Текст книги "Единорог и три короны"
Автор книги: Альма-Мари Валери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)
57
В праздник святой Девы проходили не только торжественные церковные церемонии, но и устраивались балы, ставились спектакли. Как правило, праздник открывался пышными богослужениями, проводимыми во всех церквях города. Король и придворные избрали для себя собор Святого Иоанна, расположенный совсем рядом с королевским дворцом. К началу службы собор был переполнен, и, хотя поставили дополнительные стулья, большинству мужчин пришлось стоять.
Виктор-Амедей с несколькими родственниками и небольшим числом приближенных расположился на королевской галерее. Среди последних во втором ряду стоял прибывший накануне вечером из Савойи шевалье д’Амбремон. Мало кто успел заметить его, так как шевалье держался в тени. Однако сам он зорко оглядывал присутствующих и в первую очередь – мадемуазель де Бассампьер, сидевшую в нефе рядом с герцогиней д’Абрициано.
Как только Филипп приказал Камилле и д’Антюину ехать в Турин, он тут же пожалел об этом. Нет, он нисколько не сомневался в корректном поведении Ангеррана, полностью доверяя ему. Просто, когда он отсылал девушку в столицу, у него из головы вылетел такой маленький пустячок, как целая орда воздыхателей, с нетерпением ожидающая возвращения прекрасной амазонки!
Итак, несколько последующих дней стали для шевалье настоящей пыткой; сердце его разъедала ревность, и он постоянно спрашивал себя, продолжит ли Камилла вести себя столь же благоразумно, как прежде, или нет? Не уступит ли она какому-нибудь пылкому и ловкому поклоннику? Случай с Ги неотступно преследовал дворянина. Он вполне убедительно свидетельствовал о том, что девушка готова предаться пылкой любви с первым встречным, если только тот сумеет выказать себя достаточно умелым и настойчивым. Мысли о подобной возможности приводили Филиппа в неописуемую ярость: Камилла создана для него, и он хотел заполучить ее девственной; он не собирался быть вторым! До сих пор он не придавал особенного значения девственности своих любовниц, рассматривая данное состояние скорее как помеху, нежели как преимущество. Но она… Филипп не хотел делить ее ни с кем. Он желал ее всю, целиком, с отчаянной страстью. Вынужденную разлуку переносил необычайно болезненно.
Однако Филипп вынужден был обуздать свой пыл, ибо не мог бросить раненого де Троя. Впрочем, как только его товарищ оправился настолько, что мог выдержать путешествие в карете, Филипп тотчас же нанял экипаж и организовал подставы; это занятие потребовало некоторого времени. Приняв все необходимые меры, чтобы обезопасить переезд Готье, и убедившись, что все в порядке, шевалье наконец помчался в столицу.
И вот теперь он стоял напротив Камиллы и никак не мог оторвать от нее взора. Девушка сидела в окружении придворных дам, но никто из них не мог сравниться с ней красотой. Оделась она довольно просто: шелковое платье цвета морской воды и кружевная мантилька; кружева немного сползли назад, позволяя любоваться ее белокурыми волосами, на этот раз аккуратно причесанными.
Девушка разглядывала витражи, размещенные на хорах, и, казалось, была целиком поглощена собственными мыслями. Скорее всего, она самозабвенно слушала музыку, ибо временами поворачивалась к большому органу, словно пытаясь разглядеть что-то или кого-то.
Солнечный луч, пройдя сквозь цветное стекло, упал ей на лицо и озарил его поистине небесным светом. Оно напомнило Филиппу один из многочисленных ликов мадонны, которые сегодня с самого утра носили по городским улицам. Впрочем, сравнение это быстро показалось ему ужасно глупым: он отнюдь не собирался чтить ее как святую! Подобного рода воздыхания он оставлял на долю Ландрупсена. Он жаждал совсем другого, гораздо более конкретного, осязаемого… Ему захотелось подойти к девушке и заговорить с ней, однако во время мессы это было невозможно. Приходилось набраться терпения. Д’Амбремон никогда не отличался набожностью; более того, он привык не доверять служителям церкви: люди, проповедовавшие воздержание и целомудрие, внушали ему вполне определенные опасения! Однако он уважал веру других и умел вести себя в храме подобающим образом.
В эти праздничные дни туринцы не только веселились, но и усердно возносили молитвы небесам.
Ведь в повседневной жизни многие как-то забывали о религиозных обязанностях. Люди принимали обеты, щедро жертвовали на бедных, усердно замаливали грехи. Большинство придворных регулярно посещали храмы и часовни, тайно или явно. Некоторые верили глубоко и искренне, другие просто притворялись и ходили к мессе, чтобы показать себя или свое новое роскошное платье.
Однако во время таких праздников, как этот, все население, от мала до велика, от короля до последнего бродяги, объединялось в едином духовном порыве, что создавало совершенно неповторимую, присущую только этим дням атмосферу. Даже самые черствые и закоренелые скептики не оставались равнодушными. Великие пышные торжества, устраиваемые в часть Пресвятой Девы, воздействовали не только на умы, но и на сердца.
Кроме молодого виртуоза-органиста в собор пригласили певчих; сейчас они стояли возле алтаря. Камилла, всегда глубоко чувствовавшая музыку, пребывала в состоянии глубочайшей эйфории; от дурманящего аромата ладана, курившегося во всех уголках храма, у нее кружилась голова. Она думала о юном фон Крюке, который, скрывшись за пультом, доставлял поистине неземное наслаждение всем, кто его слушал. В эту минуту он исполнял произведение своего учителя Баха, и Камилла решила, что это самая прекрасная музыка, которую ей когда-либо доводилось слышать.
Когда служба окончилась и придворные стройными рядами покинули собор, чтобы вернуться во дворец, девушка, все еще пребывая во власти волшебных, чарующих звуков, бессознательно последовала за ними.
Как только она очутилась на паперти, к ней со всех сторон потянулось не меньше дюжины рук, дабы она могла опереться на одну из них и дозволить счастливому ее обладателю проводить ее. Скользнув невидящим взором по претендентам, она уже готова была принять первую попавшуюся руку, как вдруг в голове у нее промелькнуло страшное воспоминание: она вспомнила, как однажды вечером, согласившись танцевать с человеком, на которого она даже не удосужилась взглянуть, она чуть было не стала жертвой гнусного развратника!
Камилла внимательным взором окинула толпившихся перед ней кавалеров. Увидев Ландрупсена, она улыбнулась и взяла его за руку. В душе она горько сожалела, что среди протянутых к ней рук не оказалось руки Филиппа; она до сих пор не имела никаких новостей о шевалье, и его отсутствие начинало серьезно беспокоить ее. И тут случилось чудо: словно прочитав ее потаенные мысли, среди толпы придворных показался Филипп. Он шел ей навстречу, Камилла почувствовала, как сердце ее учащенно забилось. Филипп церемонно приветствовал ее, а затем обратился к датчанину.
– Микаэль! – искренним, дружеским тоном произнес он. – Я очень рад вас видеть.
Д’Амбремон всегда высоко ценил виконта и дорожил его дружбой. Он прекрасно знал, что Ландрупсен ухаживает за Камиллой, но не видел в нем соперника, ибо хорошо знал, – Микаэль слишком дорожит своей честью, чтобы, воспользовавшись неопытностью девушки, затащить ее в темный уголок.
– В мое отсутствие в полку ничего не случилось? – продолжал шевалье. И, не давая датчанину времени ответить, добавил: – Не окажете ли вы мне маленькую любезность, не замените ли меня подле маркизы? Мне надо сказать несколько слов мадемуазель де Бассампьер.
Просьбы была произнесена таким тоном, как обычно просят о личном одолжении, и молодой датчанин не мог ему отказать; он с сожалением вручил руку Камиллы Филиппу. Несколько секунд шевалье молча смотрел на девушку; почувствовав прикосновение к своей руке нежных пальчиков, он так обрадовался, что тотчас испугался, как бы Камилла этого не заметила.
– Счастлив видеть вас, вот вы и не потерялись по дороге, – насмешливо произнес он, скрывая свое волнение.
Камилла не поняла, вызов это или нет. Но взглянув на Филиппа, она не заметила на его лице ни тени сарказма, только улыбку – радостную, даже, пожалуй, немного ласковую. Ободренная, она тотчас же вспомнила о коне, подарке д’Амбремону.
– А вы уже ходили в конюшню? – неожиданно спросила она.
– Бог мой, разумеется, нет! Я приехал только вчера, и очень поздно. Какой странный вопрос! Черт возьми, с вами никогда не знаешь, чего ожидать. – А что я, по-вашему, должна была бы у вас спросить?
– Ну… например, как я себя чувствую!
– О! Хорошо… Итак, шевалье, как вы себя чувствуете?
– Не стоит напрягаться. Я вижу, что мое здоровье вас совершенно не интересует.
Камилла рассмеялась, но не решилась признаться, что именно этот вопрос несказанно мучил ее в последние дни:
– Но ваш цветущий вид с самого начала исключает подобные вопросы!
– Это меня утешает.
– Нет, кроме шуток, Филипп, вы не собираетесь пойти в конюшню?
– Опять конюшня? Да что вы к ней прицепились? Что вас там так интересует, когда весь цвет нашего двора находится здесь, предвкушая продолжение праздничных торжеств?
– Это сюрприз. Для вас.
– Плохой или хороший?
– Надеюсь, что хороший.
– Гм! Однако, вы пробудили мое любопытство. Что ж, тогда пошли.
– Прямо сейчас?
– Да. Я начал слегка побаиваться ваших сюрпризов: кажется, наши с вами понятия о том, что такое хорошо, а что такое плохо, несколько расходятся. Если с вашей стороны это очередная глупость, то я предпочитаю узнать о ней как можно раньше.
Камилла залилась таким звонким смехом, что придворные, включая тех, которые уже добрались до входа в королевский дворец, обернулись. При иных обстоятельствах слова шевалье наверняка огорчили бы ее, но теперь, когда стена подозрительности между ними рухнула, она перестала бояться его колкостей и только смеялась над ними:
– Мой дорогой Филипп, ваше доверие трогает меня до слез!
Он наклонился к ней прошептал на ухо:
– О, неужели и в самом деле «дорогой»?
Камилла тотчас же опустила глаза, потрясенная бархатным голосом и завораживающим взглядом прекрасного офицера. Она замерла и залилась краской, не зная, как повести себя; коварный соблазнитель снова пытался ухаживать за ней! Наконец она гордо вскинула голову.
– Вы ошиблись адресом, – полусерьезно, полунасмешливо произнесла она. – Я не принадлежу к числу тех, кто жаждет вашего внимания. Поэтому поберегите свой пыл для них! – И быстро пошла прочь.
– …А на досуге не поленитесь заглянуть в конюшню! – со смехом добавила она и легкой походкой заспешила по аллее сада.
Некоторое время Филипп стоял и смотрел ей вслед; девушка удалялась в сторону расставленных в саду накрытых столов. Если бы кругом не было столько народу, он бы тотчас заключил ее в объятия и доказал ей всю ошибочность ее рассуждений. Однако ни место, ни время явно не подходили для подобной аргументации. Неожиданно молодому человеку показалось, что он излишне поспешно перешел в атаку на прекрасную дикарку, и та, мгновенно почувствовав опасность, убежала. На будущее ему надо быть более осмотрительным…
Затем он неожиданно задался вопросом, почему она так настойчиво звала его в конюшню, и ему тут же захотелось туда пойти. Но не успел он сделать и шагу, как одна из его очаровательных поклонниц схватила его за руку и потащила к столам, упрекая за столь долгое отсутствие. Решительно сейчас он никак не мог исчезнуть! Своими таинственными намеками Камилла едва не заставила его забыть о своих обязанностях. Рассеянно улыбаясь окружившим его поклонницам, он исподтишка наблюдал за своей прекрасной амазонкой; про себя он проклинал эту чертову девчонку, которая своим дурацким взбалмошным поведением заставила его забыть обо всем на свете.
Камилла также пребывала в окружении толпы поклонников; ее воздыхатели оспаривали честь предложить ей очередное изысканное и невиданное лакомство. Филипп восхищался, с каким беспечным видом девушке удавалось удерживать их на расстоянии, одаривая своей милой улыбкой всех и каждого. Она больше не походила на испуганную лань, какой казалась всегда, когда Филипп пытался обольстить ее; Камилла принимала восторги поклонников с любезным, но равнодушным видом.
Значит, д’Амбремон – единственный, к кому она неравнодушна, поэтому она и не может так легкомысленно кокетничать с ним! Подобная уверенность вызвала у шевалье удовлетворенную улыбку; да, он нашел единственно возможное объяснение поведению Камиллы. Она не осталась равнодушной к его чарам! Разумеется, она не доверяла собственным чувствам и каждый раз, оказываясь с ним один на один, ощущала опасность и убегала.
Сделав это решающее открытие, Филипп наконец смог мысленно вернуться к своим поклонницам. Они жаждали его общества, нетерпеливо требовали его рассказов и шепотом назначали свидания на вечер. Однако шевалье принимал их восторги совершенно равнодушно, приводя в отчаяние жаждавших его милостей красавиц. Ни для кого не было секретом, что прозвище «палач сердец» он заслужил; д’Амбремон никогда не бывал особенно близок – разумеется, духовно – со своими любовницами на один вечер, однако сегодня его пренебрежение переходило все допустимые границы: он не выказывал ни малейшего интереса к расточаемым ему любезностям.
Не одна хорошенькая женщина, обиженная столь откровенной холодностью, покинула – к великому его облегчению – в этот вечер шевалье. Лишь самые верные его поклонницы продолжали осыпать его комплиментами.
Филипп устал от дамских восторгов. Ни одна из красоток сегодня его не привлекал. Единственная женщина, к которой его неумолимо влекло, находилась в другом конце сада, также в окружении восторженных поклонников, жаждущих ее внимания. Еще немного, и он чуть не расхохотался, ясно представив себе всю нелепость подобной ситуации: ведь, в сущности, им с Камиллой постоянно приходилось разлучаться исключительно из-за избытка назойливых поклонников и поклонниц. Они стали жертвами собственного обаяния! Молодой дворянин сознавал, что, пока они оба будут при дворе, ему вряд ли удастся достичь своей цели.
Препятствий было слишком много, и главным из них являлось желание шевалье сохранить в тайне от всех свою страсть к мадемуазель де Бассампьер.
Он не хотел ухаживать за ней в открытую, становиться на одну доску с этой сворой дураков, почитающих и боготворящих ее, – словом, выставлявшими себя в смешном свете. И дело не только в его гордости. Была и иная, тайная причина: сам не зная почему, шевалье хотел, чтобы цветок страсти девушки расцвел вдали от любопытных взоров и злых языков. Возможно, это было неосознанное стремление защитить Камиллу от ревности других мужчин.
Поэтому шевалье решил как можно скорее увезти девушку из Турина. Но под каким предлогом? Нельзя же подойти к ней и сказать:
– Поехали со мной за город, чтобы там, на свободе, мне было удобнее ухаживать за вами!
Значит, надо придумать какой-нибудь убедительный повод, который бы не возбудил подозрения девушки и был бы вполне приемлем для всех остальных…
58
Камилла заметила графиню де Ферриньи: – Зефирина! Как мы долго не виделись!
Они обнялись. В своем ярко-канареечном платье, с гирляндами белых и жемчужных бантов, пущенных по корсажу, графиня выглядела ослепительно. Она прибыла прямо из Монкальери. Камилла восхитилась ее нарядом.
– Неужели вы снова покинете Турин? – тут же спросила она.
– Да, до конца лета. На время торжеств я вселяюсь во дворец Ферриньи, а потом снова уезжаю.
– Надеюсь, когда-нибудь вы расскажете мне, что в действительности вас удерживает в провинции, – лукаво произнесла Камилла.
Глаза Зефирины весело заблестели: видимо, слова Камиллы пробудили в ней приятные воспоминания, и она разразилась задорным смехом.
– Вижу, вы раскрыли мой секрет! Что ж, договорились, я вам все расскажу, – прошептала она, прикрывая веером свой хорошенький ротик.
Придворные, отдав должное великолепному завтраку, которым угостил их король, постепенно оживились. Настало время для подготовки к большому балу, который должен был начаться после полудня. Зефирина увлекла за собой Камиллу:
– Поедем в моем экипаже; я расскажу вам о своих приключениях.
Девушка уже хотела последовать за подругой, но внезапно изменила свое решение:
– Мне очень жаль. Но я только что вспомнила об одном неотложном деле. Я приеду к вам попозже.
– Но… ведь вам же надо приготовиться к балу!
– Это дело не займет много времени.
Камилла только что заметила д’Амбремона; шевалье был один. Именно он стал причиной столь резкой перемены ее замыслов. Она устремилась ему навстречу:
– Филипп! Вы не могли бы уделить мне несколько минут, прежде чем отправитесь переодеваться?
– Разумеется. Но куда вы так спешите?
– Я хочу показать вам одну вещь.
– И что же?.. Впрочем, я, кажется, догадался: вы хотите отвести меня в конюшню!
– Какая проницательность!
– Я начинаю понимать вас с полуслова.
Ошиблась она или же в его словах действительно содержался скрытый намек? Однако на этот раз Камилла решила пропустить очередную колкость д’Амбремона мимо ушей и предложить шевалье воспользоваться ее экипажем.
– Лучше мы встретимся с вами на месте, – произнес он. – Возможно, вам это еще неизвестно, но знайте: женщина, рискнувшая проехать со мной в карете, мгновенно теряет свою репутацию добродетельной особы.
– А вы не преувеличиваете? – поддразнила она его.
– Если вам угодно рисковать, пожалуйста.
– Полно, успокойтесь, вы правы, встретимся на месте.
Экипаж девушки с трудом пробивал дорогу в праздничной толпе, заполнявшей улицы, поэтому путь до казарм занял довольно много времени. На площадях сооружались огромные помосты, исполнявшие роль столов; все три праздничных дня король угощал весь город. Нищие, бродяги и городская беднота выползали из своих щелей и наравне со всеми полноправно пользовались королевской щедростью.
Среди пестрой разношерстной толпы, то тут то там Камилла замечала придворных, торопившихся по домам, чтобы переодеться к балу.
Наконец девушка добралась до казармы. Филипп опередил ее: он уже ждал у входа. Девушка взяла его за руку и направилась к конюшне.
Стоявший на часах гвардеец не захотел ее пропустить: женщинам в казармы вход воспрещен.
– Олух! – вскричал шевалье. – Ты что, не узнал капитана де Бассампьера?
Солдат смутился и взял на караул; но, честно говоря, в этом море шелков и кружев мудрено было узнать боевого офицера!
Прыснув со смеху, Камилла повлекла Филиппа к стойлам. Однако, увидев, какому риску подвергаются ее красивое платье и изящные туфельки, она заколебалась. В конюшне, обычно чистой, сегодня творилось нечто невообразимое; все мальчишки-конюхи отправились на мессу, а потом поглазеть на торжества, поэтому навоз никто не убирал.
Филипп понял ее затруднение:
– Подождите, я помогу вам.
И пока она не успела возразить, он поднял ее на руки и шагнул вперед, желая перенести через глубокую лужу черной жижи; девушка сдавленно вскрикнула.
– Пустите меня, – панически запротестовала она, вырываясь из сильных рук шевалье. – Вы меня слышите? Быстро, отпустите меня!
Удивленный столь жаркими протестами, дворянин аккуратно опустил ее на пол конюшни. Она тотчас же поскользнулась в жидком навозе и, если бы он не подхватил ее за талию, наверняка упала бы прямо в лужу. Филипп поддерживал девушку до тех пор, пока ей наконец не удалось обрести равновесия. Почувствовав под ногами твердую почву, она мгновенно сбросила с себя поддерживавшую ее мужскую руку, которая, как ей показалось, дольше, чем это было необходимо, задержалась на ее бедре. От возмущения она вся раскраснелась:
– Вы ошибаетесь, если думаете, что я завлекла вас сюда с непристойными целями!
– Я вообще ничего не думаю. Мне просто хотелось помочь вам.
Похоже, он говорил искренне. Камилла смягчилась:
– Я всего-навсего хотела показать вам вот это, – надув губки, шаловливо произнесла она, указывая на предназначенного Филиппу рыжего жеребца.
Оглядев животное, дворянин прочел табличку и удивленно посмотрел на девушку:
– И кто же мне его дарит?
– А сами вы как считаете? Разумеется, я. Ведь это из-за меня, а не по вине китайского императора или короля прусского в Ла-Молетт погибла ваша лошадь.
Филипп недоверчиво усмехнулся.
– Он вам не нравится? – с тревогой спросила она.
– Нет, напротив. Он великолепен… Но вам не следует делать мне такие подарки. Тем более что погибший конь принадлежал не мне, а королю, поэтому если говорить о справедливости, то вы должны были бы подарить эту лошадь не мне, а ему.
– Я прекрасно это знаю. Королю я уже принесла свои извинения. Но у него хватает своих лошадей, к тому же он на них не ездит. Тогда как вы…
– У меня есть конь.
– Да, конечно. Но он вас недостоин.
– Вы так считаете?
– На нем вы никогда не могли догнать Черного Дьявола во время наших прогулок. А это, согласитесь, веский довод в пользу нового скакуна!
– Согласен.
– К тому же мне очень хочется, чтобы вы простили меня, – произнесла она с видом маленькой нашалившей девочки, совершившей недозволенный поступок.
Филипп стоял, безмолвно созерцая эту поистине божественную женщину: она преподносила ему сказочного коня да еще и извинялась за свой подарок. Никогда еще никто, кроме короля, не делал ему столь роскошных даров.
Камилла опять ошиблась в своих догадках о причинах молчания молодого человека.
– Если он вам не нравится, – в сердцах бросила она, – всегда найдется кто-нибудь, кто будет рад получить его!
Шевалье весело рассмеялся:
– Вы действительно необыкновенная девушка! Похоже, из всех поездок в Фор-Барро вам запомнилась только гибель несчастного коняги. У меня же сохранились совсем другие воспоминания: именно там вы спасли мне жизнь, и теперь я ваш вечный должник. Для меня жизнь – единственное, что заслуживает некоторого внимания. Поэтому, как вы понимаете, у меня нет никаких оснований принимать такой подарок в качестве возмещения причиненного мне ущерба.
– Значит, вы от него отказываетесь? – покраснев, прошептала Камилла.
– Да, если только вы не найдете какого-либо иного предлога сделать мне подарок.
Камилла задумалась. Филипп больше не смеялся; казалось, он выжидал; глаза его смотрели на нее совершенно серьезно. Ей пришлось сделать над собой отчаянное усилие: то, что она собиралась ему сказать, требовало определенного мужества, а она по-прежнему боялась, что он обратит ее слова в насмешку. Наконец, глядя прямо в глаза шевалье, она уверенно заявила:
– Тогда примите этот подарок в знак дружбы.
В ответ он улыбнулся – светло и широко:
– С большим удовольствием; я от всего сердца благодарю вас за него!
На минуту Камилла замерла, ожидая, что молодой человек вывернет ее слова наизнанку, приняв их за замаскированное приглашение, но он, казалось, совершенно не собирался придавать им иного, нежели она сама в них вложила, смысла; ей даже показалось, что он был рад придуманному ею предлогу.
Подойдя к коню, шевалье окинул его взором знатока, погладил бока, потрепал густую гриву. Конь действительно был замечательный, со спокойным и приветливым нравом и, судя по всему, удивительно выносливый и легкий на ногу. Филипп сгорал от нетерпения опробовать его, но сегодня, к сожалению, для этого не было времени.
– Мне не терпится поездить на нем, но сейчас слишком поздно. А что вы скажете, если я приглашу вас завтра утром, еще до начала процессии, поехать со мной на прогулку?
Завтра в десять часов король отправлялся по улицам города. Это означало, что молодые люди могут успеть немного покататься, если только поднимутся рано утром. И, хотя бал обещал кончиться далеко за полночь, Камилла приняла приглашение: теперь больше всего на свете она хотела посмотреть, как Филипп в первый раз сядет на подаренного ею коня; ради этого она была готова встать раньше солнца!
Они вышли из стойла. Пора переодеваться в парадные костюмы. Девушка в отчаянии взирала на свое перепачканное навозом платье.
– Вам надо было всего лишь принять мою помощь, – ехидно заметил Филипп.
Камилла не ответила и решительным шагом направилась к выходу, сопровождаемая растерянными взорами солдат. Садясь в карету, она на минуту задержалась на подножке и, повернувшись к Филиппу, робко произнесла:
– Я хочу попросить у вас об одном одолжении. Не говорите никому, что я подарила вам лошадь, это может быть неправильно понято…
– Положитесь на меня! – уверенно ответил дворянин, почтительно прикрывая дверцу кареты. – До скорой встречи. – И шутливо прибавил: – И постарайтесь выглядеть не столь ослепительно красивой!
В ответ девушка самым обворожительным образом улыбнулась ему; за закрытыми дверцами кареты она чувствовала себя совершенно недосягаемой. Камилла радовалась, что наконец она перестала враждовать с Филиппом; шевалье с ней любезен, исполнен почтения и, кажется, совершенно забыл, что еще недавно они были непримиримыми врагами.
Сама же она дала себе обещание не дозволять никаким дурацким случайностям омрачить их дружеские отношения. Конечно, ей придется подчиняться пресловутым «правилам игры», о которых постоянно напоминал д’Амбремон и к которым он был столь привержен. Впрочем, так поступал сам король! И в то же самое время ей нельзя забываться ни на минуту, нельзя ослаблять бдительность, нельзя даже намекнуть на возможность их связи в будущем. Она не собирается пополнить число дам, жаждущих его внимания! Нельзя сказать, что она оставалась равнодушной к неотразимому офицеру – нет, ее против воли неумолимо влекло к нему! И вместе с тем она понимала, что связь с Филиппом приносит только невыносимые страдания; она прекрасно знала независимый характер коварного соблазнителя и чувствовала, что не готова вступить с ним в борьбу. Поэтому благоразумнее предоставить более опытным особам добиваться от него подобных милостей, а ей лучше удовольствоваться нежной дружбой. Разумеется, если он способен на подобное чувство; впрочем, теперь ей предстояло это проверить.
Принцесса не ошиблась, предположив, что в данную минуту шевалье наверняка размышляет о том же, о чем думает она сама. Филипп действительно думал о предложенной ему дружбе. Сама того не подозревая, Камилла сумела растрогать его до глубины души, подарив ему коня в знак их доброго согласия. Дружба! Еще несколько недель назад Филипп ни за что бы не поверил, что можно поддерживать дружеские отношения с женщиной. Но в его жизни появилась Камилла, и последовала череда событий, словно нарочно призванных поколебать убеждения горделивого дворянина, по крайней мере те, которые он успел себе составить о женских способностях.
Филипп считал свои новые отношения с Камиллой отнюдь не конечной целью, а всего лишь маневром, необходимым для штурма оборонительных укреплений столь желанной нимфы. Он выигрывал время и получал еще один шанс для успешного завоевания своей красавицы.
Теперь ему необходимо достичь полного взаимопонимания с Камиллой. Когда кругом толпились легкомысленные придворные, вести серьезные разговоры с девушкой практически невозможно, зато когда она возвращалась в казармы, их служебные отношения прекрасно способствовали дружеским беседам. Итак, решено: он установит с ней дружеские отношения, такие же, какие царят среди офицеров-мужчин. С завтрашнего утра он попытается видеть в Камилле только своего боевого товарища и подчиненного.
Сейчас же пора готовиться к балу, где его ожидало тяжелое испытание: ему предстояло, сохраняя полную невозмутимость, наблюдать, как окруженная тучей поклонников Камилла флиртует направо и налево. С некоторых пор невинные улыбки, расточаемые девушкой своим поклонникам, вызывали у него жестокие приступы ревности.
