Текст книги "Единорог и три короны"
Автор книги: Альма-Мари Валери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)
59
Праздник был в самом разгаре, а мадемуазель де Бассампьер все еще не появлялась, повергая в уныние большую группу дворян, уныло слонявшихся из стороны в сторону в ожидании легкомысленной красавицы. Микаэль подошел к Зефирине, надеясь, что, она сообщит ему какие-нибудь новости.
– Могу вам сказать, что когда я уезжала, Камилла еще занималась своим туалетом, – с обычной живостью ответила молодая женщина. Она находила виконта Ландрупсена совершенно обворожительным и, получив предлог поболтать с ним, продолжила свой рассказ: – Скажу вам честно, Камилла возвратилась к себе довольно поздно, но сразу же начала собираться на бал. Свое долгое отсутствие она объяснила неким срочным делом. Впрочем, я ее не понимаю: какие могут быть срочные дела, когда тебя ждут на балу у короля, а ты еще не одета? Впрочем… Камилла очаровательная девушка, но иногда ее поведение ставит меня в тупик! Ах, на ее месте я бы не желала себе другого кавалера!
Наконец Камилла появилась. Воздыхатели устремились к ней навстречу; все восхищались ее несравненным изяществом, а некоторые даже отважились побранить ее за жестокосердие – она заставила так долго ждать себя! Окруженная восторженными почитателями, девушка с трудом пробилась к королю. В платье из золотистого шелка, расшитого на груди мелким жемчугом, она была удивительно хороша. Взяв Камиллу за руку, Микаэль осмелился нежно поцеловать эту очаровательную ручку высоко, рядом с локтем, там, где в пене дорогих кружев, именуемых «завлекалочками», утопала соблазнительная ямочка; кружева эти волнами ниспадали из-под очень коротких рукавчиков, стыдливо прикрывая верхнюю часть руки. Камилла укоризненно покачала головой:
– Однако, как вы дерзки, виконт!
– О, вы сами, своим опозданием подтолкнули меня на эту дерзость!
Едва Камилла отдала должное монарху, как датчанин увлек ее в зал, где танцевали менуэт; кружась в танце, он имел полное право брать ее за талию, за руку, касаться ее шеи. Девушке хотелось бы избежать этих, в сущности, невинных прикосновений, однако она так любила танцевать, что решила не обращать на них внимания.
Оркестр заиграл мелодию великого композитора Георга Фридриха Генделя. Камилла очень любила его музыку. Она порхала по залу, повинуясь ритму то зажигательной, то плавной музыки, и все вокруг восхищались ее изяществом и легкостью.
Только менуэт окончился, как музыканты тотчас же заиграли паспье, и девушке пришлось выбрать себе другого кавалера: датчанин не знал этого танца. Гавот сменял сарабанду, сарабанду – чакона; танцы следовали один за другим, более или менее быстрые, более или менее величественные, и Камилла неутомимо выдерживала настоящий шквал поклонников, которые умоляли, требовали, просили оказать им милость и выбрать своим кавалером для очередного танца.
Любая на ее месте давно бы уже упала от усталости как от непрерывных танцев, так и от постоянных сражений с поклонниками. Но Камилла была прекрасно закалена физически, и танцы не утомляли ее. Она улыбалась, откровенно наслаждаясь музыкой, танцами и прочей бальной суетой. Она выглядела столь ослепительно, что сам принц Карл-Эммануэль, обычно столь застенчивый, отважился пригласить ее на медленную и строгую пассакалью.
Поступок принца тотчас вызвал оживление в рядах величественных матрон преклонных лет, восседавших вдоль стен бального зала и наблюдавших за всеми и вся, дабы потом на досуге хорошенько все обсудить и слегка позлословить.
– Как вы себя чувствуете, моя дорогая племянница? – прошептал принц на ухо Камилле. – Вы пользуетесь неслыханным успехом при дворе моего отца!
– Я не строю иллюзий, ваше высочество. Я прекрасно знаю, что все придворные увлечения преходящи.
– Мне кажется, вы станете исключением из правил. Готов держать пари, ваш успех будет столь же долгим, как и ваша красота; быть может, успех продлится дольше.
– Ваше высочество льстит мне.
– Нет, это не в моих привычках… Посмотрите на короля, – добавил он. – Он наблюдает за нами. Кажется, он несколько раздосадован, видя нас вместе. Как, впрочем, и мой бывший наставник!
– А где он? – внезапно оживившись, с любопытством спросила девушка.
Карл-Эммануэль пообещал ей представить наставника немного позже.
Когда танец окончился, поклонники Камиллы, державшиеся на расстоянии, пока она разговаривала с принцем, вновь устремились на приступ, оспаривая друг у друга благосклонность своей избранницы. Дрогнув от напора излишне ретивых воздыхателей, она внезапно почувствовала, как властная и горячая рука схватила ее руку и суровый голос зашептал на ухо:
– Идемте, пора немного освежиться.
Ей не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто так уверенно завладел ее рукой. Простое прикосновение сильных пальцев сразу подсказало ей, что это Филипп; она узнала бы его с закрытыми глазами среди тысячи мужчин.
Камилла с облегчением последовала за своим освободителем; надо признаться, что заслуженная Филиппом репутация Дон Жуана имела по крайней мере одно преимущество: стоило только ему приблизиться к какой-нибудь из придворных дам, как ее поклонники тут же разбегались. Никто не решался помериться силами с ослепительным офицером на поприще ухаживания за прекрасным полом; поэтому, пока Камилла была с д’Амбремоном, она не сомневалась, что никто не подойдет к ней. Немного отдышавшись, Камилла с улыбкой посмотрела на своего спасителя. Сегодня он оделся особенно изысканно: камзол цвета подернутой патиной бронзы, расшитый серебром, жилет серебристо-серого цвета; наряд его удивительным образом гармонировал с платьем Камиллы. Протягивая девушке стакан с белым вином, он наклонился к ней:
– Почему вы не последовали моему совету?
– Какому?
– Я же просил вас не быть такой красивой. Вы не боитесь свести всех с ума?
– А что же мне, по-вашему, надо делать? – со смехом спросила она, необычайно польщенная столь искусным комплиментом. – Появиться на королевском балу в костюме старой ведьмы, в драном платье?
– Это было бы гораздо милосерднее. Разве вам не жаль этих сумасшедших, которые постоянно падают к вашим ногам?
– Не больше чем вам этих ветрениц, что постоянно осаждают вас!
– Но я по крайней мере не заставляю своих поклонниц ожидать меня больше половины вечера.
– Вы поступаете гораздо хуже!
– Никогда не говорите того, чего не знаете… Но, действительно, почему вы приехали так поздно?
Хотя Филипп искусно скрывал свою тревогу, он вместе со всеми, только гораздо сильнее, страдал от отсутствия Камиллы. Тем более что он вспомнил о злосчастной истории, случившейся на балу несколько недель назад. Он вспомнил, как ждал Камиллу, а та меж тем сыграла с ним весьма злую шутку – сбежала в крепость, вместо того чтобы ехать на бал… К счастью, те времена прошли. Отныне они с Камиллой добрые друзья, и у него больше нет причин упрекать ее за несколько часов опоздания.
Однако поведение девушки по-прежнему оставалось для него загадкой: случайно или нарочно она так опаздывала? Неужели она специально испытывала терпение своих поклонников? А может, она испытывала его терпение?..
Меж тем девушка стояла, закусив губу:
– Если я расскажу вам, почему опоздала, вы не поверите!
– А вы попробуйте.
– Я заснула в ванне! – ответила она, розовея от смущения.
– Вернувшись из конюшни, я должна была избавиться от тошнотворного запаха и решила принять теплую ароматическую ванну. Это было так приятно, что я незаметно задремала.
Теперь настала очередь Филиппа улыбаться:
– Честное слово, вы настоящая наяда! Я еще никого не видел, кто бы с такой страстью принимал ванны.
Тут они оба вспомнили купание Камиллы в горной речке в Савойе. Поняв это, Камилла смутилась и быстро опустила глаза: ведь именно в тот день Филипп увидел ее обнаженной. Перед глазами шевалье промелькнуло видение прекрасной купальщицы, и он ощутил некое волнение.
– Надеюсь, вам снились приятные сны? – спросил он, отгоняя от себя нескромные мысли.
– Когда?
– В вашей ванне. Вы же сказали, что уснули там. Надеюсь, ваши сны были исключительно приятными.
Камилла лукаво подмигнула ему.
– Не знаю, можно ли их назвать приятными – я видела во сне вас! – солгала она.
– Неужели? И вы еще сомневаетесь! О, наверняка то было захватывающее зрелище!
– Разумеется, хотя все зависит от того, исполнится этот сон или нет.
– А что я пообещал в вашем сне?
– Вы обещали пригласить меня потанцевать!
Дворянин понял ее маневр и, улыбаясь, предложил ей руку и повлек в зал.
Музыканты вновь играли менуэт. Камилла пришла в восторг, однако быстро заметила, что ее кавалер, в отличие от всех прочих, нисколько не пытался воспользоваться возможностями для ухаживания, в изобилии предоставляемыми этим танцем. Когда, исполняя очередную фигуру, Филипп приближался к ней, он даже не пытался коснуться ее, его пальцы не задерживались ни на тонкой талии, ни на хрупких плечах, и, если танцевальные па не требовали легкого прикосновения кавалера к своей даме, он мгновенно убирал руки. Сдержанность его была образцовой, отчасти даже нарочитой, чего совершенно нельзя было сказать о других кавалерах.
Танец окончился, Филипп церемонно поклонился Камилле, произнес приличествующие случаю слова благодарности и вернул девушку ее поклонникам, а сам отправился к своим брошенным поклонницам.
Но, выпорхнув из рук шевалье, девушка вовсе не хотела тотчас же менять своего кавалера. Разочарованная с виду безупречным, а по сути ледяным поведением Филиппа, она отправилась подкрепить свои силы. Камилла ожидала – а в душе страстно желала – во время танца вновь ощутить Филиппа; и вот – какое разочарование! Ничего, кроме безупречной вежливости! А ведь она приготовилась обороняться от чар шевалье; прилюдно она меньше опасалась его колдовского взора, нежели оказываясь с ним наедине.
Со своей стороны д’Амбремон с самого начала танца почувствовал себя в ловушке. Фигуры менуэта требовали приближения и постоянных прикосновений к Камилле, от которых у него просто голова шла кругом. Желание, подавляемое им вот уже несколько дней, вспыхнуло с новой силой, тем более что девушка то поворачивалась к нему хорошеньким затылком, то касалась его трепещущей грудью; при каждом повороте его с головы до ног окутывала волна нежного пряного запаха.
Решив скрывать свою страсть к Камилле, он был вынужден вести себя особенно сдержанно, хотя это никак не соответствовало его истинным чувствам. Но, сознавая, что столь восхитительная и гармоничная пара, которую являли собой они с Камиллой, не сможет не привлечь всеобщего внимания, офицер подавил в себе все обуревавшие его чувства, включая дружеские. Эта борьба с самим собой досталась ему нелегко, поэтому, как только отзвучала музыка, он тотчас расстался с чаровницей, чьи прикосновения жгли его как огнем, и буквально бежал с поля боя, чтобы в тишине взять себя в руки.
В течение оставшегося вечера он больше не приближался к Камилле, довольствуясь тем, что краем глаза наблюдал за ней, дабы увериться что она, как всегда, ведет себя осмотрительно и ни один пылкий кавалер не думает увлечь ее в укромный уголок сада. Камилла же совершенно не собиралась покидать дворец. Окруженная своим маленьким кружком, она рассеянно внимала поклонникам, изощрявшимся в остроумии, и наслаждалась прекрасной музыкой. После появления Филиппа она несколько охладела к танцам: ни один кавалер не выдерживал никакого сравнения с блистательным шевалье. Взор ее рассеянно блуждал по бальной зале, но не находил того, кого искал. Внезапно лицо ее приняло решительное выражение. Без всяких объяснений она покинула кружок и решительным шагом направилась к принцу Карлу-Эммануэлю. Рядом с принцем она заметила нелепую фигуру; внутренний голос подсказал ей, что это его бывший наставник, то есть человек, который заранее, ни разу не видев ее, почему-то настраивал против нее принца. Принц тоже заметил ее, и лицо его сразу приняло приветливое выражение.
– Мадемуазель де Бассампьер, идите сюда, я вам представлю господина Перлотти. Вы, кажется, хотели с ним познакомиться.
Камилла разглядывала тщедушного человечка, сдавленным голосом лепетавшего подобающие случаю приветствия, и не могла понять, почему советы столь невзрачного существа столь высоко ценил ее дядя. Вдобавок она не могла избавиться от мысли, что уже видела его, хотя они и не были знакомы.
– Странно, сударь, – задумчиво произнесла она, – мне кажется, мы с вами где-то встречались…
Произнося эти слова, Камилла заметила, как в глазах Перлотти сверкнул злобный огонек; однако она приписала это своему воображению, ибо, когда человечек заговорил, голос его звучал вполне любезно:
– Ничего удивительного – мы оба часто бываем в королевском дворце. А известно, что мы нередко сталкиваемся с людьми, не придавая никакого значения этим встречам.
Девушка чуть было не спросила у Перлотти, почему он настраивает против нее принца, однако спохватилась и решила отложить объяснение на более подходящее время. Сейчас неуместно пускаться в длинные рассуждения, тем более что теперь, когда ее познакомили с этим господином, она могла задать ему свой вопрос наедине. К тому же к ней уже подходил Ландрупсен; виконт взял ее за руку:
– Идемте, Камилла. Сейчас начнется фейерверк.
Действительно, все придворные устремились в сад, чтобы насладиться зрелищем, приготовленным для них королем. Слуги принесли факелы, дабы прекрасные дамы и кавалеры не споткнулись в темноте.
Зазвучали фанфары, и, повинуясь сигналу, свет внезапно погас. С оглушительным грохотом в небо Турина взлетели и рассыпались тысячи разноцветных звезд; сотни восторженных лиц устремили свои взоры к небу. Зрители были в восторге: отовсюду доносились восхищенные возгласы и восторженные аплодисменты.
При каждом выстреле Камилла вздрагивала, но тут же улыбалась, завороженная восхитительным зрелищем. Желая ободрить ее, стоявший рядом Микаэль обвил рукой ее талию. Устав смотреть ввысь, она доверчиво положила голову ему на плечо, возбужденная и завороженная представшим перед их взорами огненным зрелищем.
От пристального взора Филиппа, стоявшего всего в нескольких метрах от Микаэля и Камиллы, не ускользнула ни единая подробность этой сцены.
Напрасно шевалье твердил себе, что виконт не может быть для него опасным соперником; жгучее чувство ревности опалило ему сердце. Неслышно приблизившись к безмятежной парочке, он с наигранной веселостью произнес:
– Какая феерия, не правда ли?
Камилла вздрогнула и тотчас же отстранилась от датчанина, на лице которого отразилось легкое разочарование. Шевалье же непринужденным тоном продолжал:
– Надеюсь, за всей этой кутерьмой вы не забудете, что нам предстоит завтра сопровождать короля во время процессии. И непременно в мундирах!..
Филипп удалился. Микаэль попытался было вновь привлечь девушку к себе, но волшебный миг растаял словно дым, и Камилла не собиралась повторять его. Она вспомнила, что завтра утром они с шевалье договорились отправиться на прогулку; сейчас Филипп ни словом не обмолвился об их планах; неужели он забыл о своем приглашении? Теперь она с нетерпением ждала окончания фейерверка; когда зажгутся огни, она отправится на поиски д’Амбремона. Но ее усилия ни к чему не привели: Филипп исчез, и она не сомневалась, что он удалился вместе с одной из своих поклонниц.
Разочарованная, Камилла решила отправиться спать. Что бы там ни случилось, она на рассвете отправится в конюшню, и горе д’Амбремону, если его там не окажется.
60
Но Филипп ждал ее.
Когда девушка ворвалась в стойло, он уже седлал Персеваля. Филипп удивленно взглянул на нее.
– А я думал, вы не придете! – бросил он вместо приветствия.
– Отчего же?
– Вчера вечером вы были поглощены разговором с виконтом Ландрупсеном, и я решил, что вы забыли о нашей встрече.
– Вы меня плохо знаете. Ни за что на свете я не пропущу тот миг, когда вы сядете на вашего нового коня.
– А, теперь понимаю! – со смехом произнес шевалье. – Так это из-за коня вы встали так рано!
Камилла сделала вид, что не поняла насмешки, и, направившись к Черному Дьяволу, принялась седлать его. Она уже давно не садилась на этого жеребца. В ее отсутствие Тибору было поручено ежедневно выезжать пугливого коня. Животное никого не подпускало к себе; венгр составлял исключение: его спокойствие и самообладание действовали на коня успокаивающе.
Завидев хозяйку, рысак издал радостное ржание и потерся мордой о ее щеку. Филипп, оседлав Персеваля, наблюдал за Камиллой. Ему пришло в голову, что Черный Дьявол, как и все особи мужского пола, окружавшие Камиллу, также испытывает воздействие удивительного обаяния девушки. Однако он быстро опомнился, сообразив, что подобные рассуждения неуместны, и просто сказал:
– Вижу, вы заранее надели мундир. Думаю, вам придется его снять, чтобы он не запылился. Король недоволен, если сопровождающие его офицеры появляются в несвежих мундирах!
Камилла подчинилась, отметив, что сам шевалье также заранее приготовился к участию в королевской процессии. Его аккуратно свернутый мундир висел на загородке; это означало, что ему не придется возвращаться домой, дабы переодеться перед шествием, и у них остается больше времени для прогулки.
Взяв коней под уздцы, они вышли из конюшни. Камилла вскочила на Черного Дьявола и властной рукой успокоила горячее животное, рвавшееся промчаться галопом по аллеям парка. Ей хотелось полюбоваться восхитительным зрелищем, которое являли собой Филипп и его новый конь; всадник и лошадь, казалось, были созданы друг для друга. Она радостно улыбнулась, видя, как Филипп побуждает Персеваля бежать то рысью, то галопом, проверяя беговые качества лошади. Между конем и его хозяином царило полное взаимопонимание! Вскоре Филипп вернулся к Камилле и спросил ее:
– Ну и что вы об этом думаете? Довольны? Как, на ваш взгляд, теперь мы смотримся вместе?
Скрывая свое восхищение, девушка сделала вид, что не поняла д’Амбремона; она сдерживала Черного Дьявола, бившего копытом от волнующего ожидания.
– Неплохо! – наконец заключила она.
В ответ ее спутник весело рассмеялся.
– Что ж, тогда посмотрим, кто первый доскачет до заставы! – воскликнул он и помчался вперед.
Камилла пришпорила коня, однако Филипп тронулся с места первым и раньше пришел к намеченной цели.
– Так нечестно! – запротестовала девушка. – Если бы мы двинулись одновременно, я бы наверняка пришла первой!
– Вы очень самонадеянны… Но я согласен, давайте повторим забег! И на этот раз по всем правилам! К тому же тот, кто придет первым, будет диктовать свои условия проигравшему; от этого состязание станет еще азартнее.
– Согласна! – живо ответила Камилла, выдержав адресованный ей вызывающий взгляд молодого человека.
Они вместе устремились по широкой аллее парка. Силы всадников оказались равными, и до самого последнего момента было непонятно, кто же победит. Но Камилла весила меньше, чем ее соперник, и конь ее отличался неукротимостью; животное само, без какого-либо понукания со стороны всадницы, внезапно вырвалось вперед и пришло к цели первым. Однако ему удалось опередить соперника не больше, чем на несколько метров.
– Я выиграла! – радостно воскликнула девушка. Она тяжело дышала, щеки раскраснелись от быстрой езды. Волосы растрепались и свободно рассыпались по плечам. В эту минуту она напоминала дерзкую неукротимую амазонку.
Филипп, стараясь скрыть улыбку, наблюдал за ней. Она – само счастье и жизнерадостность; ее прекрасное лицо и изумительная фигура, казалось, источали ослепительное сияние, соперничавшее с бледными лучами просыпавшегося солнца.
– Итак, теперь я целиком в вашей власти, – медленно произнес шевалье. – Я обязан покориться вашей воле. Что вы от меня потребуете?
И вперил свой острый, немного насмешливый взор в светлые глаза девушки, тут же почувствовавшей сильнейшее смущение. Она никогда бы не решилась признаться в том, чего ей на самом деле страстно хотелось именно сейчас… Она опустила глаза в страхе, что шевалье догадается об истинном ее желании.
– Итак? – повторил дворянин, настойчиво глядя в глаза девушки. – Разве вы не знаете, чего бы вам хотелось больше всего?
– А разве надо решать непременно сейчас? – робко произнесла она.
– Да. Именно сейчас.
Он видел ее смущение и прекрасно понимал, чем оно вызвано. Сделав над собой невероятное усилие, Камилла попыталась собрать остатки былого самообладания.
– Если вы отказываетесь воспользоваться своей победой, то ею воспользуюсь я, – хитро усмехаясь, произнес шевалье.
Нет, ни за что на свете! Ей тут же захотелось придумать что-нибудь совершенно необычное.
– А что, если я дам вам совершено необычное задание? Например, добраться до конюшни на одной ноге или же оседлать вашего коня задом наперед?
– Надеюсь, вы все же пощадите меня. Я взываю к вашему милосердию! – полунасмешливо, полутревожно воскликнул он.
– Хорошо. Я желаю быть великодушной, – торжественно заявила Камилла, которую эта игра начинала все больше и больше забавлять. – Вы должны… стать моим кавалером на сегодняшний вечер и сопровождать меня на спектакль.
– О, мне предстоит суровое испытание! – воскликнул Филипп в восторге от возложенного на него обязательства; однако он не подал виду, а, даже наоборот, постарался притвориться недовольным: – Тем более что я обещал маркизе пойти на спектакль с ней.
– Меня это не касается. Выкручивайтесь как угодно! – властно и одновременно кокетливо произнесла Камилла и, развернувшись, рысью поскакала прочь от города.
Он в задумчивости смотрел вслед; очнувшись, бросился ее догонять. Некоторое время они молча ехали бок о бок, наслаждаясь великолепной картиной пробуждающейся природы Пьемонта. На полях уже работали крестьяне; завидев двух прекрасных всадников, чьи кони звонко цокали копытами по укатанной дороге, они прекращали работу и почтительно их приветствовали.
У источника молодые люди остановились, чтобы напоить коней и немного отдохнуть самим.
Пора возвращаться, – произнес Филипп; в душе он сожалел, что сейчас им снова придется погрузиться в суету столичного города.
Он сидел, прислонившись к дереву, в нескольких шагах от Камиллы. В окружении мирной пробуждающейся природы он мог сколько угодно смотреть на девушку, не разыгрывая из себя бесчувственную статую, как это приходилось делать в окружении придворных. Он наслаждаться изящными очертаниями ее фигуры, восхищался нежными и правильными чертами ее лица, упивался исходившим от нее ароматом счастья.
Он предпочел сесть подальше, опасаясь какой-либо бурной вспышки с ее стороны, если он рискнет слишком заметно приблизиться к ней.
Разумеется, он по-прежнему желал ее, однако испытываемое им сейчас чувство безмятежности оказалось сильнее всех прочих ощущений. Возможно, если бы сейчас он осмелился заключить Камиллу в объятия, она бы не стала возражать. Однако он боялся не справиться с собой, пойти дальше и тем самым перепугать девушку. К тому же он боялся получить отказ. Привыкнув всегда и везде выходить победителем, Филипп неожиданно почувствовал, что это хрупкое невинное создание поколебало его уверенность в себе. Он боялся увидеть, как черты ее прекрасного лица исказятся страхом, а это уже бывало. Сейчас же ему хотелось подольше сохранить выражение счастья, игравшее на очаровательном личике молодой женщины, и ни в коем случае не спугнуть его. Бесценные минуты блаженного покоя столь редки и кратки! К тому же они соответствовали его плану соблазнения юной красавицы: ее надо было приручить, завоевать ее доверие.
Со своей стороны Камиллу охватило всепоглощающее ощущение полноты бытия. Хотя она не смотрела на молодого человека, она всей кожей чувствовала на себе его внимательный взгляд; он больше не пугал ее. Напротив, она наслаждалась им, счастливая от того, что стала объектом столь пристального, но вместе с тем почтительного внимания, удерживавшего его на расстоянии от нее.
Тем не менее она не решалась обернуться и взглянуть на шевалье. Она знала: если обернется и встретит обжигающий взор Филиппа, она не выдержит. Опьяненная свежим утренним воздухом, она прекрасно сознавала, что уединение способствует ослаблению бдительности и может привести к непоправимым последствиям. Поэтому Камилла молча наслаждалась блаженными минутами, счастливая от того, что рядом с ней был Филипп.
Вдали раздался колокольный звон, напомнивший им, что пора возвращаться в Турин. Оседлав коней, они оба медлили, не желая расставаться с этим тихим уголком и с тоской думая о том, что через несколько часов круговорот шумной столичной жизни вновь подхватит и понесет их на своих бурных волнах.
Они завели коней в стойла, затем начистили до блеска сапоги и надели мундиры. Они уже собирались выйти из безлюдной конюшни, когда Филипп удержал ее за руку:
– Подождите!
– Что случилось? – удивленно спросила она, а в сердце ее закралась тревога.
– Ваши волосы! Не можете же вы оставить их в таком беспорядке!
– Боже мой! Вы правы. Надо заплести их в косу. – Она принялась заплетать растрепавшиеся от ветра белокурые локоны, но мятежные прядки беспрестанно выскакивали у нее из пальцев и упорно падали на лоб. – Я так никогда не подберу эти злосчастные волосы, – раздраженно воскликнула она. – Мне нужно хотя бы зеркало.
– Разрешите мне вам помочь, – уверенно заявил шевалье, заходя ей за спину.
И прежде, чем она успела возразить, он начал методично расчесывать пряди фалангами пальцев одной руки, прочно удерживая другой тяжелую золотистую копну волос. Затем тщательно заплел мягкие длинные волосы в косы и завязал их узлом.
Завершив работу, он взял молодую женщину за плечи и повернул к себе лицом, любуясь на творение рук своих. Нежно, с видом знатока он откинул последние непокорные пряди с висков и со лба, тем самым завершая свой труд. Камилла едва заметно вздрагивала под ласковыми прикосновениями ловких пальцев. От белокурой головки взгляд Филиппа перешел на голубые глаза, устремленные на него, а потом на губы девушки. И тотчас же эти коралловые губки, полуоткрытые, позволявшие видеть маленькие перламутровые зубки, неудержимо повлекли его к себе.
Молодой дворянин склонился к ней.
Камилле показалось, что сердце ее сейчас разорвется. Мощная неведомая волна чувств захлестнула ее, и она испугалась.
– Пора ехать! – едва слышно прошептала она, отворачиваясь.
Но Филипп уже находился во власти безудержного желания. Уткнувшись лицом в шею девушки, он покрывал ее страстными поцелуями. Затем, решительно сжав ладонями ее упорно отворачивавшееся лицо, он попытался завладеть ее дрожащими бархатистыми губами, сводившими его с ума.
Камилла почувствовала, как страх ее перерос в настоящую панику. Причиной смутных и яростных чувств, внезапно разбушевавшихся в ее душе, было все: случай в таверне, вольное поведение шевалье с трактирными служанками и придворными дамами, а главное – страстное желание покориться ласкам шевалье. Она хотела оттолкнуть его, но руки ее обессилели и больше не слушались. Не желая соглашаться с тем, что казалось ей неизбежным, и обезумев от отчаяния, она что есть сил истошно закричала:
– Нет!
Изумленный горечью, прозвучавшей в этом крике, равно как и выражением ужаса, исказившим лицо девушки, Филипп выпустил ее, и она, воспользовавшись этим, бегом бросилась от него.
Оставшись один и поборов наконец охватившую его страсть, молодой дворянин закинул голову и горько расхохотался. Боже, какую же он совершил глупость! В одно мгновение, единственным неосторожным движением разрушил все, что упорным трудом созидал в течение прошедшей недели. Нет, гораздо хуже: он пробудил страсть в Камилле, к которой та, совершенно очевидно, еще не готова.
В бессильной ярости Филипп проклинал себя; как он мог забыться, потерять хладнокровие, позволить чувствам восторжествовать над разумом? Оставался один выход: попытаться любой ценой искупить свою вину, извиниться перед невинной красавицей, впервые оказавшейся в объятиях влюбленного в нее мужчины. И он решительно отправился за девушкой. Он нагнал Камиллу, когда та уже почти достигла окраины квартала, где располагались казармы.
– Камилла! – позвал он.
Но она не обернулась, а лишь ускорила шаг. В один прыжок шевалье оказался рядом с ней.
– Камилла, выслушайте меня, – произнес он, беря ее за руку, дабы удержать.
Она быстро вырвала руку:
– Оставьте меня!
– Хорошо, договорились, я больше не дотронусь до вас. Но, ради всего святого, выслушайте меня.
– У меня нет времени, – сухо ответила она, не глядя в его сторону и ускоряя шаг. – Вы разве забыли, что мы участвуем в королевской процессии?
– Нет, не забыл. Но я прошу у вас всего несколько минут. – И, забежав вперед, решительно преградил ей дорогу: – Камилла, поверьте мне, я в отчаянии от того, что произошло. Я просто не понимаю, что на меня нашло, но, поверьте, я сам считаю свое поведение безобразным. И прошу у вас прощения!
Девушка упорно смотрела куда-то вниз и не отвечала.
– Я не должен был вести себя подобным образом, – продолжал д’Амбремон. – Я это прекрасно понимаю и смиренно прошу простить меня.
От таких слов, столь непривычных в устах гордого д’Амбремона, смятение Камиллы только увеличилось, и она упорно продолжала смотреть в землю.
– Взгляните же на меня! – умоляюще попросил шевалье.
Но она оставалась в прежней позе; больше всего она боялась встретить исполненный страсти взгляд Филиппа. Шевалье изнывал от нетерпения:
– Как я могу заслужить ваше прощение? Я должен молить вас на коленях? Вы хотите, чтобы я прямо здесь, посреди улицы, молил вас пощадить меня? Скажите же, я готов на все.
– Ничего такого я не хочу, – поспешно ответила она, не будучи уверенной, что он не шутит, и желая избежать публичного скандала. – Прошу вас, дайте мне спокойно пройти во дворец.
– Как только вы вернете мне свое расположение, я пропущу вас незамедлительно.
– Мы опоздаем.
– Мне на это наплевать.
– Что вы, собственно говоря, от меня хотите? – спросила она, осмелившись наконец поднять глаза. – Вы попытались поцеловать меня, а я отказалась сносить ваши поцелуи; дело закрыто. Оставим все как есть и поторопимся во дворец.
Она продолжила свой путь, однако Филипп не удовлетворился ответом. Он снова нагнал ее:
– Прежде всего, мне хотелось бы убедиться, что вы не станете придавать этой досадной случайности слишком большого значения, и она нисколько не повлияет на наши с вами дружеские отношения.
– Разве для вас это так важно?
– Да.
– Хорошо, – устало согласилась она. – Я вас прощаю, снимаю с вас все обвинения, отпускаю все грехи; но всякий раз, когда вам захочется… Прошу вас только об одном: на будущее найдите себе другую особу, чтобы удовлетворять ваши охотничьи инстинкты. Тем более что в претендентках у вас нет недостатка! И, будьте так любезны, прекратите преследовать меня своими ухаживаниями.
