Текст книги "Единорог и три короны"

Автор книги: Альма-Мари Валери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

70

Филипп взял дело в свои руки, а Камилла вернулась к прерванной проверке, предоставив шевалье и коменданту возможность вести расследование. Известие о незаконной торговле солдатскими продуктами обрушилось на коменданта словно гром с ясного неба: он никогда не подозревал, что интенданты его гарнизона нечисты на руку! Нет, он просто не переживет этой новой напасти, обрушившейся на его голову! И зачем только к ним занесло этих злосчастных королевских эмиссаров! Теперь он страстно желал, чтобы они как можно скорее убрались восвояси и жизнь в гарнизоне снова вошла в свое привычное русло.

В душе д’Амбремон вынужден был признать, что Камилла блестяще справилась со своей задачей. Чтобы преуспеть там, где шевалье ничего не мог сделать в течение нескольких лет, ей хватило нескольких минут… Раза три-четыре в год по поручению Виктора-Амедея д’Амбремон ездил в этот гарнизон и всякий раз чувствовал, как среди солдат нарастает скрытое недовольство. И каждый раз, задаваясь вопросом, каковы могут быть его причины, он не получал на него ответа. С виду все шло своим чередом: как и везде, тягучая рутина. В конце концов он решил, что дело исключительно в безликом характере коменданта, добросовестного служаки, не обладавшего никакими талантами, в том числе и способностями военачальника. Но вот явилась неопытная Камилла и мгновенно узнала, откуда проистекает зло. Впрочем, нечестность интендантов являла собой всего лишь часть вопроса; главной проблемой гарнизона крепости была слишком замкнутая иерархия. Офицеры, не будучи ни жестокими, ни излишне строгими, тем не менее совершенно равнодушно относились к солдатским нуждам. Основные трудности возникли из-за отсутствия связи между офицерами и солдатами; девушка подметила это, исправила ошибку и сразу выведала секрет, столь тщательно оберегаемый от офицеров.

Итак, Филипп вынужден был добавить еще два качества в длинный список достоинств Камиллы: гибкость и открытость ума. Он также должен был признать ее умение ориентироваться в сложной ситуации. Она впервые совершала инспекторскую поездку в гарнизон и прекрасно справлялась со своей задачей, вызывая тайное восхищение Филиппа. Сначала ему казалось, что она будет чувствовать себя неуверенно, что у нее возникнет масса трудностей и она запросит у него помощи; но ничего подобного не случилось. Она прекрасно выполнила свое задание, сумев побороть первоначально враждебное отношение к себе мужчин. Поистине Камилла – необыкновенная женщина; он впервые встретил такую, и не мудрено, что влюбился в нее!

Еще тогда, в тюрьме, где она была всего лишь ничтожной узницей, он угадал в ней недюжинную натуру и с трудом поборол в себе восхищение ею. Теперь он перестал сопротивляться ее обаянию, наоборот, с радостью поддавался ее чарам и ждал, когда же наконец сможет безудержно предаться своей страсти; он не сомневался, что этот миг непременно наступит!

Совершенно не подозревая, какой восторг вызвал в душе Филиппа ее успех, Камилла спокойно продолжила работу. Теперь ей предстояло проверить состояние крепостной артиллерии и убедиться, в порядке ли орудия.

Ее познания относительно пушек были значительно более скромными, поэтому она обратилась к опыту и знаниям сопровождавших ее офицеров. Впрочем, она быстро убедилась, что все батареи находятся в боеспособном состоянии, а канониры отличаются завидной меткостью.

К вечеру она была готова представить шевалье подробный рапорт о том, что ей удалось сделать и увидеть за сегодняшний день. Они встретились за ужином – теперь уже вместе с офицерами; за столом зашел разговор об интендантах, чье воровство было обнаружено исключительно благодаря проницательности Камиллы. Комендант и Филипп размышляли, какому наказанию подвергнуть преступников, обкрадывавших своих товарищей. Речь шла о поваре и об одном из его помощников, отвечавшем за снабжение гарнизона; никому никогда даже в голову не пришло бы заподозрить их, настолько благоприятное впечатление они производили. Именно повар оказался подстрекателем. Он же добился молчания солдат, установив среди них настоящий террор.

– Надо примерно наказать воров, чтобы другим неповадно было! – пылко воскликнул комендант. – Никто не смеет безнаказанно обирать солдат короля. Я считаю, их следует повесить!

Камилла нахмурилась:

– Повесить? Не слишком ли это суровое наказание?

– Зато мы обезопасим себя от повторения подобной истории!

– Но, убив этих людей, вы не достигнете желаемого; необходимо более внимательно относиться к солдатам в гарнизоне, только тогда вы избежите ее повторения! – Камилла притворилась, будто не заметила сурового взгляда д’Амбремона, брошенного на нее с другого конца стола, и с жаром продолжала: – Мне кажется, крайние меры никогда не помогали решению вопросов – ни в армии, ни где-либо.

– И что же вы предлагаете? – спросил комендант, не решаясь возражать эмиссару короля, хотя его мнение полностью отличалось от мнения последнего. – Кнут, позорный столб или отрубание руки?

Камилла широко открыла глаза; мысль о том, что из-за нее два человека будут подвергнуты пыткам, ужаснула ее. Зачем только она вмешалась в это дело? Вернее, почему она не решилась идти до конца и, выявив виновных, не отправилась к ним сама и не наказала их так, как считала нужным она?

Филипп догадался, какие мысли терзают девушку. И, так как комендант, еще раз настоятельно подчеркнув необходимость наказания, повернулся к нему за поддержкой, задумчиво начал:

– Разумеется, подобный проступок заслуживает наказания. Но у нас имеются две возможности решить вопрос: или мы делаем их преступления достоянием гласности, и тогда вы становитесь к ним причастны, ибо напоминаю вам, что, будучи комендантом форта, вы отвечаете за все, что здесь происходит, или же мы улаживаем вопрос менее официально и соответственно принимаем более гибкие решения.

– Но… я совершенно не виноват в том, что эти два мерзавца злоупотребили своим положением!

– Увы, виноваты. Старший офицер несет ответственность за своих подчиненных. Так гласит устав, и никто, даже я, не имеет права не соблюдать его.

– Бог мой, но что же мне делать? – воскликнул ошалевший комендант.

Д’Амбремон повернулся к Камилле:

– Ваше мнение, капитан?

Она колебалась, продолжая размышлять:

– Мне кажется, следует вызвать этих людей и выяснить, что у них за душой. Если речь идет о закоренелых злоумышленниках, я бы с позором выгнала их из армии. Но, если бы я обнаружила, что они только оступились, я бы постаралась усовестить их; а в наказание заставила бы делать всю черную работу, необходимую для всего гарнизона…

– Пусть будет так, – отрезал Филипп, к великому удивлению девушки, ожидавшей, что он мгновенно высмеет ее.

Она бросила на шевалье взгляд, исполненный признательности. Д’Амбремон встал:

– Пора ехать! Я доволен, что нам удалось прийти к полному согласию. Господа, мы прощаемся с вами: завтра на заре мы покидаем Экзиль. А теперь, комендант, проводите нас в комнаты; сегодня я проведу ночь в том помещении, которое вы мне любезно приготовили вчера вечером; походная кровать оказалась слишком неудобной!

Он понимал, что ему необходимо выспаться, и чувствовал себя не в состоянии провести подле Камиллы еще одну ночь, борясь со своей страстью. Уж лучше он будет спать как можно дальше от нее! Дойдя до дверей своей комнаты, девушка обернулась к шевалье; присутствие коменданта стесняло ее, и она не могла выразить Филиппу всю свою благодарность. Поэтому она удовольствовалась тем, что своими ясными глазами взглянула прямо в глаза молодого человека и прошептала: «Благодарю и доброй ночи!»; слова эти значили очень много, и они дошли до самого сердца шевалье.

Теперь д’Амбремону захотелось как можно скорее вновь оказаться один на один с прекрасной чаровницей!

71

Вставало солнце. Направляясь к конюшне, Филипп и Камилла с удивлением обнаружили, что гарнизон в полном составе выстроился, чтобы проводить их. Девушка рассеянным взором окинула ряды воинов, полагая, что такова обычная процедура проводов высшего начальства; однако шевалье был совершенно иного мнения; ни к кому не обращаясь, он тихо проговорил:

– Впервые такое вижу!

– Камилла удивленно вскинула голову:

– Разве это не уставная церемония?

– Нет, – лаконично ответил он.

Внимательно всмотревшись в лица солдат, девушка отметила, что, в отличие от вчерашнего дня, сегодня воины испытывали при виде ее совсем иные чувства; она заметила что-то похожее на обожание, но никак не могла подобрать этому ощущению точное определение. И вдруг… Теперь она готова была в этом поклясться… Нет, она не ошиблась: это была благодарность! Однако чудеса еще не кончились; неожиданно она увидела направлявшуюся ей навстречу группу солдат, с трудом удерживавших в руках огромный сверток, откуда торчали самые разнообразные вещи. Там было все: от съестных припасов, окороков, вин… до столовых приборов, ножей, носовых платков, трубок и тому подобных штучек.

Ошеломленная Камилла взирала на солдат; они протягивали ей этот узел, и она совершенно не представляла, как ей следует поступить. В поисках совета она обернулась к Филиппу. Но сейчас д’Амбремон напоминал мраморную статую: лицо его не выражало ни гнева, ни насмешки; он сосредоточенно молчал.

Вынужденная сама справляться с непредвиденной ситуацией, она решила прямо спросить выстроившихся перед ней солдат.

Ей показалось, что от ее слов те изрядно смутились. Наконец один из них заговорил:

– Это просто несколько подарков вам на память, чтобы вы не забывали Экзиль и знали, что здесь, в форте, никто никогда не забудет вас.

Опустив глаза, Камилла кусала губы, взволнованная и смущенная одновременно. Она взирала на эту гору подарков, и ей становилось смешно: неужели эту кучу солдат назвал «несколькими подарками»? Девушка прекрасно понимала, что ни за что не сможет все увезти. Однако она не хотела оскорблять людей, от чистого сердца желавших ей добра. Вскинув голову, она обратилась к ожидавшим ее ответа воинам:

– Я от всего сердца благодарю вас всех. Но я отнюдь не заслужила какой-либо особой благодарности. Приехав сюда, я всего лишь исполнила свой долг, так же как вы каждый день исполняете свой. И я вовсе не заслуживаю особого восхищения. Единственное, что имеет для нас значение, и вы все прекрасно знаете, о чем я говорю, – это достойное исполнение нашего долга, мужественное и сознательное… Я не могу взять с собой ваши подарки и не могу выбрать какой-либо один из них, не рискуя обидеть остальных; поэтому я принимаю их все и тут же возвращаю вам обратно в знак дружбы и признательности. Ибо, только находясь рядом с вами, солдаты, я наконец поняла, что создана для воинской службы. Это мое призвание, но только благодаря вам я это почувствовала. Еще раз спасибо вам за все!

Завершив свою речь, Камилла вскочила на коня и, приветливо кивнув офицерам, в сопровождении Филиппа направилась к воротам; последний явно опасался, как бы волнующие минуты прощания не растянулись на долгие часы.

Когда они выехали на дорогу, шевалье наконец удостоил девушку улыбкой:

– Черт побери, я вижу, что гарнизон Экзиля не стал исключением из общего правила!

– О каком правиле вы говорите?

– Искомое правило гласит: любой мужчина, появившийся в поле вашего зрения, тут же попадает под воздействие вашего обаяния.

Изумленная Камилла воззрилась на д’Амбремона: она ожидала любого ответа, но только не такого. Это, должно быть, шутка, Филипп, как обычно, решил посмеяться над ней. Однако по его лицу она не могла этого сказать: оно выражало спокойствие и искренность. Она слегка покраснела; если дело так пойдет и дальше, то ее гордыня разрастется до неимоверных размеров от избытка похвал.

– Вы всем нам преподнесли хороший урок, – продолжал Филипп. – И в первую очередь мне, ведь я тоже был уверен, что солдаты хотели сурово наказать тех, кто их обманывал. В действительности же они оказались благодарны вам за то, что вы избавили от позора людей, которых они несмотря ни на что считают своими.

– Так вы полагаете, что именно в этом и заключается причина их поступка?

– Несомненно. Из этого следует, что чрезмерная строгость не всегда хороша…

– А вы до сих пор в этом сомневались?

– До сегодняшнего дня – да. Словом, я доволен, что мы наконец покончили с этим гарнизоном. Полагаю, в Фенестреле все будет гораздо проще. Тамошний комендант гораздо более приятный человек.

– И он не почтет за чрезмерный труд найти для нас раздельные комнаты?

Филипп звонко расхохотался:

– Нет, успокойтесь. В крайнем случае он уступит нам свои апартаменты.

– Тогда все прекрасно! Ибо, признаюсь вам, эти опасения были у меня единственными.

И, пришпорив коня, она помчалась вперед по ровной дороге, оставив шевалье далеко позади; впрочем, последний не спешил ее нагонять. Оставаясь сзади, он мог спокойно наслаждаться зрелищем ее хрупкой изящной фигурки; во время пребывания в форте он был лишен этого удовольствия и ему приходилось постоянно притворяться безразличным и холодным.

Но теперь, до самого их прибытия в Фенестрель, он был волен любоваться Камиллой сколько ему угодно, и он собирался воспользоваться этой привилегией.

Они спустились почти до Сюза, затем перебрались в соседнюю долину и начали подниматься ко второй крепости. До сих пор погода была к ним благосклонна; стояли приятные теплые дни. Однако внезапно подул необычайно жаркий ветер, и путешественникам стало казаться, что они находятся в раскаленной печке. Даже сняв камзолы и жилеты, оба задыхались от жары.

Камилла принялась расспрашивать, далеко ли еще до крепости.

– Фенестрель находился на расстоянии птичьего полета, то есть не более чем в трех лье, – ответил Филипп – однако дорога, ведущая туда, извивается самым немыслимым образом, поэтому вы вполне можете удвоить расстояние.

– А кажется, до форта рукой подать…

– Поверьте, это всего лишь обман зрения!

– И когда же мы приедем на место?

– Если все будет хорошо, то через пять часов. Мы сможем начать нашу проверку сразу после обеда, если, конечно, вы не слишком устали.

– Нет, нет, я прекрасно себя чувствую, – живо ответила она.

– Что ж, тем лучше, ибо там, наверху, комфорта еще меньше, чем в Экзиле.

– Вы уверены? – недоверчиво произнесла девушка, наморщив свой хорошенький носик, чем несказанно рассмешила шевалье.

– Абсолютно. Так что, если вы пожелаете, мы можем провести в крепости всего лишь одну ночь, а затем отправиться в жилище гораздо более удобное.

– А где это?

– Сюрприз, – хитро прищурившись, таинственно произнес он. Он подошел к ней совсем близко и с обезоруживающей улыбкой на лице протянул ей стакан воды; тут же она почувствовала, как вся ее самоуверенность, обретенная за время пребывания в Экзиле, мгновенно улетучилась. Первым ее побуждением было бежать куда глаза глядят, лишь бы очутиться подальше от Филиппа, но она вовремя опомнилась. Что бы там ни было, но во время их пребывания в крепости он доказал, что полностью доверяет ей; теперь она обязана ответить ему тем же.

Она не стала открыто выражать свое недоверие: сейчас не время. К тому же это могло показаться просто невежливым. Она взяла железный стаканчик и мелкими глотками принялась пить, ожидая, что Филипп отойдет. Однако он не двигался с места, стоял, немного склонив голову, и наблюдал за ней своими блестящими глазами.

Камилла не выдержала, отступила, пытаясь стряхнуть с себя опасные чары, и, выдавив из себя улыбку, опасливо произнесла:

– Я вас еще не поблагодарила…

– За что?

– За доверие, оказанное мне в Экзиле. Я знаю, своим вмешательством я нарушила привычное течение жизни всех обитателей крепости; наверное, я должна была бы вести себя более сдержанно; к тому же вы наверняка ожидали от меня большей дисциплинированности.

– Разумеется, все это верно – в определенной степени. Однако я не жалуюсь на ваше поведение, совсем напротив. Ваши действия снискали вам заслуженный успех.

– Да, но если бы все обернулось иначе?

– Думаю, это не ваш случай. К тому же вы действовали не наугад, а все время советовались со мной. Это главное. Предприимчивый ум – это прекрасно, он заставляет всех двигаться вперед, даже в армии. Ошибки случаются только тогда, когда о своих действиях не сообщаешь старшему по званию. Вы меня понимаете?

Она кивнула головой. Филипп снова подошел к ней:

– Если говорить обо мне, то я могу сказать только одно: я безмерно горжусь вами.

Сердце Камиллы бешено заколотилось, и не только потому, что она удостоилась похвалы шевалье: Филипп подошел к ней и нежно откинул несколько белокурых прядей, упавших на глаза девушке. Ее заворожил вид его суровых, плотно сжатых губ, которые, казалось, тянулись к ней. Девушка вздохнула: – Полагаю, нам пора ехать, – робко произнесла она.

Шевалье коротко усмехнулся и удержал уже развернувшуюся Камиллу:

– Нам некуда торопиться… Я хотел бы поговорить с вами.

– А нельзя ли отложить этот разговор? Если мы приедем в Фенестрель слишком поздно, то не успеем завершить инспекцию и будем вынуждены остаться там. А я с нетерпением ожидаю вашего сюрприза!

– Нет, сейчас вам все же придется меня выслушать. Я не задержу вас надолго.

Камилла попыталась возразить.

– Это приказ! – полушутя, полусерьезно ответил он.

Не понимая, смеется д’Амбремон или нет, девушка решила подчиниться:

– Итак, я вас слушаю.

– Идите сюда, давайте посидим вместе на этом камне. И пожалуйста, не надо возражать, мы только теряем драгоценное время.

Она не решилась сопротивляться и исполнила его просьбу. Он снова взял ее за руку и принялся перебирать ее тонкие пальцы.

– Почему вы меня так боитесь? – вдруг в упор спросил он.

Она едва не подскочила, но он удержал ее:

– Вот видите!? Даже сейчас вы пытаетесь убежать от меня. Почему? Будьте хоть раз откровенны со мной. Я знаю, раньше я был груб с вами, но это в прошлом. Я не могу поверить, что вы до сих пор держите на меня зло.

– Конечно, нет…

– Тогда в чем же дело? Я мог бы предположить, что вы вообще боитесь мужчин, но это не так; ваше поведение при дворе свидетельствует об обратном.

– Вы же знаете, это всего лишь видимость, своего рода игра, и я никогда не захожу слишком далеко.

– Не сомневаюсь. Однако вы, к примеру, позволяете Ландрупсену делать то, в чем отказываете мне. Мне бы хотелось знать почему.

– А что, если я немножко влюблена в него?

– И поэтому вы боитесь меня?

– Нет.

– Тогда что же?

Она попыталась уйти от ответа: – Но с чего вы взяли, что я боюсь вас? Вот уж поистине странная мысль!

– Камилла, хотя бы раз скажите мне правду.

– И вы мне обещаете, что мы тотчас же тронемся в путь?

– Может быть.

«Надо решаться», – подумала она. Совершенно ясно, что Филипп не двинется с места, пока не получит ответа на свой вопрос. Приходилось отвечать. В конце концов, это позволит ей высказать ему всю правду.

– Ну хорошо, вы правы, действительно вы иногда пугаете меня, – начала она. – И раз вы хотите услышать честный ответ, то знайте: вы слишком обольстительны.

– Слишком обольстителен?

– Да. С вами я всегда чувствую себя дичью, которую вы пытаетесь загнать и присоединить к своим охотничьим трофеям.

– И вам это не нравится?

– Разумеется, нет!

– Это любопытно, других женщин это никогда не смущало.

– Желаю им счастья!

– И если бы не это неприятное ощущение, то вы бы не стали бегать от меня?

– Без этого ощущения, господин Дон Жуан, вы перестали бы быть тем шевалье д’Амбремоном, чьим любовным подвигам завидуют все двенадцать пэров.

Досада, прозвучавшая в ее голосе, не ускользнула от Филиппа. Он никогда бы не подумал, что его многочисленные победы могут очернить его в глазах Камиллы. Неужели ей не нравится, когда вокруг щебечут жаждущие его внимания дамы? Неужели она хотела сохранить своего мужчину только для себя одной так же, как он сам желал изгнать из жизни девушки всех вьющихся вокруг нее претендентов?

Итак, она боялась принадлежать мужчине, который принадлежал многим женщинам! Изумленный подобным открытием, он даже не попытался удержать Камиллу, и та, встав, с решительным видом направилась к своему коню.

Однако ему удалось услышать из ее уст, что в ее глазах он обольстителен; впрочем, об этом он уже догадывался. Осталась настороженность, которую она испытывала к мужчине, пользующемуся неумеренным вниманием женщин. Если он хочет преодолеть эту настороженность, ему некоторое время придется вести жизнь аскета. Но способен ли он на это? Уже после трех дней воздержания он ощущал, как все тело его словно объято пламенем; мучения его еще усугубились после той ночи, когда ему пришлось раздевать пьяную Камиллу.

С другой стороны, требование девушки к ее избраннику – принадлежать исключительно ей – наполняло Филиппа радостью, ибо в будущем сулило ему неземное счастье. Цельная натура Камиллы не позволяла ей ничего делать наполовину; раз решившись, она не останавливаясь шла до конца.

Сейчас больше, чем когда-либо, он был уверен, что она создана для него. Но как убедить ее в этом?

Вскочив на Черного Дьявола, Камилла начинала проявлять нетерпение; она видела, что шевалье продолжает сидеть, погруженный в собственные мысли, и совершенно не расположен трогаться с места. Она испугалась, что своей прямотой оскорбила его. А именно сейчас ей ни за что на свете не хотелось бы обидеть его. В последнее время он был на удивление любезен и предупредителен с ней.

Направив коня в сторону шевалье, она ласково позвала его:

– Филипп!

Он поднял на нее глаза; казалось, он ожидал, что она позовет его.

– Конечно, я не могу бесстрастно относиться к вашим бесчисленным победам. И тем не менее я должна признать, что поистине восхищаюсь вами. В моих глазах вы самый совершенный дворянин во всем королевстве; поэтому не стоит слишком огорчаться из-за моих слов. Они весьма относительны…

Не отвечая, д’Амбремон встал, подошел к Персевалю и вскочил в седло. Затем повернулся к своей спутнице и, церемонно поклонившись, насмешливо произнес:

– Благодарю вас, сударыня, за эти слова утешения. Мое самолюбие так ожидало их! А теперь, пожалуйста, извольте следовать за мной.

Она слегка покраснела и вдруг, неизвестно почему, почувствовала себя смешной. Но вскоре позабыла все свои сомнения и полностью сосредоточилась на дороге: каменистая, она петляла из стороны в сторону и требовала от путешественников повышенного внимания.