Текст книги "Способность любить"

Автор книги: Аллан Фромм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Появляется Мефистофель

Гигантом романтической эпохи был Гете, в его личности воплощена вся противоречивость того времени. Подобно гиганту, он возвышался в обоих мирах: в мире разума, породившего век науки, и в мире страсти и поэзии. Гете внес вклад в науку своей блестящей классификацией ботанических форм и значительными открытиями в области оптики. В то же время он написал полный страсти роман «Страдания юного Вертера», который, говорили, поднял настоящую волну самоубийств молодых влюбленных по всей Европе.

Бессмертное творение Гете «Фауст» подвело итог периоду романтизма. Фауста мы впервые встречаем стариком.

[239]

Он посвятил свою жизнь науке. Все его годы были отданы классическому порядку, сдержанности, контролю, предсказуемости, использованию разума и способности понимать. Он знает все, что можно узнать. И тем не менее чувствует, что упустил нечто существенное, от него уклонилось сердце. Он не овладел ни вселенной, ни самим собой. Он говорит:

Однако я при этом всем

Был и остался дураком.

Но знанья это дать не может,

И этот вывод мне сердце гложет ¹.

Сомнения и остро воспринимаемое сознание своей неосуществленности – поле деятельности дьявола, и, конечно, появляется Мефистофель. Он искушает Фауста, призывает его отказаться от разума, и тогда перед ним откроется подлинная жизнь. Фауст уходит, чтобы обдумать сделку, которую ему предстоит заключить, а Мефистофель тем временем надевает его плащ и дает новому студенту «советы», как правильно устроить жизнь.

Все в мире изучив до звезд,

Все за борт выбросьте позднее.

Зачем трудить мозги напрасно?

Валяйте лучше напрямик.

Кто улучит удобный миг,

Тот и устроится прекрасно.

И затем добавляет строки, которые, вероятно, наиболее кратко и в то же время полно формулируют смысл романтизма в литературе:

Теория, мой друг, суха,

Но зеленеет жизни древо.

¹Здесь и ниже цитаты из «Фауста» даются в переводе Бориса Пастернака. – Прим. перев.

[240]

Как мы знаем, Фауст, пожертвовав своей бессмертной душой, ухватился за возможность вернуться в мир чувств и страстей, в мир, который не дал ему разум.

Романтизм подобен любви

Все, что было сказано для определения термина «романтик», в равной степени может быть принято за определение любви.

Люди думают о любви как о проявлении свободного выбора, как о выражении своей индивидуальности. Никто за нас не выбирает нашу любовь. Мы можем попросить друга устроить нам свидание, но когда дело доходит до влюбленности, решающую роль играют наши желания и чувства. Нам приходится даже бороться со своим разумом и рассудительностью. Разве возможна рациональная любовь? Ум не имеет к любви никакого отношения. Как говорится, у сердца свой ум. Любовь для нас означает необыкновенное чувство, слишком сильное, чтобы мы могли с ним справиться. Влюбленные забывают есть и спать, переходят улицу, не обращая внимания на светофор и скрип тормозов, не думая об опасности, заходят в метро с раскрытым зонтом.

Любовь – это нечто такое, что мы не можем контролировать, удержать в себе. Это наше высшее желание, величайшее из переживаний. И когда это случается с нами, любовь всегда уникальна и неповторима. Любящие в разгаре чувств уверены, что подобной любви никто в мире никогда не испытывал.

Кто может описать ее?

Все характеристики, которые мы обычно приписываем любви, на самом деле относятся только к одному виду любви – романтической. Мы не найдем описания этой любви ни в книгах по психологии, ни в литературе по общественным

[241]

наукам. Причина очевидна. Все романтическое по самой своей природе не поддается определению. Самое большее, что можно сказать, это то, что романтическая любовь плохо готовит к браку; впрочем, подойдя к концу главы, мы можем с этим утверждением и не согласиться.

Однако интерес к романтике так велик, что оправдывает усилия понять ее полнее. И если ученые отказываются изучать такую любовь, обратимся к художникам. И тут найдем все, что мы хотели узнать о романтической любви, и даже гораздо больше. Наиболее красноречивы в этом отношении оказываются поэты. Они проанализировали все особенности такой любви вплоть до последнего вздоха.

Первое, что говорят нам поэты, это то, что бесполезно стараться понять любовь, нет смысла использовать здесь разум, чтобы осознать жизнь и любовь. Жизнь и любовь просто происходят. Так говорит нам мастер по изготовлению шатров Омар ¹в своем прославленном «Рубайате»:

Некий круг заключил наш приход и уход,

В конца и начала никто не найдет.

И никто еще верно сказать не сумел нам:

Мы откуда пришли? Что за гробом нас ждет? ²

Он не знает, почему он здесь, кто поместил его сюда и куда пойдет отсюда. Он ничего не знает. События просто происходят.

Таким образом, романтический влюбленный не только невежествен, он нелюбопытен. Он не знает и не хочет знать. Он принимает свое невежество не в отчаянии или покорности, но со своеобразной радостью. Поскольку он не знает и не хочет знать, он свободен от своего мыслящего ума,

^{1 Омар Хайам (1048—1123) -г персидский поэт и философ. Наиболее известное произведение Омара Хайама – знаменитые четверостишия, рубаи. – Прим. перев.}

^{2 Пер. Н. Стрижкова. – Прим. перев.}

[242]

свободен в выражении своих чувств, которые могут унести его куда угодно.

Он волен следовать за своими желаниями. В романтической любви мы ощущаем острейшее осознание своих желаний, и эти желания приобретают ценность, какой не бывает в классицистической литературе. Это не материальные желания: романтическому возлюбленному не нужно ничего из того, что мир считает достойным желания. Снова приведем строки Омара, его наиболее цитируемое четверостишие:

О если б, захватив с собой стихов диван,

Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,

Мне провести с тобой денек среди развалин —

Мне позавидовать бы мог любой султан ¹.

Самое скромное существование, самые малые удобства – если их вообще можно так назвать – рай, если делишь их с любимой. Никаких мыслей о комарах или о муравьях в хлебе. Никаких мыслей о холоде в дикой местности или о выжженной солнцем пустыне. Ничего из этого даже не мелькнет в мыслях влюбленного. В его сознании есть место только для одного – для его желания. Знаменитое четверостишие остается самым ярким выражением романтического желания, а не утверждением реальности.

Реальность угнетает

Он мечтает о своем рае, об удовлетворении своего желания. В романтической любви всем позволено мечтать. Романтическая любовь имеет отношение только к нашим мечтам и желаниям, к миру нашей фантазии. В романтической любви мы сторонимся реальности, потому что реальность угнетает и сдерживает. Омар говорит:

¹Пер. О. Румера. – Прим. перев.

[243]

Если б мне всемогущество было дано —

Я бы небо такое низвергнул давно

И воздвиг бы другое, разумное небо,

Чтобы только достойных любило оно! ¹

Реальность – недостойная суть вещей, реальность ненавистна, и он уничтожил бы ее, если бы мог. Он удаляется в мир, который сам сотворил, в мир своего желания. В конце «Оды соловью» Ките спрашивает: «Мечтал я? Или грезил наяву?» И гадает: «Проснулся? Или это снова сон?» ².

Для романтического влюбленного это очень уместный вопрос. Большую часть времени он не может сказать, видит ли он сон или грезит наяву. Как мы знаем, некоторые из романтиков принимали опий. Существуют некоторые свидетельства того, что, с точки зрения социальной и медицинской, такой обычай был тогда более приемлем, чем сегодня. Для романтиков любое переживание было частью реальности, даже если оно было вызвано наркотиками, алкоголем, сном или просто повседневным существованием. Человек, принимающий опий, обнаруживал, что с его помощью может улетать в такую реальность быстрей и легче. Говорят, Колридж написал «Кубла-хан, или Видение во сне», очнувшись от опиумного сна, и в стихотворении отразилось это необычное состояние ³. Он начинает так:

В стране Ксанад благословенной

Дворец построил Кубла-хан,

Где Альф бежит, поток священный,

Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,

Впадает в сонный океан.

^{1 Пер. Г. Плисецкого. – Прим. перев.}

²Джон Ките (1795—1821) – один из самых известных английских поэтов-романтиков. Стихи даются в переводе Г. Кружкова. – Прим. перев.

^{3 Сэмюэл Колридж (1772—1834) – известный английский поэт– романтик. Отрывки из его стихотворения даются в переводе Константина Бальмонта. – Прим. перев.}

[244]

И дальше:

Какое странное виденье —

Дворец любви и наслажденья

Меж вечных льдов и влажных сфер.

И наконец:

Затем, что вскормлен медом он

И млеком рая напоен.

Поистине удивительный отход от реальности. Обычно мы совсем не так выражаем свои желания и наши чувства не погружаются в мир такой фантазии. Но мы ненамного отстаем от поэта. Задача поэта – выразить то, что мы чувствуем, но не смеем высказать. Он облекает наши желания в слова; он берет нас за руку и переносит в мир мечты, чтобы мы жили в нем, пока длится стихотворение, – как Мефистофель показал Фаусту мир любви и страстей.

Страдать и умереть ради любви

Романтик не в силах изменить угнетающую реальность, он может бежать от нее только в мечтах, и потому страдает. Страдание – существенный элемент романтической любви, без страдания любовь не была бы подлинной и не могла бы так называться. Чтобы понять романтическую любовь, мы должны понимать не только то, что влюбленный страдает, но и то, что он делает это охотно. Он готов страдать. Его страдания сладки, они приносят ему наслаждения. Он гордится ими. Он бережет свои страдания. Ките пишет:

И в сердце – боль, и в голове – туман,

Оцепененье чувств или испуг,

Как будто сонный выпил я дурман

И в волнах Леты захлебнулся вдруг ¹.

¹Ода соловью. Пер. Г. Кружкова. – Прим. перев.

[245]

Еще раньше участник гражданской войны XVII века Роберт Геррик ¹гораздо мрачней описал не только страдания романтика, но и его смерть:

Любовь привела меня в тихую рощу

И показала мне дерево.

На нем кто-то повесился от любви,

И дерево протянуло мне «твист».

«Твист», или петля, делался не из обычной веревки, а из шелка и золота, это было изящное, но смертоносное орудие. И в каких же наиболее грандиозных обстоятельствах способен опуститься занавес оперы? Смерть – лучшая кульминация для романтического влюбленного. Он мечтает о том, чтобы умереть от любви, и многие – по крайней мере в романтической литературе – совершают этот драматический шаг, превращая мечту в реальность.

Но это уже крайность. В самые напряженные романтические моменты сегодня мы не думаем о смерти от любви. Всякого, кто так поступит, мы сочтем не романтиком, а больным. Поэты, однако, идут по этому пути до логического конца и извлекают из заключительных сцен душераздирающие эмоции до последней капли.

Подумайте о любви-смерти Изольды, вздымающей в экстазе сопрано над шепотом оркестра ². Вспомните, как смотрит Ромео на свою возлюбленную, которую считает мертвой, как подносит к губам флакон с ядом:

Любовь моя, пью за тебя! (Пьет.)

Вот так я умираю с поцелуем ³.

¹Роберт Геррик (1591—1674) – один из самых замечательных английских лирических поэтов, которого почти не переводили на русский язык. – Прим. перев.

²Речь идет об опере Вагнера «Тристан и Изольда». – Прим. перев.

³Шекспир. Ромео и Джульетта. Пер. Т. Щепкиной-Куперник. – Прим. перев.

[246]

Джульетта, очнувшись от своего наркотического сна, видя Ромео мертвым, упрекает его, что он не оставил ей яда целует его, чтобы взять яд с его губ. В книгах и на сцене мы не считаем такое поведение проявлением болезни. Мы наслаждаемся этой крайностью, этим неограниченным проявлением чувств, великолепной свободой от разума и здравого смысла.

Философия любви

Предпринимались попытки не только поэтически прославить романтическую любовь, но и философски ее обосновать. Шелли хотел заставить нас поверить, что такая любовь – неотъемлемая часть природы. В стихотворении, которое называется «Философия любви», он пишет:

Ручеек сливается с рекой,

А река – с могучим океаном;

Ветер с неба, веющий весной,

Неразлучен с ласковым дурманом.

Одиноким в мире быть грешно, —

И, покорны высшему закону,

Существа сливаются в одно...

Что ж меж ними ставишь ты препону? ¹

Может ли существовать лучший подход к любви, чем признание того, что она соответствует «высшему закону»?

Любовь также ненасытна. Она пожирает влюбленного; он не может ее насытить. Мы не представляем себе трезвого эссеиста из Новой Англии Ральфа Уолдо Эмерсона ²

¹Перси Биши Шелли (1792—1822) – великий английский поэт, друг Байрона. Пер. К. Чемена. – Прим. перев.

²Ральф Уолдо Эмерсон (1803—1882) – знаменитый американский философ, поэт и эссеист. Признан величайшим философом Америки. – Прим. перев.

[247]

как романтического влюбленного, и однако именно он написал:

Все отдай любви,

Повинуйся своему сердцу;

Друзей, родственников, дни,

Поместье, доброе имя,

Планы, кредиты и Музу —

Отдавай все, ни в чем не отказывая.

Такие крайние преувеличения не характерны для нашей повседневной жизни и для обычных чувств. Вырванные из контекста, они даже указывают на признаки душевной болезни.

И все же мы находим их привлекательными. Разве станет жена возражать, если муж придет домой вечером и скажет ей:

Елена! Красота твоя —

Никейский челн дней отдаленных,

Что мчал меж зыбей благовонных

Бродяг, блужданьем утомленных,

В родимые края! ¹

Будет ли она возражать? Конечно, нет. Ну и что с того, что эти изысканные строки – преувеличение? Если муж скажет так только раз за всю жизнь, жена может почувствовать легкое подозрение. Но если он часто так к ней обращается, она, даже понимая, что это преувеличение, будет радоваться такой похвале.

¹Стихотворение Эдгара Аллана По цитируется в переводе Валерия Брюсова. – Прим. перев.

[248]

Быстрей, быстрей

Наконец, ко всем этим характеристикам романтической любви мы должны добавить еще одну – торопливость. Такая любовь всегда невероятно нетерпелива. Это нетерпение исходит из юношеского импульсивного сознания скоротечности времени. Юные влюбленные часто считают, что единственный способ сберечь свою любовь – вступить в брак. Они во всех отношениях могут быть совершенно не готовы к браку, но чувствуют, что должны в него вступить, потому что больше никогда не найдут подобной любви и если не удержат ее сейчас, то потеряют навеки.

Эта настойчивость, торопливость, срочность выражается в романтической литературе чаще любых других качеств любви. Эндрю Марвелл ¹протестует:

Если бы перед нами был весь мир и вся вечность,

Твоя застенчивость, о леди, не была бы преступлением...

И добавляет.

Но за собой я всегда слышу

Звуки быстрой колесницы времени.

Далее он предупреждает:

Могила – отличное и уединенное место,

Но думаю, там некого обнимать.

Геррик сводит в четверостишие то, что знаем мы все:

Собирай розы, пока можешь:

Старик Время летит за тобой,

¹Эндрю Марвелл (1621 – 1678) – английский поэт, восхвалявший Кромвеля и обличавший английскую аристократию и королевскую власть. – Прим. перев.

[249]

И те же цветы, что сегодня улыбаются,

Завтра будут умирать.

И наконец снова обратимся к «Рубайату»:

Поутру просыпается роза моя,

На ветру распускается роза моя.

О, жестокое небо! Едва распустилась —

Как уже осыпается роза моя ¹.

Не откладывай, бери любовь сейчас – жизнь проходит, любовь проходит, все минует, у всего есть конец. Это отчаянное осознание времени, бренности всего прекрасного и самой любви по-прежнему ощущается нами, хотя мы уже так не торопимся, как торопились в молодости. Мы сознаем, что у нас впереди гораздо больше времени, чем представлялось в те нетерпеливые годы.

«Сделай сам» как форма искусства

Когда мы описываем романтическую любовь как обладающую преувеличением, нетерпением, своенравным невежеством, отказом от реальности, уступкой желаниям, страданиями и даже смертью, мы описываем тип душевной болезни, если не подлинное безумие. Но это нисколько не унижает романтическую любовь. Романтическая любовь – наиболее распространенная форма искусства, известная человечеству.

Не все умеют рисовать, не каждый сумеет создать скульптуру или написать стихотворение, но все могут любить. Романтическая любовь – это искусство, доступное всем; все способны на такое творческое самовыраже-

¹Пер. Г. Плисецкого. – Прим. перев.

[250]

ние. Это своего рода набор «Сделай сам», который даже не нужно искать и покупать. Мы создаем любовь из своих мечтаний, а если нам понадобятся указания, то литература полна ими.

Романтическая любовь отвечает буквально всем критериям формы искусства. Подобно искусству, она заменяет собой реальность. Она заинтересована не в буквальной истине науки, а в символической правде искусства.

Возьмем, например, один из самых романтических произведений – «Грозовой перевал» ¹. Если посмотреть на сюжет буквально, как на отчет о действительно происходивших событиях, то пришлось бы признать, что он больше всего напоминает клиническое описание невроза одержимости. И это даже не очень интересная история болезни. В психологической литературе описаны гораздо более яркие случаи.

Но если воспринимать роман не буквально, если признать его заменой фактической реальности, мы увидим в его преувеличениях глубокую истину – истину, справедливую для всех влюбленных. Дикая, горькая, мучительная любовь Хитклифа к утраченной Кэтрин превращается в подлинно разрушительную силу, которую испытывали и многие другие люди, не способные контролировать сильнейшие желания, из которых вырастает любовь.

Чтобы выразить свою символическую правду, романтическая любовь отбирает и преувеличивает значительные характеристики и буквально игнорирует все, что не имеет прямого отношения к ее цели. Это справедливо и по отношению к искусству вообще. Микеланджело, например, знал анатомию не хуже любого врача своего времени и, вероятно, гораздо лучше большинства врачей. Он мог бы делать рисунки к анатомическим текстам, как Тициан и его ученики, которые иллюстрировали анатомические трактаты великого врача и учителя из Падуи Везалия. Но когда Микеланджело создавал статую Давида для города Флоренции,

¹Роман Эмили Бронте (1818—1848) – английской писательницы. – Прим. перев.

[251]

он сделал Давида ростом в пятнадцать футов, что, с точки зрения анатомии, вздор. Он лепил тело Давида нежно и тонко, чтобы показать, что это еще совсем мальчик, не тронутый временем и несправедливостями жизни. А потом в кажущемся противоречии сделал правую руку юноши непропорционально огромной.

Он поступил так потому, что в фигуре Давида что-то должно было указывать на силу, стоявшую за пращой, которая убила Голиафа. Микеланджело вольно обошелся с фактами, чтобы символически рассказать правду о Давиде, показать его молодость, нежность и одновременно силу – не только руки, но и духа. В конце концов, юноша ведь смело пошел на бой с гигантским, хорошо вооруженным, закаленным в битвах воином, хотя сам был всего лишь мальчиком. Точное изображение Давида в виде простого мальчика было бы хорошим отчетом, но не было бы искусством.

Возьмем в качестве другого примера «Птицу в полете» Бранкучи ¹– сверкающий цилиндрический объект, совсем не похожий на птицу. И тем не менее в нем выражена суть полета. Скульптор отвлекается от фактов и отбирает только то, что передает движение птицы в полете. Он отбирает и преувеличивает только один аспект и на его основе создает свое произведение. И мы видим полет птицы даже наглядней, чем если бы это была фотография реальной птицы в реальном полете. Мы уловили суть полета.

Точно то же самое мы делаем с романтической любовью. Мы отбираем какую-то часть своих чувств и преувеличиваем их. Влюбленный говорит своей девушке: «Ты для меня единственная на свете». Буквально это неправда. Он оказался здесь, и она оказалась здесь, и железы их действуют, и наступила весна, а может действовать и множество других факторов.

Он может быть весьма практично мыслящим человеком и действовать по совету песни из «Радуги Финиана» ²: «Если

¹Константин Бранкучи (1876—1957) – известный румынский скульптор. – Прим. перев.

²Фильм Фрэнсиса Форда Копполы. – Прим. перев.

[252]

не можешь быть с девушкой, которую любишь, люби девушку, которая к тебе поближе». Если он так и скажет девушке, вряд ли она будет расположена в его пользу. Но если он говорит: «Ты для меня единственная на свете», он получает благоприятную реакцию не только от нее, но и от себя самого. Он придает своим чувствам пэандиозность и сам при этом словно растет. Так он более полно ощущает любовь.

Любовь украшает, любовь усиливает

Влюбленный видит в любимой больше, чем кто-нибудь другой. Он восхищается ее внешностью, преувеличивает красоту лица, фигуры или личности. Он вкладывает в нее то, чего в ней нет, но это неважно: он хочет, чтобы так было, он в ней это видит и любит ее за это. Как мы знаем, романтическая любовь создает несуществующий облик возлюбленной. Влюбленный почти не знает реальную девушку. Он влюблен в ее идеальный образ или в такую, какой он хотел бы ее видеть. Аналогично и возлюбленная делает то же самое: она любит свое представление об избраннике или то, каким хочет, чтобы он был.

Все это неразумно. И с учетом того, что произойдет позже, когда влюбленные вступят в брак, абсолютно непрактично. Но вдобавок к рациональным, практичным, эффективным аспектам жизни существует еще и декоративный, артистический аспект. Потребность украшать, создавать красоту есть у всех нас. Мы можем проследить ее вплоть до первобытного человека. На каменной стене пещеры первобытный охотник рисует оленя. Он также украшает свое оружие и свои инструменты. Он изготовляет из оленьего рога нож, а потом украшает его. Вырезает на нем рисунок.

Можно назвать этот первый нож образцом прикладного искусства. Когда первобытный охотник сыт и находится в своей пещере в безопасности, в свободное время он украшает окружающее, тем самым добавляет к своей жизни

[253]

чисто декоративный элемент. Это мы называем чистым ис– кусством.

И если романтическая любовь – искусство, она тоже должна обладать декоративными свойствами. Оно так и есть. Любовь приукрашивает любящих и все аспекты их любви. Соседская девушка может быть всего лишь доброй Элейн. Но влюбитесь в нее, и она превратится в «Элейну прекрасную, Элейну белокурую, девушку-лилию из Астолата» ¹. Одна слеза из глаз любимой способна подействовать на нас сильней, чем вода семи морей. Встреча с возлюбленной – высочайшая драма, расставание с ней – величайшая трагедия.

Ради освобождения чувств

Привлекательность романтиков заключается еще и в том, что они сражаются за освобождение чувств. Их восстание против ограничений, которые накладывает на чувства разум, все еще остро осознается нами. Дело в том, что у нас мало возможностей для выражения чувств. Часто мы даже не решаемся признаться в том, что у нас есть чувства. Мы живем в обществе, которое позволяет проявлять чувства только в особых обстоятельствах. В большинстве ситуаций, даже самых эмоциональных, признаком хороших манер, цивилизованности являются сдержанность перед лицом бед, горестей или боли, умение не демонстрировать свои чувства.

Самодисциплина помогает справляться с болезненными эмоциями. Проявления горя, разрешаемые в других культурах, например вопли неаполитанской матери над мертвым сыном, нами воспринимаются как нечто угрожающее. Мы справляемся со своими эмоциями не обязательно лучше, но по-другому.

¹В рыцарском романе Мэлори «Смерть Артура» Ланселот встречается с Элейной Белокурой в месте, которое называется Астолат. – Прим. перев.

[254]

Даже когда мы счастливы, мы тоже проявляем сдержанность. Этого мы ожидаем не только от себя, но и от других. Это требование подразумевает, что в чувствах есть что-то нехорошее: или ребяческое, или примитивное, или живот– ное, во всяком случае что-то неловкое. Когда человек в гневе или протесте стучит кулаком по столу, окружающие подпрыгивают – он ведет себя как грубиян. Но романтическому влюбленному позволено свободно выражать чувства и делать это настолько драматично, насколько он способен. И только из-за одной этой свободы можно позавидовать романтической любви.

Свобода выражения чувств – теперь часть нашей политической традиции. Американская и французская революции обосновали ценность индивида, вплоть до его самых раздражающих чувств. Так, по крайней мере, утверждается в принципе, и права индивида тщательно защищены нашей Конституцией, первыми десятью поправками к ней, а также множеством судебных решений.

Однако столетиями существуют также неписаные законы, ограничивающие проявления чувств. Это тонкие социальные силы, стандарты поведения, которые заставляют нас сдерживать эмоции. Сегодня, когда мы лучше понимаем, что происходит со сдерживаемыми эмоциями, мы стараемся разрешать детям выражать самые сильные чувства.

Совсем недавно ребенка, который сказал что-то неуважительное отцу или матери, пороли или мыли ему рот с мылом. Сегодня мы не одобряем наказания. Если ребенок никогда не проявляет сильные чувства, это означает, что мы слишком его контролируем, слишком авторитарно воспитываем.

¹Детским психологам пришлось бороться за свободу проявления чувств ребенком. Пришлось учить родителей разумно подходить к этой свободе, потому что мы не можем ради свободы самовыражения допустить физически вредное или опасное поведение. Однако, даже став взрослыми, мы и себе и другим позволяем лишь очень небольшие Отклонения.

[255]

Чувства становятся респектабельными

Романтический влюбленный является великолепным исключением из всего этого. В любви чувства не нуждаются в отрицании. В любви мы позволяем себе отчетливо осознавать их. Мы живем ими, усиливаем их, культивируем и, конечно, выражаем – перед любимой, друзьями, а если выразить их не перед кем, перед самим собой. Влюбленным позволено также разговаривать с собой, не бросив ни тени на уверенность в своей разумности.

Когда влюбленный выражает свои чувства, сами чувства становятся более респектабельными. Мы очарованы их выражением и, возможно, даже испытываем ностальгию. Когда выражаются другие чувства: гнев, враждебность, горе, мы считаем их угрожающими. Но не любовь. Когда в комнате, полной народа, мы видим двоих молодых людей, которые, не отрываясь, смотрят друг на друга, не замечая присутствия остальных, мы улыбаемся теплой доброй улыбкой. Мы можем подумать, что это у них пройдет, что это можно рассматривать как скоротечный недуг, мы можем цинично рассуждать об исходе, но мы не отвергаем это чувство. Напротив, оно нам нравится.

Нелепости любви

Романтическая любовь дает нам еще одну свободу – свободу быть неловким и неумелыми. Если мы страдаем от сознания своей неадекватности в каком-то аспекте жизни – а у кого нет такого ощущения? – мы часто перегибаем палку, и наше поведение становится неловким, необычным и неуместным. В романтической любви все это считается разрешенным. Влюбленный может метаться, произносить напыщенные тирады, запинаться о собственные ноги, натыкаться на мебель, забывать здороваться или прощаться, забывать о делах и встречах, делать бессмысленные замечания – короче говоря, выглядеть дураком в тысячах ситуаций, и мы его не обвиним.

[256]

Знаменитый глупец от любви – герой пьесы Ростана «Сирано де Бержерак». Огромный нос Сирано делает его стеснительным. Так что же, он старается скрываться от всех, прятаться? Напротив, изо всех сил старается быть заметным. Носит на шляпе большой белый плюмаж, становится великолепным фехтовальщиком и постоянно провоцирует дуэли, в которых может продемонстрировать свое мастерство. Он становится знаменитым хвастуном и спорщиком. Но когда влюбляется в Роксану, не смеет ухаживать за ней из страха быть отвергнутым. Вместо этого он поручает изливать весь свой пыл красивому, но недалекому Кристиану. Он делает это великолепным литературным стилем, и поскольку Роксана способна оценить поэтически выраженные романтические чувства, Кристиан ее завоевывает.

Несмотря на всю нелепость Сирано, мы его любим. Даже Роксана его любила, что становится ясно в последней сцене, когда он умирает, а она целует его на прощание.

Бегство от разума

Третья свобода, которую дает романтическая любовь, это свобода от рассудительности. Романтическая любовь не критична и не разумна. Это бегство от ума и расчета. Любящий следует за своими чувствами. Он поступает в соответствии с ними, и в то же время у него есть полное оправдание. Это не его выбор, не его воля определяет путь. Он – беспомощная жертва сил, которые сильней его, сил любви. Обладая таким великолепным оправданием, он наслаждается собой и своими чувствами.

Романтический влюбленный снисходителен к себе, как кошка. Кошка не ласкает вас; когда она о вас трется, она ласкает себя. Так же поступает и романтический влюбленный. Он считает, что влюблен в свою избранницу, но чаще он влюблен в любовь; он наслаждается своим состоянием влюбленности, погружается в радости романтической любви.

[257]

Объектом этой любви кажется возлюбленная, но чаще он любит образ, который сам же проецировал на возлюбленную, как на экран. Он влюблен в собственное создание, которое является частью его самого. ¹

Если бы он видел в возлюбленной личность, какой она на самом деле является, ему пришлось бы использовать свой разум и способность рассуждать. Он задумался бы над тем, хорошо ли она держится, способна ли удовлетворить его потребности, сможет ли дать ему тот тип общества, который ему нужен. Он даже подумал бы, хорошей ли матерью она станет для его детей.

В романтической любви он свободен от здравого смысла и рассудительности. Сантаяна описывает романтического любовника свободным, как воздух, вольным «любить то, что воображает, и преклоняться перед тем, что создает», перед собственным произведением искусства. И справедливо добавляет, что «романтическая любовь – на девять десятых любящий и только на одну десятую – объект любви».

Добавьте к этому возбуждение и драматичность, потому что романтическая любовь всегда драматична. Влюбленность уводит нас из мира банальностей, из рутины повседневности и помещает на американские горки. Мы взлетаем и опускаемся, парим и падаем. В любви мы часть жизненной драмы. Мы не можем планировать, заглядывать вперед. У нас нет сценария, каждую сцену мы играем с листа, потому что совершенно очевидно, что чувства нельзя планировать, эмоции движутся непредсказуемым курсом. Молчание, пауза, ударение в слове или слоге способно вечер сделать из радостного мрачным и наоборот. Вся разница в том, говорит ли любимая «да» или «ДА!»

Драма становится лучше в ретроспективе: воспоминания о возлюбленной слаще ее присутствия. Многие влюбленные предпочитают меньше времени проводить с возлюбленной и больше мечтать о ней, вспоминая последнюю встречу и предвкушая предстоящую. Когда влюбленные вместе, они много времени проводят молча, глядя друг на друга. А если разговаривают, то вполне вероятно, что, если кто-нибудь из них скажет что-то разумное, соответствующее