Текст книги "Эхо. Творец нитей (СИ)"

Автор книги: Анатолий Хохлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

   – Да что ты шумишь? – ругалась Кицунэ, осторожно перебираясь по снегу. – Как по тебе ходить-то? Я уже на четвереньках ползу, а ты все хрустишь и хрустишь. Враг ты, вот ты кто!

   Кое-как добравшись до храма, она перескочила через его стену и подобравшись к зданию, замерла. Сердце бешено прыгало в груди оборотницы. Страх, гнев на злодеев и азарт от желания одурачить множество сильных врагов выплескивали в ее кровь ударные дозы адреналина. Кицунэ была готова к бою, но попасться нисколько не желала и вся обратилась в слух, оценивая обстановку. В жилой комнате храма горел свет. Мико была там и, судя по звяканью посуды, завтракала.

   Раннее утро. Подождать, пока хозяйка вздумает сходить по делам в селение? А что если она вообще не уйдет? Нет, ждать нельзя, иначе пленников могут отправить из лагеря еще куда-нибудь, и найти их станет очень сложно! Надо действовать!

   Кицунэ прокралась в дом, влиянием Ци отомкнув замки и сдвинув засов на двери. Снега внутри здания, разумеется, не было, и девчонка смогла обратиться в подобие тени, совершенно беззвучно проскользнув к входу в погреб.

   Оборотница спустилась по короткой лестнице и оказалась в достаточно большом, прохладном помещении, заставленном бочками, ящиками, и множеством каких-то других твердых предметов. Каких точно, Кицунэ не могла узнать по причине кромешной тьмы, царящей в подвале храма. Никакая острота зрения не поможет, если нет ни малейшего лучика света. Девчонке приходилось только надеяться, что мико не услышит шум от столкновений ворюги с различными препятствиями. С посохом, увешанным какими-то бренчалками. С корзиной, в которой стояли звякнувшие бутыли. Со стопкой металлической посуды, заскрежетавшей и едва не упавшей, когда Кицунэ, шарящая во тьме руками, случайно зацепила ее.

   Когда зрение бессильно помочь, может выручить обоняние. Оборотница прекрасно помнила аромат напитка, которым мико угостила их с Такеджи по окончании завтрака. Кицунэ унюхала сладкий запах фруктов и разыскала целый ряд больших глиняных бутылей. Зачем столько? Запасы на год? Нет, наверное просто надо много, чтобы напоить целый торговый караван. А потом в подвал поступает новый запас дурмана.

   – Будем надеяться, эта злыдня не сразу заметит, что одна из бутылей пропала. – Кицунэ ухватилась за глиняные ручки и попыталась приподнять добычу. – Ух, тяжелая...

   Проблеск света.

   Оставив бутыль, Кицунэ метнулась в угол и затаилась. Мико, освещая себе дорогу простым масляным фонарем, заглянула в погреб и начала медленно спускаться по ступеням. Услышала шум?

   Оборотница замерла, боясь даже дышать. Посмотрит и уйдет... подумает, что тут бегают мыши!

   Ящики, бочки, бутыли. Ритуальный инвентарь. Абсолютная тишина.

   Мико осмотрелась по сторонам и повернулась, собираясь уходить.

   – Показалось, наверное, – сказала она.

   Не заметила.

   У Кицунэ отлегло от души, и оборотница едва удержала глубокий вздох облегчения.

   Наивная. Жрицу сюда привлек не шум, а сторожевые печати.

   Хозяйка храма узнала о вторжении сразу, как только воришка коснулась двери. Бандитка знала, куда лазутчица направилась и где сейчас находится. Видимость неведения – обманка. Чтобы враг расслабился и подставился под удар!

   – Ха! – мико резко обернулась и метнула исписанный силовыми знаками листок бумаги точно в угол, где укрывалась Кицунэ. Девчонка едва успела инстинктивно заслониться рукой, и печать, вместо того чтобы прилепиться к ее лбу, врезалась в ладонь оборотницы. Связующие импульсы Ци коснулись кожи, и бумага пристала к ладони не хуже чем клейкая лента.

   Очищающая печать? Что за глупости? Кицунэ ведь на самом деле не демон! Наверное, мико ошиблась из-за...

   Шелест воспламенения и гулкий грохот взрыва. Облако огня и дыма поглотило оборотницу.

   – Умри! – мико взмахнула рукой, направляя пальцы на вскочившую из дымного облака воришку. Понимая, что выкрик был не зря, Кицунэ импульсом Ци швырнула себя в сторону. Незримая сила хлестнула по стене в том месте, где оборотница только что находилась, и, оставляя борозды на камне, рассекая ящики, метнулась за ринувшейся к выходу жертвой. – Не уйдешь!

   Кицунэ почти удалось сбежать. Она уже вырвалась в коридор и совершила первый прыжок прочь от погреба, когда незримая сила ударила ее по ногам. Словно огненное кольцо обхватило сразу обе лодыжки. Ноги были бы срезаны, если бы не костяной доспех, закрывающий все тело оборотницы. Получив первый удар, боевая биоформа бросила все силы на самооборону, и по доспеху из костяных щитков, заранее выращенному под ее кожей, бурными потоками хлынула Ци. Сила мико не лишила Кицунэ ног, лишь оплела и швырнула на пол, затем вздернула вверх и впечатала в потолок. Удар. Удар. Еще удар.

   Сила швыряла Кицунэ по коридору, лупила ею о стены, пол и потолок. Трещали доски, осыпалась штукатурка, камни смещались от силы столкновений. Сохранение целостности храма мико, судя по всему, не слишком волновало.

   Сама похожая на демона из древних легенд, женщина в растрепанном бело-алом кимоно буквально вылетела из подвала и взмахом руки швырнула пойманную лазутчицу через весь коридор, с сокрушительной силой вбив ее в противоположную стену. Новые жгучие петли уже охватили все тело оборотницы. Ноги, руки, сразу три петли на шее. Еще две на лице.

   Кицунэ, с трудом преодолевая давление, наклонила голову и поняла, что это была за сила. Шелковые нити! Самые обычные шелковые нити, пылающие синим огнем пропускаемой по ним энергии Ци.

   – Ха! – мико, укрутив жертву нитями, тянущимися от катушек на запястьях воительницы, выхватила из рукава кимоно и метнула в противницу сразу три испещренные силовыми линиями бумажки, прилипшие к животу, груди в области сердца и ко лбу оборотницы. – Ну, шпионка-сан, как тебе очищение от злых мыслей моими первоклассными печатями? Один взрыв... – хозяйка храма глянула на культю, оставшуюся от разорванной в клочья правой руки лазутчицы, – ...и вся агрессия в человеке куда-то чудесно исчезает! Я истинно великая мико, ты согласна?

   Бесстыдно виляя бедрами при ходьбе и победно ухмыляясь, она подошла к опутанной нитями Кицунэ и, протянув руку, рывком сорвала взрыв-печать с лица жертвы.

   – О, Нами-сан! А мы-то вас обыскались! Как мило, что вы заглянули в мой храм снова! Могли бы предупредить, что вернетесь, я не стала бы пинками гонять мальчиков по горам!

   – Ты... – задыхаясь от боли и ярости, прошипела Кицунэ. – Ты, подлая, гнусная тварь! Как ты могла стать союзницей бандитов?! Позор для всех мико! Я... я...

   Жрица замахнулась и ударила Кицунэ в лицо, заставив подавиться словами. Удар был подкреплен импульсом Ци, и выбитые зубы оборотницы вместе с кровью полетели в сторону.

   – Не трепыхайся, милочка! – мико ухватила оборотницу за волосы и крепко сжала пальцы. – Как я могла стать союзницей бандитов? Что же, не будет вреда, если ты это узнаешь и кое-что поймешь о жизни перед смертью. Мальчики говорили, что у тебя слабость к гендзюцу. В таком случае... – глаза жрицы глянули в глаза давящегося кровью монстра. – ...Я покажу тебе правду перед тем, как отправить прямиком в мир мертвых! Смотри и запоминай! Там, в стране теней, ты сделаешь сравнение и решишь, какой мир, тот или этот, страшнее для людей твоей породы! Смотри внимательно, сказочная принцесса! Это – истина нашего мира!

   Глаза жрицы пылали темно-синим, ледяным огнем, которое начало распространяться и, окружая оборотницу со всех сторон, нахлынуло на закричавшую от боли жертву. Гендзюцу, мощное, способное пробить даже надежную оборону среднего самурая, захватило оборотницу, и перед ее взглядом поплыли картины прошлого.

   Чужого прошлого.

   Комнату легко было узнать.

   Небогатая обстановка. Шкаф, сундук, зеркало, еще один шкаф, с книгами. На сундуке – фарфоровая кошка с поднятой передней лапкой. Личная комната мико, только вместо убранной постели стоит маленький обеденный столик. Такой, что есть за ним мог только один человек или максимум двое. Но второго никогда не было. Одна. Всегда одна. Почему? В тридцать пять лет ни мужа, ни детей. Почему так получилось? Может, была слишком скромна, чтобы заговорить с понравившимся мужчиной первой? Может, прослыла скучной из-за того, что не участвовала в шумных гулянках с подругами и слишком много времени уделяла учебе? А может, из-за того, что она принимала на себя много чужой работы, надеясь помочь подругам и заслужить их благодарность? Ведь вместо признательности она лишь понизила свой статус до "рабочей лошадки", на которую можно спихнуть заботы и уйти развлекаться. Кто подойдет к скучному человеку второго сорта, не способному возложить работу на кого-нибудь другого? Ведь есть другие девушки, веселые и не менее красивые. Те, что всегда свободны, готовы отозваться на знаки внимания мгновенно и не будут строить из себя недотрог.

   Или всему виной опала со стороны главенства храмов, которая тотчас была бы перенесена и на семью? Любовника Мисаки могла бы себе найти, возможно, даже среднего социального статуса, но мужа... с мико-изгоем опасались связываться даже те, из-за кого она оказалась в таком положении.

   Пора бы привыкнуть к тому, что она – неудачница. Не раз и не два ей настойчиво твердили, что она не умеет жить.

   Мико поставила опустошенную глиняную плошку и положила палочки. Аппетита не было, еда казалось пресной и безвкусной. Неудивительно, при таком-то стрессе!

   Руки жрицы мелко вздрагивали, женщина была бледна и даже тайком, словно рядом был кто-то, кто мог видеть ее слезы, всхлипывала и утирала глаза платком, который быстро прятала за отворотом кимоно. Ей даже самой себе было стыдно признаваться в своей слабости, но... но так хотелось выплакать горе, обиду и страхи!

   Одна из лучших учениц главного храма Агемацу, она должна была бы стать известной и уважаемой мико, но, наивная и неопытная, совершила ряд действий, названных непростительными ошибками.

   Жалея бедноту из нижних кварталов, она не настаивала на оплате медицинских услуг и никогда не отказывала в помощи тем, кто к ней обращался. Как отказать матери, жалующейся на то, что ее ребенок плачет из-за болей в животике? Или рабочему человеку, из-за раздробленной кисти потерявшему трудоспособность и напуганному перспективой увольнения с завода? Или хотя бы ребенку, принесшему раненого щенка?

   Но, оказывается, как-то надо уметь отвернуться от них и изгнать из храма, если они не принесли с собой кошелек, полный монет. Всякий знает, что в нижних районах процветает пьянство и наркомания. Эти оборванцы желают получать медицинскую помощь бесплатно, а потом тратить деньги на всякую дрянь? А на что будут храмы обучать новых мико и проводить дорогостоящие ритуалы, если поступления денег иссякнут? Государство, увы, храмы не дотирует, так что зарабатывать золото приходится своими силами, и нарушать установленный порядок нельзя!

   Несколько раз Мисаки делали намеки, и она заверяла, что все понимает, но снова и снова уступала слезам бедняков, что живо прознали о нетвердой характером мико и валом валили к ней, умоляя о помощи.

   Терпение жрецов и жриц небезгранично. Решение было очень простым. Мисаки попросили покинуть город. Ей некуда было идти, но это мало кого волновало. Жители нижних районов получили угрозы полного лишения медицинской помощи в случае, если сами не изгонят слабую мико. Те, кому Мисаки помогала, затаились, а те, кто не был ей ничем обязан, ворвались в дом жрицы, побили женщину и, проклиная, вышвырнули за городские ворота.

   Маленький заброшенный храм у селения близ торгового тракта стал для изгнанницы последним убежищем. Сначала ей казалось, что жизнь закончилась, но пришла весна, и расцвела старая сакура возле ожившего с приходом мико маленького храма. Жрица оглянулась вокруг себя и, вдохнув воздух, наполнившийся теплом приближающегося лета, поняла, что стала... свободна. С ее плеч рухнул тяжкий груз давления общества, всех этих любителей дармовщины, использующих человека и бросающих его в беде. Свобода от них и навязанной необходимости быть жестокой.

   Постепенно, не за один день и даже не за месяц, мико привела в порядок храм. В коробке для пожертвований зазвенели монеты, но не они радовали жрицу, а то, что путники, заходившие молиться в ее обитель, уходили с улыбками на просветлевших лицах. Мисаки помогала жителям села, присматривала за детьми и лечила болезни. Простые теплые человеческие чувства, которых мико не нашла в городе, были дарованы ей здесь. Когда селяне кланялись ей с искренним дружелюбием, а не пытаясь подольститься, как к жрицам городских храмов, она чувствовала себя счастливой. Казалось, что теперь все будет хорошо, но...

   Пришла зима. Лютая, морозная, переполненная смертью. Рухнула империя, и ее обломки залила грязь, которая долго копилась под глянцево-блестящей коркой мнимого порядка и благополучия. Воспитанные рвать деньги и власть, люди рвали. Не считаясь ни с чем, любыми способами и побольше. Мисаки впала в состояние шока, когда в ее храм прибежал залитый кровью человек. Путник, на которого напали... селяне. Он искал в храме спасения, но два десятка его преследователей, каждого из которых Мисаки знала по имени, не стали слушать увещевания и просьбы мико. Они оттолкнули ее в сторону и, вытащив кричащего путника за ворота храма, забили дубинками до смерти. А потом один из грабителей, льстиво ухмыляясь, подошел к Мисаки и протянул ей руку, порезанную ножом, и не попросил, а потребовал исцеления.

   Вся их показная любезность и дружеское отношение исчезли в мгновение, стоило благодетельнице отказать.

   – Не надо портить с нами отношений, мико-сама, – сказал ей управляющий селения. – Мы кормим вас и даем вам жилье. Вы будете жить здесь и продолжите лечить нас. Даже не пытайтесь бежать, это наилучшая для вас судьба.

   На кого же она потратила свою жизнь? Кому и что пыталась доказать, всеми силами помогая просителям в час приходящей к ним нужды? Если бы она была как все, не обращала внимания на чернь и общалась с богачами, то купалась бы в роскоши, ела и пила только лучшее. Нашла бы себе богатого мужа из самураев или чиновников.

   Пожертвовать остатком благ и с риском для жизни бежать из селения, стать нищей бродягой ради того, чтобы не помогать бандитам? А ведь можно прекрасно устроиться и здесь. Селяне будут рады делиться с ней награбленным.

   Нервная дрожь бежала по спине Мисаки, когда генерал Хуоджин, потерявший после развала империи свои владения на юге и собравший вокруг себя группу головорезов, пришел к ней с деловым предложением.

   Грабежом маленьких групп или одиночных путников особого богатства не добудешь, а нападение на торговый караван – очень опасное предприятие. Скоро через селение будет проходить один такой, и бандитам придется рисковать. Вот если бы кто-нибудь, к кому солдаты относятся с доверием и уважением, отравил охрану перед самым нападением бандитов...

   Мико обещала подумать и спешно выпроводила из храма этого воняющего табаком, вином и гнилью жуткого человека.

   Бандит ушел. После него приходил староста селения и говорил о том, что армия лорда Хуоджина каждый день увеличивается, что скоро он станет так силен, что сможет захватить власть в долине Желтой реки. Отказывать ему ни в чем нельзя.

   Что же теперь будет?

   Мисаки вошла в главный зал храма и села у переносного столика, установленного в самом центре пересечения силовых линий.

   На столике ждала неоконченная работа. Десятка два маленьких деревянных фигурок в виде человечков и животных лежали, ожидая, когда мико нанесет на их силовые схемы и наполнит положительно заряженным излучением биополя. Предметы, наполненные любовью, назывались "теплыми". Если испытываешь страх или беспокойство, "теплый" предмет поможет обрести душевное равновесие. Влиянием положительных биополей поможет скорее зарастить рану. Поставленный у постели больного, он отведет кошмары и навеет вместо них целебный спокойный сон. Но не каждый предмет может стать "теплым".

   Мисаки взяла в руку одну из фигурок. Дети селения вырезали эти смешные игрушки для нее, а мико готовила для детей сладости. Обычный растопленный на огне сахар, застывающий в виде полупрозрачных леденцов.

   Наполненные детской жаждой жизни и веселья, с оттенками предвкушения получения конфет и любовью к доброй мико, эти деревянные фигурки уже могли бы стать талисманами. Мисаки лишь усиливала и закрепляла эффект своим влиянием.

   Дети. Любовь детей и дружеские узы.

   Успела ли мико привить им сочувствие к другим людям и наполнить их сердца добротой? Взрослые селения легко отвергли свою человечность ради того чтобы завладеть чужим имуществом, но сделает ли общение с мико для детей этот выбор хоть немного сложнее? Будут ли они помнить ее доброту? И во что превратится эта память, если мико согласится губить людей? Какое мнение возникнет у них о людях и окружающее мире? Кем они вырастут после подобного предательства?

   Нужно уходить. Бежать, скорее и как можно дальше отсюда! Бросить храм, ставший за прошедший год родным домом, бросить прекрасную сакуру и детей, общение с которыми помогло изгнаннице снова почувствовать вкус жизни после тяжелых бед и лишений.

   Другого выхода нет.

   Мисаки поднялась и начала торопливо собирать деревянные фигурки. Это не бросовые вещи. Во времена бед они могут помочь многим. Нужно непременно забрать их с собой, ведь они – настоящее сокровище.

   – Куда это вы засобирались, мико-сама? – ехидный голос прозвучал из пустоты, и тень пришла в движение, обретая облик женщины в серо-белом маскировочном костюме ниндзя. Гендзюцу скрывало шпионку от глаз мико, но теперь надобность в сокрытии отпала. – Вздумали сбежать? Нет-нет-нет! – куноичи подняла палец и покачала им из стороны в сторону в отрицающем жесте. – Это совершенно недопустимо. Мы ведь не хотим, чтобы вы рассказали кому-либо о нашей затее со жрицей-отравительницей? Правда?

   – Я не стану губить людей, – стараясь, чтобы ее голос звучал твердо, сказала Мисаки. – Что бы вы ни сделали, я не соглашусь на такое!

   – Именно это от вас и ожидалось, мико-сама, – сказала куноичи. – Поэтому я здесь. Но Хуоджин жалеет вас и до последнего колеблется. Предлагаю переселиться в лагерь и лечить раны наших солдат.

   – Нет.

   – Ну, тогда ты просто не оставляешь мне выбора, девочка, – глаза куноичи сверкнули угрозой, и она громко выкрикнула, призывая сообщников.

   Вошедших было шестеро. Мисаки похолодела, видя их лица, искаженные звериным торжеством, и алчный огонь в глазах. Те, кому мико не раз помогала, избавляла от желудочных болезней, ран и следов застарелых травм. Вспомнят ли они об этом?

   Жрица пятилась, называла окруживших ее мужчин по именам и умоляла их опомниться, но куноичи знала, что все будет бесполезно. Ничто так не выставляет напоказ истинную природу людей, как вседозволенность и уверенность в безнаказанности.

   Кицунэ, бесплотный дух, дернулась, пытаясь прийти на помощь мико, когда бандиты повалили женщину на стол. Деревянные фигурки, созданные дарить радость, сметаемые в пылу борьбы, посыпались на пол.

   Мир подернулся серой дымкой. Весь, кроме фигуры куноичи, которая сняла закрывающую ее голову тряпичную маску, открыв красивое молодое лицо и высвободив целые волны длинных, огненно-рыжих волос.

   – Все еще не поняла? – сказала она, глядя на то, как ее подельники измываются над умоляющей о пощаде жрицей. – Ты или с нами, или... ну где же твое гордое – "я лучше умру"?

   – Зачем ты все это показываешь мне? – выкрикнула Кицунэ. – Хочешь разозлить? Ты, подонок и убийца, хвастаешься тем, что совершила ты и твои дружки?

   – Злость? Ярость? Гнев? – куноичи возникла перед Кицунэ и уставилась ей в глаза. – Нет. Мне нужно лишь понимание. А сейчас расслабься. Это еще не финал представления.

   Хуоджин ждал, сидя на корточках под ветвями сакуры. Смятая сигарета в его зубах, желтых и обломанных, рождала медленно поднимающуюся вверх струйку дыма. Генерал бандитов был мрачен и задумчив, но он ухмыльнулся, когда увидел вышедшую из храма куноичи.

   Кинджоу Хизако, разведчица, сбежавшая с поля боя при штурме Инакавы, направилась прямиком к генералу бандитов и, приблизившись к нему, повернулась на месте, позволив детально себя рассмотреть. Куноичи не получила в боях травм лица или тела, которые могли оставить шрамы или обезобразить ее. Она не была обделена красотой, и Хуоджин с искренним интересом полюбовался на свою подельницу, нарядившуюся в кимоно жрицы храма стихий.

   – Что скажете, Хуоджин-сама? – игриво спросила куноичи. – Правда же, на мне этот наряд смотрится гораздо лучше, чем на той, побитой жизнью, дурехе?

   – Ты само очарование, Хизако. – Хуоджин выбросил сигарету, поднялся и, сделав шаг к девушке, заключил ее в объятия. – Из рук такой красавицы-мико я не задумываясь принял бы самый страшный яд! Но мне, надеюсь, ты яда не нальешь?

   – Только самого сладкого, мой господин! – отозвалась куноичи. – И, пожалуйста, Хуоджин-сама, не называйте меня больше тем именем, – подняв руку, она игриво хлопнула генерала по щеке тонкой книжечкой с гербом страны Камней и золотыми знаками служителей храмов на обложке. – Вот доказательство того, что меня зовут Ишикуно Мисаки и я вовсе не дезертировавшая с поля боя куноичи, а добродетельная жрица храма. Можете спросить обо мне в Агемацу, там многие меня знают.

   – Как скажешь, красавица, – генерал отстранил девушку от себя и махнул рукой вышедшим из храма селянам, что несли на руках большой серый мешок. – Эй вы, тащите сюда!

   Хуоджин направил свою энергию Ци в землю и рванул руками в стороны, словно пальцами раздирая почву. Открылась глубокая яма, в которую селяне сбросили свою ношу. Повторив прием, генерал засыпал яму, скрыв следы преступления.

   – Дело сделано, – сказал Хуоджин. – Теперь, – он грозно глянул на павших перед ним ниц крестьян и указал на Хизако. – эта девушка – ваша мико. Всюду прославляйте ее как добрейшую и благочестивейшую из женщин, упоминайте перед всеми, перед кем только можно, что она была изгнана из продажных храмов за свое милосердие! Репутация несчастной и благодетельной Мисаки-сан сослужит нам хорошую службу.

   – Теперь ты понимаешь, принцесса? – мир иллюзий снова подернулся серой дымкой. Весь, кроме фигуры куноичи. Хизако плавными шагами, словно видение сна, приблизилась к неспособной шевельнуться Кицунэ и, подняв руку, тронула ее за подбородок. – Ты понимаешь, почему я стала сообщницей бандитов? Не потому что я куноичи, нет. Потому что я не хотела закончить так же, как эта глупая мико. Я могла сохранить свою честь и доброе имя, если бы подчинилась приказу командования и продолжила самоубийственную атаку против ополчения Инакавы. Но я сбежала. Потому что я – не овца. Люди, моя милая принцесса, делятся на два типа – волки и овцы. Слабый человек – овца. Сильный человек берет то, что ему нужно. Заставляет овец работать на него и кормить. Причем волки дают сообществу овец взамен за еду и удобства только возможность жить. Крестьянин горбит спину, а сборщик налогов пьет дорогое вино. Рабочие ворочают шестерни производственной машины, а хозяин ест экзотические фрукты на банкетах. Посмотри вокруг, все только и желают, чтобы ничего не делать, загребать деньги, есть и веселиться! Но не у каждого хватает сил. Ты думаешь, что эта мико была доброй? О великие боги, да она же просто была глупа! Нельзя видеть в овцах людей! Они никогда не оценят добро, примут улыбку за заискивание, нежелание повышать голос за страх, неспособность ударить – за слабость! Они будут использовать дурака, пока он полезен, а затем просто забудут о его существовании, или даже прикончат его! Мне это надо?

   – Ты паршиво знаешь людей, плешивая волчица!

   – Я? Я плохо знаю людей? – куноичи захохотала. – Ты думаешь, судьба этой мико – единичный случай? Я видела подобное тысячу раз! Такова правда мира, и...

   – И ты хотела самоутвердиться, показав мне эту чушь? – Кицунэ подалась вперед, и куноичи попятилась, изумленная тем, что противнице, якобы надежно обездвиженной и беспомощной, удалось сделать это. – Волки и овцы? У меня есть еще одно сравнение для твоих дружков, плешивая волчица! Свиньи! Свиньи, что лезут в кормушку с ногами, отшвыривая братьев и сестер, сминая и затаптывая тех, кто слабее! В обществе свиней тот, кто незлобив, нерешителен или слаб, действительно обречен на смерть! Свиньи не ведают пощады и только и могут, что наслаждаться кашей из корыта! И действительно смертельно опасно принимать свинью за человека! Свинья никогда не оценит добра! Она просто слишком тупа для этого!

   – Ты...

   – Но свиньи – это те крестьяне, что убили мико по вашей указке! А вы – не свиньи. И не волки! В организме человека, бывает, заводятся черви! Они живут везде – в мышцах, в легких, в печени, даже в мозгу! Они паразитируют на хозяине, пожирая и убивая живые клетки! Человечество больно вами! Уродами, разрушителями, губящими общество изнутри, отравляющими все вокруг токсинами злобы и глупости, но по какой-то нелепой причине возомнившими себя выше созидателей, что своим трудом позволяют всей нашей общности существовать! Бандит умнее крестьянина? Нахлебник – хозяин жизни? Ты, безмозглая нечисть, утверждаешь, что живущие в печени черви – правители печени? Ничего глупее я в жизни не слышала! Хвастай своим потрясающим знанием жизни, паразитический червяк, пока не начался курс очистки организма!

   Куноичи в смятении оглянулась по сторонам. Эта девчонка действительно одна? Жалкая принцесса, что должна была плакать от бессилия, смятения и страха, яростно атаковала и с железной уверенностью затыкала грозной бандитке рот!

   Гендзюцу рассыпалось. Собственная Ци кипела в Кицунэ, бешеными потоками сметая чужое влияние. Внутренние врата открывались, и шелковые нити, не выдерживая напряжения мышц, начали лопаться, раздираемые освобождающейся боевой биоформой.

   – Умри! – Хизако метнула несколько взрыв-печатей, девчонка исчезла в облаке огня и дыма. Во все стороны полетели куски камня, но среди обломков стены не было вырванных кусков тел. Завившийся вихрь разметал дым, и перед обомлевшей куноичи возник жуткий монстр.

   Почти вся кожа была сожжена и содрана. Глазам обомлевшей бандитки открылся сплошной костяной панцирь, укрытый жалкими клочьями кожи и одежды. Костяной монстр поднял щитки, защитившие его глаза, и небесная синева, озаренная объявшим фигуру Кицунэ пламенем Ци, засияла на ее радужках.

   – Что ты за...

   – ...Йокай, – Кицунэ подняла переднюю лапу и обнажила когти, выскользнувшие из-под костяных пластинок, защищающих кончики ее пальцев. – Ты, мразь, сражайся на пределе сил! Убей меня, или я вырву твою душу из тела! Вы убили мико? Теперь попробуй сама остановить демона! Я очищу общество от паразитов и начну с одного из самых мерзких! С тебя!

   Куноичи отпрыгнула, уворачиваясь от удара Кицунэ, и отделалась лишь рваной раной на боку, вместо того чтобы лишиться сердца. Когти чудовища обагрила человеческая кровь. Кицунэ, не давая врагу ни мгновения на подготовку к бою, крутанулась на месте и снова атаковала, пинком в живот швырнув бандитку через весь коридор. Оборотница бросилась добивать, но, прошибая стены ударами плеч и щитов, в коридор ворвались люди. Селяне, услышавшие грохот столкновения и прибежавшие на помощь своей союзнице, пока та пытала пленницу картинами мучения и гибели мико. Наставив топоры, вилы и грубо выкованные тесаки на чудовище, разбойники окружили Кицунэ, заслонили собой Хизако. Но они не атаковали сразу. Слишком угрожающе выглядел враг.

   – Среди вас полно генетически измененных, – констатировала оборотница факт, с презрением и злобой оглядывая бандитов. – Дети дезертиров, таких же как та гнида, что стоит за вам! Вы были счастливы истерзать и замучить мико в ответ на ее доброту? Мелкая, ничтожная мразь. Вас, ублюдки, спровоцировала ее духовная чистота? Идите сюда! Урою всех, до единого!

   Ненависть.

   "Ты очень скоро узнаешь, что это такое, малыш. Мне не потребуется даже тебя этому учить, люди сами научат".

   Кицунэ разинула пасть, и свирепый рык демона заставил селян шарахнуться в стороны.

   – Убейте ее! – проорала Хизако, подбадривая союзников. – Это же просто мутант! Не бойтесь! – куноичи вскочила на ноги и изготовилась к бою. – В атаку! Разорвем ее на куски!

   Крепче сжимая оружие, бандиты гневно заорали и ринулись на чудовище.

   Люди добились своего. Впадая в бешенство, оборотница сломила подсознательный блок на причинение увечий. Первый из врагов, что попал ей под удар, полетел прочь со свернутой челюстью и, ударившись головой о стену, мешком рухнул на пол. Кицунэ ломала щиты и оружие, выворачивала врагам руки, вышибала зубы. Один парень заорал, когда оборотница, ухватила вилы, которыми тот пытался ткнуть ее в живот, сломала черенок и, даже не переворачивая оружие зубьями к врагу, вонзила обломок острым сколом в плечо врага. Второй бандит шарахнулся, лишившись вырванного из его руки тесака, и заслонился щитом, но взвыл, когда молниеносно пригнувшаяся противница вонзила тесак, словно меч, ему в ногу.

   Да, большинство из нападавших несли в себе измененный геном, унаследованный от дезертиров или опустившихся до разбоя самураев, но никто из них всерьез не обучался бою и контролю Ци. Они были лишь немного сильнее обычных людей, и Кицунэ расшвыряла их, вбив в стены, переломав кости и нанеся тяжелые раны. Противостоять воину, способному открывать внутренние врата, эти бандиты попросту не были способны. Бросая оружие, самые умные обратились в бегство, пока Кицунэ была занята избиением остальных.

   Хизако тоже времени не теряла. Она не строила радужных иллюзий и, толкая союзников в заведомо проигрышный бой, улизнула сразу, как только дурачье ринулось в атаку.

   Однако и на то, что чудовище позволит ей просто так сбежать, надеяться было глупо. Спасти могла только победа, и путь к ней существовал. Шиноби страны Камней давно проиграли бы войну и исчезли как значимая военная сила, если бы не могли победить мастеров тайдзюцу, обосновавшихся на базе одного из главных врагов Скалы – в селении Ветвей.

   Трясущимися руками куноичи открыла сундук и вынула оттуда простую бумажную коробку, наполненную медикаментами. Токсичные, вызывающие привыкание и галлюцинации...

   Хизако глотала и вкалывала их не раздумывая. Дозы, после которых не наступит смерть, она знала.

   Эта проклятая тварь... но кто мог знать, что миловидная и легкомысленная девочка, так похожая на избалованную богачку, таит в себе столь жуткого монстра? Надо было убить ее, без лишних разговоров. Хотя...