Текст книги "С любовью, Рома (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Глава 22
Наши дни
Рома
От Сониного рассказа внутри всё переворачивалось. Никогда в жизни мне ещё не было так сложно разобраться в собственных чувствах.
– Я не умею читать мысли, – воскликнул едва ли не в отчаянии.
Если всё дело было вот в этих моментах недопонимания, то… я не в состоянии принять её причины.
Она печально улыбнулась лишь одним уголком рта.
– Ты и не должен. Я… просто пытаюсь объяснить, насколько всё в итоге зашло в тупик.
– И поэтому ты решила снести все стены напрочь? Какой замечательный вариант! Только как ты не поймёшь, что это так не работает. Да, чёрт возьми, он был здесь, рядом, но ты… ты сама отправила меня в Питер! А теперь говоришь, что выходишь замуж. Ты просто не дала мне шанса. Нам!
Обиды во мне всё-таки было больше. Она клокотала яростным огнём, раздирая на части. Я всё ещё не был готов принять выбор Сони.
Романова виновато опустила голову, обхватив себя руками. И на какое-то мгновение мне даже захотелось пожалеть её. Она казалась такой беззащитной…
Мы стояли перед водной гладью, уходящей вдаль. Стояли слишком близко. Казалось, что вот коснись я её – и вновь всё будет как прежде. Она со мной. Она моя.
– Соня, – дал выход своему негодованию, – ну почему ты мне так ничего и не сказала тогда?!
– Мне хотелось оградить тебя ото всего этого…
***
Два месяца назад
Соня
– … это было очень больно – видеть, как человек, которого ты любишь, угасает…
Анатолия я искренне презирала, ненавидя его за малодушие и эгоцентризм. Но тем не менее это не мешало его словам бередить мою душу. Каждый раз я невольно ставила на его место Ромку, а себя представляла мамой и понимала, что Чернов бы в жизни так не поступил.
Да, Ромео бывал ещё тем обалдуем и, наверное, в полной мере умел любить лишь себя и своих близких, но это не мешало ему быть человеком чести. Что вдруг показалось мне проблемой.
Я знала: он будет со мной до конца. Вот только что являлось этим концом? А ведь мы через это уже проходили, когда он загнивал здесь от безысходности, тяготясь нашей жизнью и тем, кем мы становились.
Хотелось ли мне его страданий? Нет конечно! Могла ли я сама от него отказаться? Тоже нет.
Наши отношения вдруг показались мне ловушкой, из которой не было выхода. И чем больше я об этом думала, тем больше ощущала, как моя депрессия подкрадывается с новой силой.
Но я старалась бороться. Немного стряхнула пыль с нас с мамой, сводив её в салон красоты. Родительница вмиг помолодела лет на десять.
– Сонечка, зачем? – то ли с испугом, то ли с восхищением шептала она, рассматривая свои по-новому аккуратно уложенные локоны.
– Просто так, – улыбнулась я, радуясь блеску в маминых глазах. – Жизнь же продолжается, несмотря ни на что.
Но и этого мне показалось мало. До меня наконец-то дошло, что я не только себя заперла в четырёх стенах, но и проделала то же самое с мамой. Удивительно, что ещё Муся за компанию с нами не обзавелась неврозом.
Долго размышляла над тем, как можно сделать жизнь матери более разнообразной, пока, как обычно, не подвернулся случай. Однажды мы ездили с отрядом в один благотворительный фонд для детей с особенностями развития. Я тогда фотографировала спектакль с участием местных воспитанников, и меня неожиданно посетила безумная идея.
– Но я ничего не помню! – с неподдельной паникой в голосе сопротивлялась мама. – Соня, двадцать лет прошло!
– Я где-то слышала, что это как езда на велосипеде: один раз попробовал – и всё, разучиться невозможно.
Мама покачала головой и… вдруг обняла меня.
– Спасибо, что пытаешься, но ничего не получится.
– Получится, – я была безапелляционна.
На самом деле вся моя уверенность была показной, истинным было ощущение грусти оттого, что я не задумывалась раньше, попросту не воспринимая Ларису Игоревну как личность. Но, как ни странно, встреча с отцом вынудила меня сделать определённые выводы. Сложнее всего было убедить маму хотя бы попробовать, а вот провернуть всё остальное вдруг оказалось плёвым делом.
Итак, благодаря моей решительности и природному обаянию, мне удалось договориться с работниками того самого фонда, что мама будет приезжать и помогать заниматься с детьми. В том числе проводя музыкальные занятия, благо что пианино там было; ничего сверхъестественного от её игры не требовалось. По сути, мама стала ещё одним воспитанником фонда, разве что чуть более самостоятельным.
Но радость за неё всё равно была не способна перекрыть мои личные тревоги. И уже ближе к маю я поняла, что задыхаюсь.
– Начинай опять таблетки пить, – велела мне Маргарита Ивановна, на что я лишь отрицательно покачала головой.
Бесполезно было тянуть себя из уныния, если главная причина моего раздрая была так и не решена.
– Ты чего такая хмурая? – докопался до меня Денис Викторович в каморке в одно из моих дежурств.
Плавая где-то в своих мыслях, я вдруг выдала свой безумный вопрос:
– А что вы никогда бы не простили своей девушке?
Белов посмотрел на меня как на ненормальную. Хотя почему как?
Потом поскрёб подбородок.
– В своё время я не смог простить замужество… с другим.
***
Как обычно это и бывает, всё началось с пьяных признаний. К слову, это был один-единственный раз, когда я видела выпившим Белова.
Наверное, это что-то да значило, когда он нетрезвой походкой завалился в наш двор.
– Софья, выходи, – потребовал он. Но, чуть поразмыслив, всё же добавил жалобное: – Пожалуйста.
Шокированная я выскочила из дома, на ходу натягивая ветровку.
– У вас всё в порядке? – уставилась на Дениса Викторовича, пугаясь того, что в таком состоянии он приехал именно ко мне. Спрашивается: что с этим делать?
– Давай на ты, – отмахнулся он от моего вопроса.
– Я так не могу…
– Как именно?
Покраснела.
– Вот так.
– Ты опять всё извращаешь.
– Не думаю. Иначе что бы вы здесь делали?
– Ты, – поморщился он, – попросил же.
– Денис Викторович…
– Софья! Ну хоть ты мне мозги не делай, и без этого тошно.
– А что, кто-то уже сделал? – любопытство взяло верх.
Денис печально вздохнул и бросил на меня уставший взгляд.
– Мне в гранте отказали.
Вопросительно нахмурила брови. Ни о каких грантах до сегодняшнего дня мне слышать не доводилось.
– У нас в вузе есть программа обмена молодыми учёными с крупнейшим техническим университетом Америки.
– Круто… – осторожно заметила я.
– Ещё как круто. Это же… другие возможности! Другие технологии! Столько всего можно было бы почерпнуть…
Он говорил с такой горячностью, что становился похож на маленького мальчишку, полного мечтаний и надежд.
– Но наш ректорат отказался включать меня в эту программу!
– Почему? – удивилась я. Зная Белова, лучшей кандидатуры на эту роль я представить не могла. Он был мужской версией «студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, просто красавица».
– Потому что… – здесь он выдержал драматическую паузу. – Я не женат. Не женат я. Та-дам!
И для пущего эффекта ещё и руки в стороны развёл.
Я невольно прыснула.
– Странная какая-то причина.
– А для них, – ткнул пальцем куда-то в небо, – более чем весомая.
– Но почему?
– Понимаешь, существуют определённые требования к кандидату. В том числе там есть пункт «Благонадёжность», оставшийся нам, видимо, от СССР. Мол, должна быть гарантия, что я захочу вернуться на родину. Вот если я молод и холост, то это беда, потому что возьму и предам завтра страну. А будь я женат, то у меня якобы была бы веская причина вернуться.
Всё это говорилось таким тоном, что я не сумела сдержать рвущийся наружу смешок.
– Вот… и ты туда же. Ещё одна ехидна на мою голову.
– Прости, – улыбаясь, попросила я и села рядом с ним на скамейку. – Просто… проблема какая-то странная. Вот что тебе мешает жениться?
Белов тряхнул своей кудрявой головой и удивлённо спросил:
– Неужели ты думаешь, что это так легко?
– Ну не знаю, у мужчин это обычно всё гораздо легче случается.
– Не случается, – непривычно резким тоном отчеканил он. Отчего стало ясно: я умудрилась наступить на больную мозоль.
– Извините, я не хотела вас… тебя обидеть.
Он окинул меня долгим изучающим взглядом и расслабился.
– Да ты-то тут при чём? Просто… просто всё сложно.
Мы замолчали. Был уже вечер, и солнце потихоньку садилось за горизонт, погружая нас в сумерки. Поразительно, насколько порой окружающий мир гармонировал с тем, что творилось на душе.
– Это как-то связано с непрощённым замужеством? – не удержалась я от вопроса.
Денис выругался под нос и накрыл своё лицо ладонями, с силой надавив на глаза.
– И вот кто меня, спрашивается, за язык тянул?
– Я? – несмотря на то, что самого Белова колбасило, мне странным образом становилось чуточку, но светлее.
– Ты, – здесь он усмехнулся, но отнюдь не весело. – Знаешь, а ведь ты на неё похожа.
– На ту, что тебе сердце разбила?
– Разбила… как-то это слишком мягко сказано.
В его голосе сквозило столько печали, что я успела пожалеть, что вообще подняла эту тему. Но Денису хоть и было непросто, он всё равно продолжил:
– Когда-то я был зелёным студентом. Бедным как церковная мышь, упрямым как осёл и наивным как… четырнадцатилетняя девица.
– Однако, ну и сравнения у тебя.
– Какие есть. Короче… ты слушать будешь?
Быстро закивала головой, проведя пальцами по губам, мол, рот держу на замке.
– На самом деле история стара как мир. Мы оба были молоды и неопытны. Она училась со мной в одной группе. Только если для меня инженерное дело казалось чем-то невероятным, то Аню на факультет запихнули родители. Поэтому на происходящее ей было глубоко фиолетово. Поначалу она безумно меня бесила своими огромными глазами. Ни хрена не знает, а ресницами хлопает. «Ой, Дениска, а как это решать… А как это чертить?» – передразнил он девичий голос. – Меня даже не столько её незнание бесило, сколько нежелание разбираться в этом самой. В общем, злился я на неё, злился, пока…
– … не влюбился, – подсказала я.
– Да. Влюбился. Как дурак. Мы встречались что-то около года. А потом она всё-таки решила уйти с факультета, а я… а я ударился в науку. В общем, всё развалилось само собой. Я хоть искренне скучал, но мне уже тогда хватало понимания, что вместе мы не сможем. А потом… Анька встретила новую любовь, и я… попытался забыть о ней.
– То есть это не она вышла замуж? – вдруг вспомнилось мне его странное признание.
– Она.
– Но вы же расстались.
Я старалась говорить легко, но Денис с каждым моим словом становился всё мрачнее.
– Она позвонила как-то ночью. Я почти ничего не понял, кроме того, что рыдает. Выскочил из дома, на последние деньги заказал такси, примчался к ней… Она сидела на кухне, вся такая бледная и напуганная… Короче, не буду вдаваться в подробности, но в ту ночь Егор впервые её избил.
– Муж?
– Тогда ещё жених. Она так горько плакала, что я был готов лично придушить его, но Егора не было дома, а Аня… Аня умоляла ничего не делать. Всё время твердила, что она сама виновата, что разозлила его… В общем, тогда мы спустили ситуацию на тормозах. Но… он раз за разом поднимал на неё руку. Они ругались, он её бил, она рыдала… он уходил, потом возвращался… она прощала. Правда, я об этом не знал. Если бы знал… то, наверное, ты бы сейчас со мной не разговаривала. Я бы его просто убил, а сейчас мотал бы срок в тюрьме.
– Мне жаль…
– Нееет, это ещё не жаль. Настоящее жаль началось, когда она сообщила мне, что собирается за этого урода замуж. Я тогда на неё так орал, что… что она развернулась и ушла, пообещав больше мне никогда не звонить. А я крикнул ей вдогонку, что никогда не прощу ей этого дурацкого замужества. А через пару недель после их свадьбы он избил её до смерти.
– О боже! – только и сумела воскликнуть я.
– Вот… да, – мрачно закончил он. – Вот да…
До меня только сейчас дошло, насколько он был пьян, раз решился поведать эту историю. Мне было грустно от услышанного, его боль была такой яркой, словно прожигала насквозь, сметая все мои защиты. Поэтому я не придумала ничего лучше, чем несмело обнять Дениса за плечи.
Мы какое-то время просидели вот так, пока на улице не стало совсем темно.
– Ты только не грусти, хорошо? – попросила его. – Если уж совсем приспичит свалить в штаты, то я с радостью выйду за тебя замуж.
Конечно же я шутила, пытаясь приободрить его. Тогда никто не знал, к чему в итоге приведёт нас эта шутка.
***
Наши дни
Рома
– Только не говори, что ты собралась за него замуж из жалости, – честно старался держать себя в руках, но получалось откровенно плохо. Не знаю, чего хотелось больше: рвать и метать либо же просто забиться в угол, отдавшись во власть печали и страданий.
Соня отрицательно мотнула головой. Чем взбесила ещё сильнее.
– Тогда что?!
Её нежелание говорить убивало. Уж слишком огромен был соблазн напридумывать себе невесть что. Отчего-то сознание продолжало упорно рисовать бурный роман между этими двумя, хотя интуитивно я уже чувствовал: между Соней и Денисом ничего не было, кроме странной дружбы, понятной одним им.
– Я… – начала она и замолчала.
– А-а-а-а! – закричал, хватаясь за голову. – Я сейчас либо сам рехнусь, либо тебя… стукну.
– Стукни, – дрожащими губами попыталась улыбнуться она.
И опять этот острый укол сочувствия к ней, когда до одури хочется обнять её и… успокоить, пообещать, что непременно всё будет хорошо и мы обязательно со всем справимся.
Она сидела совсем рядом со мной на земле, пропуская струйки песка сквозь пальцы.
– Не знаю, как тебе объяснить… Не знаю, как сделать так, чтобы ты понял.
– То есть я настолько дурак.
Романова опять мотнула головой.
– Соня, убери эту жертвенность, пожалуйста, – потребовал у неё – выносить это раскаянье становилось невыносимо.
Если честно, то я её не узнавал. Моя Соня всегда отличалась смелостью и боевым характером, постоянной готовностью к великим подвигам и свершениям… А сегодня её словно подменили. Или же это отголоски её депрессии? Соблазн свалить всё на болезнь был слишком велик.
Судорожно сделала вдох и вдруг начала:
– Знаешь, меньше всего на свете я хотела жаловаться тебе на жизнь.
– Да, я это уже понял.
– Но и объяснить тебе своё решение, минуя всё случившееся, было… невозможно.
– Ну, спасибо, что хоть это рассказала, – фыркнул я, на что Романова вдруг резко вздёрнула голову, словно позабыв, что только что пыталась хоть как-то оправдаться передо мной.
– Ну да, наивно было полагать, что ты поймёшь.
– Пойму ЧТО?! – вконец сорвался я.
– Что я сама решила, что должна от тебя уйти, а замужество было лишь предлогом…
***
Месяц назад
Соня
Решение пришло как-то совсем неожиданно… Настолько, что сама оказалась не готова к нему.
Просто шла однажды с пар и наткнулась на Александру Сергеевну, гуляющую в сквере с Никитой. Пока младший Чернов наворачивал круги вокруг фонтана, Саня сидела на лавке и счастливо улыбалась. Было в этой улыбке что-то такое… таинственное и искреннее, невольно наводящее на воспоминания о полотнах великих мастеров, посвящённых Мадонне.
У её ног развалился Бакс, явно уставший от долгой прогулки.
– Сонечка, – обрадовалась она мне, поднимаясь с лавки. Лёгкий поцелуй в щёку. – Как дела твои, девочка моя?
Она часто называла меня своей девочкой, пробуждая во мне извечное чувство вины неведомо перед кем.
– Хорошо, учусь, – заверила я её.
– А мы тут гуляем, – сообщила она очевидное и кивнула головой в сторону Кита, который с видом самого настоящего охотника следил за голубями.
– Поразительно, как быстро он растёт! – искренне восхитилась я. Никитка не попадался мне глаза пару месяцев, с последнего Ромкиного приезда, поэтому скорость его роста была прямо-таки налицо.
– Ещё бы, – гордо хмыкнула Ромкина мама, – дети – они такие. Не успеваешь оглянуться, как уже делают тебя бабушкой.
– Это вы про Стаса.
– Это я про Стаса, – смиренно согласилась я, – про Дама, про Ромку…
Последнее добавление было явно лишним, потому что я аж подавилась.
– Рома? – переспросила на всякий случай. – Я чего-то про него знаю?
Саня задорно мне подмигнула.
– Да нет, скорее, просто к слову пришлось. Но ведь ещё пара лет, вы закончите учёбу, а там свадьба… дети.
Не скажу, что она прямо настаивала, но и в словах своих была уверена на все сто. Готова дать руку на отсечение, что на тот момент в своём воображении она видела меня в пышном свадебном платье под руку с её двухметровой бестолочью.
– Мы ещё… об этом не думали, – проговорила я.
– Ой, – смутилась Александра Сергеевна, быстренько пойдя на попятную, – что вообще несу! Это не моё дело… Просто вы столько лет вместе, что всё это кажется само собой разумеющимся.
– Ничего страшного, – вежливо откликнулась я и поспешила откланяться, сославшись на то, что дома мама ждёт.
Встреча с Саней стала последним кусочком моего пазла. Той точкой невозврата, с которой окончательно стало ясно, что я никогда не смогу сделать Ромку по-настоящему счастливым, дать ему всё то, что он заслуживал: стабильность, семью, детей… И пусть нам было всего лишь двадцать, а большинство наших сверстников даже не помышляло о таком, но в далёкой перспективе ничего бы не изменилось. Потому что я так и оставалась бомбой замедленного действия, которая могла рвануть в любое время, а могла и не рвануть, но от этого не становилось проще. Впрочем, я понимала, что со всеми своими метаниями сведу с ума нас обоих. Он будет страдать рядом со мной, а я буду казнить себя за это.
Оставалось только одно – ставить точку.
Два дня я прокручивала в голове возможный разговор с Черновым. Прокручивала и ревела, ненавидя себя за то, что делаю. Моя депрессия ломилась во все щели девятым валом, грозя погрести меня под собой.
За эти восемь лет мы успели будто срастись вместе, поселиться друг у друга под кожей, сплетясь нервными окончаниями. Не представляла, как это – жить без него, да и понимала: отрывать придётся с кровью.
Одно я знала наверняка: изложи я Ромео свои аргументы, он бы в жизни их не принял. Да и как я могла ему объяснить то, что сама понимала смутно.
– Извини, но я не хочу портить тебе жизнь…
– Извини, но ты достоин лучшего…
– Извини, но мне плохо…
Извини, но я просто очень тебя люблю и хочу, чтобы ты был счастлив.
Неловкую попытку поговорить с ним я всё же предприняла.
– Ром, ты когда-нибудь думал, что, может быть, нам лучше расстаться?
– Не смешно, – вяло отозвался он. Ну да, за эти годы у нас было слишком много шуток на эту тему, чтобы он смог отнестись к моим словам серьёзно. Хотя бы вспомнить его «роман» с Верой, когда Стас буквально бесновался от ревности, а я вот чётко знала, что Ромео мой… только мой.
– Ну а всё же…
– Сонь, пожалуйста, мне сегодня правда не до приколов. Расскажи лучше что-нибудь хорошее.
– Что-то случилось?
– Нет, – поспешно отрезал он. – Просто настроение фиговое.
Это я сейчас знала, что мой звонок пришёлся в момент его переживаний по поводу плохих показателей крови, но тогда я решила, что ему в очередной раз не до меня.
Резать решила наживую, сжигая все мосты для нас обоих.
– Денис, давай поженимся, – нарочито строго попросила я у бедного Белова, который едва не свалился со стула от такого предложения.
– У тебя же эт самое… как её… «любовь»! – с трудом подбирал он слова.
– Ну и что? – флегматично повела я плечом. – Любовь есть, а будущего – нет.
– Только не говори, что он тебя бросил! – тут же засуетился Денис Викторович, подскакивая на ноги. – Да я же ему физиономию разобью!
– Не надо никому ничего бить! – всполошилась я. – Просто… просто давай сделаем так, чтобы всем было хорошо. Тебе нужна жена, в реальность которой поверили бы все, а мне… мне необходимо замужество.
– Что, часики тикают? – неловко пошутил Белов, продолжая офигевать от хода моих мыслей.
Честно попыталась изобразить улыбку, но мне было НЕ смешно.
– Софья, да что с тобой такое?! – Белов всё же решил испугаться за меня.
Собрав всю волю в кулак, выдавила из себя:
– Мне нужно, чтобы Рома меня возненавидел…
***
Почему я думала, что это спасёт нас обоих?
Потому что лучше всего на свете Ромео умел злиться. Это была его самая крепкая броня, позволяющая справиться с любыми невзгодами. Я была уверена. что он скорее справится с ненавистью ко мне, чем с мелодраматичным «я так больше не могу».
А может быть, я просто трусила и так успокаивала свою совесть. Ибо как объяснить любимому человеку, что мы с ним зашли в тупик, я не знала.
Всегда старалась принимать его всего таким, как есть, со всего его загонами и колючками, но сейчас… сейчас было понимание, что больше я не выдержку.
И от этого было стыдно, плохо и страшно.
Наверное, именно из-за этого я и не смогла придумать ничего другого, кроме идеи выйти замуж за Белова.
– Ты уверена? – в тысячный раз спрашивал меня Денис.
Я упрямо кивала головой, стараясь не думать ни о чём.
Идея ему не понравилась, но и шанса попасть в свою заветную программу стажировки он упустить не мог.
Вот мы с ним и были как те мыши, что плакали, кололись, но продолжали есть кактус.
Чтобы не быть голословной и случайно не пойти на попятную, я сначала дождалась подачи документов в ЗАГС, а уже потом, осознав, что пути назад нет, заставила себя позвонить Роме.
Я даже реветь не могла.
Просто несколько часов просидела в своей комнате, гипнотизируя телефон, пока он вдруг не зазвонил сам
«Рома».
Разговор вышел… тяжёлым. Впрочем, другого ждать и не приходилось.
Чернов рвал и метал. И как бы больно ни жалили его слова, винить его у меня не было никакого права. В какой-то момент я не выдержала и пальцы сами прошлись по значку отбоя.
Это был конец.
***
Не пытайтесь найти здесь логику.
Я предала Ромку, променяв его хоть на какую-то иллюзию спокойствия. Что, однако, совсем не мешало мне его ждать… ждать каждый день. Каждую минуту.
Вот такое иррациональное желание, погребённое под толщей разумных доводов и мук совести.
Где-то на уровне подсознания я была уверена, что он приедет. День, два – и он будет ломиться в моё окно с требованиями объяснить случившееся.
Это не было попыткой его спровоцировать. Скорее уж бессознательным желанием, чтобы Ромка приехал и обязательно всё исправил. А он всё не приезжал… день, два, три… неделю.
Заходил Кирилл, который в свойственной ему мягкой манере попытался понять причины моего поведения. Но разве я имела хоть какое-то право объяснять что-то ему, не сказав Роме?
И я молчала.
Денис, все эти дни наблюдавший мои метания, как-то предложил:
– Хочешь, мы всё отменим?
– Нет.
– Уверена?
– Да.
Этот разговор состоялся уже у нас дома. Поскольку я собиралась замуж, хоть и фиктивно, я сочла за благо познакомить Белова с мамой. Она приняла Дениса неожиданно благосклонно. По крайней мере, она поглядывала на него с любопытством, даже старалась вести светские разговоры, а не пряталась в своей комнате, как это бывало с Черновым. Ну разве это не было хорошим знаком? Наверное, было, но вот радоваться происходящему у меня никак не выходило.
А потом случилось то, чего я так хотела и боялась одновременно, – он приехал. Приехал с целой кучей обид, претензий и подозрений. И да, я могла хоть миллион раз признавать его правоту, понимать, что сама сделала всё возможное, чтобы он меня возненавидел, но легче от этого не становилось. Его слова как стрелы пробивали любую защиту, разнося моё сердце на ошмётки.
– Ты беременна?! – орал он на меня. Обида захлёстывала меня с головой.
«Неужели он действительно такого мнения обо мне?!» – крутилась в моей голове навязчивая мысль.
Мало того, что он не торопился ко мне приехать, так ещё и носом тыкал в свои догадки!
– … он только лаять умеет, – вырвалось у меня в отместку. Чувства сатисфакции мне это не принесло, а когда Ромкины глаза наполнились неведомой мне скорбью, и вовсе тошно стало.
Прости меня, прости…
***
Наше время
Рома
– То есть у тебя с ним ничего не было? – ошалело уточнил я, хотя и сам прекрасно знал ответ на сей вопрос.
– Нет, – твёрдо ответила Соня.
Казалось бы, после этого мне должно было стать легче, я даже успел выдохнуть, переводя дыхание, пока до меня не дошёл весь ужас сотворённого Романовой: она просто от меня отказалась. Вычеркнула из жизни, не имея на это никаких адекватных причин, с которыми мы не смогли бы справиться.
И тут мне впервые подумалось, что лучше бы она была по уши влюблена в своего Белова, это я ещё сумел бы понять.
Резко вскочил на ноги. Песок полетел в разные стороны, в том числе и на Соню.
Внутри всё звенело от гнева. Мне хотелось столько всего ей сказать, но слова никак не желали оформляться во что-то понятное, и всё, что я сумел выдавить из себя в этот момент:
– Как ты могла всё разрушить?! Я тебе этого никогда не прощу.
