Текст книги "Эхо. Творец нитей (СИ)"

Автор книги: Анатолий Хохлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц)

   Кицунэ тайно ухмылялась.

   Конечно, самураи не выдержали. Понятно, что пить ядовитую гадость гораздо легче, если ее тебе будет наливать ее красивая девочка, но не создавать же себе ради этого проблемы на службе?

   Дверь захлопнулась, самураи исчезли, и Кицунэ, мгновенно сбрасывая образ несчастной плаксы, с восторженным взвизгом подскочила под потолок.

   – Обманула, обманула! – засмеялась она, оборачиваясь к двери и, оттянув пальцем нижнее веко глаза вниз, показала в след ушедшим стражам язык. – Получили, да?! Вот так вам! Больше не появитесь! – Кицунэ была счастлива от того, что ей удалось остаться здесь, ведь без посторонних самураи действительно могли заставить ее пить саке, а затем еще, наверно, и захотели бы, чтобы Кицунэ целовалась с ними, как влюбленные. Ха! Цепные псы не знают, какой хитрой и коварной может быть маленькая лиса!

   – Саюри-сан, вы... с вами все в порядке?

   – Конечно же! – ответила Кицунэ. – Я немножко испугалась, но уж лучше получить кулаком по голове, чем куда-нибудь пойти с такими людьми! Он, правда, чуть не ударил, но... – девчонка смотрела на окружающих ее людей с благодарностью. – Вы спасли меня! Спасибо, – она начала кланяться поочередно в разные стороны. – Спасибо, спасибо, спасибо!

   Толпа зашумела с благодушием и довольством. Это была правда. Самураи действительно испугались, когда поняли, что общество не станет терпеть их выходки. Испугались и пресекли собственный беспредел. Простые люди победили врага, все вместе!

   – Девочка-то умнее, чем кажется, – сказала Кейко с ухмылкой. – О великие боги, как я за нее испугалась!

   Бунт Чистой Крови опустошил обитаемые земли и стоил жизни миллионам, чистильщики творили жуткие вещи, но существовало знание причин начала восстания обычных людей против генетически измененных. Беспредел солдат и стражей, возомнивших себя богами нового мира. Обеим сторонам конфликта была оставлена память о том, на что способны слабые люди, когда терпение их ломается под давлением ненависти к угнетателям. Самураи вспомнили недавний урок и не стали избивать девчонку. Они даже присмиреют на некоторое время и начнут больше уважать горожан, показавших, что готовы защищать то, что им дорого.

   Если бы девочка выказала покорность и сдалась без боя, люди впали бы в уныние, отступили бы в сторону и финал происшествия был бы печален. Если бы ее сопротивление было яростным натиском и оскорблением для самураев, те восстали бы на защиту своей чести и пролилась бы кровь. Но самураи ушли, не оскорбленные, а лишь раздосадованные, никому не причинив и не замышляя причинить вред.

   – Ай да малышка! – выкрикнул кто-то.

   – Ловко же ты избавила нас от этих жестяных болванов! – зашумела и засмеялась толпа.

   Кицунэ улыбалась обступившим ее людям. Всеобщая радость наполняла дыхание каждого неповторимым сладким вкусом. Глаза, угасшие от отчаяния и невзгод, наполнялись жизнью. Завтра же молва об этом чуде разнесется по всему городу. Почему? Да потому что слишком долго ни с кем из присутствующих не происходило ничего по-настоящему хорошего. Завтра здесь соберется столько людей, что мешающие стены попросту разберут на кирпичи, а крышу выбросят, чтобы не упала на головы.

   Посмеиваясь над собственными мыслями, Кейко следила за тем, как Кицунэ скользит сквозь толпу к месту установки аудиосистемы, и, пошептавшись с артистом, меняющим кассеты, снова оборачивается к толпе.

   – Нам удалось спасти не только меня, но и наш праздник! – задорно выкрикнула она. – Позвольте же мне в благодарность подарить вам еще одну песню!

   Зазвучала музыка, и, плавно пританцовывая на месте, Кицунэ поднесла микрофон ко рту:

   – В день любой, млеет ли под жарким солнцем зелень кустов сирени у дома или блестят на окнах капли дождя, я, словно незримая тень, танцую по пустынным коридорам. Красота окружающего вас мира, мой господин, – чистота и уют, я их незримый страж. Не замечая меня, вы касаетесь свежего цветка в вазе, который я поставила для вас. Ступаете по мягкому ковру, что постелила я. Любуетесь игрой света, проникающего в чистые окна. Все это – мои подарки вам. Это моя душа и любовь, наградой которым – вашем счастье. В будничных делах мои руки творят волшебство красоты, ведь я знаю, что все это – для вас.

   Песенка из кинофильма о служанке, простой работнице в доме композитора Единства Культуры. Стесняясь своего происхождения, она прячется при приближении хозяина, ускользает и пытается не попадаться ему на глаза. Она даже не подозревает, что, чувствуя ее любовь, композитор на волнах светлых чувств одну за другой пишет прекрасные мелодии, покоряющие сердца слушателей по всему миру. Талант и любовь – творцы шедевров.

   Кицунэ легко вошла в образ. Когда она бросала взгляды в зал, каждому из слушателей казалось, что поющая девушка смотрит только на него, и каждый чувствовал себя важным и добрым господином, которого любит стеснительная, робкая служанка.

   Сияя улыбкой, Кейко осторожно выскользнула из ресторана и побежала к своей знакомой, что торговала концертными платьями.

   – Не позволите ли взять несколько вещей напрокат? – спросила она, перехватив уже собирающуюся уходить домой торговку. Та, ворча, взялась за работу.

   На приглашающий зов Кейко и тех, кто слышал пение Кицунэ, отозвалось немало народа. Нашлись и необходимые материалы. Из ящиков и досок быстро соорудили сцену, из кладовой ресторана извлекли высокие колонки мощной аудиосистемы, покрывшейся пылью, но по-прежнему способной воспроизводить музыку. Вдоль площадки для зрителей поставили бочки, в которых зажгли строительный мусор, обломки ящиков и дрова, что принесли со своих дворов добровольцы. Живой огонь заплясал, разгоняя тьму и холод, и у опустевшего ресторана зазвучали песни Кицунэ. Слыша музыку и чарующее пение, полное искреннего веселья, все больше людей подходило к площадке, и в этой толпе тот самый, встреченный утром, глава района издали любовался своим "Северным Ирисом". Очарованный дядька едва не плакал с досады, прекрасно понимая, что опоздал. Теперь у него не было ни единого шанса поближе подойти к порхающей по сцене девчонке.

   Кто-то притащил фейерверки, и спонтанно организованный концерт превратился в безудержные танцы, озаряемые разноцветными яркими вспышками огня в небе. Кицунэ кружила по сцене, и в ее душе в этот момент не было ни тени пережитых невзгод и страхов. Людское счастье в пыль развеивает духовную тьму, плоть демонов. Никто на свете в тот вечер не смог бы убедить ее в том, что она – чуждое людям чудовище. Кицунэ своими глазами видела и всей душою чувствовала, кто она.

   Движение руки художника, когда он потянулся за кистью, передалось воздуху, и пламя свечи, одиноко мерцающей в полутемной комнате, затрепетало. Тени заметались по стенам и потолку. Художник выждал минуту, прежде чем игра света и тьмы завершилась. Кисть, которую взял Лианг из открытой коробки и макнул в краску, коснулась листа.

   Он рисовал уже больше трех часов, старательно прорисовывая каждую черточку. Девушка мирно вздыхала во сне, а художник, уступивший усталой певице свой футон, некоторое время полюбовавшись на лицо Кицунэ, ощутил тягу к рисованию, какой еще никогда не испытывал в своей жизни. Благо что девочка, боясь оказаться в кромешной тьме, попросила оставить свечу.

   Штрих за штрихом.

   Лианг с улыбкой смотрел на гостью из неведомой сказки и стремился как можно точнее запечатлеть образ спящей девушки. Волны блаженства накатывали на него, схожие с винным опьянением. Он сам не мог понять, почему это происходило, но наслаждался моментами абсолютного счастья и рисовал. Впервые в жизни, по-настоящему рисовал. Талант, таящийся в нем, испуганный серой жизнью и годами творчества ради денег, спрятавшийся так глубоко, что стал абсолютно невидим, вдруг был согрет наступившей в душе художника запоздалой весной и расцвел. Серый мир, который Лианг тихо ненавидел все время своего существования, вдруг преподнес ему невероятный подарок и преобразился вместе с оживающим человеком.

   Лианг рисовал с упоением, но вдруг девушка вздрогнула во сне и тихо застонала. Теплый свет ее лица начал угасать. Кошмар, рожденный причиняющим боль воспоминаем?

   Отложив кисть, художник оставил картину, подсел поближе к девушке и осторожно коснулся ее руки, желая ободрить спящую знаком своего присутствия. Кицунэ отреагировала, ее рука поднялась и пальцы тихонько сжали пальцы художника. Она не одна. Рядом есть друг, и его присутствие способно защитить от любых кошмаров.

   В тишине бесконечно тянулось время. Лианг сидел неподвижно, любуясь лицом девушки, и наслаждался этими минутами. Почему она подошла именно к нему? Услышали ли неведомые боги его молитвы? Или он что-то сделал, чтобы заслужить такую сказочную награду? Художник не мог грубо льстить себе и предполагать что-то наподобие того, что она отметила его личную красоту или художественное мастерство. Значит – дар богов.

   Пламя в душе Лианга разгоралось все жарче. Он чувствовал присутствие девушки рядом всей душой. Девушки, которую с невыразимой силой хотелось заключить в объятия и прижать к себе. Осторожно, словно букет цветов, ведь подобное сказочное видение исчезнет при малейшем проявлении грубости. В старых сказках говорилось, что в малых горных долинах, куда не найти дороги смертным, живут робкие красавицы, преисполненные любовью ко всему живому и способные исцелять души людей добрыми снами. Встреча с этой девушкой способна пробудить талант в бездарности и сделать неудачника счастливчиком, но духи-стражи ревностно следят, чтобы ни один человек, никаким магическим способом не смог проникнуть в запретные сады и близко подойти к царицам снов, ведь даже легкое касание таящегося в людских душах зла губительно для приносящих счастье богинь. И потому сложнее работа стражей, что царицы снов сами тянутся к ищущим их и верят, что люди способны победить в себе зло. Верят, что ищущие счастья не причинят им вреда.

   Бессильный утаить в себе нежность, Лианг склонился и хотел коснуться губами губ девушки, но вдруг мягкая ладошка с тонкими пальцами накрыла его рот и остановила движение. Глаза Кицунэ открылись. Художник помнил что у его гостьи были карие глаза, но в этот момент ему почудилось, что глаза девушки сияют небесной синевой. Что это? Таинственная игра света и теней?

   Кицунэ мягко отстранила от себя Лианга, села и смущенно улыбнулась.

   – Лианг-сан, простите меня, но я ведь говорила, что дала обещание другому, правда? Я действительно люблю его и никогда не отступлюсь от своего слова. Поцелуй нельзя дарить без любви.

   Кицунэ засмущалась и умолкла. Лианг тоже смутился и густо покраснел. Неужели этот таинственный "принц" действительно существует? Жаль, что среди того вранья, что наворотила девчонка, все же есть какая-то доля правды.

   – Я не хотел обидеть вас, леди-с-тысячью-имен, – сказал художник. – Простите мне мой постыдный порыв.

   – Не беспокойтесь, Лианг-сан. – Кицунэ покраснела даже больше, чем Лианг. – Я не обижена. Глупо обижаться на теплые чувства другого человека. Я тоже очень хорошо к вам отношусь, Лианг-сан, но... но поцелуй можно дарить лишь тому, единственному...

   Воцарилось долгое неловкое молчание, которое Кицунэ прервала своим поспешным бегством.

   Поднявшись из постели, она поправила на себе недавно купленный банный халат и выскользнула в коридор. Лианг услышал мягкое шлепанье ее тапочек по полу – девчонка, чтобы выиграть время, необходимое для преодоления неловкости, ушмыгнула в сторону туалетных и ванных комнат. Оставалось только поблагодарить ее и еще раз печально вздохнуть. Глупо было надеяться на любовь богини к серому обывателю. Нет, подобное бывает только в сказках. Они – жители разных миров.

   Но если Лианг думал так, это не означало что все были согласны с ним. Ринджи, сосед Лианга по общежитию, слышал то, что девушка убежала, и на обратном пути подкараулил гостью в коридоре. Стены общежития были очень тонки, и Лианг прислушался к перешептываниям, доносящимся из коридора. Ринджи был галантен, но настойчив, девушка сначала плела то же самое, что и Лиангу, про своего неведомого жениха, но это не сработало, и Ринджи, не удержав желаний, начал атаку. Видя робость и смущение девушки, он попытался обнять и поцеловать ее. Большая ошибка. Лианг, подумывавший уже о необходимости своего вмешательства, вздрогнул, услышав звонкий шлепок оплеухи, а затем гулкий удар падения тяжелого тела.

   Хохот грянул со всех сторон. Оказывается, немало соседей, каждый из которых, конечно же, видел вечернее выступление Кицунэ, не спали этой ночью и, так же как и Лианг, прислушивались к возне в коридоре.

   – Ой-йо! – тихо завыл артист. – Сколько же в тебе жестокости? Синяк во все лицо будет! Как мне выступать теперь?

   – А ты в маске играй! – с фырканьем, возмущенно заявила Кицунэ. – Эй вы, тихо! Нехорошо смеяться над тем, что кому-то больно! Ночью спать надо, а вы шумите! Ринджи-сан, вам пора в свою комнату, и прошу вас, не сердите меня больше! Я очень не люблю сердиться.

   Лианг ухмыльнулся. Да, этой робкой и застенчивой богине не нужны грозные духи-стражи. Сама из кого угодно наглость выбьет.

   Еще парой возмущенно-укоряющих окриков Кицунэ навела порядок, и шум начал утихать. Артисты и музыканты укладывались обратно в постели.

   – Ладно, ладно, – добродушно ворча, Ринджи поплелся в свою комнату. – Вот подарю завтра целую корзину самых красивых цветов, и тебе сразу станет стыдно за ту боль и увечья, что ты мне причинила!

   Кицунэ только хмыкнула. Цветы – это хорошо, но от воспитательного процесса они грубияна не спасут и поцелуй ему подарить не заставят. Лисицы, они ведь неподкупные!

   Беспорядки улеглись, и Кицунэ скользнула обратно в комнату к художнику. Глаза ее, карие, виновато посмотрели на Лианга. Виновата? В чем?

   Словно порыв свежего ветра пронесся по комнате, и Лианг вздрогнул, когда Кицунэ возникла у него за спиной и обняла руками, положив голову ему на плечо.

   – Я обидела вас, Лианг-сан? – шепнула она. – Простите. Меня действительно ждет человек, которого я очень люблю, но как бы ни любила я его, это не означает, что мне безразлична грусть и пустота в ваших глазах. Я хочу видеть в них радость. Вы хороший человек, и... я не хочу, чтобы угасали глаза того, кто достоин счастья.

   Любовь.

   Душа Лианга вновь начала расцветать. Он чувствовал любовь и нежность, которыми буквально веяло от сказочной гостьи. Лианг понял все. Понял, почему эта девушка обратила на него внимание. Понял, почему доверилась и пошла за ним. Человек, достойный счастья? Она хотела, чтобы ожили его глаза.

   – Ты уйдешь, леди-с-тысячью-имен, – сказал он. – И я не стану удерживать, ведь там тебя тоже ждут, и я верю, что эти люди не меньше меня достойны твоей любви. Об одном прошу, – голос Лианга дрогнул, он прижал к себе обнимающие его ласковые руки девушки и из глаз художника хлынули слезы. – Приходи ко мне. Хотя бы в снах. Хоть иногда. Приходи...

   – Я не забуду тебя, – шепнула Кицунэ. – И буду приходить. В снах. В мечтах. Но минута расставания еще не настала. Будет новый день, а вечером я спою для тебя самую красивую песню. В благодарность за то, что мы встретились. За тепло, что ты подарил мне. Обещаю.

   День пролетел как сон, а вечером на перестроенной и расширенной самодельной концертной площадке собралось еще больше людей, чем вчера. Мероприятие было совершенно бесплатно, и восторженные отзывы тех, кто видел вчерашнее выступление Южного Цветка, заставили многих поменять планы на этот вечер. Никто не сетовал на то, что вчера врали про «только сегодня». Вернее, почти никто. Гейши и певицы веселого квартала, у которых Кицунэ увела клиентов, возмутились. Конечно, они не стали разбираться с возникшей из небытия выскочкой сами. Идти и скандалить, словно обиженные торговки в базарный день? Глупости какие! Уважаемые, благовоспитанные дамы так не поступают.

   Люди испуганно расступились, когда к сцене группой прошли угрюмые самураи в легкой броне, вооруженные копьями и мечами. Кицунэ надеялась, что ей позволят хотя бы завершить песню, но рука в латной перчатке ухватилась за провода и рванула, выдирая питание из аудиосистемы. Музыка утихла.

   – Что здесь за сборище? – выкрикнул старший самурай из отряда городской стражи, не забывший нанесенную ему обиду и обрадованный возможностью отомстить. – Кто разрешил данное мероприятие?

   – А почему нельзя? – достаточно отобрать у ребенка любимую игрушку, чтобы увидеть во всплеске эмоций всю глубину возмущения Кицунэ.

   – Вы дикий человек, Саюри-сан, и я не удивляюсь тому факту, что законы и правила цивилизованного мира вам неизвестны! Пункт тридцать два из уложения о предпринимательстве! Этот концерт не согласован с властями и потому является противозаконным! Праздник окончен! Расходитесь по домам!

   – Почему вы применяете здесь свод законов о предпринимательской деятельности? – выкрикнул кто-то из толпы. – Никто не собирал с нас денег ни за этот концерт, ни за прошлый!

   Началось гневное препирательство стражей против толпы, в которой нашлось немало людей, хорошо знакомых с законами и находящими ответы на каждое заявление стража, пытающегося обвинить певицу сначала в незаконном предпринимательстве, затем в организации массового митинга, затем в причиняющем беспокойство шуме и создании помехи для движения транспорта по улице.

   Денег с пришедших никто действительно не собирал, происходящее было не митингом, а спонтанно организовавшимися народными гуляниями. Время для шума было разрешенное, а из-за наметенных ледяными ветрами сугробов по этой улице последний транспорт проезжал месяц назад. Возмущение людей при заявлении о помехе транспорту было сложно описать словами.

   – Лучше бы заставили коммунальные службы снег убрать! Когда что-то надо сделать, власти делают вид что жутко заняты, а вот если можно в чем-то помешать, так сразу прибегают и начинают корчить из себя фигуры первой величины!

   На самураев со всех сторон посыпались обвинения в бессилии перед разгулом бандитизма, в лени и беспределе, из-за которого стражи закона сами стали похожи на бандитов. Толпа волновалась, все больше угрожающе сжималось кулаков.

   Кицунэ испуганно хлопала глазами, лихорадочно соображая, что можно сделать и как погасить вспышку злобы. Ей нисколько не нравилось происходящее, она могла бы успокоить людей, но вмешаться ей не позволяли здоровенные дядьки с мечами и копьями. Дрожь била тело девчонки, и Ци, которую она излучала в воздух, заставляла мечников морщить носы. Благо что они уже были осведомлены об особенностях организма "прибрежницы", иначе неизвестно как долго сторожевые псы сдерживались бы от устранения источника сильного фона Ци методом лишения сознания и свободы.

   Конфликт нарастал, гнев толпы столкнулся с железным упрямством самураев и вот-вот грозили вспыхнуть беспорядки, но вдруг один из рядовых мечников воткнул обратно питание аудиосистемы и, взяв микрофон, проорал:

   – Тихо! Опомнитесь, люди! Разве вы не видите, что происходит?! Нас же сталкивают лбами и заставляют ненавидеть друг друга! Злой умысел часто прячется за самыми красивыми образами! – закованный в металл, палец указал на Кицунэ. – Разве вы еще не поняли, кто это?! Дикая прибрежница, одаренная не меньше лучших певиц мира?! Да разве мыслимо такое в реальности? Неужели вы не узнали, кто играет с вашими душами?! После всех слухов, что ходили по городам в последнее время! Это же златохвостый демон, Кицунэ!

   Лицо девчонки побелело, она вытаращила глаза в ужасе и начала заикаться:

   – Т-ты что, с-сума сошел? – оборотница овладела собой и заявила более уверенно. – Разве ты не знаешь, что Кицунэ – синеглазая блондинка?! Или похоже, что я покрасила волосы?

   – Не пытайся выставить нас дураками! – ответил самурай. – Кицунэ легко меняет свой облик! Тебе, проклятый демон, мало того, что рухнула наша империя?! Теперь ты ходишь по городам и своими демоническими чарами устраиваешь розни меж горожанами и представителями власти?! Хочешь, чтобы мы поубивали друг друга?!

   – Ты идиот? – прямолинейно, как всегда, заявила девчонка. Самурай даже словами подавился. – Какая еще розня? Я хотела спеть пару песен и повеселиться, а вы влезли и начали всех злить! Я теперь еще и виновата?!

   – Разве не таковы были твои намерения изначально? Всем известна хитрость и коварство демонов!

   – Я не демон! Ты просто сумасшедший!

   – Демоническая лиса? – старший страж внимательно присмотрелся к Кицунэ. – Это может быть правдой и прекрасно объясняет происходящее. Ты – не она? Докажи!

   – Ты мне сам докажи, что ты не верховный палач Чистой Крови! Или что не крокодил-оборотень! А потом докажи, что не восстал из мира мертвых, чтобы утащить в него все живое! Вот фантазия-то у вас разыгралась!

   – Фантазия ли? – самураи обступили девчонку со всех сторон, а старший поднял руку и потянулся к ее запястью. – Сейчас проверим. У златохвостого оборотня была невероятная регенерация. Она могла восстановиться даже после смертельных для человека ранений и отращивала отрубленные конечности. Я не буду отрубать вам руку или ногу, уважаемая, лишь сделаю небольшой надрез на пальце...

   Не дожидаясь, пока самураи получат доказательства, Кицунэ нанесла удар.

   С гулким хлопком, над сценой расцвел огненный шар, в один миг поглотивший и девчонку, и самураев. Ци, которой напитала воздух вокруг себя оборотница, получила импульс и детонировала, обретая форму огня.

   – Разрыв! Разрыв! – не меньше десятка дестабилизирующих импульсов ударили в пламенную сферу, впрочем, без какого-либо эффекта. Ци продолжала никем не управляемую детонацию, и шар огня разбухал на глазах.

   Самураи, попавшие в зону поражения, с воплями выскочили и попадали с ног, начиная кататься с боку на бок, надеясь сбить с себя пламя. Им потребовалось мгновение для того, чтобы почувствовать – огонь очень слаб! Его силы едва хватило, чтобы опалить одежду. Они поняли, что опасности жизни нет ни малейшей, но было уже поздно.

   Пламенная птица взвилась над истаивающим облаком жара и, приземлившись на крышу одного из зданий поблизости, распалась на множество огненных потоков, скользнувших по черепице крыши и бесследно истаявших. Ци, выгорая, не оставляет золы.

   – Получили лисьего огня, придурки? – задорно взвизгнув, Кицунэ показала яростно заоравшим на нее самураям язык и длинными прыжками помчалась прочь. Главное, удалиться метров на триста, чтобы мечники не успевали сбивать импульсы Ци из ее ног!

   – За ней! – выкрикнул старший страж. – Не дать уйти!

   Самураи устремились в погоню, но как бы ни были они проворны, девчонка мчалась еще быстрее. Хорошее питание позволило ей полностью восстановиться и укрепить мышцы ног до схожести со стальными канатами. С каждым рывком и импульсом Ци расстояние между ней и преследователями увеличивалось.

   Сказать, что начальник отряда был в ярости, значит ничего не сказать. Он и его люди упустили демона, поимка которого могла вписать их имена в историю!

   – Задержать всех! – выкрикнул он, указывая на толпу. – Отобрать фотоаппараты! Уничтожить пленки!

   Началась сутолока, Лианг, который принес с собой на концерт мольберт, краски и кисти, пытался защитить свой рисунок, но художника попросту отшвырнули в сторону, картину содрали с мольберта и разорвали на куски. Самураи ярились, надеясь отобрать и уничтожить все материальные свидетельства концерта. Немало людей даже в стране Камней верили, что волшебная лиса была послана богами чтобы остановить безумие эпохи Войн и восстановить Единую Империю. Каждый из этих фанатиков был бы рад получить фотографию или любое иное свидетельство реального существования своей "богини". Не допустить, чтобы нелепые сказки владели умами людей! Весь мир уже понял, насколько это может быть разрушительно.

   В хаосе и толчее удержать всех на площадке даже полусотне мечников было не под силу. Можно было бы удержать, если начать рубить мечами, но кто посмеет это сделать?

   Оцепление было смято, люди начали разбегаться, и одним из первых с места проведения концерта ускользнул актер Ринджи. Никто не придал его спешному бегству особого значения, но когда самураи ворвались в комнату Лианга, надеясь забрать личные вещи Кицунэ, там уже не было ничего.

   – А что вы хотели? – бубнил себе под нос таинственно ухмыляющийся актер, глядя на яростно суетящихся самураев. – Это же колдовство! Раз, и нету. Духи унесли вещи своей златохвостой хозяйки и картину прихватили. Так что валите по домам и расслабьтесь! Можете детям похвастаться, как героически испортили нам праздник.

   Может быть, старший страж и надеялся получить похвалу за свои решительные действия, но хозяин города принц Такао пришел в бешенство и, не стесняясь в выражениях, напомнил ему о том, что граница страны Водопадов находится всего в двухстах километрах к востоку от города. После развала империи городу необходимо было наладить торговые отношения с недавними врагами, но утаить произошедшее не удастся и соседи могли крепко припомнить обиду, нанесенную златохвостой. Прожить без полезных ископаемых, добываемых в недрах гор, жители Водопадов могли вполне, но выжить без продовольствия, выращиваемого на полях Водопадов, людям из горного города будет очень сложно. Да и поднятая среди горожан ярость против самураев тоже была далеко не положительным эффектом. Попробуй теперь выпросить займы у влиятельных лиц! Что же, силу применять? Ведь убийцу подошлют, да не к безмозглому железнолобому самураю, а к принцу Такао!

   Всю ночь и весь следующий день бушевала буря эмоций, и лишь под вечер кипящие страсти начали успокаиваться.

   Никто не верил, что Кицунэ вернется в город после того, что произошло, и все же она вернулась.

   Самураи на всякий случай приставили шпионов к людям, с которыми недавно общалась Кицунэ, но среди актеров и простого люда было немало генетически измененных. Соглядатаев заметили и с яростью изгнали, после чего присылать новых стражи уже не отважились. Покрутившись вокруг общежития актеров, Кицунэ убедилась в отсутствии врагов и постучала в двери. Пара минут, и во двор перед общежитием высыпала немалая толпа, почти все обитатели этого дома.

   – Простите за причиненное мною беспокойство, – виновато и робко сказала Кицунэ. – Я не хотела ничем вам навредить, честно. Самураи сами себе все придумали.

   – Никто им и не верит. – Ринджи передал Кицунэ ее вещи, заботливо уложенные в дорожную сумку, и плюшевого львенка, из-за потери которого Кицунэ больше всего переживала. – Паникеры и сумасшедшие могут что угодно говорить, но у нас свои глаза и разум есть.

   – Спасибо, – Кицунэ, благодарная актеру, ласково коснулась его щеки губами. – Это тебе за храбрость.

   – Так-то лучше, – благодушно улыбнувшись, Ринджи просиял. – Наконец-то получил то, что заслуживаю!

   Кицунэ, весело сверкнув глазами, погрозила ему пальчиком и обернулась к хозяйке ресторана, жившей в одном общежитии со своими работниками и основными клиентами.

   – Кейко-сан, я не знаю, как сказать, но так получилось, что... вот, – девчонка широким жестом руки указала на концертное платье, в которое была одета, и короткую шубку, без которой прыгать по сцене ей было просто холодно. Подпалины усеивали ее одежду, от ткани ощутимо тянуло гарью. – Все безнадежно испорчено. Я... я надеюсь, у меня хватит денег за все заплатить. Возьмите мои украшения...

   – Не беспокойтесь, Кицунэ-сама. – Кейко уверенно отказалась от платы. – Ваш концерт принесет нам столько денег, что мой ресторан без бед переживет тяжелые времена!

   Аудиоаппаратура, установленная на сцене перед вторым концертом, довольно сильно отличалась от той, что применялась в первый вечер. По просьбе Кейко ее знакомые из фирмы звукозаписи предоставили свою технику, и голос Кицунэ был сохранен на кассете, извлечь и спрятать которую хозяйка ресторана догадалась сразу, как только у импровизированной концертной площадки появились самураи. Всего шесть песен, но Кейко не сомневалась, что эти записи разойдутся солидным тиражом. Мир желал услышать голос златохвостой, даже в тех землях, в которых волшебная лиса официально считалась демоном. Мнение правительства – не всегда мнение народа.

   После недолгих препирательств Кицунэ сдалась и перестала настаивать на возмещении убытков от испорченного наряда.

   Два дела были завершены.

   – Значит, пришла пора прощаться? – Лианг не смел протянуть руку и коснуться девчонки, стеснительно улыбающейся ему.

   Кицунэ кивнула.

   – Да, почти, – сказала она. – Еще не все исполнено, что я хочу сделать. Помнишь, я обещала тебе песню? Самураи помешали мне спеть ее на сцене, но теперь, если ты позволишь...

   Кицунэ протянула руку и коснулась виска Лианга пальцами. Хаотичные завихрения Ци ударили во все стороны, художник и оборотница замерли в абсолютной неподвижности.

   Минута, вторая. Никто не посмел потревожить их и помешать. Царила абсолютная тишина, пока Лианг с глубоким вздохом вдруг не упал на колени. Опираясь руками об истоптанный снег перед собой, он с трудом собрал силы и удержался от дальнейшего падения. Внешний вид его выдавал то, что художник испытал глубочайшее потрясение в своей жизни.

   Иллюзии. Волшебная лиса владела ими столь совершенно, что, по словам многих, способна была открыть сознанию человека путь в иные миры. Разумеется, это было не так. Кицунэ лишь вызывала зрительные, слуховые, вкусовые, обонятельные и осязательные галлюцинации, красота и яркость которых, впрочем, была ограничена лишь фантазией оборотницы и ее желанием творить чудеса.

   Кицунэ присела на корточки возле Лианга, убедилась, что с ним все в порядке, и ободряюще погладила художника ладошкой по плечу.

   – Мы еще встретимся, Лианг-сан, и я надеюсь, что в то время ваши глаза уже не будут печальны. До встречи, – она посмотрела на окружающих ее людей и улыбнулась им. – До встречи, друзья. И будьте счастливы.

   Толпа расступилась. Кицунэ, пройдя мимо людей, исчезла в ночи. Продолжила свой путь на восток.

   – Мы так и не сказали ей, – глаза Кейко затуманились печалью. – Несчастный ребенок... она даже не подозревает, что ждет ее.

   – Не сказали. И не нужно было. – Лианг поднялся и обнял себя дрожащими руками. – Пусть узнает все, когда рядом будут ее близкие друзья. Надеюсь, они найдут нужные слова...

   Ночь сгустила тени на склонах гор, посыпал снег, скрывший следы оборотницы, а утром Лианг начал собираться в дорогу и с особой тщательностью упаковал пока еще не законченный свой первый настоящий рисунок. Скоро подойдет торговый караван, идущий в страну Водопадов. Душа художника по-прежнему болела при воспоминании о том, как самураи рвали полотно его картины и топтали сапогами обрывки.