Текст книги "С любовью, Рома (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
– Как у тебя с английским? – неожиданно сменила моя новая англичанка ход нашей беседы.
– Достаточно посредственно, – попыталась выкрутиться.
– Рома говорил, что тебе тяжело… с английским. Если хочешь, я могу с тобой позаниматься.
Чёрт тянул этого Рому за язык.
– Сама разберусь, – поспешно выпалила я, но, решив, что получилось грубо, принялась оправдываться: – В смысле спасибо большое, но я правда сама. Так… будет лучше.
Она не обиделась, понимающе кивнув головой:
– Да, конечно. Но, если что, моё предложение остаётся открытым.
– Спасибо, – ещё раз проговорила, хватаясь за сумку и подскакивая на ноги. – Я пойду?
– Иди.
***
Ромка ждал у самых дверей, на которые, как помнится, у него была аллергия.
– Ты почему отказалась?
– А ты, значит, подслушивал?!
– Конечно подслушивал! Это же моя мама.
Заскрежетала зубами.
– И что бы я, по-твоему, сделала с твоей мамой?!
– Да не ты с ней… А наоборот. У мамы ужасная привычка пытаться проконтролировать всё! Вечно она тревожится о нас.
– Она вас любит. Так что это, наверное, хорошо, что она старается быть в курсе ваших дел.
– Это ты сейчас так говоришь, – театрально вздохнул Роман Александрович, – посмотрим, что ты запоёшь в тот день, когда спросит тебя о нас.
– О нас? – изогнув брови от удивления, повторила я за ним.
– Поверь мне, – прижал ладонь к груди, – с неё станется однажды спросить, а что у нас с тобой.
Я осторожно покосилась в сторону кабинета английского, возле которого уже начинал собираться другой класс.
– А что у нас с тобой? – зачем-то вновь повторила за ним.
– Сама догадайся, – фыркнул Рома и подтолкнул меня в сторону следующего кабинета.
Этот день так и закончился ничем. Вернее, Чернов порывался проводить меня домой под ехидные взгляды Лапиной, которая ещё урок назад умудрилась прислать мне эсэмэску: «Я же говорила!», но в какой-то момент ему позвонила Александра Сергеевна и потребовала срочно идти домой, дабы посидеть с сёстрами. Несмотря на то, что Рома возмущался долго и упорно, но ослушаться мать так и не осмелился.
Прощались мы неловко, долго переминаясь с ноги на ногу друг напротив друга и не зная, что сделать или сказать.
В итоге он спросил:
– Так можно мне тебя коснуться или нет?
Несмело кивнула, решив, что он вряд ли будет целовать меня на виду у всего школьного двора. Если честно, то надеялась на объятия, по крайней мере, это было бы мило, но Роман Чернов, как всегда, оказался в своём репертуаре, на прощание пожав мне руку.
***
А следующее утро началось с неожиданного стука в дверь.
Первая мысль, конечно же, была о маме. Но на пороге квартиры наиневероятнейшим образом оказался Александр Дмитриевич.
– Здраствуйте, – едва не рухнула в обморок я. – Что-то с мамой?!
– Пока, к сожалению, без новостей, – печально улыбнулся он. – Сонь, у нас есть одно дело, которое, боюсь, не терпит отлагательств. Прокатишься со мной?
Я, уже в который раз ставшая пунцовой при нём, согласилась сразу же.
***
На пассажирском сиденье автомобиля было непривычно. Те разы, что ездила в машине, в принципе можно было пересчитать по пальцам, а тут дорогущий «лексус» и возможность по-взрослому прокатиться на переднем сиденье. Мы ехали в больницу к бабушке, и я не находила себе места от волнения. Оказывается, всё это время я боялась отнюдь не реакции полиции, а необходимости посмотреть бабуле в глаза и признаться, что не справилась.
– Почему вы мне помогаете? – вопрос давно крутился в моей голове, но лишь сейчас оформился во что-то конкретное. Впрочем, его можно было адресовать любому из них: Александру Дмитриевичу, Стасу, Дамиру… Лишь с одним Ромой, похоже, было всё понятно, но признаваться себе в этом я не спешила.
– Мама учила, что людям нужно помогать, – отшутился крутой московский адвокат.
Стоит ли говорить, что я не особо верила в человеческий альтруизм? Уловив мой хмурый вид в зеркале заднего вида, Чернов-старший всё-таки решил пояснить:
– Ты нравишься моим детям.
Объяснение было более чем исчерпывающим, но и в то же время каким-то обидным. Словно общение с парнями было единственным моим достоинством, по которому ко мне кто-то мог прийти на помощь.
– А я привык доверять мнению своих детей, – тем временем продолжил мой собеседник, с ловкостью лавируя в потоке машин. – Знаешь, за это лето я вдруг понял, что не всегда могу быть рядом с ними. Обстоятельства, они бывают разными. И мне хочется верить, что когда им нужна будет помощь, они тоже окажутся не одиноки.
Чужие откровения вдруг обескуражили меня. Я жадно глотала каждое слово, словно в них был сокрыт ключик ко всему семейству Черновых.
– К тому же сегодня в обед должна состояться жизненно важная встреча, и, чтобы дожить до неё, мне нужно чем-то занять свою голову. А что может быть лучшим лекарством от собственных тараканов, чем возможность переключиться на чужих? – он обворожительно улыбнулся, становясь в этот момент точной копией Стаса. Я же просто кивнула головой, принимая его пояснение.
К бабушке нас пропустили без всяких вопросов, что наводило на мысль о том, что мой спутник уже давно утряс все формальности. Перед входом в палату мне вручили тяжёлый пакет, бросив краткое:
– Витамины.
Я же решила, что чтобы однажды в полной мере отблагодарить всех членов этого семейства, мне как минимум придётся продать почку.
Бабуля выглядела уставшей и постаревшей, но при виде меня на её лице расплылась настолько радостная улыбка, что я чуть не разревелась. Хотя вру. Я всё-таки расплакалась, усаживаясь на табурет возле её койки и утыкаясь своим лбом в исхудавшее плечо.
– Я маму потеряла…
Бабушка сжала мою ладонь и дрожащим голосом велела:
– Рассказывай.
На мои рыдания и сбивчивые объяснения ушло минут пятнадцать. Всё это время бабуля дрожащей рукой перебирала мои волосы и молчала. И в тот момент, когда я уже собиралась расписаться в своём бессилии, в дверь вежливо, но настойчиво постучали. Не дождавшись приглашения (сомневаюсь, что кто-то вообще нуждался в этом самом приглашении), адвокат Чернов уверенной походкой зашёл в палату, притягивая к себе взгляды всех больных.
– Добрый день, – вырастая за моей спиной, поприветствовал он бабушку. – Меня зовут Чернов Александр Дмитриевич, и я – юрист вашей внучки.
Ещё где-то с полчаса они решали какие-то вопросы. Отец Ромы периодически подсовывал бабушке какие-то документы на подпись, я же всё это время тихо молилась, чтобы Рома не оказался потомком чёрных риелторов.
***
Бабушку выписали через неделю. Ровно через три дня после того, как Александр Дмитриевич вновь явился ко мне домой с известием, что полиции удалось найти мою маму и временно поместить её на лечение в стационар.
И опять я плакала. Только на этот раз уткнувшись в его белую рубашку. За эти дни я уже успела привыкнуть к ним всем.
К Стасу, который продолжал бегать курить под наши окна после тренировок по футболу с бутылкой колы и замороженной пиццей.
К Дамиру, который после школы упорно проводил ревизию моего холодильника, каждый раз вынося вердикт:
– Будешь слушаться Стаса – заработаешь гастрит.
К Ромке, который в компании Кирилла каждое утро поджидал меня на пути к школе. Мы с ним опять играли в молчанку, поэтому наличие младшего Чернова было очень кстати. Кирилл умудрялся убивать всякую неловкость между нами, без устали рассказывая о том, как продвигается ремонт в их новой квартире, которая должна была стать сюрпризом для их мамы. И Рома его даже ни разу не одёрнул требованием помалкивать о семейных тайнах.
И всё это было настолько мило, что я… буквально ненавидела себя за свою беспомощность и никчёмность. В итоге я всеми силами стала дистанцироваться и избегать Рому, как если бы попросту не заслуживала его.
Глава 12
Наши дни
Рома
Это была наша предпоследняя ночь в пути. Братья мирно спали в своих постелях, а я буквально задыхался от… неизвестности. Жизнь катилась по наклонной, с каждый днём усиливая ощущение, что точка невозврата уже пройдена.
В голове была какая-то каша из мыслей, доводов и воспоминаний. И всё это так тесно переплеталось, превращаясь в один сплошной компот.
Телефон, лежащий возле подушки под моей ладонью жёг кожу.
«Рома, – гласило сообщение, прочитанное мною часом раньше, но пришедшее ещё в день нашего отъезда из Москвы, – не могу до тебя дозвониться. Свяжись со мной в ближайшее время, нужно ещё раз пересдать анализы. С уважением, Баринов К. С.».
Константин Сергеевич был моим онкологом целую вечность. И пусть я был здоров всю свою сознательную жизнь, ощущение незримой угрозы проходило красной нитью через каждый мой день.
Баринову я достался уже вполне сложившейся личностью, лет этак в двенадцать, когда матушка в свойственной ей манере продолжала раз в год таскать меня по лучшим клиникам Москвы, дабы убедиться, что отпрыск её (то бишь я) в ближайшее время не удумает отдать богу душу. Ладно, ладно, всё было не столь трагично. Но именно на этот возраст пришёлся пик моего несогласия со сложившимися обстоятельствами, и я принялся методично изводить всех медиков, что попадались на моём пути. Ибо… я устал. Согласитесь, есть в этом что-то изматывающее, когда на тебя с завидным постоянством поглядывают как на бомбу замедленного действия. Вот я и решил… рвануть. И пусть детские онкологи, привыкшие ещё и не к такому, стоически терпели все эти выходки, моя родительница, как всегда, рассудила иначе, решив, что было бы неплохо найти такого человека, которому я захотел бы довериться сам. Таким образом наши с Бариновым пути и пересеклись. Хоть он и специализировался на «взрослых» больных, сопровождать меня всё же согласился. Уж больно были убедительны мои родители.
Наше с ним общение обычно выглядело примерно так:
– Чего пришёл? – с напускной строгостью каждый раз спрашивал он, завидев нас с мамой на пороге своего кабинета, словно встреча с ним была исключительно моей прихотью. После чего он всматривался в результаты моих анализов, слегка прищурив глаза, презрительно фыркал, откидывая бумаги в сторону и выносил свой приговор. – Нечего тут просиживать штаны, лоботряс, иди учись.
И я шёл.
Но несмотря на показное безразличие, даже он никогда не выносил полного и безапелляционного «Здоров».
– Просто врачи тоже суеверны, – успокаивала меня мама.
У меня же было своё мнение на сей счёт, но делиться им с кем-нибудь я не спешил.
Ну а потом всё как-то завертелось само по себе: мы сбежали из Москвы, на несколько долгих лет застряли в Сибири со всеми вытекающими, а затем я уже сам уехал в Питер.
– Рома, пожалуйста, – вздыхала та же мать, – найди хорошую клинику.
И как всегда, мне было проще подчиниться, чем сопротивляться непрестанной материнской тревоге. И каково же было моё удивление, когда, набрав в поисковике «Онкологи Санкт-Петербурга», я обнаружил там Баринова. Если честно, сбежав от родителей на приличное расстояние, я планировал забить на эту дурацкую повинность, но присутствие Константина Сергеевича в одном со мной городе неожиданно растопило моё ледяное сердечко.
Через пару недель я явился к нему, как и положено, с повинной, мол, берите что хотите, только отвяжитесь от меня.
Доктор хмыкнул и, как положено, выдал необходимые направления на исследования крови. Меня всегда поражало, сколько всего можно было узнать по десятку миллилитров алой жидкости. Например, вынести вердикт человеческой жизни.
Сдавать кровь я ненавидел. И дело тут было вовсе не в страхе: глупо было бы бояться вида крови в моём положении (мой священный ужас перед ней был куда глубже), вот чужие прикосновения, запах больничных кабинетов и сама атмосфера какой-то безысходности… ставили меня в тупик. Но я уже давно не был тем двенадцатилетним мальчишкой, который доводил медсестёр до слёз, поэтому с поставленной задачей я был вполне в состоянии справиться.
За результатами анализов полагалось прийти через пару дней, и вот здесь схема впервые дала сбой. Вместо привычного «Чего пришёл», Константин Сергеевич неожиданно велел:
– Присаживайся.
Когда у тебя с самого детства вся семья страдает грёбаной мнительностью, то волей-неволей становишься чувствительным к таким вот переменам.
– Ром, – начал Баринов будничном тоном, но я всё равно напрягся. – В целом анализы нормальные…
– Но? – перебил я его.
– Некоторые показатели пограничны. Лейкоциты, СОЭ, тромбоциты.
– И что это значит?
– Пока что ещё ничего. Вполне вероятно, обычный воспалительный процесс. Ты в последнее время не болел? Травм никаких не получал?
Отрицательно покачал головой, вроде как спокойно, а у самого пальцы судорожно сжались на подлокотниках кресла.
– Возможно, просто переболел чем-то бессимптомно. Давай так. Никаких выводов, до тех пор, пока повторно не сдашь анализы.
На это у меня ушло больше недели. За это время я успел пройти все стадии горя в усечённом варианте. Поймите меня правильно. Все эти годы я привык жить в отрицании своего прошлого диагноза, оставив его далеко позади, вспоминая о нём якобы ради родителей. Так было проще. Так было не страшно. А тут бац… как удар по голове. Короче, мне было легче абстрагироваться от мира, закрывшись дома, аки Кощей Бессмертный.
И вот, сдав кровь во второй раз, я заставил себя выползти из своей скорлупы и хотя бы позвонить Соне. Ну а дальше всё знаете сами: её признание, мой загул в клубе, Москва, дорога домой.
Ах да, и письмо от Баринова, с моими вторичными результатами.
Единственным человеком, с кем я хотел – или умел – разговаривать на эту тему, была Соня. При наличии целой толпы родственников, которые с готовностью и без всякого предупреждения любили вламываться в мою жизнь, одна лишь Романова воспринимала моё прошлое как данность, не превращая его в моё центрообрзующее качество.
Соня вообще была удивительной. И этой ночью я скучал по ней как никогда.
Мы жили по разным городам уже несколько лет, и ещё ни разу расстояние между нами не казалось мне столь огромным. Словно пропасть между нами пролегла только сейчас, ведь все эти годы мы были друг у друга, вопреки всему. А теперь… я будто бы остался один со всей той дурью, что крутилась в моей голове.
***
Наш утренний подъём запомнился не только звонком будильника, вялой руганью Стаса и моими страданиями, ибо уснуть я смог только в районе пяти, но и… очередным кровотечением из носа. И заметил его первым не я, а не в меру наблюдательный Дамир, который неожиданно схватил меня за плечо и стальным голосом произнёс:
– Кровь.
Понял я не сразу. Стоял на месте и непонимающе смотрел на хмурого брата, силясь сообразить, что он вообще от меня хочет. А Дам, как назло, не спешил с пояснениями, будто бы оценивая мою реакцию. И было в выражении его лица что-то такое, что заставляло всё внутри меня сжиматься.
– Где? – хмыкнул я, натягивая на себя маску клоуна. В конце концов, можно было всё списать на вчерашнюю аварию.
Но тут случилось то, чего я так боялся… капля крови сорвалась с носа и потекла вниз, и почувствовал я это лишь тогда, когда она достигла губ, оставляя на моём лице свой красный след.
– Бл…! – выругался я, и бурая капля слетела с подбородка, падая прямо на белоснежную футболку, которая была надета на мне.
– Что у вас тут? – высунулся Стас из ванной. Ещё каких-то пять минут назад он был готов станцевать хава нагилу из-за того, что успел обогнать меня на пути в ванную, но стоило ему увидеть мою физиономию, как его собственная исказилась тревогой.
***
– Тебе нужно в больницу, – как заведённый твердил Стас, выруливая с гостиничной парковки.
– Ерунда, – отбивался я как мог. Кровотечение остановилось так же внезапно, как и началось. – Вчера носом приложился, вот и… кровит.
– Тогда тем более надо, – поддержал старшего брата Дамир, – вдруг у тебя сотрясение мозга.
– Нету у меня никакого сотрясения.
– Правильно, – кивнул Стас, – было бы что сотрясать.
Шутка не зашла.
Мы все втроём промолчали.
Я злился – на себя, на них, на жизнь…
Оставалось только раздражённо скрипеть зубами и надеяться на то, что эти двое от меня отстанут.
– Ром, – позвал кто-то из них, и я сорвался:
– Сказал же, ерунда, чего пристали?! Если заняться нечем, то лучше за дорогой следите! А я пока посплю, не выспался ни хрена.
Зло скрестив руки на груди, уже приготовился прижаться к стеклу и притвориться спящим, когда Дам вспомнил:
– У тебя это не впервые.
***
Сегодня на трассе было оживлённо. Но мы всё равно остановились на обочине. Пришлось вылезать, иначе Стас грозился вытащить меня силой.
– Рассказывай, – потребовал Дам, приваливаясь боком к капоту джипа. Я невольно скривился, представив, сколько там пыли.
– Да нечего рассказывать. Просто… кровь носом второе утро, как из Москвы выехали. Нервы, давление. С кем не бывает?
– В двадцать лет? – невесело фыркнул Бероев.
Стас пока что предпочитал отмалчиваться, стоя в стороне с натянутыми на нос солнцезащитными очками, из-за которых у меня никак не получалось определить его настрой.
– Ну, знаешь ли, всё бывает в первый раз. Меня, между прочим, девушка бросила!
– То есть ничего серьёзного? – с издёвкой уточнил Дамир, давая понять, что не верит мне ни на йоту.
– Нет, ну с Соней-то у меня как раз всё серьёзно.
– Я не про это.
– Зато я про это. Дам, ну выключи ты режим «папочки», я, конечно, понимаю, что тебе на ком-то тренироваться надо, так вон – Ваньку езжай воспитывай, а мне это на хрен не надо.
Я знал все болевые точки братьев наперёд. Не то чтобы мне нравилось специально делать им больно, но временами это был единственный способ отвлечь их от главного. Зачастую срабатывало, по крайней мере со Стасом, но Бероев с его врождённой вдумчивостью всё никак не желал клевать на провокации.
– Не забалтывай меня, – одной фразой отмёл он все мои подначки. – Давай по порядку, а?
Закатил глаза, давая понять, как меня утомил этот разговор. Дамир уже было открыл рот, чтобы настоять на своём, но тут вдруг подал голос Стас:
– Ты же видишь, он специально уходит от разговора. А значит, там что-то ещё… есть.
Хотел послать и его, но почему-то так и не смог выдавить из себя ни слова. Лишь опустил глаза вниз, не выдержав их пристального внимания.
– Чёрт, Рома! – неожиданно заорал Стас и с силой двинул кулаком по корпусу собственного автомобиля, разбивая костяшки в кровь и оставляя едва заметную вмятину на детище немецкого автопрома. – Чёрт…
***
Дальше ехали практически в тишине, даже радио толком не включали. Стас злился, но на рожон не лез. Он вообще отреагировал странно, замкнувшись в себе и не отвлекаясь ни на что, кроме дороги. Дамир пару раз порывался сменить его за рулём, но тот смотрел на брата так, что все вопросы мигом отпадали.
Я же чувствовал себя виноватым, и вовсе не из-за того, что ничего никому не рассказывал. Просто… меньше всего на свете мне хотелось, чтобы мои родные снова проходили через это. Воспоминаний, как всё происходило тогда, восемнадцать лет назад, в памяти не сохранилось, но я знал достаточно историй о том, как менялась жизнь семей, в чей дом приходил лейкоз. Даже думать об этом было больно.
«Нет, легче помереть, – решил я, – чем смотреть, как они медленно сходят с ума из-за меня». Именно эта мысль давно не давала мне покоя. Помирать я не планировал, но и втягивать остальных в свои душевные терзания не желал ещё больше.
Уже вечером остановились поужинать да заправиться. Дам смылся звонить Кате, оставив нас вдвоём. Стас толком ничего не ел, просто водил вилкой по тарелке, невероятно меня этим раздражая.
– Ну скажи уже! – не выдержал я.
– Что тебе сказать? – как-то особенно устало спросил он, нахмурив брови.
– Что злишься на меня.
– Я злюсь на тебя, – без каких-либо эмоций повторил он. А внутри меня прямо-таки всё заклокотало от гнева.
– Ну извини! – почти взорвался я. – От меня это не особо зависит.
– Что именно? – вздохнул он отрешённо.
– То… то, что происходит, – назвать проблему своим именем у меня не хватило смелости. – Я потому и молчал, что просто устал от вашей постоянной тревоги за меня. Надоело чувствовать себя бомбой замедленного действия. Словно один шаг не туда – и всё!
Брат покачал головой, не торопясь с ответом, хотя я видел, что ему было что сказать: возмущение буквально клубилось в глубине его глаз. Но Стас не спешил его выплёскивать, и это действовало на нервы посильнее всего остального, как если бы он решил сдерживаться в моём присутствии – для моего же, разумеется, блага! А мне было просто жизненно необходимо, чтобы он воспринимал меня как равного. И это его мнимое спокойствие… Короче, меня понесло.
– Хотя тебе же лучше! – сгоряча ляпнул я. – Вот сдохну, и тогда нервы тебе трепать никто не будет!
Стас резко подскочил на ноги, и на какой-то миг мне показалось, что он сейчас меня ударит. Я даже этого хотел. Или не хотел… жаждал. Больше не справлялся – ни с собой, ни со своими страхами. Насколько было проще делать вид, что ничего не происходит, когда братья ни о чём не знали! А теперь все эти разговоры, домыслы, сочувствие…
В общем, всё, что копилось во мне эти три недели (а может быть, и дольше), уже не могло уместиться во мне, требуя выхода. Как всегда, досталось Стасу.
Он стоял напротив меня, вцепившись в стол побелевшими от напряжения пальцами. Наверное, ещё чуть-чуть – и столешница бы не выдержала. По крайней мере, в этом противостоянии я ставил на старшего брата. Но он неожиданно сдался, разжав пальцы, и, развернувшись, широкими шагами направился прочь.
Бросив на стол деньги за ужин, я кинулся за ним. Поскольку мы заняли столик на летней веранде, то Стас практически сразу оказался на проезжей части, благо что движение здесь не было оживлённым.
Боже, и повезло же родителям с детьми!
Впрочем, я тоже не особо парился о своей безопасности, следуя за Стасом и выкрикивая ему в спину срывавшийся с языка бред:
– Давай, уходи! Я сам… справлюсь! Уж извини, что я не вписываюсь в ваши правильные жизни! Извини, что не могу так, как вы…
Это уже больше походило на истерику.
– Я всегда бесил тебя!
Мы продолжали идти по центру города, причём не особо разбирая дорогу, Стас не побрезговал пройтись по газонам и клумбам, наплевав на заборы и ограждения, он просто шёл прямо, а я старался не отставать от него. Сигналили проезжающие автомобили, оборачивались люди, но мы продолжали отыгрывать свою драму.
– Ну давай! Давай! Скажи, что я опять облажался!
Наконец мы вышли на старый мост с коваными перилами через мутного вида речушку. Несмотря на небольшую ширину русла, вода под нами текла достаточно быстро, образуя пенистые воронки водоворотов.
Стас остановился на месте, резко обернувшись ко мне.
– У меня только один вопрос! – взмахнул он руками. – Почему ты не хочешь пройти обследование до конца?
– Потому что это ничего не изменит. Если я здоров, то вся эта ситуация и яйца выеденного не стоит. А если… А если это всё-таки оно… то я тоже бессилен перед раком.
– Но ты уже однажды победил!
– Не я – родители, это они выцарапали меня с того света, от меня тогда ни хрена не зависело.
– А сейчас?
– А сейчас я даже не хочу об этом думать. Потому что… у меня был уже один шанс. И, кажется, я его прое***л.
– Ясно, – едва ли не выплюнул Стас, опять зашагал вперёд и опять замер прямо посередине пешеходной части моста.
И вновь, догнав его, я остановился рядом.
Уже собирался продолжить ругаться с ним, но брат меня переиграл, не терпящим возражений тоном велев мне:
– Прыгай!
– Что?!
– Прыгай, – повторил он, кивнув за парапет. – Если ты упустил единственный шанс, то остаётся только прыгать.
Я посмотрел на него как на конченого дебила.
– Не смешно.
– А я и не шучу! – рыкнул он. Кажется, моя истерика передалась и ему. – Не хочешь бороться? Да и хер с тобой. Тогда прыгай и не выноси нам мозги! Можешь не с моста, можешь вон под машину, только я не собираюсь стоять и смотреть, как ты губишь себя!
– Ну и не смотри! – взъярился я. – Не смотри! Я же не прошу. – А потом, неожиданно даже для себя самого: – То есть ты меня настолько ненавидишь?!
Стас молниеносно сорвался с места, одним броском поймал меня за шею со стороны спины и, с силой сдавив болевые точки, заставил меня согнуться.
– Ненавижу?! – почти взревел он. – Ненавижу тебя?! Да, чёрт возьми, ты прав. Ненавижу, как ты губишь себя, как тратишь свою жизнь на какую-то ересь! Я ненавижу то, как ты запрещаешь себе быть счастливым и просто жить! – он орал, а я вырывался, пытаясь скинуть его руку, но в вопросе драк я был абсолютно бесполезен. При этом жадно глотал каждое его слово. – Я терпеть не могу то, как ты проё***ваешь свою жизнь, закапывая в землю свои таланты, как прячешься в грёбаной скорлупе в этом своём Питере! Потому что… просто не представляю мир… без тебя.
Последнее прозвучало настолько парадоксально, что я даже вырываться перестал. А Стас с чувством тряхнул меня и отпустил.
Нас обоих трясло.
– Не хочешь прыгать? – очень тихо спросил он. – Значит, я это за тебя сделаю.
И прежде чем я успел сообразить, о чём он вообще говорит, брат сделал невероятное: перемахнув через парапет, он полетел вниз.
– Стой! – завопил я и… последовал его примеру. Благо что лететь было недолго. Всего лишь несколько метров, и я мощным ударом вошёл в мутную воду.
Плавал я неплохо. Не то чтобы спортсмен, но приличные дистанции преодолевал вполне сносно. Правда, как оказалось, плавать в бассейне или на облагороженном во всех смыслах пляже – это не то же самое, что выбираться из быстрой реки, видимость в которой практически нулевая. Дно никак не желало находиться, по крайней мере, на какой-то момент я оказался дезориентированным, потеряв вверх, низ и прочие направления. А потом меня попросту закружило, должно быть, попал в один из водоворотов. Резко дёрнуло вниз. Сначала пришло чувство тошноты, а уже затем я ощутил нехватку кислорода. Изо всех сил старался грести, активно работая руками и ногами, но отчего-то никак не получалось сообразить, куда нужно плыть. Паника нарастала с каждым движением.
Всё случилось слишком быстро. И мой организм, неготовый к таким встряскам, просто начал отключаться. В голове стало мутно, как если бы речной ил уже успел поглотить меня полностью. Меня практически вырубило, но мысли всё ещё продолжали метаться внутри черепной коробки. Оказалось, что я действительно о многом сожалел. О том, что подвёл родителей, что опять им из-за меня придётся страдать, что наговорил весь этот бред Стасу, что вконец разрушил всё, что связывало нас, что так и не увидел Соню…
Мысль о Соне неожиданно взбодрила, подобно солнечному лучу в царстве тьмы. Она словно тянула меня за собой, требуя выплыть и… жить дальше.
И тут я достиг дна. Фактически, а не фигурально.
– Плыви! – требовала Романова в моей голове. – Плыви!
Оттолкнулся из последних сил, вдруг поняв, в каком направлении нужно грести. Движения были нечёткими и смазанными, но я представил, что плыву на свет звезды, которой и была для меня Сонька.
Толща воды надо мной стала светлеть, и… чья-то рука резко рванула меня вверх.
***
Выплывали мы долго.
Весь берег реки оказался облицован плиткой, и лишь в месте, где речка впадала в другую, более широкую и прозрачную, мы смогли выбраться на мель. Вернее, выбрался Стас, волоча меня за собой.
Лёгкие горели жгучим пламенем, а потом меня начало рвать. Безобразно и противно, но мне было фиолетово. Главное – я вновь мог дышать. Брат всё это время поддерживал меня под живот, не давая рухнуть обратно в воду.
– Прости, – как заведённый повторял он, – прости меня. Ты… мы… я думал, что мы легко выгребем. А ты всё не всплывал… Боже… Рома! Прости!
Наощупь вцепился в его футболку, вынуждая наклониться ко мне.
– Стас, – еле слышно прохрипел. – Стас, я жить хочу!
Пытался кричать, но выходило лишь какое-то бульканье, прерываемое кашлем и рвотными спазмами, однако брат всё равно всё понял правильно. Крепко обхватив меня руками, он прижал мою голову к своему плечу. И тут я… разрыдался. Как никогда до этого. Как никогда после.
– Стас, я жить хочу, – в который раз повторил я.
– Ты будешь, будешь, – клялся он. – Ты же мой брат! Ты просто обязан.
– Я так устал бояться. Я больше не хочу бояться. Не хочу!
– Ничего, это ничего. Главное, просто помни, что мы всегда… рядом.
Кажется, он тоже плакал. Но это навсегда останется между нами.
К тому моменту, когда нас нашёл Дамир, мы уже успокоились. Сидели на берегу, мокрые и вонючие, но в вполне благостном настроении.
Поэтому появлению Бероева совершенно искренне обрадовались, с улыбками поднимаясь на ноги.
– О, Дам… – начал было Стас, но не успел договорить. Хук Дамира заставил его рваным движением откинуться назад.
– Ух ты, – удивился я, прежде чем получить мощный удар прямо в живот.
– Как же я вас ненавижу, – обречённо заключил наш дагестанец.
