в обстоятельствах и не в других людях, а в первую очередь в самом себе. Возможно, кого-то подобные беседы-проповеди утомляли, но многим людям удалось помочь добрым участием в их судьбе.

Как и в каждой большой организации, встречаются в ПГУ неисправимые завистники и жалобщики. Они пытаются компенсировать свои интеллектуальные и моральные дефекты поисками таких же недостатков в окружающих».

Кстати, и сам Шебаршин при случае был не прочь порассуждать о корпоративной исключительности разведки и был активным сторонником её выделения из структуры КГБ и превращения в самостоятельную организацию. Надо полагать, что это не слишком нравилось сотрудникам других служб Комитета, считавших КГБ коллективом единомышленников с едиными целями и задачами. Тем не менее в 1990 году перспектива выделения разведки в самостоятельную службу обсуждалась на заседании Коллегии КГБ, но не получила поддержки. Был противником этой идеи и Крючков, полагавший, что задачи обеспечения государственной безопасности должны решаться в комплексе, в тесном взаимодействии самых разных подразделений, координируемых и управляемых единым Центром.

Пожалуй, одной из причин скрытой снисходительности отдельных кадровых сотрудников разведки и некоторых других служб к выходцам из партийных органов (к тому же во многих случаях проходившим специальную подготовку в учебных заведениях КГБ) являлось определённое недопонимание масштабов и содержания задач, возложенных на Комитет государственной безопасности. За чередой повседневных оперативных вопросов порой забывалось, что КГБ, в том числе и его внешняя разведка, – важный инструмент государственной политики, и формула эта носила отнюдь не абстрактно-теоретический характер. Органы госбезопасности в своей повседневной практической работе выполняли конкретные политические функции, важнейшая из которых – защита конституционного строя. Подготовленные политики, люди со сформировавшимся политическим мышлением были не просто нужны – они были необходимы.

Крючков в команде Андропова был к тому же человеком, обладавшим не только большим опытом внешнеполитической деятельности, но и юристом, прошедшим основательную теоретическую и практическую подготовку. Не стоит объяснять читателю, насколько это важно для руководящего работника КГБ, деятельность которого во многих случаях не имела под собой чётких правовых норм. Эта проблема постоянно ставила серьёзные психологические и нравственные проблемы в работе и разведчиков, и сотрудников других служб КГБ. Ведь им во многих случаях приходилось действовать в обход общепринятых нравственных принципов, вопреки всему тому, чему учили с детства. Крючков иллюстрирует это таким примером: «Представьте себе «шпиона», который свято следует завету «не укради» или говорит только правду, как этого требовали с детства! В том-то и дело, что ему приходится – в высших интересах дела, разумеется, – постоянно идти на такие поступки, которые в обычной жизни, мягко говоря, не украшают человека. И тут ни в коем случае нельзя перейти грань, чтобы не превратиться в циника, сохранить чистоту души и веру в идеалы».

Грань эта, как мы понимаем, весьма зыбкая.

В этой связи особое неприятие Крючкова вызывали многие методы, которыми действовали разведки западных стран, в первую очередь США. Убийство неугодных политических и общественных деятелей, организация заговоров, переворотов, экономического саботажа и диверсий – всё это в общем-то не особо и скрывалось. Узаконенные Конгрессом США в целом ряде принятых директив тайные акции (о них у нас уже шёл подробный разговор) порождали бесконтрольность и вседозволенность спецслужб, работа которых не отличалась особой интеллигентностью.

Особенно грубыми методами действовало Центральное разведывательное управление США, которое отличалось крайне жёстким подходом к решению оперативных задач. Не многим «уступала» ему разведка ФРГ. На протяжении всей своей работы в ПГУ и на посту председателя КГБ Крючкову приходилось сталкиваться с хитрым, изощрённым, изворотливым и чаще всего грубым противником. Откровенной нахрапистостью отличалась вербовочная работа американской разведки. Крючков не знал ни одного примера кропотливой и тонкой обработки американцами интересующего их иностранца. При этом нередко они и «на грубость нарывались», но полюбившиеся методы, которые соответствовали их собственному представлению о себе как о хозяевах положения в любой точке земного шара, не меняли. Так, Л. В. Шебаршин в воспоминаниях описывает случай, когда в ответ на открытое предложение о сотрудничестве, сделанное во время дружеской беседы в баре, наш разведчик запустил в физиономию американскому коллеге пивную кружку с остатками пива.

Крючков не раз подчёркивал, что в основе вербовочной работы нашей разведки лежат исключительно гуманные методы, постоянно обращал внимание подчинённых на нравственную составляющую, которую нельзя забывать в этом трудном деле. Он часто повторял мысль, высказанную Сталиным в 1952 году при обсуждении вопросов реорганизации разведывательной и контрразведывательной служб МГБ СССР: «Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надо вербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств, это будет ненадёжный агент».

Увы, наш главный противник одним психологическим прессингом, как правило, не ограничивался. В ход шло и физическое воздействие, и сочетание обоих методов.

Крючков считал, что необходимо подвести легитимную основу под работу разведок не только в национальном, но и в международном масштабе. Ни одно уважающее себя государство не откажется от разведывательной деятельности, а потому надо отказаться от лицемерия и на международном уровне узаконить разведывательную деятельность, официально возложив на разведку специфические функциональные обязанности в допустимо приемлемых для межгосударственных отношений рамках. Эту важную тему Крючков поднимал на переговорах и неофициальных встречах с руководителями американских и других спецслужб и, надо сказать, находил у них определённое понимание.

Возглавив в 1988 году Комитет государственной безопасности, Владимир Александрович сразу же приступил к решению задач, связанных с совершенствованием правовой основы деятельности КГБ. Пожалуй, такой пласт проблем не поднимал ни один его предшественник – последний правовой акт, которым в основном и руководствовался Комитет, был принят ещё в 1959 году. В результате всё законодательство, регламентирующее деятельность органов госбезопасности, было приведено в соответствие со временем, с общегосударственной правовой базой. Венцом проделанной работы явилось принятие Закона «Об органах государственной безопасности в СССР».

…Укреплению авторитета Крючкова в Комитете госбезопасности способствовала его постоянная работа над собой, стремление постичь профессиональные секреты той работы, которой он занимался.

Обратим внимание: в своих воспоминаниях Крючков подчёркивает, что разведчиком он стал не в тот день, когда перешёл работать в ПГУ, а «значительно позже, после того как освоил премудрости этой сложной и весьма необычной профессии… Знакомство с подразделениями, заслушивание резидентов, других сотрудников резидентур и центрального аппарата, тщательное изучение проводимых операций быстро расширяли мои познания…

С самого начала поставил перед собой цель вникнуть в задачи каждого оперативного работника, во все детали разведывательной деятельности»[88]88
  Крючков В. А. Личное дело. М.: Эксмо, 2003. С. 83–84.


[Закрыть].

Ещё одно качество Крючкова – глубокое, неподдельное уважение к людям, с которыми ему доводилось работать. Вот какими впечатлениями о разведчиках делится он в воспоминаниях:

«Высокообразованные, компетентные, ищущие, работают не за страх, а за совесть, переживают за дело, за неудачи, а их, к сожалению, у разведчиков случается немало. В случае провала быстро берут себя в руки и идут к новым целям. Почти у всех неплохие знания о стране, по которой работают, хорошее владение иностранными языками.

Но одно качество меня наполняло особенным чувством удовлетворения: ради дела, решения задач подавляющее большинство разведчиков готово было пожертвовать карьерой, личным благополучием…

Работа разведчика сопряжена с реальной, практически повседневной опасностью, требует крайнего напряжения, физических и интеллектуальных сил, воли, мужества и абсолютного самопожертвования. И это не пустые слова. Разведчик вынужден жить двойной жизнью – та, реальная, скрыта от чужих глаз, а на поверхности лишь маска, расставаться с которой на людях не просто нельзя, но и опасно. Лишь немногие будут в курсе его достижений и успехов: даже самые близкие люди, жена и дети, так никогда и не узнают, какие подвиги совершает их муж и отец. А вот всю тяжесть провала они всегда испытывают на себе – ведь в лучшем случае за этим следует выдворение из страны, а то и тюремное заключение, долгие годы тревожного ожидания. Случается, что платой за поражение является жизнь».

Крючков заботился о людях не на словах – он принимал конкретное участие в их судьбах. В конце 1970-х годов в Бейруте вооружённому нападению террористов подверглась машина с сотрудниками советского посольства. Находившийся в ней разведчик Роберт Мартиросян получил ранение позвоночника, в результате которого оказался на долгие годы прикованным к постели. Он стойко переносил тяжёлый недуг, и Крючков принял решение не отправлять его на пенсию. Мартиросян с огромным увлечением занимался, и успешно, серьёзными аналитическими исследованиями, как и все другие сотрудники, повышался по должности, ему присваивались очередные воинские звания. Любимая работа, дружеское плечо сослуживцев, забота семьи помогали бороться с болезнью. При этом Крючков не раз выслушивал замечания от проверяющих инстанций, что серьёзно нарушает трудовое законодательство, поскольку держит на работе инвалида первой группы. Но никто уволить Мартиросяна не решился. Так он и оставался до самых последних дней в рядах действующих разведчиков.

Трудно подобрать подходящие слова, чтобы рассказать об особом, без преувеличения – трепетном отношении Владимира Александровича к разведчикам-нелегалам. Нельзя без волнения читать страницы воспоминаний Владимира Александровича, посвящённые этим людям, сознательно выбравшим для себя жизненный путь, полный испытаний и нечеловеческих трудностей, вдали от Родины, без родных и близких. Как же нужно любить свою страну, верить в неё, когда знаешь, что малейшая оплошность может стоить тебе не только свободы, но и жизни, а в случае ареста ты не можешь открыть даже своей принадлежности к ней!

Близкие к Крючкову люди знали, что его внешняя сухость – обманчива. Почитайте записки Владимира Александровича, и вы поймёте, что все человеческие драмы, случавшиеся в разведке и нередко заканчивавшиеся трагическими развязками, он глубоко переживал, пропускал через себя…

Люди обычно платят взаимностью, если чувствуют неподдельное внимание и уважение к ним со стороны руководителя…

До разведки Крючков прошёл две серьёзные ступени своего становления как профессионального чекиста – проработав некоторое время помощником председателя КГБ, он в течение четырёх лет руководил секретариатом Комитета госбезопасности. Не будем напоминать о важности этого подразделения, оказывавшего непосредственное воздействие на чёткость работы всего аппарата Комитета. Мы уже знаем, что Андропов целый год не отпускал Крючкова в ПГУ, несмотря на настоятельные просьбы А. М. Сахаровского, – долго подыскивал Владимиру Александровичу подходящую замену.

В книге «Рука Москвы» Л. В. Шебаршин вспоминает о своей первой встрече с Владимиром Александровичем, которая произошла при следующих обстоятельствах. У Шебаршина куда-то запропастился «документ деликатного содержания», поиски которого привели его в секретариат КГБ. «Секретариат комитета для простых смертных, – пишет Шебаршин, – учреждение таинственное, могущественное, и лучше дела с ним не иметь. Но потерять документ никоим образом невозможно, я иду с девятого этажа старого здания на Лубянке на третий этаж, разъясняю генерал-майору Крючкову, зачем я его беспокою. В этот момент Владимир Александрович удивил меня своей памятью. Услышав название документа, попавшего к нему несколько месяцев назад, он немедленно открыл сейф и из толстенной пачки бумаг сразу же достал именно то, что требовалось. Мне показалось, что я имею дело с человеком в каком-то отношении необыкновенным».

Работа в секретариате помогла Крючкову вникнуть в особенности функционирования сложного механизма центрального аппарата, глубже понять специфику и основные принципы деятельности руководящих органов, управлений и других структурных подразделений КГБ, освоить каналы связи с ЦК КПСС и правительством, взаимодействия с заинтересованными министерствами и ведомствами, с органами госбезопасности на местах, с зарубежными представительствами и резидентурами. Впрочем, весь комплекс задач, которые повседневно и круглосуточно решал Комитет и которые так или иначе находили своё отражение в деятельности секретариата, трудно даже перечислить.

О некоторых особенностях работы секретариата и задачах, на него возложенных, рассказал автору генерал-майор А. Н. Бабушкин, который возглавлял эту службу КГБ в 1984–1988 годах (кстати, Александр Николаевич считает себя воспитанником Крючкова, поскольку долгое время работал под его непосредственным руководством в разведке – был заместителем начальника Информационно-аналитического управления ПГУ). О том, насколько значимую роль играл секретариат в работе КГБ, свидетельствует такой штрих: заместители председателя Комитета, возглавлявшие различные направления деятельности органов госбезопасности, старались всеми силами «протолкнуть» на ответственные должности в секретариате «своих» людей. О высоком статусе сотрудников секретариата можно судить, например, по такому факту: заместитель Бабушкина генерал-майор Н. М. Голушко был выдвинут на должность председателя КГБ Украинской ССР, затем работал на руководящих должностях в органах безопасности РФ (в частности, был министром безопасности, директором Федеральной службы контрразведки РФ). После Бабушкина секретариат КГБ возглавил В. И. Жижин – талантливый дипломат и известный разведчик, самый молодой генерал за всю послевоенную историю органов госбезопасности.

Так что в секретариате КГБ росли и работали не «канцеляристы», а высокопрофессиональные чекисты. Поэтому мы можем утверждать, что, когда в июле 1971 года Владимир Александрович пришёл в разведку, он уже обладал солидным багажом специальных знаний и навыков практической работы в центральном аппарате, позволившим ему включиться в дело без особой раскачки.