Текст книги "С любовью, Рома (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Глава 5
Наши дни
Кирилл непонимающе нахмурил брови, задумчиво поскрёб подбородок и с недоверием глянул на телефон.
– Стас, давай ещё раз. Ты хочешь, чтобы я встретился с Соней и узнал, действительно ли она собирается замуж?
– Замуж не за Рому, – расставил нужные акценты брат.
Пока Кирилл обдумывал услышанное, в динамике послышался шум возни и перепалки.
– Скажи, тебе просто нравится произносить это вслух?! – возмутился виновник последних событий.
– Точно, – съёрничал в ответ старший из парней, – именно поэтому я тащусь через всю страну, чтобы лично услышать, как тебя бросают!
Договорить до конца Стас так и не успел – по ту сторону телефона развернулась очередная перебранка, заставившая Кира поморщиться. Обычно разборки старших братьев его веселили, местами даже умиляли. Когда-то давно, ещё в детстве, он даже мечтал, что тоже станет частью этого ритуала. Но не сложилось: он вырос, а братья оказались слишком далеко, чтобы при каждой встрече выяснять отношения. Впрочем, Роме со Стасом никакое расстояние не было помехой. Зачастую вся их ругань больше походила на игру, целью которой было как можно дальше засунуть нос в жизнь другого, словно попытка сказать: «Ты меня, конечно, бесишь, но я всё равно с тобой». Но сегодня всё звучало несколько иначе. Кирилл ощущал это на уровне интуиции, не обнаруживая за словами братьев привычной лёгкости и безбашенности.
Пока младший из Черновых размышлял над происходящим, трубкой завладел Дамир, в голосе которого слышалось несвойственное ему раздражение:
– Кир, ты ещё там?
– Угу.
– Подожди минуту, я выйду, – попросил Бероев, хлопнув дверцей автомобиля. – Всё, я тут. А то сил моих больше нету.
– Достали?
– Не то слово, – хмыкнул Дам. – Рома сам себя по невыносимости превзошёл. Нервничает, но не признаётся.
– А Стас?
– А Стас за него переживает, вот и вторит всеми силами. Если мы доедем хотя бы до Урала и они друг друга не прибьют, можешь считать это чудом.
– Держись, – искренне посочувствовал Кир, он, как никто другой, знал, на что способна эта парочка.
– А что делать? Ладно, давай к главному. Стас правильно предложил. Попробуй до Сони дойти, обстановку разведать.
– И как ты себе это представляешь? «Привет, Соня, говорят, что ты тут замуж собралась»?
– А почему, собственно, нет? Вы с ней всегда умели общий язык найти.
– Да, но это потому, что я никогда не лез в их отношения с Ромой.
– Ну, значит, пришло время, – легко заметил Дамир. – Иначе, боюсь, за два дня пути Роман Александрович не просто с ума сойдёт, но и нас до греха доведёт.
Кирилл немного помедлил, прежде чем тягостно вздохнуть:
– Ладно, завтра попробую что-нибудь придумать. Так-то у нас уже ночь.
***
Сон никак не желал идти. Кирилл ворочался с боку на бок, а мозг упрямо продолжал прокручивать ситуацию с Ромой и Соней на разные лады. Как и Дамир, Кир не был склонен впадать в панику, но если Бероев сам по себе был рассудительным и трезвомыслящим, то третий из братьев Черновых (или четвёртый, если брать в расчёт того же Дама) до последнего старался просто верить в лучшее. И зачастую эта вера его не подводила.
Известие о скором замужестве Сони поставило в тупик не только Рому, но и всех остальных членов семьи (по крайней мере, тех, кто оказался в курсе). И если быть абсолютно честным, то сам Кирилл переживал куда больше за Соню, чем за родного брата. Происходящее с Ромой было более или менее понятно, во всяком случае, причинно-следственная связь лежала на поверхности, поведению же Романовой найти внятного объяснения никак не получалось. Что такого могло случиться в её жизни, что за один день она смогла… повернуться к ним спиной?
Кир всегда считал, что они с Соней похожи. Она всегда понимала его метания и желание сохранить независимость хотя бы внешне. Был у них в жизни такой момент, когда одиннадцатилетний Кирилл потерялся в собственной семье и лишь случайно знакомая восьмиклассница сумела разглядеть его тоску под напускной бравадой, потому что сама оказалась такой же.
И эта мысль не давала покоя. Смог бы он сам однажды просто так бросить близкого человека, ничего не объяснив?
Бесспорно, Рома умел быть тем ещё засранцем, но даже он заслуживал понимать, за что…
Устав от бесконечного ворочания в кровати, Кирилл откинул одеяло и поплёлся на кухню.
В квартире стояла тишина, нарушаемая лишь звуками ночного города, долетавшими до их этажа через приоткрытые окна. На календаре последние дни мая, по-хорошему, нужно переживать о предстоящих экзаменах и будущем, но отчего-то своё будущее волновало мало… Ну или наоборот: заботы о близких позволяли не думать о том, что будет после окончания школы.
В холодильнике нашёлся тетрапак апельсинового сока, и пока Кирилл наливал его содержимое в высокий стакан, что-то мокрое ткнулось под его коленку. Кир наклонился и потрепал по холке Бакса. Ретриверу шёл уже десятый год, возраст потихоньку брал своё, и в последнее время пёс заметно сдал, что всерьёз пугало.
– Что, приятель, не спится? – поинтересовался у собакена, но тот вполне предсказуемо ничего не ответил, зато разговор неожиданно поддержал кто-то другой:
– Как и тебе?
Кир не испугался, лишь пальцы чуть сильнее сжали бока стакана – слава богу, с нервами у него был полный порядок. В огромной арке, ведущей в гостиную, зажёгся один из светильников, явив миру Александра Дмитриевича Чернова. Взлохмаченный после сна отец сидел на диване, растирая голое плечо.
– Тебя изгнали из спальни? – попытался перевести стрелки Кир. Не то чтобы он делал что-то противозаконное, но и делиться с кем-либо своими мыслями был не готов. Да и Дамир настоятельно просил пока никого не посвящать в подробности их поездки.
– Никитос капризничает, наверное, зубы лезут, – усмехнулся Саша, оценив шпильку отпрыска.
– Зубы? В два года? Я думал, что это только поначалу болезненно.
– Всякое бывает, – отец легко пожал плечами, – из Ромы вон всю жизнь что-то лезет.
Кир улыбнулся, правда, без особой радости, но в сумерках кухни было не разглядеть.
– В общем, Кит этой ночью спит с мамой, а у меня встреча рано утром, – тем временем продолжил Саша, при этом Кирилла не покидало ощущение, что родитель на самом деле думал о чём-то совсем другом.
– Понятно, – согласился сын и, поставив стакан в мойку, пошёл в гостинную. Переговариваться через полквартиры, при этом стараясь никого не разбудить, было как-то глупо.
Чернов-старший с любопытством поглядывал на среднего из сыновей, Киру даже стало как-то неуютно, словно родитель мог видеть его насквозь. К счастью, Александр Дмитриевич не обладал таким даром, в отличие от своей жены, которая уж точно не упустила бы возможности докопаться до самого ранимого (как ей казалось) из своих детей. А может быть, папа просто предпочитал давать им возможность во всём разобраться самим.
Кирилл пристальным взглядом уставился на отца, который к своим сорока успел обзавестись не только карьерой успешного юриста, умницей женой, семью отпрысками с разной степенью дурости в их головах, двумя внуками (если брать в расчёт сына Кати – Ваньку), престарелым псом и социопатической лысой кошкой, но и внушительным жизненным опытом.
Они немного посидели в молчании, думая каждый о своём. Первым сдался сын, задав тревожащий его вопрос:
– Па, а тебе не кажется, что всё меняется… безвозвратно?
Родитель с ответом не спешил, растирая затёкшее плечо и краем мысли отметив, что в его возрасте спать на диване вообще не вариант, в конце концов, в квартире имелась бывшая спальня Стаса и Дамира, пустовавшая уже больше шести лет. Но для него она до сих оставалась детской, и посягнуть на одну из сыновних кроватей было как-то… неловко.
– Наверное, – согласился Сашка, – но это часть жизни. Вы взрослеете, начинаете жить своей жизнью… Стас вон отцом стал, Дам женился. А на прошлой неделе, я тебе клянусь, видел девушку, крайне похожую на Кристинку, целующуюся с мальчиком!
– И что? – поперхнулся Кир, удивлённый тем, как это ухажёр младшей сестры выжил после встречи с их батей.
– Вашей матери удалось меня убедить, что это не Крис, но, клянусь… В общем, видимо, я и на это уже повлиять не могу.
– Ей четырнадцать.
– Вот именно! – оживился отец. – И поверь мне, я всё ещё прекрасно помню, что такое подростковые гормоны.
Кирилл чуть не подавился, поняв, на что намекает Саша, и поспешил перевести тему:
– Я не про это.
– Да? А про что?
– Просто у меня такое ощущение… что надвигается что-то нехорошее.
Папа опять бросил на него пристальный взгляд, но и на этот раз ни о каких подробностях выспрашивать не стал, давая время самостоятельно принять решение. Но ребёнок, чьи плечи были в полтора раза шире отцовских, с откровениями не спешил. Тогда Сашка тяжко вздохнул и заметил:
– Знаешь, трудности, они случаются всегда. От нас это редко зависит.
– А что зависит?
– То, как мы поведём себя в такие тяжёлые моменты. Можно с открытым забралом встречать все невзгоды, можно прятать от них голову в песок, можно просто сидеть и ждать, что само рассосётся, а можно… глупости творить, лишь бы легче стало.
– И как правильно?
– Никак. Понимаешь, жизнь – она разная бывает, и мы бываем разными. Сегодня мы готовы бороться за своё, а завтра мы… слабы и нуждаемся в поддержке и понимании.
– А что делать в тех случаях, когда мы бессильны перед происходящим? Когда не можем ничего изменить?
– Семья.
– Семья?
– Ну да. А ты думал чего вас так много? У нас с мамой слишком много всего в жизни было, – хитро улыбнулся Чернов-старший, – чтобы знать наверняка: там где бессилен один, все вместе – это сила.
Кирилл обдумывал родительские наставления, пытаясь применить полученную мудрость к сложившейся ситуации. Выходило плохо.
– А что делать, если у человека нет семьи?
Тут уже задумался Саша.
– Тогда, видимо, на помощь должны прийти близкие люди.
***
Сложно было сказать, помог ли Кириллу разговор с папой или же, наоборот, взволновал ещё больше. Но зато он наконец-то смог сформулировать причину своей тревоги: его страшил завтрашний разговор с Соней и необходимость выбирать чью-то сторону – брата или подруги. Потому что, если Соня предала Рому и у нее для этого имелись какие-то веские причины, это одно. Но если же всё случившееся являлось всего лишь женской блажью… то что оставалось делать ему?
Глава 6
Семь лет назад
Наша дружба с Кириллом завязалась далеко не сразу. Да и о какой дружбе могла идти речь между подростками с разницей в возрасте три года? Тогда это казалось настоящей пропастью, да и не планировала я ничего такого. Подумаешь, мальчишка с проблемами. У меня своих было предостаточно. Но несмотря на это, продолжала кивать ему при встрече и ободряюще подмигивать каждый раз, когда видела его повесившим нос. Кир, конечно же, смущался, пытаясь сделать как можно более непроницаемый вид. Но уже через неделю он рискнул наградить меня несмелой улыбкой. И наверное, на этом можно было бы остановиться, но мне всё не давал покоя тот факт, что Рома даже не захотел выслушать о трудностях собственного брата.
Обычно я предпочитала держаться в стороне от чужих невзгод, но на этот раз меня буквально разрывало от злости. Поэтому любви к Чернову после нашего похода к директору во мне не прибавилось.
***
В то утро всё шло наперекосяк. А началось с того, что я не смогла открыть дверь. В нашем доме было принято каждый вечер запирать входную дверь на ключ изнутри. На два замка. Не то чтобы в этом была какая-то необходимость – один из замков был автоматическим, – но бабушка, пережившая лихие девяностые, полагала, что если не запереться, то нас обязательно украдут. Тот факт, что мы в принципе никому на фиг не сдались, волновал её мало. Ну а на такие мелочи, как первый этаж и отсутствие решёток, и вовсе никто не обращал внимания.
Так вот, как обычно, в положенные восемь утра я планировала отправиться в школу, когда обнаружила отсутствие ключей в замке, где они обычно ночевали. Пару раз хлопнув глазами, я отправилась искать ключи в прихожей и не нашла. Все три связки. Я даже карманы курток вывернула и собственный рюкзак обшарила, но было пусто. Время начинало поджимать, и я позвала бабушку. Та, громко шаркая тапками и кряхтя, проделала всё то же самое: вывернула карманы, перетряхнула мой рюкзак и даже отодвинула обувную тумбу. Ключей не было. Мы с бабушкой непонимающе переглянулись и повторили те же самые действия, только в обратном порядке: тумба, рюкзак, куртки, замок. Я даже дверь на всякий случай подёргала, но она абсолютно точно была заперта.
Время шло, я нервничала. Но только спустя десять минут, когда ждать дольше было уже некуда, мы наконец обратили внимание на маму, которая стояла в дверях одной из комнат. Её трясло мелкой дрожью, но в период обострения это было настолько привычно, что я даже не сразу заметила.
– Ма, – осторожно позвала я её. – Ты ключи не видела?
– Ключи? – глухо, словно через толщу воды, переспросила она. – Какие ключи?
– От двери, – на автомате ответила я, уже подозревая, что если и получу от неё ответ, то он мне не понравится.
– От этой двери? – уточнила мать, указав пальцем в сторону выхода. – Это очень плохая дверь, опасная, – зачастила она. – За ней столько угроз…
– Лариса! – всплеснула руками бабушка. Порой она воспринимала мамины выходки как нечто досадное. – Куда ты ключи дела?!
Мать запричитала что-то малочленораздельное, явно начиная нервничать ещё больше от нашего пристального внимания. А я почувствовала, что ещё чуть-чуть – и разревусь. В голове крутилась лишь одна мысль: как же я устала! Рванула в свою комнату, не снимая уличной обуви, и громко хлопнула дверью.
Циферблат на дисплее телефона равнодушно отсчитывал оставшиеся до начала уроков пять минут. Первым, слава богу, в расписании значилась не математика. Но легче от этого не становилось. Меня буквально душило чувство безнадёги, как если бы дверь оказалась заперта на веки вечные. Взгляд сам собой упёрся в окно, за которым ветер раскачивал ветви молодого клёна, обрывая пожелтевшую листву и унося прочь. Шмыгнув носом и посильнее закусив губу, я вдруг подорвалась с места, взлетая на подоконник и пугая саму себя…
***
В школу я ворвалась минут через пятнадцать, задыхаясь от бега и без устали убирая от лица лезущие в глаза волосы (будь прокляты эти эксперименты!). И хоть звонок на урок уже давно отзвенел, моя решимость была непоколебима. И дело тут было не в тяге к знаниям: мне было жизненно важно почувствовать, что хоть что-то в этом мире подвластно моим решениям. Поэтому на английский я завалилась с каменным лицом, словно это было самым обычным делом – являться на уроки едва ли не с десятиминутным опозданием.
Инна Алексеевна бросила на меня раздражённый взгляд, но как-либо комментировать моё появление не стала, велев:
– Садись к Чернову, у нас контрольная.
Я с надеждой покосилась в сторону пустой парты, но реалии обычной российской школы, как всегда, оказались таковы: одна распечатка на парту.
И, даже не думая скрывать своего раздражения, я всё-таки уселась к Роме, демонстративно отодвинувшись от него как можно дальше. Танька, всё это время с любопытством наблюдавшая за мной, покрутила пальцем у виска.
Где-то с минуту я пялилась на листок с заданием, который лежал на стороне Ромы, но так и не смогла ничего там разглядеть. Пришлось тянуть шею, понимая, что, должно быть, выгляжу совсем дурой. Но я не сдавалась, пока Чернов с шумом не выпустил воздух из лёгких и с видом великомученика не придвинул ко мне распечатку. При этом прошипев:
– Вот почему так? Опаздываешь ты, а страдаю я!
Закатила глаза, еле удержавшись от того, чтобы не показать ему фак. Но воспитание по неизвестной причине вдруг взяло верх, и я принялась за самостоятельную, однако очень быстро поняла, что возможность прочитать задание мне ничем не поможет. Английский на данном этапе жизни для меня был той ещё китайской грамотой.
Я попыталась что-то изобразить у себя в тетради, наугад раскрывая скобочки, пока Чернов не фыркнул где-то возле моего уха.
– Ты вообще перфект не понимаешь?! – то ли спросил, то ли возмутился он.
– Иди ты, – процедила я сквозь зубы, всё-таки решив забить на правила приличия. Но Рома отчего-то не обиделся и в следующий момент придвинул мне свою тетрадь, на полном серьёзе велев:
– Списывай.
– Издеваешься, что ли? – не поверила я ему.
Он ничего не сказал, лишь с чувством стукнул себя ладонью по лбу, намекая на степень моего кретинизма. Я скривилась и… с усердием принялась переписывать предложения, выведенные в тетради идеальным почерком, при этом буквально кипя от раздражения.
Тетради у нас собрали за пять минут до конца урока. Сложив их в стопку и захватив ее с собой, Инночка вышла из кабинета, оставив восьмой «Б» предоставленным самому себе. Народ тут же затрещал о том, «как же достали эти контрольные, не успели выйти, а нас уже обложили со всех сторон».
Я же просто сидела, уткнувшись лбом в парту, и задавалась вопросом: а что это, собственно, было? К кому именно из нас двоих относился вопрос – ко мне или Чернову – я так и не поняла.
Англичанка вернулась вместе со звонком.
– Оценки послушали! – начала она. – Лапина – четыре, Калмышева – пять, Романова – пять…
Я даже дыхание задержала, почувствовав, как Чернов, сидевший рядом, победно хмыкнул:
– А кто у нас тут молодец?
Господи, ну почему его именно сегодня на поговорить-то прорвало?
– Чернов – два…
Мы с Ромой резко вскинули головы на Инну Алексеевну, а потом в растерянности переглянулись. В начале я даже заподозрила его в том, что он опять решил выпендриться, как в прошлый раз. Но беглый осмотр соседа по парте показал, что тот пребывал в не меньшем шоке, чем я.
– Как два? – неожиданно вместо Ромы спросила я, порядком рассмешив одноклассников (видимо, миссия у меня была такая на этой неделе).
– Романова, тебе-то что? – отрезала Инночка, после чего уже совершенно другим тоном попросила Чернова: – Ром, останься на пять минут.
Я не находила себе места, изнывая от тревоги и выписывая круги перед кабинетом английского.
– Сонька, ну ты чего? – растерялась Таня, ловя меня за руку. – Пошли уже.
– Ты понимаешь, ему из-за меня двойку влепили! – выпалила я, сопротивляясь Лапиной.
– Кому?
– Чернову!
– Ты-то тут при чём? – продолжала тупить подруга.
– Он мне списать дал. А теперь Инночка ему пару влепила!
– За то, что дал списать? – удивилась Таня. – Не смеши меня. Это же Инночка, ей глубоко фиолетово, что и как мы делаем, главное, чтобы проблем ей не создавали.
Я не нашла что возразить, ибо где-то в глубине души была полностью с ней согласна. Инне Алексеевне обычно действительно не было никакого дела до происходящего с нами. Но паниковать я не прекратила.
– Сонь, ты лучше скажи, с каких пор ты так за Чернова переживаешь? – спросила Лапина и глянула на меня с прищуром, словно рассчитывая поймать на месте преступления.
К счастью, отвечать мне не пришлось – дверь кабинета резко распахнулась и на пороге появился хмурый Рома.
– Ну что?! – хором выдали мы.
Наградив нас выразительным взглядом, он предельно аккуратно прикрыл за собой дверь, хотя я готова была голову отдать на отсечение, что он с превеликим удовольствием шарахнул бы ею от души, и попытался пройти мимо нас, но я увязалась следом, тараторя на ходу:
– Ром, а давай я сейчас пойду и во всём признаюсь англичанке?
Таня, идущая за нами, громко фыркнула.
Чернов резко затормозил, и я чуть не врезалась ему в спину, но вовремя успела отскочить, когда он начал поворачиваться к нам.
– Зачем?! – гаркнул он.
– Ну как же… Она поняла, что я списала у тебя, и…
– Да ни хрена она не поняла! – резко оборвал меня Рома, после чего сделал глубокий вдох, беря себя в руки, и с подозрением в голосе поинтересовался: – А ты у меня всё списала? Ну, прям слово в слово?
– Да, – пискнула я, заливаясь краской. Воинственное настроение, которое ещё так недавно бушевало в моей душе, успело кануть в Лету.
Рома угрожающе сдвинул брови и переспросил:
– Уверена?
– Да! И всё-таки я пойду во всём признаюсь…
Даже пятиться начала, но оказалась перехвачена Танькой.
– Не дури, – велела она. – Что за приступ самопожертвования? Можно подумать, что никогда до это не списывала.
– Ну-у-у, – стушевавшись, протянула я. Вряд ли меня можно было заподозрить в повышенной ответственности или правильности, но реши я признаться в том, что списать для меня – норма, тогда пришлось бы объяснять, с чего я, собственно, так распереживалась из-за Чернова. А как объяснить то, что я сама слабо понимала?
– Короче, – отрезал Рома, – дело не в тебе. Она заявила, что моя работа очень слабая, а мои знания – посредственные.
Открыла рот, чтобы возразить, но так и застыла. Самое забавное, что Таня поступила так же. Должно быть, со стороны мы выглядели как две дебилки, оставалось только слюну пустить.
– Подожди, – первой отмерла Лапина, – хочешь сказать, что она вам за абсолютно одинаковые работы поставила разные оценки? При этом нашей Софе (здесь я поморщилась) она ставит пять, а тебе – два? Бре-е-ед.
– Я ничего не хочу сказать! – зло рыкнул на неё Рома и, резко крутанувшись на пятках, пошёл от нас прочь.
– Какой нервный, – закатила глаза подруга, а я опять побежала за ним.
– Подожди!
Рома и не думал останавливаться, нервно вышагивая вперёд.
– Ну-у-у же-е-е, – уцепилась я за его рукав, на что Чернов отреагировал достаточно странно: с силой дёрнулся вперёд, явно пытаясь отделаться от моего прикосновения.
– Не трогай меня! – процедил он сквозь зубы.
Казалось бы, за период нашего знакомства мне уже следовало привыкнуть. Но каждый раз Ромина неприязнь заставляла моё сердце болезненно сжиматься. Обычно мне удавалось сохранять лицо, пряча эмоции за злостью, но сегодня что-то пошло не так и глаза предательски защипало от непрошенных слёз.
Теперь настала моя очередь убегать – ещё не хватало закатывать истерики при Чернове! – но он неожиданно преградил мне путь, выставив перед собой руку, словно желая меня коснуться, но так и не решившись.
– Постой. Дело не в тебе.
Не до конца понимая, про что именно мы говорим – про английский или про его ненависть ко мне, я упрямо вскинула голову:
– А в чём?!
Он замялся, неожиданно смутившись.
– Понимаешь… – едва слышно сказал Чернов и замолчал. Я невольно подалась вперёд, боясь пропустить хотя бы слово. Но он молчал, а я только сейчас поняла, что мы с ним стояли посреди огромного коридора, где мимо нас туда-сюда проносились люди. И это отрезвило.
– Понимаю, – гневно фыркнула я. – Понимаю, что чьё-то ЧСВ настолько раздуто, что мы тут все просто ничтожества по сравнению с тобой...
Его глаза возмущённо округлились, но от необходимости выслушивать его ответ меня спас звонок, заставивший нас поторопиться на урок.
***
Русский язык мы пережили без приключений. Маргарита Дмитриевна своей мягкой и тактичной манерой общения умела вселять в нас ощущение спокойствия, поэтому к концу урока даже мне удалось расслабиться. Однако на перемене с распросами пристала Таня, пытаясь вытянуть из меня подробности разговора с Черновым.
– Ничего не знаю! – отбивалась я.
Мы сидели в столовой и страдали над кашей.
– А у нас зачётная англичанка, – похвасталась Ксюшка – она ходила в другую подгруппу, поэтому о ситуации между Инночкой и Черновым узнала от нас.
– Да? И что в ней такого? – не упустила Таня возможности и тут сунуть свой нос в чужие дела.
– Не знаю… Просто она адекватная. Представляешь, она вэшкам даже Лил Пипа зачитала!
Лапина поморщилась.
– Лил Пипа? И ты называешь это «адекватная»?
– Не, ну она правда нормальная. Не лютует, не орёт, с домашкой не зверствует…
– Как мало нам для счастья надо, – печально заметила я, но девчонки приняли это за шутку и засмеялись.
– Да, требования к учителям нынче сильно занижены.
Я вроде бы и была согласна, но от этой мысли становилось грустно, словно терялся всякий смысл нашего нахождения в школе. К счастью, у нас всё ещё была Марго, которая вселяла веру в то, что не всё в этом мире потеряно.
Девочки продолжали спорить о чём-то ещё, но я уже не слушала: повернув голову в бок, увидела Чернова, который сидел на дальней стороне стола и с кислым видом вздыхал над тарелкой с рисовой кашей, к которой так и не притронулся. Смотрела я на него… и улыбалась, ибо сцена была настолько предсказуемой, что не оставалось ничего иного, как умиляться вот этому выражению лица Ромы, судя по которому, он бы с радостью закопал содержимое своей тарелки где-нибудь на заднем дворе школы.
Не знаю, как так вышло, но уже в следующее мгновение наши взгляды встретились. Он смотрел пристально и в кои-то веки без надменности, скорее уж с какой-то… грустью?
Игра в гляделки длилась всего лишь несколько секунд, но для меня это была целая вечность. Закусив губу и словно совершив усилие над собой, я отвернулась в другую сторону.
***
Новый виток нашей холодной войны продлился до следующей недели. Впрочем, воевали мы как-то странно. Просто ходили и демонстративно не замечали друг друга. Причём временами доходило до смешного. Однажды на географии Рому попросили раздать контурные карты, которые мы сдавали на проверку, Рома раздал всем, кроме меня, заявив, что Романовой сегодня нет в школе. В отместку я сделала то же самое, когда Маргарита Дмитриевна ставила нас на питание. Во вторник мы чуть не застряли в дверном проёме, так как одновременно попытались пройти в класс, не желая уступать дорогу другу другу. А главное, что всё это делалось с каменными лицами, будто всё так и должно быть.
Нас даже одноклассники стали подкалывать, на что я лишь возмущённо фыркала, мол, нужен мне ваш Чернов. Мы бы, наверное, ещё долго так воевали, если бы не случай.
Мы забыли журнал на физре, и наш биолог, флегматичный дядька Николай Петрович, попросил меня за ним сходить. Я шла по пустым школьным коридорам, гадая, что там ждёт меня сегодня дома. Мать была откровенно не в себе, и, судя по всему, её скоро должны были положить в диспансер. Я этого и боялась, и хотела. Боялась, потому что это мама… и вряд ли это та участь, которую можно пожелать близкому человеку. С другой стороны – бабушка устала, я устала, а удержать маму дома было той ещё задачей: в моменты обострения её вечно тянуло на приключения. Так и получалось, что один день она боялась мира за дверями, пряча от нас ключи, а уже на следующий – собиралась покорять его. В общем, как ни крути, выходило паршиво.
Их голоса я услышала неожиданно, вовремя затормозив перед поворотом.
– Тряхнём его сегодня после школы, перед его двором, там мало народу ходит, – распылялся крупный шестиклассник, показавшийся мне смутно знакомым.
– А он не стуканёт? – уточнил паренёк поменьше.
– Кто, Чернов? – удивился первый, а мой слух ухватился за знакомую фамилию. – Да он же мямля, всё это время молчал, а тут расскажет? Не смеши.
– Решили, после этого урока, – подытожил третий из мальчишек.
Я растерялась настолько, что едва не забыла дойти до спортивного зала и забрать журнал, лишь у кабинета биологии вспомнив, что за чем-то выходила. Пришлось бежать обратно.
Когда вернулась в класс, все занимались тем, что конспектировали параграф, ну или, по крайней мере, делали вид, что очень заняты. Я тоже попыталась вникнуть в содержание учебника, но из головы никак не шёл подслушанный разговор, я терялась в собственных мыслях, насколько правильно или неправильно поняла слова шестиклассников и что мне с этим делать?
В итоге, плюнув на всё, я оторвала от последней страницы клочок бумаги, накатала на нём послание: «Шестиклассники после уроков собираются избить твоего брата» – и, пока биолог не видел, кинула записку на парту Чернову. К счастью, Елисеева сегодня не было и мой бывший сосед по парте сидел сегодня один.
Рома нахмурился, с недоумением глянув на бумажный комок, потом поднял голову на меня, кивнув: «Что это?»
– Прочитай, – одни губами велела ему.
Чернов изобразил непередаваемое выражение лица, но записку развернул, какое-то время в неё вчитывался, после чего вновь повернулся в мою сторону и… постучал костяшками пальцев по лбу.
– Совсем дура? – также беззвучно произнёс он.
Сначала во мне теплилась надежда, что он просто тормозит, но Рома взял и отшвырнул записку в сторону, вернувшись к биологии.
Разозлилась, мысленно послав ему длинное и нецензурное сообщение. Вот как можно быть таким ослом?! Ну и ладно, сама справлюсь!
Как только прозвенел звонок, я схватила вещи, выскочила в коридор и помчалась к стенду с расписанием. Добежав, вспомнила, что как бы вообще не в курсе, в каком классе обучается младший Чернов. Пришлось напрячь память, сопоставляя, когда видела его в кабинете Марго, и вычисляя нужный мне кабинет. И даже вспомнила, но всё оказалось зря, ибо ученики уже давно вывалили в коридор и толпились возле гардероба, торопясь разойтись по домам. Пока я выглядывала в толпе знакомые лица, на первом этаже появился мой класс, но ни Кирилла, ни сволочных шестиклассников я так и не увидела.
Отчего-то меня охватило отчаяние, хотя, казалось бы, ну какое мне дело до чужого пацана! Но обида за Кирилла из-за отказа Ромы побеспокоиться о нём взяла верх, и я, психанув, рванула в сторону, врезавшись прямо в грудь Чернова.
– Ты! – прошипела я и не придумала ничего лучше, чем врезать по его груди кулаками. – Тебе совсем всё равно?! Это же твой брат! А они его побьют!
– Вконец рехнулась, да?! – в тон мне бросил Рома. – Стас сам кого хочешь побьёт! А если нет, то там Дамир есть. А Дамир – это зверь, при условии, что кто-нибудь разбудит в нём хомячка!
– При чём тут Стас?! – возмутилась, не сразу поняв вообще, про кого он говорит, но редкое имя Дамир всё же напомнило о случайном знакомстве.
– Ты же сама тут про моего брата талдычишь!
– Я про Кирилла!
Рома на секунду замер, пытаясь осмыслить услышанное, а потом резко бросился в сторону входной двери.
Нагнала я его на крыльце.
– Они сказали, что будут ждать где-то возле вашего дома.
Чернов кивнул головой и понёсся куда-то в сторону ближайших дворов, на ходу доставая сотовый из кармана. К слову, для человека, имеющего освобождение от физкультуры, бегал он вполне резво. Но я не отставала, ловко огибая прохожих, встречавшихся на пути.
Уже после того как мы пронеслись через дорогу на красный свет, Рома притормозил, ругнувшись на телефон.
– Не отвечает!
Я лишь молча пожала плечами, и мы рванули дальше. Дыхание давно сбилось, но мы этого не замечали, добежали до нужного двора с детской площадкой посередине и закрутились на месте, высматривая нужных людей. Парочка мамашек возилась с детьми на площадке, кто-то гулял с собакой, но Кирилла видно не было.
