Текст книги "Единорог и три короны"
Автор книги: Альма-Мари Валери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц)
8
В девять утра Тибор разбудил молодых людей. После долгого сна те воспряли духом, к тому же их окрыляла надежда уже к вечеру добраться до Турина. Последние шестнадцать лье до столицы королевства путники одолели без всяких приключений. С наступлением темноты они въехали в город через одни из ворот Сюз – всего же арок было четыре. В Турине насчитывалось тогда примерно пятьдесят тысяч жителей. Высокие стены защищали столицу от нападения, а на юго-западе возвышалась мощная крепость – цитадель, благодаря которой пьемонтцы сумели устоять против французов во время войны за испанское наследство. На востоке город огибали ленивые воды реки По, извивавшейся по равнине.
Всадники направились к дому графа де Ферриньи – именно этот вельможа должен был представить их королю. Тибор прекрасно ориентировался в лабиринте улиц пьемонтской столицы, и Камилла мысленно возблагодарила за это небо, ибо сама она ни за что не сумела бы найти дворец Ферриньи посреди ночи.
Граф принял их с распростертыми объятиями, но по лицу его было видно, как он взволнован. Тибора он хорошо знал по прежним временам и, увидев венгра, сразу вспомнил о печальной судьбе наследного принца. Посмотрев на девушку очень пристально, он опустился на колени и воскликнул:
– Ваше высочество, принимать вас в своем доме для меня великая честь и великая радость!
Камилла подняла старика. Граф был маленького роста и еще больше сгорбился от возраста, но на морщинистом лице сверкали очень живые глаза, говорившие об уме, доброте и непоколебимой верности. Всем обликом своим он внушал доверие.
Путешественники в двух словах рассказали ему о том, что случилось в ущелье. Ферриньи нахмурился и позвал слугу, чтобы тот приготовил гостям комнаты.
– Вам нужно поесть и немного отдохнуть. Но медлить нельзя – вас нужно как можно скорее представить королю. В городе небезопасно, а эти бандиты, несомненно, попытаются довести до конца свои зловещие планы. Король осведомлен о вашем приезде и ждет вас.
Камилла вздрогнула.
– Не могу же я предстать перед королем в этом наряде? – робко промолвила она.
– Вам не о чем тревожиться, ваше высочество. Мы уже завтра раздобудем для вас костюм, подобающий вашему ранту. Наш король – настоящий воин. Вы с дороги, и он отнесется к этому с пониманием.
Девушка была признательна старому дворянину за то, что ему и в голову не пришло усомниться в обоснованности ее притязаний. Однако она решила все же поставить точки над «i»:
– Господин граф, меня радует ваше доверие, но я немного удивлена тем, что вы признали меня своей принцессой без всяких колебаний. Быть может, вам следовало проявить большую осмотрительность?
– Ваше высочество, – ответил граф с улыбкой, – какие могут быть колебания? Вы – живой портрет своих родителей. Подобное сходство не объяснишь случайностью! А глаза у вас того редкого светло-голубого оттенка, который я видел только у вашего отца. Нет, никаких сомнений здесь не возникает…
Вокруг королевского дворца горели фонари, и Камилле удалось кое-что увидеть, хотя занавески кареты были задернуты. Даже при беглом взгляде это величественное здание поражало своими огромными размерами и суровостью облика. Шамбери теперь казался ей очень скромным замком.
Карета остановилась перед слабо освещенным крыльцом, расположенным почти у самой городской стены.
– Король примет нас в своем потайном кабинете, – предупредил их Ферриньи.
В полном молчании четыре тени проскользнули к небольшой двери, которая со скрипом открылись перед ними. В полутьме виднелось несколько ступенек, уводивших в узкий коридор; здесь пахло плесенью, а на стенах проступила влага. Все четверо осторожно двинулись вперед, а Камилла, держа за руку Пьера, вцепилась в плечо Тибора – ведь в полной темноте так легко потеряться!
Факел зажечь было нельзя, ибо время от времени слышались чьи-то голоса, доказывавшие, что коридор сообщается с другими помещениями дворца. Огонек могли бы заметить, обнаружив тем самым присутствие таинственных гостей короля.
Они шли медленно и осторожно, и Камилле казалось, что подземелье никогда не кончится – похоже, этот потайной ход вел через весь город. Правда, в какой-то момент она поняла, что поблизости находится дворцовая кухня, так как в воздухе распространились не слишком приятные запахи подгоревшей пищи. Порой девушка поскальзывалась на влажной земле. Она с трудом удерживалась от желания чихнуть, но даже не могла ущипнуть себя за нос, поскольку боялась оторваться от своих друзей.
Наконец они поднялись по нескольким ступенькам и вошли в комнату, освещенную только одной свечой. Это был небольшой зал, очень узкий, но при этом длинный – нечто вроде прихожей, стены которой были украшены лепниной и завешены тяжелыми портьерами из красного бархата.
Граф, вступив на маленькую потайную лестницу, шепнул своим спутникам:
– Мы почти у цели.
Камилла пропустила троих мужчин вперед. У нее внезапно пресеклось дыхание и гулко забилось сердце при мысли, что сейчас она увидит своего деда-короля. Волнение оказалось таким сильным, что она на секунду замешкалась, пристально глядя на потолок, словно в надежде найти там поддержку.
Наконец ей удалось справиться с собой, и она шагнула было на лестницу, но тут чьи-то сильные руки обхватили ее сзади. Она не успела даже вскрикнуть: ледяная ладонь закрыла ей рот, а безжалостные пальцы вцепились в горло.
Лишенная способности сопротивляться, Камилла поняла, что ее тащат назад, за одну из бархатных портьер. Неведомый враг прижал ее к стене с очевидным намерением задушить. Она извивалась в его руках, но не могла даже пискнуть в лих железных объятиях.
Нападавший был сзади, лица его она не видела. Руки ее бессильно царапали стену, а убийца сжимал горло все сильнее. Она чувствовала, что через мгновение потеряет сознание – у нее гудело в ушах, а перед глазами закружились огненные звездочки.
Она сознавала, что друзья не успеют вернуться вовремя, – когда заметят ее отсутствие, нее будет копчено. Почти лишившись чувств, она вдруг заметила вазу, стоявшую в нише такой близкой и такой далекой… Последним усилием воли она подняла ноту и сбросила вазу на пол.
Звон осколков показался ей сладкой музыкой. Тибор отдернул портьеру, и убийца тут же выпустил свою жертву. Камилла упала замертво, а негодяй обратился в бегство, однако венгр успел разглядеть его, обратив внимание и на весьма своеобразный наряд.
Постепенно к Камилле возвращалось сознание. Она слышала далекий, но очень звучный голос, который звал ее:
– Диана! Диана-Аделаида, вы меня слышите?
Она очнулась, и тут ей стало ясно, что голос этот раздается совсем рядом; потом увидела лицо мужчины, склонившегося над ней. У него был очень длинный нос, кустистые брови и тонкие губы, придававшие ему жесткое выражение. Матовую бледность кожи подчеркивал напудренный парик. В глазах этого величественного старика светилась нескрываемая тревога.
– Вам лучше, Диана? – спросил он.
Камилла уже собиралась задать вопрос, отчего он называет ее Дианой и кто он такой, однако не смогла вымолвить ни слова из-за ужасной боли в горле. Впрочем, взгляд ее был настолько красноречивым, что незнакомец поспешил добавить:
– Здесь вы в полной безопасности. По крайней мере, в данную минуту. Предатели! Я считал, что покончил со всеми шпионами, но все начинается вновь. Когда же этому придет конец? Я и помыслить не мог, что эти дьяволы могут проникнуть даже в мои тайные покои! – воскликнул он с внезапной яростью. – Мы примем все необходимые меры, чтобы защитить вас, дитя мое. Ферриньи!
– Ваше величество?
Услышав этот титул и увидев почтительный поклон графа, Камилла вздрогнула и окончательно пришла в себя. Значит, этот незнакомый старик – король! Ее дед!
Она поняла, что лежит на софе в роскошно обставленной комнате, судя по всему, рабочем кабинете. Тибор с Пьером стояли чуть в стороне вместе с графом, к которому король подошел совсем близко, чтобы отдать какие-то распоряжения, – расслышать его слов она не смогла. Собрав все силы, она пролепетала:
– Дедушка!
Король тут же вернулся к ней и помог сесть:
– Вам нельзя напрягаться, дитя мое.
Камилла с жадностью вглядывалась в него – ей столько нужно ему сказать! Жестом маленькой девочки, наизусть выучившей урок, она нащупала на шее медальон и протянула деду, с тревогой ожидая, что тот скажет. Король печально улыбнулся:
– Этот кулон… Вашей матушке его подарил мой сын Амедей. Она никогда с ним не расставалась, считая залогом любви. Понятно, почему вы потянулись за ним, – ведь вы плод этого брачного союза.
С этими словами Виктор-Амедей вернул ей драгоценного единорога.
Помимо воли из глаз у нее хлынули слезы. Она чувствовала себя измученной и опустошенной; ей казалось, что она навсегда уронила себя в глазах этих людей – наверное, они сочтут ее недостойной носить титул принцессы Савойского дома!
– Дитя мое, – ласково промолвил король, – я понимаю, что все эти переживания утомили вас, но прошу сделать еще одно, последнее усилие. При данных обстоятельствах я вынужден принять самые решительные меры ради вашей безопасности. Нам следует поместить вас в надежное место, сокрытое от всех, – тогда никто не сможет покуситься на вашу жизнь.
Овладев собой, Камилла привстала, желая показать, что готова исполнить распоряжения деда. Дар речи уже вернулся к ней, хотя горло по-прежнему мучительно болело.
– Слушаюсь и повинуюсь, сир.
– Прекрасно. Садитесь же, прошу вас, я должен объяснить вам свой план. Возможно, вы будете удивлены, но, надеюсь, согласитесь со мной, что это единственный выход для всех нас.
Девушка не сводила глаз с монарха, слушая его с неослабным вниманием, жадно следя за каждым жестом и мысленно спрашивая себя, не снится ли ей все это. Помолчав, король продолжил:
– Я не желаю потерять свою внучку, едва лишь обретя ее. Случившееся доказывает, что во дворце моем вам угрожает опасность, поэтому нам придется немного повременить с вашим официальным представлением ко двору в качестве принцессы Дианы-Аделаиды. Пока вы останетесь для всех Камиллой де Бассампьер. Что же касается надежного укрытия для вас, то я не могу предложить ничего иного, кроме… кроме тюрьмы. В крепости вас будут охранять лучше, чем где бы то ни было. Вы пробудете там до тех пор, пока мы не отыщем негодяя, пытавшегося убить вас.
В лице Камиллы ничто не дрогнуло. План показался ей разумным, хотя приятного в нем, разумеется, было мало. Но кто заподозрит, что король отправил собственную внучку в каземат?
Виктор-Амедей изложил ей все детали:
– Вы станете секретной узницей. Я приставлю к вам офицера по имени шевалье д’Амбремон. Естественно, ему не нужно знать, что вы – принцесса Савойская. Для него вы – самая обычная заключенная. Это верный солдат, блестящий дворянин, полностью преданный короне, смелый и деятельный человек, заслуживающий доверие. Однако в нашу тайну не следует посвящать других – так надежнее. Вы понимаете?
– Да. И сколько времени я там пробуду?
– Вас освободят, когда мы найдем убийцу.
– Как же это сделать в таком большом городе? Ведь я ничем не смогу вам помочь, мне не удалось разглядеть этого человека.
– Зато ваш оруженосец его видел. Полагаю, наш венгр вполне способен уладить эту проблему быстро и в полной тайне.
– А я должна бездействовать? О сир, я хочу принять участие в поисках и отомстить за родителей!
– Что ж, вы можете убежать из тюрьмы! – иронично отозвался монарх, которого, впрочем, явно радовал кипучий темперамент внучки, ибо все принцы Савойского дома отличались властным и неукротимым характером. – И вот еще что: вам придется расстаться со своими друзьями. Уж слишком они приметны, вас легко выследить, если они останутся при вас.
– А что с ними будет? – спросила она, внезапно встревожившись за судьбу спутников.
– Не беспокойтесь за них. Прежде всего, на свободе они принесут вам больше пользы, а устроим мы их со всеми удобствами в доме графа де Ферриньи. Вы позволите? – осведомился король, повернувшись к старому дворянину.
– Очень рад, ваше величество, – ответил тот с поклоном.
– Вот и хорошо, – промолвил Виктор-Амедей, вставая. – Итак, не станем мешкать. Карета отвезет вас в ваше временное убежище, Диана. Верю, что мы скоро увидимся вновь… И не при таких драматических обстоятельствах. Нам нужно очень многое сказать друг другу… Мужайтесь, дитя мое.
Прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он любовно потрепал ее по щеке, глядя на нее с нежностью, удивительной для столь сурового человека.
Тибору и Пьеру было разрешено сопровождать Камиллу и Ферриньи в карете, увозившей девушку в крепость. Пока граф подписывал все бумаги, необходимые для заключения принцессы в тюрьму, та сменила мужской наряд на крестьянское платье, которое предпочитала всем другим. Поскольку она не знала, сколько времени придется ей пробыть в четырех стенах, то желала по крайней мере чувствовать себя непринужденно.
Венгр вручил ей крохотную пилку, булавки и несколько ножичков – все эти вещи, необходимые узнику, она спрятала в складках одежды. Рыжий великан помнил, что король, судя по его словам, разрешил своей внучке бежать из тюрьмы. Камилла также восприняла совет деда всерьез – она и помыслить не могла, что это было сказано в шутку.
И трое друзей единогласно постановили: как только преступник будет обнаружен, девушка ускользнет из крепости и поможет друзьям.
Чтобы держать ее в курсе дела, решено было прибегнуть к хитрости: Камилла должна привязать шарф к решетке – таким образом Тибор легко определит расположение ее камеры. И тогда они смогут переговариваться при помощи жестов – этому языку молчаливый оруженосец давно обучил свою воспитанницу.
Условившись обо всем, они стали спокойно ждать возвращения Ферриньи, который с большой неохотой повел принцессу в крепость. Оказавшись за высокими мрачными стенами, молодая женщина невольно вздрогнула и мысленно спросила себя, как долго придется ей пробыть в заточении.
С глубоким вздохом граф отдал привратнику свиток с королевской печатью. Тяжелые двери с глухим стуком захлопнулись, и Камилла пошатнулась – это зловещее место заставило его содрогнуться.
Привратник безмолвно проводил узницу в полутемную комнату, впрочем, довольно просторную и не слишком сырую. Здесь стояли кровать, небольшой столик и табурет. Один из охранников, также не говоря ни слова, принес кувшин воды, буханку ржаного хлеба и немного сыра; затем зажег свечу и вышел. В замочной скважине с лязгом повернулся ключ.
Камилла предпочла не слишком задумываться о своем положении. Она измучилась, а постель показалась ей довольно чистой. Не раздеваясь, она легла и почти сразу же заснула.
9
Луч света, упавший из зарешеченного окна, разбудил узницу. Издалека до нее донесся звон колоколов, пробивших десять часов. Очнувшись после тяжелого сна, она вдруг осознала, в каком незавидном положении очутилась. Сегодня она ощутила заключение гораздо острее, чем накануне, когда буквально валилась с ног от усталости. Дверь была заперта на ключ. Да, она действительно стала пленницей!
Хотя ее заточили в крепость временно и в целях безопасности, она вдруг испугалась, почувствовав себя в ловушке, – никогда еще она не испытывала такого бессилия! Ведь она всю свою жизнь провела на вольном воздухе, а потому невыносимо страдала в четырех стенах, лишенная свободы передвигаться и без надежды в скором времени вырваться отсюда.
Забравшись на табурет, она выглянула в окно и определила, что находится на втором этаже башни. Внизу расстилался пустынный двор, обнесенный высокими стенами. У нее защемило сердце при мысли, что за ними шумит большой город, в который она так стремилась. До нее доносились какие-то неясные звуки, отдаленный ропот, говоривший о том, что жизнь продолжается, – разумеется, хватало в ней и трудностей, и забот, но зато это была воля…
Запах сыра, принесенного накануне стражником, напомнил ей, что она уже давно ничего не ела. Тибор всегда утверждал, что на пустой желудок в голову лезут только дурные мысли. И действительно, едва подкрепившись, она почувствовала себя значительно лучше.
Она умылась и вытерлась куском простыни, который с трудом сумела оторвать – и сразу же подумала, что столь прочная ткань может пригодиться в случае бегства. Она изучила свою камеру, засунула булавки и ножички в отверстия между плитами, чтобы обезопасить себя – вдруг стражникам взбредет в голову обыскать ее?
Покончив с этими делами, она уселась на кровать. Теперь ей оставалось лишь ждать: надо воспользоваться этой вынужденной передышкой и восстановить силы, тогда она будет готова встретиться с врагами вновь, но уже (как она горячо надеялась) в последний раз. Она с радостью обнаружила, что горло болит гораздо меньше, чем накануне.
Утро, казалось, никогда не кончится. Пробило двенадцать, и опять потянулись бесконечные минуты. Одиночество нарушалось только стражником, приносившим еду, и Камилла вдруг осознала, что ей хотелось бы делить камеру с другим узником, пусть даже самым омерзительным бандитом или мошенником.
Она поупражнялась, совершая выпады воображаемой шпаной, ибо не желала терять гибкость и ловкость искусной фехтовальщицы, потом вновь улеглась на постель. Бездействие начинало томить ее. Она села, обхватила колени руками и стала качаться взад-вперед, распевая песни родной Савойи – какое еще развлечение могла бы она найти?
Скрежет ключа в замочной скважине заставил ее умолкнуть. Она тоскливо уставилась на дверь и внезапно замерла – настолько ошеломил ее вид нежданного посетителя.
В камеру вошел, шелестя дорогими кружевами, нарядный кавалер – таких ей не приходилось видеть никогда в жизни. Его парадный камзол из расшитого золотом зеленого шелка на фоне убогой обстановки казался просто ослепительным.
Это был молодой, лет двадцати пяти или тридцати, мужчина поразительно красивой наружности. Он был высокого роста, держался очень прямо, и от всего его облика веяло победоносным высокомерием. У него были тонкие, но при этом мужественные черты, на слегка удлиненном овальном лице сверкали черные глаза, излучавшие несокрушимую волю. Он не припудривал свои смоляные волосы, а просто подвязывал их сзади бархатным бантом. Наконец, на правой щеке у него появлялась ямочка при каждом движении губ, что делало этого красавца просто неотразимым.
Камилла, осознав, что смотрит на гостя с разинутым ртом, немедленно уставилась в пол – за этим красавцем, несомненно, увивалось множество женщин, поэтому не стоило показывать ему свое восхищение. Его надменность и без того бросалась в глаза, ясно, что к победам он привык.
В свою очередь он с большим удивлением разглядывал ее; потом обвел глазами камеру, словно бы кого-то искал и наконец с некоторым раздражением осведомился:
– Где же заключенный по имени Камилл?
У него был красивый бархатный голос, хотя слова прозвучали отрывисто и резко.
– Это я, – ответила девушка.
– Но… ведь это же мужское имя, – сказал он недоверчиво.
– Представьте себе, и женское тоже, – бросила она, решившись все же поднять голову и взглянуть ему в глаза.
– Король говорил мне о важной особе… О некоем Камилле, за которым следует бдительно присматривать. Никак не думал, что найду здесь… Гм…
– Женщину? Вы это хотели сказать?
Молодой офицер пренебрежительно оглядел узницу. Красивая девица, пожалуй, даже слишком, но одета в крестьянское платье. Хотя она глядела на него с вызовом, он решил, что такое хрупкое существо не может быть опасным, к тому же у нее такие невинные светло-голубые глаза.
– Вы не похожи на государственную преступницу, – произнес он, как бы разговаривая с самим собой.
– Вы тоже не похожи на коменданта крепости!
Он вскинул голову еще выше, ибо ироническая реплика девушки ожгла его как удар хлыстом.
– Я вовсе не комендант крепости. Знайте, меня зовут шевалье Филипп д’Амбремон, и я принадлежу к свите его величества Виктора-Амедея. Король всегда поручает мне самые важные и самые трудные дела! Правда, на сей раз, – добавил он с сожалением, – государь явно преувеличивал, говоря об опасности моей миссии!
Камилла в изумлении вытаращила глаза – значит, это и есть тот самый офицер, которого так расхваливал король! Она представляла его ровесником Бассампьера и Ферриньи, а не молодым щеголем!
А тот вновь оглядел камеру, будто пытался понять, отчего предписано установить строжайшее наблюдение за этой безобидной девчонкой. Ведь она только что так беззаботно напевала, словно совесть у нее была совершенно чиста. Что же она натворила, чтобы заслужить подобную суровость?
– Почему вы оказались в тюрьме? – спросил он подозрительно.
– Раз вам не сказал об этом сам монарх, то и я ничего объяснять не буду, – сухо промолвила она и отвернулась, поскольку высокомерие этого офицера стало ее раздражать.
– Прекрасно, – сказал он, с трудом сдерживая гнев при этом неожиданном отпоре. – Меня ждут на королевском балу, и я не желаю терять время на всякие пустяки. – И повернувшись к тюремщику, стоявшему у двери произнес: – Пусть она останется здесь. Устроили ее неплохо, а убежать она вряд ли сможет.
Камилла взорвалась:
– Как? И это все? Разве король не просил вас… Не приказал вам бдительно охранять меня?
Не обратив никакого внимания на ее слова, д’Амбремон неторопливо двинулся к выходу. Когда дверь закрылась за ним, Камилла ощутила непреодолимое желание преподать ему хороший урок. Она не могла вынести такого пренебрежения к себе. Никогда еще ее так не унижали. Кроме того, она сочла, что этот офицер, который явно отнесся к поручению короля самым легкомысленным образом, ставит ее жизнь под угрозу. И этого щелкопера король назвал блестящим солдатом! Да он просто самовлюбленный петух! Его надо проучить, чтобы он научился уважать других людей.
Она забарабанила в дверь с криком: «Пожар!»
Тюремщик открыл камеру. Камилла поджидала его, занеся табурет над головой. От мощного удара страж повалился не пикнув. Она не знала, где искать выход, но решила положиться на удачу.
За ее спиной вдруг раздался крик:
– Тревога! Узница сбежала!
Она поняла, что тюремщик уже очнулся и сейчас переполошит всю тюрьму. Крепкая же у него оказалась голова! Она пожалела, что не нанесла второй удар из опасения убить его.
Проклиная свою смехотворную чувствительность, она бросилась вперед, но тут ей преградили дорогу двое солдат. Резко повернув, она устремилась к узкой винтовой лестнице, которая вела в просторный зал, где находилось еще несколько стражников. Едва увидев ее, они с воплями помчались за девушкой.
Камилла распахнула первую попавшуюся дверь справа и, не раздумывая, побежала по узкому темному коридору, где не было ни единого человека. Сзади слышались крики и брань. Положительно она подняла на ноги всю охрану!
Перед ней оказался вестибюль – именно здесь она побывала накануне, когда ее вели в каземат. Шевалье д’Амбремон замер у выхода, во все глаза глядя на Камиллу. Стало быть, именно из-за нее возник такой переполох?
Он попытался схватить ее, но она поднырнула под его руку, желая любой ценой выбраться во двор.
– Черт возьми! – выругался он. – Вот дуреха!
Молодой офицер бросился в погоню, но с размаху ударился головой о дверь, которую захлопнули прямо у него перед носом. Взревев от ярости, он ринулся во двор и, в три прыжка догнав беглянку, бесцеремонно повалил на землю. Камилла отчаянно забилась, но все было тщетно – он сжал ей запястья словно клещами, а коленями придавил ноги.
– Я держу ее! – крикнул он солдатам, бежавшим к нему со всех сторон.
У Камиллы все плыло перед глазами, она была на грани обморока, задыхаясь после недавней гонки и под тяжестью навалившегося на нее мужчины – впервые она видела так близко над собой чужое лицо.
– Вы делаете мне больно, – пролепетала она еле слышно.
Не разжимая пальцев, молодой офицер поднялся и грубо потянул за собой девушку, заставив ее встать на ноги. Трое солдат крепко ухватили ее за руки, и лишь тогда он отступил от нее на шаг.
– Напрасно вы затеяли со мной эти игры, – произнес он угрожающим тоном, сбивая пыль со своего нарядного камзола. – В скором времени вам придется пожалеть об этом.
В черных глазах его сверкали молнии. Ясно, что эта шутка пришлась ему не по нраву.
– Стража, отвести ее в карцер! И никому ни слова о том, что произошло. Об этой узнице никто не должен знать – таков приказ короля. А у меня есть дела поважнее, и я не собираюсь ради нее отказываться от развлечений.
Смахнув последнюю пылинку с одежды, он покачал головой:
– Проклятая шлюха! Едва не испортила мне бал!
– Вы меня этим не остановите, – решительно заявила Камилла. – Я вовсе не хочу поставить вас в затруднительное положение, сударь, – добавила она, скромно потупившись, но не вполне искренне, – просто мне необходимо отлучиться. Но я обязательно вернусь, даю вас слово.
И она с большим достоинством удалилась, хотя ей нелегко было держаться прямо в ситуации, когда трое крепких солдат держали ее за руки. А шевалье застыл с раскрытым ртом, ошеломленный подобной наглостью; затем опомнился и быстро направился к выходу. Но в душе он сознавал, что поручение короля может оказаться совсем не таким простым и безопасным, как ему показалось сначала. Впрочем, он с честью выходил из куда более сложных положений! И он мысленно пообещал себе как следует приструнить эту строптивую барышню.
Трое стражников отвели Камиллу в подземелье. Вся гордость ее мгновенно испарилась при виде темной конуры без окон. Здесь было очень сыро, в воздухе стоял невыносимый запах мочи, широкая скамья была единственным предметом из мебели. Тюремщик швырнул ей одеяло и запер дверь, даже и не подумав оставить зажженную свечу.
Она оказалась в полном мраке и долго стояла неподвижно, стараясь привыкнуть к темноте. Ни единый лучик не пробивался из-под двери – девушку окружала кромешная мгла.
Вспомнив о скамье, она на ощупь двинулась к ней, споткнулась обо что-то – судя по звуку, это был кувшин – и наконец добралась до места, где смогла сесть.
Было не очень холодно, но она озябла и с дрожью потянулась за драгоценным одеялом, только сейчас оценив великодушие тюремщика. Затаив дыхание, она стала прислушиваться – быть может, здесь водятся крысы или еще какие-нибудь отвратительные твари?
Филиппа д’Амбремона она мысленно поносила последними словами. Разве не по его вине угодила она в эту мерзкую яму? Если бы он не вывел ее из себя своими надменными манерами, она благонравно сидела бы в серой комнате, которая по сравнению с карцером казалась ей просто раем земным. Так нет же; явился этот фат в роскошном наряде, этот писаный красавчик – одновременно отталкивающий и неотразимый!
Камилла злилась на себя: даже сейчас, вспоминая лицо шевалье, она испытывала непонятный трепет. Хотя опыта у нее никакого не было, она догадывалась, что перед подобным кавалером трудно устоять. Она выросла в мужском окружении, однако очень мало знала мужчин и почти ничего не понимала в любви. Ее это никогда не интересовало, а рядом не нашлось никого, кто смог бы пробудить в ней чувство.
Отчего же в эти минуты, когда она оказалась в столь унизительном положении, сердце у нее начинало колотиться сильнее при одной мысли о прекрасном офицере? Она обозвала себя дурой и на некоторое время даже забыла о своих злоключениях, стараясь подобрать самые уничижительные эпитеты для собственной тупости. Список был настолько длинным, что она не заметила, как открылась дверь – тюремщик принес ей питье и еду.
– Который час? – спросила она.
Тот, не отвечая, направился к выходу. Она вскочила на ноги:
– Подождите! Неужели вы снова оставите меня в темноте? Я же не смогу есть, ничего не видя! Или вам приказали уморить меня голодом?
Страж заколебался, не зная, как поступить. Затем поставил свечу на пол и пробурчал:
– Только побыстрее!
Он вышел, а Камилла, не обращая никакого внимания на пищу, стала обследовать черные стены карцера. Она простукала все камни в надежде обнаружить какой-нибудь потайной ход, но все оказалось тщетно. В полном разочаровании она вновь уселась на скамью. Запах мочи отбивал аппетит, однако она заставила себя поесть – ей нужно беречь силы, чтобы достойно встретить ожидавшие ее испытания.
Когда тюремщик вернулся за свечой, она попыталась расспросить его, сколько же времени они собираются продержать ее в этом каменном мешке. Однако страж безмолвно вышел, оставив ее вновь без света.
Она вздохнула, покорившись судьбе, и улеглась на жесткую, неудобную скамью, чтобы хоть немного поспать.
