Текст книги "С любовью, Рома (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Но прошлое оказалось ничем перед лицом настоящего. Когда он заговорил про проблемы с анализами, случившиеся практически месяц назад, я чуть не упала со стула.
Нежданный гость, пришедший ко мне накануне вечером, лишь в общих чертах описал ситуацию. Его больше волновало то, что я сделаю с полученной информацией, чем полнота моего представления.
– Хочешь, я тебе заплачу? – неожиданно жёстко предложил Ромкин брат и даже полез в карман джинсов за портмоне. И это послужило той красной тряпкой, от которой срывало все клеммы. Гостя я таки ударила, швырнув дурацким портмоне ему в лицо и велев выметаться из моей квартиры. В тот момент я ничего не соображала, но уже знала наперёд, что завтра обязательно приду в клинику к Роме.
От понимания, через сколько страхов Ромео пришлось пройти за последние пару недель, у меня начало резать желудок, я даже обхватила торс руками, настолько резкой оказалась боль. Меня всё ещё тошнило.
– Так-с, – нарушила образовавшуюся паузу Нина Александровна, после того как её пациент закончил свой рассказ. – У меня для вас две новости.
– Одна плохая, другая хорошая? – горько усмехнулся Ромка.
– Как оно зачастую и бывает, – пожала плечами Карлова. – Не буду томить: ваши лейкоциты находятся в норме, как и остальные основные показатели крови.
Мы с Черновым встрепенулись практически синхронно.
– Но… – растерянно просипел Рома, должно быть, он всё-таки готовился к худшему. – Тогда почему до этого… были такие анализы? И ещё кровь! Кровь из носа.
– А это уже интересно. Повышенные лейкоциты могут быть результатом воспаления.
– Да, Баринов говорил, но я не болел, травм не получал и вообще чувствовал себя хорошо… – цеплялся он за свою теорию о болезни.
– Науке известно достаточно заболеваний, которые протекают без внешней симптоматики. К тому же вы сами могли не придать значения какой-нибудь мелочи – порезу или ушибу. Да мало ли… В жизни современного человека достаточно много всего, что может нанести ему вред: косметические процедуры, пирсинг, татуировки…
И тут случилось невероятное – Рома покраснел, да так сильно, что это просто не смогло укрыться от наших глаз.
– Что-то из этого, да? – догадалась Карлова.
– Татуировка, – еле слышно выдохнул Чернов, – за несколько дней до того, как сдал кровь впервые.
– Вот видите, – понимающе кивнула Нина Александровна. – Вполне вероятно, что это послужило причиной воспаления, на которое организм отреагировал скачком кровяных телец.
Рома стал буквально малиновым. Длинные пальцы, вцепившиеся в край стола, наоборот, побелели.
За семь лет знакомства я видела его таким впервые.
– Но кровь. Кровь из носа! – словно утопающий хватался Чернов за последний довод. Отпускать своих демонов оказалось не так уж просто.
– А вот здесь мы подходим к моей второй новости. Которая звучит примерно так, – здесь она покосилась на меня, будто решая, говорить это при мне или нет. Решила всё-таки сказать: – Если вы не измените свой образ жизни, то, боюсь, последствия будут ещё печальнее и необратимее, чем при лейкозе.
– В смысле? – нахохлился Рома, молниеносно переходя от растерянности к полной боевой готовности защищать себя.
– Часто носовое кровотечение является одним из последствий употребления различных веществ, – назидательно проговорила Нина Александровна, с намёком поглядывая на сидящего перед ней Ромео.
– В смысле? – повторил тот вновь. – Вы хотите сказать, что я что-то употребляю?
Я недовольно крякнула. Подозревать Рому в подобном было настолько нелепо, что… у меня даже слов не находилось для описания глупости сего предположения. Да он даже алкоголь обходил за километр!
– Давайте на секунду возьмём косвенные признаки: бледность…
– А вы попробуйте быть другим, если солнечные лучи едва ли не твои главные враги.
– … дефицит массы тела…
– Это называется стройностью…
– … постоянные скачки настроения…
– А это вообще со мной с рождения. Странная у вас логика. Получается, что граф Дракула был едва ли не подпольным Пабло Эскобаром.
– Я понимаю, звучит смешно. Но, как показывает мой опыт…
– Вот и держите свой опыт при себе, – огрызнулся Ромка, явно задетый её подозрениями.
– Роман Александрович, – одёрнула его Карлова. – Я вам излагаю лишь факты. По статистике огромное количество молодёжи в вашем возрасте хотя бы раз пробовало психотропные вещества. У некоторых из таких препаратов есть побочный эффект – разжижение крови, что и может приводить к… носовым кровотечениям. Которые обычно усиливаются при наличии стресса.
– Да я ни разу, – подскакивая на ноги, начал заводиться Рома, – даже близко не подходил к…
На этих словах он резко осёкся, опять принимая цвет помидора. В кабинете повисла гробовая тишина, мы даже могли расслышать, как гудел транспорт за наглухо закрытым окном.
Из кабинета мы выходили едва дыша.
***
Рома шёл по коридору, ничего не видя и не замечая перед собой, натыкаясь на людей и чуть не навернувшись со ступенек. Всё это время я семенила за ним, едва поспевая за его широким шагом. И лишь вылетев на пожарную лестницу, он позволил себе слабость – съехал по стене на пол.
Лицо его было бледнее прежнего.
– Ромка, – испуганно проговорила я, присаживаясь на корточки напротив. – Ром?!
Он поднял на меня свой измученный взгляд, полный боли и отчаянья. Мне тут же захотелось разреветься. Сдерживая всхлип, идущий откуда-то из груди, практически невесомо коснулась его руки.
– Всё в порядке?
– Ты хоть понимаешь, какой я… дурак!? – с неподдельным ужасом в голосе прошептал он.
Судорожно замотала головой.
– Ты не дурак.
– Я гораздо хуже, – горько усмехнулся и замолчал. Наивно ждала продолжения, но Чернов предпочёл замкнуться, с головой уйдя в себя. Ещё немного помаячила перед ним и в итоге, плюнув на всё, села рядом, привалившись спиной к холодной стене.
Так мы и сидели, пока я не отважилась спросить:
– Ты правда что-то принимал?
Ответил он не сразу, во мне даже родилось подозрение, что он и не слышит меня вовсе, но Рома неожиданно кивнул головой:
– Да, однажды. В день твоего звонка.
Сердце провалилось вниз, и, наверное, хорошо, что я уже сидела, иначе полетела бы за ним вслед с высоты своего роста.
– Зачем? – вырвалось у меня само собой.
Он удивленно повернул голову ко мне, будто только сейчас увидев.
– Тошно было, – сообщил с видом «ну это же очевидно».
– Я… – проговорила с трудом: губы отказывались слушаться, – я… не хотела, чтобы всё вышло так.
– А как ты хотела? – жёстко спросил он и отвернулся.
Объяснений у меня не находилось. Вернее, их была сотня, но ничего такого, чтобы он мог понять или принять. Да и вообще, в этот момент я сама-то себя с трудом понимала, куда уж ему было угнаться за моей логикой?
– Я был в клубе, – вдруг сообщил Роман Александрович, – одногруппники предложили расслабиться, а дальше… я пришёл в себя уже в Москве. Что и как… не помню.
Испуганно зажала рот рукой.
– Как же ты…
– Говорю же, – резко оборвал он меня, – не помню. Вообще ничего. Проснулся на диване Дамира в заботливых руках Веры, – последние слова были сказаны с какой-то особенной интонацией, видимо как попытка донести до меня что-то очень важное. – Воспоминаний – ноль, паспорта – нет, зато куча нотаций от Стаса и это всепонимающая скорбь на лице Бероева.
– Мне… мне так жаль.
– Знаешь, – тут же встрепенулся он, – куда можешь засунуть свою жалость?!
Я невольно заулыбалась: если Рома огрызается, значит, силы начинают возвращаться к нему.
– Куда?
Он долго испытующе смотрел на меня, но так и не решился на пояснение, а может быть, просто не счёл нужным распыляться. Его взгляд вновь потускнел, а плечи опустились.
– Ром, – позвала его будто бы издалека. – Куда засунуть-то? Слышишь? Ты лучше злись на меня, хорошо? Лучше злись, только в себя не уходи.
– Да чего ты вообще ко мне прицепилась?! – рявкнул он и подскочил на ноги, у меня же с трудом получилось поднять себя с пола, пришлось держаться за стену. Его гнев был настолько всеобъемлющ, что, казалось, ещё чуть-чуть – и меня буквально завалит им. – Чего?! Чего тебе от меня надо? Чего ты от меня хочешь?!
Носом я всё-таки шмыгнула.
– Ничего, – выдавила из себя. – Просто… хотела убедиться, что ты в порядке.
– Я не в порядке!
– Но врач сказала, что ты здоров!
– ВОТ ИМЕННО!
Сверху раздались звуки открывающейся двери, и по лестнице пробежала пожилая медсестра, заметившая:
– Пациентам здесь быть не положено.
Мы что-то там угукнули на автомате, но в целом проигнорировали чужое замечание.
До меня с ужасом доходил смысл его слов.
– То есть ты хотел оказаться больным? – с трудом выговорила я.
– Да нет же! – чуть не плача, всплеснул руками Рома, спрятав в ладонях лицо, и с силой принялся тереть глаза. – Просто… просто…
Чем дольше он пытался подыскать нужные слова, тем меньше грозносности в нём оставалось. Да и вообще, с каждой секундой он всё больше и больше напоминал воздушный шарик, из которого стравили воздух.
– Что, что я скажу родителям? – как-то совсем по-детски спросил он. – За эти недели я из-за каких-то глупостей развернул такую истерию, что… – сжал-разжал кулаки, а потом с силой треснул по стене. – Я вынудил Стаса прыгнуть со мной с моста, а мать – реветь… Отец хоть и храбрится, но и ему непросто… Понимаешь? Понимаешь, я в очередной раз всем испортил жизнь!
– Не говори ерунды! – громко воскликнула я, напуганная его словами. – Это всё не имеет никакого значения по сравнению с тем, что ты здоров. Слышишь? Ты здоров! – почти с восторгом закричала я и, забывшись, обхватила своими ладонями его лицо. – Ты здоров. И это самое главное. И твоя семья будет счастлива уже только потому, что ты в безопасности.
Чернов как заворожённый слушал каждое моё слово, боясь даже пошевелиться.
– Ромка… – прошептала я как заклинание. – Ты здоров.
И тогда он сделал невероятное: сгрёб меня в охапку, отрывая от пола, и заключил в стальные объятия, утыкаясь мокрой щекой куда-то в область шеи.
Беспомощно повисла в его руках.
«Дура! – кричала моя душа. – Идиотка! Что ты делаешь?! Ты же вас обоих ломаешь!»
И это действительно была агония, раскалённым остриём пронизывающая нас обоих.
Нужно было его оттолкнуть, сказать «стоп», ну или, по крайней мере, до последнего изображать безразличие. Но Ромкино отчаянье сметало все мои бастионы, оставляя один на один с жестокой правдой. Все эти дни я как могла отгораживалась от его гнева, злости, скорби, боли, всеми силами убеждая себя в том, что так надо, что всё к лучшему, что… это единственный путь к свету. И если бы не моя выходка возле подъезда в день приезда, я бы наверняка справилась с выбранным путём, но известие о его возможной болезни окончательно перевернуло всё с ног на голову.
Как я могла находиться в стороне, когда само его существование находилось под угрозой?
Безрассудно? Жестоко? Подло? Да, да, да и ещё сотни этих самых «да». Вряд ли кто-то смог бы в этот момент презирать меня сильнее, чем я сама. Но оставаться в стороне… В общем, у каждого есть свой предел, свой болевой порог. Моим оказался страх за его жизнь.
Чернов продолжал держать меня на весу, судорожно вбирая в себя воздух ртом в области моей ключицы.
И, клянусь, я честно попыталась оттолкнуть его, положив свою ладонь ему на плечо. Но моё прикосновение будто послужило мощным толчком к чему-то иному… Пальцы сами сжали ворот его футболки, а вторая рука вцепилась в его и без того растрёпанные волосы.
Он зашипел и… впился поцелуем в мою шею, оставляя ощутимые следы на тонкой коже. Слёзы градом катились по моим щекам, а сердце набатом грохотало в груди. Его руки чуть ослабили хватку, и я скользнула вниз, всё ещё сжимая его волосы. Теперь мы были лицом к лицу. Его глаза горели яростным огнём, сжигающим меня дотла.
Напряжение между нами достигло своего максимума, казалось, что даже воздух вокруг нас трещал от нервозности.
Рома оскалился и жёстко накрыл мои губы своими, целуя страстно и отчаянно, разом отметая всякое сопротивление. Не ответить ему было невозможно. Его руки с силой сдавливали мои рёбра, которые ещё чуть-чуть – и, казалось, прогнутся под его напором. Я же продолжала с силой тянуть его за волосы и, если бы после случившегося оказалось, что я вырвала у него из головы пару клочков, совсем не удивилась бы.
Поцелуй вышел томительно-сладким и жестоко-безапелляционным, с металлическим привкусом крови.
В самом конце он горько усмехнулся и прошептал мне прямо в губы:
– Ты мне всё расскажешь…
***
Рассказывать не хотелось.
На самом деле у меня было заготовлено тридцать три оправдания, но каждое из них таяло на глазах, словно дымка из лампы джина.
А сказать правду у меня… так и не хватило смелости. Хоть он и заслуживал. С самого начала. Но я знала – не поймёт. Фыркнет, закатит глаза и скажет, что я дура, раздула проблему из ничего. И конечно же, окажется прав, с той только разницей, что то, что было ерундой для него, потихоньку убивало меня день ото дня, уводя за ту черту, откуда не возвращались.
Я любила его своей ненормальной любовью, и как бы мне ни хотелось, чтобы расставание хоть что-то изменило между нами, вышло всё наоборот. Осознание того, что это всё, конец, – с каждым днём лишь усиливало мою тоску по нему.
Оставалось только выть и идти кидаться с десятого этажа, чего делать как раз не хотелось.
Это был тупик. Полный и абсолютный. Мой самый сладкий грех, моя нирвана, моя мышеловка, моя зависимость. Поэтому и говорить ему ничего не хотелось: он бы не отпустил, а уйти сама ещё раз… я бы просто не смогла.
Молчала, прижавшись к нагретому солнцем пыльному боку черновского внедорожника, и наблюдала за тем, как Ромка ходил по кругу, рассказывая матери о результатах похода к врачу. Его лицо так быстро сменяло эмоции, что можно было только гадать, как Саня воспримет услышанное. Хотя нет, кого я обманываю? Конечно же я знала как. Независимо от того, сколько тревог им пришлось пережить за эти дни, они будут счастливы. Без всяких условий и но.
Он здоров. Он будет жить.
И у меня опять наворачивались слёзы на глазах. На этот раз от счастья, болезненного, безрадостного, но всё-таки счастья.
Я запуталась. В своей лжи. В своей правде. Не понимая больше ничего в этой истории, повторяла как мантру: «Он здоров. Он будет жить. Он в безопасности…»
И вот с разговором было покончено. Ромка обернулся, утыкаясь в меня своим тёмным взглядом. Сколько же всего было в этих глазах цвета шоколада… Всё, кроме смирения.
Он покачал головой, словно отметая какие-то свои мысли, и быстрым шагом направился ко мне, на ходу велев:
– Садись в машину.
– Ром, мне нужно ехать… у меня завтра экзамен.
– В машину, – буквально прорычал он, обходя капот и отворяя дверь авто. – Ты мне задолжала, не кажется?
Мне так не казалось. Но и просто уйти никак не получалось. Ноги будто бы приросли к месту.
– Я сейчас уеду, – глухо сообщил Чернов. – С тобой или без тебя.
Дважды повторять ему не пришлось.
То, что мы ехали к «морю», которое озеро, я поняла как-то сразу. Где же ещё расставлять финальные точки над «i», как не там, где вам когда-то было хорошо?
В салоне автомобиля стояла угнетающая тишина, которую он нарушил лишь однажды:
– Кто из них сказал про врача?
– Кир…
Глава 21
За пару лет до начала основных событий
Соня
Жизнь – это череда событий, каждое из которых по отдельности редко является чем-то судьбоносным, но, выстраиваясь вместе в одну путаную линию, создаёт причудливый узор в общей картине бытия.
После Ромкиного отъезда в Питер мы будто бы оба успокоились. Две параллельные прямые, которые пересекались несколько раз в год. Телефонные разговоры ночи напролёт и миллионы отправленных сообщений. Но так было и вправду легче. Любили, скучали, страдали, но справлялись.
Вдали от семейных волнений и вечно беспокойных взглядов, Ромео будто бы расправил крылья, почувствовав свободу. Его мышление всегда отличалось нестандартностью и оригинальностью, а там, в благодатной творческой среде Питера, ему было бы просто преступно сидеть на одном месте и ничего не делать. Поэтому уже с первого курса Чернов оказался участником множества мероприятий, о которых здесь он даже и помыслить не мог. Не то чтобы он настолько уж стремился к общению, но его неугомонная натура попросту не могла усидеть на месте.
Я тоже не теряла времени даром, учась самостоятельности. Здесь, наверное, стоит объяснить: всю жизнь я плыла по течению, завися от взрослых и чужой милости. Пусть Черновы вполне искренне старались мне помогать, но бабушкина смерть показала мне, насколько всё зыбко в этом мире. Дело тут было не в гордости или гордыне. Просто это был единственный доступный мне способ почувствовать контроль над происходящим. Когда твоё детство проходит как на пороховой бочке, с вечным ощущением надвигающейся катастрофы, сложно встречать каждый следующий день с уверенностью, что всё будет хорошо.
Мы действительно научились быть на расстоянии, не теряя чувства единения и понимая друг друга с полуслова.
***
Первым событием, заметно изменившим рисунок нашей жизни, стало известие Сашек о том, что в семействе Черновых в скором времени появится ещё один представитель.
Меня там не было, поэтому врать не буду, что знаю наверняка об эмоциональном накале встречи, но Рома ко мне пришёл накрученный донельзя.
– Ну и нахрена, – вздыхал он мне в тот вечер на ухо. – Им что, нас мало?
– Вы уже взрослые, – мягко напомнила я, – живёте в других городах…
– Ну и что?! – фыркнул Ромео. – Просто я не понимаю, что им мешает просто жить для себя?
Я задумчиво провела рукой по волосам, откидывая их с лица.
– А что они сами говорят?
– Что их любви хватит на всех, – закатил он глаза. – И вообще, вот скажи, зачем люди добровольно заводят детей?
Закашлялась, удивлённая неожиданной постановкой проблемы.
– Тебе не кажется, что это несколько странный вопрос для вашей семьи?
– Для нашей семьи это как раз вполне закономерный вопрос…
Только потом до меня дошло, что все его возмущения были вызваны сильнейшим чувством тревоги за мать. Но на тот момент всё, что было подвластно Ромке – это злиться и хмуриться.
Те полгода пролетели почти незаметно. Ромка жил в своём излюбленном режиме: то здесь, то там, а то и вовсе в Москве, вынося мозг Стасу.
Я же смогла вновь поступить в университет, выбрав журналистику. Никакой великой миссии я в этом не видела, но мне до ужаса хотелось иметь диплом о высшем образовании, хотя бы для того, чтобы не отставать от Чернова. Да и в работе копирайтера это было бы не лишним. Пока что я подрабатывала написанием мелких статей, но глубоко в душе мне хотелось чего-то более глобального.
Студенчество оказалось вещью неоднозначной. В то время как большинство моих новых знакомых наслаждалось молодостью, я разрывалась между домом, универом и работой. И вновь я оказалась в роли белой вороны: мои сверстники развлекались по клубам и впискам, а я всё время куда-то гналась.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что мой мир, как и раньше, был полностью сосредоточен на маме и Роме. В первый год после школы я ещё общалась с Таней и Олесей, но чем больше времени проходило со дня выпуска, тем реже мы вспоминали о существовании друг друга.
Зато нам удалось сблизиться с Киром. На тот момент ему уже было шестнадцать и он давно не походил на того испуганного мальчишку, который некогда нуждался в защите старших братьев. Вот кто действительно тяжело переживал отъезд Ромы. В силу объективных причин (разница в возрасте) он всегда оставался в стороне от старших парней, при этом всей душой тянувшись к ним. Отъезд Стаса с Дамиром в Москву подтолкнул Ромку к попыткам наладить отношения с третьим из братьев, но в итоге сам он тоже сбежал из родного города. И кто, как не Кирилл, мог понять мою тоску по этой длинноногой сволочи?
Мы встречались не так часто, но зато знали, что в случае чего всегда можем положиться друг на друга.
***
Мой Чернов вернулся домой поздней осенью, когда улицы уже укрыл снег.
– Семейный слёт, – шутила Александра Сергеевна, собрав всех своих отпрысков под одной крышей. До родов оставалось всего ничего, и они с мужем буквально светились от счастья. Зато Ромео ходил чернее тучи, то ли что-то предчувствуя, то ли просто накручивая себя.
– Успокойся, – хороводила я вокруг него, не позволяя срываться на окружающих. – У тебя было полгода, чтобы свыкнуться с новостью.
– А почему я должен свыкаться с чем-то? – хуже маленького ребёнка капризничал он. – Я ведь не заказывал себе ещё одного брата! Мне этих троих по горло хватает.
– Боюсь даже спросить, чем тебе эти не угодили.
– Да ничем, – пробурчал он, но потом всё же добавил: – Стас умудрился себе новую пассию найти, как будто нам старой было недостаточно.
Так в жизни Черновых появилась Вера, встряхнувшая размеренную жизнь Стаса. Но это уже совершенно другая история.
***
В следующий раз Роман Александрович объявился в городе одной тревожной ночью.
– Сонь, мама в реанимации, – безжизненным голосом сообщила мне телефонная трубка.*
Уже через двадцать минут переполошённая я стучалась в дверь их квартиры. Открыл мне хмурый Кирилл.
Те сутки получились самыми напряжёнными в их жизни. Стас с отцом были в больнице, боясь покинуть свой пост, ну а мы впятером нервно метались по квартире. Вернее, метался один Рома, заламывая руки и сетуя на непутёвость родителей. Дамир с Кириллом предпочитали просто сидеть на диване, невидящим взором глядя в экран телевизора перед собой. Я же занималась тем, что развлекала близняшек, стараясь не дать их воображению разгуляться и напридумывать ужасного. Хотя поведение Ромы крайне этому способствовало.
Но, слава богу, всё обошлось. И уже через неделю новорождённый Никита Александрович в сопровождении счастливых родителей объявился на пороге своего нового дома.
Я при этом уже не присутствовала. Как только стало известно, что жизни матери и сына ничего не угрожает, вернулась домой – моя мама тяжело переживала полное одиночество. За последний год она неплохо восстановилась, но долгие разлуки со мной порождали у неё острые приступы тревоги.
Рома, по своему обыкновению, завалился ко мне в комнату через окно поздней ночью и без предупреждения.
– Сонька! – завопил он, пугая спящую Мусю. – У меня брат родился!
Я засмеялась.
– Ничего, что он у тебя неделю назад родился?
– Ни фига ты не понимаешь, – заулыбался он, притягивая меня к себе. Минут пять ушло на то, чтобы нацеловаться. И всё-таки расстояние благоприятно влияло на Ромео, с каждым годом он становился всё контактнее. – Так вот, брат, – отлипнув от меня, выдохнул он. – Он такой клёвый. Такой мелкий… ты не представляешь. Пальчики – вот такие. Носик – кнопка… Короче…
– Ты его уже любишь.
– Люблю, – согласился Рома, вновь припадая к моим губам и яростно доказывая, что в мире существует не только братская любовь.
В общем, он был счастлив. Они все пребывали в какой-то невероятной эйфории, вызванной благополучным разрешением кризиса. И я была счастлива за них всех… и за Сашек, наконец-то получивших свой опыт осознанного родительства, и за остальных братьев-сестёр, заполучивших новый объект для обожания, и уж тем более – за Рому, сумевшего принять ситуацию.
Вот только и для меня эта история не прошла бесследно, поселив где-то там, глубоко в душе, новую порцию неясной тревоги.
***
Первые пару лет мы прожили на каком-то драйве, а вот дальше… Дальше стало как-то сложнее.
Ромка с головой ушёл в проблемы старших братьев, принимая близко к сердцу трагедии каждого из них. Наверное, ему так было проще – переживать за них, а не циклиться на нашей с ним разлуке. Самым страшным оказалось то, что изменений в происходящем никто из нас поначалу и не заметил.
Однажды он не приехал на праздники домой, а я… приняла это как само собой разумеющееся. В следующий раз у меня случился завал на учёбе и пару дней не писала ему вовсе, и он тоже будто бы не придал этому значения. Мы совсем неплохо научились выживать автономно.
Я тогда впервые в полной мере задумалась о том, есть ли вообще перспективы у нашего совместного будущего. Мысль была горькой и пугающей.
Может показаться, что мы слишком легко отнеслись к нашей разлуке. Но на тот момент жизнь в разных городах была единственным способом не потерять себя и не изводить другого своими страданиями и переживаниями.
– Ты приедешь?
– Да, только с делами раскидаюсь.
– А если более конкретно? – я хоть и улыбалась, но между нами всё равно чувствовалось напряжение.
– Я же сказал, как дела доделаю! – вдруг вспылил Рома, окончательно став хмурым.
Задумчиво почесала кончик носа, а потом констатировала:
– Ты злишься.
– Нет.
На душе стало паршиво.
В последние дни нам становилось всё сложнее найти общий язык. Это было наше второе лето после его отъезда. И если раньше Чернов рвался сюда при каждой удобной возможности, то теперь у него находилось всё больше неотложных дел. А все попытки расспросить его, как обычно, заканчивались ничем.
Неожиданно по местам всё расставила встреча с его бабушкой.
– Сонечка! – радостно всплеснула руками Надежда Викторовна, столкнувшись со мной в одном из супермаркетов. – Вот это встреча!
Почти за семь лет дружбы с Черновыми я успела перезнакомится со всей их роднёй.
– Здравствуйте, – скромно кивнула головой. Мама Александра Дмитриевича часто ставила меня в тупик своей чрезмерной гордостью за внуков, готовая превозносить их буквально за всё. Нет, я не преуменьшаю достижения парней, но она всегда говорила о них так, что становилось понятно: в её представлении я всего лишь жалкое недоразумение на Ромкином пути.
– Как твои дела, моя дорогая? – она снисходительно покачала головой.
– Всё хорошо. Вот, сессию почти сдала, остался ещё один экзамен.
– Молодец какая, – дежурно отозвалась госпожа Чернова. – У Ромочки тоже сессия была, он, как обычно, сдал её досрочно. Впрочем, ты и так, наверное, это знаешь.
Я не знала, но из вежливости улыбнулась, хотя вышло криво.
– Ты знаешь, – вздохнула Надежда Викторовна, – я всегда так переживала, как он будет там один… Он же у нас такой ветреный. Вот честное слово, совсем бы не удивилась, если бы он и там учёбу забросил, но нет. В университете так его хвалят – Саша узнавал. Его же опять на стажировку в ту студию позвали!
– Опять? – нечаянно вырвалось у меня, хотя я всячески старалась держать лицо перед своей собеседницей.
– А он что, не хвастался? – удивилась она. Впрочем, совсем неискренне. – Он же зимой был на практике в какой-то очень престижной компании, занимающейся всеми этими… как их, «пи и», «ти-ри»…
– Ай-ти.
– Да-да, всеми этими вопросами ай-ти. Так вот, они вновь его позвали к себе. Ну не замечательно?
– Зашибись.
Вечером нас ждал сложный разговор.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Просто, – непривычно глухо отозвался Рома. – К слову не пришлось.
– Дважды?
Он не ответил. Впрочем, правда лежала настолько на поверхности, что и гадать особо не приходилось.
– Ты не хотел, чтобы я знала.
– Глупости не говори.
– А что тогда?
И опять эта тошнотворная пауза.
– Чернов…
– Я не хотел тебя расстраивать, – нелепо признался он.
– Чем? – не сразу сообразила я. А потом… потом как поняла! – Неужели, ты считаешь, что я не в состоянии порадоваться за тебя?!
– Да не в этом дело!
– А в чём тогда?!
– Просто… просто… – Ромкино смущение было настолько редким гостем в нашей жизни, что при других обстоятельствах я бы просто насладилась ситуацией, но не сейчас. – Не хотел, чтобы это выглядело хвастовством.
И вот да, лучше бы он молчал.
До меня всё же дошло. Он считал мою жизнь настолько ущербной, что даже не мог поделиться своими успехами, полагая, что я расстроюсь из-за упущенных возможностей.
– Это не выход, – выдавила я, с трудом справляясь с горьким комом в горле, и отключилась.
И уже через день он стоял под окнами моего дома.
– А стажировка?! – ругалась я на него полчаса спустя.
– Пофиг.
– Не пофиг!
– А это уже мне решать.
В этот раз настала моя очередь метаться по комнате. Чернов сидел на диване, в то время как я расхаживала туда-сюда, размахивая руками.
К счастью, мамы дома не было, иначе мои вопли точно бы напугали её.
– Мне не нужны твои жертвы!
– А что тебе нужно?! – не выдержал Ромка, с чувством стукнув кулаком по обивке дивана. – Ты уже определись, на что именно ты обижаешься!
– Да не обижаюсь, – чуть не плакала я. – Просто прошу не врать мне.
– Ну тогда вот. У меня была практика, я с неё свинтил, чтобы приехать сюда.
Застонала.
– Вот видишь, – поморщился Ромео. – Не приезжаю – плохо, приезжаю – тоже всё не так.
Спрятала лицо в ладони. У него была удивительная способность выворачивать всё наизнанку.
Его руки легли мне на плечи.
– Прости, правда хотел как лучше… Боялся, что ты расстроишься…
– Ром, я всегда… очень горжусь тобой. Но и…
«…и моя жизнь чего-то стоит», – хотела сказать, но так и не отважилась.
Тот конфликт мы всё-таки пережили. У нас было два месяца, полных любви, нежности и спокойствия, как оказалось в итоге, – мнимого.
***
Начало второго курса я встретила без настроения и с непроходящим чувством усталости. Просто как-то всё навалилось… Проблемы с заказами: пока Ромка был в городе, я несколько халатно относилась к своим трудовым обязанностям, из-за чего мой рейтинг на бирже заметно упал. Проблемы с мамой – осень всегда давалась ей непросто. Завал на учёбе – отчего-то все преподаватели решили, что мы теперь взрослые и с нас можно спрашивать по полной. Тоска по Ромео – нам опять пришлось привыкать к жизни порознь.
Отсутствие лишних денег, трудности в университете, непроходящее чувство тревоги… всё это в конце концов вылилось в мою неспособность встать с постели. То был очень грустный день. За окном вовсю лил дождь, а я рыдала под одеялом, обхватив колени. Я столько лет училась не жалеть себя…
В обед, когда я так и не вышла из комнаты, ко мне вдруг заглянула обеспокоенная мама. Её движения были резкими и дёргаными, как всегда в моменты обострения. Правда, в последние годы благодаря терапии и таблеткам дальше этого дело не уходило. Она села на край дивана, положила свою влажную ладонь мне лоб.
– Плохо? – обеспокоенно спросила она.
Я так и не смогла выдавить из себя хоть слово, поэтому просто кивнула. И тогда она сделала невероятное – положила мою голову к себе на колени и просто велела:
– Тогда плачь.
И я действительно разревелась. Мамины руки осторожно скользили по моим волосам. С печалью отметила для себя, что в детстве не умела ценить родительскую ласку. Зато сейчас… сейчас я понимала, что вся моя забота о матери не ушла в пустоту. Моих проблем это не решало, но на душе становилось чуточку теплее.
Осень набирала обороты, как и степень моей хандры. Каждый прожитый день, каждая выполненная задача становились отдельным подвигом.
