Текст книги "Единорог и три короны"
Автор книги: Альма-Мари Валери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)
66
Они доехали до небольшого городка и зашли в таверну поужинать.
Мрачный и дымный зал был полон: дорога на Мон-Сени считалась удобной в Альпах и потому наиболее оживленной. И хотя многие путешественники требовали ужин, Камилла и Филипп получили его первыми: офицеры короля пользовались определенными привилегиями.
Трактирщик подал им превосходный омлет с грибами и жареную свинину. Они ели и обменивались впечатлениями о посетителях придорожной таверны. Неожиданно к шевалье подошла служанка и устремила на него весьма выразительный взор; несомненно, ее покорила красота дворянина. Камилла с трудом сдержала злой упрек, хотя и начала привыкать к успехам блистательного офицера, однако сегодня ей не улыбалось остаться одной, без спутника, из-за какой-то смазливой девицы. Филипп заметил ее недовольство.
– Что-нибудь не так? – вежливо спросил он.
– Вы все прекрасно понимаете!
– Отнюдь, объясните мне, пожалуйста.
Камилла бросила на него убийственный взгляд.
– Эта девица соблазняет вас!
– И что я должен делать, чтобы помешать ей? Вы что-то придумали?
– Полагаю, вы не собираетесь ей препятствовать…
– Вы так считаете? Значит, вы слишком плохого мнения обо мне.
– Я видела, как вы волочились за служанками в гостинице.
Филипп откинулся на спинку стула; горячность его спутницы забавляла его:
– А вы случайно не ревнуете?
– Я? Что вы о себе воображаете!
– Очень жаль… Однако я тоже могу сделать вам подобный упрек; видите, там, в глубине зала, сидит женщина; она просто пожирает вас глазами.
– Какая женщина? – спросила девушка, оглядываясь по сторонам. Наконец, заметив миловидную особу, действительно заговорщически подмигивавшую ей, она залилась густой краской.
– Таков удел всех королевских офицеров; где бы мы ни появлялись, мы везде воспламеняем женские сердца, – с притворным вздохом произнес шевалье, лукаво глядя на Камиллу. – Полагаю, что издалека, да еще в полутьме, в мундире вас вполне можно принять за юношу.
– Не вижу здесь ничего веселого!
– Если вас это не устраивает, есть превосходный способ все уладить.
– Какой?
– Распустите ваши волосы: Тогда служанка поймет, что у меня уже есть дама сердца, а ваша поклонница поймет свою ошибку.
– Ни за что!
– Но почему?
– Я не хочу лохматой въехать в Экзиль. А без зеркала я не сумею как следует заплести косы.
– Я вам помогу…
– Исключено, – вскричала она, помня прошлую попытку Филиппа помочь ей.
При этом воспоминании сердце девушки учащенно забилось. Она беспокойно смотрела на шевалье: тот встал и медленно обогнул стол. Она почувствовала, как он зашел ей за спину и, пользуясь тем, что она не могла протестовать при людях, распустил ее пышные белокурые волосы; сладострастно погрузив руки в шелковистые локоны, он медленно расправил их по хрупким плечам своей трепещущей жертвы.
– Так гораздо лучше, – прошептал он, склонившись к ее уху.
Девушка едва не задохнулась от гнева.
– Как вы посмели? – глухо произнесла она, когда шевалье вновь занял свое место напротив нее. – Ваша дерзость превосходит все границы!
– Я решил воспользоваться своим правом старшего офицера.
– Это злоупотребление властью!
– Вы так считаете? – задумчиво произнес он. – Оглянитесь, и вы увидите, как все встало на свои места. Ни служанка, ни путешественница больше не строят иллюзий. Конечно, теперь вами восхищаются все мужчины, но это не имеет никакого значения: моя шпага всегда сумеет поставить их на место!
Ошеломленная такой самоуверенностью, Камилла изумленно взирала на него. У нее был столь растерянный вид, что Филипп громко и весело расхохотался; смех его прокатился по всему залу. Теперь девушка уже совершенно не могла понять, смеяться ей или сердиться. Веселое настроение шевалье было заразительным, но она подозревала, что он смеется именно над ней, и про себя осыпала его самыми страшными проклятиями.
Неожиданно она задалась вопросом: а что толкнуло ее согласиться отправиться в это путешествие?
При дворе так спокойно, там она властной рукой удерживала на расстоянии своих поклонников! А здесь, наедине с Филиппом, она постоянно чувствовала себя нашкодившей маленькой девочкой, вечной мишенью для его насмешек. Не понимая, в чем дело, она была твердо уверена: Филипп обладает особым даром высмеивать все ее усилия добиться достойного и безупречного поведения.
Словно читая ее мысли, он внезапно посерьезнел и испытующе взглянул на нее.
– Надеюсь, вы не жалеете, что отправились со мной в эту поездку?
Камилла не ответила, и он чуть дрогнувшим голосом добавил:
– Я счастлив, что вы согласились сопровождать меня!
Она ожидала всего, только не такого заявления. Растерянная столь неожиданной и непредвиденной искренностью, равно как и тоном, каким были произнесены эти слова, она уткнулась носом в тарелку и едва слышно пробормотала:
– Я не уверена, что вы сделали лучший выбор. Любой другой офицер стал бы вам лучшим помощником.
– А я уверен, что прав!
– В самом деле? – бросила она и взглянула своими аквамариновыми глазами на шевалье, желая убедиться, что он не шутит.
Но сейчас ему совершено не хотелось подшучивать над ней. Он выглядел на удивление серьезным; взор голубых глаз, вопрошающе смотревших на него, взволновал его до глубины души.
В считанные доли секунды он понял для себя самое главное, основное: он наконец осознал то новое чувство, которое еще месяц назад было для него совершенно непостижимым: он счастлив, когда рядом с ним Камилла! И вовсе не потому, что, как он думал раньше, так ему легче соблазнить ее, а просто потому, что ему хорошо с ней и ее присутствие дарит ему ни с чем не сравнимое счастье.
До сих пор он считал женщин соблазнительными существами, однако пригодными исключительно для удовольствий. Он не представлял, что можно сидеть рядом с женщиной, какой бы очаровательной она ни была, исключительно для того, чтобы поддерживать с ней беседу. Напротив, женские разговоры страшно раздражали его: это был недоступный для него мир. Даже когда речь шла о завоевании необыкновенной красавицы, он не умел вести длительную осаду: крепость или тотчас сдавалась, или он устремлялся на штурм новой цитадели. Ухаживание за жеманницами он считал пустой тратой сил и времени: ведь вокруг так много прелестниц только и ждущих, чтобы он обратил на них свой взор!
И вдруг появилась Камилла; она воспламенила его чувства, и он неожиданно для себя решил проявить терпение и подождать, когда она сама будет готова отдаться ему целиком, вся, без остатка; он страстно желал ее. И до сих пор всеми действиями Филиппа руководила жажда обладания, по крайней мере, ему так казалось. Но вдруг ему стало ясно, что получить желаемое от Камиллы – вовсе не единственная его цель. Не менее важным было иметь возможность просто находиться рядом с ней, смотреть, как она смеется, слышать ее голос.
Отныне даже сама мысль о возможности разлуки с ней стала для него нестерпима! Итак, Филипп вынужден был признать существование чувства, всегда с гневом отметаемого им; он ощутил, что мужчину и женщину может привязывать друг к другу не только влечение, но и… любовь!
Сраженный словно громом этим открытием, шевалье впился взором в девушку, пробудившую в нем это чувство. Гомон голосов, звон кружек, чад… все исчезло. В эту минут для него не существовало ничего, кроме невероятной истины, ослепительной и в то же время пугающей: он влюбился в Камиллу!
Девушка, смущенная пронзительным, взволнованным взором Филиппа, встревожилась.
– С вами все в порядке? – робко спросила она.
Стряхнув с себя наваждение, дворянин встрепенулся. Быстро оглядевшись, он встал.
– Да, да… Идемте. Пора ехать, – резко произнес он и повлек свою спутницу к выходу.
Они поехали в сторону Экзиля. Вскоре дорога стала уже, однако до самой крепости, возвышавшейся над широкой долиной Ульк и являвшейся ее главным форпостом, оставалась вполне сносной. Шевалье молчал, но Камилла чувствовала – с ним происходит что-то совершенно необычное. Казалось, он пытается решить какую-то трудную, непривычную для него задачу. Всегда уверенный в себе, сейчас он, казалось, терзался сомнения. Не догадываясь, что могло стать предметом забот шевалье, девушка решила нарушить тишину:
– Вас что-то беспокоит, Филипп?
Дворянин не ответил. Не мог же он сказать, что в нем пробудились муки и тревоги влюбленного сердца? Растерявшись перед нахлынувшими на него нежными чувствами, он смутно сознавал, что любовь повлечет за собой множество забот, которые нарушат его беспечное существование себялюбца. Однако время для обороны упущено: зло свершилось, и Филипп ощущал себя загнанным в ловушку; его независимый и суровый характер не терпел никаких цепей.
Не догадываясь о причинах его молчания, Камилла настойчиво спросила:
– Я чем-то невольно оскорбила вас?
– Давайте ненадолго остановимся здесь, – ответил шевалье. – Коням надо отдохнуть. – Затем, заметив удрученный вид девушки, немного смягчился.
– Вы, наверное, тоже устали, – ласково произнес он.
– Совсем немного, но не беспокойтесь, я без труда доеду до крепости.
Он слегка улыбнулся: в выносливости Камиллы он не сомневался, его одолевали опасения иного рода! Пока она расседлывала Черного Дьявола, он неслышно приблизился к ней и принялся созерцать ее стройную и хрупкую фигурку с горделивой осанкой. Ее длинные волосы рассыпались по спине, и ему страстно хотелось дотронутся до них, ласкать эти шелковистые локоны.
Золотистая шевелюра Камиллы всегда завораживала его.
Девушка никогда не пудрила волосы и они сохраняли свой естественный цвет и блеск. Для шевалье волосы Камиллы были своего рода олицетворением самой красавицы: свободной и гордой, неукротимой и восхитительной. Филипп протянул руку и коснулся золотистого локона. Камилла вздрогнула и живо обернулась; на ее удивленном лице застыл вопрос. Заметив ее испуг, дворянин понял, что время перейти к более решительным действиям еще не пришло. Тогда он постарался объяснить свой жест:
– Вам следует вновь причесаться. Мы почти доехали до Экзиля.
– Согласна, – ответила она, тотчас принимаясь кое-как заплетать рассыпавшиеся волосы.
– Я не предлагаю вам свою помощь…
– Нет, нет, ни к чему. Я сама прекрасно справлюсь! Это не так уж трудно. Вот… Готово. Теперь я могу въехать в гарнизон?
Шевалье окинул ее придирчивым взором:
– Если говорить о вашей прическе, то готовы. Но остается еще вопрос, решения которого я, честно говоря, пока не вижу.
– О чем вы говорите? – обеспокоено спросила Камилла.
– О вашей красоте. К сожалению, я не вижу способа, как сделать вас менее красивой! – угрюмо проворчал Филипп, отворачиваясь к своему коню.
Изумленная девушка с облегчением вздохнула, однако ее широко раскрытые глаза говорили о том, что она не понимает, шутит ее спутник или нет.
Лицо же молодого человека оставалось серьезным.
– Полагаю, это не комплимент? – спросила Камилла.
– Отнюдь, – ответил он. – Скоро мы приедем в форт, населенный исключительно мужчинами, некоторые из которых очень давно не видели женщин. Именно поэтому ваша красота может оказаться там несколько неуместной.
– И что прикажете мне сделать?
Филипп слегка улыбнулся:
– К несчастью, ничего, а может быть, к счастью. Трудно сказать! Но, пока мы будем в крепости, постарайтесь держаться поближе ко мне. Не пускайтесь в одиночные прогулки. Разумеется, не все мужчины там мерзавцы, вовсе нет, но никогда не знаешь…
– Договорились, я прислушаюсь к вашим советам. Значит, только что вы пытались решить именно этот вопрос?
Филипп помолчал.
– В какой-то степени – да.
И в самом деле, он лгал только наполовину, ведь именно красота Камиллы во многом была причиной его смятения.
– Не тревожьтесь. Я сделаю все, что в моих силах, и вам не придется беспокоиться за меня, – убедительно произнесла она, вскакивая на коня.
Брови шевалье поползли вверх: он имел все основания сомневаться в словах прекрасной амазонки, однако сейчас ему больше всего на свете хотелось, чтобы она сдержала свое столь заманчивое обещание.
67
Они прибыли в Экзиль незадолго до захода солнца. Сердце девушки учащенно билось; она волновалась, как пройдет ее первая встреча с гарнизоном. Крепость высилась на фоне голубоватой горы. Неоднократно разрушаемая и перестраиваемая в прошлом, она совсем недавно подверглась последней, самой значительной реконструкции: были расширены фортификационные сооружения, и теперь крепость производила необычайно внушительное впечатление. Возвышаясь на огромной скале, нависавшей над деревней, массивная, но удивительно пропорциональная крепость казалась неприступной. Черепичные кровли выступали за пределы стены, и строгие геометрические формы крепостной стены издали казались огромным негостеприимным домом.
Вскарабкавшись почти на самую вершину утеса, Филипп и Камилла наконец добрались до тяжелых ворот; один из часовых попросил их назвать свои имена. Узнав, с кем имеют дело, солдаты мгновенно бросились открывать ворота; как только офицеры въехали в крепость, они тотчас же закрыли ворота.
Подошли еще двое служилых; они взяли на себя заботы о конях приезжих. Но Черный Дьявол, возбужденный крутым подъемом и большим количеством незнакомых людей, нервничал, и хозяйка вынуждена была сама довести его до конюшни. Поэтому д’Амбремону также пришлось самому проводить своего жеребца.
– Таким образом мы сразу начинаем знакомиться с фортом, – заявил шевалье молодому лейтенанту, выбежавшему им навстречу и чрезвычайно удивившемуся при виде старших офицеров, которые сами вели своих коней, вместо того чтобы поручить их заботам подчиненных.
– Прошу меня извинить, – прошептала Камилла на ухо шевалье. – Я вижу, что из-за меня наш въезд в крепость не соответствует протоколу.
– Не беспокойтесь, – столь же тихо ответил тот. – Иногда бывает неплохо нарушить замшелые правила.
Когда лошадей разместили, офицеры направились к квартире коменданта, с нетерпением ожидавшего их и терявшегося в догадках, отчего гостям понадобилось так много времени, чтобы пересечь двор. Комендант оказался маленьким толстеньким человечком с багровым лицом; при малейшем усилии он начинал потеть. Парик все время съезжал, что свидетельствовало о его глубоком волнении.
– Что-то случилось? – живо поинтересовался он, обменявшись положенными приветствиями с прибывшими офицерами.
– Нет, – заверил его Филипп, – просто мы по дороге завернули в конюшню.
– Мой конь слишком разнервничался, – добавила Камилла.
Услышав звук ее голоса, комендант встрепенулся и внимательно вгляделся в молодого офицера: до сих пор он удостоил его лишь беглым взглядом. На лице его мгновенно появилось выражение полнейшей растерянности: очевидно, он никак не мог поверить своим глазам.
Глядя на него, д’Амбремон едва удержался от смеха.
– Извините, комендант, я забыл предупредить вас, что капитан де Бассампьер – молодая женщина, – совершенно естественным тоном произнес он. – Надеюсь, вы сумеете предоставить ей соответствующую комнату.
– О, я не собираюсь требовать каких-либо поблажек, – быстро вмешалась Камилла.
– И тем не менее моя просьба остается в силе, – внушительным тоном произнес Филипп, властно глядя на Камиллу, дабы пресечь возможные возражения со стороны девушки.
Комендант растерянно взирал на обоих посланцев короля:
– Но, послушайте, полковник, вы же обычно делите комнату с сопровождающим вас офицером! В крепости так мало жилых помещений. Не знаю, смогу ли я найти…
Теперь настала очередь Камиллы растерянно взирать на коменданта. Она совершенно не представляла, как они разместятся в одной комнате с Филиппом! К счастью, шевалье проявил настойчивость.
– Надеюсь, моя просьба будет исполнена, – не терпящим возражения тоном заявил он. – Когда находишься на службе его величества, надо уметь находить выход из любого положения! А сейчас будьте любезны накормить нас ужином: дорога была долгой.
Гостей проводили в столовую. Кроме коменданта и молодого лейтенанта там находились еще пять человек. Среди них был и гарнизонный врач, с ироничной усмешкой наблюдавший за поведением офицеров, смутившихся при столь неожиданном появлении женщины.
Несмотря на все усилия Камилла так и не сумела сохранить утренний безупречный внешний вид, хотя ей очень хотелось предстать перед гарнизоном подтянутым и суровым офицером. Особенно оставляла желать лучшего ее прическа: белокурые пряди падали девушке на лоб, игриво вились вдоль щек, подчеркивая свежесть и чистоту их линий, и это в то время, когда она так стремилась выглядеть бесстрастной и серьезной.
Филипп краем глаза наблюдал за Камиллой; он прекрасно понимал причину восхищения и некоторой растерянности большинства присутствующих здесь мужчин. Однако изумление не умаляло почтения, с которым они взирали на нее: ведь она – посланец самого короля. В трепещущем пламени свечей Камилла выглядела очаровательно; особенно хорошо смотрелись изящно очерченный носик и пленительные губки. Среди сурового сумрачного зала, в этом затерянном среди гор гарнизоне она казалась существом из иного мира. Ее гораздо легче было бы представить возле клумбы с розами или в беседке, увитой глициниями, с прозрачным зонтиком в руках… Однако вела она себя достойно и сдержанно, без всякого намека на кокетство; она столь хорошо владела собой, что если бы не ее красота, появление девушки в обществе офицеров, скорее всего прошло бы незамеченным. Увы, она ослепляла своей красотой и не могла оставить равнодушным даже самого благонравного мужчину.
Единственный человек, на кого, казалось, совершенно не подействовали чары Камиллы, был комендант. Для него прибытие девушки добавляло хлопот; испуганно вращая глазами, он лихорадочно соображал, как ему справиться с неожиданно возникшими проблемами. Он то и дело вытирал платком лоб, что являлось у него признаком наивысшего волнения.
Д’Амбремон задал несколько вопросов относительно жизни форта, напомнил о некоторых сложностях, с которыми ему довелось столкнуться в свой прошлый приезд, и спросил, удалось ли их разрешить. И хотя девушка не всегда понимала, о чем идет речь, она тем не менее внимательно следила за беседой. Внезапно над столом повисла тишина.
– Как чувствует себя ваш дядюшка? – как можно любезнее спросил комендант, дабы поддержать разговор.
– Полагаю, что с ним все в порядке. У меня давно нет от него известий, – ответил Филипп.
– Пожалуйста, передайте ему мои самые искренние пожелания, когда встретитесь с ним.
Камилла с удивлением услышала о существовании близкого родственника шевалье; д’Амбремон никогда не упоминал о нем в ее присутствии. Она сгорала от нетерпения расспросить Филиппа о его родных, но сейчас посчитала свое любопытство неуместным. Словно догадавшись, насколько этот вопрос заинтересовал ее, Филипп повернулся и с улыбкой сказал:
– Мой дядя живет неподалеку отсюда и иногда наносит визит здешним офицерам; он является своего рода официальным связным между мною и гарнизоном.
– И мы всегда с радостью принимаем его у себя! – поспешил добавить комендант. – Вот почему мы сейчас вспомнили о нем.
Камилла решила отложить свои вопросы. Встав из-за стола, комендант отдал распоряжения своему ординарцу, и в ожидании, когда подадут ликеры, офицеры перешли в примыкавшую к столовой маленькую гостиную. Сначала девушка отказывалась от предлагаемых ей напитков: она очень плохо переносила крепкие вина. Но, не устояв перед уговорами врача, наконец согласилась попробовать.
– Наши ликеры изготовляют на основе целебных трав, – объяснил врач. – Они прекрасно способствуют восстановлению сил и великолепны на вкус.
В самом деле, ликер оказался восхитительным: сладкий, ароматный, прозрачного зеленого цвета, он больше походил на вкусный сироп, чем на крепкий напиток. Камилла охотно взяла протянутый ей второй стакан.
– Будьте осторожны, – немного взволнованно заметил шевалье. – Этот ликер гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд!
Еще не окончив фразы, он заметил, что девушка смотрит на него совершенно остекленевшими глазами; на лице ее застыло выражение глупого блаженства. Филипп вмиг понял, что произошло. Остальные офицеры пока ничего не заметили.
– Уже поздно, – спокойным голосом заявил он. – Нам пора. Будьте так любезны, комендант, укажите нам комнаты. – Крепко взяв за локоть Камиллу, он потащил ее к выходу из гостиной. – Мы встретимся завтра утром, – добавил он. – А теперь, господа, разрешите откланяться.
Пыхтя и истекая потом, комендант повел своих гостей по темным коридорам; он был слишком озабочен собственными делами, чтобы замечать странное поведение следовавших за ним офицеров.
– Вот комната капитана, – сказал он, распахивая скрипучую дверь. – А комната, которую мы освободили для вас, полковник, находится в противоположном конце коридора.
Камилла буквально висела на своем спутнике; похоже, сознание окончательно покинуло ее. Д’Амбремон не мог бросить ее в таком состоянии.
– Благодарю, – бросил королевский посланец удивленному коменданту. – Но сегодня вечером мы будем спать в одной комнате. Будьте так добры, прикажите принести мне походную кровать.
– Но, полковник, мы же исполнили вашу просьбу! Мы сумели найти…
Шевалье не дал ему завершить фразу. Стремясь поскорее спрятать от коменданта совершенно пьяную Камиллу, он быстро проскользнул в комнату и, невнятно поблагодарив своего провожатого, в растерянности застывшего в коридоре, резко захлопнул дверь.
Осторожно опустив девушку на кровать, он бросился обратно к двери и крикнул вслед уходящему офицеру:
– Комендант, пожалуйста, не забудьте о походной кровати!
Шевалье успел заметить, как, удаляясь, офицер недовольно покачал головой; идя по коридору, комендант про себя ругал д’Амбремона: всегда собранный и строгий полковник сегодня измучил его своими причудами.
Вернувшись в комнату, Филипп некоторое время созерцал вытянувшуюся на кровати Камиллу; мотая головой, она что-то сонно бормотала. Молодой человек никак не мог сообразить, что ему делать. Наконец он решил, что самое лучшее – уложить девушку спать; освежающий ночной сон пойдет ей на пользу, и завтра она встанет свежей и бодрой, как обычно.
Устроившись на краю кровати, он принялся раздевать девушку.
Прежде всего стянул с нее сапоги, затем камзол и жилет. Камилла, хотя он и пытался поддерживать ее в сидячем положении, шаталась из стороны в сторону: она была совершенно неспособна держаться прямо. Наконец она упала шевалье на грудь и, прижавшись к нему, томно прошептала: «Филипп!», вызвав тем самым на лице последнего удовлетворенную улыбку.
– Я здесь! – прошептал он. – В хорошенькое же положение вы себя поставили! Ах, как жаль, что вы ничего не слышите…
Чтобы ему было удобнее снимать с девушки ее короткие штаны до колен и чулки, ему пришлось уложить ее; вид крепких, упругих девичьих бедер несказанно взволновал его. В дверь постучали. Приоткрыв небольшую щелку, он схватил принесенную ему походную кровать, быстро втащил ее внутрь и тотчас же тщательно запер дверь. Крохотные капельки пота, выступившие на лице Камиллы, смешались с дорожной пылью; д’Амбремон, подойдя к туалетному столику, смочил в воде кусок чистой ткани и таким образом умыл ее. Затем расплел белокурую косу – вернее, то, что от нее осталось, – и развязал кружевной галстук, намереваясь продолжить незамысловатое умывание бесчувственного создания.
Вытерев как можно тщательнее следы пыли с нежной золотистой кожи, он расстегнул сорочку и замер, пытаясь унять бешено колотящееся сердце: Камилла зашевелилась, вскинула руки, и сорочка соскользнула с плеч, обнажив белоснежную атласную грудь!
На мгновение Филиппу показалось, что кровь, глухо застучавшая у него в висках, сейчас хлынет наружу. Задыхаясь, словно объятый пламенем, он не мог отвести взора от двух упоительных округлостей, завершавшихся розовыми сосками; казалось, сама природа создала эти нежные холмы для ласк и поцелуев. Сжав зубы и стараясь не смотреть в их сторону, он одеревенелыми руками стащил с девушки последнюю деталь ее одежды и натянул на нее ночную рубашку.
Затем рванулся к окну, распахнул его и глубоко задышал, глотая прохладный ночной воздух и пытаясь изгнать из памяти чарующее видение нагого тела Камиллы. Сердце его рвалось из груди, и ему потребовалась немало времени, чтобы полностью совладать с собой. Ополоснув лицо холодной водой, он установил походную кровать и заходил по комнате; потом остановился перед кроватью Камиллы: девушка лежала спокойно, слышалось ровное ее дыхание. Закинув руку за голову, она крепко спала; лицо ее было по-детски безмятежным, и это благотворно повлияло на охваченного бешеной страстью шевалье. Он наклонился к Камилле и заботливо укрыл ее одеялом; он знал, что здесь, в горах, ночи редко бывают теплыми. И, глядя на нее, он чувствовал, как в нем происходят необратимые перемены: к вожделению прибавилось еще одно, совершенно иное чувство. Внезапно ему показалось, что он получил удар в самое сердце; волна незнакомой доселе любви захлестнула его с ног до головы; и в то же самое время он почувствовал прилив неведомого прежде счастья.
Камилла лежала рядом – беспомощная, хрупкая и бесконечно дорогая; он – ее единственный покровитель, единственный защитник. Она полностью зависит от него; ее красота, невинность находятся в его руках. И он готов защищать ее от всего мира, даже от себя самого, если понадобится!
Отныне он знал: Камилла – единственная женщина, которую он сумел полюбить; она создана для него, даже если сама еще не сознает этого, так же как луна создана для неба. Он едва не поддался искушению запечатлеть нежный поцелуй на ее приоткрытых губах, чтобы пожелать ей спокойной ночи, но подавил в себе это желание, зная, что с трудом потушенный пожар мгновенно может разгореться в нем с новой силой и он уже не сможет справиться с ним. А он ни за что на свете не хотел бы воспользоваться ее опьянением!
Поэтому он удовольствовался тем, что поцеловал лишь кончики ее пальцев, а потом, на всякий случай обозвав себя полным идиотом, улегся спать на походную кровать. И прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось уснуть.
