Текст книги "День исповеди"

Автор книги: Аллан Фолсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

40

Полдень

Наклоняя головы к земле, собаки натягивали поводки и тащили за собой вожатых, а с ними Роскани, Скалу и Кастеллетти через лабиринт грязных, почти не освещенных туннелей и в конце концов остановились у основания вентиляционного колодца станции Манцони.

Кастеллетти, самый низкорослый из троих детективов, скинул куртку и полез в шахту. Добравшись до дальнего конца, он обнаружил, что крышка не заперта, приподнял ее, высунул голову и окинул взглядом галерею, которая вела к выходу со станции.

– Он вышел отсюда. – Голос Кастеллетти, который спускался вниз, упираясь спиной в одну стенку, а руками и коленями в другую, гулким эхом разнесся по шахте и примыкавшим к ней ходам.

– А войти здесь он мог? – прокричал Роскани.

– Нет, без лестницы – никак.

Роскани взглянул на ближайшего к нему кинолога.

– Давай-ка посмотрим, откуда он вошел.

Через десять минут они вновь оказались в главном туннеле и прошли тем путем, каким шел Гарри, выбравшись из жилища Геркулеса. Собаки уверенно вели по следу, руководствуясь запахом свитера, доставленного из номера Гарри в отеле «Хасслер».

– Он в Риме всего четыре дня. Так откуда же, черт бы его побрал, он мог узнать об этих местах?

Голос Скалы разлетелся по туннелю, фонарь в руке детектива освещал путь сразу за кинологами, тогда как те направляли лучи фонарей перед своими собаками.

Внезапно передний пес остановился, поднял голову кверху и чихнул. Остальные тоже замерли на бегу. Роскани поспешно прорысил вперед.

– Что случилось?

– Они потеряли след.

– С чего это? Шли-шли нормально, и на тебе! Мы посреди туннеля. Каким образом?..

Кинолог обошел свою собаку и сам втянул воздух ноздрями.

– Ну и что? – Роскани остановился рядом с ним.

– Принюхайтесь.

Роскани вдохнул через нос. Потом еще раз.

– Чай. Черный чай.

Сделав еще один шаг вперед, он осветил фонарем пол туннеля. Так и есть – пол был засыпан на протяжении пятидесяти, а то и шестидесяти футов. Листья чая. Сотни, тысячи. И разбросаны здесь, несомненно, с одной-единственной целью – сбить собак со следа.

Роскани подобрал с пола несколько листочков и поднес к носу. Понюхал и с отвращением бросил на пол.

– Цыгане.

41

Ватикан. То же время

Марчиано терпеливо слушал Жана Трембле, кардинала из Монреаля, нудно читавшего вслух из досье, которое лежало на столе перед ним:

– Энергетика, черная металлургия, морской транспорт, проектирование и строительство, энергетика, оборудование для земляных работ, проектирование и строительство шахт, оборудование для машиностроения, наземные перевозки, краны большой грузоподъемности, экскаваторы… – Трембле неторопливо перелистывал страницы досье, пропуская названия корпораций и зачитывая вместо этого отрасли, в которых они работали: – Тяжелое машиностроение, строительство, строительство, строительство… – В конце концов он захлопнул книгу и поднял взгляд: – Что, Святой престол теперь переключился на строительный бизнес?

– В некотором роде. – Марчиано постарался ответить кардиналу Трембле как можно тверже, преодолевая мешавшую говорить сухость во рту и стараясь не слышать отзвук собственного голоса, неприятно отдававшийся в голове. Он отлично понимал, что стоит показать свою слабость, и он проиграет. А это будет означать верную смерть отца Дэниела.

Кардинал Мазетти из Италии, кардинал Росалес из Аргентины, кардинал Бут из Австралии сидели словно члены верховного суда, в одинаковых позах, сложив руки на досье, которые они закрыли почти одновременно, и смотрели через стол на Марчиано.

Мазетти:

– Зачем понадобилось отказаться от сбалансированного пакета и перейти к этому?

Бут:

– Портфель получился чрезмерно утяжеленным и несуразным. Любой мировой спад оставит нас и все эти компании в самом буквальном смысле на бобах. Заводы встанут, экскаваторы и краны застынут, как абстрактные скульптуры, годные лишь на то, чтобы любоваться ими и думать о выкинутых на ветер деньгах.

Марчиано:

– Вы правы.

Кардинал Росалес усмехнулся, облокотился на стол, оперся подбородком на ладонь.

– Нельзя не задуматься о том, насколько экономические вопросы у нас определяются политикой.

Марчиано взял со стола стакан с водой, неторопливо отхлебнул и поставил на место.

– Вы правы, – повторил он.

– И указующим перстом Палестрины, – добавил Росалес.

Марчиано:

– Его святейшество верит, что церковь усилит поддержку наименее преуспевающих стран как в духовном, так и в практическом отношении. Поможет им занять подобающее место в развивающемся мировом рынке.

Росалес:

– Его святейшество или Палестрина?

Марчиано:

– Они оба.

Трембле:

– Получается, что мы подталкиваем мировых лидеров на оказание помощи развивающимся странам, чтобы те смогли достойно войти в двадцать первый век, а сами получаем от этого прибыль?

Марчиано:

– Ваше преосвященство, на это можно посмотреть и с другой стороны: мы действуем согласно собственным убеждениям и попутно помогаем обогащаться другим.

Заседание получилось долгим. Уже мало оставалось до пресловутой половины второго, когда следовало сделать перерыв. А Марчиано совершенно не хотелось докладывать Палестрине, что решение еще не принято. Больше того, он совершенно точно знал, что, если позволит им уйти, не приняв положительного решения, они за едой будут обсуждать то, о чем шел разговор. И чем дальше, тем меньше им будет нравиться предложенный план. Возможно, из-за неизбежного, пусть даже и не слишком четкого ощущения того, что в нем не все концы сходятся с концами, а возможно, они даже поймут, что в плане, который их призывают поддержать, истинные цели не совпадают с объявленными.

Палестрина намеренно устранился от обсуждения, он не желал, чтобы его имя напрямую связывали с новым инвестиционным планом. Но, несмотря на всю ненависть, которую испытывал к нему Марчиано, нельзя было не признавать, что он пользовался чрезвычайно сильным влиянием в церковных кругах, его уважали, а многие не на шутку боялись.

Опершись обеими руками о стол, Марчиано поднялся.

– Пора сделать перерыв. Хочу сообщить вам, что во время перерыва я встречусь с кардиналом Палестриной. Он будет спрашивать меня о том, каким было ваше отношение к тем вопросам, которые мы обсуждали сегодня утром. Мне хотелось бы сообщить ему, что ваша реакция была в целом позитивной. Что вы согласились с нашими предложениями и что они, естественно с учетом частных замечаний, получат к концу дня ваше принципиальное одобрение.

Кардиналы некоторое время молча смотрели на него. Все присутствующие отлично понимали, что Марчиано сделал запрещенный ход, заставший его оппонентов врасплох. Все равно как если бы он напрямик сказал им: «Дайте мне то, что я прошу, а не то вам самим придется иметь дело с Палестриной».

– Так как же…

Кардинал Бут сложил руки, словно собирался обратиться к Богу, и опустил глаза.

– Да, – выдавил он, глядя в стол.

Кардинал Трембле:

– Да.

Кардинал Мазетти:

– Да.

Росалес некоторое время молчал. Но в конце концов и он поднял голову и взглянул Марчиано в лицо.

– Да, – резко бросил он и, поднявшись, вышел из комнаты. Даже походка выдавала владевший им гнев.

Марчиано обвел взглядом оставшихся и кивнул.

– Благодарю вас, – сказал он. – Благодарю.

42

Та же пятница, 10 июля. 16 часов 15 минут

Сидя в своем кабинетике в римском бюро Всемирной сети новостей, Адрианна Холл уже, наверное, в десятый раз просматривала видеозапись обращения Гарри Аддисона к брату и пыталась найти в происходящем хоть какой-то смысл.

С этим человеком она провела не более трех часов – три замечательных, исполненных страсти и удовольствия часа, – но при ее знании мужчин этого непродолжительного времени с лихвой хватило, чтобы с уверенность сказать, что Гарри Аддисон (если, конечно, она еще не выжила из ума) попросту не мог убить полицейского. Не тот он человек. Однако полиция не сомневалась, что это сделал именно он, и в доказательство приводила отпечатки пальцев на орудии убийства. Также было известно, что из машины Пио исчез пистолет «ллама» испанского производства, найденный рядом с местом взрыва ассизского автобуса, и полицейские были уверены, что Гарри прихватил его с собой, когда скрылся после убийства инспектора.

Она резко хлопнула обеими ладонями по крышке стола и откинулась в кресле. Она попросту не знала, что и думать. Тут зазвонил ее телефон, и она, выждав пару секунд, подняла трубку.

– Мистер Васко, – сообщила секретарша.

Это был уже третий звонок от него за последние два часа. Свой номер он не стал оставлять: сказал, что куда-то едет и потому перезвонит сам. И вот он перезвонил.

Элмер Васко был в прошлом известным хоккеистом-профессионалом, играл вместе с ее отцом в «Чикаго блэкхоукс», а позднее помогал ему тренировать швейцарскую команду. В доброе старое время он был известен болельщикам и хоккеистам под прозвищем Лось. Теперь он превратился в добродушного гиганта, а с Адрианной у него сложились отношения племянницы и дядюшки, живущих далеко друг от дружки и видящихся раз в несколько лет. И сейчас его угораздило прикатить в Рим и позвонить ей в самое неподходящее время, когда все вокруг пылало и взрывалось и у журналистов попросту не было свободного времени.

Адрианна лишь сегодня ранним утром вернулась из Хорватии – как только поднялся шум вокруг истории с Гарри Аддисоном, она решила, что ей лучше быть в Риме. Отправившись из аэропорта прямиком в Questura, она застала финальную часть импровизированной пресс-конференции Марчелло Тальи. По завершении она безуспешно попыталась перехватить Роскани, затем отправилась на его поиски – тоже неудачно.

Она вернулась домой и едва успела наскоро вымыться и переодеться, как по телевизору передали о случае в метро. Она помчалась туда с мокрыми волосами, уместившись на мотороллере за спиной своего оператора. Но прессу – и газетчиков, и телевидение – остановили возле входа в метро и не только не пустили в туннели, но и вообще не дали подойти к руководителям операции. Прождав час у дверей, она вернулась в свой кабинет и принялась составлять репортаж. Тогда-то она и увидела впервые видеозапись Гарри Аддисона. После этого она ненадолго покидала бюро, а как раз в это время ей принялся названивать Элмер Васко. И вот он позвонил снова. Ничего не поделаешь, пришлось ответить.

– Элмер? Мистер Васко? Как дела? – Она пыталась говорить так, чтобы он подумал, будто она рада его звонку, хотя на самом деле это было не так. – Мистер Васко?..

В трубке было тихо, и Адрианна совсем уже было собралась ее повесить, как голос все же раздался.

– Мне необходима твоя помощь…

– О господи!..

У Адрианны перехватило дыхание. Это был Гарри Аддисон собственной персоной.

* * *

Гарри стоял в телефонной будке возле маленького кафе на пьяцца делла Ротонда, напротив древнего круглого здания, именовавшегося, согласно табличке, Пантеоном. К этому времени он успел обзавестись головным убором, черным беретом, который без всяких ухищрений смог купить в магазинчике на углу, торговавшем шляпами, шляпками и кепками всех сортов, и сразу же нахлобучил, чтобы скрыть пластырь, наклеенный на лоб. Забинтованную руку он держал в кармане.

– Где ты? – Удивленный голос, вне всякого сомнения, принадлежал Адрианне.

– Я…

Он понятия не имел, вернулась или не вернулась она из Хорватии, но надеялся, что вернулась. Он позвонил ей, поскольку по зрелом размышлении понял, что ему просто некому больше звонить. Лишь ей одной из всех осведомленных в происходящем людей он осмелился довериться. Но теперь, когда Гарри услышал ее голос в телефонной трубке, он вдруг задумался: а может ли он доверять кому-либо вообще? Судя по ее осведомленности в делах, о которых простые смертные узнавали только из СМИ, у нее были знакомства в полиции; что, если она, согласившись встретиться с ним где-нибудь в городе, приведет с собой полицейских?

– Гарри, где ты находишься? – вновь послышался в трубке ее голос. Теперь он звучал настойчиво.

И снова он заколебался. Неуверенность мучила его. А тупая боль в затылке напомнила, что он чувствует себя далеко не так хорошо, как хотелось бы.

– Я не смогу ничем тебе помочь, если ты не скажешь.

Мимо прошли несколько школьниц, громко разговаривавших между собой, то и дело прыская от смеха. Гарри невольно оглянулся на них и увидел, что по площади, направляясь в его сторону, едут двое конных карабинеров. Они двигались медленно, судя по всему, это был просто патрульный объезд. Но ведь все полицейские в этой стране искали именно его, и он должен был соблюдать все возможные предосторожности, чтобы избегать встреч с ними. В нынешней ситуации ему просто следовало находиться на своем месте, пока они не проедут мимо. Переступив с ноги на ногу, он отвернулся от них и произнес в трубку:

– Я не убивал Пио.

– Скажи мне, где ты находишься.

– Я ужасно боюсь, что итальянские полицейские убьют меня.

– Гарри. Где? Ты? Находишься?

Молчание.

– Гарри, это ведь ты позвонил мне. Я думаю, потому, что ты мне доверяешь. Ты не знаешь Рима, ты не знаешь Италии, и если я предложу тебе встретиться со мной где-нибудь, тебе придется спрашивать у людей и ты можешь влипнуть в неприятности. Если я буду знать, где ты находишься, то смогу сама прийти к тебе. Согласен?

Тем временем карабинеры подъехали ближе. Оба совсем молодые. На крупных белых лошадях. Оба при пистолетах. И они не были обычным патрулем – они внимательно оглядывали прохожих.

– Ко мне приближаются конные полицейские.

– Гарри, ради Христа, скажи, где ты.

– Я… я не…

Вновь повернувшись, стараясь не смотреть на полицейских, он лихорадочно искал глазами табличку с названием улицы, или номер дома, или название кафе – что угодно, что дало бы ему представление о том, где он находится. И наконец-то увидел. Табличка на доме футах в двадцати от него.

– Какая – то ротонда.

– Пьяцца делла Ротонда. Возле Пантеона?

– Наверное.

– Большое круглое здание с колоннами.

– Да.

Карабинеры были уже совсем рядом, их лошади лениво переступали по мостовой, взгляды полицейских прощупывали толпу на площади, людей, сидевших за столиками кафе на тротуарах. Вдруг один из полицейских слегка потянул за повод, и оба остановились в нескольких футах от телефонной будки.

– Проклятье! – чуть слышно выдохнул Гарри.

– Что случилось?

– Они стоят рядом со мной. Я могу дотянуться до лошади.

– Гарри, они смотрят на тебя?

– Нет.

– Не обращай на них внимания. Через минуту они поедут дальше. Когда они отъедут, перейди через площадь к скверу справа от Пантеона. По любой боковой улице пройди два квартала до пьяцца Навона. Около фонтана посреди площади есть скамейки. На площади будет полно народу. Сядь на любую скамейку, и я тебя там найду.

– Когда?

– Через двадцать минут.

Гарри взглянул на часы.

16.32

– Гарри!

– Что?

– Верь мне.

Адрианна положила трубку. Гарри продолжал стоять в будке, держа телефонную трубку в руке. Полицейские оставались на том же месте. Если он повесит трубку и они это увидят, ему останется лишь уйти. Если он не повесит трубку, то на телефонной станции с минуты на минуту заметят неполадку и доложат куда следует. И кто-нибудь, учитывая всеобщую тревогу, возможно и полицейский, придет посмотреть, в чем дело. Он снова оглянулся. И душа у него ушла в пятки.

К первым двум карабинерам подъехали еще двое, и они все стояли, о чем-то переговариваясь между собой. Четверо полицейских. В паре футов от него. Гарри медленно повесил трубку на рычаг. Остаться в будке он мог лишь в том случае, если наберет еще какой-то номер, а звонить ему было некому. Нужно было что-то сделать, прежде чем один из этой четверки обратит внимание на праздно стоящего в телефонной будке человека. И он сделал. Просто вышел из будки и прошагал мимо всадников, направляясь к Пантеону.

Один из карабинеров взглянул на Гарри, даже присмотрелся, но как раз в это мгновение его лошадь дернула головой, и ему пришлось натянуть поводья. Когда же он вновь поднял голову, Гарри уже влился в кишевшую на площади толпу.

43

Роскани, читавший срочно переведенное на итальянский язык сообщение, пересланное по факсу из офиса Тальи, рассеянно смял окурок в стоявшей перед ним пепельнице. Это была информация от специального агента Дэвида Харриса из лос-анджелесского управления ФБР о том, что Байрон Уиллис, старший партнер юридической фирмы из Беверли-Хиллз, в которой работал Гарри Аддисон, был минувшей ночью найден застреленным возле собственного дома. Убийца или убийцы неизвестны. Мотивом, вероятно, послужило ограбление. Исчез бумажник, обручальное кольцо и часы «роллекс». Дело расследует полиция Лос-Анджелеса. Вскрытие еще не произведено. Обо всех новых данных будут немедленно сообщать.

Роскани потер ладонью глаза. Что же это за чертовщина! При столь ограниченной информации, какой он располагал, ему оставалось лишь признать новое убийство случайным совпадением. Но согласиться с этим он не мог. Слишком уж тесно оно смыкалось с тем, что происходило здесь. И все же что могло послужить мотивом убийства партнера Гарри Аддисона? Что-то такое, что он знал о Гарри? Или об отце Дэниеле?

Роскани напечатал ответ на своем компьютере и переслал по сети секретарю, чтобы его записку перевели на английский и отправили Харрису из лос-анджелесского ФБР. В письме он благодарил ФБР за сотрудничество и просил сообщать лично ему всю новую информацию, которая будет появляться в этом деле. Еще он просил – хотя ФБР, несомненно, уже занималось этим – выявить всех близких знакомых и деловых партнеров Гарри Аддисона и выяснить, не связывает ли их какая-то общая нить, не знает ли кто-то из них, а то и многие чего-нибудь полезного. И еще чтобы им рекомендовали обратить внимание на свою личную безопасность.

Едва он успел закончить с этим делом, как телефон зазвонил. Говорила Валентина Гори, логопед и чтец по губам, которую он привлек к расшифровке видеозаписи Гарри Аддисона. Да, она несколько раз посмотрела запись. Не найдется ли у него времени заглянуть к ней?

Роскани вошел, взял Валентину за руку и поцеловал в щеку. На большом экране неподвижно застыло лицо Гарри. Валентине Гори было пятьдесят два года, она недавно стала бабушкой, но все еще оставалась рыжей и весьма привлекательной. Диплом логопеда она получила в университете бельгийского города Лувена, в семидесятых годах обучалась мимическому искусству во французском театре, после чего дублировала актрис в иностранных кинофильмах и от случая к случаю консультировала в вопросах, связанных с речью и ее особенностями, карабинеров и итальянскую полицию. Она выросла в том же районе, что и Роскани, и отлично знала всех его родных. Более того, именно она лишила его невинности, когда ей было двадцать два года, а ему пятнадцать – лишь для того, чтобы показать, что он не настолько хорошо умеет владеть собой, как пытается показать. Их дружба успешно пережила все прошедшие годы. Она была единственным на свете человеком, не считая жены Роскани, кто мог с пониманием посмотреть ему в глаза и заставить его посмеяться над собой.

– Я думаю, ты прав. Такое впечатление, что он действительно собирался или пытался что-то сказать как раз перед тем, как съемка закончилась. Но я не уверена – он так и сидел, немного наклонившись вперед.

Направив пульт дистанционного управления на видеомагнитофон, Валентина нажала на кнопку «Пуск/Стоп». Пленка на пониженной скорости поползла вперед, рот Гарри начал медленно открываться, и Роскани услышал вместо его голоса басовитый рокот. Демонстрация началась с завершающей части записи. Вот Гарри договорил, похоже, слегка расслабился, а затем сделал неожиданное и довольно резкое движение головой вперед и приоткрыл рот. На этом-то месте запись и заканчивалась.

– Мне кажется, что это похоже на «и».

Из динамиков донеслось медленное шипение; так мог бы выдыхать пьяный великан.

– Пусть «и». Ну и что? – спросил Роскани, уставившись на экран, где опять замерло изображение Гарри.

– Я не уверена, возможно, он просто устал говорить и решил перевести дух.

– Нет, он совершенно определенно пытался что-то сказать. Давай с начала, – потребовал Роскани, и Валентина запустила запись.

Неподвижное изображение. Медленное движение. Половинная скорость. Нормальная скорость. Каждый раз Гарри совершал одно и то же движение, затем слышалось шипение, и изображение со звуком исчезали.

Роскани посмотрел на приятельницу.

– Ну и что еще? Ты просмотрела множество фильмов; сколько тысяч? Не может быть, чтобы у тебя не возникало мыслей насчет того, что ты здесь видишь.

Валентина улыбнулась.

– Отелло, у меня тысячи мыслей. Сотня вариантов. Но я могу исходить лишь из того, что вижу. И слышу. А здесь я вижу лишь донельзя усталого мужчину с шишкой на голове, который делает то, что от него требуют, и больше всего на свете хочет отдохнуть. Может быть, и спать.

Роскани резко вскинул голову и в упор взглянул на нее.

– То есть как: ему приказали говорить?

– Возможно, не знаю. Это просто ощущение. – Валентина весело подмигнула ему. – Всем нам порой приходится делать то, что от нас требуют, даже если душа к этому вовсе не лежит.

– Валентина, мы же говорим не о сексе, – укоризненно произнес Роскани.

– Конечно. – Впрочем, она отлично понимала, что сейчас неподходящее время для развлечений, и поэтому не стала расширять пробоину в самообладании Роскани. – Отелло, я не психолог, а всего лишь старая тетка, кое-что повидавшая на своем веку. Я смотрю на экран и вижу измученного мужчину, который говорит вроде бы от себя, хотя по тому, как он это говорит, больше похоже, будто он делает что-то такое, что, по его мнению, хочется кому-то другому. Ну, как ребенок, который через «не хочу» убирает тарелки со стола, чтобы можно было пойти гулять.

– Ты думаешь, что его заставили сняться с этими словами против воли?

– Отелло, не заставляй меня строить предположения на пустом месте. Слишком уж все это сложно. – Валентина улыбнулась и накрыла его руку своей ладонью. – К тому же это вовсе не моя работа, а твоя.