Текст книги "Способность любить"

Автор книги: Аллан Фромм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Романтика в браке

Что происходит с романтикой, когда влюбленные вступают в брак? Многие считают, что она умирает. Тайна исчезла. Когда муж видит жену в бигуди, или с трудом переносящую беременность, или сражающуюся с грязными тарелками и кастрюлями, с пылесосом и пеленками, ему нелегко думать о ней как о Прекрасной Елене. Пылкое воображение влюбленного даже на мгновение не может сделать ее такой. Блаженное невежество влюбленного, готовность любить избранницу, даже не понимая ее, – все это в браке быстро исчезает. Если в браке и есть что-то, так это прежде всего знание и понимание друг друга.

Рано или поздно поженившиеся влюбленные начинают поддаваться реальным силам гравитации. Они видят друг

[292]

друга такими, каковы они в реальности, а не в воображаемом радужном освещении. В браке непрактично преувеличивать чувства и безответственно относиться к требованиям реальности. И наконец, достигнув ответственного положения в бизнесе или в профессии, мы нуждаемся в необходимых условиях комфорта, и теперь нелепо мечтать о куске хлеба и кувшине вина среди развалин. Мы больше не страдаем от лишений или неуверенности друг в друге, которые кажутся необходимым обрамлением романтической любви. Мы больше не хотим страдать ради нее.

Холодный свет разума заставляет нас очнуться и с дрожью принять реальность. Но неужели реальность так непереносима? Многие ли из нас согласятся всю жизнь спотыкаться в тусклом свете свечей под игру цыганской скрипки? Мы ностальгически говорим о романтике, но не готовы отказаться ради нее от комфорта.

На самом деле мы даже не хотим, чтобы нас подхватила великая страсть. Мы хотим этого примерно так, как тот, кто говорит: «Хотел бы я уметь играть на пианино», или «Хотел бы я сесть в самолет и улететь в Европу», или «Когда-нибудь я брошу эту крысиную гонку и стану бездельничать». Мы никогда не реализуем наши фантазии – во всяком случае абсолютное большинство нас, – потому что на самом деле мы этого и не хотим. Все это пустые мечтания.

Большинство из нас гораздо сильней хочет устойчивых отношений и упорядоченной жизни в браке, чем безумного полета на крылатом коне. Это не означает, что мы никогда не хотим романтической любви. В начале жизни мы не только хотим ее, но и вряд ли сумеем ее избежать.

Но и в дальнейшей жизни, хотя нами владеют гораздо более практические цели, мы не чуждаемся прикосновения романтики. Мы только не хотим, чтобы она господствовала в нашей жизни. Мы предпочитаем в какой-то степени контролировать свою судьбу. Но желали бы сохранить немного романтики, если за это не нужно платить полной катастрофой.

И это желание вполне совместимо с браком. Оно совместимо с безопасными и длительными отношениями. Есть два

[293]

условия сохранения романтики в браке: супруги должны выдержать близкое узнавание друг друга и сохранить в то же время элемент новизны в своей повседневной жизни.

Именно этого многие из нас не могут: мы не способны пережить близкое узнавание друг друга, которое неизбежно при совместной жизни. Романтическая любовь, любовь до брака – это любовь на время. Романтический образ создан, и влюбленным больше нечего делать, как любить друг друга.

Но они даже и без брака не могут вечно поддерживать эту иллюзию. Многие связи становятся рутинными и неромантическими, как старые туфли. В браке эта иллюзия обычно рассеивается быстрей, потому что брак сам по себе в высшей степени реальный и практический институт и предъявляет немедленные практические требования к обоим партнерам.

Романтические влюбленные, не подготовленные к этой холодной реальности, переживают потерю мечтаний в отношении друг друга и, возможно, еще сильней в отношении самих себя. Они не совершенные влюбленные, какими себя считали. Стоя по колено в обломках своих фантазий, они больше чем когда-либо нуждаются в романтической любви. Они нуждаются в обещании любви без условий как никогда раньше. Но каждое невыполненное требование по отношению друг к другу, каждый случай неспособности ответить любовью без условий, как они обещали друг другу, делает стену между ними все выше и выше. Стремление к романтической любви отскакивает от этой стены и, к несчастью, часто отскакивает под углом или в противоположном направлении, к объекту любви, с которым можно было бы снова предаться иллюзии любви без условий.

Супруги могут пережить этот опыт постижения. Они могут даже принять друг друга как реальных и живых людей, а не как создание романтической мечты. Это возможно. Это бывало достигнуто. Если им нравится любовная игра, они могут продолжать наслаждаться ею. Могут растянуть период ухаживания на всю жизнь. Они даже начинают делать это все лучше и лучше, становятся опытными и искусными профессионалами.

[294]

Наиболее очевидно это в сексуальном аспекте любви. Известно, что сексуальный опыт новобрачных часто далек от наслаждения, но это именно то время, когда супруги испытывают наиболее напряженные романтические отношения друг к другу. То, что справедливо для сексуальных отношений, справедливо и для остальных аспектов любви. Как только отпадает необходимость поддерживать иллюзию относительно друг друга, можно искусней и радостней развивать все аспекты отношений.

Чисто романтическая любовь может наскучить. Многие холостяки готовы согласиться с этим. Если они много раз влюблялись и по разным причинам не женились, их начинает утомлять постоянная красная повязка чрезвычайно– го положения во время романтического ухаживания. Какой бы привлекательной и соблазнительной ни казалась новая девушка, опытный ухажер содрогается, в который раз начиная новое романтическое преследование. И скорее всего великолепная и соблазнительная девушка испытывает такое же чувство. Если по какой-то причине она живет свободной современной одинокой жизнью уже несколько лет, она по горло сыта многократными ухаживаниями галантных кавалеров.

Короче говоря, повторения в романтике могут быть так же скучны, как и обыденность в браке. Причины, по которым люди иногда ищут романтики за пределами брака, не всегда связаны с его неудачей. Просто супруги позволили превратиться своим отношениям в повторяющиеся и скучные. Они привыкли к повторениям, но то же самое с ними произойдет и в романтическом приключении.

Супруги, счастливые в браке, совместно вырабатывают соотношение повторяемого и новизны, чтобы это соответствовало потребностям их жизни. Они приправляют свою жизнь, как мы приправляем еду. И их любовь сохраняется благодаря разнообразию. Комфорт, который они испытывают в отношениях друг с другом, не мешает им увлекаться новыми идеями, людьми, местами и действиями. Они словно не два человека, а много людей по отношению к друг другу. Элемент повторяемости придает их

[295]

жизни устойчивость, а элемент новизны или перемены – свежесть и живость.

Использование любви в браке

Есть основания полагать, что поздняя, более зрелая форма чего угодно предпочтительней ранней, незрелой. Конечно, можно привести примеры исключений. Чем старше овца, тем она глупее. Многие любят котят больше, чем людей. Но те, кто хорошо знает кошек, собак и людей, предпочитает взрослую версию. С ней так же легко обходиться, как с незрелой, а часто и гораздо легче. Спелые фрукты обычно вкуснее неспелых.

Любовь в браке тоже проходит процесс созревания и может принести спелые плоды. Более поздняя, более надежная версия любви прочнее ранней, иногда полной экстаза, но, как правило, несовершенной. Любовь становится более доступной пониманию, а понимающий влюбленный придает любви форму, которая необходима тому, кого он любит. Он не приходит домой с парой дорогих сережек, когда жене нужен надежный человек, который присмотрел бы за ребенком, чтобы она могла посещать курсы, о которых давно мечтала. Хорошие любящие в пределах брака научаются видеть реальные потребности друг друга и стараются идти им навстречу.

Такой вид любви создает у каждого партнера ощущение, что за ним присматривают, о нем заботятся. Это любовь почти без напряжения. Предположим, в момент, когда мужчина готовит лекцию, которую ему предстоит завтра прочесть, он неожиданно переносится во времени назад, в свои двадцать с небольшим лет: звонит девушка, в которую он был тогда влюблен, и говорит, что ей просто необходимо увидеть его сегодня вечером. Он может извиниться, сказать, что работает над лекцией, которую нужно будет прочесть завтра вечером. Она настаивает, может вести себя так, словно весь мир рухнет, если он не придет. Если он продолжает стоять на своем, на том, что нужно подготовить

[296]

лекцию, или сдать экзамен, или вовремя закончить статью, она может сказать: «Значит, ты меня не любишь». И она говорит серьезно. Больше того, в двадцать лет он мог бы бросить заметки лекции, учебники или наброски статьи и бежать к ней, чтобы доказать свою любовь.

Незрелая любовь предъявляет самые разные требования, требует всевозможного безответственного поведения со всем связанным с ним напряжением. Любовь в браке лишена такого напряжения. Жена знает, что мужу нужно работать весь вечер, и выражает свою любовь тем, что готова позволить ему проявить свою любовь завтра.

Те из нас, у кого есть дети-подростки, знают, в каком напряжении они живут, и понимают, как утомительно было бы прожить всю жизнь в таком напряжении. Напряжение, постоянные кризисы незрелой любви – все это замечательно, но только в незрелые годы. В устойчивых отношениях зрелой любви жизнь гораздо легче, продуктивней и радостней.

Одна из самых глубоких и приносящих удовлетворение радостей зрелой любви в браке, в отличие от любви не состоящих в браке людей, это свобода от ускользающих «хороших времен». Молодые влюбленные, видя друг друга, часто испытывают то же ощущение, что мы испытываем накануне Нового года, – «побыстрее бы». Даже если им не очень весело друг с другом, они все равно соглашаются на развлечения, в которых участвует только один из них. Любящие друг друга супруги не должны все время сидеть и смотреть друг на друга. Они могут наслаждаться теплым ощущением присутствия друг друга, даже если деятельность одного из них совсем или почти совсем не требует участия другого. Они могут читать, слушать музыку, свободно отдаваться своим собственным интересам.

Еще более благотворен тот факт, что любящие супруги чувствуют и подтверждают свою любовь не только в общих удовольствиях и развлечениях, но и в совместной работе. Они покупают в сельской местности старый амбар и много и с любовью работают вместе, раскрашивают его, восстанавливают, чтобы проводить за городом прекрасные уик-энды.

У их ребенка возникают проблемы, и они встревоженно, но терпеливо думают, анализируют, экспериментируют и работают над решением этих проблем.

В отличие от юношеской любви или от любви временной в виде страстного увлечения (оба эти вида любви могут быть очень глубокими и сильными) любовь в браке в гораздо большей степени составляет неотъемлемую часть жизни. Это не украденная, изолированная часть жизни, но часть ее сути, потому что такая любовь освещает не уголок жизни, а всю жизнь.

Прочная любовь

Любовь, возникающая в браке, имеет еще одно отличительное качество: она прочная. У нас есть уверенность в чувствах – своих и партнера. Предположим, жена совершает ошибку; допустим, однажды встает не с той ноги и отпускает язвительное замечание. Мир мужа при этом не рухнет, как могло бы случиться раньше, в романтической фазе их любви.

Любящие супруги не бросают друг друга из-за одной размолвки, одного кризиса, одной яростной и болезненной ссоры. Они пережили такие столкновения, переживут их и в дальнейшем. У них есть нечто такое, что позволяет выдерживать ежедневные трения и даже редкие бури. Они могут быть потрясены, на мгновение ошеломлены взрывом, но их связь друг с другом остается прочной.

Любовь в браке отвечает многим нашим потребностям в любви, она совместима с этими потребностями. Она способствует рациональной, продуктивной стороне жизни; она создает климат, в котором мы можем работать. Она отвечает также иррациональной, импульсивной стороне жизни, когда муж или жена находят у партнера поддержку в своем желании «увильнуть» от каких-нибудь социальных обязательств или на день отправится в деревенскую гостиницу, чтобы позавтракать после ужина, если им этого захочется. Брак легко позволяет нам расслабиться и просто думать, и

[298]

даже не думать, а бездельничать. Он оставляет место для друзей, хобби, спорта. Он облегчает периоды тяжелой работы и напряжения, он с нами во время изобилия и во время лишений.

Когда что-то идет не так, любящие супруги рассчитывают друг на друга. Они используют свою любовь как огромное преимущество в жизни, вместе решают проблемы, вместе встречают горести и утраты, переживают хорошие и плохие времена. Они убеждают друг друга в том, что боль одиночества ушла. Любящие супруги больше не одни. Каждый пользуется поддержкой верного партнера, и партнер отдает свои силы, когда собственные силы отказывают.

Любящие супруги растут вместе с любовью, они становятся лучше как люди. Мы видели, что происходит с людьми, которые разочаровываются и не способны любить в браке: их отбрасывает назад, в темницу собственного «я», скованными старыми привычками, ограниченными невротическими тенденциями.

Но если любовь не подводит, если она растет, брак – поистине шедевр общества, а те, кто поддерживает любовь в браке, потенциально счастливейшие из всех любящих.

[299]

16. РОДИТЕЛЬСКАЯ ЛЮБОВЬ

Всего поколение назад никто не считал нужным изучать родительскую любовь. Считалось само собой разумеющимся, что родители любят своих детей и знают, что для них хорошо. Когда Моисей спустился с горы Синай со скрижалями завета, на них было указание детям почитать, если не любить родителей, но ничего не говорилось о том, что родители должны уважать и любить своих детей.

Сегодня мы настолько привыкли сомневаться в качестве своей любви к детям, что едва ли сознаем, насколько такое отношение ново. За всю историю человечества такое соображение, вероятно, никогда не приходило родителям в голову. Практика сомнения в себе как в родителях распространилась, когда сегодняшнее поколение молодых родителей было еще детьми. После Второй мировой войны с развитием психиатрии и клинической психологии мы все внимательней приглядываемся к природе родительской любви. Теперь мы понимаем, что та любовь, которую ребенок получает в первые годы жизни, определяет то, каким он станет взрослым. На основе его опыта восприятия родительской любви впоследствии возникнет ощущение оптимизма или пессимизма, восприятие мира

[300]

как дружеского или враждебного, представление о собственной адекватности.

Мы уже рассматривали воздействие родительской любви на нашу взрослую способность любить. У нас уже есть некоторое представление о родительской любви с точки зрения ребенка, мы знаем, как он знакомится с любовью и нелюбовью, как осторожно входит в мир; мы знаем, что его будущие отношения могут искажаться в результате фиксации психологического развития на раннем уровне.

А как насчет родительской стороны в этой истории любви? Какую любовь мы испытываем по отношению к своим детям?

Любовь без выбора

Прежде всего нужно понять, как мы относимся к появлению детей. Некоторые хотят детей, причем хотят настолько, что способны ускорить брак. Большинство хотят детей, потому что этого от них спустя какое-то время ждут. Такой механический подход мало напоминает высокие цели, которые нам хочется перед собой ставить. Люди обычно льстят себе, думая о том, по какой причине заводят детей, приводят благородные основания, вплоть до необходимости продолжения рода человеческого.

На самом деле у нас в обычае вступать в брак. Нас постоянно спрашивают: «Когда же вы наконец остепенитесь?» И поэтому мы женимся. Если через несколько лет после вступления в брак дети не появляются, нас снова начинают спрашивать: «Когда же вы по-настоящему остепенитесь?» И мы заводим детей. Это не мешает наслаждаться браком и детьми. Романтическое преувеличение считать, что мы не можем радоваться тому, что выбрали не сами.

Мы живем в обществе, в котором нас с самого начала приучают принимать семейную жизнь, нравится нам это или нет. Когда мы вырастаем и влюбляемся, то мечтаем о том, чтобы жить вместе, семьей, как о самом главном выражении этой любви. Такой образец поведения нам

[301]

внушают буквально все, кого мы видим вокруг. И мы ему следуем.

В действительности происходят самые разные вещи. Некоторые планируют иметь детей и не имеют их. Другие имеют детей, хотя не планировали их. Третьи планируют не иметь и имеют. Многие из нас даже не спрашивают себя, хотят ли иметь детей. Состоя в браке, мы ожидаем появления детей, мир ожидает того же самого, и у нас появляются дети.

Реально ограничение выбора происходит на следующей стадии: мы не выбираем то, каким будет наш ребе– нок. Родной ли это ребенок или приемный, это ребенок, и это загадка.

Мы не можем предсказать, каким человеком он будет. Нет или почти нет никаких указаний на то, как этот маленький комок унаследованных черт будет реагировать на родителей и на жизнь, которую они ему предлагают. Выбирая друга, или возлюбленную, или партнера по браку, мы выбираем равного себе – человека, который в своем развитии зашел, по крайней мере, так же далеко, как и мы. И если допускаем ошибку, то должны винить только собственное отсутствие опыта или здравого смысла. Но ребенок для нас – загадка. Мы знаем о нем в момент рождения очень мало, только его пол.

Мы можем сделать несколько общих предсказаний, например, относительно комплекции, цвета глаз или волос. Можем ожидать семейного сходства в общем рисунке лица. Можем предположить, что, если оба родителя малы ростом, ребенок тоже будет невысоким или среднего роста, хотя сегодняшние дети возвышаются над родителями. Ни одно из этих предсказаний не надежно. Человеческий род настолько смешался, Америку населяли такие разные люди, что мы не можем знать, какие гены наиболее ярко проявятся в физическом развитии ребенка.

Предсказание, которое нам хотелось бы иметь, конечно, не физическое, а психологическое. И здесь у нас есть нечто вроде хрустального шара. Однако это такой шар, сообщение которого почти никогда нельзя понять ясно.

[302]

Этот хрустальный шар – мы сами, родители. То, какие мы родители, во многом определяет, какие у нас будут дети. Но и тут исход не очень предсказуем, потому что врожденные способности ребенка – это вторая половина истории, та самая половина, которая остается закрытой. Больше того, мы можем только догадываться, какими родителями окажемся.

Однако все же кое-что о себе как о родителях в хрустальном шаре мы разглядеть можем. Как предположил Фрейд, наша психологическая биография может быть изложена как история любви. Качество нашей родительской любви будет не очень отличаться от качества тех разновидностей любви, которые мы уже пережили.

Романтическое начало

Планировался ребенок или нет, мир стремится поздравить нас с благословенным событием. Единодушие добрых пожеланий позволяет нам романтически отнестись к мысли о будущем ребенке. Мы подходим к родительству как к романтической любви, в состоянии блаженного невежества, полные обещаний себе и еще не родившемуся объекту любви, полные преувеличенных представлений о том, каким он будет и что мы будем к нему чувствовать. В этот момент мы испытываем огромное наслаждение от своего положения родителей, мы живем в романтическом сне.

И точно как в романтической любви, вторгается жесткая реальность. Реальность начинается с беременности жены. За эти месяцы, как мы уже отмечали, будущий отец часто обнаруживает, что о нем все забыли, а будущая мать так же часто страдает от сомнений в своей пригодности. А когда рождается ребенок, необходимость физической заботы о нем оказывается определенно дискомфортной, неприятной и очень далекой от блаженного наслаждения.

Но романтическое видение по-прежнему затуманивает нам взор. Мы наделяем младенца всем очарованием и красотой, всеми дорогими и любящими реакциями, какими

[303]

наделяем любимую в романтическом любовном приключении. Воркующий, лепечущий, восхитительный малыш, красивый маленький мальчик или прекрасная маленькая девочка, артистически и интеллектуально одаренный потомок, которым мы будем гордиться, послушный воспитанный ребенок, которым будут восхищаться все соседи и друзья. Таково начало нашей родительской любви. Мы любим ребенка таким, каким надеемся его увидеть. Иными словами, мы любим романтический образ своего ребенка.

Для начала это совсем не плохо. Именно так мы, родители, влюбились друг в друга. Это еще не сама любовь, а обещание любви. Но это обещание придает нам сил и храбрости выдержать недели и месяцы пеленок, искусственного кормления, недосыпания, утраты свободы и всего того тяжелого труда, который необходим при заботе о совершенно беспомощном и полностью зависимом от нас объекте нашей любви. Романтическая любовь выполняет свою роль как вступление в родительство, как уже послужила вступлением к браку.

Первые шаги родительской любви

В первые месяцы после рождения ребенка мы учимся проявлять любовь, как никогда этого не делали раньше. Мы не можем выражать любовь к ребенку, как делаем это по отношению к мужу или жене, к родственнику или другу. Не можем взять его на футбол, пригласить на обед или в театр; ребенку не нужны цветы, книги, музыкальные записи, меховое манто или поездка по Европе. Мы не можем развлечь его смешной историей, вовлечь в политическую дискуссию или разделить с ним свои артистические или интеллектуальные занятия. Мы можем только заботиться о нем.

Утверждение, что мы никогда раньше не проявляли так свою любовь, будет совершенно точным, однако в собственном младенчестве мы такую любовь сами испытали. Именно в такой форме впервые пришла к нам любовь – в форме заботы о нас. Но тогда мы ее получали, а не

[304]

давали, и происходило это в тот период, который погребен глубоко в нашем сознании. Поэтому, когда приходит наша очередь так проявлять любовь по отношению к новорожденному, мы чувствуем себя неопытными любителями. Мы даже не понимаем, что то, что мы делаем, есть проявление любви. Мы кормим младенца, держим его в чистоте, тепле и сухости, защищаем от опасностей и стараемся, чтобы ему было удобно, но разве это любовь? Это совершенно очевидные вещи, которые нужно проделывать с малышом.

Но то, как мы делаем эти очевидные вещи, для ребенка становится первым и одним из важнейших выражений нашей родительской любви. Во всей своей растительной жизни: в еде, выделениях, во сне и в бодрствовании – во всех этих основных физиологических функциях, которые необходимы, чтобы оставаться живым, ребенок зависит от нас. Без нашей помощи он ничего не может. И как мы сказали выше, на этой первой фазе своей жизни он не нуждается в любви. Он нуждается только в заботе.

Естественно, мы даем ему эту заботу. Всякий родитель, который не ответит этим на потребности беспомощного маленького существа, покажется нам неестественным родителем.

Вопрос не в том, заботимся ли мы о младенце. Вопрос в том, как мы это делаем. Удовлетворяем ли его потребности? Или наши собственные? В этом первичном проявлении своей родительской любви совершаем ли мы акт перехода от давания к принятию? Манипулируем ли мы подсознательно ситуацией, чтобы получить удовлетворение самим, а не дать его ребенку?

Нам часто говорили, что забота о ребенке в первые месяцы и годы его жизни определяет то, каким человеком он станет. Мы, как родители, очень хотим, чтобы он вырос здоровым, счастливым, способным, интересным, чтобы мы могли гордиться своим сыном или дочерью, чтобы из-за него – да, и это очень важно – уважали и нас, его родителей. Но очень часто уже в первых проявлениях своей любви мы ведем себя так, что впоследствии

[305]

будем испытывать неудовлетворение ребенком, если не просто боль и горе.

Посмотрим, как это происходит. Один из первых актов проявления нашей любви к ребенку заключается в том, что мы его кормим. Для ребенка пища ближе всего к любви, она приносит ему облегчение от голодных болей, приносит благословенный полный желудок. С самых первых часов жизни еда и любовь равны друг другу. И мы сами делаем все, чтобы уравнять их.

Еда равна любви

В отношениях со взрослыми мы демонстрируем это не менее ярко, чем в отношениях с людьми. Приглашая друзей на обед, мы не угощаем их тем, что сами едим в обычный понедельник или вторник. Мы готовим что-нибудь необычное; отправляемся в специальный магазин, чтобы купить что-нибудь изысканное или не по сезону. И нагромождаем еду на стол. Мы заботимся не только о ее качестве, но и количестве.

Если гости хорошие, если они едят больше, чем хотят, и жалуются, что не могут встать из-за стола, мы довольны. И чем больше съели гости, тем успешней наш прием. Однако если они в первую очередь подумают о своем здоровье и комфорте и съедят лишь столько, сколько хотят, мы страдаем. Мы столько сил вложили в этот обед, и вот чем они нам ответили! Наша еда, наша забота, все, чем мы выразили свое отношение к ним, – все зря. Наше предложение любви отвергнуто.

Друзья могут пойти нам навстречу в те редкие вечера, когда приходят к нам обедать. Они могут переесть, чтобы доставить нам удовольствие, а могут извиниться и в следующий раз избежать несварения. Они могут подвергнуть нас такому же проявлению любви, когда придет их очередь кормить нас обедом. Но ребенку приходится испытывать такую любовь по три раза в день, а в младенчестве, когда он ест через каждые три или четыре часа, еще чаще.

[306]

И во время еды матери, а иногда и отцы устраивают представления. Они уговаривают, льстят, забавляют, отвлекают, обманывают или бранят ребенка, лишь бы он открыл рот, чтобы они смогли сунуть в него еду. Они демонстрируют таланты телевизионного комика или принимают облик уверенного в себе человека, только бы вложить в ребенка еще и еще одну ложку. Они угрожают ему, а иногда и наказывают за то, что он не ест пищу, которую, по их мнению, должен есть, и в таких количествах, какие они считают нужными. А если он пытается увернуться, они привязывают его к креслицу.

Ребенок, разумеется, разрабатывает столь же эффективные способы защиты. Он выплевывает еду, крепко сжимает челюсти, бесконечно жует то, что взял в рот, или пускает струйкой по подбородку. Он выбрасывает еду с тарелки, переворачивает чашку, пачкает стены, делает лужи на полу. И когда все это не помогает, прибегает к неотразимому способу – выдает назад все, что съел.

Полный поворот – это честная игра

Некоторые специалисты любят говорить, что нет проблем детей, есть проблемы родителей, и мы можем оспаривать это обобщение. Но в отношении еды у нас есть надежные доказательства, что они правы. Именно родители создают проблемы в кормлении. И эти повторяющиеся представления могут здорового ребенка превратить в очень плохого едока.

А последствия этого могут заходить очень далеко. Рот, орган питания, который так долго подвергался оскорблениям, сам может стать источником оскорблений; в шесть, семь или восемь лет ребенок больше не выбрасывает из него еду, зато бросает матери грубые слова и оскорбления. В подростковом возрасте он может совершить полный поворот и использовать рот для переедания. Мы много раз наблюдали, как вслед за ссорой подростка с матерью следуют бесконечные походы к холодильнику.

На предыдущих страницах мы проследили за превращением девочки в подростка и видели, как неправильное удовлетворение всего одной детской физической потребности – потребности в еде – позже привело к трудностям в ее жизни подростка, а потом и жены. А что же мы, родители? И для нас, конечно, ссоры во время еды – далеко не удовольствие. Разумеется, мы предпочли бы, чтобы наш ребенок ел жизнерадостно, с хорошим аппетитом и вырос со здоровым отношением к еде. Мы хотели бы, чтобы наш мальчик или девочка были дружелюбными, а не грубыми. И конечно, нам чрезвычайно трудно удержать нашего подростка на диете, точно так же, как несколько лет назад было трудно заставить этого самого ребенка набрать хоть немного дополнительного веса. Мы испытываем тревогу и стыд. Слишком худой или слишком полный ребенок не делает нам чести. Мы чувствуем, что как родители со своей задачей мы не справились.

Любовь на чьих условиях?

Как же родители с самыми добрыми побуждениями умудряются так ошибаться? Начинают они любовно и стараются следовать всем рекомендациям книг о воспитании детей. Почему же результат так часто не оправдывает их надежды?

Причину можно сформулировать достаточно просто, хотя действующий механизм совсем не прост. Мы предлагаем детям любовь, но на наших, а не на их условиях. Мы выражаем свою любовь в заботе о них, в удовлетворении их физических потребностей, но в подсознательном стремлении удовлетворить собственные психологические потребности часто игнорируем истинные физические потребности ребенка.

Когда мать настаивает на том, чтобы ребенок ел, когда тот уже наелся, она удовлетворяет собственный голод. Возможно, это голод на удовлетворение, которое она получит от полного ребенка с ямочками, самого упитанного в квартале. Возможно, это голод по проявлению любви к ребенку, потому что другие формы любви ей недоступны. Она может

[308]

перекармливать ребенка из-за своей материнской тревоги. Как мы уже замечали, многие матери испытывают значительную тревогу, а некоторых эта тревога побуждает в первые годы жизни ребенка совершать целую цепь ошибок.

Сегодня матери обычно заняты ребенком утром, днем и вечером; лишь изредка их выручает приходящая няня. Маленький ребенок требователен, но и у матери есть свои требования и потребности, и хотя внешне мать целиком занята ребенком, собственные потребности заставляют ее быть невнимательной к подлинным физиологическим нуждам ребенка. Она просто не распознает физиологические пределы его способности делать то, чего она от него хочет, быть таким, каким хочет его видеть она. Она кормит его, чтобы удовлетворить свою любовь, а не его голод. Иными словами она говорит: «Позволь мне любить тебя, а не то!..»

Их становится труднее любить

Еда яснее всего показывает, как мы вместо удовлетворения создаем себе трудности, выражая свою любовь как родители. Естественно, мы сосредоточились на матери, поскольку обычно именно она кормит ребенка. Детские психологи склонны рассматривать проблемы с едой у детей как проявление протеста против матери. Приучение к туалету – тоже обычно ее задача, как и дневной сон. По мере роста ребенка возникают другие возможности неправильного проявления родительской любви, и ошибиться может не только мать, но и отец. Становится все трудней уложить ребенка спать – кажется, некоторым родителям это никогда не удается. Ребенок начинает ходить. Он взбирается на мебель, стаскивает все вниз, ломает. Он часто попадает в опасность. Растущее ощущение собственной личности заставляет его сопротивляться ограничениям и контролю. Он впадает в неожиданные приступы гнева или плача. Испытывает свои первые страхи. Его становится все трудней любить.