Текст книги "С любовью, Рома (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Мой хохот, к неудовольствию учителя, слышал весь класс.
Вот так вот бездарно закончилась наша первая с ним ссора. Хрупкий мир был восстановлен, но тогда я ещё не знала, что задумал Роман Александрович.
***
На его день рождения мне посчастливилось заболеть по-настоящему. Почему посчастливилось? Потому что вопрос подарка стоял остро как никогда. Мало того что у меня попросту не имелось подходящей суммы на хоть что-то достойное, так ещё и идей никаких не было. Что можно подарить человеку, главными проблемами которого были завышенная самооценка, маячащий на горизонте развод родителей и запугивания Стаса, который всё время грозился выгнать Ромку жить на балкон, если тот не перестанет по утрам занимать ванную по полчаса?
Выпросив у бабушки двести рублей и оббежав почти весь город, я нашла прикольные носки с картиной Ван Гога, но подарить их Чернову так и не решилась, поскольку на фоне всех остальных подарков мои носки казались такой ерундой.
Но у Ромы было своё мнение на сей счёт.
Прошла почти неделя с тех самых пор, как я свалилась с температурой, и мне даже стало заметно лучше, хоть я и бродила по квартире сопливая и хриплая.
Этим вечером мы с Мусей валялись на диване, когда кошка уже знакомо подскочила на лапы. Рома, как и в прошлый раз, обнаружился под окном. На улице шёл густой снег, поэтому его приход казался чем-то нереальным. С лёгкостью перемахнув через подоконник после того, как я открыла раму, он вместе с холодом ворвался в мою комнату.
– И чего ты тут делаешь? – кутаясь в древнюю бабушкину кофту, тихо заругалась на него – бабуля ещё не спала.
– Ты пропустила моё четырнадцатилетие! – с гордостью заявил он.
– Так-то я тебя поздравила, если ты не помнишь.
– А как же подарок?
Его наглость, как всегда, обескураживала.
– Нет у меня подарка, – развела я руками. Тайну носков я предпочитала хранить в ящике стола.
– Беда, – вздохнул Чернов. – Тогда придётся расплачиваться…
– Интересно чем.
– Как это чем?! – издевался он надо мной. – Натурой!
Пришлось отступить на шаг назад, как всегда заливаясь румянцем. У меня даже уши покраснели.
– Ты на Стаса, что ли, насмотрелся?
– На него насмотришься, – сморщился Рома. – Ходит со своими засосами на шее, от матери шкерится. Фу-у-у.
– В засосах ходить или от матери шкериться? – на всякий случай уточнила я.
– С Алинкой его дело иметь. Тоже мне «тигрица» нашлась. Сто пудов это она от него так других девок отвадить пытается.
– Не впечатлила?
– Не впечатлила, – согласились со мной. – Так, ладно. Не забалтывай меня. Подарок мой где?!
Он подбоченился, шурша своей курткой.
– А с чего ты уверен, что он есть?
– Интуиция.
– Ага, как же. Кажется, я даже знаю, как твою интуицию зовут.
Мысленно сделала себе пометку прибить Кирилла, с которым додумалась посоветоваться о том, чего не хватает Роману Александровичу для полного счастья. К слову, Кир тогда ответил: «Совести».
В общем, «Звёздную ночь» Ван Гога таки пришлось вручать.
Он долго стоял посреди комнаты, рассматривая носки, я же сгорала от стыда, придумывая достойное оправдание. Если суммировать всё, что Черновы потратили на нас с бабушкой и мамой, то Рому можно было обеспечить носками на полгода вперёд, при условии, что каждый день он распечатывал бы новую пару.
– Ты не обязан их носить, – попыталась сгладить неловкость.
Ромка поднял голову и растянул губы в улыбке, неожиданно скромной, а не как обычно – наглой и победоносной.
– Иди сюда, – чуть хрипловато велел он, поймав меня за шею и притянув к себе. Я уткнулась носом в его куртку, вдыхая запах холода, свежести и чего-то с горчинкой. Нет, ну вот скажите, какой нормальный парень в четырнадцать лет будет всерьёз пользоваться парфюмом? Его подбородок коснулся моей макушки. – Я буду их носить, – заверили меня.
***
Дело шло к Новому году, когда случилось одно из важнейших событий в Роминой жизни: Александра Сергеевна таки дрогнула перед мужем и семейство Черновых воссоединилось. Рома хоть особо и не выказывал своей радости по этому поводу, но внутренне он ликовал. У него даже походка изменилась, стала более пружинистой, как если бы эмоциям внутри него становилось тесно.
Я была рада за него. За них всех. Братья будто скинули с себя лишний груз переживаний. Они постоянно ходили и улыбались, много смеялись и без конца подкалывали друг друга. Да и сама Александра Сергеевна буквально светилась от счастья.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что в этот период мы с Ромой несколько отдалились. Черновы семимильными шагами восстанавливали семейные связи – заканчивали ремонт, готовились к переезду, встречали Новый год где-то в Тае. Я же словно опять осталась одна. Понимание того, что у Ромы есть своя жизнь, достаточно больно ударило по моему самолюбию, ведь мои мысли упорно крутились только вокруг него. Осуждать я его не осуждала, но себя одёрнула, мол, нельзя настолько растворяться в другом человеке. Стала больше общаться с Таней и Ксюшей, которые неожиданно с пониманием отнеслись к моим страданиям и не стали подкалывать меня по поводу того, что Чернов перестал «хвостом виться вокруг меня» (прямая цитата Емельяновой).
Съездила пару раз к маме в больницу – острое состояние было снято, и врачи наконец-то разрешили посещения. Ездила я одна, бабушке всё ещё было тяжело передвигаться на дальние расстояния, а позволить себе такси мы не могли.
Психиатрический диспансер имел совершенно особую атмосферу отчаяния. Нет, здесь никто не рыдал, не вопил и не стенал. Но казалось, что здесь даже стены, выкрашенные в бодрый розовенький цвет, поглощали всякую надежду на будущее, оставляя людей наедине с их потерянностью. Посетителей было много, нас всех заводили в просторный холл квадратной формы с лавками по периметру. Мы долго стояли в очереди, ожидая, когда же выведут наших «пациентов». И каждый посетитель стоял втянув голову в плечи, словно стесняясь своего присутствия здесь. Хотя почему «словно»? Все мы испытывали неловкость за своих родных: в нашей стране до сих пор принято говорить о психических расстройствах как о чём-то неприличном, словно болезнь одного из членов семьи тут же ложилась пятном позора на весь род.
Процедура всегда была одна и та же. Большая грузная медсестра сидела за столом, преграждавшим путь к двери в отделение. Нужно было подойти к ней, записать своё имя в журнал, дать досмотреть пакет с продуктами, записать передачку в тот же журнал и дождаться, когда санитарка, всё время стоявшая рядом с той самой дверью, скроется в глубине отделения, чтобы привести вашего «пациента». Люди оттуда выходили всегда одинаковыми. В нашем случае это были женщины: отекшие, с серой кожей и немытыми волосами, в цветастых хлопковых халатах, поверх которых надевались кофты или шали, тоже старые и поношенные. На ногах были неизменные тапки, натянутые на шерстяные носки. Но самым ужасным был взгляд, пустой и бессмысленный – результат приёма лекарств, подавляющих психоз.
Первая встреча с мамой прошла скомкано. Мы сидели на длинной лавочке и молчали, мне даже показалось, что она не до конца понимает, кто я и где мы. Мои неловкие попытки рассказать о наших делах, так и не закончились ничем.
Зато через неделю, мама будто бы… взбодрилась. По крайней мере, эмоций у неё стало в разы больше. Она плакала, хватаясь за голову и причитая на тему того, как же я выросла и какой красавицей стала, после чего ударялась в какой-то пространный бред, суть которого у меня никак не получалось уловить. И это тоже было знакомо и понятно – должно быть, маме начали отменять какие-то из лекарств. Через пару недель она придёт почти в норму… с ней даже можно будет вести осознанные разговоры, делиться новостями и сочувствовать на тему того, как непросто в «дурке». Я всегда ждала этого момента, ведь тогда у меня на пару месяцев появлялась относительно нормальная мама, немного странная, немного инфантильная, но мама.
– Мне жаль, что тебе придётся встретить Новый год здесь, – в конце встречи призналась я и сама прижалась с ней.
Домой я вернулась уставшая и разбитая. Посещение мамы как всегда вытянуло из меня все силы.
Праздники, как и полагалось, мы встретили с бабушкой вдвоём – под поздравления президента, мандаринки и оливье.
Рома приехал через две недели – отдохнувший, блаженный и неожиданно лохматый. Вручив мне пакет с фруктами, довольный принялся доставать учебники из рюкзака.
Я же долго рассматривала его голову, когда до меня наконец-то дошло:
– А тебе не пора ли подстричься?
– Нет, – отрезал он без всяких пояснений.
Примерно прикинув в голове даты, я провела нехитрый расчёт. В салон красоты Чернов притащил меня в ноябре, а на дворе был январь, то есть подстричь его нужно было почти два месяца назад – непростительно долгий срок для щепетильного в этих вопросах Ромы.
– Ты специально, что ли? – догадалась я.
– Ничего не знаю, – отбился он и, запустив пятёрню себе в волосы, откинул непослушную чёлку назад, та явно лезла ему в глаза.
– Я тебе резиночку подарю, – мне вдруг стало весело.
– Ага, – проскрипел Роман Александрович, – после того, как сама побреешься налысо, – напомнил мне мои слова.
Пришлось подчиниться и спустить подаренные бабушкой деньги на поход в парикмахерскую. Сумма была небольшая, но я планировала немного поднакопить и купить себе уже нормальный телефон. Однако терпеть страдания Ромы и его чёлки оказалось невыносимо, и я наконец-то навела порядок на голове, сделав нормальную стрижку и вернув свой родной цвет волос.
Чернов был доволен. Правда, не знаю, чем больше – моим преображением или возможностью самому сходить в тот самый салон красоты.
Глава 14
Наши дни
Рома
Сил ехать дальше в этот день ни у кого не было, поэтому наш путь должен был повернуть в сторону ближайшей гостиницы.
Дамир с нами не разговаривал, так и сказал:
– Не разговаривайте со мной, не то я вам ещё раз двину, – потом, правда, немного подумал и добавил: – Вы хоть представляете, как мне пришлось бы смотреть в глаза родителям, случись с вами что?
Мы со Стасом не представляли. Мы вообще об этом не думали, уж слишком сильным было потрясение, пережитое нами на мосту и в реке. Виновато опустив головы вниз, стояли перед разъярённым братом, в котором таки взыграла горская кровь, и пытались прийти в себя. Получалось паршиво. Я всё никак не мог начать дышать ровно, лёгкие до сих пор жгло, а мышцы живота отдавали острой болью при каждом вдохе-выдохе – удар у Дамира был поставлен что надо. Я бросил быстрый взгляд на Стаса, левый глаз которого уже начинал оплывать и наливаться синевой, и невольно хмыкнул. Кто бы мог подумать, что первый в жизни фингал он получит от Дамира, а не от меня. Впрочем, вполне вероятно, что это ему прилетело возмездие за отца, коему старший брат подбил глаз семь лет назад в порыве гнева.
Стянув с себя мокрую футболку, я выкинул её в ближайшую мусорку, что располагалась на набережной. Повышенной стеснительностью я никогда не страдал.
Побрели в сторону машины. Берег здесь состоял из нескольких уровней – пляж, набережная и пологий склон, ведущий уже непосредственно к городским улицам. Дамир зло вышагивал впереди, не оборачиваясь на нас, зато Стас старался идти рядом, будто бы боясь хоть на мгновение оставить меня без присмотра. Мы поднимались по насыпи вверх, огибая деревья, когда Бероев резко затормозил и мы едва не уткнулись в его спину – перед ним стояли два патрульных сержанта в форме и ещё один в обычной рубашке и брюках.
– Майор Савицкий, – представился последний, небрежно козырнув нам и лениво улыбнувшись. – Развлекаемся, молодые люди?
***
В отделение полиции я попал впервые. Здесь было холодно и неуютно – толстые кирпичные стены хорошо защищали от первого летнего тепла. Я даже успел пожалеть, что выкинул футболку, хотя она бы вряд ли смогла мне чем помочь – мы со Стасом всё ещё были мокрые как мыши.
Впрочем, это была не самая серьёзная наша проблема. В реке мы умудрились утопить телефоны и насквозь промочить смарт-ключ от бэхи. Ещё повезло, что других ценных вещей при нас не было – остатки налички и банковские карты я в расчёт не брал, их всегда можно было восстановить.
В обезьянник, к неудовольствию Дамира, нас не посадили, хотя он и настоятельно рекомендовал майору Савицкому поступить именно так. Но то ли тот был в слишком хорошем настроении, то ли мы со Стасом не выглядели лицами, несущими угрозу обществу. Вот Дамир бы и с последним поспорил.
– Я тебе тут парочку суицидников привёз, – весело сообщил майор, заводя нас в кабинет, плотно заставленный мебелью. За одним из столов сидел грузный мужик в гражданке. – Можешь не благодарить.
– Паша, делать тебе нехер? – устало нахмурился обитатель кабинета. – С каких пор ты у нас опять патрулированием развлекаешься?
– Семён, ты не поверишь, – оживился «наш» мент, – был по делам в центре, встретил знакомого паренька, он у пэпээсников землю топчет. Ну я пока с ним то да сё, смотрю, эти двое, – кивнул в нашу сторону, – с моста сиганули. Ну, думаю, либо дебилы, либо наркоманы. Так это ещё полбеды, они ж потом ещё и не выплывали. Я уже даже мысленно принялся рапорт писать. Ан нет, живы.
– Наркоманы? – уточнил второй полицейский неведомо у кого.
– Не, – скрестив руки на груди, отозвался я, – природной дури хватает.
– Значит, дебилы, – сделал неутешительный вывод Семён.
В этот момент Стас решил меня утихомирить, стукнув ладонью по животу, но не учёл того, что Дамир в этом деле опередил его ещё на берегу.
– Твою мать! – зашипел я. – А поласковей можно?
Но никто из присутствующих сочувствием ко мне и моей боли не проникся.
– А это кто? – Семён обратил внимание на Дамира.
– Друг их.
– Брат, – не унимался я. Правильно вздыхала мама, говоря, что жизнь меня ничему не учит. Чужие взгляды вновь устремились ко мне и моему шикарному торсу, на котором, на минуточку, помимо рёбер виднелись целых два кубика. Ну или почти два.
– Чёт не похож, – покачал головой Савицкий.
– А они приёмные, – продолжил мстить Дам, который не был замечен ни в чём противозаконном, не считая избиения нас. Но мы об этом предпочли умолчать. – Родители были молоды и глупы и схватили первое, что попалось под руку.
Стас крякнул, явно сдерживая веселье. Я же был возмущен до глубины своей души:
– Эй! Что за приступ абьюза? И обесценивание меня как личности?
– Помолчи лучше, – посоветовал майор, обрывая моё сольное выступление. – Сень, займись, а? Если я и сегодня ужин пропущу, Ксюха с меня три шкуры спустит, а потом ещё и из дому выгонит. А ей нельзя меня выгонять, у неё трое детей и кот.
Хозяин кабинета тяжко вздохнул:
– Вот не мог ты им дать потонуть? Ладно, иди, но только ради Ксюши, детей и кота.
– Буду должен!
И, отсалютовав всей компании, скрылся за дверью. Мы же втроём продолжали топтаться на месте. Мент Семён ещё раз смерил нас всех уставшим взглядом и велел:
– Ну, что встали, господа суицидники? Садитесь давайте, будем выяснять ваши личности.
Вот с этим у нас возникла самая настоящая проблема. Ибо если за документами Стаса сменивший гнев на милость Дамир сбегал в машину, то мой паспорт был утерян ещё на подходах к Москве.
***
Когда стало понятно, что мы ещё не скоро покинем отделение полиции, Дамир стянул с себя рубашку и протянул мне. Я вскинул на него недовольный взгляд, но тот лишь хмыкнул:
– Давай ещё заболей.
Дамира я любил, а вот чужие вещи, особенно ношенные, не очень. Но, оказывается, состояние, когда у тебя зуб на зуб не попадает, крайне благоволит пересмотру взглядов на очень многое.
Застегнув все пуговицы на рубашке, я не смог удержаться от очередной дерзости:
– Я красивый? – захлопав ресницами, поинтересовался у Бероева.
Тот опять выдал обречённый вздох (можно подумать, я его об этом каждый день спрашиваю!) и заверил меня:
– Самый красивый. Хоть сейчас на конкурс красоты.
Я оценил, расплывшись в довольной улыбке и приложив руку в груди:
– Ты мне льстишь.
В этот момент бедный капитан Алексеев (тот, что до этого был просто Семёном) подавился кофе, бурча себе под нос:
– Так и запишем: «наркоманы, суицидники, голубые…».
– Мама будет счастлива, – констатировал Стас, угрожающе покосившись в мою сторону. Ситуация явно начинала его утомлять.
Странное дело, но после того, как шок от полёта в реку прошёл, мы будто бы стали возвращаться к привычным ролям: очаровашка Стас, верный Дамир и обалдуй Рома… Но на этот раз такое распределение амплуа меня вполне устраивало. Впервые за долгое время я чувствовал в себе силы сопротивляться реальности.
– Товарищ капитан, – Стас устало потёр шею, – давайте мы как-нибудь более лаконично решим вопрос? Признаём, поступили глупо. Антиобщественный поступок и всё-такое. Стыдно, – кивнул он головой, – раскаиваемся, готовы понести наказание, – и, чуть подумав, добавил, – в границах разумного, вы только обозначьте эти самые границы.
Семён Викторович слегка оживился, поёрзав на стуле и с интересом разглядывая Стаса. И я уже было поверил в чудодейственную силу денег, но капитан нас удивил, озвучив очевидное:
– То есть вы мне взятку предлагаете?
– Э-э-э, – растерялся старший брат от такой прямолинейности, – скорее, я предлагаю слегка убыстрить процесс.
– А я вас здесь не держу. С вами, Станислав Александрович, мы практически все вопросы решили. Позже вам придёт штраф за совершение административного правонарушения. А вот с вашим так называемым братом нам ещё предстоит повозиться. Откуда я знаю, что он тот, за кого себя выдаёт?
– Хотите, на крови поклянусь? – я вклинился в их разговор, рука Дамира тут же легла мне на плечо. Пришлось выворачиваться. Что ж вы меня все нынче трогаете?
– Ага, а в качестве удостоверения личности предъявите мне усы, лапы и хвост. Слышь, парень, хватит из себя клоуна строить, – посоветовал Алексеев.
– Ну а всё же? Мы готовы и этот нюанс учесть, – продолжал Стас изъясняться эзоповым языком.
Капитан развёл руками:
– Мужики, я всё понимаю, честно, но ничего сделать не могу. Вас столько народу на том мосту засняло, так что можете всерьёз считать себя звёздами интернета. С меня начальство утром в первую очередь про вас спросит. Поэтому границы не границы, а лучше думайте, как этому вашему Роману Александровичу личность подтвердить.
Я задумчиво почесал подбородок, а братья в свойственной им манере переглянулись, после чего Дамир полез за телефоном, который у нас теперь был единственным на троих.
– Звонок другу, – едва ли не торжественно объявил он.
Отец прилетел через четыре часа.
***
Когда мы вышли на улицу, на дворе было уже утро. Я смачно потянулся, захрустев всеми своими костями. С моим ростом было сложно найти удобное сиденье и, проведя всю ночь на старом советском стуле, я стал ценить комфорт в разы сильнее.
Первым шёл папа, ещё не перестроившийся после общения с хранителями правопорядка, поэтому со стороны он смотрелся непривычно собранным, слегка наглым и не в меру самоуверенным. Следом шли мы – потрёпанные, уставшие и сонные, но в целом вполне довольные жизнью.
– Свобода! – наигранно завопил я, поклонившись земле-матушке, скрытой где-то под толстым слоем асфальта.
Братья прыснули, зато отец неожиданно резко обернулся, меняясь на глазах. Ещё каких-то пять минут назад в кабинете капитана Алексеева, который, к нашему везению, дежурил в тот день, папа выглядел вполне расслабленным, много улыбался и шутил с Семёном Викторовичем, зато сейчас…
– Надеюсь, у вас есть веское оправдание всему случившемуся, иначе, клянусь, я вам лично шеи посворачиваю всем троим, как курятам.
Пока Александр Дмитриевич цедил свою отповедь, я на какие-то мгновения вновь ощутил себя ребёнком, словно мне снова десять и я предсказал биологичке неминуемую смерть.
Уверен, что братья ощутили нечто подобное.
– Пап, – начал Стас, но я его перебил:
– Сам всё объясню.
Родитель перевёл на меня выжидающий взгляд, явно жалея о том, что мало порол меня в детстве.
Слова не шли на ум, да и не вываливать же ему всё здесь, возле серого и невзрачного входа в отделение полиции.
Спасение пришло откуда не ждали. Вчерашний майор Савицкий появился за нашими спинами и присвистнул.
– Ещё один брат? – поинтересовался он, намекая на отца. Не нужно было обладать особой наблюдательностью, чтобы определить в Стасе и отце кровных родственников.
Он повернул голову на майора и печально признался:
– Отец.
– Оу, – вытянул губы Савицкий, – тогда сочувствую.
– Благодарствую, – тут же поменяв тон, отозвался родитель, – остальные четверо удались лучше.
Забавно было наблюдать за мимикой нашего давешнего знакомого, пока он совершал нехитрые вычисления в голове. Я с точностью мог определить, когда в его голове промелькнула цифра «четыре».
Майор выпятил нижнюю губу, понимающе кивнул головой и заключил:
– Ну ты силён. Удачи, особенно вот с этим, – и кивнул в мою сторону. – Ладно, мужики, бывайте. И с мостов больше не сигать!
– Постараемся, – заверил его Стас.
***
Мы наконец-то попали в гостиницу, которая находилась в пешей доступности от набережной. Отец ни о чём больше не спрашивал, видимо решив отложить экзекуцию на потом. Сняв семейный номер из двух комнат, он дал нам время прийти в себя, а сам взялся за телефон, решая какие-то вопросы.
– И что будем делать? – спросил Стас, пока родитель был занят звонками.
– Роме решать, – как обычно, проявил верх тактичности Дамир. Кажется, за эту ночь он смог совладать со своим гневом. Братья выжидающе уставились на меня, я же почесал кончик носа, взвешивая все за и против.
– Ничего же такого ещё не случилось, – пожал плечами.
– То есть ты ничего не скажешь?
– То есть ещё ничего трагичного не случилось, – повторил я с нажимом. – Сам же вчера орал.
– Это всё, что ты понял из моих слов?
– Стас, – требовательно попросил я, – дай мне самому со всем разобраться. – Это не было бравадой или гордостью, просто вчера до меня наконец-то дошло, что в мире есть вещи, ответственность за которые предстояло нести исключительно мне.
Брат хотел возразить, но Дамир его опередил:
– Он правда должен сделать это сам.
Утро побежало своим чередом. Мы по очереди приняли душ и переоделись в новую одежду, спасибо силе интернета, денег и доставки.
А потом братья резко засобирались за бэхой.
– Ключ же вместе с нами плавал, – прищурившись, напомнил я им.
– У меня запасной есть, – улыбнулся Бероев, – иначе как я по-твоему ночью документы Стаса добыл?
– А почему у меня нет запасного ключа от твоей машины? – демонстративно надул я губы.
– Потому что ты за паспортом-то своим углядеть не можешь, – фыркнул Стас, явно не желающий предоставлять мне свободный доступ к своей машине. В своё время ему пришлось порядком пострадать из-за моей привычки вваливаться в его квартиру. К слову, не только моей. С нашим отцом Вера тоже познакомилась случайно.
Братья смылись в город, оставив нас с папой вдвоём, а тот как чувствовал: отложил телефон в сторону и материализовался за моей спиной.
– Мне кто-нибудь расскажет, что случилось?
***
Рассказ не занял особо много времени. Поразительно, как все мои тревоги последних дней с лёгкостью уложились всего лишь в несколько предложений. Анализы – Соня – Москва – поездка – кровь – мост.
Отец слушал молча, не выказывая никаких эмоций, лишь однажды он позволил себе дать слабину и запустить руку в свою шевелюру, зачёсывая волосы назад. Обычно это выдавало степень его волнения.
Наконец мой рассказ и время на часах друг друга нагнали, сойдясь в точке «здесь и сейчас».
Он молчал, а я разглядывал свои новенькие носки, в которых не было ничего интересного. Возможная реакция отца меня пугала.
– Так, ещё раз, – кашлянул Александр Дмитриевич, прочищая горло. – Я правильно понял, что вы тут все… развели истерику на ровном месте?
Резко вскинул голову, не веря своим ушам. Даже зачем-то назад оглянулся, как если бы папа мог разговаривать с кем-то ещё.
– Ты точно слышал всё, что я тебе сказал? – нахмурился я.
– От и до, – зло отчеканил родитель, – и теперь ещё больше хочу вам шеи свернуть. Рома, тебе сколько лет?
Вопрос был скорее риторический, но я всё равно надулся.
– Сам посчитай.
Наверное, я ждал от него сочувствия или чего-то более переживательного, но батя смотрел на меня так, словно действительно был готов порвать мою бренную тушку на британский флаг.
– Тогда какого хрена вы тут втроём драму драмную развели?! – прогромыхал отец, потом, правда, сумев взять себя в руки, сделал шаг назад.
– Но факты…
– Какие факты?! Парочка неясных анализов и несколько кровотечений, после того как ты не помнишь, каким образом оказался в Москве?
Он посмотрел на меня с укором, явно взывая к благоразумию, вот только это было не так просто…
– Тогда давай я тебе напомню, как вы сами всё моё детство тряслись вокруг меня при любой температуре? Сколько раз меня таскали сдавать кровь… просто потому, что вам от этого спокойней становилось?!
Папа побледнел и… виновато отвёл глаза.
– Вот тогда и расскажи мне сам, как и… на что я должен реагировать адекватно. Потому что я сам не понимаю.
Ответа не последовало, я же, размахивая руками, ушёл в другую комнату, застыв у огромного окна, выходящего на ту самую реку.
Папа пришёл через минуту, немного постоял у меня за спиной. Украдкой разглядывал его отражение в отблесках стекла. После чего отцовская рука тяжело легла мне на плечо и сжала его.
– Наша с мамой вина, что эта тревога передалась и тебе.
– Наверное, у вас иначе не получалось, – с комом в горле отозвался я.
– Не получалось, – кивнуло мне отражение на стекле. – Просто это именно тот страх, что въедается в подкорку, и от него… не так просто избавиться. Страх беспомощности и отчаяния.
– Мне жаль… что вам из-за меня пришлось пройти через это всё.
– Дурак, – фыркнул отец, надавив мне на плечо и вынуждая повернуться к нему. – Каждое мгновение этой грёбаной борьбы стоило того… ведь в результате ты остался с нами… и вон каким лосём вымахал, – он кивнул головой вверх, намекая на мой рост. – И если… не дай бог, всё повторится вновь, то я согласен проходить это опять и опять, лишь бы ты был жив и, по возможности, счастлив.
В носу предательски защипало, и я решил признаться в главном:
– Пап, я так устал… бояться.
Он понимающе моргнул.
– Понимаешь, бояться – это нормально. Особенно с такими невротизированными родителями, как мы, – натянуто пошутил он. – Но здесь необходимо принять тот факт, что все мы смертны. Ты, я… мама, Стас… остальные, – слова давались ему непросто. – И рано или поздно мы все уйдём из этого мира, хотелось бы, конечно, позже… Но никто не знает когда, и в этом… вся ценность нашей жизни. Давай по закону – человек невиновен, пока не доказано обратное. Так и тут. С тобой всё в порядке, пока…
Договаривать он не стал. Но я и так всё понял.
– Я запишусь к врачу, как приедем, – пообещал я. – И… не буду ничего загадывать заранее.
– Вот так мне нравится гораздо больше. А то развели тут… цирк.
Ругался он уже для формы.
– Па… – попытался отмахнуться я от его наставлений.
– Что па?! – вспыхнул родитель. – Хочешь сказать, что я неправ? Ладно, проехали. Лучше мне скажи, что там с Соней.
– Я не знаю. Мне казалось, что у нас всё в порядке.
– В порядке ещё не означает, что всё хорошо.
Скривился:
– Для нашей ситуации всё было более чем приемлемо. Сам же всё понимаешь… Ничего не менялось.
– Иногда это хуже всего.
Я поднял на него недовольный взгляд, но, к сожалению, папа – не Стас, на него просто так не наедешь и рот не заткнёшь.
– Хватит меня уже взглядом расчленять, – потребовал отец, – я с твоим упрямством уже двадцать лет воюю. Ром, поверь мне, я, как никто другой, знаю, что стабильность – это ещё не гарантия того, что всех всё устраивает.
– Но это было её решение – остаться!
– А твоё решение было – уехать…
Хотелось хорошенько психануть, но… и сил прятаться от очевидного тоже не было никаких. Сделав широкий шаг в сторону, я упал на кровать, зажав глаза кончиками пальцев.
– Я не могу без неё.
– Какой же ты у меня ещё юный, – снисходительно заметил папа.
– Что? – таки открыл я глаза, приподнявшись на локтях.
– Ничего, – родитель мягко улыбнулся. – Со временем поймёшь. Но пока можно и так думать, что без неё ты… никак.
***
Этим же вечером мы въехали в родной город.
