Текст книги "День исповеди"
Автор книги: Аллан Фолсом
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)
99
Гарри, не дыша, смотрел, как два вооруженных карабинера позволили белому «фиату» ехать в сторону Белладжио, затем взглянули на следующий автомобиль, дали водителю знак подъехать и остановиться в пятне яркого света фонарей, освещавших площадку. Напротив другая пара карабинеров осматривала машины, покидавшие город. А еще четверо стояли на обочине подле бронетранспортера и наблюдали за происходившим.
Гарри увидел свет издалека и сразу понял, почему шедшие впереди машины начали сбавлять скорость. Он знал, что им более чем повезло, когда они вдвоем с Еленой утром ехали в противоположном направлении. А теперь их было трое, и он не отваживался даже дышать, ожидая самого худшего.
– Мистер Аддисон… – окликнула его Елена, тоже напряженно смотревшая вперед.
Гарри увидел, что передний автомобиль тронулся с места. Настала их очередь заезжать на досмотр. Один из карабинеров резко махнул рукой, дескать, вперед. Сердце Гарри отчаянно заколотилось, он почувствовал, что ладони его, лежащие на руле, внезапно покрылись потом. А карабинер уже махнул вновь.
Глубоко вдохнув, Гарри выжал сцепление. Грузовик пополз вперед. Полицейский, опять же жестом, приказал остановиться. Гарри повиновался. В голубовато-белом свете фонарей карабинеры направились к машине с двух сторон, каждый держал в руке по большому фонарю.
– Господи! – чуть слышно выдохнул Гарри.
– В чем дело? – так же тихо отозвалась Елена.
– Тот же самый парень.
Карабинер тоже увидел Гарри. Да разве мог он такое забыть? Старенький грузовичок со священником за рулем, едва не переехавший его сегодня утром!
– Buona sera,[32]32
Добрый вечер (ит.).
[Закрыть] – вежливо произнес карабинер.
– Buona sera, – отозвался Гарри.
Карабинер поднял фонарь и посветил в кабину. Дэнни, одетый в черный пиджак священника с плеча Гарри, все так же спал, привалившись к Елене.
Второй карабинер подошел с ее стороны и жестом приказал опустить стекло.
Не обратив на него никакого внимания, Елена обратилась к стоявшему рядом с Гарри.
– Помните, мы ехали сегодня на похороны? – затараторила она по-итальянски.
– Да.
– Ну а теперь мы возвращаемся. Отец Дольжетта, – она указала на Дэнни и продолжила, резко понизив голос, как будто опомнилась и боялась разбудить его, – приехал из Милана, чтобы отслужить мессу. Сами видите, каков он. Больной-разбольной! Ему вообще не стоило никуда ездить, но он настоял. И что теперь? Ему опять плохо! Сами видите. Мы хотим поскорее уложить его в постель, пока не случилось чего похуже.
Несколько секунд карабинер стоял молча, переводя луч фонаря с Гарри на Дэнни и обратно.
– Что прикажете нам сделать? Выйти и встать перед машиной? Или разбудить его? И тоже заставить вылезти? – Елена гневно блеснула глазами. – Вы ведь нас уже знаете! И долго собираетесь нас здесь держать?
Позади, очень кстати, прозвучало несколько гудков. Ожидавшие в замершей очереди понемногу теряли терпение. В конце концов карабинер выключил фонарь, кивнул своему напарнику и махнул рукой, разрешая проезд.
100
Роскани разломил плитку шоколада, откусил кусок от половины и закрыл интерполовскую папку.
В первом разделе на пятидесяти девяти страницах описывались двадцать семь мужчин и девять женщин, известных как активные террористы и уже действовавших в Европе. Во втором разделе на двадцати восьми страницах – убийцы, находящиеся на свободе и предположительно обитающие в Европе; этих было четырнадцать, все мужчины.
Каждый из них мог взорвать ассизский автобус. Любому из этих мужчин мог принадлежать обугленный труп, который ошибочно опознали как останки отца Дэниела. То есть каждый из них мог быть хозяином пистолета «ллама». Но интуиция подсказывала Роскани, что ни один из них не обладал такой извращенной, сладострастной и откровенно садистской тягой к убийству, как блондин с расцарапанной рожей, любитель пользоваться острой кухонной утварью и столь редкими в наш век опасными бритвами.
Расстроенный, ругая себя за то, что решил бросить курить, он поднялся, открыл дверь своего тесного святилища и вернулся в огромный бальный зал виллы Лоренци. Прошелся по шумному помещению, посмотрел по сторонам и понял, что ошибался в своих недавних размышлениях. Да, Gruppo Cardinale представляла собой армию. Она была слишком многочисленной. Слишком громоздкой. Привлекала к себе слишком много внимания. Допускала ошибки. Но, учитывая обстоятельства, он радовался, что она существовала. Ведущаяся игра была не из тех, которые можно вести в одиночку, руководствуясь отцовским убеждением, что только он, и никто другой, способен отыскать решение. На этой арене требовалась мощная сила, тысячи глаз, обладатели которых будут смотреть во все стороны, подстраховывая друг друга, которые обыщут, обползают каждую пядь земли. Только таким образом можно было рано или поздно захлопнуть ловушку и гарантировать, что добыча не ускользнет в очередной раз.
Белладжио. Церковь Святой Клары. 22 часа 15 минут
Гарри сидел рядом с Дэнни в кабине припаркованной на темной улице машины и ждал Елену. Она ушла уже почти полчаса назад, и он чувствовал нарастающее беспокойство.
Через улицу перешли несколько подростков, они шутили и смеялись, один из них бренчал на гитаре. Немного раньше в том же направлении прошел, что-то напевая себе под нос, немолодой мужчина, державший на поводках двух собачонок. Но вот молодежь удалилась, шум затих, и опять воцарилась тишина, усиливавшая чувство покинутости и нагнетавшая тревогу и опасение, что их вот-вот схватят.
Повернув голову, Гарри посмотрел на Дэнни, который спал на сиденье рядом с ним в позе эмбриона, поджав ноги в синих стеклопластиковых лубках. Во сне он казался совершенно невинным, и не верилось, что он может знать что-то опасное; так смог бы спать и ребенок. Гарри захотелось протянуть руку, потрогать брата и еще раз сказать ему, что все будет в порядке.
Гарри отвернулся от Дэнни и посмотрел туда, где немного выше на холме стояла церковь, надеясь увидеть приближающуюся Елену. Но не увидел ни души, лишь безлюдную улицу с припаркованными по обе стороны автомобилями. Внезапно на него волной нахлынули эмоции. Они были глубокими и исходили из самой сердцевины его существа. И дали ему наконец осознание того, почему он оказался здесь. Это был возврат долга, высвобождение, осуществление кармы.
Он выполнял обещание, которое дал Дэнни много лет назад, в тот день, когда уезжал из дома, собираясь поступать в колледж. В это время Дэнни стал бунтовать больше прежнего, у него почти непрерывно происходили стычки дома и в школе и неприятности с полицией. У Гарри через два дня должны были начаться занятия в Гарварде, и, когда Дэнни вошел, он сидел в прихожей со своим чемоданом, дожидаясь брата, чтобы попрощаться. Лицо Дэнни было испачкано, волосы всклокочены, кулаки в свежих ссадинах после драки. Дэнни взглянул на чемодан, потом на Гарри и, не говоря ни слова, хотел пройти в комнаты. Гарри хорошо помнил, как протянул руку, крепко схватил брата и развернул к себе.
Он, как наяву, слышал свои слова. «Ты только закончи школу, ладно? – требовательно произнес он. – Тогда я приеду и увезу тебя отсюда. Я тебя здесь не оставлю. Обещаю».
Это было не просто обещание, а подтверждение того союза, который они заключили несколько лет тому назад, после того как смерть унесла их сестру и отца, а мать сделала страшную ошибку, чересчур поспешно выскочив замуж, – помочь друг другу развязаться с этой жизнью, с этой семьей, с этим городом и никогда сюда не возвращаться. Это был обет. Присяга. Братская клятва.
Но получилось так, что он не сдержал своего слова. И хотя они никогда не заговаривали об этом – и о том, что обстоятельства переменились настолько, что Дэнни поступил в морскую пехоту на следующий же день после окончания школы, – Гарри знал, что причиной их многолетнего отчуждения послужило то, что он не приехал, как обещал. Он дал слово и не сдержал его, и Дэнни так и не простил ему это. Что ж, теперь он выполняет свое обещание. В конце концов он все же приехал за братом.
10.25
Еще один взгляд на холм.
Улица все так же темна и безлюдна. И тротуары по обеим сторонам. Елены нет.
Внезапно тишину нарушил приглушенный звук мобильного телефона. Гарри тревожно вскинулся, оглянулся, пытаясь понять, откуда он исходит. И лишь потом сообразил, что это его собственный сотовый телефон, лежащий в бардачке, куда он его положил, когда отправился с Еленой в пещеру, к Дэнни.
Телефон немного позвонил и смолк. Потом зазвонил снова. Гарри протянул руку, открыл крышку и достал телефон.
– Да… – негромко произнес он, помня, что лишь один человек на свете знает, как его найти.
– Гарри…
– Адрианна?
– Гарри, где ты?
В ее голосе слышались настойчивость и любопытство. Ни намека на теплоту или какие-то дружеские чувства. Это был деловой звонок. Она вернулась к своему первоначальному плану, в котором были заинтересованы она сама и Итон, – поговорить с Дэнни первыми, пока он не успеет что-либо рассказать другим.
– Гарри?
– Я слушаю.
– Твой брат с тобой?
– Да.
– Скажи мне, где вы.
10.30
Быстрый взгляд вдоль улицы. Елены как не было, так и нет.
– А ты где, Адрианна?
– Здесь, в Белладжио. В «Дю Лак». Том самом отеле, где ты до сих пор числишься постояльцем.
– Итон с тобой?
– Нет. Он едет сюда из Рима.
Внезапно на холме из-за угла ударил свет фар машины, направлявшейся вниз. Полицейские на мотоциклах. Двое. Они ехали медленно – свет редких фонарей поблескивал на шлемах, – разглядывая стоявшие у обочин автомобили. Они искали его и Дэнни.
– Гарри, ты меня слышишь?
Гарри почувствовал, как Дэнни рядом с ним пошевелился. Господи! Дэнни, только не это! Не то, что случилось в пещере!
– Скажи мне, где ты. Я приеду за тобой.
Дэнни опять пошевелился. Полицейские были совсем рядом. Им оставалось проехать всего несколько метров…
– Гарри, проклятье! Говори! Скажи, где ты…
Щелк!
Гарри захлопнул крышку телефона и нагнулся, навалившись на Дэнни, чтобы его не было видно через стекло, молясь про себя, чтобы ничто не нарушило тишину. И тут же где-то под ним вновь зазвонил телефон.
Адрианна пыталась добиться своего.
– Боже! – беззвучно выдохнул Гарри.
Звонок был громким. Резким. Он звучал так, словно шел через усилитель. Беспомощно извиваясь, Гарри пошарил рукой, пытаясь нащупать телефон в темноте. Но тот запутался в складках рубашки где-то между ним, Дэнни и сиденьем. Высвободив руку, Гарри попытался приглушить звук своим телом. Оставалось лишь надеяться, что полицейские не услышат его даже в ночной тишине.
Миновала вечность, прежде чем звон прекратился. И вновь наступила тишина. Гарри хотел выглянуть, убедиться, что полицейские уехали, но не смел. Он отчетливо слышал биение своего сердца. Пульсацию крови в сосудах.
Внезапно в стекло резко постучали. Гарри весь похолодел. Он чувствовал, что не в состоянии двинуться. Стук повторился. Громче.
В конце концов Гарри, перепуганный, покорившийся судьбе, медленно поднял голову.
На него смотрела Елена. А рядом с ней стоял священник, державший за ручки инвалидное кресло на больших колесах.
101
Миловидная женщина в синем жакете и большой соломенной шляпе сидела в одиночестве за столиком возле витрины бара гостинцы «Флоренция». Со своего места она хорошо видела набережную и пристань, от которой должен был отправиться катер на подводных крыльях. Она видела также возле билетной кассы и на пристани полицейских из Gruppo Cardinale, присматривавшихся к людям, которые ожидали судно.
Повернувшись спиной к толпе посетителей, она вынула из сумочки сотовый телефон и набрала миланский номер, там ее звонок был принят автоматическим коммутатором, который переадресовал его на другой номер и такой же коммутатор, находившийся в прибрежном городе Чивиттавеккья, а оттуда на незарегистрированный римский номер.
– Si, – произнес мужской голос.
– Говорит С., – ответил Томас Добряк.
– Unmomento.
Пауза. И затем:
– Да. – Говорил уже другой мужской голос. Искаженный электроникой, чтобы его нельзя было опознать. Этот разговор велся по-французски.
С.: «Объект жив. Возможно, ранен… И, как ни досадно об этом докладывать, улизнул».
Мужской голос: «Я знаю».
С.: «Что прикажете делать? Если вы сочтете нужным, я могу уйти».
Мужской голос: «Нет. Я высоко ценю вашу отвагу и предприимчивость. Полиции известно о вашем существовании, она ищет вас, но не знает, кого именно нужно искать».
С.: «Я так и предполагал».
Мужской голос: «Вы сможете покинуть район?»
С.: «Если повезет».
Мужской голос: «В таком случае я хочу, чтобы вы приехали сюда».
С.: «Я могу продолжить поиски объекта там, где нахожусь. Несмотря даже на присутствие полиции».
Мужской голос: «Конечно, но зачем? Когда моль пробуждается от спячки, ее нетрудно поймать и бросить в огонь».
* * *
Палестрина нажал кнопку на маленькой коробочке, присоединенной к телефонному аппарату, и протянул трубку Фарелу; тот взял ее и положил на рычаги. Некоторое время государственный секретарь Ватикана сидел молча, поглядывая на щедро украшавшие его полутемный мраморный кабинет картины, скульптуры, старинные книги на полках. Эти олицетворения многовековой истории окружали его в резиденции, находившейся этажом ниже папских покоев во дворце Сикста V, тех покоев, где почивал сейчас Папа Римский, утомленный повседневными обязанностями и всецело доверяющий способностям своих советников мудро направлять политику Святого престола.
– Вы позволите, ваше преосвященство? – произнес Фарел.
Палестрина взглянул на него.
– Ну и что же у вас на уме?
– Священник. Его не смог остановить ни Томас Добряк, ни Роскани со всеми своими неограниченными возможностями. Он вроде кошки, у которой еще не израсходованы все ее девять жизней. Да, мы рано или поздно сможем его изловить. Но что, если он заговорит раньше?..
– Вы считаете, что наше дело в Китае может провалиться из-за одного человека?
– Да. И мы ничего не сможем поделать. Только отпираться от всего. Но Китай для нас будет потерян, а подозрение закрепится на века.
Палестрина медленно повернулся вместе с креслом к находившейся у него за спиной старинной credenza[33]33
Буфет, сервант (ит.).
[Закрыть] и стоявшей на ней скульптуре – голове Александра Македонского, изваянной из мрамора греческим скульптором в пятом веке.
– Я рожден сыном царя Македонии. – Его слова были обращены к Фарелу, но он не сводил глаз со скульптуры. – Аристотель был моим наставником. Когда мне минуло двенадцать, отец мой был убит и я сделался царем, но со всех сторон меня окружали недруги отца моего. Через недолгое время я узнал, кто они, и казнил их всех, а потом, приблизив к себе тех, кто был мне верен, пошел и подавил начавшийся мятеж… Через два года я владел всей Грецией и переправился через Геллеспонт в Персию с армией в тридцать пять тысяч греков и македонцев.
Медленным, рассчитанным движением Палестрина полуобернулся к Фарелу так, чтобы в свете лампы, укрепленной над credenza, его голова совместилась для наблюдателя с головой Александра. Затем его взгляд остановился на лице Фарела, и он продолжил свой монолог. И Фарел вдруг почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. С каждым словом глаза Палестрины делались все темнее, и сам он как бы отдалялся, словно погружался в ту личность, какую, по его убеждению, воплощал собой.
– Подле Трои я разбил сорокатысячное войско, потеряв лишь сто десять своих людей. Оттуда я пошел на юг и встретил царя Дария с главными силами персов, которые насчитывали пятьсот тысяч человек. Дарий бежал от нас, бросив свою мать, и свою жену, и своих детей. После этого я взял Тир и Газу и пришел в Египет, став хозяином всего южного побережья Средиземного моря. Затем я подчинил себе Вавилон и остатки Персидской империи от южных берегов Каспийского моря до Афганистана… а оттуда повернул на север, в те места, которые именуются сейчас Русским Туркестаном и Средней Азией… Это случилось, – взгляд Палестрины уплыл в сторону, – в триста двадцать седьмом году до Рождества Христова… и всего этого я достиг за три года.
Палестрина резко повернулся к Фарелу, и отсутствующее выражение на его лице сменилось деловым.
– Яков, я справился с Персией. И жив священник или нет, я совладаю с Китаем. – Палестрина вдруг прожег Фарела острым взглядом и добавил, понизив голос: – Доставьте сюда отца Бардони. И немедленно.
102
Белладжио. 22 часа 50 минут
Елена лежала в темноте, глядя на прямоугольник света, падавшего снаружи через маленькое окошко, прорезанное высоко в стене.
Они находились в convento, жилище священников, располагавшемся за зданием церкви. Почти весь клир, кроме отца Ренато, приветливого низкорослого священника, того самого, который отправился вместе с ней за больным, и еще двоих-троих, разъехался по отпускам. Это была большая удача, благодаря которой отдельные комнатушки достались и Елене, и Дэнни, спавшему за стеной, и Гарри, которому предоставили такую же келью с другой стороны коридора.
Елена продолжала сокрушаться из-за того, что так долго не возвращалась к машине, доставив тем самым Гарри столько тревог, но у нее просто не оставалось выбора. Уговорить отца Ренато оказалось очень непросто, и лишь после того, как она позвонила в Сиену матери настоятельнице, которая лично переговорила со священником, тот смягчился и отправился вместе с Еленой, захватив инвалидное кресло. А ведь им еще пришлось некоторое время прятаться в тени церкви, выжидая, пока проедет полицейский патруль.
Как только появилась возможность, они доставили отца Дэниела в церковь, напоили его чаем, накормили рисовой запеканкой и уложили в кровать. После этого отец Ренато отвел Елену и Гарри в небольшую кухню, где угостил их пастой с курятиной, оставшейся от ужина, и препроводил в комнаты, предупредив, что завтра священники вернутся и к тому времени нужно будет покинуть обитель.
«Покинуть… – размышляла Елена, не отрывая взгляда от неподвижного светлого прямоугольника на потолке. – И куда же деваться?»
От этой мысли она невольно перешла к размышлениям иного рода – о своем собственном чувстве свободы, вернее, ее отсутствия. Переломными явились те минуты, когда у нее в гроте в конце концов сдали нервы и Гарри оставил брата, подошел к ней, обнял ее и принялся успокаивать, хотя, как она хорошо знала, сам был измотан и растерян ничуть не меньше, чем она. Следующий момент оказался еще серьезнее: когда он вернулся, пригнав грузовик, и увидел ее, голую, около пещеры. С тех пор ей казалось – судя по тому, как поспешно он отвернулся и принялся извиняться, – что он испытал тогда не просто неловкость, а эротическое ощущение. Она говорила себе, что, не будь она монахиней, Гарри, несмотря на серьезность их положения и необходимость торопиться, все же позволил бы своему взгляду хотя бы ненадолго задержаться на ней – как-никак, она была еще довольно молода и считала, что у нее весьма неплохая фигура.
И тут, совершенно неожиданно, впервые с той ночи, когда она лежала на своей кровати в пескарской больнице, прислушиваясь к доносившемуся из динамика монитора дыханию Дэнни, она ощутила сексуальное влечение. Ночь вновь выдалась жаркой, и Елена сняла свое облачение и лежала под простыней нагишом. И сейчас она ощущала, как нарастает возбуждение и внутри разливается тепло. Выгнув спину, она прикоснулась к грудям.
Опять она представила себе Гарри, выходящего из пещеры, почувствовала на себе его взгляд. В этот миг она поняла истинность своего желания сделаться женщиной в самом полном, физиологическом смысле этого слова. Но теперь она уже не боялась этого желания. Если Бог испытывал ее, Он делал это не столько для того, чтобы выяснить пределы ее внутренней крепости или способности сдержать обеты целомудрия и повиновения, сколько чтобы помочь ей обрести себя. Узнать, кто она на самом деле и кем хочет стать. И возможно, все происходит только ради этого! И ради этого Гарри вошел в ее жизнь. Чтобы раз и навсегда помочь ей принять решение. Своей внешностью и манерами он произвел на нее такое впечатление, как никто и никогда прежде. Впечатление это было нежным, и свежим, и ободряющим и каким-то образом устраняло вину и чувство одиночества, которые всегда навевало на нее то ощущение, которое она испытывала сейчас. Как будто она открыла дверь и обнаружила, что на той стороне жизнь безопасна и полна веселья, что жить, испытывая те же страсти и эмоции, что и все прочие, нормально и хорошо. Что быть Еленой Восо – правильно.
* * *
Гарри услышал негромкий стук, и дверь в темноте отворилась.
– Мистер Аддисон… – прошептала Елена.
– Что случилось? – Он быстро сел в кровати.
– Не беспокойтесь, мистер Аддисон, все в порядке… Вы позволите мне зайти?
– Да, конечно… – озадаченно отозвался Гарри после секундной запинки.
Дверь открылась чуть-чуть шире, падавший из коридора слабый свет обрисовал в проеме очертания женской фигуры, и тут же Елена беззвучно затворила дверь.
– Простите, что разбудила вас.
– Ничего, ничего.
В келье царил полумрак, но Гарри все же разглядел Елену, когда она шла к его кровати. Она была в своем облачении, но босая и казалась одновременно возбужденной и смущенной.
– Присаживайтесь, – предложил он, указывая на край кровати.
Елена быстро взглянула на кровать и тут же вновь перевела взгляд на Гарри.
– Спасибо, мистер Аддисон, я лучше постою.
– Гарри, – поправил он.
– Гарри… – повторила Елена и улыбнулась, хотя было видно, что она сильно нервничает.
– Так в чем же дело?
– Я… я приняла одно решение… и хочу поделиться им с вами…
Гарри кивнул, хотя все так же ничего не понимал.
– Я… я как-то мельком сказала вам после нашей встречи, что Господь поручил мне ухаживать за вашим братом…
– Да.
– Ну а когда я выполню это послушание, то… – Елена запнулась, и Гарри почувствовал, что она собирается с силами, чтобы сказать что-то очень серьезное, – то я намерена обратиться к своим духовным наставникам, чтобы они освободили меня от клятв и отпустили из ордена в мир.
Гарри долго молчал.
– Вы хотите узнать мое мнение? – спросил он наконец.
– Нет, я просто сообщаю вам.
– Елена… – мягко произнес Гарри, – а может быть, прежде чем принять окончательное решение, вам следует вспомнить о том, что после всего перенесенного нами за последнее время никто из нас не способен мыслить достаточно четко.
– Я помню об этом. И еще я знаю, что эти испытания помогли мне прояснить те мысли и чувства, которые посещают меня уже некоторое время. Задолго до того, как все это началось… Проще говоря, я хочу быть с мужчиной и любить его, как только можно, и чтобы он так же любил меня.
Гарри внимательно смотрел на нее, и от него не укрылось, как порывисто поднимается в такт дыханию ее грудь. Даже в темноте кельи он видел блеск и уверенность в ее глазах.
– Это очень личное…
Елена промолчала. Гарри улыбнулся.
– Я, пожалуй, не понимаю лишь одного: почему вы решили сказать это именно мне?
– Потому что я не знаю, что может случиться завтра, и хочу, чтобы об этом узнал кто-то, способный меня понять… и еще потому, что я хотела сказать это именно вам… Гарри. – Елена некоторое время смотрела на него, ловя его взгляд. – Доброй ночи, и благословит вас Господь, – прошептала она и выскользнула за дверь.
Гарри провожал ее взглядом, пока она шла через комнату, и еще раз увидел ее в слабом свете снаружи, когда она открыла дверь, чтобы выйти. Он не был уверен, что до конца понимает, почему она решила поделиться с ним столь глубоко личными мыслями. Зато он точно знал, что никогда прежде не встречал такой женщины, при этом отдавая себе отчет, что, хотя его и влечет к ней, время для этого совершенно неподходящее. Меньше всего на свете им сейчас была нужна вспышка страстей. Она поглотила бы их обоих и, следовательно, многократно увеличила бы опасность для всех троих.
