355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альма-Мари Валери » Единорог и три короны » Текст книги (страница 36)
Единорог и три короны
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 18:55

Текст книги "Единорог и три короны"


Автор книги: Альма-Мари Валери



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

78

Когда д’Амбремон спустился вниз, дядя, уже переодевшийся к ужину, ждал его в гостиной; завидев племянника, он устремился к нему навстречу:

– Филипп, мне надо с тобой поговорить.

– Что случилось?

– Сегодня после обеда я немного побеседовал с Камиллой.

– Да, я это знаю. И что же? Я тоже это прекрасно понял, – ответил Филипп, пряча улыбку.

– Существует некое затруднение. Не вдаваясь в подробности, она упомянула о некоем моменте, о неких ссорах, которые были у вас в прошлом. Она отказалась рассказать подробнее, но мне кажется, что именно в этих недомолвках и кроется причина ее настороженного отношения к тебе.

Филипп нахмурился.

Маркиз настаивал:

– Между вами произошло что-то неприятное и она до сих пор не может этого забыть?

– Да.

– Нечто серьезное?

– Довольно… Я пытался изнасиловать ее.

Старый дворянин вздрогнул и поспешил опуститься в кресло, сраженный словами Филиппа.

– Но это еще не все, – продолжал шевалье. – Я засадил ее в тюрьму, заковал в цепи, жестоко обходился с ней, унижал… Ах, а потом я чуть не задушил ее!

Маркиз недоверчиво смотрел на племянника, не в состоянии вымолвить ни слова. Однако Филипп, не обращая внимания на смятение дяди, безжалостно продолжал:

– Но и она со своей стороны не осталась в долгу: она высмеяла меня, опозорила в глазах короля; на три дюйма вонзила мне в плечо свой клинок; обманула меня… и еще множество подобных выходок.

– Господи, Господи Боже мой, – только и мог прошептать маркиз. – И несмотря на это она согласилась приехать с тобой сюда? Я ничего не понимаю.

– Нет, наши отношения не ограничиваются сплошными неприятностями. Я сумел оказать ей несколько услуг, спас ей жизнь… Она сделала для меня то же самое. Это она подарила мне Персеваля. Так что, как видите, наши отношения чрезвычайно запутанны, между нами нет ничего простого, ничего ясного. История наших отношений состоит из длинной череды ошибок и недоразумений. Одно время я даже принимал ее за девицу легкого поведения!

– И она согласилась приехать, – повторил Пери-Бреснель как бы для себя. – Это и есть самое удивительное. На мой взгляд, это может означать только одно: ее любовь к тебе столь велика, что ее не могут остановить даже все ваши многочисленные ссоры!

Филипп уже собирался ответить, что относительно последнего у него имеются опасения, как в эту минуту в комнату влетела та, о которой только что шел разговор.

– Простите меня, – беспечно прощебетала она. – Я заставила вас ждать.

– О, не беспокойтесь, – ответил маркиз, беря ее под руку.

Ей показалось, что он смотрит на нее с каким-то странным и задумчивым видом; подобный взгляд маркиза удивил ее. Она обернулась и вопросительно посмотрела на Филиппа.

– Мой дядя только что узнал, какой вы грозный фехтовальщик, – объяснил он, поднося руку к плечу, некогда раненному Камиллой. Девушка состроила гримасу, при виде которой шевалье рассмеялся.

– Не огорчайтесь, – шепнул он ей на ухо, – мучиться угрызениями совести уже бесполезно, отныне это мой самый славный шрам!

Трапеза прошла весело. Пери-Бреснель справился с волнением, вызванным признаниями племянника; теперь он, как никогда, был уверен, что Филипп и Камилла просто созданы друг для друга; однако вмешиваться в их отношения он отказался, рассудив, что это слишком опасно. Ему лучше не попадать в вихрь столь бурных отношений!

После ужина д’Амбремон предложил молодой женщине прогуляться по саду в его обществе. Видя, что Камилла колеблется, он властно обнял ее за талию и повлек к двери. Он ждал достаточно; именно сегодня вечером ему необходимо приступить к решительным действиям, ибо завтра они будут уже в Турине и ни о каком уединении не сможет быть и речи.

Камилла слабо сопротивлялась. Она знала, что должна была бы протестовать гораздо более энергично, однако лежавшая на ее талии рука Филиппа сладостно обжигала ее и лишала сил. Ночь стояла теплая и благоуханная, в такую ночь обыкновенно и делают сердечные признания.

Молодой дворянин увлек свою спутницу к зарослям самшита, находившимся неподалеку от водоема, где тихо плескалась вода. Полная луна отражалась в его водах, освещая все вокруг своим серебристым светом.

Сердце Камиллы было побеждено. Филипп остановился и, уверенным движением взяв девушку за плечи, устремил на нее свой восторженный взор.

– Прошу вас, отпустите меня, – прошептала она.

– Почему? – добродушно спросил он, словно обращался к ребенку.

– Потому что…

Он усмехнулся:

– Это не ответ!

– Я хочу вернуться, – взмолилась она.

– Нет.

– Я не готова к тому, чего вы от меня ждете.

– Что вы об этом знаете?

– Я боюсь страданий, – призналась она.

– Я не желаю вам зла!

– Конечно, вы со мной искренни так же, как искренни со всеми остальными своими женщинами. Однако вы, сами того не замечая, разбиваете им сердца.

Филипп нахмурился:

– Вы считаете, что вы для меня всего лишь одна из многих женщин?

– Разумеется. Быть может, вам кажется, что вы желаете меня несколько больше, потому что я дольше сопротивлялась, но не более.

Он отпустил ее; взор его посуровел; он надолго умолк. Затем нежно взял ее руку, а другой рукой приподнял ей подбородок, заставив ее тем самым смотреть ему прямо в глаза.

– А если бы я вам сказал, что с тех пор, как я вас узнал, для меня больше не существует других женщин?

– Я бы вам не поверила.

– А я вам приказываю поверить! – повелительным тоном воскликнул он. Он чувствовал, как его захлестывает яростное желание, еще более острое от страха, что ему не удастся убедить ее.

Камилла заметила произошедшую в нем тревожную перемену; увидела, как в его темных глазах заполыхало пламя страсти, и, испуганная, отшатнулась от него.

– Господи, Камилла, когда же вы перестанете меня бояться? – Он стоял перед ней, вытянув руки по швам, сжав кулаки и боясь пошевельнуться, чтобы не спугнуть ее и не дать ей повода убежать. – Неужели вы не понимаете, что я вас люблю? – хрипло произнес он.

Девушка закрыла глаза; восхитительная истома залила, охватила ее сердце, сладостное тепло распространилось по всему телу. Все ее существо настоятельно толкало ее в объятия шевалье, требовало безоглядно отдаться его ласкам. Однако вместо этого она повернулась к нему и бросила:

– Вы лжете.

От этих слов во рту у нее сразу стало гадко. Ибо что-то в душе говорило – Филипп совершенно искренен. Но она не имеет права его слушать: она – принцесса Савойская и не свободна в своем выборе.

Увидев, как шевалье пошатнулся, Камилла бросилась бежать, не в силах долее выносить его горький взор. Добежав до замка, она поднялась к себе в комнату, заперла дверь и, тяжело дыша, принялась ждать. Вскоре она услышала шум шагов, затихший перед ее дверью. Раздался стук, и приглушенный голос Филиппа произнес:

– Камилла, откройте мне.

Она не ответила.

– Камилла, я сказал вам правду, и вы это знаете. Это знает ваше сердце. Зачем вы отказываетесь признать очевидное? Откройте эту дверь; клянусь вам, что не дотронусь до вас, если вы этого не хотите!

Нет, именно этого она и хотела больше всего на свете! Она чуть не поддалась искушению. Но она знала, что, если сейчас шевалье окажется рядом, она больше не сможет ему сопротивляться. Единственное, что ее удерживало, – страшная действительность: она не могла распоряжаться собой и была обязана сообразовывать свои действия со своим титулом. Она хотела прокричать ему об этом, но не нашла в себе сил. И она не имела на это права.

Филипп умолк, но Камилла была уверена, что он все еще стоит за дверью. Ей казалось, что она слышит его дыхание.

Наконец в коридоре раздался шум шагов; вскоре он постепенно утих. После упорной борьбы с самой собой девушка чувствовала себя совершено разбитой. Она упала на кровать и пролежала там до тех пор, пока не пришла служанка и не помогла ей раздеться. Безвольными движениями она сняла платье и легла спать; однако долго не могла уснуть, пока наконец удобная старинная кровать не убаюкала ее.

79

Утром она долго не решалась выйти из комнаты. Облачившись в мундир, она стояла и созерцала открывавшийся из окна вид. Ей было стыдно за вчерашнюю сцену, за свое трусливое бегство, и сейчас у нее не осталось мужества посмотреть в глаза Филиппу.

Шевалье сам явился за ней в комнату. Не спрашивая разрешения, он вошел и озабоченно спросил:

– Что происходит? Вы заболели? Разве вы не знаете, что нам пора ехать в Турин?

В нем не осталось ничего от пылкого влюбленного, он говорил повелительным тоном королевского офицера Однако, казалось, он вовсе не сердился на Камиллу. Она украдкой взглянула на него и увидела на лице обычное выражение, как будто ничего не произошло.

– Прошу извинить, я плохо спала сегодня ночью, – сухо ответила она. – Спускайтесь, через минуту я буду готова.

Они нашли маркиза в столовой. Он догадывался, что вчера произошло какое-то объяснение, ибо Камилла отправилась спать, не попрощавшись с ним.

Однако он ничего не сказал и встретил девушку с обычным радушием.

Сборы и приготовления заняли довольно много времени, и только в полдень офицеры наконец были готовы к отъезду. Однако эта задержка не особенно тревожила их: они должны прибыть в столицу в четыре часа. Собираясь вскочить на Черного Дьявола, девушка в последний раз обернулась к старому дворянину.

– До свидания, Паламед, – произнесла она. – И еще раз благодарю за ваш прием, вы показали себя таким гостеприимным хозяином!

– Нет, это я должен благодарить вас за то, что вы согрели мой замок своим присутствием. Мне очень жаль, что вам пора уезжать.

– Если бы я могла выбирать, я бы предпочла остаться здесь навсегда.

– Это зависит только от вас, – заговорщически прошептал ей на ухо старый дворянин, нежно обнимая ее. – Подумайте об этом!

Она улыбнулась, но не ответила, вскочила на коня, в последний раз прощально взмахнула рукой и выехала со двора вслед за Филиппом. Они молча поскакали через поля и леса. Шевалье был погружен в свои мысли; в уме он подводил итоги событиям предыдущих дней. Даже если его вчерашняя неудача и поставила его в несколько унизительное положение, однако общий результат этого путешествия, несомненно, положителен. Он осознал, что любит Камиллу, и это открытие стало для него настоящим чудом.

С другой стороны, даже если ему и не удалось довести до конца свой план соблазнения, их отношения ощутимо улучшились; к тому же отныне он был уверен, что она тоже любит его; об этом ярко свидетельствовали все ее взгляды и поведение. Ее вчерашняя защитная реакция – только подтверждение его уверенности: он предчувствовал, что это был последний оборонительный всплеск перед безоговорочной капитуляцией.

Все же он упрекал себя, что не проявил большей настойчивости; по справедливости Камилла должна была отдаться ему. Он мог бы проявить больше умения, лучше использовать свои таланты соблазнителя, чтобы получить от нее желаемое. Но что-то помешало ему сделать это; возможно, уважение к ней, а может быть, страх того, что, отдавшись ему, она начнет сожалеть, а значит, навсегда будет для него потеряна. Он не желал ее на одну ночь, он хотел остаться рядом с ней на всю жизнь; поэтому она должна сама прийти в его объятия, полностью понимая, что отныне она будет принадлежать только ему и никому больше.

Филипп чувствовал, что ему осталось завоевать только тело молодой женщины. Сердце ее уже принадлежало ему; теперь выбор за ней. Она обязана ощутить, что может быть счастлива только тогда, когда будет слушать голос своего сердца.

Поэтому молодой человек решил сменить тактику и перейти к пассивному выжиданию, дабы очаровательный противник сам перешел к действию. И, когда они сделали привал в небольшой рощице, чтобы немного перекусить, шевалье нарочито сел подальше от своей спутницы. Прислонившись спиной к дереву, он молча ел, всем своим видом изображая полное равнодушие.

Камилла растерялась при виде столь явного безразличия; она не знала что и думать. Украдкой она неотрывно наблюдала за Филиппом; она не сомневалась, что своим вчерашним поведением оскорбила его. Ей казалось, что бесстрастное лицо шевалье – всего лишь ширма, скрывающая его глубокое разочарование. За время их путешествия она научилась хорошо разбираться в смене его настроений; ей казалось, она чувствует то же, что и он. Почти с самого начала между ними воцарилась подлинная молчаливая гармония, и сейчас принцесса могла поклясться, что шевалье втайне страдал от ее отказа.

Она была совершенно раздавлена сожалениями, осознавая, какой ей представился удивительный случай и как она не сумела им воспользоваться. Филипп неукротимый, Филипп завоеватель, надменный Филипп признался ей в своей любви; он умолял ее поверить ему, но она отвергла его. Однако сердцем она понимала, что он не привык к подобного рода признаниям и первый шаг дался этому гордецу очень нелегко. Но он сделал его, а Камилла оттолкнула его и, может быть, навсегда разочаровала в любви.

Так что же она за женщина, если сама отказывается от такого неслыханного счастья, которое свалилось на нее, тем более что она сама безумно влюблена в блистательного офицера? Собственное поведение вдруг показалось ей ужасно вздорным. Ничто не оправдывало ее дурацкого поступка, даже титул принцессы Савойской.

Она смотрела на Филиппа, беспечно прислонившегося к дереву на более чем почтительном расстоянии от нее. Совершенно очевидно, он не собирался первым нарушать молчание.

Внезапно ее охватило жгучее желание подойти к нему; ей хотелось, чтобы он опять взял ее за руку, посмотрел на нее. Она испытывала потребность приободрить его, сказать, что тоже любит, объяснить, что сопротивляется его порыву из-за обстоятельств, в которых она не вольна…

– Филипп, – робко начала она, – вчера вечером…

Он поднял на нее холодный взор и сухо отрезал:

– Я сказал то, что хотел сказать, вы поступили так же, дело сделано, не будем больше к нему возвращаться!

Камилла от досады кусала губы. Она видела, как заострились уголки рта шевалье, отчего лицо его приняло недовольное выражение.

Филипп действительно рассердился, однако не на Камиллу, а на самого себя – за то, что не сумел сдержать раздражения. Он дал себе слово хранить спокойствие и являть исключительно равнодушный вид; и вот, пожалуйста, дал волю плохому настроению, которое вполне может положить конец робким попыткам девушки пойти на сближение! Д’Амбремон наблюдал за Камиллой. Ее обескураженный вид растрогал его, и он решил нарушить молчание.

– Вы должны быть счастливы: скоро увидите своих друзей, – произнес он мягко, давая понять, что он не держит на нее зла.

Она слабо улыбнулась, почувствовав огромное облегчение от того, что он согласился разговаривать с ней.

– Конечно, я буду рада их видеть… Особенно Клер, по которой очень соскучилась.

– Мне кажется, вы поместили ее в хорошие руки. Ландрупсен сделает все, лишь бы быть вам приятным.

– Разумеется. Однако, мне кажется, что эту просьбу он выполнит с особым рвением по совершено иной причине.

– Ах вот как? И что же это за причина?

– Мне кажется, что он немного влюблен в Клер. А вы разве не находите, что из них получится очаровательная пара?

– Возможно… А вы не ревнуете?

– Конечно, нет. Вы же сами сказали: Микаэль – не тот мужчина, который мне нужен.

Камилла надеялась, что Филипп уцепится за соломинку, которую она ему протягивала, и снова начнет за ней ухаживать, однако он всего лишь язвительно посмотрел на нее и отвел взор.

Она решила пересесть к нему поближе, чтобы побудить его быть более любезным и уделить внимание своей спутнице. Однако она не успела осуществить свое намерение: стоило ей привстать, как внезапно чья-то рука схватила ее за горло, а вторая, столь же грубая, за талию; ее потащили назад. В ту же секунду она заметила, как какой-то тип угрожающе бросился на Филиппа. Шевалье мгновенно вскочил и обнажил шпагу, готовый отразить атаку. Однако он тоже не успел ничего сделать: за его спиной возник третий нападающий с огромной дубиной в руках и проворно опустил свое оружие на голову шевалье.

Камилла в ужасе увидела, как молодой дворянин свалился на землю и остался лежать без движения. Девушка укусила руку, зажимавшую ей рот, испустила пронзительный крик и, отбиваясь, словно фурия, вырвалась и устремилась к распростертому на земле безжизненному телу. Но трое бандитов быстро настигли Камиллу и, хотя и с большим трудом, схватили ее.

Не сводя глаз с шевалье, она боролась изо всех сил; из груди ее вырывались отчаянные вопли:

– Филипп! Нет! Филипп… Филипп…

Но офицер не шевелился; судя по всему, он был мертв. Мерзавцы поволокли бедняжку, связали ей руки, заткнули кляпом рот и засунули в большой джутовый мешок, высокий и узкий, в котором она едва могла пошевельнуться. В полуобмороке она ощутила, что ее приподняли и взвалили поперек седла Персеваля, потому что вскоре она услышала неподалеку от себя яростное ржание Черного Дьявола; она поняла, что бандитам не удалось усмирить норовистого жеребца!

Один из разбойников, говорящий по-итальянски, предложил бросить своенравного коня, но другой бандит, видимо, главарь, властно возразил ему.

– На этих лошадях они сумели забраться сюда! – бросил он. – А это не так-то просто. За таких выносливых животных дадут кругленькую сумму. Так что давай веди его на поводу, если не можешь оседлать и боишься получить удар копытом!

Едва живая Камилла поняла, что они тронулись в путь. Она задыхалась в своем тесном мешке; седло, через которое ее перебросили, больно упиралось ей в живот; она раскачивалась в разные стороны в ритм конской поступи. Ее преследовало видение распростертого на земле Филиппа, и горестные рыдания сотрясали все ее тело.

Через некоторое время, показавшееся Камилле вечностью, бандиты решили остановиться. Один из них схватил ее и стащил на землю. Мешок открыли, и чьи-то руки вытащили ее из мешка. Бандит от изумления даже присвистнул.

– Давайте-ка посмотрим на товар поближе, – произнес он. Не вынимая кляпа изо рта Камиллы, он развязал опутывавшие ее веревки и принялся сдирать с нее одежду. Она пыталась сопротивляться, но он в отместку рванул ворот ее рубашки, разорвал тонкую ткань, обнажив грудь девушки; заметив у нее на шее медальон, грубо сорвал его; затем подозвал на помощь товарищей, чтобы стащить с жертвы узкие офицерские штаны. Девушка извивалась изо всех сил, однако она не могла долго сопротивляться двум здоровенным мужчинам. В их глазах читалось вполне определенное намерение.

– Позабавимся немного, – воскликнул один из бандитов, – вожделенно взирая на открывшиеся его взору прелести. – Давай я начну, а ты пока подержи ее.

Ее охватил панический ужас, однако она не могла ничего сделать; один негодяй склонился над ней, второй в это время заломил ей руки за голову; от вожделения по его зверской физиономии текли слюни.

– А ну прекратите! – проревел голос где-то сзади. Одновременно с этими словами здоровенный верзила схватил бандита, который собирался насиловать Камиллу, за шиворот и отшвырнул его. – Идиот! – продолжал орать он. – А ты проверил, вдруг она девственница? Да за такую красотку, особенно если она девственница, дадут в три раза дороже, чем обычно!

Отнюдь не собираясь щадить стыдливость Камиллы, главарь раздвинул ей ноги и принялся пристально разглядывать ее самое интимное место, словно барышник, оценивающий стати кобылицы. Улыбка пробежала по его дряблому лицу:

– Великолепно! Она совершенно целенькая. Девственница, да еще такая красавица; я чувствую, мы сорвем за нее неплохой куш. Я знаю одного вельможу, который очень интересуется таким товаром! – закричал он своим товарищам, и те бросились натягивать на Камиллу ее превратившуюся в лохмотья одежду. Они снова связали ее и засунули в мешок, с явным намерением продержать там до завтрашнего дня. Для Камиллы началась самая долгая в ее жизни ночь.

Она долго лежала с открытыми глазами в темноте своего узилища; ее трясла мелкая дрожь, она никак не могла опомниться от нанесенного ей оскорбления. Однако стоило ей подумать о Филиппе, как она тотчас же забывала об ужасе своего собственного положения. Филипп мертв! Он не придет ей на помощь. Она больше никогда его не увидит.

Раздавленная этой мыслью, она перебирала в памяти все те минуты, которые они провели вместе; вспоминала нежные мгновения последних дней, его трепетные рукопожатия, пылкое признание, которое она прочла в его взоре. Перед ее глазами вставала его высокая стройная фигура, его красивое лицо, неповторимый взор, ласковый и насмешливый одновременно, становившийся загадочным, когда он смотрел на нее.

Она вспоминала его мужество, отвагу, помогавшую ему противостоять любым обстоятельствам. Он – самый прекрасный дворянин во всем королевстве и самый достойный.

Она горько упрекала себя, что не вняла его желаниям, говоря, что, если бы она отдалась ему, может быть, он был бы сейчас жив; тогда они, возможно, отложили бы свой отъезд или же поехали другой дорогой и никогда бы не встретили разбойников…

Она долго плакала, охваченная страшным горем; однако постепенно погрузилась в болезненное дремотное состояние, отдаленно напоминавшее сон; из-за нехватки воздуха и невыносимых страданий она была чуть жива.

Внезапно Камилла почувствовала резкий толчок. Судя по свету, проникавшему сквозь джутовые волокна, похоже, настало утро. Ее снова перекинули через седло, и невыносимое путешествие продолжилось. Она слышала, как их продвижение вперед замедлялось из-за Черного Дьявола: норовистый жеребец громко ржал и сопротивлялся, не желая следовать за бандитами. Но главарь упорно не хотел отпускать его, считая, что деньги, которые они за него получат, стоят некоторых усилий. Внезапно до Камиллы донеслись крики. Они остановились, двое бандитов издали громкий вопль; она не смогла понять почему. Едва живая от голода, усталости и горя, она никак не могла уловить смысл слов, которые выкрикивали бандиты. Словно во сне она почувствовала, как они неожиданно помчались вперед, и окончательно потеряла сознание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю